Отведи удар Гарднер Эрл
– Этого может оказаться недостаточно.
– Может, – согласился я.
– А это поможет, – спокойно спросила она, – если я выйду из игры? Если я исчезну?
Я немного подумал и сказал:
– Нет, это не поможет.
– Сидеть спокойно и не падать духом? – спросила она.
– Да. Это самое лучшее, что можно вам предложить.
– Меня это не может коснуться, но это ужасно плохо для Чарльза.
– Я это знаю.
– Конечно, – сказала она. – Если станут известны факты, я представляю, как возмутятся наши респектабельные клиенты…
– Забудьте об этом, – перебил я. – Это уже не вопрос общественного мнения, не вопрос скандала, не вопрос внебрачных отношений. Ему грозит обвинение в убийстве.
– Понимаю, – сдержанно сказала она.
– Я думаю, что Эвелин Харрис послал в Оуквью человек по имени Джон Харбет.
В ее глазах ничего нельзя было прочесть.
– Вы имеете в виду сержанта Харбета из нашей полиции?
– Да.
– А почему вы так думаете?
– Он был в Оуквью. Избил меня и вышвырнул из города.
– Почему?
– Это я и хочу понять. Если я узнаю, почему он сделал то, что он сделал, у нас в руках окажется мощное оружие.
Она задумчиво нахмурилась:
– Чарльз очень тяжело переносит это. Он на грани безумия. Прячется за маской профессионального спокойствия, но я все больше боюсь того, что может случиться.
– Не беспокойтесь, – сказал я. – Предоставьте это мне.
На лестнице снова послышались шаги, и в комнату вошел доктор Альфмонт с двумя письмами. Первое, датированное 1921 годом, было написано на бланке гостиницы «Бикмор» в Сан-Франциско. Второе было написано две недели назад и отправлено из Лос-Анджелеса. Видно было, что оба написаны одним почерком.
– Доктор, вы пытались разыскать ее в гостинице «Бикмор»? – спросил я.
– Да. Я написал ей письмо, но оно вернулось с припиской, что данное лицо в гостинице не регистрировалось.
– А какая у нее девичья фамилия? – спросил я, продолжая изучать письмо.
– Селлар. Амелия Роза Селлар.
– Ее родители живы?
– Нет, у нее нет родственников. Она воспитывалась у тети в каком-то из западных штатов, но тетя умерла, когда ей было семнадцать лет. С тех пор Амелия была предоставлена самой себе.
– Я думаю, вы не слишком старались найти ее, когда получили это первое письмо.
– Я не нанимал детективов, если вы это имеете в виду, – ответил доктор. – Просто написал в гостиницу. А когда письмо вернулось, я посчитал, что она использовала бланк гостиницы для отвода глаз.
– В то время она не пыталась скрыться, – объяснил я. – У нее были на руках все козыри, и она это знала. Тогда она не старалась завладеть собственностью. Просто не хотела допустить, чтобы Вивиан Картер стала миссис Альфмонт.
– Почему тогда она не дала мне знать, где я смогу ее найти?
Я немного подумал:
– Потому что она тогда занималась чем-то таким, о чем вам не следовало знать. Чем-то, что сразу дало бы вам преимущество, если бы вы об этом узнали. С этого мы и начнем наше расследование.
– По-моему, он прав, Чарльз. – В голосе миссис Альфмонт появилась нотка надежды.
– От нее всего можно ожидать, – сказал Альфмонт. – Она стала эгоистичной истеричкой. Ей постоянно требовались комплименты. Она не чувствовала себя счастливой, пока какой-нибудь мужчина не начинал уделять ей внимание. Ей хотелось все время быть на виду. Она избегала всего повседневного, обыденного…
– Я знаю этот тип, – сказал я. – Можете не называть это медицинскими терминами.
– Она эгоистичная, лживая, вероломная и неуравновешенная, – сказал доктор. – Эта женщина ни перед чем не остановится.
