Золотой вепрь Русанов Владислав
– Сдавайтесь, – коротко приказал им Кулак, опуская меч.
Вместо ответа латник в покрытом ржавыми разводами панцире прыгнул на него, занося над головой палицу.
Мудрец коротко «хэкнул», насаживая храбреца на острие двуручника. Кондотьер коротким кистевым движением рассек несчастному горло.
В этот миг выстрелил Плешивый.
Болт из тяжелого, «осадного» арбалета ударил седобородого в грудь, отбрасывая его на Мудреца. Верзила успел поймать командира левой рукой.
– Кошка-мать! – Пустельга швырнула меч будто дротик и пригвоздила стрелка к двери.
– Ну, я вас! – Бучило бросился вперед, наклонив голову.
Коготок не отстал от него, обрушивая топор на плечо защитника крепости.
Лязг. Хруст.
С вязким чмоканьем сталь впивается в тело.
С мелодичным звоном лопаются звенья кольчуги.
Истошно кричит раненый, сползая по ступеням.
«Яйцерез» в руке Пустельги размашисто перечеркивает ему горло.
Визг.
Рычание.
Хриплые выдохи…
Ормо медленно осел, соскребая пластинкой оплечья штукатурку со стены. Улыбнулся и закрыл глаза. Из его груди торчала витая рукоятка корда.
Бучило повернул к товарищам измаранное кровью – своей или чужой? – лицо. Кроме него, никто около дверей на ногах не держался. Один наемник подвывал, скрутившись в клубочек. Черноусый латник скреб шпорами каменную плиту, выплевывая на кирасу густую кровь.
– Ну вы даете! – озадаченно проговорил Кулак, выпрямляясь с помощью Мудреца.
Черенок болта торчал из его бока, но не было заметно, что кондотьер готовится умереть. Даже нашел в себе силы улыбнуться.
– Извини, командир, – развел руками Бучило. – Разозлили они нас сильно.
– Дверь ломать надо! – Кулак даже не глянул в сторону мертвого Коготка.
– Стой! – Пустельга крутанулась на каблуках. Спустилась на несколько ступенек ниже. Прислушалась.
– Что? – пошевелил бровями Мудрец.
– Бежит кто-то. К нам, похоже. Серый, Малыш!
Кир, услыхав свою кличку, поднял меч, который держал в опущенной руке.
Немолодой наемник, узкогубый, с пепельными волосами, за что и получил кличку, подмигнул ему – пошли, мол, поглядим.
Но далеко идти им не пришлось.
По лестнице им навстречу бежал запыхавшийся Кольцо.
– Где командир? – прерывающимся голосом спросил он.
– Здесь я! – отозвался Кулак.
– Мы Студента нашли, лопни мои глаза! – без долгих объяснений выпалил носатый парень. – Он сказал – наследника искать! Чтоб успели раньше Фальма!
– Это еще зачем? – фыркнула Пустельга.
– Ты помнишь, о чем они спорили? – Мудрец аккуратно прислонил меч к стене. – Хитрость какая-то в этом наследнике, видать… Ну что, Кулак, будем дверь ломать?
– Ломай, – кивнул кондотьер.
Замотанного в драную тряпку (судя по запаху – старый вальтрап), Антоло едва не волокли по коридорам графского особняка. Лопата сдержанно сопел, а Почечуй уже начал поругиваться. Вот, мол, спасли лба здорового, вытащили из застенков, так еще и на своих плечах нести приходится. Можно подумать, это они последние сутки на соломе прохлаждались, а он – бегал, нырял, на мечах рубился… Парень только слабо улыбался. Бурчание старика казалось таким родным, таким близким и привычным, будто не шепелявый наемник с ним разговаривает, а любимый дедушка. Впрочем, родной дед никогда Антоло на коленях не качал и сказки на ночь не рассказывал. Некогда было. Он с сыновьями – то есть отцом и дядьками молодого человека – занимались исключительно шерстью. Трудились не покладая рук, чтобы их семейство стало самым богатым, самым уважаемым в Да-Вилье.
Они вошли в главную залу особняка. Так она и осталась невымытой. Где же Лейна? В соседних комнатушках, примыкавших к темнице, в которой держали Антоло, ее не обнаружили. Странно. Очень странно… И вызывает подозрения.
