Кошки бродят по ночам Гарднер Эрл
– Я знала, что они были напечатаны высококвалифицированной машинисткой на портативной машинке. Имоджен Дирборн действительно печатала записку своему начальнику на машинке.
– Как вы это узнали?
– Я сравнила стили и шрифты.
– Нет-нет. Я хочу спросить, как вы узнали, что она напечатала их на той самой пишущей машинке?
– Она сама об этом сказала.
– В присутствии свидетелей?
– Да.
– До того, как вы предъявили это обвинение?
– Конечно. Прежде чем нанести главный удар, я убедилась в правильности своих подозрений.
Друмсон вернулся к рассматриванию иска, нахмурился и с порицанием взглянул на Берту.
– Вы назвали ее прохвосткой, миссис Кул?
– Да.
– Это плохо.
– Почему?
– Это предполагает предумышленность ваших действий.
– Какое, черт возьми, это может иметь отношение к делу?
На лице Друмсона появилась отеческая, слегка покровительственная улыбка.
– Видите ли, миссис Кул, закон предусматривает определенную неприкосновенность для лица, которое действует добросовестно и без злого умысла, как должно поступать благоразумное лицо. В глазах закона существуют определенные отношения, которые можно назвать привилегированными, но для того, чтобы воспользоваться их преимуществом, лицо должно показать, что все, что оно говорило, честно и без злого умысла.
Как я понимаю ситуацию, вы – частный детектив и наняты Эвереттом Белдером для того, чтобы узнать, кто написал эти письма. У вас были веские основания считать, что данным лицом является та секретарша. Это была ошибка, но ошибка честная, которую может совершить каждый.
Берта поспешно кивнула.
– Итак, миссис Кул, – продолжал Друмсон, – ваше положение может стать привилегированным при условии, что ваши слова не несли злого умысла.
– Так оно и было. Я даже не знала эту девушку.
– Тогда почему вы назвали ее прохвосткой?
– Я действовала на основании своего предположения, – продолжала Берта. – Я права?
– Должен вам сказать, миссис Кул, что многое зависит от обстоятельств. Ваше предположение относительно ее вины могло быть обоснованным, сделанным на основании изучения всех улик. Полагаю, вы заявили, что та самая Салли Брентнер оказалась виновной стороной?
– Да.
– Как вы это обнаружили?
– Это обнаружила полиция, – неохотно заметила Берта.
– Каким образом?
– Второе письмо показывает, что его автор должен был знать, что происходит в кабинете Белдера. Полиция решила, что кто-то находился в офисе на другой стороне улицы и оттуда смотрел в окно кабинета. Полиция выяснила, что для этой цели подходят только один или два офиса. Было известно время, когда все это происходило. Салли была у дантиста и сидела в кресле напротив окна.
Друмсон нахмурился.
– Но почему вы этого не сделали, миссис Кул? Мне кажется, это был наиболее логичный способ найти виновного.
– Я думала, что мне не надо этого делать.
– Почему?
– Я была уверена в доказательствах, которые мне необходимы.
– В таком случае вы намеренно проигнорировали эти улики?
– Ну, я не знаю, было ли здесь что-либо намеренное.
– Другими словами, – сказал Друмсон, – в то время это просто не пришло вам в голову, не так ли?
– Ну, – протянула Берта, – это… – Она заколебалась.
– Ну, ну, – подбодрил ее Друмсон, – вы должны раскрыть вашему адвокату все факты, миссис Кул, иначе он ничего не сможет сделать для вашей пользы.
– В общем, – проговорила Берта, – сержант Селлерс настаивал на том, чтобы подойти к делу с этой стороны, но я говорила ему, что в этом нет никакой нужды.
В голосе Друмсона послышалось возмущение:
– Моя дорогая миссис Кул! Вы хотите сказать, что полиция наводила вас на мысль, что это логично и это возможный путь отыскать нужного вам человека и что вы не только отказались вести расследование подобным образом, но еще и отговаривали полицию, а потом выдвинули ваше обвинение против Имоджен Дирборн?
– Когда вы переворачиваете все таким образом, это звучит как адская какофония.
– Миссис Кул, дело перевернут адвокаты другой стороны.
