Нимб над Мефистофелем Соболева Лариса
– Так ты подумала... это я... я, да? Клянусь, положил его в ящик!
– Я тебе верю. Получается, ты не убивал, я не убивала... Кто остается?
Ваня задумался, но вскоре начал высказывать свои мысли вслух:
– Кухарка и няня не в счет... Им-то зачем? Выходит, или Ирина, или дядя Федор, или Саша?
Лидочка не ответила, она опустила голову, теребя носовой платок.
Атмосфера на даче установилась хуже некуда. Все друг от друга прятались, почти не общались. Бориса Михайловича похоронили на местном кладбище. Гроб везли на телеге, за ним шли только обитатели дачи, сапожник-армянин и старый портной, шивший костюмы братьям. Два милиционера тоже зачем-то пришли, но от поминок отказались. Через пару дней вечером оба пожаловали на машине, вошли во двор, где на качелях раскачивалась девочка.
– Тебя как звать? – подошел к ней Давид Панкратович.
– Оленька, – ответила та.
– Сбегай-ка, Оленька, позови всех сюда.
Вприпрыжку девочка побежала в дом, а милиционеры поднялись на террасу, расселись за столом. Вечер был ласковый. Так бывает всегда, когда наступает умеренность в природе – безветренно, не жарко, тихо. Подтягивались обитатели дачи, садились на стулья – настороженные и непокойные.
– Давайте-ка чуток разберемся, – заговорил Давид Панкратович, поглаживая усы. – Борис Михайлович был убит в три часа ночи. Ну, может, в пять-десять минут четвертого. Кроме няни, никто не слышал выстрела, а ведь револьвер громко стреляет.
– Я говорила, что слышала какой-то громкий звук, но не придала значения, – тихо поправила его Ирина.
– Мне кажется, выстрел слышали многие, – хмуро произнес молодой милиционер, а признаться не хотят.
– Какое это имеет значение? – спросил Федор Михайлович. – Ну, допустим, я тоже слышал и, как Ирина, не придал значения. Кому здесь стрелять?
– Значит, вы тоже не спали? – подхватил Давид Панкратович.
– Проснулся как раз от звука выстрела, – внес уточнение Федор Михайлович. – Подумал, померещилось.
– Кто еще не спал? – обвел глазами остальных Давид Панкратович. Ему ответили дружным молчанием. – И вы не слышали, Александр...
– Можно без отчества, – перебил его Саша. – Я привык к выстрелам, сплю под них крепко.
– Ну, хорошо. – Давид Панкратович скрестил руки на груди. – Мы все же надеялись, кто-нибудь из вас видел убийцу, да по каким-то причинам покрывает его. Тогда будем разбираться. Итак, накануне произошла ссора. Вы, – повернулся он к Ирине, – сказали мужу, что его дочь спит с мужчиной прямо в этом доме.
– Да, – потупилась Ирина, затем обвела вороватыми глазами домочадцев. – Лида сначала отрицала, когда же отец решил свозить ее к врачу, созналась во всем.
– Свят, свят... – перекрестилась нянька. – Лидка, правда, что ли? Ай, бесстыдница!
– А вы, – обратился седой милиционер к Федору Михайловичу, – поссорились с братом так, что возникла драка. Это правда?
Тот кинул в Ирину укоризненный взгляд и внес поправку:
– Сначала я ударил Ирину. После чего брат ударил меня. Вот и вся драка.
– А за что вы ударили ее?
– Она разрушила семью, из-за нее жена Бори умерла, а теперь... уж извини, Ира... теперь она изменила ему. Лидочка и Ваня случайно увидели ее в лесу с мужчиной. А я предупреждал Борю...
– Кстати, вы ухаживали за Ириной, – показал свою осведомленность Давид Панкратович.
– Не скрою, мне она нравилась. Но как только я узнал, что у нее с братом грязная связь, пробовал поговорить с ней. В ответ нарвался на хамство, тут-то у меня и открылись глаза.
– Стало быть, у вас были неприязненные отношения с новой женой брата, – констатировал Давид Панкратович. – А с братом?
– Терпимые. До того ужасного вечера.