Я встал:
– Я заберу эти письма. Когда от вас ночной поезд на Сан-Франциско?
– Сегодня уже не будет, – ответил Альфмонт.
– А автобус?
– По-моему, скоро отправляется проходящий.
– Доктор не рекомендовал мне водить машину ночью, – сказал я. – Так я возьму письма?
– Только, пожалуйста, не потеряйте.
Я кивнул.
Миссис Альфмонт подошла ко мне и пожала руку:
– Вы принесли тревожные новости. И все же я не теряю надежды. Мне хочется защитить Чарльза. Я считаю, что нам не в чем себя упрекнуть. Настоящая глубокая любовь значит намного больше, чем свадебная церемония. Я всегда чувствовала себя женой Чарльза. Если скандал все-таки произойдет, то у него останусь я, а у меня – он. А что касается убийства – этим придется заняться вам, мистер Лэм.
Глава 8
К концу субботнего дня я раскопал сведения, которые хотел получить в Сан-Франциско. Женщина, которую я разыскивал, работала когда-то метрдотелем одного из ночных клубов на побережье. Она жила в гостинице «Бикмор» под своей девичьей фамилией – Амелия Селлар. Воскресной ночью я отыскал некоего Ренигана по кличке Пусть-играют, который был владельцем заведения, а кличку получил потому, что разрешал своим клиентам играть в азартные игры.
Рениган был добродушным человеком, который с годами набрал уйму лишних килограммов. У него были длинные седые волосы, и больше всего на свете он любил покурить сигару и поболтать о добрых старых временах.
Рениган сидел за угловым столиком перед бокалом шампанского, которое Берте Кул предстояло оплатить как накладные расходы.
– Ты еще молодой парень, – говорил он. – Ты не застал этого. Говорю тебе – Сан-Франциско в те времена был величайшим городом мира! Ни один город Европы не мог с ним сравниться. Даже Париж!
И не потому, что он был открыт для всех. Главная причина – это терпимость. В этом истинный дух Сан-Франциско. Люди не совались в ваши дела, потому что у каждого на уме был свой бизнес. Такова была психология всего города и каждого человека, живущего здесь. В гавани всегда стояло множество кораблей. Здесь велась большая торговля с Востоком. Ни у кого не было времени беспокоиться из-за ерунды – все думали тогда о больших делах.
Теперь все по-другому – Сан-Франциско мельчает. Вы слышите вой сирен, и по улице проносятся полицейские машины. Вы едете следом – посмотреть, как они будут брать вооруженную банду. И видите, как толпа копов хватает проститутку, которая пристает к мужчинам не на той стороне улицы, где это ей разрешено.
Вы заходите в большой отель с хорошей компанией и видите, что в одной из комнат играют в покер. Но расплачиваются они не золотыми слитками, как было когда-то, – они играют на фишки. А когда вы уже выиграли все фишки, какой-нибудь скряга расплатится с вами долговой распиской. Вы выходите на набережную, но оттуда уже ушел прежний пряный аромат, былая романтика и…
– У вас пустой стакан, Рениган, – вставил я. – Официант, пожалуйста!
Официант наполнил наши стаканы. Рениган отпил глоточек.
– Славное питье! – пробормотал он.
– Кажется, в те времена вы были владельцем клуба «Спальня русалки»?
– Верно. Вот это были денечки! Как, ты сказал, тебя зовут?
– Лэм, Дональд Лэм.
– А, да-да. Ну, слушай, Лэм. Если ты хочешь дать людям возможность развернуться, дай им работу и дай им деньги. Тогда они станут по-настоящему работать и по-настоящему играть. Они будут заниматься бизнесом, а не пытаться обдурить друг друга. В те времена деньги здесь лились рекой. Человеку нужно было только взять ведро, опустить его в поток и зачерпнуть, сколько надо. Теперь здесь все изменилось. Деньги перестали циркулировать. Кажется, во всем этом проклятом городе осталась последняя тысяча долларов. И все ходят кругами, пытаясь отыскать парня, у которого завалялась эта тысяча. А как только узнают, кто он такой, все вместе набрасываются на него, и он остается нищим. Но когда я вспоминаю свою «Спальню русалки»…
– У вас прекрасная память! – сказал я. – Кстати, мне кто-то рассказывал, что у вас работала девушка, которой очень повезло. Она получила в наследство миллион долларов.
– Миллион долларов? – Он удивленно выпрямился. – И работала у меня?
– Угу. Она была метрдотелем в «Спальне русалки». Девушка по фамилии Селлар.
– А, Селлар, – сказал он, нахмурившись. – Ерунда! У меня была девушка по фамилии Селлар, но она никогда не получала миллион баксов. О таком я и не слышал никогда. Селлар… Селлар… Да, все правильно. Это фамилия Амелии. Это она и есть, Амелия Селлар.
– Может быть, она получила эти деньги, когда уже ушла от вас?
– Это могло быть.
– А вы не знаете, где она теперь?
– Нет.
– Не подскажете, где о ней можно узнать?
– Нет. Эти девушки повертятся здесь и исчезают. У меня когда-то был самый лучший выбор ножек во всем этом городе. А что сегодня? Вы не найдете теперь красивых ножек. Есть женщины с неплохими ногами, но не того класса, из-за которого мужчины готовы сорить деньгами. Женщины хотят иметь тонкие ноги. Но по-настоящему заводят мужчин только шикарные полные ножки. Я вспоминаю…
– Вы никогда не встречаете девочек, которые у вас раньше работали? – спросил я.
– Нет, конечно. В основном это была разгульная компания. Они приходили и уходили. Хотя на днях я встретил одну. Эту девушку зовут Миртл. Она у меня работала в двадцатом году. Тогда она была совсем девчонкой – восемнадцать или девятнадцать лет. И представь себе – она ничуть не постарела.
– А где вы ее встретили?
– Она продавала билеты в кино. Здорово она выглядит, эта Миртл! Я посмотрел на нее раз-другой и сказал: «Слушайте, ваше лицо мне знакомо. Вашу маму зовут Миртл?» А она мне улыбается и говорит: «Я и есть Миртл». И я словно вернулся в прошлое. Она рассказала мне, что вышла замуж. У нее десятилетний ребенок. Конечно, в этих будочках, где продают билеты, такое освещение, что все девушки кажутся симпатичными. Но я вам говорю, мистер… Как, вы сказали, вас зовут?
– Лэм, Дональд Лэм.
– Да, правильно. Так вот, я вам говорю, Лэм, – эта девушка выглядит сейчас ничуть не старше, чем когда она работала у меня. И кстати, о ножках. Вот у нее ножки что надо! Слушайте, мистер. Если бы у меня была дюжина таких девушек, как Миртл, и я бы открыл заведение… Хотя нет. Из этого ничего хорошего не выйдет. В городе сейчас нет звонкой монеты. Здесь нет бизнеса. Это как раз то, о чем я вам говорил. Люди тратят все свое время на то, чтобы вырывать друг у друга гроши. Здесь уже не найдешь потока льющейся валюты, под которую можно подставить ведро и вытащить его, полное долларов.
– А где, вы сказали, этот кинотеатр?
– А, это на Маркет-стрит, через четыре или пять домов после гостиницы «Твинпик».
– А как она выглядит?
– Хорошенькая, как картинка. Ее волосы были раньше чуть порыжее, чем теперь. А сейчас у Миртл каштановые волосы, как у всех модниц. Но при этом у нее прекрасный цвет лица и ярко-голубые глаза. Господи, она выглядит совсем невинной девушкой! А ножки! В общем, я вам говорю, мистер… Как, вы сказали, вас зовут?
– Лэм, Дональд Лэм.
– Да-да, правильно. Я стал забывать. К тому же у вас необычное имя. Кажется, память у меня уже не та, что раньше. Да, черт возьми, все мы сдаем с годами! Но я вспоминаю времена, когда в Сан-Франциско кипела жизнь. Здесь было полно людей, которые…
Я посмотрел на часы:
– Мне нужно еще успеть на поезд. Было очень приятно с вами посидеть, мистер Рениган. Вы извините, что я убегаю… Официант, счет, пожалуйста! Вы не торопитесь, мистер Рениган. Спокойно допивайте свое шампанское. Мне очень жаль, что я ухожу, но вы же знаете, сейчас все время приходится суетиться.
– Конечно, – сказал он. – Такова теперешняя жизнь. Если вы хотите сделать доллар, вам приходится бежать, чтобы успеть раньше, чем его прикарманит кто-нибудь другой. В былые времена все было иначе. Тогда денег хватало на всех. Люди не завидовали друг другу, и если вы что-то заработали, то могли спокойно положить это себе в карман. Тогда была совсем другая жизнь. А теперь везде рыщут правительственные агенты, которые суют нос в ваши книги и пытаются выкачать у вас продажи. Тогда не было ни подоходного налога, ни налога на рабочую силу. Тогда было приятно заниматься бизнесом. И если бы тогда ко мне сунулся какой-нибудь чиновник и сказал, что хочет посмотреть мои книги, его бы вынесли на носилках. В таких случаях мы говорили: «Ты что, думаешь, что здесь Россия? А ну, выметайся отсюда к чертовой матери!» И поверь мне, приятель, власти в наши дела не вмешивались. Наверное, поэтому дела тогда и шли хорошо. Вот помню, был год…
Я пожал ему руку и поспешил уйти. В дверях я оглянулся. Он заказывал четвертый бокал шампанского и рассказывал официанту, как славно было в Сан-Франциско в былые времена.
В кинотеатре почти никого не было. Я просунул двадцатидолларовую бумажку в полукруглое окошко. Девушка, сидевшая за кассой, быстро нажимала красивыми пальцами кнопки кассового аппарата и улыбалась, глядя на меня большими невинными голубыми глазами. По виду ей было еще далеко до тридцати.
– Сколько вам? – спросила она. – Один?
– Ни одного, – ответил я.
Улыбка исчезла с ее лица.
– Вы сказали «один»?
– Я сказал «ни одного».
Она убрала пальцы с кнопок аппарата и внимательно посмотрела на меня.
– Ну?
– Я хочу купить информацию ценой в двадцать долларов.
– О чем?
– О том времени, когда вы работали в «Спальне русалки».
– Я никогда там не работала.
– Мне нужен только маленький дружеский обмен информацией, – сказал я.
– Вы говорили с Рениганом? Он же чокнутый. Я никогда в жизни у него не работала. Он почему-то решил, что я работала в «Русалке», а в мои обязанности входит пудрить мозги покупателям.
Я медленно двигал взад-вперед двадцатидолларовую бумажку.
– Вам пригодились бы двадцать баксов? – спросил я.
– Конечно, но… Что вы хотите узнать?
– Ничего такого, что может вам повредить, – сказал я. – Там работала некая Амелия Селлар. Вы ее помните?
Девушка протянула длинные узкие пальцы и взялась коралловыми ноготками за край двадцатидолларового банкнота.
– Да, – сказала она.
– Вы хорошо ее помните?
– Да, мы с Амелией были близко знакомы.
– Где она жила тогда?
– В гостинице «Бикмор». Они с Фло Мортинсон снимали комнату на двоих. Фло была посредницей у шайки бутлегеров. Она очень дружила с Амелией.
– А где Амелия теперь?
– Не знаю. Я много лет ее не видела.
– Амелия когда-нибудь рассказывала вам о своем прошлом?
Она кивнула.
– Что она говорила?
– Она родом из маленького городка где-то в глуши. Для провинции она была слишком шустрой. Муж как-то придрался к ней и подал на развод. Но она смогла его перехитрить, забрала себе все имущество и двинулась туда, где веселее. У нее было с собой полно денег, но все это досталось какому-то мужику.
– Они были женаты?
– Вряд ли.
– А где она теперь, вы не знаете?
– Нет.
– А как насчет Фло Мортинсон? О ней вы что-нибудь слышали?
– Я видела Фло года три назад. Случайно столкнулась с ней на улице в Лос-Анджелесе.
– Чем она сейчас занимается?
– Работает метрдотелем в каком-то ночном клубе.
– Вы ее не спросили насчет Амелии?
– Нет.
– Может быть, вы знаете еще что-нибудь, что помогло бы мне разыскать Амелию Селлар? Она получит кучу денег, если сможет доказать, что никогда не разводилась со своим первым мужем.
Глаза девушки сузились.
– Я думаю, что она не развелась, – сказала она. – Где-то было возбуждено дело о разводе, но она оттуда улизнула. Ее муж тоже удрал со своей любовницей. Судя по тому, что рассказывала мне Амелия, у него были для этого все основания. Она, конечно, ни с чем не считалась. Они жили в провинциальном городишке, где все на виду, но это ее ничуть не сковывало.
– Она никогда не рассказывала, где теперь живет ее муж и чем он занимается?
– Нет. Наверное, она и сама не знала. Я думаю, что ее муж куда-то уехал.
– О’кей. Большое спасибо, – сказал я и отпустил двадцатидолларовый банкнот.
– Слушайте, только не проболтайтесь кому-нибудь. Я уже двенадцать лет замужем, и муж думает, что я вышла за него сразу после детского сада.
– Понятно, – улыбнулся я. – Об этом не беспокойтесь.
– Спасибо, – ответила она. – Слушайте, вы свой парень, и все это между нами. Если хозяин засечет меня с этой двадцаткой, он решит, что я ворую деньги у компании. Вы могли бы встать поближе к окошку? И положите руки на эту полочку.
Я встал, как она просила. Мои плечи почти полностью загородили окно. Миртл подняла юбку и спрятала деньги за чулок.
– Спасибо, – шепнула она.
– Теперь я понял, что имел в виду Рениган.
– О чем это вы?
– Он сказал, что мог бы разбогатеть, если бы у него снова были ножки Миртл.
Миртл покраснела, но рассмеялась и явно была довольна. Она начала было что-то говорить, но передумала, и, когда в будку вошел покупатель, на ее лице снова появилась застывшая улыбка, а большие невинные глаза смотрели куда-то повыше моего плеча. Я отошел от окошка.
Вернувшись в свою комнату, я набрал номер администратора гостиницы «Палас» в Оуквью.
– Что там случилось с очками, которые были заказаны для миссис Линтиг? – спросил я. – Вы должны были прислать их мне.
– Ну и ну! А я и не знаю, мистер Лэм. У нас они не появлялись. Может быть, она сама их получила?
– Спасибо. Это все, что я хотел узнать. – Я положил трубку.
Утром я нанял девушку, чтобы она обзвонила всех окулистов и все мастерские, занимающиеся изготовлением линз в Сан-Франциско, и выяснила, какой врач отправлял очки в гостиницу «Палас» в Оуквью для миссис Дж. К. Линтиг или имел пациентку по имени Амелия Селлар. Я сказал, чтобы она дала телеграмму в наше агентство, как только получит нужную информацию. Потом сел на автобус и успел немного поспать по пути в Санта-Карлотту.
Машину агентства я оставил в круглосуточном гараже, в двух кварталах от автовокзала. Я вошел в гараж и предъявил служащему квитанцию. Он прочитал ее и пошел в офис.
– Когда вы поставили машину? – спросил он.
Я ответил.
– Подождите пару минут.
Я видел, как он зашел за стеклянную перегородку и позвонил куда-то по телефону. Когда он вышел, я решил поторопить его.
– Слушай, парень, тебе, может быть, некуда спешить, а мне некогда.
– Иду, иду. – Он еще раз посмотрел мою квитанцию и вышел на подъездную полосу.
Я ждал, что служащий подгонит машину, но через пару минут он вернулся.
– Ваша машина не заводится. Вы знаете, что у вас потек аккумулятор?
– Нет. Я не знал, что аккумулятор течет. А если это правда, значит, кто-то забыл выключить зажигание.
– Одну минутку, – сказал он. – Мы несем полную ответственность за то, что случилось. Сейчас дадим вам сменный аккумулятор, а ваш поставим на подзарядку. Только вам придется написать заявление.
– Лучше дайте мне новый аккумулятор, потому что я не собираюсь сюда возвращаться и никогда не пишу никаких жалоб.
– Одну минутку, – буркнул он и убежал куда-то в глубину гаража. Я пошел за ним.
Автомобиль агентства стоял в дальнем углу. Служащий сел за руль, послышался скрежет стартера.
– Постой, дружище, – остановил я его. – Совсем не похоже, что аккумулятор разряжен. Но если ты будешь так работать стартером, то наверняка его посадишь.
– Что-то мотор не заводится.
– Скажи, сколько с меня за стоянку, и я поехал. Думаю, что тебе стоит попробовать включить зажигание. Это обычно помогает.
Он сконфуженно улыбнулся, включил зажигание и снова нажал стартер. Мотор сразу завелся.
– Смотри, чтобы не заглох, – сказал я ему. – Сколько я должен за стоянку?
– Мне нужно посмотреть запись.
– К черту ваши записи. Держи два доллара. Этого наверняка хватит. В книгу запишешь, сколько найдешь нужным. Я поехал.
Он достал из кармана тряпочку и принялся полировать руль.
– Вам нужно еще протереть ветровое стекло, – заботливо сказал служащий.
– С ветровым стеклом не возись, – сказал я. – Выходи из машины, мне надо ехать.
Еще с минуту он провозился, пока убирал подсос, и при этом все время поглядывал на ворота гаража.
Я вышел из терпения.
– Ты хочешь получить эти два бакса?
– Хочу, конечно. Одну минутку, я выпишу вам квитанцию.
– Не нужна мне квитанция. Мне нужно только сесть в машину и уехать.
Он вылез из машины и остановился, разглядывая дверцу.
– Лучше бы ты отошел в сторону, чтобы я мог сесть в свою машину.
– Извините, – пробормотал он, но не пошевельнулся.
Послышался визг тормозов. В ворота на большой скорости влетала машина, и на лице парня сразу появилось облегчение.
– Ладно, – сказал он и отошел в сторону.
Машина развернулась поперек гаража, загородив выезд. Я увидел, что это полицейский автомобиль. Открылась дверца, из нее вышел Джон Харбет и с деловым видом направился ко мне.
– Я подготовлю вам квитанцию, – сказал служащий и пошел к офису.
– Так ты продолжаешь совать свой нос куда не надо? – ухмыльнулся Харбет.
– Далеко не уходите, – сказал я служащему. – Я хочу, чтобы при этом был свидетель.
– Мне очень жаль, – ответил парень, – но я не могу надолго уходить из офиса. Там осталась книга учета и все остальное.
Он пошел, не оглядываясь.
Харбет надвигался на меня, а я отступал в угол за машину.
– Ты сам на это напросился, – угрожающе начал он.
Я быстро сунул правую руку за отворот пальто. Он сразу остановился.
– Что ты там ищешь?
– Записную книжку, – ответил я. – И авторучку.
– Я уже однажды предупреждал тебя, что это опасно для здоровья, а ты не послушался?
– Ты слышал когда-нибудь, что насильственный увоз человека – это уголовное преступление?
Он засмеялся:
– Слышал, не сомневайся. И о многих других законах тоже слышал. А как ты посмотришь, умник, если тебя упрячут за решетку?