– Хорошо, допускаю, что это похоже на правду.
– Это плохо, миссис Кул.
– Почему?
– Это означает, что вы отказались провести расследование. У вас не было никаких веских причин выдвигать такое обвинение. В этой ситуации есть все основания вести речь о злом умысле, что лишает вас привилегированных отношений, предусмотренных законом.
– Вы говорите так, словно являетесь адвокатом противоположной стороны.
Друмсон улыбнулся:
– Подождите, и скоро вы действительно услышите адвокатов, представляющих другую сторону. Теперь это позорящее выражение… Что это было? Давайте посмотрим… Ах, да, прохвостка… прохвостка, миссис Кул. Зачем вам понадобилось так ее называть?
Берта вспыхнула.
– Потому что это самое мягкое слово, которое только можно употребить при описании лживой, притворной, маленькой…
– Миссис Кул!
Берта замолчала.
– Миссис Кул, вопрос о злом умысле – самый важный в этом деле. Если вы хотите выиграть процесс, то должны доказать, что по отношению к истице у вас не было злого умысла. В будущем говорите об истице как об очень достойной молодой женщине безупречного поведения. Она, вероятно, ошибается, но, поскольку речь идет о ее поведении, она – образец добродетели. В противном случае, миссис Кул, это будет стоить вам больших денег. Вы понимаете?
– Хорошо, но, когда я разговариваю с вами, разве я не должна сказать правду?
– Когда вы разговариваете со мной, с друзьями, даже когда вы думаете, вы должны упоминать об этой молодой женщине только в тех словах и выражениях, которые вы могли бы повторить в любом месте. Разве вы не понимаете, миссис Кул, что ваши мысли, как и ваша беседа, являются отражением ваших привычек? Если вы употребляете резкие выражения в ваших мыслях или в разговоре, эти слова бессознательно выскочат в самое неподходящее время. Теперь повторите за мной: «Эта молодая женщина – очень достойная молодая женщина».
С очевидной неохотой Берта проговорила:
– Будь она проклята, достойная молодая женщина.
– И следите за тем, чтобы вы не говорили о ней по-другому, – предупредил Друмсон.
– Я постараюсь, если это сбережет мне деньги.
– Какие свидетели присутствовали при этом?
– Эверетт Белдер и…
– Сейчас, одну минутку. Мистер Белдер – это ваш наниматель?
– Мой клиент.
– Прошу прощения, ваш клиент. А кто еще?
– Сержант Селлерс, из главного управления.
Друмсон просиял.
– Думаю, это неплохо, миссис Кул. Там больше никого не было, кроме истицы?
– Еще Карлотта Голдринг – свояченица Белдера.
– А она тоже ваша клиентка?
– Нет.
– Что она там делала?
– Открыв дверь, вошла.
– И вы выдвинули ваше обвинение в присутствии Карлотты Голдринг?
– Я не помню, как много я успела наговорить до ее прихода и что сказала, когда она вошла.
– Но, миссис Кул, почему вы не подождали, пока эта молодая женщина не покинет кабинет? Если вы с ней фактически незнакомы, благоразумнее было воздержаться от обвинений, пока она там находилась. Мы, вероятно, не можем претендовать на привилегированное отношение, поскольку здесь выступает и Карлотта Голдринг.
Берта произнесла сердито:
– Я скажу вам, почему я этого не сделала: я хотела продолжить начатое дело. Все эти неприятности случаются с вами, адвокатами. Вы думаете только о тяжбах. Если же кто-то пытается вести дело так, чтобы оставаться верным букве закона, то у него никогда ничего не выходит.
Друмсон осуждающе покачал головой.
– Мне жаль, миссис Кул, но вы были неосторожны. Это будет сложный процесс для защиты. Мне понадобится пятьсот долларов для договора с адвокатом, а потом мы посмотрим, что можно будет сделать. Этот адвокат проведет дело через судебную процедуру и дальше, вплоть до судебного разбирательства. К тому времени вы внесете дополнительную плату в случае, если мы не сможем закрыть дело до того, как…
– Пятьсот долларов! – чуть не крикнула Берта.
– Совершенно верно, миссис Кул.
– О чем, черт возьми, вы говорите? Я бы не дала за это дело и пятидесяти.
– Боюсь, вы не поняли, миссис Кул. – Друмсон постучал прямым указательным пальцем по бумагам, лежащим у него на столе. – У вас потенциальная обязанность выплатить сто тысяч долларов по иску, который выставлен против вас в суде. Возможно, нам удастся уладить это дело. Я не могу обещать ничего определенного, но…
Берта поднялась, подошла к столу и вытащила бумаги из-под ладони адвоката.
– Вы сошли с ума. Я не собираюсь платить пятьсот долларов.
– Но если вы ничего не предпримете в течение десяти дней с того момента, как эти бумаги были вам переданы, то вы…
– Как вы отнесетесь к отрицанию того, что вы кому-либо должны? – спросила Берта.
– Вы имеете в виду то, что на языке юристов называется отказ от обвинений, предъявленных в иске?
– Сколько стоит такой ответ?
– Нужно только составить его?
– Да.
– Я бы не советовал вам поступать так, миссис Кул.
– Почему?
– В этом иске есть некоторые места, которые показались мне двусмысленными. Очевидно, что документ составлен наспех. Думаю, здесь можно выдвинуть специальное и общее требование.
– Что вы называете «требованием»?
– Документ, представленный в суд, о приостановке дела ввиду некачественного составления иска.
– И что происходит после того, как вы его представляете?
– Если ваши показания изложены правильно, то суд поддержит ваше требование.
– Это означает, что вы выиграли процесс?
– Нет. Другая сторона получает десять дней для внесения в иск исправлений.
– Таким образом, иск будет составлен грамотно?
– Да. Юристы так выражают свои претензии.
– Думаю, что все это стоит денег.
– Конечно, я должен компенсировать затраченное время. Поэтому я сказал вам о пятистах долларах для договора с адвокатами, которые проведут ваше дело через всю судебную процедуру вплоть до…
– Почему, черт возьми, – прервала его Берта, – я должна платить адвокату пятьсот долларов за то, чтобы он пошел в суд и сказал другому адвокату, как улучшить иск?
– Вы не поняли меня, миссис Кул. С точки зрения закона поддержание требования дает преимущество.
– Какое преимущество?
– Вы выигрываете время.
– Что, черт побери, вы будете делать со временем, которое выиграете? – перебила Берта голосом, который резко повернул разговор в другое русло.
– Мы будем работать над вашим делом, изучать его.
– А я буду оплачивать все время, которое вы провозитесь?
– Разумеется, я должен получить компенсацию… Неужели вы не знаете в достаточной мере право, чтобы попытаться уладить дело сейчас?
– К черту всю эту канитель, – прервала Берта. – Я не хочу платить за выигрыш времени. Составьте ответ, который объяснил бы этой проклятой маленькой прохвостке, что она может убираться со своими жалобами.
– Миссис Кул! Если вы хотя бы подумаете об истице подобным образом, то вы потеряете самообладание в суде и можно сразу выбрасывать ваше дело в окно. Такие слова свидетельствуют о злом умысле. Вы должны упоминать об этой молодой женщине как о достойной молодой леди, иначе вам придется раскаяться.
– Я должна разрешить ей бросить иск мне в лицо и после этого любить ее?
– Ее ввели в заблуждение. Она приняла за оскорбление то, что его не подразумевало. Она легко возбудима, и ее адвокаты воспользуются преимуществом ситуации, чтобы попытаться отсудить значительную сумму.
Берта глубоко вздохнула:
– Сколько?
– Скажем, семьдесят долларов.
– Только для того, чтобы составить ответ? Ну, знаете, могу вам поклясться, что найду адвоката, который сможет составить ответ всего за…
– Но прежде мы должны обсудить с вами факты.
– Никаких фактов, – отрезала Берта. – Только ответ, в котором молодая женщина должна предстать проклятой лгуньей. Он должен утверждать, что она была уволена не из-за моих слов, а все, что я говорила, укладывается в рамки привилегированного отношения.
– Хорошо, – с очевидной неохотой сказал Друмсон. – Полагаю, что при подобных обстоятельствах цена в двадцать пять долларов… Но вы понимаете, миссис Кул, мы не несем ответственности за ход дела. Нам бы не хотелось, чтобы имя нашей компании фигурировало в судебном процессе. Мы только составим ответ, а вы, подписав его, будете выступать как проприя персона.
– Что это значит?
– Это официальное выражение означает, что лицо выступает без адвоката. На судебном процессе вы будете защищать себя сами.
– Это то, что мне нужно. Составляйте ответ, я его подпишу и буду представлять в суде сама себя. И я хочу получить ответ к понедельнику. Представив его, я выброшу все это из головы.
Друмсон смотрел, как она покидает кабинет. Потом со вздохом нажал на кнопку, вызывая стенографиста.
Глава 12
Настоящий…
В главном управлении сержант Селлерс откинулся на спинку кособокого, без подушки, кресла-качалки и с загадочным видом посмотрел на сидящую напротив Берту Кул.
– Вы замечательно выглядите, Берта. Что там за история с Дирборн, которая подала на вас в суд?
– Эта маленькая… – сказала Берта и остановилась.
– Валяйте, – ухмыляясь, бросил Селлерс. – Я слышал все слова, которые вы знаете. Дайте им выход, и вы почувствуете себя значительно лучше.
– Я только что вернулась от адвоката. Все те эпитеты, которыми я ее награждала, могут свидетельствовать о злом умысле, а это может повредить ходу моего дела. Насколько я в курсе, она очень достойная молодая леди, введенная в заблуждение, необыкновенно очаровательная молодая сучка, добродетель которой не вызывает сомнений.
Селлерс откинул голову и засмеялся. Он вытащил из кармана сигару, а Берта достала из сумочки сигарету. Селлерс облокотился на стол, чтобы поднести спичку к сигарете.
– Мы становимся вежливыми, – заметила Берта.
– О черт, – весело отозвался Селлерс. – Нам известны обязанности гостеприимного хозяина. Мы только не обращаем на них внимания.
Он бросил спичку в широкую пасть отполированной медной урны, которая стояла на резиновой циновке рядом с огромным столом. На столе и на полу вокруг урны чернели пятна прогоревшего дерева, в тех местах, где когда-то были оставлены непогашенные окурки.
Сержант Селлерс проследил за взглядом Берты и усмехнулся.
– В главном управлении вы это увидите повсюду, – сказал он. – Можно было бы написать книгу об историях, которые скрываются за этими следами. Иногда вы опускаете сигарету, отвечая по телефону, а вам сообщают об убийстве, у вас замирает сердце, и вы совершенно забываете о ней. Иногда вы засыпаете парня вопросами, и он начинает раскалываться. Ему хочется закурить, он делает одну или две затяжки, потом выбрасывает сигарету. У него настолько взвинчены нервы, что он не попадает в урну, даже если бы у нее был диаметр в четыре фута. А эти короткие штрихи просто оставлены небрежными парнями. Пошлите их прямехонько в том направлении, в котором вам бы хотелось, чтобы они убрались, и забудьте о них. Что я должен сделать с этой девицей Дирборн?
– А что вы можете с ней сделать?
– Много чего.
– Я вас не понимаю.
– Вы показали мне выход в случае со слепым. Я никогда этого не забуду, Берта. Мы не забываем наших врагов, но хорошо помним друзей. Эта девушка в судебном порядке преследует вас за клевету. Она требует компенсации за причиненный моральный ущерб. Это значит, что она выставила свою репутацию на всеобщее обозрение. Мы пройдемся по ее прошлому против шерсти и добротным гребнем. Мы дадим понять ее адвокату, что против нее есть дихлофос, и она будет разбита.
– Учтите, что я сама выступаю своим адвокатом.
– Что за нелепая идея?
– Мой адвокат запросил пятьсот долларов за договор с другим адвокатом, да еще имел наглость заявить мне, что я должна буду заплатить дополнительно, когда подойдет время судебного разбирательства.
Сержант Селлерс присвистнул.
– И я тоже так думаю, – сказала Берта.
– Он будет представлять ваши интересы?
– Нет. Он составит ответ, а я представлю его суду и заплачу адвокату только двадцать пять долларов. После этого я буду предоставлена самой себе.
– Тогда я поработаю над Имоджен. Возможно, и удастся что-нибудь откопать. Девушка, которая очертя голову бежит к адвокату и возбуждает иск, не может иметь чистую совесть. Очевидно, у нее есть что скрывать.
– Черт с ней. Если бы я только до нее добралась, я бы живо ее урезонила. Проклятая… достойная леди!
Селлерс усмехнулся:
– Представляю, что вы чувствуете.
– Что вам удалось выяснить в деле Эверетта Белдера? – спросила Берта.
– Думаю, это убийство.
– Разве вы не были уверены в этом с самого начала?
– Не настолько твердо, как теперь. Вскрытие показало, что она умерла в результате отравления угарным газом. Она была мертва час или два, прежде чем в нее вонзили нож.
– Есть ключ к разгадке? – спросила Берта, и ее глаза сузились, что показывало полное внимание.
Некоторое время Селлерс медлил с ответом, словно обсуждая сам с собой, стоит ли поделиться с Бертой своими соображениями. Затем он отрывисто произнес:
– Это дело рук мужчины.
– А не миссис Белдер?
– Я ее исключаю.
– Почему?
– Разделочный нож.
– А при чем здесь нож?
– Картошку не чистят ножом длиной в десять дюймов.
– Разумеется.
– Женщина это знает, а мужчина – нет. Либо Салли умерла в результате несчастного случая, и кто-то, испугавшись, что обвинят его, попытался представить это как несчастный случай, либо хотел скрыть убийство.
– Кто мог ее убить? – спросила Берта.
– Например, Эверетт Белдер.
– Фу-у!
– Я бы не стал категорически отрицать. Кстати, вернулся кот миссис Белдер.
– И когда?
– Вчера вечером. Около полуночи.
– Его впустил Белдер?
– Нет, миссис Голдринг услышала, как он мяукает, и открыла дверь. Кот вошел и казался хорошо накормленным, но бродил всю ночь по дому, не переставая мяукать, и не хотел нигде сидеть.
– Возможно, он потерял миссис Белдер, – предположила Берта.
– Возможно.
Телефон на столе несколько раз звякнул.
Сержант Селлерс снял трубку.
– Алло? – Потом кивнул Берте: – Это вас. Звонят из вашего офиса по важному делу.
Берта взяла трубку и услышала тихий, приглушенный голос Элси Бранд. Так говорят, когда не хотят, чтобы их кто-нибудь услышал, прижимая губы к самой трубке.
– Миссис Кул, звонил мистер Белдер и сказал, что ему немедленно нужно вас видеть.
– Ну его к черту, – бодро отозвалась Берта.
– Думаю, что у него появилось еще письмо.
– Хорошо. Ты знаешь, что ему нужно делать, – сказала Берта, а потом с нарастающим нетерпением произнесла: – Боже мой, Элси, не надо охотиться за мной, когда я занята, только потому, что Белдер хочет…
– Это другое дело, – внезапно сказала Элси. – Одну минуту, миссис Кул, не вешайте трубку. Я пойду в кабинет и посмотрю, не смогу ли найти его среди ваших бумаг.
Берта нахмурилась, потом, поняв, что Элси ищет предлог, чтобы улизнуть от клиента, сидящего в офисе, подождала, пока не услышала слабый щелчок. Голос Элси Бранд, звучащий менее приглушенно, произнес:
– Здесь сидит женщина, которая хочет вас видеть; но она не представилась. Говорит, что это срочно, и предлагает большие деньги.
– Как она выглядит?
– Ей около сорока, но у нее хорошая фигура. Она выглядит немного… ну, словно она может при необходимости быть жесткой. У нее короткая вуаль, прикрепленная к полям шляпки, и она наклоняет голову так, что вуаль закрывает ее глаза всякий раз, когда она замечает, что я на нее смотрю. Она говорит, что не может ждать.
– Я сейчас приеду.
– А что я должна сказать мистеру Белдеру? Он звонит через каждые пять минут.
– Ты знаешь, что ему ответить. – И Берта повесила трубку.