– Ага, терпимые, а не хорошие, – подловил его молодой милиционер. – Кажется, ваш брат угрожал вам. Чем именно?
– От злости чего не наговоришь, – отмахнулся Федор Михайлович. – Мысль, что он рогоносец, его просто подкосила. Но это не значит, что он осуществил бы угрозы.
– А у вас чем закончилась ссора с мужем? – Милиционер остановил проницательный взгляд на Ирине.
– Да ничем особенным... – смутилась она.
– Неправда, – встряла Лидочка. – Папа ее побил. Мы с дядей слышали, как он ругался, грозился выставить ее голой на улицу и бил.
– И тебя, маленькую шлюшку, он из дома выгнал, – процедила Ирина.
– Значит, вы солгали мне, – уличил ее Давид Панкратович. – Вы не упали с лестницы, а вас избил муж.
– Ну и что? – вскипела Ирина. – Полагаете, о таких вещах приятно говорить посторонним людям?
– Мы расследуем убийство, – оборвал ее сыщик. – А вы солгали. И у вас был мотив убить мужа.
– Что?! – подхватилась Ирина. – Да как вы смеете?! Если хотите знать, то у Федора был мотив более существенный. И у Александра. Муж говорил, что обоих засадит за диверсию.
– За какую диверсию? – заинтересовался молодой милиционер.
– Вы не знаете, что такое диверсия? – язвительно произнесла молодая вдова. – У них по непонятным причинам разбился самолет. Винили Александра, который выпрыгнул из самолета, поэтому он уехал сюда, к нам на дачу, спрятался, пока не разберутся. А муж и Федор искали причины аварии, чтобы спасти Сашу.
– И между прочим, Ирина, – спокойно заговорил Федор Михайлович, хотя желваки на его скулах ходуном ходили, – причину мы нашли. Это была недоработка твоего мужа, который стал слишком заносчив и не слушал коллег. Поэтому он так нервничал. Твой поступок явился последней каплей, вот у него и сдали нервы.
– Ну и что? – пыхнула Ирина. – Нервы у него сдали, а не у меня. Да он постоянно в тот вечер повторял, что уничтожит вас обоих!
– А ведь у вас, Федор Михайлович, мотив действительно более существенный, чем у вдовы, – сказал молодой милиционер. – Как я понял, на работе у Бориса Михайловича не ладилось, причина была в нем. Чтобы обезопасить себя, он мог вину свалить на вас и на вас, Александр. Кстати, вы ведь воевали, с оружием умеете обращаться.
– Разумеется, умею, – нахмурился Саша.
– Бросьте эти ваши намеки! – взвился Федор Михайлович. – Саша не знал, где лежит револьвер.
– Но вы знали, – парировал молодой милициор. – Взяли оружие и дали ему. Его и ваше положение стало весьма опасным. А еще вашему другу грозило дополнительное наказание за совращение несовершеннолетней.
– Нет! – вскочила с места Лидочка. – Саша не убивал папу! И не совращал меня! Я сама с ним... сама...
– Ай, стыд-то какой, – запричитала нянька. – Ай, срамница...
– Девушка, остыньте! – прикрикнул на Лидочку молодой следователь. – Мотив – вещь упрямая. А алиби у мужчин нет.
– Ну и что? С таким же успехом можно и меня обвинить в убийстве папы, и Ваньку, и даже няньку...
– Свят, свят, свят, – закрестилась та.
– В ту ночь я была у Саши, мы спали с ним вместе! – выпалила раскрасневшаяся Лидочка. – И дядя не убивал. Не убивал, слышите? А она... – Лидочка повернула свирепое лицо к мачехе, – она могла убить. Я видела, как она выходила из комнаты.
– Что ты мелешь! – закричала Ирина. – Она лжет!
– Конечно, лгу так же, как и про то, что видела тебя с мужчиной в лесу, – парировала Лидочка. – Она изменяла папе, слышите? Он не мог этого стерпеть, потому что слишком много для нее сделал. Когда родителей Ирины арестовали, папа принял ее в свой дом, а она...
– Стоп, – поднял руку Давид Панкратович, затем обратился к Ирине. – Вы из комнаты выходили ночью?
– Ну, выходила, – призналась та, опасаясь, что ее еще кто-нибудь видел. – В туалет. Нельзя, что ли? Но выходила в два часа ночи. В два, а не в три!
– Заврались вы, гражданка, – покачал головой Давид Панкратович. – Приступим к обыску, авось найдем что-либо, какие-нибудь улики.
Пригласили из машины еще двоих милиционеров. Обыскивали весь дом – комнаты Саши, Федора Михайловича, Лидочки, Вани. Обыск длился так долго, что у всех наступило оцепенение, к тому же процесс был унизительным. Лидочка жалась к Ване, а тот почему-то дрожал. В комнате Ирины и Бориса Михайловича в чехле матраца обнаружили револьвер. Его аккуратно взял молодой милиционер, показал всем, спросил:
– Этот револьвер лежал в кабинете Бориса Михайловича?
Федор Михайлович подошел ближе, рассмотрел оружие, закивал:
– Да, этот. На нем гравировка на рукоятке.
– Как к вам попал револьвер, гражданка? – спросил он у Ирины.
Та вытаращила глаза, едва вымолвила:
– Я... не... знаю... Я его не брала! Клянусь, не брала!
– Гражданка, вы арестованы, – сурово произнес молодой милиционер.
Ирина поднялась со стула, пошатнулась, но ее предупредил Давид Панкратович:
– Только без фокусов, гражданка, не поможет. Пройдемте с нами.
Ирину увезли. Нянька все никак не могла успокоиться, да и кухарка время от времени повторяла:
– Вот тебе и образованные. Ай-яй-яй...
Лидочка прибежала к Саше, улеглась рядом, прижалась, как котенок.
– Зачем ты солгала, что была у меня в ту ночь?
– Как зачем? – приподнялась она на локте. – Тебя могли забрать вместе с дядей.
– А вдруг это я сделал? Не боишься?
– Застрелил отца? – насторожилась она, но тут же улыбнулась и вновь прильнула к нему. – Ой, перестань. Револьвер нашли у Ирины.
– Мда, правда, – вздохнул он. Потом обнял Лидочку...
3
Алексис Крамсу замолчал, погрузился в себя. Очевидно, его не отпускали события прошлого, по непонятным причинам волновавшие этого старого человека до сих пор. Зоя долго не решалась вернуть его в настоящее. Но сколько же можно... Эльзаман жестами спросил ее, заканчивать ли съемку. Она отрицательно мотнула головой, обвела глазами комнату, мол, снимай интерьер, затем мягко обратилась к Крамсу:
– А что было дальше?
– Дальше? – очнулся наконец тот. – На следующий день мы узнали, что началась война.
– Вы так хорошо рассказывали... будто были свидетелем событий.
– Так и есть. Тот летчик Саша... Им был я.
– О! – округлила глаза Зоя, слегка подавшись назад. Теперь она по-другому смотрела на Крамсу – немного изумленно, немного с жалостью.
– Нелестное вы обо мне составили мнение, – усмехнулся он.
– Почему же... – стушевалась Зоя.
– Не смущайтесь, для журналиста это недостаток. Честно признаюсь, я сам о себе нелестного мнения. Но... Видите ли, Зоя, я был молодым мужчиной, жизнь тогда, мне казалось, закончилась, вот и отрывался напоследок, тем более что Ирина сама вешалась на меня. А Лидочка... Она была необыкновенная, взрослая не по годам и весьма горячая, мне с ней было хорошо, я немного влюбился... Разумеется, мы все вернулись по домам. Федор готовился спасать меня, но этого не понадобилось. Нужны были воины, и я в первых рядах ушел на фронт. Был два раза сбит, но, как видите, жив до сих пор, мне повезло. Лидочке я какое-то время писал, потом связь оборвалась. После войны я не вернулся в Советский Союз. Жить под вечным страхом, что тебе припомнят какую-нибудь шалость и посадят, а то и расстреляют... Ну уж нет! Уехал в Америку, там познакомился со своей женой финкой. Взял ее фамилию, но частично оставил имя – Алексис. Так многие поступали.
– Ваш рассказ был больше о Лидочке, а не о мачехе, – заметила Зоя.