– Эй, Комель, живой? Нет? – Лопата наклонился над сипевшим барнцем.
Кроме него в зале лежал еще почти десяток трупов. И один из них – Куст, оскаливший желтые зубы. Его остекленевшие глаза глядели в закопченный потолок.
– Комель! – Бородатый наемник толкнул товарища в плечо.
Тот втянул воздух сквозь сжатые зубы. Приоткрыл один глаз.
– Идите… Я посижу…
– Да какое там «посижу»! Вишь ты, чего удумал!
– Не… – Комель говорил слабо, голос его прерывался. – Бегите. Я не жилец.
– Кто ж тебя так, шердешный? – Почечуй, оставив студента, закрыл глаза Кусту.
– Череп… Шестопером… Кажись… Грудину… Проломил…
– Да-а-а… – протянул старик. – Как же ты теперь?
– Сказал… Не жилец…
– Мы тебя не бросим! – Лопата решительно наклонился, схватил Комля под мышки.
Барнец застонал, сделал слабую попытку вырваться.
– Оставь меня… Добей лучше…
– Ты что? – выпучил глаза Почечуй.
Комель не ответил, обмяк и закрыл глаза.
С громким стуком отворились двери. В залу вбежали Витторино и Клоп.
– О! Студент! – обрадованно закричал пучеглазый.
– Тише! – оборвал его радость уроженец Мьелы. – Бежать надо! Мы черный ход завалили!
– Так, погоди! – нахмурился коморник. – Толком… энтого… говори!
– Да что говорить? – перебил Клоп открывшего рот Витторино. – Окружают дворец. Медренцы. Латники и стража. Много.
– Школько это – много?
– Ну, сотня будет…
– Яшно! А ну, быштро, дверь жакрыли! Штолы… энтого… крешла! Бегом!
В мгновения опасности Почечуй вел себя не как прижимистый старикашка, а как опытный и успешный полководец. Это чувствовал не только Антоло, но и прочие наемники, поскольку подчинились, не раздумывая. Даже студент, ковыляя и прихрамывая, притащил стойку с покореженным доспехом – полным набором медренского латника. От затраченных усилий ему захотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть, но веселая перебранка Клопа и Лопаты, волочивших тяжелый стол, вызвала невольную улыбку и развлекла.
– Ну что, ребята… энтого… получилошь? – весело подмигнул Почечуй.
– А то? – ухмыльнулся Витторино. – В лучшем виде!
– Тогда пошли!
– А Комель? – Антоло вдруг вспомнил про барнца. Вспомнил потому, что очень уж тот напоминал ему Емсиля, который сейчас, быть может, уже погиб, штурмуя крепость, пронзенный стрелой или мечом.
Почечуй отвел глаза. Глухо сказал:
– Ему… этого… не помочь уже.
– Как?
– А вот так! – оскалился старик. – Пошли!
И уже когда они выходили из залы через вторую дверь, тихонько признался:
– Дорежал я его… энтого… чтоб не мучалша.
Сзади в створки заколотили злыми, требовательными ударами.
Нет, все-таки городской дворец ландграфа строили на совесть!
Мудрец уже третий раз бил ногой, но дверь не поддавалась.
– Погодь! – Бучило вырвал из безжизненной руки Ормо топор. – Дай-ка я разок приложусь!
Северянин поплевал на ладони, как заправский лесоруб. Примерился.
С первого же удара лезвие раскололо створку и заклинилось в ней.
– Умеешь, – криво усмехнулся Кулак.
– Ничо, я сейчас… – Бучило схватился за топорище, уперся в дверь ногой. Пошатал. Дернул.
Со скрипом сталь выскользнула из древесины. Наемник пошатнулся, но устоял на ногах.
– Дай мне! – протянул руку Клоп.
– Обойдешься! – Бучило повел плечами, примериваясь нанести повторный удар.
– Тебе жалко?!
– Оба отойдите, – приказал Мудрец.
Он еще ссутулился, даже как-то стал меньше ростом, а потом выбросил вперед ногу. Подошва сапога угодила рядом с трещиной в створке. Силе удара мог бы позавидовать средних размеров жеребец.
Дверь раскололась пополам. Жалобно заскрипели петли. С грохотом вторая половинка ударилась о стену.
Мудрец, выхватывая из-за пояса кистени, прыгнул в комнату головой вперед.
Прислушиваясь к глухим ударам, барон Фальм покачал головой.
– Должен признаться, любезнейший господин граф… – Его голос казался приторно-сладким, словно мед, но горчил, будто яд скорпиона. – Должен признаться, что вы не оправдали возложенного на вас высокого доверия… К моему сожалению.
Гость его светлости стоял, небрежно опираясь локтем на подоконник узкого стрельчатого окна. Пальцы правой руки играли с рукоятью корда. Усы топорщились совсем по-кошачьи.
Напротив него стоял, перекатываясь с пятки на носок, ландграф Вильяф. Серебряные медведи на черном сюрко владыки Медрена, казалось, приноравливались – как бы ловчее швырнуть корону в графского собеседника.
В шаге от ландграфа съежился слуга – Пальо. Он морщил длинное лицо так, словно собирался расплакаться, но стеснялся этой слабости. Ближе к выходу Джакомо-Череп устало опирался на поставленный стоймя шестопер. За исключением нескольких пятен крови на одежде, телохранитель его светлости вышел из схватки с наемниками без отметин. Да и усталость его была скорее показной, чем истинной.
В глубине комнаты, подальше от окна, на укрытой балдахином кровати сидела супруга ландграфа, госпожа Тельма, затравленно озиравшаяся и обеими руками прижимавшая к себе наследника Халльберна. Глаза графини покраснели и опухли. Мальчик, наоборот, держался смело. Он так и норовил вывернуться из назойливых материнских объятий, разворачивал плечи и переводил взгляд с отца на гостя, потом на командира телохранителей и обратно.
– Глупости изволите болтать, господин барон! – Граф Вильяф брезгливо поморщился. – Медрен держится. И он выстоит, во имя Триединого!
– Хм… – покачал головой Фальм. – Медрен держится. Но почему-то, любезнейший господин граф, вы, вместо того чтобы руководить боем, скрываетесь в собственной спальне. С чего бы это? Помнится, вы обещали показать мне чудо? И где же оно?
– Мы противостоим трем полкам сасандрийской армии и один уже уничтожили! Это ли не чудо?
– Толку-то? Вас раздавят, как я и обещал. Уж поверьте моему опыту, любезнейший господин граф. – Барон зевнул, прикрывая рот ладонью в замшевой перчатке. – Буду ли я сожалеть? Нисколечко…
– Глупости! – вспыхнул его светлость, как сухая солома. – Это временные неудачи!
– Захват вашего особняка имперскими наемниками вы называете временными неудачами? А вы знаете, кто их ведет? Некий кондотьер по кличке Кулак. Помните такого?
Ландграф дернул плечом – мол, буду я помнить всякий сброд!
– А он вас помнит, я уверен. И ваша встреча будет приятной лишь для одной стороны.
– Чушь! Я не собираюсь с ним встречаться!
– Конечно, любезнейший господин граф… – Фальм выглянул в открытое окно. – Вы не собираетесь встречаться с заклятыми врагами. Вы приготовили веревочную лестницу. И теперь намерены позорно бежать…
– Не бежать! Спасать семью! Не вам меня судить, господин барон! Все ваши посулы оказались пустым звуком. Где поддержка западных королевств? Где помощь таинственного сообщества, интересы которого вы представляете?
– А может, вам еще десять полков айшасианских латников на белых верблюдах?
– Что?
– Что слышали.
– Да как вы смеете?! – Его светлость побагровел, схватился за меч. – После всех обещаний?
– Я обещал человеку, который мог стать символом борьбы против Сасандры. Знаменем всех свободомыслящих борцов Запада. – Фальм не обратил никакого внимания на телодвижения ландграфа. – А что же вышло? Оказалось, я имею дело с напыщенным, самодовольным болваном, не владеющим ни тактикой, ни стратегией. Вся сила которого заключается лишь в нездоровой любви малочисленной армии и бестолковых горожан.
– Ага! Значит, вы признаете, что…
– Да нечего мне признавать! Вы врали мне все время, любезнейший господин граф! Врали и не краснели. Чудо обещали мне? А чудо-то это заключается в старинном медальоне на шее вашего сына. И не надо корчить рожи – вы же не в деревенском кабаке, господин граф! Без него вы – пшик! Пустое место! Дырка от бублика!
– Как вы смеете?! – Ландграф вытащил наконец-то меч. – Бесчестный негодяй! Я убью вас!
Фальм насмешливо хлопнул в ладоши:
– Великолепно! Великолепно, господин граф! Без куска хлеба вы не останетесь! Любая труппа странствующих лицедеев была бы рада…
Зарычав, Вильяф Медренский бросился вперед.
Барон не сдвинулся с места. Повинуясь его быстрому взгляду, Джакомо без замаха ударил его светлость в спину шестопером. Звякнули доспехи. Ландграф рухнул ничком, эфес меча выскользнул из его пальцев.
Завизжала графиня.
– Закрой ей рот! – скривился Фальм. Носком сапога толкнул Вильяфа в плечо. Наступил на грудь и, наклонившись, прошипел, брызгая слюной, в перекошенное от боли и ненависти лицо. – Коль медальоном может воспользоваться тупой провинциальный графишка, то им могу воспользоваться и я… Ты стал не нужен мне, Вильяф Медренский. Как и твой Медрен, гори он вечным пламенем… – Барон замолк на мгновение, прислушиваясь к оборвавшемуся вскрику графини. Раздельно проговорил: – Неудачник должен умереть. А твоим чудом, глупенький мой граф, я сумею воспользоваться и без тебя.
Ландграф сжал кулаки, попытался приподняться на локте:
– Будь ты проклят, ублюдок кошачий…
Коротким, быстрым движением Фальм воткнул в него корд. Прямо за горловину кирасы. Неспешно выпрямился и натолкнулся на исполненный ненависти взгляд наследника Халльберна. Мальчика удерживал одной рукой Джакомо-Череп. Почти на весу, так, что сын ландграфа (вернее, теперь уже полноправный ландграф, имеющий право принять корону правителя) касался пола лишь носками желтых, украшенных серебряными гвоздиками сапожек.
– Я убью тебя, – спокойно и даже как-то равнодушно проговорил мальчишка. – Убью своими руками.
Ни ярости, ни страха не было в его голосе, и от этого обещанию хотелось верить.
– Хорошо, – усмехнулся Фальм. – Когда-нибудь потом. Пальо!
Худющий слуга подобострастно склонился перед бароном:
– Слушаюсь, господин!
– Снимай с него медальон.
– Слушаюсь, господин!
Изменник потянулся рукой к старинному украшению, поблескивающему на груди наследника. Халльберн неожиданно щелкнул зубами. Пальо испуганно отдернул руку.
– Ты разочаровываешь меня, молодой господинчик! – покачал головой барон. – Быстрее, Пальо! За цацку отвечаешь головой! А ты, Джакомо, за мальчишку. Уяснили? Они нужны мне оба. Целые и невредимые.
Фальм вздрогнул. Развернулся изящным танцевальным движением.
Дверь раскололась пополам. Жалобно заскрипели петли. Вторая половинка с грохотом ударилась о стену.
В комнату головой вперед впрыгнул костлявый мужик в потертом бригантине. К каждой руке он держал по кистеню – короткая рукоятка, цепочка длиной в локоть и граненый груз.
Следом за ним ворвались наемники. Светловолосый бородач с измаранным кровью лицом и топором в руке. Черноволосый парень с повязкой вокруг головы на каматийский манер. Коротко подстриженная женщина. Пучеглазый крепыш. Коротышка дроу, оскаливший желтые зубы. Седобородый воин с фальчионом в левой руке.
– Смерть!
– Где ты, Череп?!
– Сдавайся, граф!
– Сдохни, Н’атээр-Тьян’ге!!!
Барон Фальм дернул головой, глаза его сузились, верхняя губа приподнялась, обнажая здоровые белые клыки.
– Уходите! – бросил он сообщникам. – Быстро! Я задержу их.
Пальо очертя голову бросился к окну.
Джакомо, удерживая Халльберна поперек туловища, последовал за ним.
Путь ему заступил Мудрец. Вращающиеся кистени слились в смазанные пятна.
Череп отбросил в сторону мальчика, ткнул верзилу в живот рукоятью шестопера. Мудрец легко увернулся, взмахнул кистенями.
Один груз только коснулся запястья бритоголового, но пальцы его разжались. Второй кистень чиркнул Джакомо по виску. Из рассеченной кожи хлынула кровь, заливая глаз.
Кир понял, что Черепу воздастся по заслугам и без него, а потому повернулся к барону, поднимая меч.
Холодный ужас сковал руки и ноги тьяльца.
Мгновение назад на этом месте стоял человек. Но то, что парень увидел сейчас, человеком не являлось. Круглая морда, покрытая светло-рыжей шерстью, длинные усы, остроконечные уши, прижатые к голове, белоснежные клыки и когтистые лапы, торчащие из рукавов дорогого темно-вишневого кафтана.
Котолак!
– Что стоишь?! – Клоп с силой оттолкнул Кирсьена и бросился на оборотня, замахиваясь мечом.
Хищник взрыкнул, наотмашь ударил аксамалианца лапой с растопыренными когтями. Пучеглазый отлетел на Кира. Свалил его с ног. Молодой человек больно ударился плечом, но оружия не бросил.
Лежа на полу и пытаясь сбросить с себя труп Клопа (а хлещущая кровь не позволял усомниться в смерти аксамалианца), Кирсьен видел, как Джакомо оттолкнул Мудреца, получил топором в плечо от Бучилы и, падая на колени, шестопером подрубил северянину ноги.
Рядом с Черепом возник Кулак, избегающий резких движений из-за засевшего между ребер болта, плавно повел фальчионом. Загорелая дочерна, наголо обритая голова бывшего кондотьера отделилась от шеи и, сопровождаемая веером кровавых брызг, полетела в темный угол.
– Н’атээр-Тьян’ге! – заверещал Белый, выпуская стрелу.
Котолак клацнул челюстями, перекусывая древко в полете. Отпрыгнул к окну, сгорбился, шевеля ноздрями.
К нему бросился Серый. Ловко полоснул клинком. Лезвие прошло вскользь, срезая клок рыжей шерсти с загривка оборотня, а человек откатился с чудовищной рваной раной груди, от которой не спас и кожаный бригантин.
Мудрец поднялся на ноги. Злые, жалящие удары кистеней заставили Фальма отступить еще на шаг. Котолак прижался спиной к подоконнику и яростно зашипел. Рыжее ухо разлетелось кровавыми ошметками. Следующий удар пришелся по плечу зверя, который прыгнул на грудь человека, не обращая внимания на боль.
Верзила опустил подбородок, защищая горло. Длинные клыки сомкнулись на его лице, задние лапы уперлись в живот – когда только успел разуться? Спина котолака согнулась дугой, а потом выпрямилась. Оттолкнувшись от Мудреца, барон-оборотень вылетел в окно.
Кир, сбросивший наконец-то с себя мертвого Клопа, поднялся на ноги.
И тут в комнату ворвался взъерошенный Почечуй:
– Беда, парни! Наш окружили… энтого…
Рядом с коморником, обмотанный вонючей тряпкой, стоял табалец Антоло. Стоял и неизвестно чему улыбался. До тех пор, пока не увидел изуродованный труп Мудреца.
Часть вторая
Бастион империи
Глава 10
Вальдо остановился у бочки, в которой трактирщик накапливал дождевую воду, и придирчиво осмотрел свое отражение. Если хочешь втереться в доверие к настоящим благородным господам или купцам, у которых денег больше, чем иголок на сосне, нужно выглядеть если не солидно, то хотя бы прилично. Ну, вроде бы, ничего – грязи на щеках нет, даром что мать попросила перед самым выходом из дому печку разжечь. То ли с тягой плохо дело, то ли дрова немножко сырые, но повозиться пришлось. А когда раздуваешь изо всех сил едва тлеющие угольки, иногда случается, что пепел и сажа летят в лицо. Ничего, зато к вечеру ожидаются пирожки с капустой, с рубленым яйцом и на сладкое – с яблоками. Мамаша бывает сварливой и недолюбливает занятие сына, но готовит – пальчики оближешь.
Вальдо хмыкнул, вспомнив, как в прошлый раз мать пыталась наставить его на путь истинный. Нечестным путем, говорите, мамаша? А от денежек нечестных еще ни разу не отказалась. Где бы мы были и что делали бы без моего промысла? Он обмакнул ладони и смочил непослушные вихры на макушке. Хотел еще раз взглянуть на себя, любимого, но поверхность воды в бочке рябила, придавая лицу тридцатипятилетнего мужика, уроженца и жителя городка Тин-Клейн, что в Восточной Гоблане, черты ухмыляющегося демона.
А-а, ладно! Сойдет!
Одернув вполне приличную темно-зеленую куртку, Вальдо толкнул дверь трактира. Работать он не любил. Копать или пахать, пилить или строгать… Фу, какая гадость… Как говорится, от работы кони дохнут. Еще говорят: «Дураков работа любит, и дурак работе рад». Вот пусть они и радуются. Копошатся на огородах или в мастерских, с утра до ночи выгребают навоз в коровниках и конюшнях, потешно надувают щеки, расхаживая по улицам с гизармой на плече. Впрочем, в стражники он, возможно, пошел бы… Разве ж это работа? Всего-то и нужно, что умение корчить значительные гримасы, слушаться командиров и не слишком притеснять таких, как он, Вальдо, простой гобл по кличке Стальное Горло.
Кличкой своей уроженец Тин-Клейна гордился. Это тебе не Мутный Глаз или Дырявая Ноздря. Горожане по достоинству оценили умение Вальдо, не пьянея, пить, все что угодно, – пиво, значит, пиво; вино, значит, вино (красное и белое, сухое и крепленое, сладкое и кислое, местное и дорогущее привозное); брага, значит, брага… И от браги грешно отказываться. Несколько лет назад довелось ему попробовать напиток, который вельсгундцы гонят из пшеничного зерна, – чистый, как слеза, и жгучий, как пламя Преисподней. Ничего, даже голова не болела поутру, хотя угощавший его купчина клялся и божился, что с непривычки гобл не устоит. Гобл устоял, а вот радушный купец наутро очень долго вспоминал, куда девал два из трех кошельков, чьи бока раздувались от звонких скудо. Хозяин трактира, дядька Керрано, пожимал плечами и глубокомысленно покашливал. Пить, мол, надо меньше. Ну, свою долю за невмешательство он, конечно, получил. Равно как и десятник стражи, призванный в этот вечер охранять спокойствие горожан, и охранник трактира, зорко наблюдающий, не обидит ли кто неугомонного Вальдо Стальное Горло.
Интересно было бы еще попробовать хмельной напиток, приготовляемый окраинцами из молока диких кобылиц. Но как ни крути, а долог путь до Окраины: если непривычный к быстрой езде человек возьмется путешествовать – в карруке или собственной повозке, – то месяца за три-четыре доберется. И что, стоит волочиться в эдакую даль из-за скисшего и забродившего вонючего молока? Тем более что у жителей Тин-Клейна имелось серьезное сомнение в правдивости слов того мимоезжего человека, который впервые рассказал о существовании степного напитка.
Есть дела и поважнее.
Например, новые гости дядьки Керрано. Старик еще с утра послал маленочка предупредить – со вчерашнего дня поселились, а позавтракавши, сидят, не уходят, заказали уже второй кувшин вина, интересовались проводником. И вообще, мутные какие-то. Все выспрашивают, вынюхивают. Глаза хитрющие. Но при деньгах.
Вальдо зашел в трактир как к себе домой. Да и то сказать, дня не проходило, чтобы он не отметился в «Трех подковах». Жаль, в последние месяцы, как в столице объявили о свободе и независимости, купцов и просто путешественников стало гораздо меньше. Можно прямо сказать: вместо пятерых, что проезжали по весне, нынче один заночует. Да и то старается вести себя тише воды, ниже травы. Не приведи Триединый, стражникам захочется объявить его врагом независимости и имперским подпевалой.
Вежливым кивком поприветствовав охранника, Стальное Горло подошел к стойке и добродушно поздоровался с дядькой Керрано. Толстощекий старик, прятавший обширную лысину под пестрым платком на манер моряков, насухо вытирал мытые кружки.
– Крепкого здоровья тебе, дядька, и хороших постояльцев. Денежных.
Трактирщик постучал по стойке от сглаза. Показал глазами на заинтересовавших его гостей. Ага! Понятно.
Двое мужчин средних лет. От сорока до пятидесяти, судя по седине в волосах. Сидят друг напротив друга за столом, на котором сразу бросаются в глаза не два, а уже три кувшина. Один ростом повыше, плечистый, усы небольшие, темные, подкрученные на концах. Второй, пожалуй, пониже самого Вальдо, усы пышные, нависающие над верхней губой, зато более седые, чем у сотрапезника. Одеты оба неброско, но добротно, если присмотреться. Сукно кафтанов серое, но дорогое. Голенища сапог потрепанные – от верховой езды, надо думать, но подошвы крепкие. У темноусого – простые железные шпоры с тупым репейком. И у обоих на поясах – корды в ножнах. Длинные корды. Пяди по две. Вообще купцам в Аксамале такие не положено носить. Для мещанского сословия – не длиннее полутора пядей. Ну, да они и не в Аксамале. Можно позволить себе эдакую роскошь. Или вольнодумство, если угодно предположить.
– Подведешь и познакомишь или я сам? – Вальдо сбил соломинку с рукава куртки.
– Чего там уже… Пошли… – проворчал Керрано. Вроде бы недовольно, но каждый житель Тин-Клейна знал: трактирщик в отличном расположении духа. Если бы его что-то задело или расстроило, он орал бы, топал ногами и перебил бы к этому времени половину посуды. Впрочем, зная о своей слабости, он заказывал у мастеров только деревянные тарелки.
Они приблизились к гостям. Стальное Горло ощупал их фигуры цепким взглядом. Да, путешественники опытные. Денег на виду не держат. Ой, подумаешь, какие мы осторожные! Прячься не прячься, наметанный глаз всегда различит, что и где спрятано. Например, у вислоусого кошелек за пазухой, с правой стороны, около печени. Левша он, что ли? А у его спутника, скорее всего, за голенищем – ишь, как оттопырилось.
Трактирщик откашлялся.
– Прошу простить меня, благородные господа. Вы, кажется, искали человека осведомленного и горящего желанием помочь ближнему?
Тот, что был повыше ростом, хмыкнул:
– Только не надо убеждать меня, фра Керрано, что он тут ходит и помогает всем желающим безвозмездно.
– То есть даром, – добавил вислоусый. Вальдо обратил внимание, что лицо его докрасна загорело, как у южанина, но едва уловимый акающий выговор выдает жителя Аксамалы.
– Конечно, нет, господа, – поспешил он вступить в разговор. Чем раньше вотрешься в доверие, тем лучше. Хорошо представляться незатейливым простачком, эдаким добрым малым из старинных песен. – Мы тут в глубинке живем, большими деньгами не избалованы. За все про все пожалуете полскудо, и я вам спасибо скажу. Само собой, господа, в том случае, если я сумею вам помочь. А нет, так и нет. Если полкружечки вина нальете, очень даже благодарен буду…
– Да ты, никак, пьянчуга, братец? – приподнял бровь вислоусый.
– А кто в наше время не пьет? Только больной или шпион айшасианский.
Последняя фраза была заготовкой. На нее обычно клевали. Не подвела шутка про шпионов и на этот раз.
Высокий молча указал на лавку рядом с собой. Вальдо не заставил себя ждать. Уселся, послабил пояс. Выразительно посмотрел на кувшин:
– За знакомство.
– А разве мы знакомились? – снова пошевелил бровью аксамалианец.
– Долго ли? – усмехнулся гобл. Он немного злился, что не может понять, из какой части империи второй купец. Поэтому подпустил чуть-чуть наглости. – Меня Вальдо зовут.
– Чем на жизнь зарабатываешь, Вальдо? – глянул в упор высокий.
– Да так… – замялся Стальное Горло. Подумал: «Твоего ума, что ли, дело? Узнаешь еще, как я зарабатываю. Только поздно будет…» Но вслух сказал: – По-всякому.
– Значит, валандаешься по трактирам и сбиваешь монету с доверчивых постояльцев. – Высокий не думал щадить его самолюбие. Ну, ты за это поплатишься, умник…
– Почему это – «сбиваешь»? Помогаю по мере сил.
Вислоусый тем временем разлил вино по кружкам. Третью, для Вальдо, предусмотрительно поставил на стол дядька Керрано, прежде чем вернулся за стойку.
Читать бесплатно другие книги:
