Амулет викинга (сборник) Солнцева Наталья

Старый год умирает. Он отцвел, отыграл, спел свою песню, и теперь ему остается только уйти. О нем почти не вспоминают. Все предвкушают наступление Нового года, готовят праздничную встречу, полную нарядных елок, искрящегося снега, огней, шампанского, музыки, веселья, надежд и счастливых пожеланий.

Но старый год еще не сказал последнего слова. Он приберегает его до самого конца, до «мига вечности», когда куранты пробьют полночь, когда старое умрет, а новое родится. Прежде чем это произойдет, жизнь и смерть сольются в любовном экстазе – и неизвестно, кто выйдет победителем. В полночь так легко все перепутать.

Странные мысли одолевали Олега Бердянина, бывшего завзятого искателя кладов, а ныне обыкновенного продавца в магазине бытовой техники. Предпраздничная суета, блеск елочных украшений, бегающие огни на улицах возбуждали его напряженные нервы, вызывали головную боль.

Сеть магазинов принадлежала его отцу, состоятельному бизнесмену Трофиму Бердянину.

– Иди администратором для начала, – уговаривал Олега отец. – Потом директором тебя поставлю. Возьмешься за ум наконец.

Тот отнекивался, как мог:

– Дело нужно узнавать изнутри, с самых низов. Начинать, так с продавца.

– Ты же торговый институт закончил, – недоумевал Трофим Иванович. – Зачем тебе продавцом работать?

Олег заупрямился, и родитель уступил. Не стоит давить на парня, он не окреп еще – только пара месяцев, как таблетки глотать перестал. Однако не бывает худа без добра! Если бы не несчастный случай в Крыму, так бы и продолжал сын бродяжничать, с рюкзаком на спине по степям топать да по горам лазать. Ради дурацких поисков каких-то сокровищ Олег на третьем курсе чуть не бросил учебу, да родители не позволили: настояли, чтобы перевелся на заочное и получил-таки диплом.

Как только сходил снег, их единственное чадо с группой таких же одержимых кладоискателей отправлялось в многодневный поход по разным «историческим» местам: то остатки городского вала где-то на Смоленщине откапывать, то подмосковные пещеры исследовать, то старый скит в лесу по бревнышку разбирать. А вдруг отшельники с собой старинную утварь прихватили да где-нибудь спрятали?

В комнате будущего наследника бердянинского капитала – не баснословного, но вполне солидного – лежали потрепанные карты, ветхие от времени книги и всякая всячина, которую домработница периодически порывалась отнести на помойку: бронзовые ручки, наконечники стрел, глиняные черепки, ржавые железки, стекляшки, темные куски дерева и даже камни, якобы из подземных гробниц.

– Это болезнь, – твердила мать, роняя слезы. – Перерастет, одумается. Поймет, что у нас денег и так достаточно. Я виновата! Возила его к деду в Керчь, тот и отравил ребенка своими байками. Боспорское царство, Пантикапей, Херсонес, скифские могильники, античные храмы. Мальчик с детства заразился дедовой страстью к древностям!

– Разве дело в деньгах? – возмущался Олег. – Ничего вы не понимаете! Это же вещи, к которым прикасались люди, жившие тысячи лет назад! Они дышат тайной!

– Какая там тайна? Ну, жили, воевали, торговали, молились… и умирали. Все то же, что и сейчас. Ты уже вышел из юного возраста, сынок. Пора настоящим делом заниматься!

Но «заниматься делом» Олег не спешил. Ездил на Керченский полуостров, жил в доме покойного деда, познакомился с местными «черными археологами», которые за определенную плату водили его по заветным местам и делились информацией. Пока не попал в больницу с черепно-мозговой травмой. Хорошо, что жив остался!

Отправились они вдвоем с товарищем на холм, где раньше велась добыча камня, разбили неподалеку палатку и ходили вокруг да около, ища лаз, ведущий внутрь холма. Не обнаружив такового, принялись копать. Было это в начале лета, зарядили дожди, но молодые люди, увлеченные поисками, продолжали рыть… Пока намокшая толща земли вперемешку с камнями не обрушилась на них. Товарищ отделался легким испугом, синяками и ссадинами. Придя в себя, он выбрался из-под завала весь в грязи и в крови, с трудом вытащил Олега. Тому повезло меньше: большой камень угодил в голову, и он пролежал без сознания несколько часов в палатке, пока товарищ не привел людей из близлежащего селения.

