Но-шпа на троих Донцова Дарья

Глава 1

Самое ужасное в домашней работе то, что все сделанное вами за день моментально пачкается, мнется или съедается. И еще, на ниве хозяйства вы убивались в то время, когда остальные члены семьи были на службе. Никто не видел, как жена и мать носилась по квартире с пылесосом, гладила, готовила, стирала… Около шести вечера вы, переворочав гору дел и устав, как раб на плантации, решаете вознаградить себя чашечкой чая, со стоном опускаетесь в кресло, щелкаете пультом, протягиваете руку к кружке и… слышите, как в замочной скважине поворачивается ключ. На пороге возникает усталый, злой муж, которого только что возил мордой о стол начальник, за ним появляется ребенок, получивший на дом слишком много заданий. Папа с дочкой встретились в подъезде и успели поругаться.

– Ага, – хмурится супруг, – сидишь у телика, чайком наслаждаешься… Ну-ну, хорошо время проводишь. Давай обед вместе с ужином, у меня в отличие от тебя ни секундочки свободной не выдалось.

И попробуйте объяснить ему, что вы тоже за весь день не присели ни на минуту. Через полчаса зеркало в ванной забрызгано, в тазу валяется грязная рубашка, которую непременно следует постирать прямо сейчас, на столе и в мойке громоздится посуда, в углу скулит собака, которой приспичило именно в этот момент и ни секундой позже. Муж уже лежит на диване, он не чувствует никаких угрызений совести – как же, трудился весь день, а жена, лентяйка, пила чай у телика. На вашу просьбу: «Помоги мне помыть посуду, хочу сериал посмотреть», – дочь-одиннадцатиклассница кричит:

– Ма! Ты что за весь день в ящик не насмотрелась? Между прочим, мне еще уроки делать!

Поняв, что помощи ждать неоткуда, вы оглядываете бардак, в который превратилась совсем недавно вылизанная до блеска квартира, подходите к мойке, берете губку… и, о радость! Здравствуйте, дорогая мама! В гости без всякого предупреждения заявилась свекровь! Обведя взглядом пейзаж, она морщится:

– Господи, Галя, какой у тебя беспорядок, страх смотреть! Ведь сидишь дома, неужели совсем не стыдно? И как только я все успевала? И на работу бегала, и детей воспитывала, и мужу угождала, и дом идеально держала.

– Таких, как ты, мамуся, больше нет, – подает голос муж с дивана.

– Буся, – начинает подлизываться к бабушке дочь, – испеки нам пирожок. Мама-то нас не балует, макароны да картошка, салат из гастронома!

Свекровь фальшиво закатывает глаза:

– О боже!

Потом она делает шаг назад и совершенно искренне взвизгивает:

– Ой, во что это я вляпалась?

И вы понимаете, что мерзкая собака, которую не успели вывести во двор, выбрала самый подходящий момент, чтобы напрудить лужу. Дальше семейный уют расцветает махровым цветом, и вас обвиняют во всех смертных грехах…

Выпалив все это на одном дыхании, моя подруга Галка схватила бутылку минеральной воды и стала пить прямо из горлышка.

– Ты, по-моему, сгустила краски, – робко сказала я.

– Нет, – рявкнула Галка, – все так и есть! Моя жизнь беспросветна.

И на головы присутствующих полилась новая порция жалоб. Наконец Вовка Костин, спокойно вкушавший кофе, не вынес и попытался остановить Галку:

– Послушай, если кажется, что тебя никто не любит, все на тебе воду возят, почему бы не изменить ситуацию?

– И каким же образом? – завопила Галка. – Ни мой муж, ни дочь, ни свекровь никогда не изменятся…

– Изменять или воспитывать других абсолютно бесперспективное занятие, – покачала головой Катя.

– Вот видите! – торжествующе воскликнула Галя. – Вы сами поняли тяжесть моего положения.

– Но ты можешь измениться сама, – сказала Катюша, – и тогда мир вокруг тебя станет иным!

– Это как? – разинула рот Галка.

– Ну, – бойко вступила я в разговор, – хватит хныкать о тяжелой доле домохозяйки. Кто бы спорил, это очень утомительный, неблагодарный труд. Найди себе работу. С женщиной, которая приносит хорошие деньги, вынуждены считаться все члены семьи.

– Так я ничего не умею! – залилась слезами Галка. – Учиться поздно…

– Не расстраивайся, – принялась утешать плаксу Лиза. – Вон наша соседка, Лена Романина, тоже не пришей кобыле хвост была, а потом пошла на курсы, научилась маникюр делать, теперь сидит в салоне, гелиевые ногти наращивает, классно зарабатывает…

– Ты предлагаешь мне полировать ногти клиенткам? – оскорбилась Галка.

– А что, – пожала плечами Лиза, – хорошее дело! Работаешь в красивом месте, музыка играет, вокруг баночки, пузыречки. У Кати-то работа намного хуже, у операционного стола с ножиком!

– Вот еще, – скривилась Галя, – была охота ломаться. Нет уж, если женщина вышла замуж, ее обязан содержать супруг. И потом, мне никак нельзя на службу.

– Почему? – удивился Вовка.

– Здоровье не позволяет, – вздохнула Галка, – болею я.

– Чем? – хором спросили мы с Катей.

– Надеюсь, не атипичной пневмонией, – пробормотала Лизавета, на всякий случай подальше отодвигаясь от Галки, – нам потом придется всю посуду выбрасывать и квартиру дезинфицировать!

Молчавший до сих пор Кирюша встрепенулся:

– Эй, Муля, Ада, Рамик, Рейчел, пошли отсюда!

Мопсы, стаффордшириха и двортерьер послушно потрусили из кухни в коридор. На их мордах было написано откровенное удивление, собаки не понимали, отчего их вытурили из комнаты, где на столе так много всего замечательно вкусного.

– И какая же зараза к тебе прицепилась? – осведомился Вовка, спокойно прихлебывая кофе.

– Очень неприятная, смертельная штука, – с самым серьезным видом выдала Галка, – вегетососудистая дистония.

Мы разинули рты. Катюша хихикнула. Галка как ни в чем не бывало неслась дальше:

– Вот, хожу к экстрасенсу, пытаюсь лечиться…

Поныв еще с час, Галя вспомнила, что у нее дома нет ужина, и ушла. Лиза, закрыв за ней дверь, с подростковой безапелляционностью заявила:

– По-моему, она зануда!

Я не одобряю максималистских высказываний тинейджеров, но в данном случае была целиком и полностью согласна с девочкой.

– А еще она лентяйка, – сердито продолжила Лизавета.

Во мне проснулась моя мама.

– Не следует осуждать людей за их спиной!

– Ага, – вскинулась Лиза, – скажи я Гале правду в лицо, ты бы обозвала меня грубиянкой! Как же выразить свое мнение, а? За спиной – невоспитанно, прямо в морду – по-хамски!

– Ты его при себе держи, – посоветовал Кирюша, – за умную сойдешь!

– Дурак, – взвизгнула Лиза.

– Сама обезьяна, – не остался в долгу Кирюша.

Костин схватил со стола газету, свернул ее трубочкой и быстро стукнул спорщиков по затылкам.

– Хватит, поели и идите делом займитесь, нечего тут драки устраивать.

– А, – заныл Кирюшка, – она первая обзываться начала.

– Нет, ты первый мне гадость сказал.

Володя нахмурился:

– Если хотите ругаться, никто вам не помешает. Ступайте в спальню к Кирюхе, там и убивайте друг друга.

– Почему ко мне? – возмутился мальчик.

– Там ковра нет, легче будет кровь вытирать, – не растерялся Костин.

Лиза фыркнула и ушла, Кирюша полетел за ней, через минуту из глубины квартиры раздались грохот, звон и визг.

– Когда они перестанут драться? – вздохнула я.

Катя улыбнулась:

– Сложный вопрос. Боюсь, не скоро.

– А что, вегетососудистая дистония такая страшная болезнь? – внезапно поинтересовался Костин. – Смертельная?

Катя хмыкнула:

– Ага, именно смертельная. Между нами говоря, все болезни рано или поздно заканчиваются летальным исходом, даже плоскостопие и косоглазие. Живешь себе с ними, тянешь лет до ста, а потом, бац, и все! Вегетососудистая дистония есть почти у каждого жителя мегаполиса. Приходит человек к врачу и начинает жаловаться на утомляемость, головную боль, слабость, скачки давления. Ну обследуют его, ничего не находят и ставят диагноз: дистония. Занимайтесь спортом, пейте витамины, спите по восемь часов, не нервничайте, ведите здоровый образ жизни.

– А почему Галя тогда у экстрасенса лечится? – недоумевал Вовка.

– По-моему, ей просто нечем заняться, – фыркнула Катюша, – вот она дурью и мается.

Честно говоря, я была с ней солидарна. Галка вполне может найти себе работу, раньше она оправдывала свое безделие просто: «Я воспитываю дочь».

Но Алисе недавно исполнилось семнадцать, провожать в школу и таскать в спортивную секцию девочку больше не надо, тем более кормить из бутылочки и менять ей пеленки, самое время выйти на службу, но теперь, как выясняется, работать ей мешает вегетососудистая дистония.

На следующий день, около полудня, Галка позвонила мне и плаксивым голосом завела:

– Слышь, Лампа, ты что делаешь?

– На рынок собираюсь, – сообщила я чистую правду, – картошки надо купить, моркови, лука, а то суп сварить не из чего.

– Отвези меня к врачу, – простонала Галка.

– Я?

– Ты.

Мне страшно не хотелось встречаться с Галкой, поэтому я весьма невежливо заявила:

– У вас же своя машина есть.

– Ага, Ленька на ней уехал, работа у него!

– Так сегодня суббота! – отбивалась я изо всех сил.

– Ну и что? – бубнила Галка. – У него какой-то аврал! Укатил в семь утра, а бедная больная жена топай к доктору на своих двоих!

– На метро можно добраться.

– Мне от подземки дурно.

Кто бы спорил, мне там тоже не нравится, но я езжу под землей без писка, когда многострадальный «жигуленок» в очередной раз ломается.

– Такси возьми, – в порыве вдохновения посоветовала я.

– Там всегда воняет бензином, – взвизгнула Галка, – вот ты какая! Больная, умирающая подруга просит помочь, и что в результате? Ладно, спасибо, я, конечно, сегодня к доктору не попаду, курс лечения прервется, мне станет хуже, но ничего, в моей жизни было много испытаний, вынесу и это…

– Ладно, – сдалась я, – приезжай, отвезу тебя.

– Лампа, – укоризненно воскликнула Галка, – ведь я объяснила, что не могу пользоваться общественным транспортом, тебе придется приехать за мной!

Начав делать доброе дело, невозможно остановиться. Покорившись судьбе, я завела «шестерку» и покатила к Галке. В душе медленно закипала злость. Уж не так далеко мы живем друг от друга, Сорокина могла и пешком дойти.

Галка стояла у подъезда. Она выглядела замечательно: бежевые брючки и светлая маечка, выгодно подчеркивающая розовый цвет лица, на ногах элегантные туфельки с маленькими золотыми пряжками. Я невольно глянула в зеркальце, прикрепленное к крылу «шестерки», и, отметив, что цвет моей кожи напоминает кожуру перезрелого кабачка, вздохнула.

– Отлично смотришься!

– Да что ты, – замахала руками Галка, – одной ногой в могиле стою, но ведь нельзя же расслабляться, вот, сбегала вчера к косметологу на массажик. На другие более действенные процедуры времени совершенно нет, я же несчастная домашняя хозяйка!

Вымолвив эти слова, Галка вытащила кружевной платочек, украшенный буквами «ГС», поднесла его к лицу, чихнула раз, другой и заныла:

– Аллергия меня просто доконала, умираю!

Под ее неумолчные стоны я покатила вперед и, доехав до конца улицы, поинтересовалась:

– Рулить-то куда?

– На проспект Рукавишникова, – спокойно заявила нахалка.

Я выпустила руль.

– Куда?

– У тебя уши болят? – обозлилась Сорокина. – Я только же сказала! На Рукавишникова!

– Но нам придется ехать через Садовое кольцо, можем в пробку попасть! Может, тебе лучше на метро?

– Ничего, – мотнула головой Галка, – Ленька на работе, бабка с Алисой на дачу укатили, я совершенно свободна.

И как следовало отреагировать на подобное заявление? Вытолкать наглую Сорокину из машины и отправиться заниматься собственными делами? Ей-богу, Галку следовало проучить! Но, к сожалению, у меня окаянства не хватило, и я, сцепив зубы, продолжала ехать вперед.

Тихое попискивание мобильного нарушило молчание.

– Алло, – недовольно произнесла Галя. – Ну, какой адрес дали, по такому и еду! Разве я дура? Ладно, проспект Рукавишникова, дом…

Потом она бросила трубку в сумку и сердито протянула:

– Уроды!

– Кто?

– Да эти! Сообщили адрес, дом переврали, квартиру тоже!

– Мы не туда едем?

– Кати на Рукавишникова, – буркнула Галка. – Хорошо хоть название проспекта не спутали. Во народ! А если бы у меня не было мобильного!

– Но он же есть, – я решила прекратить стоны.

– Ага, а кабы нет?

Суббота пошла прахом. Несмотря на выходной день, в городе было полно пробок, на место я, не слишком лихой водитель, добралась, лишь когда стрелки приблизились к цифре 2. Галка упорхнула в девятиэтажную башню, а я осталась сидеть в машине. Время тянулось, словно жвачка. Сначала я просто слушала радио, потом сбегала в ларек, купила идиотский журнал, рассчитанный на безголовых куриц, и стала изучать статьи на животрепещущие темы… «Он изменил. Стоит ли гнать мужа вон», «Как довести мужчину до загса», «Возможно ли достичь гармонии в браке», «Фаршированная курица за десять минут», «Раки под майонезом – лучшая закуска».

Перелистав тяжелые глянцевые страницы, я вконец обозлилась: люди, выпускающие это издание, считают, что основной целью любой особи женского пола является замужество. Получив же заветный штамп в паспорте, молодой супруге следует на всю жизнь приковаться к плите и отходить от нее только для того, чтобы прыгнуть в постель. В журнале содержалось много советов на сексуальную тематику.

Промаявшись в машине около двух часов, я принялась названивать Галке на мобильный. «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети», – заталдычил механически-равнодушный голос. Я вышла из машины и села на скамеечку возле подъезда, лениво разглядывая двор. Май в этом году выдался необычно теплым, даже жарким. В песочнице с криком возились малыши, их мамаши упоенно вязали, сидя на скамеечках. Стайка подростков пыталась привести в рабочее состояние мотоцикл, сделанный еще при царе Горохе. Некоторое время я сидела на лавочке одна, потом около меня остановилась толстая баба с давно не мытой головой, она держала за руку крохотную девчушку лет пяти.

– Иди, Лидка, поиграй с ребятами, – буркнула мамаша и плюхнулась на сиденье.

Скамеечка жалобно заскрипела, до моего носа долетел крепкий запах пота. Девчоночка, весело подпрыгивая, побежала по дорожке.

– Хоть дух переведу, задолбалась совсем, дома сидючи, – громко, с некоторым вызовом, заявила баба.

Она явно рассчитывала, что я вступлю в разговор, но мне совершенно не хотелось болтать с «родной сестрицей» Галки, поэтому я просто отвернулась.

Бабенка поерзала, добыла из сумки книжку и погрузилась в чтение. Я скосила глаза и выхватила кусок текста. «Амалия, одетая в белое платье, сгорала от стыда. Граф уверенным шагом подошел к молодой женщине и рывком разорвал свадебный наряд. Амалия попыталась прикрыть бесстыдно обнаженную грудь…» Мне стало смешно. Ну как можно с серьезным видом глотать такую ерунду? Хотя толстуха с сальными волосами, наверное, представляет себя на месте Амалии. Это на ней, а не на главной героине граф сейчас рвет в клочья гипюровые тряпки.

Тут прискакала назад дочка книголюбки и завела:

– Мам, когда ты мне купишь хомяка?

Бабища молча смотрела в книгу.

– Мам, хочу хомячка!

Туша спокойно наслаждалась романом.

– Мам, – не успокаивалась девочка, – ты что, не слышишь?

– Слышу, – эхом отозвалась тетка, – чего надо?

– Хомячка купи! Хочу хомячка!!!

Мать с глубоким вздохом захлопнула растрепанный томик в бумажной обложке и ответила:

– То тебе, Лида, хомячка, то братика подавай! Ты уж определись, кого больше желаешь!

– Хомячка, – всхлипнула девочка.

– А вчера хотела братика, – рявкнула гора сала, – ну куплю я тебе грызуна, и чего? Станешь потом ныть: «Отдавай мыша, хочу мальчика». И ваще нам домой пора!

– Может, и братика, и хомячка завести, – задумчиво протянула Лида, – чем же они друг другу помешают?

– С ума сойти, – обозлилась мать, – двигай давай!

Дверь подъезда распахнулась, и во двор выбралась троица. Два мужика в спортивных брюках и мятых футболках волокли совершенно пьяную тетку. Голова ее моталась на мягкой, расслабленной шее, лица не видно, длинные каштановые волосы свисали неаккуратными прядями. Видно, женщина приняла на грудь немало, раз ее голова не подчинялась хозяйке, причем как в прямом, так и в переносном смысле. Ноги алкоголички волочились по асфальту, руки висели как переваренные макароны. Одета она была в ситцевый халат, грязный, мятый, слишком широкий и длинный для ее худого короткого тела.

Не говоря ни слова, парни дотащили ее до стоящих у подъезда ржавых, битых «Жигулей», сложили пьянчужку буквально пополам и стали запихивать на заднее сиденье. Это удалось им не сразу, мужики сами были крепко навеселе. Наконец большая часть дамы оказалась внутри. Ребята почесали в затылке и принялись укладывать в машину не желавшие повиноваться хозяйке нижние конечности. Я от скуки следила за ними. На щиколотке левой ноги бабы виднелась золотая цепочка, украшенная буквой S, а может, это был знак доллара? Наконец процесс посадки завершился. Дребезжа всеми частями разболтанного организма, натужно чихая и кашляя, «Жигули» поплюхали прочь.

– Во, – восхитилась наблюдавшая вместе со мной за этой сценой толстуха, – у соседей-то суббота зря не прошла, славно отдохнули! И как только не боятся под газом за руль лезть!

– Мам, купи хомячка, – ожила Лида.

– Ну, блин, достала, – гаркнула ласковая мамаша, – чапай домой, жрать пора, да и телик посмотреть охота, расслабиться! Весь день как черт в ступе крутилась.

Девочка, хныча, поплелась в подъезд, мать потопала за ней, а я, возмутившись до глубины души, села в машину и уехала прочь. Таких нахалок, как Галка Сорокина, нужно воспитывать. Она что, считает меня своим личным водителем, готовым день и ночь пахать на хозяйку? Нет уж, пусть возвращается домой на метро. Тысячи людей ежедневно пользуются подземкой, и ничего, живехоньки остаются. Интересно, сколько пассажиров метрополитена страдает вегетососудистой дистонией?

Глава 2

Воскресенье пролетело в домашних хлопотах, а понедельник принес сюрприз. В восемь утра позвонил Борис Крюков, мой бывший однокурсник, и с места в карьер спросил:

– Слышь, Романова, ты сейчас работаешь или как?

Я вздохнула. Ну не говорить же ему правду, что я начальник оперативно-розыскного отдела тихо умирающего от отсутствия клиентов частного детективного агентства «Шерлок». Принадлежит оно моей подруге Федоре, и в нем мы обе начальницы, подчиненных у нас нет, зарплаты тоже, зато есть лицензия и красивые красные кожаные «корочки», подтверждающие, что Евлампия Романова может на абсолютно законных основаниях проводить расследования. Одна беда, никто не собирается меня нанимать.

– Эй, Романова, ты скончалась? – загудел Крюков. – Так что, есть у тебя работа, или как?

– Или как, – грустно ответила я.

– Отлично!

– Чего же тут хорошего?

– Есть изумительное место, как раз для тебя, – зачастил Борька, – зарплата – супер!

– Спасибо, – перебила я его, – только я сто лет за арфой не сидела, руки железными стали, меня из любого оркестра мигом попрут.

– А кто говорит про струнные инструменты? – изумился Крюков. – Значит, так, в девять жду тебя в кофейне «Макс», успеешь?

Я глянула на часы.

– Должна.

– Не опаздывай, рохля, – завершил разговор Борька.

Я быстро оделась, старательно накрасилась, потом, поглядев на себя в зеркало, осталась недовольна, смыла косметику, повторила процесс и вновь схватилась за молочко для снятия макияжа.

– Ты, Лампудель, не старайся, – хихикнул опаздывающий в школу Кирюшка, – лучше все равно не станешь. Тебя красить, как Мулю, полный бесполезняк! Ну прикинь, Мульяна с голубыми тенями и розовой помадой.

Я уставилась на складчатую физиономию довольно ухмыляющейся мопсихи и с тревогой поинтересовалась:

– Что, все так запущено? Надеюсь, морщин у меня в три раза меньше.

– И нос другой, рожа не черная, и усы пока не растут, – успокоил меня Кирюшка, – просто косметика тебе идет, как корове бейсболка! Лучше выкинь мазилки или Лизке отдай. Та все равно такая уродина, что хуже ей уже не стать!

– Кто уродина? – заорала услышавшая наш разговор Лиза. – Ну погоди, гад!

Через секунду вспыхнула драка. Муля и Ада принялись истошно лаять. Я аккуратно обошла мутузящих друг друга детей. Наверное, Кирюшка прав, мне следует появиться перед Крюковым в натуральном виде, в конце концов, я не собираюсь выходить за него замуж.

К кофейне я подрулила вовремя, вошла внутрь и стала искать глазами Борьку. Никого похожего на кудрявого блондина Крюкова в помещении не было. Я обозрела довольно большой зал еще раз. Посетителей тут оказалось совсем немного. У окошка наслаждалась горой взбитых сливок весьма полная девушка, а в противоположном углу сидел толстый, лысый мужик, похожий на грустного кабана.

Я молча устроилась за столиком. Ну Борька! Велел мне не опаздывать, а сам…

– Романова, – раздался знакомый голос.

Я вздрогнула и обернулась. Кабан, сверкая идеально сделанными искусственными зубами, уставился на меня.

– Романова, ты чего там села?

Не веря своим глазам, я встала, подошла к толстяку и воззрилась на него. Господи, это же Крюков! Но что с ним сталось? Где кудрявые волосы, светлым облачком украшавшие его макушку? Да и сизого носа, заплывших глаз, огромного живота и красного цвета лица у Борьки никогда не было.

– Романова, – загудел Крюков, странно дергая плечом, – сколько лет, сколько зим! А ты постарела, мать моя, вон уж и морщины полезли. Сколько лет мы с тобой не виделись?

– Десять точно будет.

– Да, – элегически вздохнул Борька, – повозила тебя жизнь по колдобинам, побила мордой об асфальт, сразу видно, живешь плохо. Вот я с Алкой Козловой вчера встречался, так она просто персик, совсем не изменилась, а ты…

Решив прервать поток «комплиментов», я быстро спросила:

– Ты по-прежнему во Втором симфоническом первой скрипкой сидишь?

– Не, – скривился Крюков, – я ушел. – Чего так? Вроде хорошее место. С дирижером поругался?

У первых скрипок иногда сносит крышу. Тем, кто не знает, поясню. Первая скрипка занимает в симфоническом коллективе особое место. Если выстраивать всех работников оркестра по ранжиру, то возглавит колонну, естественно, дирижер, за ним идет первая скрипка, а уж потом все остальные со смычками, струнами, барабанами и тарелками. Только первой скрипке на сцене после концерта руководитель пожимает руку. Лишь она может себе позволить слегка поморщиться, заметив промах маэстро. Вернее, перешептываться-то будут все, но сохраняя на лицах полнейшую невозмутимость, а первая скрипка не постесняется открыто ухмыльнуться. И неизбежно наступает момент, когда у скрипача возникает стойкая уверенность, что его недооценивают, ломают, прогибают под пюпитр, а на самом-то деле дирижер тупой кретин, перед каждым концертом читающий записку, где написано: «Струнные справа, ударные слева», настоящий же гений один, это он, первая скрипка. Я не утверждаю, что подобное случается всегда, но все же довольно часто.

Борька снова дернул плечом:

– Нет, Моцарт меня задолбал. Прикинь, Романова, я ненавижу музыку, всякую!

Я кивнула. Понимаю, у людей, которых, не спрашивая об их желании, приковали к инструменту в четыре года, иногда открывается стойкая аллергия на слова «бемоль» и «бекар».

– Ты лучше скажи, – прищурился Борька, – хочешь иметь зарплату в пятьсот баксов?

– Конечно! – воскликнула я. – Но кто ж мне ее даст?

Крюков довольно засмеялся:

– Получишь без проблем.

– Где?

– На радиостанции «Бум».

– Где?!

– Есть такое радио, называется «Бум», им нужна ведущая музыкальной программы, час в эфире, вечером, работать через день.

Я затрясла головой:

– Нет, я не сумею. Никогда не сидела у микрофона, не имею специального образования.

– Романова, – сердито оборвал меня Борька, – им не нужен журналист. Как правило, те, кто имеет диплом, дающий право выходить в эфир, полагают, что скрипичный ключ – это инструмент, при помощи которого чинят скрипку. На «Буме» хотят иметь музыканта, ничего сложного в этой работе нет, передача делится на две части. Сначала к тебе приходит гость, и вы ведете милую беседу, ну типа: ваши творческие планы, предстоящие гастроли, полученные премии… Кстати, в основном к тебе попрет попса, народ любит всяких певцов и певичек. Два притопа, три прихлопа, группа «Веселые мальчики», коллектив «Воющие девочки». Сплошная ерунда. Затем будет викторина. Задаешь вопросы, а слушатели несутся к телефону и дозваниваются в эфир. Кто правильно ответил, тот и получает подарок. Проще только чай пить.

– Ой, – испугалась я.

– Что еще? – рассердился Борька, еще больше краснея. – Какая новая проблема? У тебя вставная челюсть, которая имеет обыкновение вываливаться при длительном разговоре?

– А вдруг я сама не сумею правильно ответить на вопрос?

Крюков закатил глаза:

– Романова, ты поражаешь громадьем ума! Ответы будут лежать перед тобой! Пятьсот баксов! За несколько часов работы в неделю! Да узнай народ про такую службу, мигом бы толпа разнесла офис «Бума», а ты еще кривляешься! Может, тебе просто лень?

Я сразу вспомнила Галку Сорокину и быстро сказала:

– А когда приступать?

Лицо Борьки просветлело, он выхватил из кармана мобильник и радостно заорал в трубку:

– Викуля? Все, есть ведущая!

Потом, положив сотовый на стол, мой бывший однокашник шумно вздохнул и принялся объяснять, куда я должна явиться завтра к семи часам вечера.

– Эфир начинается в девять, – заботливо говорил он, – но приходить следует заранее, пока подготовишься, пока то, пока се…