Крамсу потянулся за чашкой, но чай давно остыл, он поставил ее на место и возразил:
– Вы не правы. Ваш заказчик неплохо осведомлен, он точно определил тему: мачеха. Если б вы попросили меня рассказать об этой семье, я ограничился б скупым рассказом. Но мачеха... В этом слове изначально заложен конфликт, хотя далеко не все мачехи классические злодейки. Ирина злодейкой в общепринятом смысле тоже не была, просто она жила для себя, но конфликт возник из-за нее. А раскрыл я его вам через Лидочку, ее драму, если хотите – трагедию. Ирина и отец Лидочки были люди по сути своей одинаковые – каждый из них урывал от жизни потихоньку, а в результате они всех сделали несчастными. И себя в том числе, ведь ничто не проходит бесследно.
Крамсу вновь глубоко задумался, опечалившись.
– Скажите, вас что-то тяготит в связи с теми событиями? – спросила Зоя.
– Вы чуткая девушка, – улыбнулся Крамсу. – Да, тяготит. До сих пор мне не верится, что Ирина убила мужа. Но в те времена долго не разбирались, достаточно было одной улики, и человеку была обеспечена смертная казнь, в лучшем и редком случае – долгие годы в лагерях. Впрочем, уголовников щадили.
Зоя опешила: хорошенькое признание! Значит, Крамсу не поверил, что мужа убила Ирина, но ни слова в ее защиту не сказал, не попытался помочь ей. Боялся. А спать с ней не боялся. Потрясающе!
– Кто же тогда убил? – спросила Зоя.
– Хм... – Рассказчик развел руками, очередная пауза повисла в комнате, но недолгая. Вскоре она растворилась в тихих словах Крамсу, будто о чем-то сожалевшего: – Не могу с уверенностью ответить. Тогда я был в состоянии стресса, как сейчас говорят, потом мне было некогда думать об этом. А когда задумался... Мне кажется, Бориса убил брат. Если б вы знали, как тот перелопатил ему жизнь! Но Федор был человеком мягким, бесхребетным, многое прощал. Представьте, большую часть идей подавал тогда Федор, а лавры пожинал Борис. Нет, он тоже работал, но славу не любил делить с братом. Ну а когда надо было признаться: ошибка моя, а не кого другого, – насмерть испугался за свою жизнь. Арест, расстрел – тогда этот дамоклов меч висел над каждой головой. Тут еще жена добила, дочь, я... В общем, думаю, Борис осуществил бы свою угрозу, чтоб спастись самому. А Федор не испугался, он добивался справедливости в отношении меня.
– Неужели Федор Михайлович?
– Почему нет? Возможно, чаша терпения переполнилась и... В общем, на мой взгляд, этот детектив без точки.
Мда, тяжелый случай... Зоя задумалась. Но может, домыслы собеседника беспочвенны? В конце концов, действительно ведь револьвер нашли у Ирины.
– Скажите, вы кому-нибудь рассказывали эту историю? – осведомилась Зоя. – Видите ли, я почему-то уверена, что наш заказчик неплохо ее знает. Откуда? Может, он с вами встречался?
– Вряд ли, – отрицательно мотнул головой Крамсу. – А рассказывать рассказывал. Но очень давно. В Америке у меня был друг, все же прожил я там без малого десять лет. Мы до сих пор с ним переписываемся, изредка видимся. А больше никому. Не желаете ли еще чаю?
На улице морозно и темно. Эльзаман подгонял Зою, а она не особенно торопилась попасть в отель, плелась, улетев куда-то мыслями.
– Эй, старуха, о чем грезишь? – толкнул ее он.
– Мы выслушали рассказ, а о чем делать фильм, я не поняла.
– После, после подумаешь. Быстрей!
– Куда ты так торопишься?
– К финночке своей. Ой, какая она... Кстати, ты бы тоже подыскала себе крутого финского парня, а? Авось замуж возьмет.
– Не хочу замуж, я там два раза была. Да и холодно здесь. Ладно, отрывайся, а завтра в путь.
– Как – завтра? – раскричался оператор. – А красоты севера? Мы ж ничего толком не видели!
– Хочешь, чтоб меня Жертва Каракурта и впрямь сожрала? Обещаю: если все получится удачно, привезу тебя к твоей финночке за свой счет.
– Идет. Мы пришли. Старуха, забери камеру, а?
Эльзаман сунул ей в руки сумку и штатив, под тяжестью которых Зоя едва не рухнула в сугроб, и заскользил в обратном направлении.
– Совсем обнаглел! – крикнула она вдогонку парню, но тот даже не оглянулся...
– Как Финляндия? – поинтересовалась в курилке средняя (то есть вторая бывшая) жена директора Настя.
Она журналистка, новости соскребает с жалких городских просторов. Какая-то вялая по характеру, что вовсе не значит ленивая. Причем все три жены начальства при деле и между собой не в контрах. Как это им удается?
– Стоит себе, – сказала Зоя. – Кстати, тебе сувенир...
– Ой, спасибо, – расплылась в улыбке Настя, рассматривая варежки с типично северным рисунком. – Мягенькие... Чудо.
Зоя всем привезла по пустяку – чтоб завистники меньше клыки точили. Хотя это мало поможет.
– Ты видела новый фильм Смехова? – поинтересовалась Настя. – Он сегодня показывал, а я посмотрела вчера.
– Нет, еще не успела.
– Такое г...
– Что, и правда? – спросила Зоя.
Настя похлопотала лицом, мол, самое натуральное. Но Зоя слишком хорошо ее знала: ему-то та скажет, что фильм гениальный. Как черт из бутылки, появилась Жертва Каракурта:
– Зоя, что собираешься делать?
– Просмотрю отснятый материал.
– Кажется, я только тебя не предупредила. У нас нововведение: теперь все должны расписываться, когда приходят на работу и когда уходят. Учет времени.
– Стой, стой! – задержала ее Зоя, ибо Жертва намылилась бежать дальше с явной целью симулировать кипучую деятельность. – А как будут учитывать время, когда я иду, например, в библиотеку работать, или в музей, или сценарий писать? Обычно я пишу его дома.
– Не знаю, эти вопросы не ко мне.
Жертва Каракурта поскакала по коридору, и вскоре ее ор-разговор со встречными сотряс стены, пол, потолок в той стороне. Зоя терпеть не могла истерик. Сейчас она завелась, конечно, но... Пытаться оборвать хамку не только не имеет смысла – действие чревато и неприятными последствиями. Вспомнился вдруг Крамсу. Тот наверняка именно в сорок первом пришел к мнению, что не Ирина убила мужа, но не вступился за нее, хотя был близок с женщиной. Собственный поступок тяготит его до сих пор. Вот! Мы такие благородные, такие правильные и порядочные, когда дело касается других, а сами поступаем... Лучше об этом не думать.
Для Зои переписали на кассету монолог Крамсу, и теперь она лежала дома и просматривала, вернее, прослушивала материал, в уме выстраивая возможный визуальный ряд. Звонок. Зоя сняла трубку:
– Слушаю.
– Здравствуйте, Зоя Артемовна. Как съездили?
Она узнала бархатный голос. И заворочалась, приподнимаясь, – отчего-то показалось неудобным лежать, словно телефонный собеседник вошел в комнату.
– Нормально съездила, – сказала было она, но не удержалась от дополнения (а то чего доброго заказчик подумает, будто заставить господина Крамсу исповедаться перед камерой было пустячным делом): – Мне пришлось три дня мерзнуть под окнами Крамсу, чтоб он рассказал о мачехе. В первый раз, когда познакомились и я сказала, с какой целью мы прибыли, он попросту выставил нас с оператором за дверь.
– Я не ошибся в вас. Приступайте к первому фильму.
– Эй, погодите! – закричала она в трубку, боясь, что собеседник отключится от связи. – Вы знаете, что такое фильм?
– Да, вы меня просветили.
– Кажется, мои объяснения были недостаточно четкими. Понимаете, я не знаю, в каком жанре делать фильм.
– В каком жанре? – Повисла пауза. Наверное, мужчина понятия не имеет, что такое жанр.
– Жанр – это вид произведения... – И сама Зоя потерялась, не находя понятных слов. Вдруг заказчик из тех новых русских, которые ни бельмеса не понимают в искусстве. И вообще изъясняются в основном жестами, с них же считывают информацию. – Ну, одним словом, способ изложения... Нет, на живописи легче объяснить: например, батальный жанр, когда изображают сцены войны; натюрморт – ягоды, фрукты, вазы; портрет...
– Понятно. Определите жанр как... документальный детектив. Можно так назвать?
– Сейчас все можно. Еще минуточку! Я не знаю конечной цели, проще говоря, сверхзадачи. К чему стремиться? О чем будет фильм в конечном счете?
– Это вам необязательно знать.
– Хорошо, – внутренне психуя, сказала Зоя. – Мы сняли все, что рассказывал Крамсу, но это же сплошной монолог. Чем его закрывать? Как сделать зрелище?
– Как – уже ваши проблемы. Но я немного помогу вам. До свидания.
– Ммм... – простонала Зоя, оставшись наедине с собой. – Ну, кадры того времени я найду... Черное море тоже. Дальше что? Как слепить фильм из монолога? Не выдирать же из какого-нибудь порно куски с сексом, чтобы проиллюстрировать страстные сцены! А название? Название должно быть интригующим и объемным. Черт возьми! И зачем он это все затеял?
Вопрос, конечно, очень интересный.
– Готова? – спросил Эльзаман.
– Типа, – хмуро проскрипела Зоя.
– Поехали. Когда махну...
Он держал ладонь над своей головой, махнул. Каждая женщина немножко актриса, преобразилась и Зоя. Она смотрела в камеру, как на любимого мужчину во время проводов его в дальнее плавание. Говорила таинственно:
– Любите ли вы загадки? О, вы не можете любить загадки так, как люблю их я. (Украла у классика, но он все равно не выставит счет в суде за плагиат.) А если загадки в прошлом до сих пор влекут...
– Старуха, – перебил вдруг Эльзаман, – чего ты тут сироп развела?
– В смысле? – не поняла она.
– Ну, все эти голосовые рулады, загадки, то да се. Пока никаких загадок нет, кроме предположения дедушки из Финляндии, мол, не Ирина грохнула мужа. Лично мне его сомнения непонятны. Мы-то сейчас знаем, что киллеры бросают оружие рядом с убитым, чтобы оно нигде больше не засветилось. А тогда все было проще: спрятал револьвер в матраце, чтоб еще кого-то грохнуть при случае, и успокоился. Авось не найдут. А может, Ирина хотела положить пистолет на место, но не выдалось момента?
– К чему ты все это говоришь?
– У тебя имеется банальная сентиментальная история на базе основного инстинкта. Конца истории ты не знаешь, а продолжение, как я понял, будет. Ты же начала: загадки, прошлое, люблю не люблю...
– Слушай! – закипела Зоя. – Я здесь чтец, жнец и на дуде игрец, мне лучше знать, с чего начинать!
– Как скажете, – пожал он плечами и наклонился к камере. – Но ты злишься, значит, знаешь, что не туда едешь.
Зоя взяла текст, который написала, покривила губы. А ведь парень прав.
– Тогда что нужно? – буркнула она.
– Проще, старуха. Доступнее.
– Скажите, пожалуйста, режиссер нашелся... – Она уселась на стул и принялась черкать текст, ворча: – Знать бы, куда ехать... Сам бы попробовал слепить из ничего нечто удобоваримое... Заказчик определил жанр: документальный детектив, а данный жанр не бывает без загадок. Ладно, попробую импровизировать. Я сяду у компьютера.
Зоя пересела, настраивалась, Эльзаман переустановил камеру:
– Я готов...
После съемки Зое передали пакет от неизвестного. В пакете всего несколько пожелтевших фотографий. И ни одной подписи на них – кто есть кто? Придется догадываться. Надо полагать, это и есть помощь заказчика. Однако не густо.
Она нашла принцип и с этим принципом понеслась к директору.
– Артисты? Им же платить надо! – Вадим Рудольфович смотрел на Зою глазами лемура, которому делают ампутацию ноги без наркоза.
– Еще и за амортизацию костюмов надо будет заплатить, – безжалостно добавила она.
– Костюмы?!
Директор буквально обмяк в кресле, а Зоя пожалела себя: если сейчас он умрет от жадности, его три жены препарируют ее. Посему поспешно выдала следующее:
– Я звонила в театр, все обойдется недорого. Наши артисты не звезды, не секс-символы России, много не запросят, возьмут столько, сколько дадут.
– Какое число артистов?
Нет, это уж запредел просто, возмутилась про себя Зоя. Он – числами меряет людей. Вслух сообщила:
– Трое мужчин и две женщины.
Вздох-стон. Пауза. Вздох-стон. Пауза.
– Иди, – выдохнул наконец Вадим Рудольфович.
– А как же...
– Заплачу.
В коридоре Зоя перекрестилась, что шеф не умер. Теперь даже если умрет, она ни при чем. И побежала искать оператора. Нашла, заполошно затарахтела:
– Эльзаман! Ты можешь снять поцелуй крупным планом, но чтобы лиц не видно было? Ну, чтобы как будто их заливает солнце, чтобы только едва-едва просматривались... В общем, надо создать иллюзию секса.
– Камеры подходящей нет, но я все могу.
– Я тебя обожаю! Завтра приступим. – И понеслась дальше.
– Когда? Зойка, блин, остановись... У меня завтра новости.
– Плевать мне на новости, – бросила через плечо она.
Эльзаман, Зоя и монтажер замерли перед монитором. Да и как не замереть? Фильма готова! Огромная работа в условиях постоянного психоза, работа, которая стала родным детищем, потому что увлекла Зою, потому что сделано было невозможное, завершена. Но, не дай бог, их детище не понравится...
Музыка ретро – скажут, примитивно. Название «Мачеха» – никому не понравится, но можно свернуть на заказчика, мол, он так захотел. Подзаголовок «Документальный детектив». На экране Зоя в окружении мониторов:
– Мне предложили провести журналистское расследование. Оно касается давних событий, а прошлое, как известно, не любит, когда его забывают, и время от времени напоминает о себе. Чем закончится данная история, я не знаю. Предлагаю вам вместе со мной пройти путь героев нашего фильма и стать соучастниками моего расследования. Речь пойдет о людях, об их отношениях, ошибках, страстях...
– Во всяком случае, теперь загадки больше, потому что ни фига не понятно, – сделал по ходу ценное замечание Эльзаман.
– Не знаешь... Облажал, как только мог, – фыркнула Зоя.
– А вот это получилось удачно, – погладил себя по тощему животу монтажер. – Перетасовать фотографии и рассыпать их, как пасьянс... Я молодец. Красиво.
– Идея Зойкина, – остудил его Эльзаман.
В принципе недурственно получилось. И разбивка монолога Крамсу, и Зоин голос за кадром на живых картинках, и безбожно засвеченные любовные сцены без слов (озвучивание в условиях студии – дохлый номер, аппаратура не та, чтоб делать озвучку). Снимали без натуры, поэтому «залили солнцем» кадры, а создалась иллюзия экстаза любовников. Даже старый прием – черно-белое кино – тоже в жилу. Последние кадры с Зоей:
– Такова наша первая история, грустная, трагичная, узнаваемая. Но мы ставим многоточие и прощаемся... до следующего сюжета.
Конец. Эльзаман опустил уголки губ вниз, развел руками:
– Старики, материал для художественного фильма, ей-богу, но вы превзошли себя, честное слово. Реклама уже была... Когда запустят в эфир?
– Сегодня, – сказала Зоя, будто сегодня ей припаяют смертную казнь через сожжение на костре, и состоится аутодафе с нею в главной роли. Волнение понятно: ведь так хочется, чтоб твоя работа понравилась...
Но когда сидишь перед экраном телевизора дома с кружкой кофе, в халате и тапочках, отчего-то становятся видны все недочеты. В сущности, какие могут быть претензии, если работало всего несколько человек? Любой фильм центральных каналов имеет штат – ого-го, судя по титрам, а тут...
Позвонила мама:
– Зоя, это шедевр, я даже прослезилась.
Читать бесплатно другие книги:
