Шпион особого назначения Троицкий Андрей

Глава третья

Прага. 30 сентября

Город встретил болгарского гостя неприветливо: мелким дождиком и пронзительным северным ветром. Здание Рузиньского аэропорта, облицованное стеклом и пластиком, и, тем не менее, имеющее провинциальный доисторический облик, изнутри казалось совсем маленьким. Колчин знал, что за ним наблюдают, встретить его в аэропорту должен кто-то из посольских работников. Повесив большую дорожную сумку на плечо, Колчин проследовал вдоль зала ожидания, задержался у киоска с прохладительными напитками, но ничего не купил.

На ходу достал из внутреннего кармана вчетверо свернутый номер «Софийской правды». Зажал газету в левой руке, красной шапкой вниз, на кисть руки накинул петлю складного зонтика.

Он вошел в туалет, осмотрелся по сторонам: никого. На минуту заперся в крайней кабинке, поставив сумку на бачок унитаза. Вышел оттуда, нос к носу, столкнувшись с мужчиной в сером плаще и кепке, надвинутой на глаза.

Мужчина держал в руке такую же черную сумку, что осталась в кабинке. Незнакомец косо глянул на номер газеты, которую Колчин не выпускал из руки, стараясь прочесть название.

– И когда только кончится этот дождь, – вздохнул мужчина. – Надоела слякоть.

– Но погода все-таки летная, – отозвался Колчин.

– Бордовый «Фиат Браво», пятидверный. На стоянке, ключи в кармашке сумки, – беззвучно одними губами прошептал незнакомец, назвал номер машины и заперся в освободившейся кабинке.

Колчин подошел к умывальникам, бросил газету в урну, положил зонтик на полочку. Пустив воду, наблюдал в зеркало, как человек в плаще покинул кабинку и, даже не сполоснув руки, поспешно скрылся за дверью туалета. Хорошо бы в этой спешке он не забыл подменить одну сумку на другую.

Посольские ребята всегда слишком волнуются, дергаются, как рыба на уде. Если контрразведчики поймают за руку и вышлют из страны такого вот паренька в сером плаще, его материальное благополучие даст серьезную трещину. Шпионам под дипломатическим прикрытием всегда есть, что терять: здесь у них сытый налаженный быт, высокие оклады, дети ходят в посольскую школу, а жены бывают на распродажах меховых изделий и чешского стекла. Вытерев ладони бумажным полотенцем, Колчин вернулся в кабинку, взял с бачка сумку, расстегнул кармашек, переложил в пиджак ключи от машины и квитанцию за оплату парковки.

На стоянке он быстро нашел бордовый «Фиат», сел за руль.

– Ну, давай знакомиться, – сказал Колчин машине, вставил ключ в замок зажигания и завел двигатель.

Лишних шумов не слышно, мотор работает почти бесшумно. Если верить цифрам на спидометре, «Фиат» пробежал тридцать с небольшим тысяч, машина трехгодовалая, не старше. Двигатель пятицилиндровый, объемом два литра и мощностью сто сорок семь лошадей. Салон просторный, встроенная стереомагнитола, водительское кресло упругое, с приличной боковой поддержкой. Что ж, тачка неплохая, – решил Колчин. На узких улицах Праги «Мерседесу» или пятому «БМВ» слишком тесно. Здесь не Россия, в этой стране большие машины не пользуются народной любовью.

Открыв ящик для перчаток, Колчин запустил ладонь внутрь, вытащил два клочка бумаги. На первом был указан адрес, улица и дом, во дворе которого для Колчина приготовили «Фольксваген Транспортер», фургон светло бежевого цвета с затемненными стеклами в кузове, нашпигованный аппаратурой. На втором листке от руки написали адрес, где болгарскому гостю следовало остановиться: частный пансион пани Новатны.

Колчин приуныл: на казенные деньги не грех пожить в «Интерконтинентале», в приличной светлой комнате с видом на Влтаву, с завтраками в номер, с казино и рестораном, в котором готовят любые европейские блюда. А его селят в мышиной дыре, где хозяйничает какая-то пани Новатны. На подъезде к Праге мелкая изморозь превратилась в сплошную стену воды. «Дворники» не справлялись с работой. Колчин спрашивал себя: может быть именно так с грибного дождика, переходящего в ливень, и начинается всемирный потоп?

Словно подтверждая эту мысль, молния надвое распорола серое небо и ударила в землю.

Пансион пани Новатны помещался недалеко от городского центра в мрачном четырех этажном здании старинной постройки. Фасад потемнел от времени, штукатурка местами облупилась, словно толстая скорлупа. Колчин остановил машину у тротуара, раскрыл зонт.

Изнутри заведение оказалось еще более мрачным и ветхим, чем снаружи. В тесном холле пахло мышами и плесенью, въевшейся в сырые стены. С другой стороны стойки сидела немолодая женщина в сером замызганном костюме и черной блузке. Морщинистую шею украшал белый шнурок. Колчин угадал в женщине хозяйку заведения, вежливо поздоровался по-чешски, положил на стойку болгарский паспорт.

– Я приехал на сельскохозяйственную выставку, – добавил Колчин, нарочито коверкая чешские слова. – Поживу у вас неделю. Остановиться здесь мне посоветовал знакомый. Он говорил, что у вас очень уютно.

Колчин поднял голову и с сомнением глянул на темные углы, завешанные паутиной, и желтые бесформенные разводы на потолке и решил, что определение «уютно» не совсем подходит для этого случая. – Вы хотите посмотреть комнаты? – пани Новатны заглянула в паспорт и огласила цену. – Двенадцать долларов в сутки за одноместный номер. Летом я беру восемнадцать долларов. Без питания, разумеется.

Колчин, до конца освоив роль небогатого болгарина, задумчиво пригладил ладонью черные волосы, словно взвешивал свои финансовые возможности и аппетиты хозяйки. Пани загнула слишком высокую цену, в Праге можно за сто долларов в месяц снять приличную квартиру со всеми удобствами.

Наконец, он принял важное решение.

– Годится.

– Туалет и ванная комната в коридоре, лифта нет, – предупредила Новатны и позволила себе нечто вроде улыбки, больше похожей на гримасу презрения. – Кстати, вы, хорошо говорите по-чешски.

– Спасибо, – Колчин обрадовался, как ребенок.

Тут за спиной пани Новатны появился мрачный мужчина с одутловатым серым лицом и тонкими всосанными губами. Видимо, подслушивал разговор хозяйки и нового постояльца из-за полуоткрытой двери. Мужчина поинтересовался, много ли вещей у господина. Получив отрицательный ответ, представился: пан Вацлав, муж пани Новатны.

По деревянной скрипучей лестнице поднялись на второй этаж, женщина толкнула дверь первого же попавшегося на пути номера, оказавшуюся незапертой. Сказала, что на втором этаже все комнаты одинаковые. Колчин бегло осмотрел комнату, узкую и темную, как нора полевой мыши, и решил, что надо бы осмотреть номера на третьем этаже.

– Там дороже на два доллара, – схитрила хозяйка, которой не хотелось карабкаться по лестнице наверх.

– Это почему же? – заинтересовался болгарин.

– Ну, там воздух чище и вообще…

Наверху Колчин увидел такие же комнаты, что и на втором этаже, разве что света больше. И обстановка похожая: платяной шкаф, узкая кровать, пара стульев, письменный однотумбовый стол у окна и маленький телевизор. Колчин решил, что выбирать не из чего. Он сказал хозяйке, что займет номер, в самом конце коридора, если этот номер свободен.

Пани Новатны надменно кивнула.

За хозяйкой неотлучно следовал ее муж пан Вацлав. Когда жена начинала говорить, пан Вацлав поддакивал или беззвучно кивал головой, выражая свое полное согласие с мнением супруги. Время от времени он тер ладонью низ живота и тяжело вздыхал. Осмотрев крайний по коридору номер, Колчин вытащил бумажник, заплатил за неделю вперед.

– И попрошу не приводить сюда уличных женщин, – свела брови хозяйка. – Я человек старомодных взглядов и такого не терплю. Ключ в двери.

Пани Новатны вышла из комнаты, за ней последовал пан Вацлав. Неожиданно он становился, оглянулся на постояльца.

– Когда-нибудь эта грыжа меня прикончит, – пожаловался пан Вацлав, потер ладонью живот и закрыл за собой дверь.

Оставшись один, Колчин скинул пиджак, положил на кровать сумку, расстегнул «молнию». Он пристроил на столе портативный компьютер со встроенным модемом, мобильный телефон и провод. Присев на стул, включил компьютер, подсоединил к нему телефонную трубку. Он подключился к «Интернету», вышел на сайт частных объявлений о продаже и покупке музыкальных инструментов.

Набил текст на английском языке: «Молодой музыкант-любитель купит подержанную виолончель современной работы. Дефектные экземпляры прошу не предлагать. Жду ответа хоть сегодня». Далее следовал адрес электронной почты, по которому якобы можно найти автора текста. В Москве, прочитав объявление, узнают, что Колчин благополучно прибыл на место.

За окном можно увидеть ржавую крышу низкого дома через улицу. Дождь все лил, не переставая, в номер из коридора не доносилось ни единого звука, словно Колчин оказался в пансионе единственным постояльцем, что, в принципе, не исключено. Раздавив окурок в пепельнице, он поднялся, вытряхнул на кровать то, что еще оставалось в сумке. Костюм нужного размера, аккуратно свернутый и упакованный в целлофан, пару сорочек, свитер из тонкой шерсти.

На дне сумки Колчин обнаружил завернутый в тряпку восьмизарядный пистолет «Беретта М 85» девятого калибра. И еще две запасные снаряженные обоймы. Колчин повертел в руках «Беретту». Не лучшая модель: стреляет самовзводом, спуск тугой, рукоятка слишком короткая. Но есть достоинства и у этой пушки: пистолет создан для скрытого ношения, он небольшой, почти незаметен в кармане пиджака или за поясным ремнем.

Колчин решил, что знакомство с торговцем подержанными автомобилями Юлиусом Барешем и его фирмой «Аметист» не следует откладывать в долгий ящик. По памяти набрал нужный номер, поинтересовался у секретаря, на месте ли господин Бареш. Получив отрицательный ответ, дал отбой. Он засунул пистолет под ремень, опустил две запасные обоймы в карман пиджака.

Таскать с собой оружие нет смысла, но оставить в номере тоже нельзя.

Прага, Винограды. 30 сентября

Фирма «Аметист», торговавшая подержанными автомобилями, находилась в районе Винограды неподалеку от одноименного кладбища и старого крематория, еще действующего, время от времени пускавшего в небо вонючий серый дым.

Колчин остановил «Фиат» на тихой улице, засаженной древними раскидистыми вязами. На противоположной стороне притулилось одноэтажное с плоской крышей здание конторы «Аметиста», к нему примыкала асфальтовая площадка, отгороженная от улицы металлической сеткой и заставленная разномастными автомобилями, судя по виду, почти новыми. Час не поздний, ливень кончился, но мелкий дождик без остановки сеялся на город, а темный день медленно перерождался в еще более угрюмый вечер. Два окна «Аметиста» светились электрическими огнями. Колчин вышел из машины, раскрыл зонт.

От тротуара к конторе вела широкая дорожка, выложенная светлыми плитами и по обе стороны засаженная кустами шиповника. Колчин свернул на территорию, где стояли автомобили, прошелся между рядами иномарок. С задней стороны ветровых стекол были помещены листки бумаги, на которых жирным фломастером вывели цены автомобилей. Колчин решил, что из окон одинокого покупателя уже заметили. Он вернулся к зданию конторы, поднялся на три ступеньки, под козырек крыльца, нажал кнопку звонка.

Дверь открыла женщина лет тридцати в коротком платье в мелкий цветочек. Колчин смерил ее долгим оценивающим взглядом, заглянул в глаза, решив про себя, что внешность женщины тянет на четверку с плюсом. Обручального кольца на пальце женщины Колчин не увидел.

Прежний план, сложившийся в голове, рухнул за одно мгновение.

– Вы хотите посмотреть машины? – спросила женщина.

– Машины я уже смотрел, – ответил Колчин по-чешски. – Можно войти?

Женщина распахнула дверь, пропустила гостя в помещение. В конторе, стены которого поклеили светлыми обоями, стояло три светлых письменных стола и несколько стульев, в углу телевизор на тумбе. Секретарь заняла место рядом с дверью в кабинет босса. Собственно, кабинета как такового у Бареша не было. Был угол, отгороженный от офисного зала пластиковой перегородкой полутораметровой высоты и стеклом, не достигающим потолка. Ясно, что все разговоры, которые вел хозяин на своей половине, могли слышать сотрудники «Аметиста».

И еще одна важная деталь: на столах всех служащих обычные телефоны, в которых трубка соединена с аппаратом витым проводом. В кабинете Бареша установлен беспроводной радиотелефон. Видимо, босс завел дурную привычку разговаривать с клиентами, расхаживая по офису. Что ж, Бареш сам себе создал проблемы.… Еще пару минут назад Колчин рассчитывал дождаться господина Бареша в конторе, завести долгий обстоятельный разговор в его кабинете, заговорить зубы. Если Бареш выйдет на минуту, незаметно прикрепить жучок к нижней крышке или к тумбе стола. Затем подогнать к «Аметисту» фургон «Фольксваген» с аппаратурой и писать все разговоры хозяина. Слабые стороны такого плана очевидны: он ненадежен и, главное, можно попасться.

– Вы здесь одна? – спросил Колчин.

– Хозяин вернется через час.

Колчин заметил, что едва речь зашла о Бареше, в голосе секретаря можно было услышать нотки раздражения. Видимо, отношения секретаря и начальника складываются не слишком гладко.

– Очень жаль, что хозяина нет.

– Я могу вам помочь?

– Разумеется, – Колчин упал на стул, вытянул ноги, твердо решив растопить лед взаимного недоверия. – Что-то покупателей совсем не видно.

Он осмотрелся по сторонам, словно хотел увидеть очередь из автолюбителей. Про себя отметил, что контора оборудована тревожной сигнализацией. Красная кнопка, видимо, спрятана так, чтобы секретарь, протянув руку, могла ее нажать. На окнах и дверях нет решеток, но установлены датчики, которые включают в ночное время. Значит, соваться сюда после окончания рабочего дня, чтобы обыскать кабинет хозяина или установить микрофон, не имеет смысла, полиция прибудет на место, как только сработает сигнализация.

Но есть и положительный момент: контора не оборудована видеокамерами слежения. О скрытых видео камерах и речи быть не может, для торговца подержанными автомобилями это новшество разорительно. Значит, хозяин не сможет узнать, кто из клиентов бывает здесь в его отсутствие и о чем разговаривает с секретарем.

– Не сезон, – сказала женщина. – Машины покупают в основном весной и летом.

– Не имеет значения, – улыбнулся Колчин и отпустил тяжеловесный, как булыжник, комплимент. – Я пришел посмотреть машину, но увидел вас и забыл обо всем. Теперь хочу обсудить несколько вопросов.

– Каких именно?

– Важных. Ну, например, в каком заведении мы сегодня вместе поужинаем?

Колчин протянул женщине визитную карточку.

– Владелец фирмы «Солнечный ветер» Христо Баянов, София, – прочитала вслух секретарь. – Оптовые поставки консервированных овощей. Очень приятно. Но консервированные овощи меня не слишком интересуют.

– Я тоже не вегетарианец. Как вас зовут?

– Мила Фабуш.

– Мила, один мой приятель, чех, покупал у вас автомобиль, – сказал он. – Дело было год назад.

– Год назад я здесь не работала. Я тут второй месяц.

– Не важно. Так вот, этот человек очень хорошо отзывался о вашей фирме. Я приехал на сельскохозяйственную выставку и подумал: почему бы ни зайти? Сейчас я пользуюсь «Фиатом» своего знакомого, это не очень удобно. Но вернусь в Софию на новой машине. Почти новой.

– Правильно сделали, что обратились к нам, – ответила Мила заученной фразой. – Во-первых, у нас большой выбор. Есть все, от «Фелиции» до «Кадиллака». Можно заказать машину по каталогу. Модель, цвет, год выпуска. Заказ будет выполнен через одну-две недели. Во – вторых наши цены ниже, чем в других салонах. Вас интересует что-то конкретное?

– Вечером подумаю. То есть, мы вместе подумаем. Подберем мне машину. Сначала выпьем по коктейлю, послушаем музыку. Вы любите джаз? Прекрасно. За ужином в хорошем ресторане поговорим о делах. Договорились?

Мила, удивленная настойчивостью болгарина, сморгнула. На ее лице отразилась напряженная внутренняя борьба. Возможно, она думала о том, что в этом скромном платье будет чувствовать себя неуютно в ночном ресторане. В хороших дорогих заведениях Мила, видимо, бывала не часто: богатые любовники на горизонте не маячили, а на скромное жалование секретаря можно гульнуть разве что в ближайшей кондитерской, что через дорогу от крематория. Там за чашкой какао собираются местные домохозяйки, старухи и школьники.

– Хорошо. Я заканчиваю работать в семь вечера.

Колчин поднялся со стула.

– Буду ждать в машине.

Он вернулся к «Фиату», устроился в салоне. Колчин взял трубку мобильного телефона, набрал номер своего помощника Ярослава Пачека. Для него есть срочная работенка: специальное оборудование для скрытого слежения за объектом понадобится уже сегодняшним вечером. Когда трубку сняли, Колчин произнес условную фразу, попросив подозвать к телефону некоего господина Карела.

– Вы ошиблись номером, – ответил приятный мужской баритон.

Колчин извинился и поехал на встречу с Пачеком, к почтовому музею в районе Смихова.

Ровно в семь вечера Мила села на переднее сидение бордового «Фиата». Она успела сделать маникюр, подрумянила бледные щеки и украсила шею ниткой янтарных бус. Колчин, неплохо знакомый с ночной жизнью Праги, остановил машину у клуба «Редута» и заплатил двенадцать долларов за входные билеты.

Клуб прославился совсем не тем, что здесь выступают неплохие джазовые исполнители. Когда-то в «Редуте» вместе с местными музыкантами играл на саксофоне тогдашний президент Соединенных Штатов. С записей того уникального концерта Клинтона здесь начинается почти каждый вечер. В сегодняшней основной программе выступал квартет из Вены и популярный местный гитарист. На Колчина музыка неизгладимого впечатления не произвела, но женщина была в восторге, и это главное.

В десять вечера Колчин и Мила, сытые джазовыми импровизациями, вышли из «Редуты», пешком прошли квартал по Народной улице и перебрались в ресторан «Адриа», известный своей обширной картой вин. Веселье закончилось во втором часу ночи. Колчин и Мила забрали «Фиат», оставленный у клуба.

Колчин долго прогревал двигатель, раздумывая, как бы поставить красивую эротическую точку в затянувшемся веселье.

– Можно поехать в пансион, где я остановился, – неуверенно сказал он. – Выпить кофе… Или ликера.

Колчин не хотел приглашать Фабуш на конспиративную квартиру, чтобы устроить там ночь любовных наслаждений.

Отвести женщину в пансион пани Новатны?

Колчин вспомнил суровое лицо, поджатые бескровные губы хозяйки. Вспомнил запах плесени и сырость своей однокомнатной норы на третьем этаже, куда трудно попасть незамеченным. Тем более в компании женщины. На смену мужскому желанию пришли безысходная тоска и апатия.

Из трудного положения выручила Мила, повеселевшая от обильного ужина и французского вина.

– Кофе можно выпить и у меня. Правда, я живу довольно далеко от центра…

Мила назвала адрес.

– Это не имеет значения, что далеко.

Колчин снова почувствовал себя человеком и мужчиной.

Лондон, Берменси. 30 сентября

В субботу Алексей Степанович Донцов, работавший в Англии под именем Майкл Ричардсон, закрыл свой магазин скобяных товаров как обычно в пять вечера. Выйдя на улицу, взял направление к дому, на полдороге совершил длительную остановку в пабе «Хилл Роуд». Он возвратился к родному очагу, в тесную квартиру на первом этаже, когда за окном сгустились первые сумерки, и тут же лег спать. Воскресные дни проходили по раз и навсегда установленному расписанию: Ричардсон поднимался в половине седьмого утра, чтобы успеть к открытию блошиного рынка «Портобелло».

В последнее воскресенье Донцов проснулся раньше времени, ровно в пять тридцать утра, и не по звонку будильника, а сам по себе. На другой половине широкой кровати спала жена Хелен. Донцов знал, что сегодня в его жизни должны произойти важные перемены, а поход на рынок, возможно, станет последним английским мероприятием. В восемь пятнадцать он вышел из метро «Ноттинг Хилл Гейт». И тут же попал в плотный людской поток таких же, как он любопытных, небогатых людей, стремящихся что-то купить по относительно низкой цене на улице Портобелло, где по воскресеньям расцветала яркими красками самая живописная в Лондоне барахолка.

Донцов медленно брел по улице, останавливался у прилавков, спрашивал цену и шагал дальше. По легенде он скромный торговец скобяными товарами, увлекается всякими поделками под старину. Ему нечего делать в западной части Лондона в районе Мейфер рядом с Гайд-Парком, где сосредоточены шикарные магазины для зажиревших американцев. Без пяти сотен в кармане не сунешься даже в антикварные лавки среднего уровня, что расположены в районах Кенсингтона или Челси.

А здесь Донцов чувствовал себя, как рыба в воде.

Улица поднималась в гору, тротуары заставлены столиками, на которых разложили всякий хлам, начиная от поношенных шмоток и вышитых крестиком салфеток, заканчивая африканскими масками, японскими статуэтками начала прошлого века или каминными часами французской работы. Несмотря на ранний час здесь уже собралось столько народу, что ступить было некуда. Откуда-то слышались звуки шарманки, дети фотографировались с ручной обезьянкой, покупатели тесно обступили прилавки.

Среди знакомых он поддерживал репутацию страстного любителя безделушек из фарфора. Свою бессистемную коллекцию Донцов начал собирать четыре года назад, когда переехал в Лондон из Скандинавии, открыл магазин скобяных изделий и женился на Хелен, служившей сиделкой в государственной больнице. Увлечение антиквариатом было лишь мыльным пузырем, пшиком. На рынок Донцов приходил не для того, чтобы купить за пятерку дефектный серебреный браслет или фарфоровую статуэтку сомнительного происхождения.

Здесь, в людской толчее, идеальное место для контакта с русским связником. Самым великим спецам из контрразведки МИ-6 не по зубам проследить отдельного человека в этом людском водовороте, сделать фотографию и тем более записать на пленку чужой разговор. Донцов увидел связника возле газетного киоска, они раскланялись, как добрые знакомые, отправились в ближнюю пивнушку, взяли по кружке слабоалкогольного эля «Басс».

В пивной связник и Донцов выбрали столик в дальнем углу, четверть часа поговорили о ценах на антиквариат и обменялись пачками сигарет. В той пачке, что Донцов положил в карман, содержались подробные письменные инструкции из Москвы об операции «Холодный фронт». «Счастливо тебе, Алексей, – понизив голос до шепота, сказал связник по-русски. – Мне будет тебя не хватать. Честно». «Думаю, я там скоро управлюсь», – ответил Донцов по-русски.

Он вышел из пивной, вернулся на улицу Портобелло, прошелся вдоль торговых рядов и, поторговавшись, купил у иранца за семь фунтов деревянные бусы ручной работы. Донцов спустился в метро, двинулся в сторону дома, доехал до конечной станции «Элефант энд Кастл», а дальше автобусом до церкви Марии Магдалины.

Рабочая окраина, населенная небогатым людом и эмигрантами, не самое красивое место английской столицы. Здесь витают запахи отбросов и беспросветной бедности, из которой простому человеку так трудно выбраться. Донцов свернул в узкий переулок, застроенный обшарпанными трехэтажными домами, у подъезда раскланялся с соседом по этажу господином Чонгом, отцом многодетного семейства из Тайваня. Если ты живешь в рабочем предместье, будь готов, что твоим соседом окажется китаец, пакистанец, а то и негр.

Донцов поднялся на пять ступенек крыльца, открыл дверь в подъезд своим ключом, вошел в квартиру. На кухонном столе он нашел записку от Хелен. Жена писала, что до вечера пробудет у Кэрол и обещала позвонить. Хелен имела от первого брака взрослую дочь, которая с шестнадцати лет стала сама зарабатывать на жизнь, и, как заведено в Англии, поселилась отдельно от матери.

Хелен и Майкл Ричардсон познакомились самым современным способом: через страничку объявлений «Одинокое сердце» в «Интернете», обменялись фотографиями и адресами. Переписывались два месяца, пока Донцов не получил указание из Москвы приехать в Лондон, ближе познакомиться с Хелен, а затем жениться на ней. Этот брак позволил Донцову спокойно пройти инфильтрацию, то есть внедриться в страну, не вызвав подозрения контрразведки.

Перед свадьбой на московские деньги Донцов открыл магазин скобяных изделий. Да, бегут годы…

Со временем он стал испытывать к Хелен чувство большее, чем простая человеческая привязанность. Они прожили вместе почти четыре года, один раз побывали в отпуске. Отдыхали на Барбадосе во второразрядном отеле, где отдыхающих селят в домишках, стилизованных под туземные хижины, крытые тростником. Две недели, проведенные на острове, не принесли большой радости ни Донцову, ни его супруге.

Дешевая туристическая экзотика, экскурсии в зверинцы и аквапарк, – это, стиснув зубы, еще можно пережить. Но когда остров просто кишит всякой шпаной, когда солидной супружеской паре в любое время дня и ночи на каждом шагу предлагают купить наркотики – это уж слишком.

Наскоро перекусив, Донцов позвонил молодому управляющему своего магазина и еще раз напомнил, что завтра уезжает по делам в Германию. Управляющий остается за хозяина, он должен подавать пример служащим, приходить на работу первым в восемь тридцать утра и уходить из магазина последним.

Донцов вышел на лестницу, спустился в подвал, где у него была оборудована столярная мастерская. Запер дверь, набрал в плоский мелкий тазик холодной воды из-под крана, влил в воду стакан уксуса, открыл банку из-под кофе, растворил в уксусном растворе чайную ложку темного порошка, напоминавшего марганцовку. Затем открыл сигаретную пачку, полученную от связника, вытащил из нее две абсолютно чистые бумажные страницы.

Опустил бумагу в раствор и, следя за секундной стрелкой наручных часов, отсчитал полторы минуты. Затем вытащил и разложил на верстаке мокрые странички, зажег ультрафиолетовую лампу.

Донцов наблюдал, как на белой бумаге проявляются убористые строчки текста с мелкими межстрочными интервалами и узкими пробелами. То была последняя подробная инструкция из Москвы о проведении операции «Холодный фронт», о каналах связи и контактах с привлеченными к делу агентами. Донцов прочитал текст четыре раза, запомнив его наизусть слово в слово. Он разорвал листы вдоль и поперек, скатал мокрую бумагу в шарик и бросил в топку финской печки.

Затем загрузил в печь уголь и развел огонь. Он забрался на стремянку, освободил верхнюю полку от инструментов, вытащил заднюю стенку полки, за которой в кирпичной стене подвала оборудована ниша, а в ней устроен вместительный тайник. Здесь хранились те мелочи, от которых можно было быстро избавиться. Донцов сбросил на пол бумаги, неиспользованные одноразовые блокноты, кальку для тайнописи, перьевую ручку с симпатическими чернилами.

Если бы Хэлен когда-нибудь догадалась устроить уборку в столярной мастерской мужа в его отсутствие и случайно наткнулась на тайник… Что ж, праздное любопытство плохо заканчивается. В этом случае Хэлен должна умереть до того, как успеет связаться с полицией. Сломать шею, оступившись на крутой лестнице, утонуть в ванной, скончаться от удара электротоком.

Донцов слез со стремянки и стал бросать бумаги в печку. На его лице плясали отблески оранжевого пламени.

Последние два месяца Донцов был «законсервированным» агентом, не имеющим определенного задания. Эти два месяца можно смело вычеркнуть из жизни. И плюс к ним еще полгода, когда Донцов по заданию Москвы занимался выяснением судьбы и подробностей теперешней жизни бывшего русского шпиона, перебежавшего к англичанам и сдавшего им агентов, работавших под дипломатической крышей. Донцов лишь выполнял приказы, которые получал из центра. В приказах не было и намека на ту участь, которая ждала предателя.

Однако легко догадаться, что в отношении перебежчика готовилась силовая акция. Донцов выяснил, что человек, интересующий Москву, живет в пригороде Лондона под охраной спецслужб, которым причиняет много беспокойства.

Он не подходит к окнам своей квартиры, не бегает трусцой, как бегал в Москве, больше не думает о красивых женщинах, он сделался болезненно подозрительным и пугливым. Много пьет, горстями принимает транквилизаторы, чтобы забыть о страхе, съедающем душу. И каждый прожитый день считает удачей, подарком судьбы. Словом, превратился в параноика, которому жизнь не в радость.

Возможно, в Москве учли донесения Донцова, возможно, изменился политический климат. Но приговор предателю не привели в исполнение, справедливо решив, что его пропащая жизнь – больше никому не нужна. Ни прежним, ни нынешним хозяевам. Донцов не обсуждал приказы, не ставил их под сомнение, но на этот раз ему казалось, что дело с предателем стоило бы довести до логического конца. Ну, уж коли начали.… Теперь Донцову было жаль времени и усилий, потраченных попусту. Донцов уничтожил бумаги, дождался, когда огонь погаснет, пошуровал в печке кочергой. Он поднялся наверх, по телефону на имя некого Эдварда Лэнда заказал билеты на паром, следующий из Портсмута до французского Гавра. Затем повалился на диван и отгородился от мира газетой.

Глава четвертая

Прага, Винограды. 2 октября

Расспросив Милу Фабуш, Колчин без труда срисовал распорядок дня хозяина автосалона «Аметист», его привычки и бытовые проблемы.

Юлиус Бареш весь, как на ладони. Он женат на Елене, женщине своих лет. Детей не имеет. Жена домохозяйка, болезненно раздражительна, вспыльчива и ревнива. Слишком часто прикладывается к бутылке, вечерами она пьяна настолько, что едва шевелит языком. Елена подозревает мужа в связи с какой-то молодой танцовщицей. Но, по мнению Фабуш, этой танцовщицы в природе не существует. Жена Бареша просто чертова алкоголичка, теряющая разум. У нее начальная стадия паранойи, этой женщине нужно срочно обратиться к наркологу или психиатру.

Бареш приходит в контору в одно время со своими подчиненными, без четверти девять или чуть позже. Целый день безвылазно торчит на месте, шуршит газетами или находит себе другое увлекательное занятие. Обедает с часу до половины второго в закусочной «У краба», затем возвращается в «Аметист».

В восемь часов утра Колчин подогнал «Фольксваген» в район Винограды, облюбовав для стоянки место на противоположной стороне улицы, метрах в ста от конторы.

Колчин выбрался с водительского места, открыл боковую сдвижную дверь фургона, сел на привинченную к железном полу скамейку. Раздвинул матерчатые шторки, закрывающие густо затемненное боковое стекло и убедился, что занял неплохую позицию. Оставаясь невидимым, он не пропустит ни единого человека, перешагнувшего порог «Аметиста». Колчин вытащил из кармана мобильный телефон, набрал домашний номер Милы Фабуш. После второго звонка трубку сняли.

– Я не разбудил тебя, дорогая? – спросил Колчин. – Не слишком рано звоню?

– Если бы ты позвонил на пять минут позже, не застал меня дома, – ответила Мила. – Я уже выбегаю. А ты, почему так рано поднялся? Какие планы на сегодня?

– Планы? – Колчин задумчиво почесал подбородок. – Завтра открывается сельскохозяйственная выставка. А сегодня я должен получить там аккредитацию. Заплатить за место и подписать кое-какие бумаги. Освобожусь вечером.

– Ты позвонишь?

– Как только покончу с делами. А ты не забудешь поставить на свой рабочий стол мою фотографию в рамке? Ты взяла ее с собой?

– Фотография уже в сумочке, – прощебетала Мила. – Жду звонка.

Колчин положил мобильный телефон на пластиковый столик у окошка, нагнулся, открыл ящик, в котором хранилась фотоаппаратура и объективы. Когда появился первый служащий, Колчин успел выкурить сигарету, проверить аккумуляторы и присоединить к фотокамере длиннофокусный объектив с высокой разрешающей способностью, К стоянке, где стояли автомашины на продажу, подъехал черный «Гольф», из машины выбрался высокий худой мужчина в короткой куртке. Открыв замок на воротах своим ключом, мужчина загнал на стоянку автомобиль. Не закрыв ворота, прошел к конторе и скрылся за дверью. Колчин успел сделать пару снимком этого парня.

Из рассказа Милы, Колчин знал, что в настоящее время в «Аметисте» помимо секретарши и босса работают еще два торговых агента и приходящая уборщица. Управляющий и третий торговый агент отдыхают, потому что Бареш дает отпуск своим сотрудникам, когда в торговле намечается серьезный застой, то есть осенью или зимой. Мила Фабуш на белой «Фелиции» приехала на службу без двадцати девять. Оставив машину на стоянке, чуть не бегом помчалась к конторе. Видимо, хотела, чтобы шеф застал ее на рабочем месте с легкой испариной на лбу. Колчин пересел на противоположный край скамейки. Вдоль перегородки, отделявший кабину «Фольксвагена» от кузова, были установлены магнитофоны, сканеры радиочастот, компьютер и еще кое-какая полезная мелочь. Колчин натянул наушники, отрегулировал звук. Теперь он мог слышать все, о чем говорят в конторе сотрудники «Аметиста». Звук был почти идеальным, без треска, искажений и помех.

– Как провел выходные? – голос Милы Фабуш звучал так близко, будто она сидела рядом.

Видимо, вопрос был адресован тому худому сумеречному типу, что приехал на «Гольфе». Мужчина ответил неприятным скрипучим голосом с металлической ноткой, будто пролаял вокзальный репродуктор, объявляющий посадку на поезд.

– Хотел съездить на последнюю рыбалку, но куда там. С женой торчали у тещи. Проклятая погода. Когда только кончится этот дождь?

– Наверное, когда пойдет снег.

Колчин передвинулся к окну, как оказалось, вовремя. Из серебристого «Форда Фиеста» вылезал плотного сложения господин в плаще болотного цвета и мягкой шляпе, не иначе сам пан Бареш. Перед тем, как защелкать фотокамерой, Колчин успел подумать, что финансовые дела Бареша катятся по наклонной. Владельцу автосалона по долгу службы надлежит иметь более свежую и породистую тачку, чем этот несчастный «фордик» с пятнами ржавчины на крыле.

Бареш шел медленно, переваливаясь, как гусак, отягощенный возрастом и важными мыслями. Через минуту он скрылся в конторе. Еще через пять минут на японской малолитражке к «Аметисту» подъехал последний служащий, невысокого роста молодой человек в клетчатом пиджаке.

Хорошо, что вчерашний день пришелся на воскресенье. После тяжкого труда, загула в ресторане и ночи любви с секретаршей Бареша, Колчин позволил себе небольшой отдых. До позднего утра валялся на двуспальной кровати в квартире Милы Фабуш. Поднявшись в полдень, пил кофе на кухне.

Женщина занимала небольшую скромно обставленную квартиру в районе новостроек. Если смотреть из окна, с высоты десятого этажа, кажется, будто очутился в московском Митино или в Бутово. Вот только женщина, одетая в халатик из искусственного шелка, почему-то говорит по-чешски.

«Ты был великолепен», – сказала Мила ночью. В эту минуту Колчин лежал на спине и смотрел в черный потолок. Ты был великолепен,… Возможно, Фабуш переоценила способности Колчина. Возможно, одинокой женщине просто не с чем сравнивать. Ну, нет достойного примера, да и все.… Но звучит красиво: ты был великолепен. Почему же от русских женщин он никогда не слышал этих слов? Минут пять Колчин ломал голову над этим вопросом, прислушивался, ожидал, когда Мила заснет.

На утро, покончив с кофе, он вышел в прихожую, взял с зеркала барсетку, вернулся на кухню, вытащил женские часики на золоченом браслетике, упакованные в продолговатый футляр. Колчин раскрыл коробочку, достал часы, шагнул к Миле: «Примерь-ка эту штучку». Мила округлила глаза, поцеловала Колчина в губы, надела на запястье часы. «Прелесть. Настоящие швейцарские часы. У меня никогда не было роскошных вещиц вроде этой. Господи, зачем такие дорогие подарки?». Колчин подумал, что часы действительно стоят немалых денег. Эти часы и другое оборудование он получил накануне от Ярослава Пачека. В корпус часов вмонтирован «жучок».

Дождавшись когда уляжется первая радость, достал из барсетки застекленную черно-белую фотографию в золотистой пластмассовой рамке, поставил ее на стол. На карточке можно было разглядеть кудрявого ребенка лет семи в коротких штанишках и матросской курточке, прижимавшего к своей груди плюшевого утенка с оторванным носом. На заднем плане темнела то ли мятая занавеска или то ли оконная штора. Трогательный снимок. Мила взяла карточку, приблизила ее к глазам: «Что это за ребенок?»

Колчин не имел представления, что за ребенок на фотографии. Карточку в рамке он получил от Пачека. Золотистая рамка скрывала два специальных «жучка» и антенну.

«Попробуй догадаться», – загадочно улыбнулся он. «Неужели это ты?» – умилилась Фабуш и снова поднесла снимок к глазам. Колчин сидел на стуле с видом именинника, принимавшего поздравления: «Точно. Это я в возрасте… Э-э-э.… Дай бог памяти. Э-э-э.… Вспомнил, в возрасте семи лет. Будешь смотреть на карточку и меня вспоминать. Поставь ее на свой рабочий стол в конторе».

«Да, с тех пор ты сильно изменился, – Мила покачала головой, взглянула на Колчина, силясь найти хотя бы отдаленное, мимолетное портретное сходство. – А у тебя нет более свежей фотографии?»

«Понимаешь, это семейная реликвия, вроде как талисман, – Колчин подпустил в голос немного дрожи, будто это объяснение стоило ему некоторых душевных усилий. – Когда была жива мама.… Когда она еще была жива, фотография стояла у изголовья ее кровати. И спасала от бед и болезней. Ну, порчу отводила и все прочее. Мама умерла именно в тот день, когда сослепу поставила фотографию в другою комнату, на комод. Если карточка будет стоять рядом, тебе обязательно повезет. Найдешь клад, выиграешь в лотерею или выйдешь замуж по любви».

«Что ж, звучит заманчиво», – сказала Мила.

Довольный собой, Колчин допил кофе. Он хотел сполоснуть чашку, подошел к мойке, отвернул кран. Но поток воды оказался слишком сильным. Чашка выпала из мокрых пальцев и раскололась надвое. «Ой, как жаль, – Мила собрала осколки и бросила их в мусорное ведро. – Очень жаль». Колчин чуть не обиделся. Только что женщина получила от него дорогой подарок, а переживает из-за грошовой чашки с золотым ободком. Он засобирался, сказав, что сегодня еще нужно повозиться с бумагами.

В пансионе пани Новатны царило прежнее уныние и запустение. Хозяйка, не скрывая брезгливой гримасы, бросила перед постояльцем на стойку ключ с деревянной биркой. «Вы, пан Баянов, не успели приехать, а уже нашли себе приключение с продажной женщиной?» – Новатны осуждающе покачала головой. Колчину стало неуютно под этим пронзительным взглядом. Он не стал врать и отпираться. «От вас ничего не скроишь, пани Новатны. Беда в том, что я слишком влюбчив», – Колчин потупил взгляд.