Те, что живут рядом Скрягин Александр

14. Нежданный гость

Рита жила недалеко.

В блочной пятиэтажке у самых железнодорожных путей. Когда-то здесь стоял деревянный дом, в котором помещался знаменитый на все Куломзино ресторан «Золотой якорь». Дом был сложен из вечных бревен сибирской лиственницы. Когда-то, в совсем уж мифологические годы здесь находился пристанционный трактир. В нем сиживали перед отправкой на фронт еще прапорщики и поручики давно забытой Первой мировой войны.

Видимо, с тех самых пор у входа стояло огромное чучело медведя. Косолапый держал в лапах с пугающими размером когтями начищенный медный поднос. На него покидающие ресторан посетители, из тех, что кутили на широкую ногу, бросали звенящую мелочь и скомканные бумажные купюры.

Дальше у входа высился большой дореволюционный буфет со стойкой. Здесь посетители могли выпить последнюю – самую сладкую рюмку «на посошок» и приобрести своим дамам коробку конфет «Мокко с ликером».

Вот сюда Лева с Мафусаилом заходили, возвращаясь из школы. Они покупали в буфете горький черный шоколад «Золотой ярлык» или длинные белорозовые брусочки фруктовой пастилы. Конечно, друганам со своей улицы они с небрежным видом врали, будто заглядывали в ресторан выпить по рюмке армянского коньяку. На самом деле, зайти в большой зал с накрытыми белыми скатертями столами, они впервые осмелились только в десятом классе.

Накануне Вовка Подолякин сказал, что в маленьком затончике у угольного склада водятся настоящие раки. И Лева уговорил Мафу пойти их ловить. Предполагалось, что они сразу на берегу сварят их в ведре и попробуют. За компанию с ними пошли девчонки – Галька маленькая и Люська-артистка.

Друзья полдня ныряли с заброшенного дебаркадера в воду. Она была совсем непрозрачной из-за растворенного в ней желтого ила, который Иртыш сквозь Казахские степи нес из далекого Китая.

В конце концов, несмотря на то, что, вода была теплая, как в Черном море, они продрогли, и оставили это занятие. Хотя не только не поймали, но даже и не увидели ни одного рака.

Правда, у дебаркадерной стенки Лева нашел и вытащил странный предмет, который оказался покрытым многими слоями ила медным казаном для плова. Казан они отдали девчонкам, и потом он с удивлением видел у Люськи дома сияющей котел, похожий на шлем крупноголового богатыря.

Ловля раков кончилась тем, что Лева сбегал в магазин на пристани и принес пачку мороженых креветок. Они сварили их в подвешенном над костром оцинкованном ведре. Вместе с креветками он принес четыре бутылки пива – по одной на каждого из участников рыбалки.

Девчонки попробовали красных морских кузнечиков, долго плевались и, забрав казан, убежали домой.

Лева с Мафой этим их поступком огорчились, но водные процедуры не прошли даром: если бы они принимали участие в конкурсе на скорость поедания креветок, то, несомненно, заняли бы там призовое место. Но почему-то после того, как они выловили из ведра последнюю креветку, голод в их желудках не только не утих, но даже усилился. Может быть, виной тому были доставшиеся им по две бутылки пива на брата.

Тогда им и пришла в голову мысль подняться наверх и поесть в ресторане, как и положено мужчинам на отдыхе. Что они и сделали.

С тщательно скрываемой робостью, они вошли в зал и заняли столик у окна. Степенно ознакомились с меню в кожаной папке и заказали у немолодой официантки по порции пельменей в бульоне.

Как тогда им показалось, ничего лучшего в своей жизни они не пробовали. Пельмени были маленькие, ручной лепки, и плавали в настоящем крепком курином бульоне, совсем не похожим на тот, пахнущий новыми джинсами, который получается, если сварить в кипятке кубик «Галины Бланка».

За стеной стучали колесами, проходящие мимо грузовые и пассажирские поезда, посвистывали локомотивы, переговаривались по громкой связи мужские и женские голоса диспетчеров.

Они ели пельмени и казались себе, то ли отъезжающими на фронт прапорщиками Первой мировой, то ли лейтенантами-танкистами Великой Отечественной, то ли геологами мирного времени, посланными на Тюменский Север искать нефтеносные пласты и газовые месторождения. Одновременно они примиряли на себя роли лихих ребят с финками в карманах, собирающихся прокатиться на поезде до следующего областного центра и по дороге разделать в карты едущего в Крым директора большого магазина. А, может быть, даже и ограбить вагон-ресторан.

Пельмени им страшно понравились, но голод совершенно не утолили. Как ни стыдно им было, но они заказали еще по порции. Официантка, посмотрев на них изучающим материнским взглядом, предложила попробовать что-нибудь другое. И они заказали по свиному эскалопу с картофелем фри.

Свинина, выращенная в Иртышских степях, недаром славилась по всей стране. Эскалопы аж горбились от переполнявшего их сладковатого животного белка. Зажаренная корочка была по вкусу острой, как горчица. А белая внутренность эскалопа после того, как его разрезали ресторанным ножом, истекала прямо-таки сводящим с ума ароматом.

Из ресторана они выходили раздувшиеся, как крокодилы после охоты у водопоя в засушливый сезон. Денег для расчета хватило в обрез, даже, если быть честным, немного и не хватило. К счастью, официантка, тетя Клава знала их обоих, ее дочка училась в параллельном с ними классе. Она поверила им на слово, что они завтра занесут долг.

Ресторана давно не было. Из вечных лиственничных бревен кто-то давно сложил себе дачу. А на его месте стоял панельный дом, где и жила Рита Кононович.

Рита усадила Полковника за кухонный столик.

Сама она пыталась похлопотать с угощением, но, наблюдая за ней, Лев Александрович понял, что это может плохо кончиться: Рита либо отрежет себе пальцы, либо поскользнется на ровном месте и получит сотрясение мозга. Полковник отобрал у нее нож. Тонко порезал батон, достал из холодильника масленку и стеклянную баночку с красной икрой, которую сам ей недавно и подарил.

Икру привез ему с Дальнего Востока товарищ по старым временам. Это была отобранная понимающими людьми нежная икра самодельного рыбачьего посола. Год назад он собственноручно выбросил из Ритиного холодильника все маргариноподобные замазки, которые она, как большинство женщин, повинуясь рекламе, натащила в дом. И в масленке было настоящее сладкосливочное масло, которым третий век славилась Сибирь. Такое масло в мире и раньше и сейчас могло позволить себе очень небольшое число людей с серьезными доходами. Здесь в Сибири его за копейки можно было купить в любом магазине.

Полковник не удержался и слизнул с ножа маленький шелковистый комочек. Ощутил, как он быстро тает на языке, оставляя после себя детский вкус свежих сливок, и даже причмокнул: бывает же такое чудо!

Он сделал шесть бутербродов, разложил их на тарелке и бросил сверху для эстетической законченности картины три зеленых стебелька петрушки. И сразу почувствовал, как у него поднимается настроение.

Закончив накрывать на стол, Полковник разлил по рюмкам коньяк.

Рита выпила две рюмки подряд и пригорюнилась над третьей.

Полковник свою лишь пригубил. Съев бутерброд с красной кетовой икрой, он уставился в экран стоящего на кухне телевизора.

– Вот ты на меня злишься, а ты не можешь на меня злиться!… – подперев щеку рукой, – произнесла Рита. – Почему ты не хочешь на мне жениться, а? Ты же одинокий бобыль… Ты же свободен. А вот Сережа Мизимов…

– Да, брось ты, Рита. Мизимов свою Ленку никогда не бросит, – не глядя в ее сторону, отозвался Полковник.

– Почему это? Детей у них нет… Что ему помешает?

– Поверь старику, – взялся он за второй бутерброд.

– Какой же ты старик, Лева? – заныла Рита. – Это я вот с вами скоро старухой стану… Вам мужикам хорошо-о-о… И сорок и пятьдесят – все женихи! А у нас раз-два и все… Не нужна никому! А мне, вообще-то Мизимов не очень и нравится… – с намеком произнесла Рита и отхлебнула коньяк и тут же намек расшифровала: – Ты, Лева, мне больше нравишься… Я, если хочешь знать, не только Мизимова, я и тебя с обеда искала, вот!

– А что ж такого случилась? Завтра бы в управлении и нашла.

– А вот случилось… – с многозначительным видом заявила Рита. – Я телефон подслушала…

– И что? Мне решили присвоить звание генерала? – изобразил радостную улыбку Полковник. – И ты решила поздравить меня первой? Ты – настоящий друг.

– Вот ты смеешься, Лева, а зря… Тобой Соседи заинтересовались… Они говорили, ты не так по взрыву работаешь, что-то с экспертизой неправильно делаешь… Какие-то журналы учета спрятал. Копают они под тебя, Лева! Вот я и хотела предупредить. А ты меня не ценишь!… Я уж не говорю, что не любишь… И жениться не хочешь… Да, и все вы мужики такие, – отвернулась Рита. – Только бы не жениться!

«Вот уж, действительно, не день, а музей неприятностей!» – отметил про себя Полковник.

На цветном телевизионном экране шли местные новости.

Принц Абдаллах сидел напротив губернатора области.

Полковник прибавил звук.

«Саудовские инвесторы ознакомились с работой нефтезавода компании «Сибпромнефть» и выразили намерение подробнее изучить возможности инвестирования капиталов в экономику области, прежде всего, в нефтеперерабатывающую отрасль…» – звучал за кадром вселяющий оптимизм голос тележурналистки.

Камера задержалась на экзотической голове аравийского гостя. Что-то было в нем странное. И даже не только глаза. Хотя таких желтых кошачьих глаз Полковник никогда ни у кого больше не встречал. Но было и что-то еще.

В той прошлой жизни, которой не было, он видел Абдаллаха несколько раз. Однажды – совсем близко.

Это произошло в Северном Йемене. В гостинице при посольстве Хашимитского королевства.

Дни были напряженные, Лев чувствовал за собой слежку, нервы были напряжены. С наступлением ночи он долго не мог заснуть. А, уж если просыпался, не закрывал глаза до утра.

Так он и проснулся в одну из ночей. Он походил по комнате, нажал клавишу внутренней радиотрансляции и услышал скрипки. Моцарт.

Леве Садовскому очень нравился этот странный гениальный австриец восемнадцатого столетия, то ли, убитый завистливым Сальери, то ли умерший от эпидемии холеры, то ли, вообще, исчезнувший не известно, как и когда. Но, разумеется, Моцарта транслировали по внутренней сети отеля не для того, чтобы угодить Левиным музыкальным вкусам.

Моцарт был любимым композитором Саудовского принца Абдаллаха. И когда по внутренней трансляции вместо ближневосточных дудочек звучали скрипичные концерты – это было верным признаком, что в гостинице по каким-то своим делам находился принц.

Лев посидел, послушал магические колебания, рожденные душой давно исчезнувшего музыканта, и почувствовал, как к нему возвращается спокойствие. Он вышел из номера и прошел по коридору на большую открытую террасу.

Здесь дышала ближневосточная ночь.

Над горной грядой висела медово-желтая Луна. Вокруг нее было рассыпано невероятное количество звезд, ярких, как фары, идущих по трассе автомобилей. Снизу прилетал слабый, но, все же, охлаждающий ветерок. Трещали цикады, и мягко ворочалась в темноте древняя Аравийская тишина. За горной грядой на Севере лежало Междуречье. Месопотамия. Страна Тигра и Евфрата, где когда-то происходило что-то очень важное для всех, и ушедших с земли и ныне живущих.

Там археологи под лежащими друг на друге культурными слоями, полными битой керамикой и бронзовыми наконечниками, неожиданно наткнулись на совершенно чистый, без всяких следов жизни человека, пласт синеватой глины. Они решили, что докопались до слоя земли того времени, когда на ней еще не жили люди.

Но ученые ошиблись.

Пробиваясь дальше в глубь земли, археологи вновь наткнулись на зримые следы, оставляемые после себя человеком, – остатки очагов, осколки керамики и каменные орудия.

Они поняли: между слоями со следами человеческой жизни лежала почва того времени, когда люди с этой земли исчезли. И им невольно пришла в голову мысль, что лежащая между двумя обжитыми слоями земли мертвая синяя глина, это – глина Потопа. На глубине двадцати метров застыла память о катастрофе, после которой выжил только десятый по счету прямой потомок первочеловека Адама – Ной и его семья.

Возможно, именно там, в Междуречье, еще до начала Истории находился райский Эдемский сад, где Творец сначала поселил созданного им Адама, а, затем, создал из ребра ему помощницу – женщину по имени Ева.

В долине Тигра и Евфрата в незапамятные времена люди пытались строить Вавилонскую башню, ведущую на небо. На рубеже девятнадцатого и двадцатого веков немецкие археологи раскопали колоссальную, сложенную из огромных валунов каменную площадку, превосходящую периметром футбольное поле и достигающую десятков метров в толщину. Возможно – ее фундамент.

За горным хребтом лежала самая таинственная земля на планете.

Лев стоял, задумавшись, и сначала не почувствовал, как рядом с ним появился кто-то еще.

Услышав шуршание одежды, он повернул голову и увидел в двух шагах от себя закутанного в длинный бедуинский плащ принца Абдаллаха. В этом была необычность. У королевского номера, где жил принц, имелась своя отдельная изолированная от остальных, прогулочная зона.

На террасе было темно, и лицо принца плохо различалось, но Полковник его сразу узнал. Он впервые стоял от принца так близко и удивился его высокому росту. Полковник сам был далеко не маленьким человеком, но Абдаллах возвышался над ним почти на голову.

Голову принца покрывал арабский бело-черный клетчатый платок – куфие, схваченный черным шерстяным обручем – агалем.

– Простите, я Вам не помешал? – услышал Полковник на хорошем английском.

– Нет, ваше высочество, – ответил он.

– Вы наш гость? – спросил Абдаллах.

– Да, Ваше высочество, я – инженер-нефтяник. Из Румынии.

Абдаллах повернул голову и внимательно взглянул на него. В темноте выражения его лица трудно было разобрать.

– Да? – вопросительно произнес он.

– Из Плоешти, – уточнил Полковник.

Абдаллах помолчал и произнес:

– Румыния – прекрасная страна. Желаю Вам успешного пребывания на нашей земле. Позвольте пожелать Вам спокойных снов. – Он наклонил голову в коротком прощальном поклоне, повернулся и ушел в темноту.

Вот и вся встреча.

Это было давно. В другой жизни.

А в этой Абдаллах на экране телевизора вместе с губернатором области шествовал на фоне уходящих в небо нефтеперегонных колонн и удовлетворенно кивал головой.

«В результате знакомства с промышленными предприятиями области принц Абдаллах выразил уверенность в том, что двустороннее сотрудничество имеет большие перспективы…» – прямо-таки таял от неземного удовольствия голос теледивы.

Полковник убрал звук.

Наступила тишина. Город за окнами совсем затих.

То ли дремала, то ли, уйдя в себя, переживала минувшие события на своем конце стола Рита.

И в это время из темного коридорчика прихожей грянул дверной звонок.

Рита подняла голову, став похожей на встревоженную птицу, и испуганно произнесла:

– Боже мой!.. Кто это?.. Я никого не жду… Лева, я боюсь. Это за нами. Это бандиты, от которых мы убежали… Она прижала руки к груди.

Полковник так не думал, но вообще-то был удивлен не меньше хозяйки.

Он поднялся, вышел в темную прихожую и, не зажигая света, взглянул в дверной глазок.

На слабо освещенной площадке стоял Сергей Мизимов.

Полковник покачал головой и открыл дверь.

– Лева, я так и знал, что ты здесь, – сказал Сергей. – Я тебя ищу. Ты мне очень нужен. Только ты можешь мне помочь.

15. К вопросу о счастливых случайностях

От Риты Кононович Полковник вышел около полуночи.

Сразу вслед за Сергеем Мизимовым.

Он устал. День выдался бурным. Пора было возвращаться домой.

Но, очевидно, кто-то решил, что еще не пора.

Как только Лев Александрович вышел из Севастопольского переулка и свернул в неосвещенную акациевую аллею, перед ним выросли черные силуэты.

Видимо, бандиты их с Ритой все-таки отследили.

Впереди стояли двое. С ними бы Полковник справился. Он приготовился к схватке. Но Лев Александрович не видел происходящее позади себя. А как раз там-то его и поджидала настоящая опасность – избитый им в казино серолицый бритоголовый мужик с раздавленной переносицей. В ладони он сжимал резиновую дубинку.

Бандит нанес ему удар в затылок. В лицо Полковнику бросился сошедший с ума черный жесткий асфальт.

Он успел инстинктивно прикрыться рукой, на краткое мгновение погрузился в бессознание, но через секунду вынырнул из тьмы и успел левой рукой поставить скользящий блок новому удару летящей на него дубинки. Правой Полковник перехватил упругий резиновый цилиндр и резко дернул его вниз мимо себя. Нападавший не удержался и рухнул на лежащего Полковника.

Лев ударил бандита ребром ладони под ухо и почувствовал, как обмякло его тяжелое, словно мешок с песком, тело.

И тут же получил скользящий удар ботинком в голову.

Он поймал своей широкой лапой лодыжку нападавшего и резко толкнул его от себя. Противник зашумел, падая в листву. Но еще один нападающий с силой двинул ему ногой по затылку.

Нечетким сознанием, моргающим, словно лампочка с отходящим контактом, он замечал как бы размножение маячивших перед ним силуэтов, какую-то непонятную суету между образовавшимися двойниками и погрузился во мрак.

Мир для него исчез.

Когда Полковник очнулся, то увидел склоненное над собой лицо Мафусаила. Его выпученные рыбьи глаза обеспокоено поблескивали в слабом свете ближайших окон.

– Ты как, Лева? Жив? Cоображаешь чего-нибудь?..

Лев Александрович тряхнул головой и вместо жесткого асфальта ощутил под затылком что-то мягкое и теплое. Голова гудела, затылок ломило, но терпеть было можно. Он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, на чем же он лежит.

Боль дернулась, кошкой метнулась из одной стороны головы в другую. Лев Александрович уже медленно, осторожно, как хрустальную вазу, повернул голову – перед ним был мрак, он возвел глаза вверх насколько смог и увидел рядом с чурбанчиком Мафусаиловой головы широкое белое лицо Ольги Петровны Липовой.

Его больная голова лежала на ее больших теплых коленях.

– А мы вот тут, как раз, шли случайно, – заговорил Браткрайс. – И вдруг видим: – О-о-ой! Матушки мои! Что творится-то! Разбой! Грабеж! Нападение! Да на кого? На Леву! Олька первая увидела.

Ольга Петровна осторожно провела большой теплой рукой по Левиной голове и как будто унесла с собой часть пульсирующей в ней боли.

Полковник приподнялся и огляделся. Чуть поодаль на тротуаре лежали с заведенными на спину руками две неподвижных фигуры. Около них маячили бледными лицами силуэты Мафусаиловых адъютантов. В нескольких шагах от него со связанными ремнем руками, был закатан под нижние ветки акаций бандит, что ударил его сзади.

– Лева, ты идти сможешь?… – нагнулся над ним старый пират.

– Попробую, – сказал Полковник и начал подниматься со своего уютного лежбища.

– Вот ведь как удачно получилось… То есть, неудачно, конечно, – причитал Мафусаил Нилович, помогая Полковнику подниматься. – Просто, случайно мимо шли… Олька говорит, шум рядом в кустах… Ну, мы туда. А тама-то… Ой-ой-ой!… Ну, мы лопарей, конечно, сразу и успокоили, пока они не успели чужой портмоне на свой карман записать…

На столе в бытовке Мафусаила красовался тигриными полосатыми боками громадный, как метеозонд, астраханский арбуз. Уникальный образец прикаспийской флоры ожидал белого полусладкого вина, за которым, якобы и ходила в круглосуточный магазин полуночная компания.

Полковник задал вопрос, в какой же магазин они ходили, если круглосуточный магазин расположен как раз рядом с проходной акционерного общества «Сибхлеб», а у Ритиного дома никаких магазинов нет вообще? Ему разъяснили, что есть. Он просто отстал от жизни, да и всегда в ней мало понимал, а, на самом деле, очень хорошее и недорогое «Ахашени» продается, как раз там, в подвальном магазине недалеко от Ритиного дома.

Мафусаил разрезал арбуз на солидные, как колеса от трактора, горизонтальные круги. Ольга Петровна аккуратно поделила их на ровнехонькие алые треугольники. Старый пират с выражением сострадания к медицинскому состоянию друга разлил вино по стаканам.

Вся компания начала дружно говорить о том, что вино с арбузом должны обязательно вылечить пострадавшего. Первым «Ахашени», естественно, отпробовал хозяин. Он со вкусом, не спеша, выпил стакан с соломенным вином, почмокал губами, замер, прислушиваясь к своим ощущениям, выдержал длинную, как полоса невезенья, паузу и, наконец, одобрительно кивнул головой.

Присутствующие восприняли этот жест, как уверение в том, что вино можно использовать в качестве лекарства.

Лев Александрович выпил стакан действительно хорошего, пахнущего спелым виноградом вина, откусил алый арбузный кусок и почувствовал, как окончательно уходит головная боль. На ее место в голову осторожно входил прохладный покой.

– Лева, Искра велела тебе сказать, что Мизимов не скоро оклемается, – сообщил Мафусаил, откусывая арбузный сахарный ломтик, – Болен он очень. Может, месяц пробудет в больнице, может и два. А может и полгода. Да! Вот так. С головой у него не хорошо, – сочувственно поджал он сладкие губы.

«Да, Сереге сейчас без больницы никак не обойтись!» – подумал Лев Александрович. Про Мизимова он уже все знал. Знал и где он в настоящее время находится.

Правым боком Полковник ощущал тепло большого тела Ольги Петровны. Перед собой он наблюдал довольную, алую, как лежащий перед ним арбуз, физиономию старого пирата. В углу с суровым видом поглощали прикаспийский деликатес Эдик и Никита Иванович.

Полковник физически чувствовал излучение громадной массы растительного белка, висящего над ним в тысячетонных колоннах элеватора. От этого мощного незримого потока таяли полученные им синяки и рассасывались гематомы.

За стеной шумела ни днем, ни ночью, не затихающая станция. Звучали гудки электровозов, стук идущих по транссибу вагонов, переговоры диспетчеров по громкой связи. Женский голос что-то по-учительски строго приказывал, а мужской покорно соглашался.

Это были не чужие ему голоса.

С их обладателями и обладательницами, их друзьями и подругами он лазил через заборы за маленькими сибирскими яблочками, сидел за школьными партами и субботними вечерами прогуливался по главной куломзинской улице, от районного дома культуры до железнодорожного переезда. С ними выпивал, дрался и дружил. В них влюблялся и провожал домой после танцев.

За стеной Мафусаиловой бытовки дышала его маленькая родина.

В его душе проснулось, и начало весело потягиваться особое чувство – чувство доверия к жизни. Ни на чем не основанное ощущение, что ничего плохого с ним ни при каких обстоятельствах не случиться. Он много раз оказывался на краю. И каждый раз каким-то невероятным способом вылезал. Выкручивался. Выползал.

Иногда сам. А иногда вот так, как сегодня. С подаренной кем-то помощью.

В первый раз он почувствовал это необъяснимое доверие к жизни тридцать лет назад.

Они поспорили с Вовой Подолякиным, кто из них быстрее переплывет Иртыш. Конечно, Иртыш – это не Лена и не Енисей, но все-таки пошире, чем африканский Нил. Ему уже приходилось доплывать до фарватера, проходящего примерно по середине реки, а вот до другого берега – нет. Но здесь отступать было нельзя. Перемигивались и томно закатывали глаза самые видные куломзинские девчонки, включая Галю большую и Люську-артистку. В голове вертелось, что уж победитель-то получит все, восхищенные взгляды, поцелуи и, может быть, даже больше.

Мафа плавал не хуже их, но от соревнований решительно отказался. «Не с кем мне тут соревноваться!» – высокомерно заявил он. Попытки раскрутить его, подначивая: «Ну, давай, попробуй, только треплешься, а переплыть слабо!» – успеха не имели.

И Лева с Вовой Подолякиным бросились в воду.

Все оказалось не так уж страшно. В горячке они не заметили, как проскочили фарватер и, не успев, как следует устать, почувствовали подошвами дно противоположного берега. Песка они коснулись почти одновременно и решили не настаивать на персональной победе. Главное, девчонки увидели, какие они мужественные и отчаянные парни.

Беда едва не случилась на обратном пути.

Когда они были на самом фарватере, из-за лежащего посереди реки зеленого острова вынырнула огромная эмалево-белая баржа-нефтеналивник. С невероятной, как им казалось, скоростью она летела прямо на них. Вова каким-то образом, словно у него невесть откуда взялся водометный двигатель, пролетел фарватер и оказался на безопасном расстоянии, а вот у него что-то не получалось.