– Ну, где твой покойничек? – лениво осведомились подвыпившие мужики.

– Может, он жив еще! – уговаривал их перепуганный парень. – Кладите на брезент, несите! Осторожно надо!

– Какой жив? Синий уже, и пульса нет, – заявил один из «спасателей», опустившись на корточки и щупая грязное запястье Олега. – Не дышит.

– Как не дышит? Дышал вроде… Или не дышал? Я не проверил… сразу за помощью побежал. Торопился очень! – Товарищ сел прямо на мокрую землю, обхватил голову руками и застонал: – Что же теперь будет?

– Дышит, кажись… – пробормотал мужик, который сидел на корточках. – Давай брезент!

Всю дорогу до сельского медпункта лил дождь. Мужики вымокли до нитки и устали ругаться. Ноги разъезжались в жидкой грязи, скользили. Тело Олега казалось неимоверно тяжелым, безжизненным.

В медпункте фельдшер оказал пострадавшему первую помощь и отправил по раскисшей дороге в больницу. Только там товарищ Олега вспомнил про мобильный телефон. Можно же было позвонить! Но трубка оказалась разбитой.

Через неделю Олега увезли в Москву на дополнительное обследование, сделали томографию. К счастью, обошлось без хирургического вмешательства. Мать от переживаний слегла, и ухаживала за ним его девушка Инна. В августе Олега перевели в отделение реабилитации, а осенью выписали. Голова болела страшно, но лечащий врач успокоил: «Остаточное явление. Постепенно это пройдет. Я назначу таблетки».

Олег медленно возвращался к нормальной жизни, чего нельзя было сказать о его памяти. Он забыл, как искали лаз, не помнил, как произошел обвал, в его сознании всплывали лишь смутные отрывочные эпизоды: холм… палатка… котелок на костре… дождь… грязь… камни… мокрая земля… темнота…

После работы отец присылал за ним машину с водителем – Олег попробовал было сам сесть за руль, но почувствовал себя плохо и не рискнул ехать по запруженным транспортом городским улицам. По дороге они забирали Инну из института. Молодые люди прогуливались по парку или ужинали в кафе, а водитель терпеливо ждал, чтобы развезти их по домам. Вечером на Олега страшно было смотреть – под глазами синяки, бледный, в испарине от подступающего приступа головной боли. Мать сразу укладывала его в постель, несла лекарство. Врач не обманул – день ото дня Олегу легчало, он все реже принимал таблетки и вскоре совсем от них отказался.

– Жениться тебе пора, – советовал отец. – Вон хоть на Инне. Пригожая, воспитанная, ласковая, любит тебя без памяти!

– То-то и оно, что без памяти…

– Девочка из хорошей семьи. Учится в медицинском, свой доктор будет.

– Без памяти – не хочу…

Отец сделал вид, что ответ Олега ничуть его не удивляет. После больницы мальчик сам не свой, говорит невпопад, думает непонятно о чем. Да и как не думать? С памятью у него действительно не все ладно. Трофим Иванович поговорил с врачом тет-а-тет, попросил быть предельно откровенным. Доктор уверял, что оснований для беспокойства нет:

– Такое бывает. Потеря памяти у вашего сына касается небольшого промежутка времени, непосредственно связанного с травмой. Это защитная реакция на страх и боль – сознание как бы изолирует тяжелый инцидент, чтобы к нему не было доступа. Потом память может восстановиться.

– А если прибегнуть к помощи гипноза?

– Зачем? Я против гипнотического воздействия, – решительно заявил врач. – Это подавляет волю пациента. Воспоминания должны вернуться естественным путем. Какая-нибудь деталь или похожие обстоятельства могут этому поспособствовать.

– Нет уж! Не дай бог…

Олег выздоравливал. Он повеселел, поправился, перестал подолгу лежать на диване, уставившись в потолок. Голова побаливала, но не так сильно. Он уже сидел за компьютером, начал переписываться с кладоискателями, интересоваться находками других.

