Пикник на краю одиночества Дубинская Алла

Глава первая

– Играть по правилам – это в жизни важно…

– Это вопрос или ответ?

– Я и сам не знаю.

Он сложил вчетверо сложенный пополам лист бумаги и пожал плечами. И смотрел при этом вроде бы в лицо приятелю, но как-то вскользь, через него. За окном догорал желтый закат. Лучи его полоскались в озерном блюдце, образуя яркую рябь на поверхности, так что Лею, сидящему вполоборота к окну, было больно смотреть на любимое озеро. Он щурился, но изменить свое положение в пространстве не мог, при любом другом на лицо его собеседника ложилась черная маска, как всегда бывает, если пытаешься смотреть на что-то против солнца. Поскольку ежедневно наблюдаемое им закатное зрелище было беспардонно нарушено непривычно ярким для середины лета солнечным сиянием, он решил продолжить разговор. Впрочем, он никогда не любил вести разговоры на закате, да и какие могут быть разговоры? Он знал, каждый закат неповторим. Он видел их за свою жизнь тысячи и все же всякий новый завораживал его и лишал способности к общению на несколько пленительно кратких часов. На этот раз он заставил себя повернуться лицом к приятелю. В конце концов, тот навещал Лея не чаще раза в год. Но Роман все еще сидел, задумчиво глядя в пространство поверх его плеча.

– Когда приедет Катя? – решился Лей нарушить молчание.

Роман встрепенулся.

– Обещала к половине десятого быть, – сообщил он охрипшим от недолгого молчания голосом.

В этот момент яркий луч ударил в край зеркала, висящего в коридоре, и у Лея «молнией» в голове промелькнули, едва схваченные сознанием строчки:

Последним светом зеркала

Горят, прощаясь, на закате.

Луч исчез с зеркальной поверхности, а он вернулся к разговору.

– Будем ждать, – сказал он, пытаясь додумать четверостишие до конца.

Но это никак ему не удавалось.

– Ты не очень удивляйся, когда ее увидишь, – предупредил Роман.

Лей усмехнулся.

– Я видел ее последний раз вроде как лет пять назад. Трудно тут чему-либо удивляться. Я скорее удивлен, что вы теперь вместе…

Он хотел еще что-то сказать, но замер остановленный напряженным выражением лица своего приятеля.

– Дело как раз в этом. Я хотел тебе как раз рассказать, – он нервно покашлял. – Сначала думал просто предупредить, чтобы ты ее об этом не спрашивал. А теперь думаю, расскажу, и ты поймешь. И все станет как прежде.

По комнате наперегонки потянулись тени, и Лей приготовился слушать собеседника, досадуя на этот некстати случившийся посреди такого чудесного заката разговор. Да и какие разговоры могут вестись на закате.

Это было три года назад. Осенью, в октябре, – медленно, словно анализируя каждое подбираемое им слово, начал Роман. – Катя приехала ко мне в Москву. Вдруг, оказалось, она собирается замуж и уехать.

– Так уж и вдруг? – усмехнулся Лей, мысли которого были заняты больше упрямым нежеланием двух стихотворных строчек, родившихся в его голове, превращаться в четверостишие, чем повествованием собеседника.

– Для меня это оказалось вдруг, – без тени улыбки ответил Роман и продолжал: – Мы сидели с ней в баре, говорили о том, о другом. И неожиданно я отчетливо понял, что не должен потерять возможность видеться с ней. И чтобы это предотвратить пойду на все. Не помню точно, что я там нес, только сказал даже, что ревную ее, потому что все еще люблю.

– Сильный ход, – лениво откликнулся Лей по-прежнему завороженный тускнеющими закатными красками.

– Люблю, но не так, как она себе это представляет…

– Так и сказал? – с неподдельным интересом спросил Лей.

Роман кивнул.

– Этим ты, похоже, все впечатление от своих слов смазал.

– Не думаю, судя по результату. Мы провели вместе ночь.

Лей взглянул на него с искренним удивлением.

– Ты хочешь сказать, что без стеснения пошел на такую подлость, испортить ей жизнь во второй раз? Ты же не собирался остаться с ней?

– Не собирался. Только послушай, – предупредил Роман следующую реплику друга.

– Ну, – мрачно вздохнул Лей.

– На следующий день мы договорились снова встретиться, покататься на машине. Она ушла рано утром. Я еще повалялся в постели. Честно говоря, чувствовал я себя не важно. Голова болела.

– Еще бы, – сочувственно откликнулся Лей.

Роман недовольно мотнул головой.

– Я все думал насчет того, что вот мол, она уедет. А я уже не помню времени, когда ее не знал. Странно это как-то будет. Неуютно как-то, словно я выкладывал мозаичную картинку, и вдруг ее часть, пара элементов исчезнет. И тогда все нарушится, понимаешь?

– Понимаю, – вздохнул Лей. – Я тоже иногда люблю мозаикой заниматься.

Роман начал злиться.

– Не строй из себя идиота!

– Ладно, ладно, – примирительно отозвался Лей.

Закат ему казался все более незабываемым, а приезд друга – досадной помехой для привычного течения жизни. Он взглянул на собеседника и понял, что тому непременно хочется выговориться и облегчить душу. Вздохнул и приготовился имитировать заинтересованность. Он любил Романа и испытывал симпатию к Кате, но никогда не мог дочитать ни один сентиментальный рассказ до конца. А Роман уже вовсю старался реанимировать прошлое. И слушатель, похоже, был ему совсем не нужен.

– Мы встретились с ней на Октябрьской. Сил особо не было, чтобы просто так кататься по окрестностям. К тому же она сказала, что ей нужно домой, завтра у них там с ее женихом какая-то вечеринка намечена с друзьями по поводу предстоящей свадьбы. И я решил ее до дома довезти на машине и по дороге где-нибудь съехать с трассы и поездить по проселкам.

– Странно, – перебил рассказчика Лей. – Катя мне всегда казалась девочкой впечатлительной. А тут после всех твоих хитрых изворотов даже никакой мысли у нее, чтобы там жениха бросить, к примеру, – рассуждал он сам с собой.

– Я тоже как-то не ожидал, что так оно мимо у нее все пройдет. Расстроился даже. Но только сначала, минут на пять. Потом решил, так оно лучше. Я ведь и сам не знал точно, что со всем этим делать. С ее незапланированным изменением моей жизни.

– И дальше что? – заинтересовался Лей.

– Мы выехали из города. Болтали о том, о сем. Я решил, что, в общем-то, ничего особенного не происходит. Ну, переедет она за пятьсот километров. Но Катя, как ты знаешь, всегда от меня не близко жила. Да и в последнее время мы с ней встречались раза два за полтора года. Так что, подумалось мне, не все так плохо. Из города выехали. Погода замечательная. Солнце. Тогда в октябре было градусов двадцать. Но осенью двадцать градусов совсем не так ощущаются как летом. Проехали восемнадцать километров, а там новый съезд к аэродрому построили. Мы поехали туда, с асфальта соскользнули и стали искать место, откуда посмотреть, как самолеты взлетают. Нам местные объяснили. Постояли, подождали, да только ничего не увидели. Снялись, отправились дальше. Выбрались на трассу. А там, километров через пятнадцать увидели карьер по правую сторону от дороги, приличный такой по размерам. Решили его обследовать. Это уже часов в половине шестого было. Съехали с трассы. Карьер вырыт так метров пятьсот от шоссе. Подобрались к краю. Офигительно красиво. Солнце падало так, что весь его «ковш» внизу был залит «золотом». Мы пробовали туда на машине спуститься. Хотели прочесать его насквозь, да не вышло. Где-то на середине чаши стоял кран, но как его туда загнали, ума не приложу. Мы рядом покрутились. За карьером на поле длинное строение, похожее на коровник, но только из жестяных листов сложенное, проржавленных местами, дальше за ним тоже тянулось поле. Похоже, его недавно обрабатывали, но забросили. Борозды еще виднелись, но все травой поросли. Мы объехали кругом. Ничего интересного. И вернулись к карьеру. С правой стороны от него, метрах в пятидесяти был лес. Мы там тоже покататься хотели, но на пень какой-то наскочили и решили дальше не рисковать. Остановились у кромки леса. Я вылез из машины по делам. Катьке музыку включил, чтобы не скучала. Зашел в лес. В общем, все в порядке. Собрался возвращаться. Голову поднимаю. И ты представить себе не можешь. Ничего не узнаю. То есть, даже понять не могу, что происходит. Я на два шага от машины отошел, только чтобы не видно было. А тут впереди метров восемьсот леса. И музыка из машины так приглушенно слышна. Я же там дверь не закрыл, думал, сейчас вернусь, да и стекла были опущены. Я не паниковал. Пока и не отчего было. Восемьсот метров – не пять километров. Думаю, пойду на звук и быстро выберусь. Одно мне покоя не давало. Я ведь сюда шел не больше полминуты, как я мог в такой дали оказаться? Да еще как будто темнеть начало. Я стал пробираться на звук. Там лес – такая смесь лиственных деревьев всяких и сосны иногда попадались. А чем ближе к машине появилась еловая поросль. Ветки низко опущены, за футболку цепляются, за волосы. Приходилось продираться. Я взглянул вверх, небо между деревьями опустилось к земле, сумерки поползли. Ну, думаю, Катя сейчас испугается еще, куда я мог деться. Только подумал и навернулся. И на чем сказать трудно. Ни бревна толком, ни сучьев под ногами. Просто какая-то мешанина из листьев. Да так ловко навернулся, что локоть подвернул и с ногой что-то. Такая боль, что не подняться. Рухнул, как подкошенный. А там, на земле кругом иголки рассыпаны так, что удовольствие небольшое. Я от боли калачиком свернулся. Лежу. Потом слышу, кто-то по листве шуршит вроде бы в мою сторону. Я тут духом воспрял. Думаю, Катя догадалась мне навстречу пойти. Доберемся как-нибудь до машины, а там видно будет. С рукой конечно трудновато, но главное на трассу выбраться. Да там и мобильник в бардачке. Так, ты знаешь, ногу от боли свело, что я даже не приподнялся ей навстречу. А шаги возле меня затихли, и вдруг мне как-то тревожно стало. Почему она молчит, если это Катя. Я тут в судорогах корчусь, должна бы отреагировать. Но только это все мгновенье продолжалось, потому что тут она надо мной склоняется. Я голову поднял, повернулся ей навстречу. А это не Катя вовсе, а мужик какой-то бомжеватого вида. Я сразу про это строение на поле жестяное вспомнил. И лицо у него надо сказать было вовсе не располагающее. Я гляжу ему в глаза, стараюсь, чтобы взгляд не выражал беспомощность. Даже стонать перестал. Где-то я читал про охотника, который в Сибири зимой в капкан попал и от волка спасся тем, что «загипнотизировал» его взглядом. Вот так же они в игру играли, кто первый взгляд отведет. Да только мне так долго не пришлось. Мой оппонент усмехнулся и сплюнул. Хорошо, что в меня не попал.

– Ты, – говорит. – Не местный, парень?

– Как ты только догадался?! – разозлился я.

– Ты не хами, – огрызнулся он. – В твоем положении я бы не стал. Похоже, тебя неплохо здесь приложили.

– Никто меня не прикладывал.

– Это ты так думаешь, – сощурился он. – Ты как сюда забрел? Чего тебе тут понадобилось?

– Да ничего нам тут не понадобилось, – проболтался я и тут же пожалел.

Собеседник мой напрягся, я прислушался. Музыку из машины слышно было едва-едва. Как мне в тот момент захотелось, чтобы этот тип оказался туговат на ухо. При его-то условиях жизни и в его возрасте весьма возможный вариант. На вид ему было лет пятьдесят.

– Вам значит, – крякнул он. – Ну да, ну да. Логично. А я думаю, что это он сам в лес поперся, а в машине радио оставил. У нас еще таких предусмотрительных не было.

Последняя фраза мне уж очень не понравилась. Но додумать я не успел.

– И много вас тут? – поинтересовался мой собеседник.

И поверишь, я в этот момент даже боль чувствовать перестал, так перетрусил за Катю. Главное, соображаю, чтобы она не бросилась меня искать. Помощи от нее ждать не приходится, только лишние проблемы. А я сейчас защитник никакой.

– Много, – соврал я.

Лежу и пытаюсь число поправдоподобнее и повнушительнее придумать.

– Врешь, – с энтузиазмом предположил мой собеседник. – Ты тут уже с полчаса валяешься. Так бы давно кто-то нетерпеливым оказался, искать пошел. Раз нет никого, значит вас двое. И скорее всего, это девушка. Смирненько так сидит в машине и тебя ждет.

Тут я сорвался. До сих пор с ужасом вспоминаю.

– Ладно, ладно, Шерлок Холмс! – завопил я, как ужаленный. – Если тебе деньги нужны, помоги до машины добраться!

– Ха, – наклонился он к самому моему лицу и усмехнулся прямо мне в глаза.

Лицо его на всю жизнь запомнил. Темное такое, не то от грязи не то от загара, так что морщины на нем черными полосками пролегли. И глазки маленькие, воспаленные, не помню, какого цвета, но агрессивные такие, озлобленные. Я попытался отодвинуться от него как смог. И сразу боль вернулась. Я вскрикнул.

– Мне нужно, чтобы вы здесь не шлялись! Где вас не просят! – гаркнул он. – А вы все шляетесь!

– Да мы здесь первый раз, – попытался я смягчить впечатление от своих слов.

– Ну не вы, – он выпрямился. – Вы все мне на одно лицо. Один появится, и смотришь, уже людишки поползли. И копают и строят и поганят все вокруг.

– Вы как будто не человек?

– Я-то? – расхохотался он. – Ну, тебе оно, конечно, лучше знать. Да, только я обещал вам больше спуску не давать. Вас сюда никто не звал.

– Так выгоните нас и все.

– Нет, ты, конечно, уникум, – разулыбался он, так что мне почудилось, будто я начал вызывать у него симпатию. – В твоем-то положении и глядишь ты, все никак не уймется, все мне предложения делает. Ты уймись, парень, с тобой все ясно. И суетиться тебе не к чему. Я тебе ничего делать не собираюсь. За меня уже все сделали. Я вот пойду, а ты, если есть охота, выбирайся из леса и убирайся восвояси. Я тебе мешать не стану. Даже предупредить могу. Ты мне что-то приглянулся. Добираться долго придется. А я пошел, мне еще с твоей спутницей разобраться надо.

Он двинулся прочь. Не знаю, откуда только у меня силы взялись, я дернулся ему навстречу, схватил за ногу. Он обернулся и постарался меня стряхнуть. Но я уцепился намертво.

– Ты посмотри, какой поганец! – удивился он. – Я ему свое, а он свое. Я тебя на своем горбе не потащу, не надейся. Я же все тебе объяснил, больше чем надо.

Наконец, боль стала такая, что я не удержался и отпустил руки, только слабо крикнул, чтобы его задержать.

– Постой!

– Я и так стою, парень. Это ты, как гусеница извиваешься. Ну что тебе еще?

– Объясни мне кое-что, – задохнулся я.

– Ну, давай. Коль есть охота послушать, только поздно уже.

Он поднял голову.

– Посмотри, еще с полчаса и темно будет, а твоя мамзель там одна. А может, уже и не там.

Я только тут заметил, что сумерки почти до земли опустились, потому я и его лицо толком разглядеть не мог. Но Катя… даже, если она уже где-то в лесу, вряд ли ей там одной будет хуже, чем потом с этим типом. Я мучительно думал, подбирая тему для возможно долгого продолжения разговора.

– Ты мне объясни, такую вещь, – медленно начал я, еще не вполне представляя, о чем хочу его спросить.

– Ну, – нетерпеливо откликнулся он.

– Здесь же люди работают. Там в карьере кран стоит. И там, на поле что-то было.

– Ну, кран здесь, положим, с того года стоит. А поле уже давно никто не обрабатывал, умник, – огрызнулся он и снова собрался уходить.

– Не-а, не сходится, – отчаянно попытался его задержать.

– Что не сходится? – спросил он заинтересованно, резко обернувшись в мою сторону.

– Ну, кран, например. Я не приглядывался, но голову даю на отсечение, он не проржавел и борозды под ним свежие.

– Ну, про голову, я бы не бросался такими словами на твоем месте. А насчет крана. Так это… так ведь здесь все хорошо сохраняется. А насчет борозд ты лукавишь. Раз такой глазастый, не мог не заметить, что они старые. Только что там трава теперь не растет.

Тут он словно опять что-то вспомнил и озлобился.

– А все от таких вот, – ткнул он в меня пальцем. – До черта ты мне надоел. На твои вопросы отвечать. Тут закон такой, кто до заката пришел, до утра убраться должен. А я с тобой здесь застрял.

– Постой, – я совсем отчаялся.

Похоже из меня того охотника не получалось и путь к спасению для меня должен быть другой.

– Не трогай девушку, – попросил я его. – Девушка совсем не виновата. Это я ее сюда завез.

– Да кто же ее трогать собирается? – усмехнулся он и задумался, молча постоял какое-то время.

Я следил за ним. Пытался угадать выражение его лица, но стало почти совсем темно, и разобрать что-то на расстоянии пяти шагов было трудно.

– Трогай… – задумчиво протянул он. – Это только вы умеете. Все, к чему только руки не дотянутся трогать. А мне это ни к чему. Тебя-то я не трогал, – хмыкнул он.

Я тоже горько усмехнулся.

– Не трогал, а результат один, – сказал я.

– Ну, это я тебе уже объяснял, – раздраженно откликнулся мой собеседник. – Не совались бы куда не надо, был бы с руками и с ногами.

– Да откуда мы знали, что сюда соваться нельзя? – я начал терять терпение.

– Вот вы и всегда так. Везде вам плакаты нужно развесить, сами иначе не сообразите. Достал ты меня, парень. Прощай, – отрезал он.

Я никак не смог его остановить, он просто пригнулся и скрылся за деревьями. Я замер. Прислушался. Ничего. Тишина мертвая. Словно и не лес кругом. И вдруг, меня как прорвало.

– Катя, Катя! – заорал я, как только мог громче. – Катя, беги! – только раз крикнул во весь голос и сорвал его, закашлялся.

Глава вторая

Земля с наступлением темноты, словно окаменела. Холодом до последней косточки меня пробрало. И боль такая тупая началась. Вокруг тишина. Музыки вовсе не слышно, но и никакого движения. То ли слышала меня, то ли нет. Не знаю, сколько времени так прошло. Я пытался еще что-то крикнуть, но голос совсем осип. Я закашлялся после очередной попытки и замолчал. Но тут отчаянный крик раздался. Я понял – Катя, больше некому и отрубился. Не то от ужаса не то от боли или от всего вместе. Катя сказала мне потом, что просидела в машине после моего ухода минут пятнадцать. Забеспокоилась и собралась меня поискать. Музыку решила не выключать, чтобы вернуться на ее звук. Она, на самом деле, всегда неплохо ориентируется на местности каким-то чутьем. Сама она это называет «эффектом лошади». Мол, лошадь всегда найдет дорогу к дому. Но тогда, говорит, ей не по себе стало. Она запомнила примерно направление, куда я ушел, и отправилась туда же. По пути все время оборачивалась. Держала в поле зрения машину. Но уже шагов через пять, когда она оглянулась в очередной раз, за ее спиной была плотная «стена» деревьев. Она сначала растерялась и от испуга или так и собиралась, стала звать меня. Но я совсем ее не слышал, только музыку из машины. Отклика не было. Тогда она решила, что нужно вернуться. Была вероятность того, что мы разминемся с ней в лесу либо я вообще мог уже быть на месте и ждать ее возле машины. Очевидно, ей повезло. Ей двести метров по лесу дались легче, чем мои восемьсот. Она сказала, что бежала стремглав. Сначала пыталась отыскать тропинку, по которой шла. Но заметила, что все тропинки прямо на глазах запутываются, меняют свое направление. Тогда она «включила свой эффект» и побежала наудачу. Из леса она вынырнула, да только не там, где требовалось, возле жестяного здания. Машина была далеко впереди. Она мне говорила, в тот момент строение выглядело угрожающее огромным. К тому же начало темнеть. Да, я забыл, она из машины забрала мою кожаную куртку. Сказала, что прохладно стало, и решила мне поднести.

Она не сразу отважилась обойти строение. Говорит: «Мы, когда его объезжали, оно из окна смотрелось совсем по-другому. А от леса вблизи, словно жилое помещение, словно там кто-то есть. Мне стало как-то совсем не по себе».

У Катьки вообще чутье на такие вещи, она многое заранее чувствует. Я всегда ее интуиции доверял или старался, по крайней мере.

– И мне тут же, – говорит. – Захотелось убраться отсюда подальше. Я собралась с силами и думаю, главное, к машине до темноты добраться. А там объясню тебе все и скорее на трассу. В этот момент я забыла совсем, что ты неизвестно где. Отошла подальше от здания к самому лесу и пошла в сторону машины. Пошла, а не побежала, хоть про себя бежала со всех ног. Странное какое-то чувство было, что бежать нельзя, словно резким движением я могла обратить на себя чье-то внимание. Здание, будто спало, а я боялась его разбудить. Так и шла, глядя в его сторону, как будто следила за спящим человеком. Это длилось мучительно долго. И вдруг, оно закончилось. Просто с левой стороны от меня возникло открытое пространство. Это произошло так внезапно, что я даже обернулась. Здание было на прежнем месте, просто оно осталось позади. Задняя часть его стала растворяться в сумерках, и я ускорила шаги. Удивительно, что не споткнулась тогда, пока шла, оглядываясь назад. И тут я вспомнила, что впереди уже должна показаться машина. Посмотрела туда и увидела тебя. Вернее твою спину. Ты копался в салоне.

«Наверное, – думаю. – камеру ищет, чтобы снимать. Только темновато сейчас для съемки».

А вдалеке, на трассе уже зажглись огни и машины так хорошо, так быстро пролетают мимо этого места. И тут, в первый раз, мне пришло в голову, что мы оторваны от них очутились здесь, словно две разные жизни, там и тут. Но я тогда это как-то смутно почувствовала и не додумала. Странно еще, что меня в тот момент не озадачило, что ты занят своей камерой, а не моими поисками. Но я тогда, вообще, не могла ни за одну мысль «зацепиться». Весь день я копалась в себе и делала все как бы по инерции. Я даже толком не могла понять, хочу тебя еще видеть или нет. Все думала про себя и надеялась, что Вадим позвонит. Вот позвонит, и все станет ясно, как только я услышу его голос. Но он не позвонил, а я не хотела вспомнить, что сама просила его не разыскивать меня в Москве. У него был пунктик на ревности. Он ревновал меня к прошлому, к друзьям, которых не знал. И мы пытались вместе с этим бороться. Но сегодня мне так нужен был его звонок, а он не случился. Я все пыталась выработать у себя отношение к тому, что произошло. Последний вариант был, отнестись ко всему, как к простой неверности. Но Вадиму я, конечно, ничего говорить не собиралась. В конце концов, что такое одна ночь по сравнению с тем, что я его по-настоящему люблю. Да это ничего не значит. Господи, господи, и чему я научилась рядом с тобой. Но когда тебя увидела, я ничего такого не думала, я продумала об этом весь день. А тогда просто побежала к машине. Вернее, хотела побежать, но не побежала. Решила, что раз ты меня не ищешь, то нечего и мне прыть проявлять. А скорее всего, просто не могла никаких резких движений делать. Кажется, я уже сильно устала, еще когда из Москвы выезжали. Стало почти совсем темно, пока добралась до машины. Насколько увеличиваются расстояния, когда ходишь пешком. В нескольких метрах от меня темнел карьер. Сумерки постепенно заполняли его, оседая на дне чаши густым черным туманом. Я уже не могла разглядеть, чем ты там занят. Подошла, а ты роешься под передним сиденьем. Я тронула тебя за плечо. Господи, где был мой внутренний голос, предостерегающий меня во всех случаях жизни, где была моя интуиция?! Такого ужаса я не испытывала давно. Ко мне обернулся парень, на вид ему было не больше двадцати, а может и того меньше. Что можно разглядеть в такой темноте, да еще ожидая увидеть совсем другое лицо? Правда потом я часто вспоминала об этом моменте, как будто, не ошибись я тогда, и все могло пойти по-другому. Со спины он, действительно, походил на тебя. Та же сутуловатая спина в черной футболке и волосы, собранные в хвостик, выбиваются из резинки и рассыпаются по шее темными завитками. Но, когда я увидела его лицо, я страшно закричала, даже подумать не успела. Нет, конечно, успела. О тебе. Я так хотела, чтобы ты сейчас вдруг очутился рядом со мной. Парень осклабился и схватил меня за руку. В левой руке у меня была твоя куртка. Я стала неловко лупить его по руке, пытаясь вырвать свою.

– Ну, что ты бьешься? – как-то примирительно заявил парень, стараясь поймать мою руку с курткой. – Прекрати, дура! – рассердился на то, что я не бросала свои попытки освободиться.

И я прекратила. Просто вся усталость за день навалилась, а он держал меня крепко. Прекратила и заплакала. Так всегда со мной бывает от слабости.

– Сколько тебе лет, что ты так разоряешься? – задал он мне какой-то детский вопрос.

И только тут я пригляделась и поняла, что ему не больше пятнадцати на самом деле. Как ни странно, мне стало как-то спокойнее от моего открытия, хотя в жизни я всегда подростков опасалась больше, чем взрослых. И тут во второй раз ко мне вернулось ощущение, что мы застряли тут в какой-то совсем другой жизни. Не знаю, с чем было связано возвращение этого чувства. Просто этот мальчик показался мне каким-то странным, словно он был подростком из моего времени что ли, из моего детства.

– Мне много, – постаралась улыбнуться.

– Ну, а то я смотрю, ты на мою маму походишь, – вздохнул он, отпустил мою руку и продолжил свои поиски.

Я немного удивилась. Кажется, как-то надеялась, что еще не могу быть похожа на маму пятнадцатилетнего мальчика.

– А ты, что тут в машине делаешь? – спросила я, чтобы как-то переключить его внимание.

Кругом совсем стемнело. Он принес с собой фонарик и положил его на твое сиденье. Свет был только от него. С трассы свет сюда практически не доходил. И тут я подумала, что нужно включить фары, чтобы ты мог отыскать дорогу к машине. В это время парень отвлекся и обернулся.

– Что не видишь? Машину обчищаю, – деловито разъяснил мне.

Я рассердилась.

– Ты спятил? – постаралась сохранять самообладание. – Это машина моего друга. Он сейчас вернется, и мы поедем.

– Так это твоя? – он уставился на меня с любопытством, совершенно проигнорировав мое объяснение. – А я-то думал, откуда она сюда попала.

– Да. Наша, – постаралась как можно тверже и решительнее высказаться я. – Роман сейчас вернется, и мы поедем, – разъяснила ситуацию как само собой разумеющийся вариант развития событий.

Я так увлеклась объяснением с ним, ужас оттого, что ты до сих пор не вернулся, на время как-то отступил.

– Ну, на это я бы не очень-то надеялся.

Отвернулся опять к машине. Меня снова острыми коготками окарябал страх. Я тронула его за плечо.

– Что значит, не надеяться? – спросила я.

Парень обернулся.

– А то, что раз до сих пор не вернулся, значит все, – спокойно констатировал он.

Приступ отчаяния у меня внутри защемил сердце почти физической болью.

– Что ты чушь несешь! Он, знаешь, в каких переделках бывал! А тут из леса выбраться. Да и вообще. Пусти. Мне надо огни зажечь. Он, наверное, просто вышел из леса, как и я с другой стороны и теперь в темноте машину найти не может.

Парень с интересом посмотрел на меня и посторонился. Я забралась в машину и странное дело. Прошло, возможно, полчаса, как я ушла, а салон выглядел так, будто в нем неделю никто не бывал. Не то, чтобы пыль там была, нет просто вид какой-то нежилой, как у квартиры, в которую хозяин возвращается только переночевать. Я безнадежно покопалась с фонариком парня на панели управления. Надо было как-то приглядеться, что тут к чему, укоряла я про себя свою несообразительность. Тут парень схватил меня за пояс и стащил с сидения.

– Дай, я что ли посмотрю, – и сунулся на мое место, так, что я не успела возразить.

Через мгновение зажглись передние фары и он, довольно потирая руки, выбрался из машины.

– Хороший агрегат. На раме. Как я всегда мечтал, – удовлетворенно заключил он, хлопнув рукой по переднему колесу.

– Ты-то, что здесь делаешь? – снова задала я вопрос, потому что не представляла, что можно делать в этой местности без машины.

– Я же тебе говорил, – раздосадованный моей несообразительностью, начал объяснять парень.

По-хозяйски достал из-под твоего сиденья тряпку, начал вытирать руки.

– Увидел тут вашу колымагу и решил поглядеть, может, что мне пригодится.

Я как завороженная наблюдала за его руками. Жест мне показался до того знакомым, напомнил о тебе. Снова вернулся страх и вопросы.

– Ты говорил, что мой друг… что он не вернется. Ты что-то знаешь о нем?

– Не о нем, а об этом месте. Я тут живу.

– Здесь? – я даже закашлялась как всегда от волнения. – Но где? Здесь, по-моему, вообще, жить нельзя.

– По-моему, тоже так, – усмехнулся парень. – Но это же никто не спрашивает, где ты можешь жить, а где не можешь. Живешь и все.

– И где ты здесь живешь?

– Сказано тебе здесь и все тут, – отрезал он.

Взглянул на часы. Они почему-то у него были на обеих руках, но он посмотрел на те, что были на правой.

– На левой – не ходят.

Объяснил он, не поднимая головы.

– Пора уже, а то с пастырем столкнемся.

Он выволок с заднего сиденья твой рюкзак, взвалил его на плечо и, не спеша, двинулся в темноту. Остановился.

– Ну, ты идешь что ли? – обратился ко мне. – Я бы на твоем месте не стал здесь один оставаться.

– А где бы, черт возьми, ты стал оставаться, если бы у тебя друг пропал?! – закричала я.

Страх комком горечи подступил к горлу.

– Но не здесь, – спокойно ответил он. – Ты бы фонарик подобрала с сиденья. Я по дороге тебе объясню.

Не знаю почему, но я послушалась его. Боялась очутиться здесь в одиночестве или просто уже не могла ничего лучше придумать. Взяла фонарик, достала из бардачка твой мобильник, потом решила, что ты можешь вернуться и мне позвонить. Запрятала его поглубже среди твоих винтиков разных, сверху еще положила футляр с очками, хлопнула крышкой. Авось, не найдут, такие вот охотники за чужим скарбом, вроде этого парня. Вынула ключ зажигания и положила в карман джинсов. Взяла свою сумочку, дотянулась до ручки на соседней двери, подняла стекла, вылезла и хлопнула дверцы. Закрывать я не стала. Бессмысленно. Если ты вернешься, то замерзнешь насмерть без куртки возле машины. Еще немного подумала насчет ключа. Все пыталась представить, чтобы ты сделал на моем месте. Ты-то, конечно, остался в машине ждать. Я огляделась кругом. Не могла представить, как буду здесь одна ночью. Но и ключ бросать без присмотра не решилась. Подумала, вряд ли кто-нибудь в такой местности сможет завести твою машину без ключа. Открыла дверь у водительского сиденья, заглянула назад. Странный парень, вывалил все, что посчитал ненужным на пол. Среди этого ненужного была и портативная печка. Я переложила ее вперед. Потом подумала насчет куртки, оставлять не оставлять. Стало холодно и меня уже трясло в своей. Я рассудила так. Тебе печка, мне куртка. Сняла свою, кинула на водительское сиденье. С печкой-то она как-нибудь тебя согреет. Надела твою – на себя. Снова хлопнула дверь.

Потянулась, приложила руку к ветровому стеклу: «Верни его, пожалуйста», – бессмысленно попросила я, словно все зависело от машины, и двинулась навстречу парню.

Он в это время стоял, с удовольствием затянувшись твоей сигаретой.

– Ну что, все проинспектировала? – небрежно приветствовал меня.

– Да! – взорвалась я и ткнула ручкой фонарика его в ладонь.

Он ничуть не обиделся, взял фонарик и двинулся вперед.

– Куда мы идем? – поинтересовалась я через несколько шагов.

– На Кудыкину гору, – усмехнулся он. – Знаешь примету, по дороге не спрашивать.

– Знаю, но я и тебя не знаю.

– А тогда вообще, чего беспокоиться?

– Ты обещал мне объяснить.

Удивительно, но рядом с ним я чувствовала себя спокойно, будто ничего безумного вокруг не происходило.

– А насчет объяснений? Ты мне сначала скажи, куда этот твой друг отправился? – не оборачиваясь, задал мне вопрос.

– Он в лес выходил на пять минут.

– На пять минут, – мой собеседник оглянулся и с интересом оглядел меня: – И что это он там собирался делать пять минут?

Я смутилась.

– Ну, в туалет, понимаешь. Какая, в конце концов, разница, умник!

– Точно, на мать мою похожа. Сама любит вопросы задавать, а как у нее спросишь что-нибудь, сразу заводится.

– Какая я тебе мать? У меня и ребенка такого взрослого быть не может, – рассердилась я.