Идеальное отражение Казаков Дмитрий

Глава 9

Зона молчания

9 февраля

Около станции метро «Речной вокзал» нам пришлось некоторое время просидеть в развалинах, ожидая, пока мимо не пройдет группа ботов. Нас направлявшиеся в сторону Химок железяки, к счастью, не заметили, хотя один из паукообразных монстров пробежал в десятке метров.

– Куда они, интересно? – спросил Колючий, когда арьергард из двух андроидов пропал из виду.

– Барьер штурмовать, – ответил я. – Двигаем, коллеги, нам еще топать и топать.

– А ты знаешь, где он... где дубль сейчас? – спросил Синдбад.

– Примерно. Где-то в окрестностях Тимирязевского парка. – Вдаваться в подробности я не собирался, а уж о том, откуда у меня эта информация, и вовсе намеревался молчать, как партизан.

Чем дальше мы шли, тем больше разрушений встречали.

Если у «Речного вокзала» осталось много уцелевших зданий, то у «Водного стадиона», находившегося ближе к центру локации, они попадались реже, а большая часть строений лежала в руинах. Само Ленинградское шоссе было в общем проходимо, но двигаться прямо по нему рискнул бы лишь самоубийца, ибо проходимо оно было не только для людей, а и для чугунков.

А попасть под колеса носорога или под гусеницы бронезавра – то еще удовольствие.

Поэтому мы перемещались по обочине, порой уклоняясь на квартал-другой к востоку. Обходили ловушки и немедленно укрывались, стоило моим имплантам заметить опасность.

У Выборгской улицы мы наткнулись на группу из пяти сталкеров – судя по всему, из лагеря, расположенного в бывшем торговом центре «Метрополис», что у «Войковской». В окрестностях самого лагеря, где шныряют шпионы Ордена, я появляться не хотел, и поэтому планировал выйти на Клары Цеткин, а дальше по Космодемьянских пробраться к парку сельхозакадемии.

Ну а там, как говорят военные, действовать по обстоятельствам.

Первую часть плана мы воплотили в жизнь без проблем – выстрелами отогнали преградившего дорогу одиночного раптора, обошли участок, где сохранившиеся фонарные столбы были облеплены «Виселицами», и вот она, улица, названная в честь немецкой революционерки.

Я собрался прокомментировать этот факт, как вдруг понял, что ничего не слышу. То есть вообще ничего – ни шороха ботинок по асфальту, ни шагов спутников, ни шума ветра.

Через мгновение стало ясно, что отказали и следящие импланты.

Сонар, радары, датчик биологических объектов и всё прочее показывали сплошную засветку.

– Вот лахудра! – возмутился я и не услышал собственного голоса.

Повернулся, увидел вытаращенные глаза Колючего, шевелящиеся губы откинувшего маску Синдбада. Попытался активировать М-фон, но из этого, к моему удивлению и даже ужасу, ничего не вышло!

А ведь эта штучка обеспечивает бесперебойную связь в набитых помехами локациях!

– Эй, назад!! – завопил я, надеясь силой голоса разорвать неестественную тишину, и красноречиво замахал рукой.

Меня не услышали, но поняли, и наш маленький отряд двинулся обратно.

Мы прошли тридцать метров, и звуки вернулись, так что я почти застонал от наслаждения, уловив шелест задергавшейся «Виселицы».

– Что это такое?! – Глаза Колючего по-прежнему оставались выпученными. – Я такого никогда не встречал!

– Не ты один, – пробурчал я.

Чтобы называться «аномалией» в наших местах, явление должно быть на самом деле необычным, да еще и заметным. И хотя в Пятизонье чудеса считаются нормой, время от времени все равно возникают странные, ни на что не похожие феномены. Порой они существуют в единственном экземпляре, иногда проявляют себя на очень недолгое время, быстро исчезают и никогда не появляются снова.

Похоже, нам «повезло» встретить как раз такую штуковину: нечто вроде белого пятна, область, где умирают звуки, и не только они.

– Обойдем? – предложил Синдбад.

– Можно, если бы мы знали ее границы, – сказал я. – Вдруг она тянется от метро до Большого Садового пруда?

– Тогда что, рискнем пройти напрямую?

– Рискнем, – я кивнул. – Идти придется тесной группой, чтобы можно было дотянуться до соседа. И маски надо отстегнуть, чтобы, если чего, увидеть губы друг друга. Надеюсь, что оружие внутри этой зоны молчания работает, хотя это можно проверить...

Проверку мы откладывать не стали, и она показала, что ИПП тут стреляет так же хорошо, как и везде, разве что совершенно бесшумно. Я показал спутникам большой палец, мы нырнули в тишину, словно в воду, и у меня почти сразу начали болеть уши, а в голове засвербело.

Чем плохи импланты – к ним вскоре привыкаешь и без них начинаешь ощущать себя неполноценным. И вот сейчас я все видел, но невозможность обратиться к радару или датчику движения создавала впечатление, что я ослеп. Это невероятным образом бесило, возникало желание снять невидимое ведро, которое кто-то нахлобучил мне на голову.

Неуютно чувствовали себя и Колючий с Синдбадом, они то и дело оглядывались, вздрагивали.

По Клары Цеткин мы прошли нормально, а вот когда выбрались на Космодемьянских, к глухоте добавилось ощущение, что воздух стал плотным и колючим. На краю зрения замелькали разноцветные вспышки, мне показалось, что через подошвы я уловил идущую по земле вибрацию.

Тяжелая рука опустилась мне на плечо, и я вздрогнул.

Повернулся и вопросительно глянул на Синдбада.

Он присел и пальцем нарисовал на тонком слое снега: «Вернемся?»

Я покачал головой и махнул рукой в сторону Тимирязевского парка – вперед и только вперед! Синдбад встал и пожал плечами, а Колючий несколько раз широко и размашисто перекрестился.

И то верно – как еще бороться с дьявольским наваждением?

Еще десять шагов, и я понял, что перед глазами темнеет, а на плечи начало давить так, словно я навьючил на себя тройной груз. Это напомнило ощущения, какие бывают при переходе Барьера, но откуда им взяться тут, посреди локации?

Или здесь еще и гравитация повышена?

Через два шага мне показалось, что я провалился в яму – меня тряхнуло и что-то ударило в ноги. Испуг заставил похолодеть – неужели я угодил в «Чертову топь», и погоня закончится прямо здесь?

С отрезанными ногами сложно гнаться за кем-либо.

Ворочая тяжелой, как танковая башня, головой, я определил, что нахожусь там же, никакой ямы или ловушки под ногами нет, а впереди – обычные руины, поросшие металлическими лозами. Оглянулся, чтобы проверить, как там спутники, и увидел, что беглый праведник лежит на земле, а Синдбад, двигаясь неуклюже и медленно, пытается поднять мальчишку.

– Что с ним? – спросил я, точнее попытался спросить, но лишь зря пошевелил языком.

Синдбад поднатужился, перевернул Колючего на спину, и стало видно его лицо – белое, как первый снег, с выпученными глазами, в которых смешались страх, бессилие и еще что-то, похожее на торжество.

Я сделал шаг назад, подхватил мальчишку с другой стороны, и мы попытались поднять его на ноги. Но они подогнулись, и беглый праведник не только едва не упал обратно, да еще чуть не утянул нас с собой.

Стоять было все труднее, я чувствовал, как дрожат мышцы бедер и голеней.

«Мать твою разэтак, – подумал я. – Надо идти, двигаться, иначе мы останемся здесь, в «зоне молчания», погибнем и иссохнем. А через месяц-другой какой-нибудь ходок наткнется на наши мирно валяющиеся на обочине трупы, либо хуже того – на трупы бродячие...».

Ходили слухи, что скорги порой избирают для поселения не технику, а человеческое тело. В этом случае они не используют его как материал, а возвращают к жизни, создают полубиомеха-полусталкера. И такая тварь бродит по локации, нападая на всё живое, чтобы управляющие ею наниты могли размножаться.

Сам я подобных существ не встречал, но интуиция подсказывала, что такое вполне вероятно. И перспектива стать тухлой заготовкой для технозомби меня вовсе не вдохновляла.

– Давай! – заорал я, не надеясь, что меня услышат, рассчитывая лишь, что Синдбад прочитает текст по губам. – Хватай его, и потащили! Нельзя на месте оставаться! Иначе все тут сгинем!

Синдбад кивнул, мы вскинули Колючего на плечи и пошли, а точнее – поползли.

На спину давила такая тяжесть, словно мальчишка весил, как статуя из свинца, голова кружилась, накатывали волны слабости, в сгущавшейся перед глазами темноте возникали разноцветные колеса и воронки. Каждый шаг давался неимоверным трудом, но мы делали его, а затем еще один, и еще один, и удивительным образом оставляли позади метр за метром.

Когда из-за поворота нам наперерез выкатил небольшой бронезавр, мутировавший из БРДМ, на испуг не нашлось сил. Я просто с завистливо усталым ожесточением подумал: «Чугунку-то, чтоб ему лопнуть, похоже, ничего не мешает».

Но в следующее мгновение стало ясно, что это не так.

Биомех повернул башенку и попытался нацелить на нас торчащий из нее пулемет, но у него ничего не получилось. Попробовал сдать назад и увяз, словно угодил в глубокую грязь – колеса бешено вращались, но бронезавр не двигался с места.

Я поднял «Шторм», но тут же опустил его – нет, из этой штуковины чугунка не подбить. Синдбад шарахнул из «карташа», и пули замолотили по боку биомеха, оставляя вмятины на броне.

«Кинуть гранату? – подумал. – Нет, слишком близко, не успеем уйти из сферы поражения».

Бронезавр повернул колеса, чтобы банально наехать на нас и раздавить, но и этого сделать не смог. Похоже, неведомая сила, властвующая в «зоне молчания», вынуждала железную тварь двигаться только по прямой.

Краем глаза я увидел, как Синдбад взялся за висевшую на шее Колючего «мегеру».

То же самое заметил и чугунок, и он, похоже, знал, что это за штука и что она может. Он немедленно прекратил попытки свернуть с траектории и со всех колес дунул прочь.

Только мы его и видели.

Я поднял большой палец, показывая бритоголовому, что одобряю его действия, он устало кивнул, и мы потащились дальше. Миновали дом, сохранившийся полностью, вплоть до стекол в окнах, и в этот момент стало чуть полегче – тяжесть ушла, воздух потерял шершавую плотность.

А потом я услышал, как шаркают по асфальту мои подошвы, и понял, что мои импланты вновь работают.

– Устроим привал? – спросил Синдбад, и его негромкий голос прозвучал подобно реву из громкоговорителя.

– Ага, – ответил я, сглатывая вязкую и горькую слюну.

Аккуратно уложенный на землю Колючий пришел в себя только через пятнадцать минут. Сначала он вздрогнул, словно его укусила змея, и принялся неистово дергаться, потом затих.

– Э... что случилось? – спросил, наконец, беглый «праведник».

– А ничего особенного, – ответил я, отвлекаясь от пережевывания извлеченной из банки тушенки. – Просто ты вырубился, но мы героически не бросили тебя и вынесли на собственных плечах.

– Да? – Колючий сел и вновь задрожал. – Мне показалось... я увидел... словно мы все проваливаемся в ад, и демоны смрадные тянут к нам когтистые лапы... и огнь вечный зажжен...

Ну вот, опять началась эта религиозная чепуха.

– Мало ли что может привидеться, – произнес Синдбад примирительно. – Как видишь, никто нас в геенну не утянул, хотя желающие были. Выпей водички, поешь, и мы пойдем дальше.

– Пойдем, – подтвердил я. – И скоро, как я полагаю, наткнемся на дозор неодруидов. И вы, друзья мои, расспросите их про сталкера по кличке Лис, который сегодня бродил в этих местах.

В московской локации, в отличие от остальных, уцелели обычные, неметаллические растения. И не просто уцелели, а сумели приспособиться к среде и начали активно развиваться, цвести и колоситься.

Одним из мест, где это произошло, стал парк сельхозакадемии имени Тимирязева, и это несмотря на то что в день Катастрофы его пересекла трещина длиной чуть ли не в километр. Немногим позже в зданиях самой академии обосновалась группировка, члены которой называли себя неодруидами и провозгласили «священную борьбу за восстановление зеленых легких планеты».

На самом деле эти парни, если за что и боролись, так за собственное выживание, и мало чем отличались от прочих объединений сталкеров, обделывающих в Пятизонье грязно-прагматичные делишки.

Особого влияния они не имели, но окрестности штаб-квартиры старались контролировать. К вольным ходокам относились спокойно, Орден недолюбливали, а с «Ковчегом» у них было что-то вроде союза.

