Три богини судьбы Степанова Татьяна

Глава 10

ЛАРИСА ПАВЛОВНА

Домой на Малую Бронную сестры не опоздали. Первой в этот день клиентке было назначено на половину пятого. Августа даже успела сытно пообедать бифштексом с жареной картошкой.

Клиентка оказалась чрезвычайно толстой женщиной – с белыми крашеными волосами, густой челкой, закрывавшей лоб, и огромным количеством бижутерии. Несмотря на то что она нещадно красилась и явно молодилась, выглядела она на свои годы – за шестьдесят. Приехала к дому сестер она на «Шевроле», причем сама была за рулем с сигаретой в зубах.

– Записана как Лариса, – сказала Руфина сестре. – Проблемы все те же – пропажа без вести близкого ей человека. Ну почему они все с этим идут именно к нам…

– Я позову Нику и прослежу, чтобы с трусами на этот раз было все в порядке, – Августа направилась к лестнице на второй этаж. – Разберись пока без меня.

По приглашению горничной клиентка Лариса ждала в зале, с сигаретой она так и не рассталась. Руфина, войдя, приветливо с ней поздоровалась, подвинула мраморную пепельницу – чувствуйте себя как дома, я понимаю, как вы взволнованы.

– Итак, я слушаю вас очень внимательно, сейчас придут мои сестры, и мы начнем работать над вашей проблемой. – Руфина оценивала посетительницу: явный мандраж, хочет верить во все и одновременно во всем сомневается. Натура подозрительная, недоверчивая и одновременно легковнушаемая. Что ж, это как раз и неплохо.

– Я пришла к вам, потому что, с одной стороны, мне не к кому больше обратиться по этому вопросу, – голос у клиентки был прокуренный, скрипучий, – а с другой – вы лучшие в своем деле, я читала в газете… Не помню в какой… может, даже в «Комсомольце», про вашу матушку. Когда я была еще молода, все говорили о ней как о новой Джуне… Ванга, Джуна и Саломея. А это правда, что она лечила Брежнева?

– Брежнев умер, кто бы его ни лечил, от смерти вылечить нельзя.

В зале появились Августа и Ника. Ника выглядела бледной и какой-то вялой. Ноги ее были голы, она куталась в черное мохеровое пончо.

– А вы будете все втроем мной заниматься? – полюбопытствовала клиентка Лариса. – Ишь ты как.

– Представьтесь и расскажите нам о себе немного, ну что хотите, – попросила смиренно Августа.

– Ну я… что я… Лариса Павловна меня звать, была я замужем несколько раз – неофициально, правда, но это не имеет значения, у меня взрослые дети, с материальной точки зрения я вполне обеспеченная женщина, у меня свой бизнес, так что я оплачу все расходы, если что… если вы отыщете его для меня.

– Так, снова поиски, – Руфина кивнула. – Близкий вам человек?

– Был… точнее, и сейчас им остался, иначе бы я не пришла к вам.

– Ваш родственник?

– Он… нет, он мне не родственник, он… – клиентка Лариса Павловна глубоко затянулась сигаретой и смяла ее в пепельнице.

ИСКРЕННЕ ВОЛНУЕТСЯ – отметила про себя Руфина.

– Он мой любовник, точнее, был им когда-то.

– Будет лучше, если вы все же расскажете нам о нем сами, наши вопросы вас, как я вижу, нервируют, – сказала Августа и повернула кресло к окну, жестом приглашая сестру Нику садиться, начинать.

Ника снова села спиной к клиентке. Казалось, она была где-то далеко, ничего не слушала из того, что говорили в зале. Мягкий вечерний свет золотил ее волосы, делая слегка расплывчатым овал лица, – Ника в этом неверном обманчивом свете казалась моложе своих лет. Вот веки ее дрогнули, она чуть подалась вперед, потом назад и начала мерно покачиваться в кресле словно темный маятник и что-то еле слышно напевать.

– Она что… это так надо? – шепотом осведомилась Лариса Павловна.

– Не беспокойтесь, наша сестра уже отправилась в путь. Она поможет вам, как и мы. Рассказывайте, – поощрила Руфина.

– Ну что особо рассказывать-то… Жили мы с ним, я души в нем не чаяла. Все ему, все для него. У меня, понимаете, уже тогда была проблема – возраст, а он молодой, здоровый… Здоровый бугай. Счастливы мы были несмотря ни на что. Я счастлива была, с сыновьями – они уже у меня тогда совсем взрослые стали – как-то все это улаживала. Им не шибко нравилось, но терпели, потому что любили, уважали маму Лару – меня то есть. А потом в один день все разом и кончилось, как отрезало. Пропал он, не вернулся ко мне. Да, вам же имя надо… Евгений имя ему.

– И как давно ваш Евгений пропал? – спросила Августа.

– Одиннадцать лет назад.

– Однако срок, – покачала головой Руфина.

– А в каком месяце это было? – снова задала вопрос Августа.

– Летом, да разве в месяце дело, – Лариса Павловна обернулась к ней, – Женька… он же муж мой был, последняя моя любовь и так со мной поступить – бросить, уйти!

– Так вы уверены, что он вас бросил? – Августа смотрела на Нику – как она там в своем «путешествии». – Отчего же вы, записываясь на прием, сказали, что «пропал без вести»?

– Так нет его нигде, и вестей о себе, мерзавец, не подает.

– Может быть, он за эти годы уже успел жениться, семью завел? Одиннадцать лет большой срок, – Руфина старалась говорить как можно мягче.

– Это мне без разницы, я только хочу найти его, в глаза ему поглядеть, – Лариса Павловна всхлипнула, скривила густо накрашенный рот. – Я за эти годы… думала – забуду, нет, не могу. Хочу найти, в глаза ему посмотреть, спросить, как же ты мог, Женька, я ж так тебя, подлеца, любила!

ФАЛЬШИВИТ – отметила про себя чуткая, как барометр, Руфина. ИСКАТЬ ЧЕРЕЗ СТОЛЬКО ЛЕТ СБЕЖАВШЕГО ЛЮБОВНИКА? СОВСЕМ, ЧТО ЛИ, ОНА СПЯТИЛА?

– Я все же не понимаю, дорогая моя, зачем вам все это нужно? Бередить старую рану… Не проще ли забыть?

– Да не могу я забыть! Извелась вся, вон похудела даже, – Лариса Павловна хлопнула себя по выпуклому животу. – Я чего к вам пришла? Вы ж это… ищете пропавших – по фотографии, по вещам. Я в газете читала, может, и моего найдете? За гонораром я не постою и вообще за расходами. Хочется найти, встретиться с ним, может, до чего и договоримся.

– Вы надеетесь, что ваш друг вернется к вам? – спросила Августа.

– А почему нет? Как там у него жизнь сложилась? А я женщина обеспеченная.

– Ну хорошо, спорить тут нечего, раз вы так этого желаете, – Августа тоже говорила с клиенткой мягко. – Вы принесли нам его снимок или…

– Карточки у меня его нет. Были, конечно, но за одиннадцать лет не знаю куда делись. А из вещей – вот, нате.

Она нырнула с головой в огромную кожаную сумку, долго рылась там и наконец достала свернутый мужской ремень – кожаный, с тяжелой пряжкой.

Августа взяла ремень и, не разматывая, осторожно вложила плотную кожаную массу в ладонь Ники. Та какое-то время была неподвижна, потом накрыла вещь другой ладонью, откинулась на спинку кресла и опять словно бы задремала.

Сеанс начался.

– Вспомните тот день, когда Евгений пропал, то есть ушел, – попросила Руфина.

– Скажите уж прямо – бросил меня. А ведь я одиннадцать лет назад еще о-го-го была. С весом, конечно, всегда у меня проблема, но он полных любил, сам говорил: есть за что подержаться. А в тот день… да обычный был день, самый обычный. Ждала я его к вечеру, а он не приехал. И ни звонка, ничего, как отрезал. Я искала его, думаете, не искала? Искала, – Лариса Павловна достала новую сигарету. – Но в Москве его не было, это точно. Куда-то подался соколик. Может, на юга, может, и того дальше.

– Но вы уверены, что он жив? – спросила Августа.

– Алкашом он не был, наркоманом тоже, это они загибаются, а он здоровый бугай… Я тогда и в больницы звонила – думала, может, в аварию попал. Нет, просто сбежал, живет себе где-нибудь, в ус не дует, – Лариса Павловна вдруг спохватилась, словно сказала что-то лишнее. – А может, как раз и плохо ему, жизнь не сладилась, а тут я – вот, мол, сокол, помню нашу с тобой любовь.

– И вы через столько лет простите ему?

– А как по-вашему – стоит простить?

Но Августа не успела ответить. Со стороны кресла послышался какой-то странный звук – то ли хрип, то ли клекот, невозможно было представить, что ТАКОЙ ЗВУК может издавать человеческое горло.

Руки Ники – со скрюченными, сведенными судорогой пальцами, взметнулись над головой. Кожаный ремень с пряжкой, распустившийся на всю длину, трепетал в ее руках как живой. Точно коричневая змея. Ника обернулась – лицо ее дергалось, глаза вылезали из орбит, она силилась что-то сказать, но язык не повиновался ей. Внезапно резким движением она обвила ремень как змею вокруг своей шеи. Секунда – и она резко дернула за концы, затягивая на своем горле петлю.

Августа и Руфина бросились к сестре, та рухнула на ковер, извиваясь и хрипя, все сильнее и сильнее затягивая на своем горле ремень-удавку.

– Руки ей держи! – крикнула Руфина, прижимая тело младшей сестры к полу.

Огромным усилием Августа впечатала правую руку сестры в паркет, одновременно силясь разжать ее мертвую хватку, отпустить ремень, ослабляя петлю.

– То самое, чего я так боялась! – Руфина и сама уже задыхалась – от борьбы, от тревоги, от неожиданности. – Это припадок… у нее припадок!

Глава 11

ЧЕЛОВЕК ЗА СТЕКЛОМ

– Ему что-то мешает. И я бы хотел узнать, что это такое.

Это было произнесено в белом больничном коридоре, вполголоса, однако таким тоном, что Катя запомнила эту фразу надолго.

Посетить Центр судебной психиатрии оказалось не так уж и сложно. Арбатского убийцу Романа Пепеляева отправили на судебно-психиатрическую экспертизу сразу после предъявления ему «рабочего» обвинения. Видимо, следователь прокуратуры не считал для себя возможным продвигаться в расследовании дальше без официального заключения о психическом состоянии Пепеляева. Катя позвонила Левону Михайловичу Геворкяну – ведущему специалисту центра, которого знала и по прежним делам, и по лекциям, иногда он читал их в Главке во время служебных занятий.

«Хочу на него взглянуть» – конечно, это было не лучшей фразой, но как-то половчее соврать у Кати не вышло. К тому же профессор Геворкян знал ее как облупленную. Однажды даже заметил: «Голубушка, любопытство тоже в каком-то роде психическая аномалия». Позже Катя узнала, что Геворкяну звонил и полковник Гущин. А с полковником Гущиным они вместе съели не один пуд соли.

– Все жаждут на него взглянуть. Студенты-практиканты так и рвутся, – это Геворкян сказал Кате, приехавший в центр, встречая ее на проходной, более похожей на военный блокпост. – Хотелось бы, конечно, умерить весь этот ненужный ажиотаж вокруг его персоны, но пока это невозможно.

– С моей стороны это не праздный интерес, Левон Михайлович, я хочу сделать об этом происшествии статью. Вы же знаете, Пепеляева там, на Арбате, обезвредил именно Федор Матвеевич, – Катя постаралась, чтобы это вышло у нее как можно солиднее.

Но мудрый Геворкян лишь прищурился: конечно, конечно, и тем не менее, голубушка…

– Он по-прежнему молчит? – спросила Катя.

– Нет, отчего же.

– Начал давать показания? – Катя тут же нырнула в сумку за блокнотом. – Неужели? Как вам удалось? На всех допросах в прокуратуре он молчал, насколько мне известно.

– Он молчал на первых двух допросах. Потом были произведены очные ставки с несколькими свидетелями, находившимися в тот вечер на Арбате. Вот тут, в присланных вместе с постановлением о назначении экспертизы материалах… в частности, очная ставка с гражданином Зуевым… так… Здесь много написано, – Геворкян надел очки. – Это уличный торговец сувенирами. Он показал, что сначала видел Пепеляева на верхнем этаже строящегося здания, расположенного возле театра. У него в руках был пистолет, и он целился… Вот тут этот торговец говорит: «Он целился прямо в толпу». Но выстрелов сверху не последовало, и свидетель потерял его из виду. А через несколько минут началось… то, что началось, вы знаете, Екатерина. Вся Москва знает.

– На этих очных ставках Пепеляев говорил?

– Нет.

– Так, значит, он все-таки отказался от показаний? А у вас здесь начал…

– Ну, то, что он говорит нам здесь, я бы не взял на себя смелость назвать ПОКАЗАНИЯМИ. – Геворкян снял очки. – Он был к нам доставлен в крайне неудовлетворительном состоянии, пришлось принимать срочные меры медицинского характера.

– Но… доктор, я не понимаю, – Катя насторожилась. – Конечно, во время задержания Пепеляев пострадал, там такая ситуация была… Удивительно, как его вообще не линчевали.

Геворкян листал материалы.

– Значит, любопытно на него посмотреть, – сказал он. – М-да… а ведь простое дело с точки зрения уголовного процесса. Факт убийств налицо, оружие изъято, более двух десятков свидетелей, опознавших его. Виновность в суде будет доказать несложно. Так что же вас, коллега, в этом простом деле смущает?

– Это, по-вашему, простое дело? – Катя даже встала. – Это – простое?

– Что вас беспокоит?

– Мотив. Самое главное – мотив. Почему?

– А если мы так никогда этого и не узнаем? Что, так уж трудно с этим смириться?

– Мне кажется, Левон Михайлович, вам как профессионалу, как врачу намного труднее с этим смириться, чем мне. Я просто хочу написать статью для газеты, максимально достоверную. И меня интересует мотив этого преступления.

– Вас интересует… Душевный порыв, мгновенный импульс… жгучий интерес. Неужели движение души важнее разума? А что говорит разум на все это? Он труслив и осторожен, порой он предостерегает от таких вот мгновенных импульсов. Вам и мне «интересно», но, возможно, мы никогда так ничего и не узнаем. И быть может, это только к лучшему.

– Я не понимаю вас.

– Гущин сказал мне, что вы присутствовали при обыске по месту его проживания. Я бы тоже хотел взглянуть на его жилище. Это какой-то склад?

– Дом, развалина рядом со Славянской площадью. Там кое-как отремонтирован только первый этаж, был магазин когда-то, судя по всему, а теперь обувной склад. Пепеляев там жил, потому что дорого квартиру было снимать, так нам в его фирме объяснили. Запущенное, грязное помещение, хотя одежда, которую он носил, содержалась им в относительно пристойном виде. В принципе там нечего было смотреть – рухлядь какая-то и сплошные обувные коробки. Одна деталь, я думаю, крайне важная. Знаете, какая? Застарелые следы крови – на вещах, на полу. На стене даже кровью что-то нарисовано. Какая-то абракадабра. Во время обыска все это было зафиксировано, снято. Я подумала: уж не прикончил ли он там кого до того, как пошел расстреливать? Но… не знаю, они эту версию как-то и рассматривать не стали, хотя обыск провели очень тщательно. И вообще у меня там сложилось впечатление, что Елистратов из МУРа и все его сотрудники, которые дело ведут, что-то темнят.

– Следы крови… это уже интересно, – Геворкян что-то отметил себе. – Надо будет уточнить, чтобы нам прислали копию заключения биологической экспертизы.

– А зачем это вам?

– Я думаю, что это его кровь, но пусть будет подтверждение.

– Его кровь? – Катя насторожилась.

– После той очной ставки с торговцем сувенирами они там, в прокуратуре, снова попытались его допросить. Тут вот у меня копия этого допроса, можете ознакомиться.

Катя взяла ксерокопию бланка допроса. Так, все напечатано… следователь сам заполнял «шапку» бланка. Имя, фамилия, год рождении, место рождения… Адрес прописки… регистрация… Прописан в Твери, место регистрации – Москва, Северо-Западный округ… Значит, отвечал Пепеляев на вопросы, пусть общие, стандартные, но отвечал! Вопрос следователя: «По какому адресу проживаете в настоящее время?» Есть ответ, он записан: «Снимал однокомнатную квартиру возле станции метро «Тимирязевская», затем переехал в квартиру на Люблинской улице». Вопрос следователя: «Когда это было?» Ответ: «Это было в прошлом году».

Вопрос: «Где проживаете в настоящее время? Как давно?»

На этом коротенький протокол обрывался. Внизу на бумаге какие-то пятна, отчетливо зафиксированные ксероксом.

– Как пояснил мне следователь, он задал этот вопрос – традиционный вопрос – Пепеляеву несколько раз. И ему показалось, что тот собирается ответить. Но он не ответил, он прокусил себе руку до кости. Пришлось вызывать врача и накладывать швы.

– Швы?

– Следователь сказал: «Он вцепился себе в кисть как гиена, я ничего подобного в жизни не видел, мы все еле с ним справились, не то бы он пальцы себе откусил». – Геворкян встал из-за стола. – Пепеляев прибыл к нам в центр в крайне неудовлетворительном состоянии, в ходе осмотра мы обнаружили на его теле множественные раны – в основном это резаные ножевые раны и укусы. Видимо, речь идет о длительном самоистязании, если, конечно, не будет доказано чье-то вмешательство со стороны.

– Он сумасшедший, – Катя покачала головой. – Вот оно все откуда идет. Причина убийств – его безумие.

Геворкян – ведущий специалист Центра судебной психиатрии – посмотрел на Катю и ничего не сказал.

– Но я все же могу его увидеть? – спросила Катя.

– Да, раз уж потрудились сюда приехать. Он сейчас в одном из наших специализированных боксов. Идемте.

Они шли по длинному белому коридору. Их обогнала целая процессия студентов – все в халатах, ужасно серьезные, деловые. Геворкян поздоровался с их куратором.

– Веду их сначала в семнадцатую, а потом, конечно же, в третий, – на ходу бросил тот.

Все как водится в научных учреждениях – работа, практиканты, лекция с демонстрацией…

И тем необычнее прозвучали слова Геворкяна в коридоре, показавшемся Кате еще более пустым и гулким после студенческого косяка.

– Когда с ним основательно поработали врачи, он какое-то время чувствовал себя значительно лучше. Это был ясный момент его сознания. Я имел с ним беседу, и он сказал, что слышит голоса.