Пикник на краю одиночества Дубинская Алла
– Да ладно, она у меня давно умерла. Сейчас, сколько бы ей было? – он остановился и, запрокинув вверх голову, задумался.
Наверное, считал.
– Да, Бог с ней, – отвлекся от своих мыслей и двинулся дальше.
– А что же ты тогда меня с ней сравниваешь? – смягчилась я.
Мне как-то сразу стало его жаль, и оттого, наверное, он показался мне симпатичнее.
– Да это я так. К слову. Ладно, о том, что ты там спрашивала. Я говорю, не важный это повод для визита в лес.
Вдруг, он остановился, повернулся ко мне. Лицо его стало серьезным, даже каким-то жестким.
– Не вернется он, вот и все. И пока не спрашивай. Пока сама все здесь не увидишь, все равно не поверишь. Да и наверняка, он там с пастырем встретился. Если нет, еще есть шанс. А так. И кончено. Пошли скорей.
Он двинулся вперед, ускоряя шаг. Я ничего не поняла из того, что он пытался мне сказать. А пока всего не знаешь и не понимаешь, всегда остается надежда. Я подумала, что этот парень – псих, просто походит на нормального. Я ведь видела такое в жизни.
– Постой, – попыталась вернуться к разговору. – Я ведь тоже была в лесу, ну и выбралась же. А он по сравнению со мной вообще очень уверенный человек по жизни.
Парень обернулся, замедляя шаг. Лицо его было раздраженным.
– Ты ничего не понимаешь. В этом месте ничего не зависит от каких-то там способностей. Оно другое, ты понимаешь?! – он выразительно описал левой рукой дугу в темноте: – Это не та жизнь! – махнул в сторону трассы, которую было уже едва видно. – Что ты еще хочешь спросить?
– Кто такой пастырь?
Я пыталась ухватиться как за соломинку, хоть за одно что-то значащее слово в этом потоке непонятной информации.
– Ну, это просто, – он сразу вернулся к спокойному тону. – Это мы его так называем. Кто здесь живет, – ответил на мой вопросительный взгляд: – Он тут всем заправляет, хоть и редко появляется. Не понимаешь? Ну, это как в любом стаде. Вот ведет пастух отару овец в горы. Отара большая. Видят пастуха только те овцы, что рядом с ним. Другие лишь чувствуют его присутствие. И так же с направлением. Даже овцы рядом с пастухом не знают, куда он их ведет. Просто он здесь главный и они ему подчиняются. На уровне инстинкта, понимаешь. Они с этим рождаются. И вот, представь, если отара ну очень большая, к примеру, до тысячи голов. Сколько из них за свою жизнь попадутся пастуху на глаза и на какое время? Наверное, тут, конечно, характер какую-то роль и сыграет. Некоторые к нему сами пробьются. Не знаю, только как там, у овец, а с нашим пастырем такой бы номер не прошел. Ведь каждый пастух тоже свое стадо, свою отару чувствует. Кто там и на что способен. Но я к чему веду. Некоторых овец пастух и видит только на бойне, то есть в конце их жизни. Но и такие, кто никогда его не видел вблизи, всю жизнь ощущают его присутствие, слушаются и боятся с ним встретиться. Теперь, понимаешь?
– Про стадо да, – неуверенно отозвалась я.
– Ну, а с людьми тоже самое, – продолжал он свои разъяснения. – Ты же не думаешь, что они без пастуха обходятся?
– Я как-то для себя этот вопрос еще не решила, – ответила я.
– Ну, это ты там не решила. А здесь для нас этот вопрос давно ясен. Только как я тебе объяснял. Все знают про пастыря. Многие его видели. Да вот во мнениях никак не сойдутся, насчет того, как он на самом деле выглядит. Тут уж великое разнообразие вариантов, – усмехнулся он. – Но ты это еще услышишь. Некоторые только узнали о его существовании от кого-то, вроде тебя и всю жизнь боятся с ним встретиться. Но, по-моему, он сам выбирает с кем и когда ему повстречаться. А с некоторыми, похоже, и не стоит. Так что они напрасно, как те овцы, проводят всю жизнь в страхе.
– Сам-то ты его видел? – задала я давно волновавший меня вопрос.
– Видел, – усмехнулся он. – Думаю, и твой друг видел.
