Вечный колокол Денисова Ольга

- За что? - тихо спросил один из «костровых», краснея.

- За неисполнение приказа! - загрохотал Тихомиров. - За то, что заснули на боевом посту! За то, что ведете себя, как дети малые! К детям и отправляйтесь! Нечего вам делать в бою: вдруг и там уснете?

Тихомирову даже не пришло в голову, что эти двое могут его ослушаться, и «костровым» это в голову тоже не приходило: они молча пошли собирать вещи, чуть не плача и боясь поднять на товарищей глаза.

- Не слишком ли? - спросил Млад.

- Я бы и тебя туда же отправил, - зло сплюнул Тихомиров, - и всю твою сотню, и весь университет, к едрене матери… Через пять часов выступаем на Изборск.

- Уже? - Млад приоткрыл рот.

- Да, уже. В крепости нет воды. Там три тыщи человек всего, вместе с бабами и детишками, а они держатся десятые сутки. Я к тебе зашел про погоду спросить - будет луна ночью или нет? Ну, и сказать, чтоб через час ко мне все сотники пришли… И не вздумай сам по ним бегать! У тебя целая сотня на это есть, но хватит и двоих.

- Луна взойдет через час после полуночи, сплошных облаков не будет, так что время от времени она будет появляться. Сильного мороза не будет тоже, как вчера примерно. Ни снега, ни сильного ветра… - ответил Млад, думая о том, кто согласится бегать по остальным сотникам.

- Мстиславич, - кашлянул Тихомиров и взял Млада за локоть, - как ты не понимаешь… Сейчас они тебя ослушались и нагоняй получили… А в бою они тебя ослушаются - и свои жизни загубят, и чужие. Нельзя так. Что ты мямлишь вечно? Что за сложности себе выдумываешь? Пришел, глянул и сказал: ты и ты - часовыми, ты и ты - костровыми, ты и ты - побежали за водой…

- Но это же несправедливо, - Млад пожал плечами, - кто-то воду носит, а кто-то у костра греется.

- Оставь! Тебя это волновать не должно. Главное, чтоб кипела вода, были дрова, горели костры и часовые не спали. В бою не до справедливости: кого вперед послать, кого сзади придержать… И жребий кидать некогда. Не по справедливости надо, а по уму. О справедливости забудь: и тебе легче станет, и мне.

Тихомиров напрасно это объяснял, Млад понимал все и без него. Он не умел отдавать приказы, скорей просил их исполнить, и неудивительно, что студенты к нему не прислушивались.

Он вернулся в лавку, столкнувшись у двери с «костровыми», и те, конечно, затянули:

- Млад Мстиславич… Ну поговори с Тихомировым, а? Он тебя послушает… За что ж нам такой позор?

- Уже поговорил, - ответил Млад, отводя глаза. - Идите, я ничего не могу сделать. Это мои приказы можно обсуждать до утра, приказы Тихомирова не обсуждаются.

- Ну Млад Мстиславич…

- Идите, сказал, - вздохнул Млад и подумал, что с детишками на льду Великой им, по крайней мере, не грозит смерть.

Студенты приняли новость о наступлении на Изборск с воодушевлением, если не с восторгом, - успели отдохнуть и выспаться. Страха на лицах Млад вообще не заметил. Чтобы долго не мучиться, к сотникам он послал Ширяя с Добробоем, а потом велел остальным послушать его внимательно. Вот это они умели!

- Ребята, мы сегодня ночью идем в бой, - начал он, - и я хочу вам кое-что объяснить. Игры закончились, и завтрашнее утро наступит не для всех. Вы можете ломаться и кочевряжиться, когда речь идет о том, кто будет варить кашу, но если то же самое вы сделаете на поле боя, вы можете провалить наступление.

- Да мы не боимся, Млад Мстиславич!

- Ты думаешь, нас надо будет пинками гнать на врага?

- Мы и сами побежим, и побыстрей тебя!

Млад сжал губы: вот уж точно, побегут и быстрей княжьей дружины!

- Ребята, послушайте. Я о том и хотел сказать. Никто не сомневается в вашей отваге. Никто не думает, что вас придется заставлять идти в бой. Но не надо бежать впереди меня! Не надо думать, что вы лучше других знаете, что вам делать! Давайте договоримся: в бою я думаю за вас, а вы просто слушаетесь. Если я говорю - вперед, вы бежите вперед, а если я говорю - назад, вы тут же поворачиваете назад! Это не так сложно, поверьте…

- Да чего уж сложного… - проворчал кто-то.

- Вы погубите себя и товарищей. Вас рассеют и перебьют поодиночке, если каждый станет действовать так, как считает нужным. И геройства в этом не будет - только глупость. Нас очень мало, и жизни наши еще пригодятся. Поэтому каждый держится за своего десятника, а десятники держатся за меня.

Млад долго убеждал их в своей правоте, да они в ней и не сомневались. На словах они прекрасно понимали, что такое война и что такое приказ. Но их сущность все равно не могла примириться с этим в одночасье - их воспитывали по-другому. Их учили спорить и думать, а не слепо выполнять приказания, и они впитали в себя эту науку. Они не были предназначены для войны. Младу казалось, он убивает в них то, что с таким трудом взращивал своими руками. Он им так и сказал - и убедил этим лучше всего: откровенность рождает доверие. Они пообещали. Они торжественно пообещали, перед лицом друг друга, что каждое его слово будет услышано и каждый приказ выполнен без промедления.

Млад им все равно не поверил.

Новгородское ополчение вышло на Изборск по прямой наезженной дороге, псковское на два часа раньше двинулось окольными путями. Шли без обозов и пушек, быстро и тихо. Университет замыкал строй - задачей студентов было прикрыть отход изборян. И первое, что услышал Млад, когда объявил об этом своей сотне, было: а почему именно мы? Млад хотел пуститься в объяснения, но вовремя одумался и зло ответил, что так решил князь.

Впрочем, мнение князя студенты не считали заслуживающим доверия: они кривили носы до тех пор, пока не вышли на построение и не увидели юного Волота. Млад и сам удивился произошедшей перемене: в Псков их вел испуганный мальчик, а теперь перед войском появился Князь. Он смотрел поверх голов, и взгляд его, казалось, своей силой пробьет любое укрепление. Он не говорил напутственных слов, не призывал к отваге - взгляд его сулил не столько победу ополчению, сколько неминучую беду врагам. И Млад вспомнил Бориса, которому не требовались волхвы, чтобы отправить войско вперед, вспомнил упоение, с которым сам мчался на врага без страха, сжимая зубы от ненависти. Волот был достойным сыном своего отца - только одно слово он выкрикнул, оказавшись впереди войска:

- Вперед!

И это слово всколыхнуло ополчение.

По дороге кто-то из студентов спросил Млада, что произошло с князем и откуда в нем взялась эта сила.

- Его ведут боги, - ответил Млад.

Эти слова удивленным ропотом разлетелись по рядам студентов - им не доводилось идти в бой под началом князя Бориса, они в первый раз на себе ощущали священный трепет идущих на смерть, когда пустая похвальба вдруг обретает смысл и становится твоей сутью. Горе врагам… И тридцать верст до Изборска войско преодолело чуть больше чем за пять часов.

Луна вышла из-за туч, когда оба войска остановились на холмах и готовились к нападению на ливонский лагерь, - будто боги нарочно осветили им поле битвы. Крепость стояла высоко, очень высоко, и Млад перестал удивляться, почему немцы не захотели брать ее приступом: осадой взять ее было проще. Слева от крепости чернели пожарища посада, вокруг нее, понизу, шли три ряда вражеских укреплений, а перед ними - один из их лагерей: ничем не прикрытый, в низине, удобный для удара снаружи.

Настораживала только тишина, обычная зимняя тишина: никто не протрубил тревогу. Словно лагерь внизу вымер, и, если бы не горящие костры и далекое ржание коней, можно было подумать, что он пуст, брошен. Неужели немцы не видят войска, освещенного луной? Ведь светло как днем.

Млад оглянулся и махнул студентам рукой, призывая взглянуть на залитый лунным светом восток:

- Там - вся Русь, - сказал он, - мы в самой западной ее точке, отсюда она начинается.

Неожиданно из передних рядов, стоявших на склоне холма, к студентам двинулась дружина князя. Ополчение заволновалось: все знали, что конница должна ударить по лагерю противника, в то время как пеший строй прорывает вражеские укрепления. На соседнем холме князь Тальгерт сделал то же самое: его дружина, обходя ополчение, двигалась назад.

- Что случилось? - спросил Тихомиров, когда с ним поравнялись ратники.

- Князь велел прикрыть вас. Не знаю, что на него нашло, - ответил кто-то, - может, ждет чего-то. И князь Тальгерт, смотри-ка, его послушал!

- А ты попробуй его сейчас не послушать! - сказал другой дружинник. - Мне привиделось, будто Борис вернулся.

- Тишина - вот он и ждет окружения, - вздохнул Тихомиров и всмотрелся в лес, покрывавший холмы с южной стороны. - Конницы там нет, и то хорошо. Но она из-за крепости за четверть часа сюда доберется.

Он махнул рукой, собирая сотников, чтобы не кричать.

- Не сходите с холма, пока не начнется отступление. Снизу им будет тяжелей вас брать. На конных не лезьте - дружина разберется. Впереди изборян пойдет их пешая дружина, ваша задача - прикрыть их движение с юга, а не прокладывать им путь к Пскову, даже если нас возьмут в кольцо. И… нас действительно ведут боги… Это наша земля… Сколько бы их ни было - это наша земля.

Млад едва успел вернуться к своей сотне, когда над холмами взревели трубы, объявляя о начале наступления. Передовые ряды и псковичей, и новгородцев побежали с холма вниз, и почти одновременно грохнул взрыв под стеной крепости, образуя широкий пролом: вскоре оттуда высыпала изборская дружина, нанося удар по укреплениям врага изнутри.

Их ждали. Лагерь оказался пуст, зато из-за валов навстречу ополчению поднялись тысячи кнехтов - их плоские черные шлемы с широкими полями матово блестели под луной, длинные пики торчали далеко вперед непреодолимым заслоном, и узкие лезвия тонкими лунными лучами прорезали черноту над разрытой землей. Стрелы взлетели над головами нападавших и обрушились на врага: кнехты - легкая добыча для лучников.

На башне грохнули пушки, и, словно эхо, с севера и с юга им ответили пушки врага - их было много больше, чугунные ядра полетели в плотный строй новгородцев, сминая его: крики долетели до вершины холма, и университет ахнул единым вздохом.

- Сомкнуть ряды! - хрипло гаркнул Тихомиров. - Не туда смотрите, щенки!

Млад повернул голову и едва не попятился: из леса в низине, с южной стороны холма, выкатывался полк ландскнехтов - широкой полосой, не торопясь, уминая глубокий снег, - они не тратили зря силы. Гребни на шлемах отливали синевой; выпуклые на груди, начищенные кирасы блистали в темноте, словно зеркала. Если бы они знали, на кого идут, они бы не так осторожничали! Ландскнехты, опытные наемники, прошедшие не одну битву, сильные и безжалостные - против мальчиков…

- Сомкнуть ряды! - снова крикнул Тихомиров. - На исходную!

Млад окинул взглядом долину: ландскнехты шли и справа, и слева, забирая новгородцев в полукольцо, и князь уже отдал приказ лучникам повернуть в их сторону, но сильные русские стрелы не пробивали ни прямоугольных щитов, ни кирас.

- Давайте, ребята… - кивнул Млад своим, - становитесь, становитесь… Ничего не бойтесь…

- Да мы не боимся, Млад Мстиславич, - как-то неуверенно ответил ему десятник, стоявший по левую руку. - Ты назад отходи, как положено.

- Да какой там «назад»… - сплюнул Млад, опускаясь на одно колено в переднем ряду, - хоть кого-то из вас прикрою…

Десятник пожал плечами и последовал его примеру, выставляя перед собой щит и вытаскивая из-за спины топор. И вскоре студенческое войско полукругом выстроило заслон из щитов, из-за плеч переднего ряда наружу вылезли копья, острые, как плавники ерша. Только пики ландскнехтов были длинней новгородских копий…

- Не старайтесь сразу разбить им щиты, бейте сперва по древкам! - крикнул Млад переднему ряду, обнажившему топоры.

Княжеская дружина дождалась, когда ландскнехты ступят на склон холма, и ударила в правую оконечность боевого порядка, не давая немцам сомкнуть окружения. Раздалось лающее приказание на чужом языке, и тот полк, что шел на студентов, перестроился в считанные мгновенья: вперед вышли наемники, вооруженные ручницами, - Млад в первый раз в жизни увидел ручные пищали, он только слышал о них: говорили, что пули могут пробить любой доспех и даже щит. Вспыхнули огоньки, и вслед за ними сухо захлопали пороховые заряды: немцы целились в задние ряды княжеской конницы. Но, похоже, силу ручниц рассказчики изрядно преувеличили: три или четыре коня с жалобным ржанием опрокинулись, и конница продолжала наступление.

Сзади стрелкам передали заряженные пищали и забрали порожние, - наверное, и самострелы могли стрелять чаще.

- Млад Мстиславич, что это? - спросил кто-то сзади.

- Ручницы. Как пушки, только маленькие, - по привычке ответил он, сглотнув слюну: на этот раз дула пищалей повернулись в сторону строя студентов. - Щитами прикройтесь!

- Щиты поднимите! - крикнул Тихомиров сзади. - Быстро!

Огоньки пробежали по ряду стрелков, и снова раздались сухие хлопки - Младу показалось, что в щит ударило копье, толкнув его назад. Истошный тонкий крик за спиной заглушил стоны и вопли раненых - по снегу, схватившись руками за окровавленное лицо, катался парень с первой ступени. Студенты в испуге отпрыгнули в стороны, кто-то хотел ему помочь, кто-то зажал руками уши, кто-то таращился на раненого. Ряды студентов пошатнулись: они никогда не видели, как их товарищи падают в бою.

- Куда! Сомкнуть ряды! - перекрикивая раненых, заорал Тихомиров. - Сомкнуть ряды, щенки!

Никто его не слушал, а ландскнехты, словно ожидая от противника замешательства, пошли в наступление, бегом поднимаясь на холм.

- Сомкнуть ряды! - кричал Тихомиров, и ему вторили наставники-сотники.

Млад поднялся на ноги - если бы он стоял сзади, то уже смог бы что-то сделать. Теперь же от раненого его отделял не строй - толпа, расставившая копья во все стороны.

- На меня смотрите! - крикнул он, поднимая правую руку с мечом. - По местам! Вы только что ничего не боялись! По местам! Быстрей, ребята! Сомкнуть ряды! Копья вперед! Ну же! Быстрей! Давайте!

- Мстиславич! - гаркнул десятник, стоявший перед ним на одном колене.

Млад едва успел оглянуться и подставить щит под удар пики наступавшего ландскнехта - и тут же, с разворота, рубанул по древку мечом. Наемник не потратил и мгновенья на то, чтобы сменить пику на короткий меч, - бородатое лицо с маленькими глазами исказилось усмешкой: он понял, с кем имеет дело.

Ряды смешались не сразу, первый удар студенты выдержали и некоторое время еще брали противника числом и выгодным положением. Млад хотел прикрыть их всех, но тот наемник, что достался ему, не давал даже глянуть в сторону.

Тихомиров, не выдержав, тоже выступил вперед, размахивая двуручным мечом: ни один наемник не мог сравниться с сотником княжеской дружины - он клал ландскнехтов направо и налево и ревел, как медведь.

- Топоры! Топоры доставайте! - кричал он, иногда оглядываясь на студентов. - Бросайте копья к лешему!

Они не умели делать этого быстро, пытаясь прикрыться от мечей хлипкими древками. Млад отчаянно сопротивлялся, несмотря на явное превосходство противника, - студенты за спиной придавали ему злости и сил. Наемник же оставался спокойным, и усмешка так и не сходила с его лица. Младу казалось, тот играет с ним…

Удар топором пробил кирасу и рассек немцу грудь - вперед пробился Добробой.

- Вот так! - протянул шаманенок. - Иди назад, Мстиславич, там такое творится! А я тут за тебя постою.

Конница рубилась с наемниками внизу, медленно продвигаясь на помощь студентам, но не успевала: наемники теснили мальчишек к северному склону холма, и сметение постепенно овладевала студентами. Вот кто-то, обхватив голову руками, с криком понесся назад, бросив оружие, и за ним тут же последовало еще несколько человек, оскользаясь на заснеженном склоне холма, падая вниз кувырком. Кто-то, присев, прикрывал голову щитом, кто-то, закрыв ладонями лицо, столбом стоял посреди боя и не пытался защититься, кого-то рвало под ноги товарищам. Те же, кто держался, не могли сравниться с наемниками ни силой, ни умением, ни оружием. Меч Млада был немного длинней и крепче немецкого, да и доспехи надежней и удобней, но в боевом искусстве он ландскнехтам явно уступал. Лязг и скрежет металла звенел в ушах на одной ноте, Млад рубил начищенные до зеркального блеска кирасы, гребни сияющих шлемов - и не чувствовал боли от чужих тяжелых ударов, и не замечал усталости.

Луна ушла за тучу, и сперва темнота вокруг показалось непроглядной: наемники не дрогнули, а студенты растерялись тут же - боялись ударить своего, не знали, в какую сторону поворачивать щиты, и даже самые стойкие опускали оружие и отступали назад. На призыв Тихомирова перестроиться и сомкнуть ряды никто не откликнулся. Млад и хотел бы ему помочь, но не мог, оказавшись в самой гуще боя и тщетно стараясь прорваться к задним рядам. Глаза привыкли к темноте, но строя было уже не вернуть: ландскнехты разметали студентов, и только ватаги по пять-шесть человек, встав спиной к спине, пытались защищаться.

- Отходим! - крикнул наконец Тихомиров. - Вниз! Отходим!

Наемники смеялись, но не стремились догнать разбежавшихся студентов: к ним справа подбиралась конница, и, вмиг перестроившись, немецкий полк ударил по дружинникам сверху и вбок, не воспользовавшись взятой высотой.

Младу казалось, что бой длился не более четверти часа; на самом же деле, оглянувшись, он увидел, что окружение крепости давно прорвано, и бой идет по обеим сторонам образовавшегося прохода, по которому бегут изборяне - женщины, старики, дети, идут подводы; дорогу им прокладывает немногочисленная пешая изборская дружина, а сзади прикрывают мужчины - ополчение. Значит, прошло не меньше часа: спустить три тысячи человек по крутому склону из крепости в долину не так-то просто, а подводы и лошадей - подавно. Млад начал спускаться с холма, разглядывая в темноте свою сотню, но тут увидел Добробоя, который помогал идти двоим раненым студентам.

- Иди, иди, Мстиславич! - махнул ему шаманенок подбородком. - Я сам.

Млад шагнул, поскользнулся на раскатанном снегу и поехал вниз, как с горки, но внизу его подхватили сразу несколько рук.

- Построились, ребятки! - жалобно крикнул только спустившийся Тихомиров, вытирая пот со лба. - Давайте! Их почти три тысячи, разобьют нашу дружину…

Они не роптали, но боялись: разбирались по сотням медленно, оборачиваясь к долине, где шел бой, на приближавшуюся изборскую дружину, в которой было не больше ста человек; с опаской глядели на холм, где остались убитые и раненые. Те, кто сохранял хладнокровие, помогали раненым спускаться вниз, чтобы они могли уйти вместе с подводами. Млад оглядел то, что осталось от его сотни, и не увидел Ширяя. Некогда было выяснять, что случилось, но Млад не удержался, заметив рядом Добробоя, и спросил с замершим сердцем:

- Ты Ширяя не видел?

- Да вон же он, Мстиславич! - шаманенок махнул рукой в сторону. - Жив-здоров. Он такого немца жирного завалил!

Млад пригляделся и действительно увидел Ширяя - тот стоял на коленях, опустив лицо к земле, и время от времени вытирал его снегом. Млад поднял его за локоть, но шаманенок пошатнулся и едва не упал.

- Ранен? - спросил Млад.

- Не. Плохо мне, Мстиславич… Все нутро наизнанку вывернуло. Не могу…

- Давай, парень… Моги. Не позорь меня. Потом расскажешь, как завалил немца.

- А? - Ширяй поднял глаза, но тут же согнулся пополам и завыл: - Не-е-е-ет!

Млад оставил его в покое и вернулся к сотне: потребовал от десятников доложить о потерях, построил остатки - чуть больше семидесяти человек - и повел их вслед за Тихомировым. Тот направил студентов в обход холма, на его пологий склон, чтобы зайти в спину ландскнехтам, теснившим конницу.

- Давайте, сынки! - начал он. - Потом считать будем, потом разберемся, кто трус, а кто храбрец! Не до красивых слов мне! Бейте врагов, себя не жалея!

Его слова остались пустым звуком, и он поманил Млада пальцем.

- Скажи, Мстиславич. Как на вече говорил. Говорить - это ваше, наставничье.

Млад встал рядом с ним и оглядел поредевшее студенческое войско.

- А вы думали, это как с новгородскими парнями из-за девок на кулаках махаться? А? - тихо начал Млад. - Никого сюда идти не неволили. Перед вами - враги, а за спиной - женщины и детишки. Или вы не мужчины?

И в этот миг он увидел, как с обеих сторон крепость обходит вражеская конница - не меньше двух тысяч тяжело вооруженных латников, на неправдоподобно высоких конях. Тихомиров ахнул, студенты начали оглядываться, и Млад продолжил:

- Нет таких врагов, которых нельзя победить! Не вы ли хотели, чтобы земля горела у врагов под ногами? Так пусть она горит у них под ногами!

Последние слова он выкрикнул в полный голос, и словно в ответ на них со стороны крепости загрохотали взрывы - Млад никогда не видел взрывов такой силы. Столбы пламени поднимали в небо куски крепостных стен в серо-белом дыму, сполохи огня осветили долину красно-белым заревом, земля вздрогнула и зашаталась, - рванул весь пороховой запас Изборска. На миг долина замерла: и немцы, и псковичи, и новгородцы уставились на небывалое зрелище, а обгоревшие глыбы желтого камня валились на тяжелую немецкую конницу, давили людей и коней, преграждали ей дорогу. Словно камни этой земли знали, кто пришел на нее без спроса.

Ликующий крик потряс долину не слабей взрывов, а между двух холмов, обгоняя изборян, на коне в окружении десятка дружинников промчался юный князь. Алый плащ, в темноте казавшийся запекшейся кровью, развевался за его спиной, и знамена летели над головами всадников.

- На Псков! Давите их! На Псков! Боги на нашей стороне! - глаза Волота горели огнем, и на миг Младу показалось, что перед ним Борис: в груди остановилось дыхание, восторг, напоминавший безумие, охватил его с ног до головы.

- Вперед! - коротко крикнул Млад, поворачиваясь на полки ландскнехтов.

- Вперед! - взревел Тихомиров, и его крик подхватили сотники: студенты ринулись в бой, одержимые желанием победы, - ни страха, ни сомнений не осталось в их сердцах.

Безрассудство удесятеряет силы. Полуторатысячное войско студентов врезалось в ряды наемников так быстро, что те не успели перестроиться и принять удар. Млад отбросил щит за спину, зажав в левой руке нож: эта схватка напоминала ему шаманскую пляску. Доспех ландскнехта оставлял уязвимыми только лицо и руки, и Млад бил по лицам и по рукам, забывая защищаться. Двуручный меч Тихомирова проламывал железные кирасы, прорубал мощные наплечники и сносил шлемы с голов, а иногда и головы с плеч. Топоры крушили немцев, и тем было уже не до смеха.

Луна уходила за тучи и возвращалась, бой двигался к лесу. Сзади к студентам подошло ополчение - новгородцы отступали, обороняясь от напиравших сзади полчищ кнехтов. Дружина князя Тальгерта схватилась с остатками тяжелой вражеской конницы, задерживая ее наступление на пехоту, а изборяне скрылись в лесу, на дороге, ведущей к Пскову.

Взрыв крепости словно повредил что-то в небе, и с рассветом, нежданная и непредсказуемая, началась вьюга: дунул восточный ветер, небо заволокло снежными тучами, и вскоре к низовой метели присоединился густой снегопад - боги прикрывали отход русского войска.

Новгородская дружина вышла из боя с ландскнехтами и пустилась на выручку коннице князя Тальгерта. Новгородский князь, до этого стоявший на холме, дал сигнал к постепенному отходу в лес; вскоре его силуэт скрылся за снежной завесой. Тихомиров, принявший приказ, выводил из затихавшего боя по одной сотне: отходили не торопясь, подбирая раненых. Ландскнехты отчаялись сомкнуть окружение и в лесу преследовать отступавшее ополчение опасались.

Ветер и снег приглушали далекие звуки, и не сразу стало понятно, отчего вздрагивает земля под ногами и что за глухой рокот катится с запада на отступавшее ополчение, но страх ощутили все. Он шел из-под ног, его рождала дрожавшая земля…

- В лес! - закричал Тихомиров тем, кто еще не успел отойти. - В лес, бегом! Быстрей!

- К лесу! - кричали сотники и псковичей, и новгородцев. - Отходим!

- Что это, Мстиславич? - спросил замерший рядом с Младом Добробой.

- Это конница, - ответил Млад и крикнул в полный голос. - В лес! Отступаем! Бегом!

И наемники, и кнехты расходились в стороны, уступая дорогу неожиданной подмоге. Судя по нараставшему грохоту, на русское войско шла многотысячная рать, широкой полосой охватывая всю долину.

- А раненые? - спросил Добробой.

- Щас мы все будет ранеными! - рявкнул на Добробоя проходивший мимо Тихомиров. - Бегом! Не рыцари, так свои затопчут! Бегом!

Ополчение бежало к лесу в беспорядке, и Млад понял, что имел в виду Тихомиров: тысячи воинов неслись прямо на оставшихся на поле боя студентов, и никто не разбирал дороги.

- Бегом! - заорал Млад что есть силы, надеясь привести в чувство обалдевших ребят. И кто-то действительно побежал в лес, но и Добробой, и еще два десятка парней рванулись в противоположную сторону - помогать раненым.

- Куда? - рычал Тихомиров. - Куда поперлись! Назад! Назад, я сказал!

Млад догнал Добробоя и подхватил за воротник, но, как обычно, не удержал:

- Назад! Затопчут!

- Оставь, Мстиславич! - неожиданно зло ответил ему Добробой. - Нехорошо это.

И ополчение приостановилось: кто-то обходил студентов стороной, а кто-то помогал, на бегу протягивая руки тем, кто не мог подняться, и тащил за собой к лесу. Добробой взвалил на закорки стонавшего парня с четвертой ступени, Млад поднял на ноги мальчишку, раненого в лицо, - остальных подбирали ополченцы. Ряды давно смешались, псковичи и новгородцы бежали вместе, а сзади, уже никого не прикрывая, отходили конные дружинники.

Рокот нарастал, сотрясая землю, - кони шли неспешным скоком, постепенно набирая ход. Сначала в снежной пелене появились лишь тени всадников - от последних рядов ополчения их отделяло едва ли больше сотни саженей. Не рыцари - наемники. Столько рыцарей не нашлось бы не только в ливонской земле, но и по всей Европе. Кони с огромными мордами в наглазниках не торопились, но от этого их поступь казалась еще более страшной.

Млад волочил на себе мальчишку - тот мог перебирать ногами, но шатался и ничего не видел, спотыкаясь на каждом шагу. Кто-то из псковичей, догнавший их сзади, взвалил вторую руку раненого себе на плечо.

- Вот так-то побыстрей будет, - подмигнул пскович Младу. Бежать сразу стало легче, но их все равно обгоняли и обгоняли.

Неутомимый Добробой бежал впереди, и, казалось, ноша нисколько его не тяготила. Навстречу им откуда-то выскочил Ширяй, надеясь помочь товарищу, но Добробой только покачал головой.

- Ширяй! Тебя только не хватало! - в сердцах сплюнул Млад: он надеялся, что шаманенок давно добежал до леса.

- Я с вами! - выдохнул тот и побежал рядом.

- Ничего, живы будем - не помрем! - засмеялся пскович. - Кони хоть и страшенные, а неповоротливые! И в лесу сразу завязнут, и через овраг не пройдут с налета - ноги переломают.

А расстояние между ополчением и конницей сокращалось, Млад чувствовал, что они не успевают, и не было такой силы, которая могла бы задержать лавину всадников хоть на миг. Ветер дул в лицо, но коням это не мешало. В них летели копья, ножи и топоры, но это не замедляло их бега.

Спасительный овраг был в нескольких шагах, когда сзади раздались вопли, хруст костей и глухие удары - конница настигла последние ряды, колола пиками, топтала копытами, разбивала головы шестоперами. С Младом поравнялся всадник: оскаленные зубы черного коня грызли странные, непомерно большие удила, из носа струями пробивался пар, словно под седоком скакал огнедышащий змей. Млад никогда не видел близко таких лошадей - он и в шлеме не дотягивался ростом коню до холки. Зверь, сущий зверь, а не конь: говорят, такие пьянеют от запаха крови. А сзади его настигал еще один. В щит на спине ударило копье, разламывая его пополам, но броня выдержала; удар толкнул Млада вперед, но не уронил, - и в этот миг земля ухнула вниз. Конь, обогнавший его, ломая ноги, провалился в овраг, перевернулся через голову, подминая под себя всадника и двоих ополченцев.

Млад вместе с раненым мальчишкой и псковичом съехали на дно оврага, а Добробой уже карабкался вверх по крутому склону. Ширяй толкал его снизу, а с другой стороны к нему тянулись руки, помогая выбраться. Млад зажмурился, ожидая, что скакавший сзади всадник опрокинется в овраг, но тот дернул к себе поводья. Огромный зверь поднялся на дыбы, ударил по воздуху копытами, словно сожалел, что не достал добычи, а потом, придавив всадника, повалился назад, под ноги следующему ряду.

- Быстрей, Мстиславич! - Ширяй подставил плечо. - Не глазей!

- Сам выбирайся!

- Успеется!

Кустарник на краю леса давно смяли, втоптав в снег. Там, где овраг был не столь глубок, конница добралась до леса, но ее встретили лучники, и дорогу немногочисленным всадникам заступила дружина, давая возможность ополчению уйти поглубже. Давка на краю оврага задержала конницу.