– Опять за свое взялся, – шептала Трофиму Ивановичу жена. – Боюсь я за него!

– Женить надо сына, тогда дурь быстро из мозгов выветрится. Молодая баба в постели куда приятнее, чем рюкзак на плечах.

– Я бы с удовольствием! Чем Инна не невеста? Покладистая, неизбалованная. Только Олежек о свадьбе не заикается. И вообще, у них отношения какие-то дружеские. Без страсти, без трепета любовного.

– А мы с тобой как женились? Про любовь-то нас никто не спрашивал. Познакомили, сосватали. Ты мне приглянулась. Скромная, молчаливая, да и грудь у тебя была – глаз не отведешь.

– Тише ты! – смущалась жена. – А грудь у меня и сейчас ничего…

Трофим Иванович обнял ее, поцеловал в вырез кружевной сорочки.

– Мне кажется, я тебя в первую брачную ночь полюбил – раз и навсегда. Я ведь не изменял тебе, даже в молодости.

– Ладно, не ври!

Бердянины засыпали счастливые, как бывают счастливы люди, довольные собой и жизнью. Если Трофим Иванович и лукавил насчет нерушимой верности законной супруге, то самую малость. Были грешки, но такие мимолетные и незначительные, что о них и вспоминать не стоило. Жена ни разу не пожалела, что когда-то выбрала молодого и робкого служащего Сбербанка. Робость его касалась только женщин и ни в коей мере – работы. Она жила с Бердяниным, как за каменной стеной, ни о чем не тужила. Грехи же господь велел прощать для облегчения души.

Когда отец вновь заговорил с Олегом о женитьбе, то получил резкий отказ.

– Оставь, папа! Мне бы с собой разобраться! С головой у меня что-то творится – хочу вспомнить и не могу. Знаешь, какие у меня мысли?

– Тебе не нравится Инна? – пожал плечами Трофим Иванович. – Найдем другую.

– При чем тут Инна?

Олег хотел кое-что добавить, но замолчал, вздохнул и махнул рукой. Отцу лучше не знать.

– После Нового года поговорим, – строго произнес Бердянин-старший. – Ты где праздновать собираешься? С нами или с молодежью в ночном клубе?

– Я, наверное, в Керчь поеду…

– Не пущу! – встала на дыбы мать. – Что там делать зимой в дедовой мазанке? Не хватало только воспаление легких подхватить! Там же никаких удобств, печку топить надо, мыться в тазике.

Насчет «мазанки» она, конечно, сгущала краски. В прошлом году Трофим Иванович выделил деньги на ремонт старого дома – под руководством Олега строительная бригада поменяла крышу, окна и двери, перестелила полы, привела в порядок дымоход и провела воду, так что условия для проживания стали вполне приличными. Красная черепица, белые, увитые виноградом стены, высокий светлый забор, закрытый со всех сторон уютный дворик делали дом типично южным, крымским – располагающим к лени и отдыху. До моря было далеко, но ветер с залива приносил его запах – солоноватый, с привкусом йода.

Олег нашел спасительный аргумент.

– Я возьму с собой Инну, – заявил он. – Мы проводим старый год и встретим новый вместе. Я хочу, чтобы моя болезнь осталась в прошлом, ушла с последними мгновениями перед полуночью… туда же, откуда пришла.

Трофим Иванович вспомнил слова врача и неожиданно встал на сторону сына. Вдруг похожие обстоятельства пробудят уснувшую часть его памяти, вернут ясность и покой душе? Сам керченский воздух, корявый орех у забора, посаженный руками деда, зимняя степь, камни, развалины античного Пантикапея… Все это может оказаться тем ключиком, который откроет «черный ящик» в сознании Олега. Очень кстати, что девушка будет рядом – накрывать праздничный стол, смеяться, смотреть в глаза, манить своей красотой и молодостью. Ночи, проведенные в старом доме под свист норд-веста и треск дров в печи, сблизят их, подтолкнут к тому, чем из века в век занимаются мужчина и женщина, оставаясь наедине. Природа возьмет свое, как ни крути…

– Пусть едут, – положил конец причитаниям жены господин Бердянин. – Морской воздух Олежке на пользу. Может, с Инночкой у них слюбится-сладится. Дело молодое! Поженим их и вздохнем с облегчением.

Вечером, лежа на широкой кровати с изголовьем, инкрустированным розовым деревом, госпожа Бердянина – дочь керченского учителя истории, приехавшая когда-то в столицу поступать в педагогический институт, – вспоминала свое детство. Ей ведь тоже отец рассказывал на ночь необыкновенные сказки: про царя Митридата, золотую маску, найденную в некрополе Пантикапея, курганы, полные сокровищ, и скифскую царевну Томирис.

…Была она тонка, изящна и прелестна, как дикий степной цветок, – с маленькими алыми губами, нежной кожей и шелковистыми волосами, черными, как вороново крыло. Ее родила царю скифов роскошная и своенравная гречанка, которую он силой взял в жены. Томирис стала его любимицей. Девушку холили и лелеяли, наряжали в драгоценные ткани и украшения, привезенные из заморских городов. Когда она шла, ее сопровождал мелодичный звон бесчисленных золотых бляшек, нашитых на одежду и вплетенных в волосы. На голове царевна носила остроконечную шапочку, на шее – блестящие ожерелья, на руках – браслеты, на ногах – мягкие сапожки из искусно выделанной кожи. Но все украшения затмевала ее дивная, пленительная красота.

Царь подыскивал дочери достойного жениха. Одного за другим отвергал он претендентов на руку и сердце Томирис. Девушка удалась внешностью и характером в мать, а властной надменностью – в отца. Ее белое, как луна, личико кривилось в презрительной гримасе при виде мужчин, которых прочили ей в мужья. Она понимала, что рано или поздно ей придется сделать выбор, но оттягивала этот момент всеми возможными способами.

Мать-гречанка внушила ей мысль, что быть женой варвара, грубого и невежественного скифа, – незавидная доля.

– А если его убьют в бою или он умрет от тяжелой болезни, тебя задушат и положат в его могилу. Ни молодость, ни красота, ни принадлежность к знатному роду не спасут тебя от неминуемой смерти, – нашептывала мать.

И Томирис содрогалась от ужаса, представляя, какая участь ее ждет. По щекам катились прозрачные слезинки, когда она смотрелась в бронзовое зеркало с ручкой, покрытой золотой фольгой. Ее томили неясные предчувствия, сердце замирало от предвкушения любви, которой она еще не познала. Неужели ей суждено умереть молодой? Скифы воинственны и заносчивы, они проводят жизнь в седле, с луком за спиной и акинаком на поясе. Погибнуть в бою – честь для воина. А что будет с его женой, никого не волнует…

С тоской следила царевна за полетом птиц в необъятном синем небе, завидовала ветру, свободно веющему над выжженной солнцем степью. Ах, как бы ей хотелось стать этим ветром – вольным и быстрым, непокорным, летящим, куда ему вздумается!

– Что мне делать? – спрашивала она у матери. – Как быть?

Однажды в тихую летнюю ночь печальная гречанка вывела дочь из шатра и показала ей извилистую туманность Млечного Пути.

– Только эта дорога уведет тебя отсюда. Как и когда – не знаю. Скоро…

– Откуда тебе это известно? – удивилась Томирис.

– Я умею гадать по звездам. Давным-давно, в юности, я готовилась стать жрицей в храме Гекаты. Но богиня отвернулась от меня…

Она сняла с руки браслет, с которым никогда не расставалась, и протянула дочери.

– Возьми его, надень на левое запястье и никогда не снимай.

Над степью стояла неподвижная прохлада. Пахло дикими травами. Стрекотали цикады. Красная луна томно взирала на свои владения. В ее свете камни браслета таинственно мерцали, словно тусклые звезды.

Томирис вернулась в шатер, зажгла масляный светильник и принялась рассматривать подарок. Сколько она себя помнила, этот браслет всегда был на руке матери. Он казался обычным, разве что более тонкой работы, чем другие украшения из золота. Его поверхность сплошь унизывали жемчужины, ониксовые и сердоликовые бусины, а по краям располагались красивые фигурки мужчины и женщины, сплетенные в объятиях…

Госпожа Бердянина уснула, и окончание истории перешло в ее сновидение, наполнив его топотом скифских коней, вереницей кибиток и степной пылью…

– Ты стонала во сне, – сообщил ей наутро господин Бердянин. – Что-то болело?

– Сердце…

За завтраком она все еще вспоминала свой сон: царевна Томирис на погребальном ложе в багровом свете факелов поворачивает лицо и обращает на нее взгляд, тянет руки. Вместо глаз у нее – зияющие в черепе провалы, а вместо рук – кости скелета. Браслет слетает с запястья и катится по полу прямо к ногам Бердяниной…

– Что с тобой?

Жена вздрогнула и схватилась за сердце. Трофим Иванович кинулся за лекарством.

– «Скорую» вызвать?

– Не надо… сейчас пройдет…

Она положила таблетку под язык и, прерывисто дыша, откинула голову на высокую спинку стула.

– Это я виновата! – простонала она. – Зачем мы отправляли Олежека к папе в Керчь? Там он попал в плохую компанию, связался с этим хулиганом Жекой!

– Во-первых, твой отец души во внуке не чаял, а во-вторых, там море, целебный воздух, фрукты. Кто ж знал, что все так обернется? Кстати, Жека – вовсе не хулиган, как ты выражаешься, а обыкновенный парнишка из рыбацкой семьи. Работяга. Культуры ему, может, и не хватает, но в остальном – нормальный мужик. Не забывай, что этот Жека спас нашего сына!

– Да… ты прав…

Тиски в груди госпожи Бердяниной разжались, и она перевела дух, порозовела, почувствовав себя лучше.

За неделю до отъезда Олегу позвонил из Керчи тот самый Женя Крамаренко, с которым они попали под обвал.

– Ты как, старик? Поправился?

– Почти. Если бы не ты… В общем, я твой должник.

– Брось! Какие счеты между друзьями? – смутился Жека.

– Ладно, разберемся. С наступающим тебя! Есть шанс встретиться.

– Слу-у-ушай, было бы здорово! – обрадовался приятель. – Приглашаешь к себе в Москву?

– Наоборот, хочу в Керчь смотаться на праздники. Люблю зимнее море. Вместе Новый год отметим. С меня угощение, выпивка – попируем! С девушкой тебя познакомлю. Тебе столичные девушки нравятся?

Крамаренко промолчал.

– Что затих? Другие планы? Жаль…

– Да нет… – спохватился Жека. – Я с удовольствием. Тут такое дело… У тебя все в порядке?

– В каком смысле?

– Ты с нашими переписываешься? По электронной почте? Ну, кто куда ездил, что копали, какие у кого новости?

Олег оглянулся, нет ли поблизости матери, прикрыл трубку рукой и понизил голос:

– Переписываюсь. Только мне странные сообщения приходили уже три раза. Не пойму, что за фигня?

Крамаренко сглотнул – громко, судорожно:

– Тебе… тоже?

– Что значит «тоже»?

– Это случится в новогоднюю ночь. Готовься…

У Олега заныло в висках, закружилась голова. Он глубоко вдохнул и опустился на стул. Сидя разговаривать удобнее.

– Блин, Жека, это твоя работа? Признавайся. Ты меня разводишь!

– Да ты что? Зачем м-мне! – волнуясь, приятель начинал заикаться. – Я сам с-сначала принял за разводняк, а потом… д-достали меня эти угрозы. Решил тебе п-позвонить, узнать…

– Почему именно мне?

Крамаренко на мгновение запнулся. Действительно, почему первым ему вспомнился Олег Бердянин?

– П-понятия не имею. Чутье!

– Больше такие сообщения никто не получал?

– Я ни от кого н-ничего не слышал. Правда, и сам рот держу на замке. Тебе вот только п-признался. Неохота паникером выглядеть. В-вроде бы бояться нечего, а мороз по коже идет. Как увижу эти с-строчки, аж скулы сводит. Даже не страх – жуть накатывает. Почту п-проверяю, и пальцы дрожат. Никогда такого не было!

– Мне ужасно не по себе, Жека, – выдохнул Олег. – Поэтому и еду в Керчь – подышать морем, развеяться. С тобой повидаться. Может, в последний раз…

– Иди ты! Ч-чего мелешь, старик? Ну, прикалывается кто-то, м-мало ли психов на свете? Не о смерти же речь идет?..

– А о чем? Что должно случиться в новогоднюю ночь?

Жека прочистил горло – чувствовалось, как он старается взять себя в руки.

– Не убить же нас с-собираются? Кому мы дорогу перешли, по-твоему?

– Мертвым…

– М-мертвым? – Крамаренко охрип. – Ты гонишь…

Но повисшее в трубке молчание говорило о том, что подобные мысли его уже посещали.

– Я пробовал узнать, откуда приходят сообщения… Никаких концов не нашел, – перешел на шепот Олег. – Если нас берут на пушку, то очень профессионально.

– Да к-кому мы нужны? Ты меня ошарашил, старик… Что за хрень? Не м-может такого быть…

Потоком слов Крамаренко пытался заглушить нарастающий ужас. Кладоискатели – люди суеверные, и байки про «месть мертвецов» для них весьма актуальны. Бытует среди них множество поверий о проклятии, которое хозяева клада или устроители могильника насылают на грабителей. В древности рядом с сокровищами нередко оставляли бесплотного стража, чтобы тот охранял ценности от чужих посягательств. Известны случаи, когда у «счастливого» обладателя найденного золота, драгоценностей или раритетной вещи начиналась черная полоса – на него вдруг обрушивались неудачи, болезни и даже смерть.

– Нам лучше д-держаться вместе! – истощив запас ругательств, выпалил Жека. – Ты правильно решил, старик! Приезжай. Мы им п-покажем! Мертвецы… Как бы не так! За лохов нас п-принимают, это ясно. Но мы не поддадимся. М-мертвые электронной почтой не пользуются, в их времена о таком с-слыхом не слыхивали!

Эта наигранная бравада не могла обмануть Олега. Он знал Жеку с детства как облупленного. У приятеля стучали зубы, а сердце ушло в пятки.

Олег поплотнее закрыл дверь в гостиную, где мать составляла список продуктов, которые следовало закупить на праздники. И спросил:

– Жека, с тобой ничего подозрительного не происходило в последние месяцы?

– П-подозрительного?

Вопрос поверг приятеля в шок. До сих пор он не связывал одно с другим. Но теперь…

– О, блин… Как ты д-догадался, старик? – занервничал Крамаренко. – Было происшествие! Сразу п-после того, как тебя в Москву увезли. Я искупаться решил вечерком, после работы. Отплыл от берега подальше, и вдруг все тело б-будто сковало, ни рукой, ни ногой не двинуть. Я, конечно, накануне п-принял на грудь, но не больше обычного. Ты понимаешь? К-короче, чуть не утонул. Чудом выплыл! Лежал на спине, старался страх унять… Потом мало-помалу отпустило. Ох, и с-струхнул я, старик! Тебе не п-передать.

После этого случаи посыпались как из рога изобилия: то Жеку едва током не стукнуло, то он по рельсам шел и поезда не слышал. Хорошо, не один был, добрые люди крикнули: «Берегись, парень!» – и успел в сторону отскочить. То в порту груз оборвался, а Жека внизу стоял. Словом, что ни день – новая беда.

– Ты думаешь, это… – он задохнулся от ужаса.

– И завалило нас неспроста, – поддал жару Олег. – Я, когда очухался от своей болезни, за руль сесть попробовал. Сразу чуть в аварию не попал: еле от грузовика увернулся, а буквально через десять минут мотоциклист какой-то меня подрезал… Теперь только с водителем езжу. А недавно вышел на балкон с девушкой, и голова закружилась. Я на перила облокотился и чувствую – толчок в спину, будто кто-то сбросить меня хочет… С шестого этажа! Как удержался, не помню. Девочка перепугалась, подумала, я с собой решил покончить. Еле упросил ничего матери не говорить.

– Слушай, старик, д-давай, приезжай. Надо как-то защищаться. Меры п-принимать!

– Какие меры?

– Ну… в церковь сходим, п-покаемся… в этих, в грехах. С-свечки поставим. Авось отстанут от нас. Чтобы еще до Нового года успеть! Сечешь?

– Я тут к ясновидящему знаменитому ходил, – признался Бердянин. – Тайком от родителей. Денег ему дал, попросил в будущее заглянуть. Он шар хрустальный вертел, вертел… «Ничего не вижу! – твердит. – До тридцать первого декабря вижу, а дальше – темнота одна».

Жека закашлялся.

– З-заливает твой колдун, – неуверенно пробормотал он. – Я ему не верю. Но меры принять надо! Осторожность не п-помешает.

– А еще знаешь, что мне колдун сказал? «У тебя в памяти – черное пятно. От него все твои беды. Это «черная дыра», как в космосе. Если тебя туда затянет – пропадешь!» Жека! Расскажи, что с нами случилось под завалом?

На том конце воцарилась тишина.

– Алло! Жека! Ты меня слышишь?

– Я все рассказал, с-старик… – выдавил Крамаренко. – Может, я тоже чего-то не п-помню?..

Вместо елки в дедушкином доме решили поставить крымскую сосну. Инна и Олег купили ее на вокзале, у красной от холода тетки в куртке с капюшоном поверх платка. Керчь встретила их северным ветром, снегом. С набережной море казалось свинцовым, на горизонте оно сливалось с таким же свинцовым небом. Волны с грохотом ударялись о берег, обдавая редких прохожих солеными брызгами.

Олег стоял спиной к морю, вглядываясь в молочную мглу, которая поглотила город. Древняя земля киммерийцев, тавров, греков, скифов и сарматов простиралась перед ним. Приезжая сюда, он чувствовал себя одним из них…

– Здесь каждый камень хранит следы исчезнувшей жизни, – сказал он.

– Идем! – взмолилась Инна. – Я замерзла!

Они добрались до домика белые, как два снеговика. Пока Олег открывал дверь, Инна отряхивалась.

– Надо принести дров, печку растопить, – хихикала она. – Ты умеешь?

– Конечно.

Он щелкнул выключателем – света не было. Ветер порвал провода, и новогоднюю ночь предстояло провести при свечах и керосиновой лампе.

Инна, поеживаясь, прошлась по дому. Столовая, две спаленки, кухня и веранда, простая мебель, простые шторы на окнах. Везде пыль, холод. После ремонта убрали кое-как, на скорую руку. «Зато Олег рядом, – подумала она. – Никто мне не нужен, кроме него!»

Когда печка разгорелась, в маленьких комнатках стало тепло. Запахло дровами.

Инна готовила праздничное угощение. На печи! Уже приключение. Она уговорила Олега взять с собой кое-какие продукты, остальное купили в местном супермаркете.

– Где твой друг? – время от времени спрашивала она.

– Скоро придет. Он нас вчера ждал…

– Ты ему звонил?

– Не волнуйся, он знает, что мы уже здесь.

Накануне их отъезда из Москвы у госпожи Бердяниной случился сердечный приступ. Это была ее отчаянная попытка удержать сына возле себя. Но на следующий день, когда матери полегчало, он все-таки уехал. Ни ее слезы, ни укоризненные вздохи отца не смогли остановить Олега.

Инна отправилась с ним. Ей очень нравился Олег – рослый, красивый парень, не пустозвон, как другие. Работает продавцом в магазине, хотя у его родителей денег куры не клюют. Не распускает руки, не говорит пошлостей и в любви признаваться не спешит. Сразу видно – серьезный человек. А то, что увлекается раскопками и кладами, – даже романтично. Она могла часами слушать его рассказы о пиратских сокровищах и тайниках венецианских купцов в горных пещерах.

– Олег, помоги! – попросила Инна, устав бороться с тушеной индейкой. – Режь вот здесь… Уже девять часов скоро, а у нас стол не накрыт. Неудобно перед человеком. Обещали праздник, а сами приехали в последний момент. Ни убраться толком не успели, ни елку украсить.