– Но ты же его видел и уцелел, почему же он должен…
– Да ты меня слушала, мамочка, или нет?! – перебил он меня. – Ты на мамочку не обижайся, – спохватился он. – Тебя все равно надо будет как-нибудь представить. И лучше так. А то есть у нас такие энтузиасты, которые все надеются отсюда выбраться. У них просто бзик какой-то на новеньких. Считают, что они им могут помочь.
Я совсем запуталась. Голова болела от усталости и всего, что на меня навалилось. Я встряхнула головой, как будто таким движением можно было избавиться от тупой боли в висках. И сейчас в первый раз за все время пути от машины огляделась по сторонам, хотя смотреть было совершено некуда. Кругом была темнота. Лишь сбоку она лежала у ног черным сгустком на месте прежнего «золотого» карьера. Я обернулась в ту сторону, откуда мы шли. Машину едва было видно. Маленький спящий зверек в темном поле. Мне стало тоскливо от этого зрелища, словно я бросила в темноте беспомощное родное существо.
– Ты что остановилась? Скорей! – подбодрил спутник, дотронувшись до моей руки.
Повернулась к нему и тут, хотя, впереди, в узкой полоске света его фонарика, на несколько шагов были видны только чахлые остатки облетевшего кустарника, я не увидела, а всей кожей почувствовала приближение строения. Мне стало жутко. И тут почему-то, наверное, от безвыходности ситуации я вспомнила про телефон. Достала мобильник из сумочки и увидела безрадостную надпись на экране: «Поиск сети».
– Я бы на твоем месте его отключил пока, чтобы не разрядился, – сочувственно посоветовал парень. – Отключи, будешь позванивать ему время от времени, если надеешься, что он вернется.
– Так ты нашел мобильник? – удивилась я.
– Как же, видел. Они здесь ни к чему. Вот так сеть пропадает и все. Если только друг другу звонить, иногда может получиться. Но ты познакомишься со здешней публикой. Нет тут особой симпатии друг к другу ни у кого, чтобы там звонить. Да и счет пополнять, как ты понимаешь, негде. А ты можешь звонить своему другу.
– Да что тут за место?! Место, место, ты толкуешь, – в отчаянии спросила я.
– Резервация. Только это тоже самоназвание. Нашенское. Мы тут, как в начале Мира, сами всему названия даем. Да ты заранее не пугайся. Просто надо поторопиться. Твой друг видел пастыря, наверняка. А если видел, то проболтался, что ты с ним.
– Он не может проболтаться, – буркнула я.
– Ну, не проболтался. Все равно пастырь у него это выведал и теперь ищет тебя. А учитывая твое взвинченное состояние, я не думаю, что тебе стоит с ним пересекаться.
– Да что он меня ищет? Зачем?
– Что ты кричишь?! Ненормальная, – осадил он меня. – Ищет, потому что ты тоже теперь в его стаде. Я же тебе объяснял. Ты все равно его встретишь рано или поздно. Но, по-моему, в твоем случае, лучше поздно.
– Ты же говорил, что он сам выбирает время встречи. Если так, то и спасаться бессмысленно, – возразила я.
– Не говорил, а предполагал. Это мое предположение. И насчет пастыря это все до чего я додумался. Ты не удивляйся, когда услышишь другие версии. Ты же догадываешься, наверное, что нет в мире таких вещей, понятий, которые абсолютно верно толкуются.
– Наверное. Я уже ничего не знаю. Ни в чем не уверена. Ты мне все мозги запудрил, – безнадежно отозвалась я.
– Ха, «все мозги разбил на части, все извилины заплел»! – смеясь, продекламировал он. – Неплохо сказано?! Где-то я слышал?
– Это Высоцкий, – изумилась я.
Сейчас я уже настолько прониклась безумием положения, в котором очутилась, что процитированные моим собеседником строчки показались мне нежданно возникшим напоминании о полузабытом нормальном существовании.
– Ну, конечно, – поддержал парень. – Опять же, моя мать его любила. С утра, помню, поставит и слушает. Особенно, когда ей совсем плохо было. Да, кстати, чтобы ты знала, меня зовут Скио Либеллус. А то возникнут там подозрения, мать, а не знает, как зовут.
– Постой, постой, – в первый раз за этот вечер я рассмеялась. – Как, как? Да я в век не запомню.
– Глупости, – спокойно возразил мой собеседник. – Обычное имя. Латинское. Если ты латынь проходила, должна сообразить. S-c-i-o L-i-b-e-l-l-i3, – продиктовал он мне по буквам. Тебя же не удивляют другие латинские или греческие имена, Филипп или Александр, к примеру.
– Это-то да. Но у тебя то, это что? Имя и фамилия? – неуверенно переспросила я.
– Ну, мама, я просто не знаю, на тебя, – рассердился парень. – Какое имя и фамилия?! Просто имя. С какого конца хочешь, с такого и зови. Могу даже подсказать. Обычно все меня зовут Скио. Только девушки, которым нравлюсь, выпендриваются и зовут Либеллусом.
– Господи, кто же тебя так придумал назвать? – изумилась я. – Мать или отец? И где твой отец, если мать умерла?
– Отец в Москве живет. Я раньше ходил к нему в шахматы играть. Сейчас, как понимаешь, возможность отпала. Хватит вопросов, пошли.
Я бросила мобильник, который все еще был у меня в руке, в сумочку и поплелась за ним. Через несколько шагов мой страх принял материальную форму. Мы подошли к зданию. Вблизи, со стороны входа оно оказалось совсем проржавевшим. По крайней мере, ворота, по которым вверх-вниз скользил фонарик Скио, пока он рылся в рюкзаке. Достал оттуда какой-то длинный ключ или отмычку и подошел к воротам. Створки были огромные во всю высоту и ширину фасада этого странного строения. Я даже глаза зажмурила, представив, как, открываясь, они сейчас заскрипят. Но я услышала совсем слабый скрип, как от калитки в деревне, и открыла глаза.
– Ты чего уже спишь? Мама, – обернулся ко мне парень. – Не отсвечивай, проходи в апартаменты. Не стесняйся, – подбодрил меня и юркнул в маленькую дверь, вырезанную, по-видимому, в замкнутых намертво воротах.
Я быстро скользнула за ним. На мгновение увидела звездное небо за собой. Странно, что я до этого его не замечала. Скио просунул передо мной руку и, нажав на дверь локтем, затворил ее.
Глава третья
Когда я повернулась, то увидела совсем не то, что ожидала. Я рассчитывала найти внутри строения, по крайней мере, что-то вроде помойки. Первое, что меня поразило, помещение довольно хорошо освещалось. Отсюда оно представлялось ничуть не меньше, а возможно даже внушительнее, чем снаружи и походило на гигантский коровник. С двух сторон, по стенам все пространство его делилось на отсеки, а посередине оставалось свободным, образуя нечто вроде коридора. Только все это и камеры по стенам и открытое пространство посередине показалось мне слишком большим для содержания здесь коров, больше пригодным для животных покрупнее, даже не могу придумать каких. Здесь было относительно чисто, насколько вообще может быть чисто на скотном дворе. Пока я стояла и разглядывала «окрестности», к нам потянулись люди. Они, не спеша, любопытствуя, выходили из своих отсеков-загонов и, подходя поближе, останавливались на некотором расстоянии. У меня по спине прошла волна ужаса и отвращения. Похоже, они, действительно, здесь жили. Напротив нас полукругом, словно в выставочном зале, выстроилась компания из нескольких человек. Мой спутник все это время занимался какими-то своими делами, рылся и перекладывал что-то в твоем рюкзаке. Странное дело, но я никак не могла запомнить лица напротив, даже задержаться на каком-то из них глазами. То ли от страха, то ли от неожиданности их появления. Пока я, молча, стояла в нерешительности, от группы напротив отделился старичок и проковылял к нам. В первый момент я обратила внимание лишь на его трость опрятную такую красного дерева. Она явно шла в противоречие с его костюмом. На старике был какой-то обтрепанный пиджак асфальтового цвета с засаленными бортами и темные не то черного, не то темно-коричневого цвета брюки и совсем не по сезону обутые на босую ногу сандалии. Он приблизился к нам и как-то уж очень церемонно наклонился к Скио, протягивая ему руку.
– А Гередэ4, – тот разогнулся и пожал протянутую руку.
Я заметила, что при этом он брезгливо поморщился.