Так что если дубль шлялся вокруг парка, а он шлялся, то неодруиды должны были его заметить.

– А почему мы? – спросил Колючий, доказав тем самым, что котелок у него пока варит не очень хорошо.

– А потому, что во время общения с хозяевами Тимирязевского парка я застегну маску и буду молча стоять в сторонке, – объяснил я. – Или ты хочешь, чтобы про сталкера по кличке Лис спрашивал сам сталкер по кличке Лис? Подобное развитие событий может вызвать нездоровую ажитацию.

Последнего слова беглый праведник не знал, но смысл понял и пристыженно заморгал.

– Так что давай питайся и приходи в себя, – сказал Синдбад и дружелюбно потрепал мальчишку по плечу.

На все эти важные операции времени Колючему понадобилось немного, и вскоре мы вновь топали по Космодемьянских, но на этот раз с обычной скоростью и нормальным порядком.

Снег продолжал идти, но мелкий и редкий, почти незаметный.

Показалась ограда парка, а за ней деревья – уродливые, раскоряченные «скелеты» лиственных и темно-зеленые силуэты хвойных. И тут «запиликали» мои импланты, показывая, что с севера к нам приближаются три вооруженных человека – судя по всему, патруль.

– Вот и неодруиды, – сказал я. – Нас они пока не видят, но скоро засекут. Не делаем резких движений, очередная драка нам ни к чему. И помните – нужно выяснить, когда у них сегодня был Лис и куда он направился.

– Справимся, не сомневайся, – пообещал Синдбад, и я застегнул маску, чтобы скрыть лицо, да еще и шлем пониже надвинул.

Благодаря имплантам я мог наблюдать за патрульными – вот они почему-то остановились, а вот заметили нас, пошли чуть быстрее, а один, судя по энергетическому всплеску, приготовил к стрельбе армган. Только бы не начали садить изо всех стволов сразу, не разобрав, кто перед ними, а то порой в Пятизонье встречаются ужасно нервные люди.

Но благоразумный Синдбад связался с неодруидами через М-фон, и когда трое бойцов предстали нашим глазам, оружие их было опущено. Старшего патруля я узнал, это был Зятек, проводник, появившийся в московской локации чуть позже меня и сразу прибившийся к обитателям сельхозакадемии.

Главное, чтобы он не узнал меня в ответ.

Зятек и был вооружен армганом, другие двое могли похвастаться в точности такими же, как мой, ИПП «Шторм». Броня у всех троих была серо-зеленоватая, на правой плечевой пластине красовалось изображение похожего на ладонь листа.

– День добрый, – поздоровался Синдбад.

– И вам того же, – отозвался Зятек, настороженно осматривая нас. – Что ищете вы здесь?

– Одного человека... – и Синдбад объяснил, что всем сердцем жаждет увидеть сталкера по кличке Лис.

– А с чего вы взяли, что мы знаем что-то о нем?– Подозрительности во взгляде Зятька стало больше, и я ощутил, что он прощупывает нас при помощи следящих имплантов.

Ну, это пожалуйста, ну, поймет он, что я тоже проводник, и что?

– Его видели на границе вашей территории, около трещины. Мы готовы заплатить...

Дымящаяся трещина пересекала парк в его южной половине, начинаясь от улицы Вучетича и едва не доходя до речки Жабенки. Сейчас она почти не дымила, небо в той стороне выглядело чистым, но порой напоминала целую кучу древних металлургических заводов.

– Это другой разговор, – Зятек расслабился. – Сейчас свяжусь с центром...

Информация – тот же товар, и порой очень дорогостоящий, но при этом не занимающий места и не требующий затрат на хранение. Поэтому все обитатели пяти локаций торгуют им с большим удовольствием, а делятся сведениями бесплатно – с огромной неохотой.

Пока командир патруля общался с собратьями, Синдбад снял рюкзак и вытащил из него небольшой цилиндрический контейнер, имеющий ручку, какой применяется для переноски н-капсул.

И где он только его взял? Не иначе как «разрыл» заначку в Тушинском лагере...

– Два часа назад, – сказал Зятек, алчно поглядывая на контейнер, – Лиса видели неподалеку от Чуксина тупика. Он разговаривал с патрулем Коленки, пытался выяснить, какими исследованиями мы занимаемся и не умеем ли пересаживать мозг. Над ним посмеялись и отправили восвояси, он и убрел в сторону «Дмитровской». Что, этот рыжий негодяй наконец-то тронулся мозгами?

Я сердито засопел – ну, погоди, покажу я тебе «рыжего негодяя»...

Синдбад и Зятек принялись спорить насчет цены информации, а я задумался – два часа назад мы обходили Химкинское водохранилище, а последнее «видение» посетило меня часа три тому. Выходит, дубль провел в окрестностях владений неодруидов не меньше часа, настойчиво пытался проникнуть на территорию и разведать, чем занимаются хозяева сельхозакадемии.

Вопрос – зачем это ему понадобилось?

Сначала Обочина, где он вел себя, как пьяный наемник, затем Тушинский лагерь, где он приценивался к колонии нанитов, способной стать эвристическим анализатором, и обходил торговцев артефактами, расспрашивая о редкостях, и напоследок – хитрые парни неодруиды...

Всем известно, что у них тут свои лаборатории и ученые, но никому не ясно, чем они занимаются.

– Ладно, по рукам, – судя по недовольному голосу Зятька, задрать цену до небес ему не удалось.

Некоторое количество н-капсул перекочевало из одного контейнера в другой, и Синдбад многозначительно взглянул на меня – ну и что дальше делаем, босс ты наш крутейший?

– Если вы за ним собрались, то можете пойти с нами, – предложил тем временем Зятек. – Пока все равно по пути. До границы нашего участка проводим, а дальше уж сами.

Я склонил голову, Синдбад шумно выразил согласие, и дальше мы пошли в компании патруля неодруидов. Понятно, что хозяева сельхозакадемии с такой же легкостью и беспристрастностью продадут информацию о троих «прохожих» кому угодно, и Ордену в том числе, но рыцарям нужно для начала догадаться, у кого именно и о чем спрашивать, и вряд ли это произойдет быстро.

Мы шли вдоль ограды, а Зятек, после совершенной сделки ощутивший нечто вроде симпатии к Синдбаду, жаловался ему на жизнь:

– Чугунки в последнее время – замучили. Лезут и лезут, как мухи на мед, хотя внутри нашего периметра ни одного энергополя. Трещина им эта нравится, что ли?

Бритоголовый кивал, Колючий хмурился, я старался быть как можно более незаметным.

Расстались мы с патрулем около Новой Ипатовки, у руин сервисного центра «Грейт Уолл», где до Катастрофы обслуживали китайские тачки. На прощанье Зятек одарил нас еще одним подозрительным взглядом и сказал, улыбаясь одновременно доброжелательно и угрожающе:

– Я нашим передал... дальше, чтобы, если чего, вас пропускали.

Что означало – «Не балуйте, чуваки, Большой Брат смотрит на вас!».

Патрульные двинули обратно на север, а мы на юг, в сторону Рижской железной дороги. В этом месте сохранилась не только насыпь, но и рельсы, и порой по ним даже ползали чугунки.

– Куда мы идем? – требовательно спросил Синдбад, когда Зятек и его бойцы скрылись из виду.

– В смысле? – удивился я. – Вы же слышали, что он сказал? Дубль направился к «Дмитровской», значит, и наша дорога лежит туда же. Все просто и понятно, как в букваре.

– Он опережает нас на два часа, язви меня джинн! И мог двинуться куда угодно! – не пожелал успокаиваться Синдбад. – Либо мы занимаемся откровенной ерундой, либо ты как-то можешь чуять, куда шагает твой дубль! Но почему-то, и мне хотелось бы знать, почему, скрываешь это от нас!

– И мне кажется, что ты, Лис, прячешь нечто в сердце своем, – добавил Колючий.

Вот как, бунт на корабле?

Хотя, кто сказал, что я здесь капитан? Но даже если это и так, то эти двое – не бесправные рабы-матросы, они идут со мной по собственной воле и безо всякого принуждения.

– Ну, как бы... – я замялся. – Не уверен я, что вам нужно все знать.

– Не уверен он! – Синдбад фыркнул. – Мы рискуем собственными задницами, подставляемся под выстрелы и колеса исчадий техноса, а ты, значит, будешь гордо молчать, держать нас за пешки, за безмолвные фигуры, которые можешь по своему разумению двигать куда надо?

Колючий ничего не сказал, но осуждающе покачал головой.

Да еще и подумал, наверное, свое любимое «Бог всё видит».

– Напоминаю, что вы пошли за мной сами! – огрызнулся я. – Если помнишь, я вас не заставлял!

К этому моменту мы уже добрались до железнодорожной ветки и шли вдоль нее на юго-восток. По левую руку, за оградой, виднелась чаща Тимирязевского парка, в этом месте дикого и очень странного. Мутировавшие то ли под влиянием Катастрофы, то ли после опытов неодруидов растения сплетались в колючую серо-зеленую стену.

Между оградой и насыпью оставалась узкая полоса свободной земли, всего метров в пять.

– Не стоит повышать голос на брата своего, – вступил в беседу Колючий.

– На брата! – Я криво усмехнулся. – С чего бы это вы мне в братья набиваетесь? А?

Возможно, я наговорил бы много ерунды, но тут засигналили импланты, а потом и обычный слух дал знать, что по железной дороге катит нечто большое и шумное. Донесся тяжелый лязг, грохот и пыхтение, сменившиеся протяжным шипением и стуком, и насыпь принялась ритмично подрагивать, точно от страха.

– Набива... – Синдбад осекся, он тоже уловил приближающийся грохот.

Раскатывающие по железным дорогам чугунки произошли от стоявших в московских депо локомотивов. Слезать с рельс они так и не научились, но зато обзавелись многими опасными привычками и умениями. Столкнуться с таким биомехом нос к носу ничуть не менее приятно, чем с бульдопитеком или носорогом.

А возможности избежать встречи у нас почти и не было.

Если только сигануть через ограду в парк, во владения неодруидов, в гости к шипастым кустикам, при виде которых дедушку Мичурина хватил бы удар. Потом, правда, нужно будет выпутаться из «ласковых» растительных объятий, а затем еще и объясниться с хозяевами.

– Перескочим через ветку и укроемся с другой стороны? – спросил Колючий.

Мысль дельная, вот только времени на воплощение ее в жизнь у нас нет.

– Не успеем, – я покачал головой. – Заляжем. Может, эта махина нас попросту не заметит.

Чугунки – создания малопредсказуемые, и если рапторы почти всегда нападают на людей, то представители других видов менее агрессивны. Даже бронезавр или дракон, произошедшие от военной техники, не всегда бросаются в атаку, завидев человека, что же говорить о бывшем локомотиве?

Он запросто может проследовать мимо, не обратив на нас внимания.

– Попробуем залечь. – Синдбад первым шлепнулся на землю, мы с Колючим повторили его маневр.

Насыпь задрожала сильнее, и показалась ползущая по рельсам туша, похожая на громадного слизняка, увешанного короткими щупальцами и чем-то вроде металлических ушей. Протяжный гудок возвестил, что кое-какие паровозные «органы» монстр сохранил, а щекотка у меня во внутренностях дала понять, что нас «увидели», что биомех обратил на нас внимание.

Тупая морда чугунка, покрытая бугристыми наростами, окуталась голубоватым сиянием.

– Это же... – прошептал бывший праведник.

– Не дергайся! – шикнул я на него.

Полыхнуло, и мощный электрический разряд пронесся над нашими головами, вонзился в ограду парка. Металлические прутья расплавились, точно были из воска, шибанула волна жара и резко запахло озоном.

«Промахнулся?» – сказал Синдбад через М-фон.

«Нет, – ответил я. – Дал предупредительный, чтобы не рыпались».

Железнодорожный биомех подъехал ближе, стал слышен монотонный шум, словно от кипящей в огромном котле воды. Простучали по шпалам искореженные, никак не круглые колеса, и исполинская туша начала понемногу удаляться.

– А теперь берем руки в ноги и убираемся отсюда, – сказал я. – Разговоры потом! Вперед!

И мы побежали.

Импровизированный кросс в полной выкладке закончился у Чуксина тупика, когда граница парка и насыпь разошлись. Нам открылся вид на громадный разлом, на исходящий из недр земли дым, а свежий северный ветер принес запах гари.

Я, честно говоря, думал, что спутники мои остыли, и вопросов больше не будет, но надежда умерла быстро. Синдбад заговорил, едва мы перешли с бега на шаг и убедились, что вокруг более-менее безопасно.

– Ну что? – спросил он. – Ты собираешься выкладывать нам всё или по-прежнему будешь держать нас за дураков?

Выбор передо мной встал нелегкий: либо не изменить собственным принципам и промолчать, но, скорее всего, лишиться доверия и поддержки, либо сказать все, поступить честно и правильно, но резко увеличить степень собственной уязвимости.

Ведь чем больше знают о тебе другие, тем ты слабее.

– Ладно, уговорили, черти красноречивые, – сказал я, решив, что непорядочно держать в неведении тех, кто уже не раз выручил меня из беды. – Дело обстоит следующим образом…

И я рассказал, что иногда могу воспринимать то же, что и рожденный в «Мультипликаторе» дубль. Вижу его глазами, получаю информацию с его имплантов, идентичных моим, и даже улавливаю обрывки мыслей. Последнее выглядело и вовсе фантастично, но, скорее всего, было правдой, и правдой неприятной.

Ведь процесс обмена информацией носит, вероятно, двусторонний характер.

– Вот почему я видел тебя как бы раздвоившимся! – потрясенно произнес Колючий. – Ангельски чудно!

– Уж ангельски или демонски – это бабушка надвое сказала, – пробурчал я. – Поэтому я четко знаю, да и неодруиды подтвердили, что от парка дубль пошел на восток, к «Дмитровской». Куда дальше, не знаю. Я по желанию к нему в черепушку... – тут меня передернуло, – заглянуть не могу, да и он ко мне, надеюсь, тоже. Будем искать следы и спрашивать, если будет у кого...

Окрестности метро «Дмитровская» – район небезопасный даже по меркам Пятизонья. Он представляет собой настоящее «урожайное поле» с артефактами, и за него постоянно идет драка. Группировки норовят взять его под контроль, им мешают чугунки, свой кусок норовят урвать ходоки.

Так что здесь стреляют почти постоянно.

– Грешно, конечно, такое говорить и на это надеяться, – Колючий засопел, – но вдруг его уже убили?

– Не знаю... – я поколебался. – Но мне кажется, я бы такое почувствовал.

– Тогда чего время терять? – Синдбад окинул взглядом начавший потихоньку темнеть небосклон. – Пошли к «Дмитровской». А там на месте разберемся, что и как, или спросим кого.

– Эх, рыжим море по колено, – пробормотал я, и мы продолжили путь.

Прошли мимо того места, где находился дубль в момент, когда между нами установился коннект, – у самого начала трещины, рядом с блокпостом. Миновали целую серию ловушек, выстроившихся в окрестностях Дмитровского проезда: «Мухобойки», «Трясины» и «Магниты», а затем мои импланты показали, что впереди довольно людно.

Группа из трех сталкеров бродила около железнодорожной платформы, еще двое утюжили развалины на восточной стороне Дмитровского проспекта. Нас ни те, ни другие не видели, или, по крайней мере, пока не обращали внимания, занимались своими делами.

На самом проспекте шла возня с участием чугунков, а с юга, по Башиловской улице, двигалось еще несколько человек.

– Прямо-таки столпотворение, – прокомментировал я, рассказав спутникам, что творится в окрестностях.

– Не устрашимся мы опасностей, ждущих впереди! – заявил Колючий с интонациями единоверца Иеровоама, глаза его фанатично блеснули, а ствол «мегеры» угрожающе нацелился в небо.

Да, с такой хреновиной можно никого не бояться.

– Не устрашимся, – согласился я. – Только очень осторожно и без лишнего шума.

Лишнего шума нам удалось избегать ровно до того момента, когда нас обнаружили трое сталкеров, шуровавших около платформы. Кто это такие, я не понял, они сразу начали стрелять, не смущаясь того, что шансов поразить нас у них почти не имелось.

Похоже, это был просто сигнал «территория занята!»

Мы тратить боеприпасы зря не стали, бегом преодолели опасную зону и уклонились немного к северу. Убедившись, что мы не намерены вступать в бой и вообще идем мимо, трое хлопцев мигом прекратили огонь.

А мы выбрались к крайнему со стороны Дмитровского проспекта дому, и тут нашим глазам открылось презанятное зрелище.

На эстакаде, идущей через железнодорожные пути в сторону улицы Руставели, бодались носороги. Два здоровенных чугунка с ревом разгонялись от разных концов моста и врезались друг в друга. Раздавался грохот, в стороны летели обломки рогов, куски брони и прочие железки, а две группы железных зрителей издавали одобрительное гудение.