– Да. Филипп Гередэ, – вдруг старик обратился ко мне: – Представляюсь сам по необходимости. Поскольку наш общий друг не удосужился этого сделать.
– Да брось ты, Гередэ! – раздраженно прервал его Скио. – Хватит церемоний. Это моя мать, если тебе так уж интересно.
– Да? Вот вы слышите?! – вдруг пафосно возгласил старик, обращаясь к группе напротив. – Слышите? Старик Гередэ не такой уж псих как можно было бы подумать.
По рядам собравшихся пробежал шорох.
– Да, – грозно продолжал он. – И я знаю, что многие так думали. Но ведь я оказался прав.
Скио устремился было мимо него, но старик выставил вперед руку и задержал его.
– Я всегда говорил, что вера творит чудеса. И вот, взгляните, – он сделал театральный жест в мою сторону, отчего у меня мурашки побежали по спине. – Мальчик страдал, но он верил. И вот он нашел свою мать.
Ряды зрителей опять зашелестели, тихо переговариваясь. Мой спутник, похоже, потерял терпение.
– Прекрати этот цирк, Гередэ! – почти заорал он на старика. – Ты всех уже достал этой чушью! Моя мать устала и хочет спать. И ты иди к себе, пока тебя опять тут кто-нибудь не обидел, – он наклонился к старику и добавил уже спокойно: – Не нарывайся на неприятности, чтобы не пришлось опять хныкать. Я не приду утирать тебе слезы ночью.
После своего эмоционального всплеска Скио повернулся ко мне, взял за руку и решительно направился вперед по коридору мимо примолкшего старика. Ряды зрителей расступились перед нами. И в этот момент ко мне пришло ощущение, которое иногда появлялось и в моей прежней, нормальной жизни. Ощущение, будто все окружающее меня не более чем декорация. Эти люди, лиц которых я так и не смогла запомнить – марионетки, место, где мы находимся – картонный домик и все вокруг – странная игра, в которую я попала и где ничего не может быть по-настоящему. Мы прошли, словно сквозь строй, через толпу людей и, миновав по коридору несколько отсеков так быстро, что я не успела их рассмотреть, остановились у одного из них. Вернее, перед деревянными ставнями каким-то образом приделанными к бетонным стенкам, по всей видимости, заменяющими дверь. Скио отпустил мою руку и, немного порывшись в твоем рюкзаке, достал оттуда уже знакомую мне отмычку, которой он, похоже, открывал здесь все двери. Я огляделась по сторонам и заметила, что другие отсеки были или вовсе открыты, или занавешены какими-то тряпками-шторами. Скио приметил мое движение.
– Да, тут многие не запираются. Живут так, словно завтра уйдут отсюда. А я как-то не испытываю кайфа от жизни напоказ.
Он открыл створки, и я вошла вслед за ним. В его жилище было сумрачно. Я подняла голову и увидела, что он деревянными досками нарастил себе потолок. Скио нагнулся куда-то в полутьму и щелкнул выключателем. Помещение осветилось тусклым электрическим светом. Наверное, у меня на лице было написано удивление, потому что он пояснил:
– Я тут приспособился к общему генератору. Ты вообще привыкай, мамочка. Мы тут живем изолированно, но что-то воруем у цивилизации. Уйти отсюда нельзя, а воровать можно. Не стесняйся, располагайся как хочешь.
Я осмотрелась. Помещение было довольно просторным, метров двенадцать, наверное. Я так решила, потому что оно мне напомнило комнату моей сестры в общежитии. Только здесь мебели было мало. Если то, что я видела, вообще можно было так назвать. У левой стены стояло что-то вроде деревянного топчана, укрытого сверху непонятно откуда взявшимся матрацем. Но я вспомнила, за каким занятием застала своего знакомого, когда мы встретились, и перестала удивляться. У стены напротив был сконструирован стол из ящиков, в каких хранят овощи. Над столом было нарисовано окно, которого здесь явно не хватало, со шторами по бокам. Довольно искусно. Я улыбнулась находчивости своего приятеля. У правой стены пристроено несколько ящиков, того же рода, из которых был сделан стол, только здесь в них хранились какие-то книги, журналы с изляпаными обложками и желтыми страницами, такими же желтыми как газеты на полу. На газетах лежали всякие детали и разрозненные части планера. Рядом с крыльями на попа был поставлен ящик, очевидно служивший стулом.
– А ты тут недурно устроился, – заключила я свой осмотр.
– Спасибо за оценку, мамочка, – усмехнулся Скио. – Да ты проходи, не стесняйся. Этот дом твой в такой же степени, что и мой.
От этих слов у меня защемило внутри не то оттого, что мне совсем не хотелось обживаться здесь не то от странной нежности, захлестнувшей мои мысли на мгновенье. Я нерешительно прошла вперед.
– Ты не дрейфь, садись на тахту, – подбодрил меня мой спутник, раскладывая на столе приобретения, сделанные в твоем автомобиле.
– Хорошее название, – от неловкости прокомментировала я, присаживаясь на топчан.
– А ты об этом, – обернулся ко мне Скио и усмехнулся. – Странно, что ты удивляешься. Насколько я помню в жизни тоже все так устроено. Одно существует на самом деле, называется по-другому. Мне отец показывал пленку со своей поездкой в Германию. Так то, что у нас пальто называется, похоже, так и назвать то нельзя.
Я была поражена.
– Когда же ты сюда попал. У нас давно все не так.
Скио взглянул на меня с интересом.
– Два года четыре месяца с погрешностью недели в две.
– Эта твоя погрешность не две недели, а лет десять, пятнадцать должна быть.
– Не может быть, – перебил меня Скио и продолжал задумчиво: – Я календарь не вел только первые несколько дней. Хотя, – он улыбнулся. – Говорят, время – вообще понятие относительное.
Скио снова занялся опустошением твоего рюкзака, а я некоторое время сидела, молча, наблюдая за ним, потрясенная тем, что услышала. Скоро меня стал охватывать ужас от безысходности моего положения. Стали посещать страшные догадки, которые не хотела додумывать, опасаясь сделать окончательный вывод о своем будущем. И как всегда, когда у меня начинается паника, я постаралась перевести мысли в другое русло. Но сейчас это как-то плохо получалось, и я решила поговорить со Скио. Все равно о чем.
– Этот старичок, Гередэ – сумасшедший?
Скио обернулся.
– Самое-то дело, что нет. Он назначил себя кем-то вроде заместителя пастыря среди нас. Выслужиться хочет. Ему кажется, что прояви он подобострастие и пастырь его отметит за его старание. Он попал сюда раньше всех. Говорят, до этого он был каким-то небольшим чином в КГБ, и даже вроде убежденным сталинистом. И теперь он с такой же убежденностью верит в пастыря. Только тут другое дело. Еще говорят, что он и пастыря то никогда сам не видел. Он, конечно, считает по-другому, но, когда речь заходит о пастыре молчит с глубокомысленным видом.
– Он вроде бы не вредный, – предположила я. – За что ты так с ним?
– Ну, наши с ним отношения – это вообще особая история, – усмехнулся мой собеседник. – Он меня пытается опекать, не знаю, с чего я ему так приглянулся. Так что между нами всегда бои местного значения.
– А что он тут про веру толковал, я не поняла? – вспомнила я разглагольствования старика.
– Он тут теорию создал. Хочет быть здешним мессией. Что-то вроде прибежища для всех сирых и убогих.
– Да у вас тут жизнь не очень-то радостная, – поежилась я. – Зачем ты так зло? Людям надо во что-то верить, наверное.
– Ну и точка зрения у тебя! – хмыкнул Скио. – Значит, если тяжело живется, стоит в кого-то поверить, на кого-то сложить ответственность за то что происходит. Похоже, вы со стариком споетесь.
– Ты меня не понял. Я просто хотела сказать, людям, мне кажется, это свойственно, в тяжелую минуту искать себе заступника.
– Ты-то сама в кого-то веришь? – примирительно поинтересовался Скио.
– Во что-то, конечно, верю.
– Во что-то все верят. Это не ответ, – решительно заявил мой оппонент: – Я спросил, в кого-то ты веришь? В смысле, что кто-то несет ответственность за тебя и твои поступки помимо тебя.
– Насчет поступков, нет, конечно. Но в остальном я еще не определилась.
– Атеистка, значит, – заключил Скио.
– Если ты имеешь в виду мое отношение к вере, то я не атеист, просто неверующая. Моя мама говорит, что между ними есть разница. Первый пытается навязать свое неверие другим, а второй просто определяется сам.
Скио улыбнулся.
– Если верить твоей маме, то я, мамочка, разделяю твои убеждения.
За моей спиной раздался тихий напряженный звук. Скио сразу насторожился. Правая створка косо приоткрылась. В щели просунулась голова старика. Только сейчас я сумела разглядеть его лицо. Загорелое, испещренное морщинами, как обезвоженный перец, с коротким прямым носом, искривленным в хитрой ухмылке тонким жеваным ртом под ним и парой маленьких хитрых необычайно ярких для такого лица и такого возраста голубых глаз. Общее впечатление довершала густая желто-белая шевелюра, торчащая в разные стороны как на портретах Эйнштейна.
– И какие же я скажу, долгожители в вашей родне! – он, похоже, налег на приоткрытую створку своей тростью, стараясь проникнуть к нам. – Мое почтение, – церемонно кивнул мне.
– Гередэ, тебя тут никто не ждал. Если пожрать пришел, то и вовсе нечего. А говорили мы с мамой, а не с тобой.
– Да, мальчик ваш тут несколько одичал без вас, – на мгновение, прекращая свои попытки, доверительно обратился ко мне непрошеный гость: – Я ведь, позвольте, случайно услышал, уже постучаться хотел, когда этот занимательный факт дошел до моих ушей.
– Что же не постучался? – огрызнулся Скио.
– А мы только что про вас вспоминали, – постаралась я разрядить обстановку.
Старичок удовлетворенно протиснулся в дверь, очевидно, считая мое вступление в разговор разрешением войти.
– А с дураками всегда так, – улыбнулся он. – Только вспомнишь его, он и появится.
Я рассмеялась.
– Ну вот, теперь мы от него не отделаемся, – недовольно высказался в мою сторону Скио.
А старик уже тут как тут устроился рядом со мной на «тахте».
Глава четвертая
– Прохладно, – сказала я просто, чтобы что-то сказать, ежась скорее от присутствия рядом неприятного старика, чем от холода.
Правда, у меня начали ныть ноги, как всегда от сырости. Стылый холодок неумолимо поднимался вверх по моим икрам.
Старик с любопытством взглянул на меня.
– В этакой куртке и вам холодно? – похоже, искренне изумился он.
Я поджала под себя ноющие конечности и поежилась.
– Не то чтобы холодно. Просто у меня больные ноги, а тут бетонный пол.
– Ничего, сейчас печку затопим.
Услышала из-за спины. Я обернулась. Скио встал на одно колено рядом с тахтой и с сосредоточенным видом принялся извлекать какой-то предмет. Наконец он вытащил на свет нечто виденное мной, пожалуй, только в военных фильмах. Что-то вроде печки-буржуйки.
– Самодел, – с долей бахвальства пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.
– Да, парень у вас башковитый, нечего сказать, – угодливо заявил старик.
Дальше, некоторое время мы оба, молча, наблюдали, как Скио ловкими быстрыми движениями достает сложенные под столом сухие ветки, распиленные на четыре части березовые чурочки и растапливает ими печку.
– Придвинься поближе, – взял меня за руку, заботливо обратился ко мне.
Только тут я поняла, как устала за этот длинный и весь предшествовавший ему день. Мне захотелось прилечь на тахту, я сладко предвкушала, как стылое помещение наполнится теплом. Этой воображаемой идиллии мешало только одно – присутствие непрошеного гостя. И тут в первый раз я почувствовала в отношении Гередэ то раздражение, которое испытывал к нему Скио. Я очнулась через секунду, словно на мгновение уснула. Очнулась, потому что Скио сидел на корточках передо мной, держа мои руки в своих ладонях и глядя в глаза. Я даже не могу объяснить точно с каким чувством. Может, это было сочувствие, а может еще что-то, но так, будто он обо мне беспокоился.
– А я все-таки думаю, что вы прекрасно сохранились для матери этого мальчика, – раздался хриплый голос старика.
Я вся напряглась и мгновенно возвратилась к реальности. Опять появился страх и мысли о тебе. Скио резко поднялся, выронив мои руки из своих ладоней.
– Гередэ, я собираюсь терпеть тебя в том случае, если ты проведешь вечер так, чтобы мы не чувствовали твоего присутствия. А еще лучше будет, если ты просто сгинешь, чтобы мы не вспомнили о тебе до утра.
Я прислонилась к бетонной стене и вытянула ноги к огню. Теперь меня не коробила резкость Скио по отношению к старику. Сам старик после замечания Скио втянул голову в плечи и насупился. Не то обиделся, не то испугался. Но я ошиблась. Я не успела даже почувствовать, как тепло подбирается к моим застывшим пальцам, как он оживился.
– Дорогие мои, как вы смотрите на то, чтобы поесть?
– Кроме твоего обращения, все остальное не лишено смысла, – мрачно отозвался Скио. – Учти только одну деталь, когда есть хочется, а нечего, такой вопрос звучит как оскорбление.
– Я совсем не имел желания опустошать ваши запасы, – уничижительно продолжал его собеседник.
– Тем более что их нет, – прервал его Скио.
– Я тут картофельных драников наготовил. Ждал подходящей компании.
– Где только можно здесь картофель найти? – прервала его уже я.
– Потом объясню, – тронул меня за плечо Скио.
– Мда, – протянул старик и сощурился на мальчика каким-то недобрым взглядом. – Он объяснит. Ну, так что? – непринужденным тоном продолжал он. – Тащить что ли?
Я удивилась, как он легко перешел с витиеватой и какой-то вымученно выспренной манеры изъясняться на нормальную речь. Как будто стянул маску. Я взглянула ему в лицо. Оно было тронуто усмешкой, но оставалось непроницаемым.
«Сколько у него еще может быть масок?» – подумала я.
– Давай, неси, – откликнулся Скио, как будто оказывая ему услугу.
Старик с неожиданной прытью соскочил с тахты и, приоткрыв одну из дверных створок, исчез за ней. Скио тотчас скользнул к дверям и резко прикрыл их, потом повернулся ко мне. Лицо мне было встревоженным.
– Никогда не задавай вопросов посторонним, – вполголоса предупредил он. – Поняла?
Я растерянно кивнула.
– Только у меня можешь спрашивать. И…
Сзади Скио через дверь толкнул возвращавшийся старик. Скио посторонился, пропуская его. Я не знала, слышал ли он то, что сказал мне Скио, но теперь меня уже не покидало чувство тревоги. И мне почудилось, что, войдя, старик смерил нас многозначительным взглядом. Хотя, впрочем, через секунду он уже весь был поглощен счастливым созерцанием маленьких картофельных лепешек разложенных на красивой фарфоровой тарелке, по ободку которой семенили искусно выписанные пастухи и пастушки. Я уже открыла рот, чтобы поинтересоваться, откуда у него такая посуда, но, заметив предостерегающий взгляд Скио, так и закрыла, ничего не сказав.
– Вот, мои хорошие, – не понятно к нам или к драникам обратился Гередэ. – Сейчас попируем. Я тут еще травки для чая припас. Вот и ладно будет.
Он с осторожностью поставил блюдо на стол.
– Да. Ты, конечно, рассердишься, – обратился он к Скио. – Но так уж вышло, что я догадался. У тебя раньше не было рюкзака, а теперь есть. Значит, ты его нашел. А не было ли там пива? Страсть как давно хочется пивка глотнуть, – объяснил он мне и опять обратился к Скио, видя, что тот снова начинает раздражаться: – Я даже не спрашиваю, где ты его взял. Хотя, заметь, если бы все наши были такими внимательными как я, то от вопросов ты бы так просто не отделался, – он поднял руку, чтобы предотвратить бурю возражений со стороны Скио. – Я просто спросил про пиво и все.
Поразительно, но Скио, в этот раз, не набросился на Гередэ с угрозами, а спокойно произнес:
– Там не было пива. Но, валяй, спрашивай, тебя ведь не это на самом деле интересует.
– Не только это, по правде сказать, – смиренно поправил Гередэ. – Но я не решаюсь задавать тебе вопросы, зная, как ты болезненно на них реагируешь.
– Ладно, – Скио запнулся, словно сглотнул подступивший к горлу комок. – Я нашел его в машине, которая попала в аварию. Так что не надейся, что сможешь там порыться, ее уже откатили эвакуатором. Наверняка.
Читать бесплатно другие книги:
