Яртур Шведов Сергей

Глава 2

Битва

Проводив князей, Родегаст задержал в шатре ближних бояр, среди коих Бутуй занимал далеко не последнее место. Доверие к нему владыки Асгарда стало едва ли не безграничным. Правда, сам Бутуй испытывал по этому поводу скорее неловкость, чем радость. Как ни крути, а виноват он был перед князем. Но ведь и боярина можно понять. Скажи он Родегасту всю правду – не сносить бы ему головы.

– О женках хочу с вами поговорить, бояре, – вздохнул князь Родегаст и глянул при этом почему-то на боярина Бутуя. А у того сердце в пятки ушло. Ударило вдруг Бутую в голову, что Родегаст спрос ему задумал учинить. Но, как вскоре выяснилось, князь думал сейчас совсем о другом. – Много их в нашем стане трется. А ратники тому и рады. Поняли, о чем я?

– Не совсем, – ответил за всех боярин Влад, растерянно разводя руками.

– Среди этих женок могут оказаться и навьи, и вампирши, засланные к нам Весенем, – пояснил свою мысль Родегаст. – И если они простого мечника испортят, то это еще полбеды, а вот если соблазнят боярина или князя…

Бутуй даже крякнул от такой перспективы, чем сразу же привлек к себе внимание владыки Асгарда:

– Вот ты, Бутуй, этим и займешься. Опыта по части женщин тебе не занимать. Сумеешь отличить порченую от непорченой.

– Так может, прогнать всех женщин из стана, – предложил воевода Удо, – и дело к стороне.

– Мечники не согласятся, – покачал головой боярин Влад. – Многие считают, что перед большой битвой надо натешиться, может быть, в последний раз.

Боярин Бутуй поручением князя был озадачен. Сам он пока крепился, но среди князей и воевод немало было таких, кои уже по нескольку женок сменили за время похода. И ничего с этим поделать было нельзя – обычай. Тут боярин Влад прав. В иные времена количество женщин в обозе наступающего войска едва ли не равнялось количеству ратников. К счастью, те времена уже прошли, но и сейчас потаскух в стане союзных князей хватало. По прикидкам Бутуя, число их переваливало за пять тысяч. Ну и как прикажете среди этого моря грудей и бедер найти навий и вампирш. Боярин было сунулся за советом к волхвам Перуна, но почтенные старцы одарили его столь возмущенными взглядами, что у Бутуя мгновенно пропала охота разговаривать с ними на столь щекотливую тему. Хотя могли бы, кажется, войти в положение озабоченного человека. А кому еще, скажите на милость, бороться с нечистой силой, как ни божьим ближникам, которые навий должны за версту чуять?

– Нет, – огорчил Бутуя князь Себерии Волох. – Не учуют. Волхвы уже давно отринули от себя все мирские заботы.

– И что же делать теперь? – растерялся боярин. – Ведь не только мечников, но и князей могут попортить.

– Дам я тебе доброго советчика, Бутуй, – усмехнулся Волох и кивнул на боярина Ерменя: – Лучшего знатока навий и вампирш тебе во всем стане не найти. Биармец – ведун высокого ранга посвящения, но до возраста волхва ему еще далеко.

У боярина Бутуя были все основания не доверять Ерменю, но только не в данном случае. По слухам, вампирши и навьи частенько наведывались в города и веси Себерии и Биармии, поэтому тамошние ведуны должны были иметь навык борьбы с ними. А в Асии до сей поры о навьях и помину не было. О Расене и Асгарде и говорить нечего. Слуги Вия просто боялись приближаться к замку, построенному самим Перуном.

– Перво-наперво раскинь мозгами, боярин, – подхватил Ермень под руку Бутуя и повел его мимо шатров, раскинувшихся на огромном поле. – Какую женщину ты хотел бы видеть на своем ложе?

– Соблазнительную, – вздохнул Бутуй.

– Вот, – ткнул пальцем в усыпанное звездами небо Ермень. – То есть грудастую, широкозадую, ликом приятную и свеженькую, как утренняя росинка.

– Пожалуй, – согласился Бутуй.

– И много ты таких в нашем стане видел?

– Какие тут росинки, – засмеялся асский боярин. – Сплошные потаскухи.

– Вот тебе, Бутуй, первый признак, по которому ты можешь отличить навью и вампиршу от обыкновенной потаскухи, – серьезно сказал Ермень.

– Но ведь есть и вурдалачки, которые, по слухам, красотой не блещут.

– Вурдалачек можешь отбросить сразу, боярин, – возразил биармец. – Они – исключительно на любителя. Ни один уважающий себя мечник на них не польстится.

– А как навью от вампирши отличить?

– Навьи, как правило, белокуры и бледнолицы и выглядят, как невинные девушки в первую брачную ночь. После встречи с ними человек не сразу замечает перемены, в нем происходящие. Об окружающих и говорить нечего. Но постепенно его связь с Навьим миром становится все крепче, и в какой-то миг он преображается, не только внутренне, но и внешне.

– Это каким же образом? – не понял Бутуй.

– Всяко бывает, – поморщился Ермень. – Иные смотрятся монстрами, иные писаными красавцами, но все мужчины, соблазненные навьями, становятся рабами Вия и действуют по его указке.

– А вампирши?

– Эти смуглолицы и черноволосы, уверены в себе. Льнут большей частью к сладострастникам. Кто раз переспал с вампиршами, тот уже от них не отвяжется до самой смерти. Ну а после смерти у таких блудодеев одна дорога – в Навью рать. По слухам, они сами становятся вампирами, и удержать их в могиле может только осиновый кол.

Боярина Бутуя аж передернуло от жутких откровений биармца. Чтобы он провалился, этот Яртур со своей Навьей ратью. И свалилась же эта напасть на ни в чем не повинных асов.

– Может, число дозорных возле стана увеличить? – предложил Бутуй.

– Против навий это не поможет, – покачал головой Ермень. – Они кружат над станом летучими мышами, а потом, выбрав жертву, камнем падают на землю.

– А я слышал, что они в ворон могут оборачиваться?

– Могут, – не стал спорить Ермень. – Ворон – Виева птица.

Вот ведь задал князь Родегаст задачку своему ближнику. Прикажите теперь боярину Бутую летучих мышей ловить? Так ведь он вроде бы человек, а не сокол, и бить мышей на лету ему несподручно.

– Хочу тебя спросить, боярин, как друды, обращаясь в лебедей, умудряются сохранять при себе меч? – спросил Бутуй у Ерменя. – Ведь такие превращения в одежде или доспехах невозможны.

– У них оружие и доспехи особые, не нашим чета, – вздохнул Ермень. – Во время превращения меч у них становится клювом, а пластины на колонтарях – перьями. Поэтому друды опасны и в человечьем обличье, и в лебедином.

– А волкодлаки?

– Этим хватает когтей и клыков. Мечи они под пень прячут и непременно к тому же самому пню возвращаются.

– Чтобы меч забрать? – предположил Бутуй.

– Чтобы вернуться в человеческое обличье, – усмехнулся Ермень.

Боярин Бутуй бродил по стану едва ли не до самого рассвета. Срамоты насмотрелся по самые ноздри. Пару раз его едва не пришибли за чрезмерное любопытство. Но, к сожалению, ни навий, ни вампирш Бутую обнаружить так и не удалось. Летучие мыши, правда, были. Боярин аж приседал, когда они с писком проносились над его головой. Но ни одна из этих жутковатых по виду зверушек не ударилась пред Бутуем о землю и не предстала пред ним в образе соблазнительной красавицы. Возможно, это были самые обычные летучие мыши, но не исключено, что навьи нашли себе в эту лунную ночь другую добычу. Потеряв уйму времени на совершенно бесполезное дело, Бутуй наконец не выдержал и, махнув рукой на княжий приказ, отправился в свой шатер отсыпаться.

А поутру боярину Бутую, да и не только ему, стало не до навий. Яртурова рать возникла на горизонте с первыми лучами не по-осеннему яркого солнца. В стане Родегаста взревели медные трубы, загнусили рожки, застучали била. Мечники поспешно затаптывали костры и проверяли оружие. Суматоха поднялась изрядная. Но не прошло и часа, как войско союзных князей выстроилось в линию и ощетинилось копьями в сторону приближающегося врага. В центре, как водится, поставили пехоту, конницу разместили по бокам. С левого бока – сколоты княжича Хорса, с правого – сарматы царя Аркасая. Сам князь Родегаст с десятью тысячами асгардских конных витязей разместился на холме, за спинами сарматов, чтобы в нужный момент прийти на помощь пехоте. Князь Велемудр со своими ашугами и конными дружинами князьков и бояр подпирал с тыла сколотов Хорса. Все пока вроде бы складывалось удачно. Если Яртур рассчитывал атаковать асов и их союзников внезапно, то ему это явно не удалось. Построение его полков было сходным с построением рати Родегаста – то есть в центре стояла пехота, а по бокам размещалась конница. Присмотревшись повнимательней, Бутуй без труда определил, что напротив сарматов Аркасая сидят в седлах орланы. Эти наверняка горят желанием добраться до князя Волоха, который как раз в это время таится со своими конными дружинниками в небольшой рощице, чтобы по сигналу Родегаста ударить в бок или в тыл атакующим.

– Медлит Яртур, – недовольно пробурчал витязь Удо.

– Присматривается, – не согласился с ним боярин Влад и, похоже, был прав.

Боярин Бутуй глянул на небо и ахнул от испуга и растерянности:

– Грифоны!

Его крик едва не вызвал переполох среди витязей Асгарда, не забывших еще о гибели двухсот своих товарищей, но князь Родегаст вскинул над головой руку с мечом, и шум за его спиной сразу смолк. Да и грифон был всего один. Сделав круг над полем грядущей битвы, он исчез из поля зрения наблюдателей.

– Чтоб они передохли, эти псы! – не удержался от злых слов витязь Удо. – На месте Волоха я бы покинул рощу. Его засаду наверняка обнаружили.

– Думаешь, это был Яртур? – нахмурился князь Родегаст.

– Кто-то же сидел на спине грифона, – пожал плечами Удо.

К сожалению, Волох то ли не заметил грифона, то ли не придал его появлению никакого значения, с места он, во всяком случае, не двинулся. Чем и не замедлили воспользоваться конные орланы. Вместо того чтобы атаковать сарматов царя Аркасая, они круто развернули коней влево, к роще, где прятались беры князя Волоха. Аркасай, дабы не допустить разгрома дружины князя Себерии, почти вдвое уступающей по численности орланам, вынужден был бросить на помощь Волоху своих лихих конников. Правый бок асского ополчения остался неприкрытым, и именно сюда устремились конные биармцы, которых ближники князя Родегаста без труда опознали по бычьим головам, намалеванным на круглых щитах. Дабы не допустить разгрома пехоты, князь Родегаст вынужден был ввести в битву витязей Асгарда раньше, чем это намечалось. Одновременно с атакой биармцев в напуск пошли и дусени. Дабы защитить свою пехоту, княжич Хорс бросил на степняков конную дружину сколотов. Дусеней было раза в три больше, чем сколотов, что не могло не насторожить князя Родегаста. Ведь, по словам воеводы Стемира, у Яртура было всего тридцать тысяч конников, а сейчас на поле битвы уже появилось едва ли не вдвое больше.

– Скажи князю Велемудру, чтобы вел свою рать на помощь княжичу Хорсу, – негромко бросил Родегаст одному из своих ближних мечников.

Тот немедленно сорвался с холма и поскакал к ашугам. Сколоты и дусени уже сошлись в кровавом буйстве, но из-за поднятой ими пыли трудно пока было разобрать, чья берет. Однако в любом случае помощь Велемудра для Хорса не будет лишней. Витязи Асгарда, орудуя длинными тяжелыми копьями, потеснили биармцев к роще, где в это время орланы бились с берами князя Волоха. Сеча тут разгоралась нешуточная, в ход пошли уже не только копья, но и мечи. Витязь Удо, возглавлявший конную дружину Асгарда, рубился, как всегда, в первых рядах. Своим гигантским ростом и длинными руками он выделялся не только среди приземистых биармцев, но и среди рослых асов. Конь Удо тоже удивлял своим ростом и мощью, а потому биармцы рассыпались в разные стороны, едва завидев огромного всадника, гордость Асгарда. Так продолжалось до тех пор, пока витязи не уперлись в орланов. Навстречу Удо выехал всадник на черном, как сажа, коне. Судя по всему – человек отчаянный. Боярин Бутуй с интересом наблюдал, как длиннорукий Удо обрушил на голову орлана свой тяжелый меч, который далеко не каждому дано было поднять. Однако орлан на черном коне ушел из-под смертельного удара. Бутуй растерянно охнул, когда увидел, как гигант Удо медленно валится с коня. Впрочем, упасть прославленному полководцу не дали. Витязи с яростными воплями ринулись вперед и оттеснили не только всадника на черном коне, но и орланов, бросившихся на помощь своему вождю.

– Витязь Удо ранен, – сказал боярин Бутуй Родегасту, но тот в его сторону даже головы не повернул.

Под рукой у владыки Асгарда была его личная дружина в три тысячи мечников, но бросать их на помощь витязям и сарматам он, похоже, не собирался. Да и крайней необходимости в этом не было. Даже потеря воеводы Удо не расстроила ряды асгардцев, они довольно успешно отбивали все наскоки биармцев. Стойко держались и сарматы с берами, хотя орланам и удалось вытеснить князя Волоха из рощи, занятой им еще до начала битвы. Куда хуже дело складывалось у княжича Хорса. Мало того что дусени изначально почти втрое превосходили сколотов, к ним еще подошло подкрепление в пять-шесть тысяч сабель. А князь Велемудр никак не мог развернуть своих ашугов в лаву и, обогнув пехоту, ударить на дусеней.

– Волкодлаки! – вдруг догадался боярин Влад и с досады рубанул рукой воздух. – Чтоб он провалился, этот Стемир.

Очередной измене волкодлаков никто в окружении князя Родегаста не удивился. Скорее всего, воевода Стемир перешел в стан союзных князей с согласия Яртура, чтобы в нужный момент нанести им урон. И, надо признать, волкодлакам многое удалось. Пять тысяч оборотней связали конных ашугов и помешали им помочь княжичу Хорсу. Видимо, воевода полка правой руки, княжич Семага, догадался наконец, что у него за спиной не все ладно, и стал разворачивать пеших сколотов против волкодлаков, бесчинствовавших в тылу. Наверное, объединив усилия, пешие сколоты и конные ашуги смогли бы без особого труда истребить изменников-волкодлаков, но тут на помощь оборотням пришли друды, невесть откуда взявшиеся на поле битвы. Ашуги не выдержали внезапного удара и стали отходить, мешаясь с пешими сколотами. В рядах союзной пехоты, доселе неподвижно стоявшей на поле битвы, началось замешательство. Похоже, копейщики не понимали, что там происходит у них за спинами, и норовили обернуться, несмотря на окрики сотников и десятников. А между тем пехота Яртура двинулась в атаку под вой медных труб и урчание гнусавых рожков. Бутую эта атака сразу показалась странной. Но из-за пыли, поднятой копытами коней, он не сразу разобрал, что вперед пошли только два ряда пехотинцев Яртура, а за их спинами зияла пустота. Но даже эти копейщики не проделали и половины пути до неприятеля, уже изготовившегося для битвы, а внезапно кинулись врассыпную и попадали на землю.

– Быки! – крикнул в ужасе боярин Бутуй.

Прием этот был далеко не новым. Беры его частенько использовали и в прежние времена. Быков выпрягали из повозок, в которых перевозили пехотинцев, привязывали к их хвостам паклю и в нужный момент поджигали ее. Ошалевшие от страха и ярости быки неслись вперед, сметая все на своем пути. В этот раз натиск быков был особенно страшен, поскольку выскочили они совершенно неожиданно из-за спин наступающих пехотинцев. Асы, стоявшие в центре с копьями наперевес, были буквально смяты разъяренными животными. В построениях союзных войск возникла огромная брешь, куда тут же хлынули псиглавцы Яртура, бежавшие за быками и пугавшие их диким собачьим воем. А следом в атаку перешла вся неприятельская пехота. Князь Родегаст понял, что промедление смерти подобно, и вскинул над головой меч. Собственно, никакого другого выхода у его дружины не было, как только атаковать псиглавцев, беспощадно истребляющих пеших асов, и дать последним время прийти в себя и перестроиться. Боярин Бутуй с удовольствием оказался бы сейчас где-нибудь в другом месте, но, к сожалению, судьба не предоставила ему такого шанса. Он был подхвачен железной волной и смыт к подножию холма прямо под мечи опьяневших от крови уродов с собачьими головами. Тут уж хочешь не хочешь, а руби. И Бутуй, проявляя редкостное для себя проворство, довольно успешно орудовал мечом. Спасибо дядькам, которые в свое время учили юного боярина биться пешим и конным. Страха Бутуй почти не чувствовал, не до того было. Псиглавцы выли и щелками зубами у самых его червленых сапог, а он как безумный рубил оскаленные пасти, довольно успешно отделяя собачьи головы от вполне человеческих тел. Так продолжалось целую вечность. Пешие асы, надо отдать им должное, успели перестроиться. И хотя вернуть прежние позиции им не удалось, отступали они сейчас в полном порядке. Пешие сколоты тоже отходили назад, увлекая за собой и конных ашугов. Волкодлаки и друды, соединившись с берами, активно преследовали их. А конные сколоты княжича Хорса, хоть и оседая назад, по-прежнему сдерживали дусеней, спасая от верной гибели своих соплеменников-пехотинцев.

– Трубите отступление! – крикнул Родегаст трубачам, даже в кровавой сече не отстававшим от своего князя.

Родегаст отвлекся, отдавая приказ, и это вполне могло стоить ему жизни. Расторопный псиглавец сумел вспороть брюхо его коня, увернувшись от секиры озабоченного князя. Боярин Бутуй ошалело наблюдал, как Родегаст валится вместе с конем под ноги воющим псиглавцам. Однако растерянность Бутуя длилась недолго – буквально через мгновение он крушил собачьи головы черным от крови мечом. Князь Родегаст воспользовался неожиданной подмогой, выдернул застрявшую ногу из стремени и поднялся с земли.

– Коня князю! – рявкнул Бутуй, но, увы, за шумом битвы никто его не услышал. Псиглавцы оттеснили мечников Родегаста, и князь остался торчать, как перст, среди моря собачьих голов. И тогда Бутуй сделал то, чему потом не мог дать объяснения, прежде всего самому себе. Он просто спрыгнул на землю и уступил своего коня князю. Взгляд владыки Асгарда Бутуй запомнил на всю оставшуюся жизнь. В этом взгляде было все – и восхищение, и удивление, и простая человеческая благодарность.

– Не забуду, Бутуй! – крикнул Родегаст, и это было последнее, что боярин услышал в этот жуткий, отравленный запахом крови день.

Глава 3

Плен

Очнулся Бутуй уже под звездами. Еще не понимая, что происходит, он попытался приподнять голову, но был остановлен чьей-то заботливой рукой:

– Лежи, боярин. Битва уже закончилась.

Голос Бутую был незнаком, а лицо в темноте он разглядеть не сумел. Одно он мог сказать с уверенностью – перед ним на корточках сидит не монстр, не псиглавец, а человек. Боярин на всякий случай ощупал голову, обмотанную полотном. Голова болела и кружилась, но чувствовал он себя вполне сносно.

– Шлем у тебя хороший, боярин, и череп крепкий. Такой удар не каждому дано пережить.

– А Родегаст? – вспомнил Бутуй.

– Ушел твой князь, – прозвучал из темноты спокойный ответ. – И остатки войска увел с собой в Расену.

– Много наших полегло? – спросил боярин дрогнувшим голосом.

– Более половины, – охотно откликнулся незнакомец. – Многих в полон взяли. В том числе царя Аркасая и князя Велемудра.

– И что с нами теперь будет?

– Яртур решит.

– А о воеводе Удо ты ничего не слышал? – Бутуй вновь попытался приподняться, но его остановила все та же рука.

– Бекас его мечом посек до смерти, – почему-то вздохнул незнакомец.

– Какой еще Бекас? – не понял Бутуй.

– Ближник Яртура из племени орланов. Счеты он сводил с Удо. Ведь это витязи Асгарда вместе с князем Волохом разорили Орланию и сожгли ее столицу. Рано или поздно, но платить приходится за все, боярин.

– А тебя мне как называть, добрый человек? – спросил Бутуй.

– Боярином Весенем зови, – блеснул в темноте зубами незнакомец. – Я из Биармии родом.

Про Весеня Бутую уже довелось слышать прошлой ночью. Воевода волкодлаков Стемир назвал этого человека ближником Слепого Бера, повелителем навий и вампирш. Может, в иной обстановке Бутуй и смолчал бы, хороня тайну в себе, но в эту ночь он неожиданно проболтался. Будто дернул его кто-то за язык. Но, скорее всего, он просто не успел отойти от удара, полученного в битве. Впрочем, боярин Весень на слова Бутуя не обиделся, а даже рассмеялся:

– Врет оборотень. Я ведь не Вий, чтобы навьями повелевать. Да и нет их в Яртуровом войске. Псиглавцы, это еще куда ни шло, волкодлаки, ну совсем близко, а навий беры, орланы и туры рядом с собой не потерпят. Разбегутся, оставив в одиночестве своего кагана.

– Кагана, говоришь? – удивился Бутуй. – Но ведь Асгард еще не взят?

– Возьмем! – уверенно сказал Весень и потрепал боярина по плечу: – Отдыхай, ас, чего уж теперь переживать о потерянном.

О вампиршах биармский боярин даже не обмолвился, а Бутуй не рискнул повторить свой вопрос. Не буди лихо, пока оно тихо. Хорошо уже то, что навий в стане Яртура все-таки нет. Стемир-то, скорее всего, либо для красного словца соврал, либо просто хотел напугать асов. Такого прежде не бывало, чтобы люди и навьи плеч о плеч в бой шли.

Бутуй, слегка успокоенный чужими заверениями и собственными рассуждениями, проспал спокойным сном до самого рассвета. И с первыми лучами солнца подхватился на ноги относительно здоровым и бодрым. Яртуров стан уже просыпался, и меж затухающих костров бродили самые обычные люди. По черным волосам и смугловатым лицам Бутуй без труда определил в них биармцев. Беры-то посветлее будут, не говоря уже об орланах. Боярин аккуратно скатал медвежью шкуру, служившую ему постелью в эту ночь, и перенес ее поближе к роскошному шатру, вход в который стерегли два смурных биармца, при мечах и с копьями в правой руке, два круглых щита лежали рядом. Видимо, боярин Весень не любил, когда его тревожили по ночам, но не исключено, что он просто кого-то побаивался в этом разношерстном воинстве.

Полог шатра вдруг дрогнул, откинулся в сторону, и перед взором изумленного Бутуя предстала редкой красоты женщина, со смуглой кожей и черными как смоль волосами. При виде обнаженной по пояс красавицы у Бутуя дрогнуло сердце. Грудей таких совершенных форм ему видеть еще не доводилось. Бедра, прикрытые тончайшей полупрозрачной материей, тоже были хороши. А уж стан наложница боярина Весеня гнула так, что у биармцев, стоящих на страже, скулы сводило. Зато Бутуя неожиданно прошиб холодный пот. А ведь именно такими Ермень вампирш и описывал! Соблазнительными, смуглыми, черноволосыми, с наглым зовущим взглядом, способным любого мужчину довести до умопомрачения. Не будь Бутуй почти абсолютно уверен, что перед ним не женщина, а кровососущая тварь, наверняка не устоял бы перед ее чарами. Впрочем, соблазнять полоненного боярина чернавка явно не собиралась, хотя и смотрела на него с видимым интересом. На всякий случай Бутуй поклонился, вампирша ответила ему ласковой улыбкой. Однако завязывающиеся между чернавкой и боярином отношения прервал своим появлением Весень. Он вышел из шатра, одетый в лазоревый кафтан, перетянутый шитым золотом поясом. Головным убором Весень пренебрег, но меч с собой прихватил. Небрежно шлепнув вампиршу по попке, он радостно приветствовал Бутуя:

– Здрав будь, боярин.

– И тебе здравия, – не остался в долгу Бутуй.

За спиной у Весеня тут же, словно из-под земли, выросли четыре мечника. Биармец удовлетворенно кивнул и подхватил боярина Бутуя под руку.

– Понравилась тебе, я вижу, моя Велена, – усмехнулся Весень.

– Хороша, – не стал спорить Бутуй. – Но я человек в желаниях скромный и на чужое добро рот не разеваю.

Весень захохотал так заразительно, что Бутуй помимо воли вынужден был к нему присоединиться.

– Это как раз тот случай, боярин, когда скромность человеку только на пользу. Если, конечно, в дело не вмешался жар-цвет.

Бутуй намек понял и потому счел нужным пояснить:

– Я жар-цвет не видел. Даже близко к нему не подходил. Меня княгиня Лада предупредила.

Весень горестно вздохнул и покачал головой:

– Не стану скрывать, боярин, но веду я тебя, скорее всего, на смерть. Яртур тебя ненавидит. И ты сам знаешь почему. А мне бы не хотелось, чтобы человек, столь самоотверженно спасавший своего князя, пал под секирой палача.

– Не виноват я в смерти княгини, – почти простонал испуганный Бутуй. – Клянусь Перуном.

– Я бы на твоем месте не стал бы клясться Перуном в стане печальников Велеса, – остерег аса биармец.

– Это князь Волох и княжич Ратмир устроили в моем саду ловушку для посланца Яртура. А я ведь договориться хотел. Князь Родегаст уже согласился удалить жар-цвет из Асгарда и признать Яртура князем Себерии и Орлании. Кабы не эти двое подлецов, коим война была выгодна, мы бы непременно договорились.

– Я тебе верю, боярин, – кивнул Весень. – Но вот поверит ли Яртур? Он ведь свою мать едва ли не целый месяц оплакивал. И, надо признать, княгиня Лада достойна была подобной тризны.

– Кто ж спорит, – печально вздохнул Бутуй. – Я эту женщину любил и сделал все, от меня зависящее, чтобы вырвать ее из Асгарда и перевезти в Расену. Княгиня Лада хотела предотвратить войну, а я ей помогал в этом, как мог.

– Жаль, боярин, что твои старания не просто пошли прахом, но бросили на тебя тень, – покачал головой Весень. – Яртур порой бывает страшен в гневе. Так ты говоришь, что Родегаст согласен был отдать жар-цвет?

– Не отдать, а спрятать его где-нибудь в горах, подальше от Асгарда.

– И спрятал? – насторожился Весень.

– Пока нет, – вздохнул Бутуй. – Не до того ему было – сначала свадьба, потом война.

– А княгиня Леля действительно забеременела?

– Да как тебе сказать, боярин, – развел руками Бутуй.

– То есть? – Удивленный Весень даже остановился и огляделся по сторонам. – А все ваши в один голос твердят, что Леля понесла после свадьбы, на коей ты, боярин, был едва ли не первым лицом.

– Первым был не я, боярин Весень, а князь Родегаст, – усмехнулся Бутуй. – Но был еще один – первее первого.

– Темно говоришь, ас, – укоризненно покачал головой Весень.

– Торгуюсь, – охотно пояснил Бутуй. – А что еще на моем месте остается делать.

– Это правильно, – одобрил его поведение биармец. – Коли есть что продать – продавай.

– А какую цену ты мне предложишь, боярин Весень?

– Жизнь, – спокойно отозвался подручный рахмана Коломана.

– Считай, что договорились, – кивнул Бутуй.

Весень слушал рассказ асского боярина с огромным интересом, лишь время от времени задавая уточняющие вопросы:

– А имя альва ты не знаешь?

– Откуда, – развел руками ас. – Где та страна Лебедия, а где мы? Но кагану Яртуру ты скажи, боярин Весень, что Бутуй готов клятву принести хоть именем Перуна, хоть именем Велеса, что ребенок княгини Лели зачат от альва и что замуж за Родегаста она выходила, уже будучи беременной. Есть еще один человек, знающий мою тайну, но он простолюдин и веры ему не будет.

Боярин Бутуй был человеком искушенным, а потому очень хорошо понимал заботы новоиспеченного кагана Яртура. Не взяв Асгард, он никогда не достигнет своей цели. Но даже и взятие замка, построенного самим Перуном, не разрешит всех его проблем. Ибо волхвы Ударяющего бога, конечно, могут объявить мужа княжны Олены владыкой Асгарда, но это произойдет только в том случае, если не останется прямых потомков князя Родегаста и княжича Ратмира. А без признания волхвов все победы, одержанные Яртуром, пойдут прахом.

– Ценный ты человек, боярин Бутуй, – усмехнулся Весень. – А вдруг обманешь?

– Обмануть я, конечно, могу, но ведь не в храме Перуна, – пожал плечами ас. – Если Яртур потребует, чтобы я предстал пред грозным ликом Ударяющего, то мне деваться некуда. Я же не безумец и не собираюсь навлекать на себя гнев богов.

– Пожалуй, – не стал спорить с асом биармец. – Но ведь кроме Лели у нас есть еще беременная Злата. Или у тебя, боярин, есть в запасе еще один альв?

Бутуй даже зарозовел от смущения под пристальным взглядом Весеня, чем чрезвычайно того позабавил:

– Уж не хочешь ли ты сказать, Бутуй, что сам был тем альвом?

– Угадал, боярин Весень. Думаю, и княгиня Злата это подтвердит, особенно если вы намекнете, что освобождение из плена князя Велемудра целиком зависит от ее честности.

– Меня ты убедил, боярин, – задумчиво проговорил биармец. – Теперь нам с тобой осталось убедить Яртура. Ты пока постой в сторонке, а я поговорю с ближниками кагана.

Боярин Бутуй без споров и даже с большой охотой присоединился к товарищам по несчастью. Среди которых выделялся царственной осанкой верховный правитель Сарматии Аркасай. Надо отдать должное сармату, несмотря на печальные обстоятельства, он не потерял присутствия духа, в отличие от сколотского боярина Кобяка, обычно дородного и самоуверенного, а ныне исхудавшего и облинявшего до полного безобразия. А ведь в плену он пробыл меньше суток. Князь Велемудр держался бодрее, хотя рассчитывать на благосклонность Яртура ему не приходилось. Именно Велемудр в свое время требовал изловить блудливого княжича и предать его смерти, и именно он громче всех кричал о виновности княгини Лады на суде волхвов и князей.

– Вот гад! – сказал вдруг боярин Кобяк и дернул отвисшей щекой. – Как сыр в масле катается.

Бутуй, решивший было, что эти слова относятся к нему, нахмурился и даже стал шарить рукой по поясу в поисках отсутствующего меча. Но вскоре сообразил, что гадом расстроенный сколот назвал боярина Бренко, гоголем ходившего по Яртурову стану в окружении веселых себерских старейшин.

– Так ведь он еще до начала войны к Яртуру переметнулся, – пояснил князьям и боярам Бутуй. – И каган не забыл его заслуг.

Боярина Бренко Бутуй считал круглым дураком, свихнувшимся на магии, но теперь вдруг выяснилось, что этот изгой, коего князь Родегаст не пускал на порог своего замка, оказался едва ли не самым дальновидным среди асов и уже успел завоевать расположение нового владыки. Боярину Бренко не так давно стукнуло тридцать пять лет, роста он был небольшого, но чрезвычайно подвижен. Его круглые совиные глаза смотрели на мир с изумлением, словно постоянно ждали от окружающих чудес. И, надо признать, чудо наконец-то случилось и даже накрыло своим крылом абсолютно никчемного и глупого боярина.

– Сочувствую тебе, Бутуй, – вздохнул Кобяк. – По слухам, княгиню Ладу убили именно в твоем саду.

Все полоненные князья и бояре ждали, что ближник князя Родегаста станет сейчас запираться и наводить тень на плетень, дабы спасти шкуру, но ошиблись в своих предположениях. Боярин Бутуй хранил на лице полную невозмутимость, словно это не над ним сейчас был занесен топор палача. А ведь многие рассчитывали, что, снеся голову убийце своей матери, Яртур удовлетворит жажду мести, и у остальных старейшин появится возможность откупиться. Конечно, Бутую сочувствовали, но разделить с ним печальную судьбу никто не захотел.

– Успел я тут словом перемолвиться с боярином Весенем, – сказал спокойно Бутуй насторожившимся старейшинам. – Есть возможность договориться с Яртуром.

– Это как же? – не понял Аркасай.

– Выкуп с нас, конечно, потребуют, но не это главное. Выживет лишь тот, кто признает Яртура каганом.

– Да с какой же стати! – вскричал царь Сарматии, но тут же осекся и глянул на Бутуя с большим подозрением.

– Можно, конечно, отказаться, – пожал плечами Бутуй, – но тогда гнить нам с вами в подземелье Железного замка до скончания дней.

– Но ведь клясться придется именем Вия, – поежился Кобяк. – Да еще на крови присягать.

– А ты, боярин, поклянись Ярилой, – посоветовал Бутуй. – Оно и убыток небольшой, и Даджбогу не в обиду. А уж там пусть боги сами разбираются, кому тот Ярила доводится сыном.

– Хитро! – сощурил и без того узкие глаза Аркасай. – Ярилой-то и я поклянусь. Но признавать Яртура каганом – по-моему, слишком.

– Так ведь это как посмотреть, – усмехнулся Бутуй. – Если Яртур сложит голову под Асгардом, то все наши клятвы, князья и бояре, развеются дымом. А вот если он Асгард возьмет, то и без нашего согласия всем на шею сядет. Его поддержат и волхвы Перуна, и волхвы Хорса, и волхвы Семаргла, и волхвы Даджбога, которым бог Ярила вроде бы не чужой. И тогда в самый раз будет объявить Яртура земным воплощением бога обновления, жизненной силы и природного буйства.

Князь Велемудр глянул на Бутуя с большим уважением. Это же надо так извернуться, чтобы посланца Вия переиначить в посланца Ярилы. И ведь ни в чем не погрешил против божественных установлений боярин Бутуй. Ярилу среди беров, туров и других близких к ним племен почитают именно как часть триады Чернобога-Велеса, и, объявив Яртура земным воплощением Ярилы, князья и бояре сведут влияние Вия на своих землях практически на нет. И вместо смерти получат процветание.

– Но согласятся ли с этим боги? – засомневался Аркасай. – И в первую очередь Велес, глава триады. Ведь наверняка и сам Вий, и рахман Коломан действуют по его наущению.

– И боги не всевластны, – возразил Велемудр. – Если люди увидели в Яртуре не посланца Вия, а посланца Ярилы, то, значит, такова воля Рода, коей обязаны подчиниться все – и боги, и люди.

Старейшины, взятые в полон, еще продолжали спорить между собой, а Бутуй уже поспешил на зов боярина Весеня, стоящего у роскошного шатра новоявленного кагана. Таких шатров асскому боярину видеть еще не доводилось. Это сооружение из плотной материи едва ли не вчетверо превосходило размерами своих собратий. А о золотом шитье по алому полю и говорить не приходилось, оно буквально слепило глаза. Тем не менее Бутуй сумел распознать трехглавого дракона, вышитого над самым входом в шатер. Образ, что называется, говорил сам за себя. У Бутуя не было ни малейших сомнений в том, что это полотняное чудо, расшитое драконами, быками и медведями, Яртур получил в дар от своего деда рахмана Коломана.

Весень был сильно чем-то озабочен и не стал раньше времени обнадеживать своего спутника. Судя по всему, Яртур еще не принял решение, и Бутую предстояло проявить всю свою изворотливость, чтобы добиться расположения кагана. В шатре, разделенном полотняными перегородками на несколько частей, было довольно многолюдно. Преобладали мужчины-слуги, но и женщин-наложниц тоже было немало. Видимо, княжич, привыкший к излишествам, и в походе решил себя не стеснять. Насколько Бутуй знал, княгиня Лада унаследовала огромные богатства своего отца князя Ария, до которых беры и асы, разорившие Орлик, так и не добрались. А теперь эти богатства принадлежали Яртуру, в котором орланы, осиротевшие после гибели князей, видели своего вождя. Вот и сейчас среди четверых ближников, окруживших похожее на трон кресло кагана Яртура, двое были орланами. Одного из них Бутуй узнал сразу и даже припомнил его имя – Бекас. Этого широкоплечего статного молодца княгиня Злата назвала ашугом и тем ввела в заблуждение боярина. Если верить слухам, то это именно Бекас убил витязя Удо и тем самым надломил несокрушимую силу асов.

– Слышал я, боярин Бутуй, что ты отрицаешь свою вину в смерти моей матери? – холодно спросил Яртур, глядя прямо в лицо пленнику.

Под этим взглядом пронзительно-синих глаз Бутую стало жутковато, но он все же нашел в себе силы, чтобы с достоинством выйти из трудного положения:

– Ты же видел, каган, как я пытался остановить нападающих. В тот миг я полагал, что имею дело со своими мечниками. И только когда меня сшибли с ног, я сообразил, в чем дело.

– Было, – неожиданно поддержал аса друд Шемякич.

– Они стояли под грушей, – продолжил свой печальный рассказ Бутуй. – Я имею в виду Волоха и Ратмира. Но был еще и третий, державший в руках лук. Именно этот третий и убил княгиню Ладу.

– Имя? – коротко бросил Яртур.

– Боярин Ермень.

– Я же говорил, – тряхнул кудрями второй орлан, имени которого Бутуй не знал, – рахману Баяну война нужна была больше, чем нам, вот он и послал Ерменя, чтобы убить княгиню Ладу.

– Ермень и сам по себе гад не из последних, – возразил орлану кряжистый биармец лет сорока. Судя по всему, это был боярин Невзор, поднявший восстание в Биармии по наущению Коломана, а потом примкнувший к его внуку. – Он сын рахмана Приама, самого хитрого и подлого человека из всех, кого мне довелось повидать на своем веку.

– Ермень и Ратмир – это твоя забота, боярин Весень, а князем Волохом я займусь сам, – спокойно сказал Яртур. – Тебя же, боярин Бутуй, я более в кровных врагах не числю. Но ты ас, а потому вряд ли станешь моим другом. Более я тебя не задерживаю. Проводи его, Весень.

Каган Яртур произвел на Бутуя сильное впечатление. Разумом этого молодца боги явно не обидели. Сила в нем тоже чувствовалась. Да и могло ли быть иначе, когда речь идет о сыне Волоха и внуке Коломана. Яртур много начудил и в детстве и особенно в отрочестве. Но, похоже, время проказ для него прошло. Теперь коршун выбрал цель и уже не остановится до тех пор, пока не добьется своего. Да и жизнь не оставила ему выбора – либо Асгард, либо смерть. Побежденного Яртура князья и волхвы непременно убьют, ибо он слишком опасен для этого мира. Видимо, княгиня Лада догадывалась, какая участь ждет ее единственного сына, и даже попыталась оспорить волю богов. К сожалению, ей это не удалось. И помешали княгине не боги, а люди.

– Надеюсь, боярин, ты правильно понял волю кагана? – спросил у аса биармец, когда они вышли из шатра.

– Не совсем, – честно признался Бутуй, – и буду тебе очень благодарен, боярин Весень, если ты просветишь меня на этот счет.

– Как кровного врага Яртур тебя казнить не будет, но это вовсе не означает, что он сохранит тебе жизнь или дарует свободу. Уж больно ты умный, Бутуй. А твоя преданность Родегасту и вовсе переходит разумные пределы. Много ты знаешь бояр, способных, не раздумывая, отдать жизнь ради спасения князя?

– Есть такие, – вздохнул Бутуй.

– Знаю, что есть, – усмехнулся Весень. – И один из них сейчас стоит предо мною.

Боярину Бутую умирать не хотелось. Одно дело геройствовать в горячке битвы, когда голова идет кругом, и совсем другое – быть удушенным где-нибудь в подвале. Да и ради кого или чего он сейчас должен жертвовать жизнью? Ведь перед Родегастом он свой долг исполнил до конца.

– Убивать не буду, – глухо сказал Бутуй, – тем более из-за угла. Все мои предки в гробах перевернутся. Я ведь боярин и ас, Весень, и в случае чего смогу принять смерть с достоинством.

– А я тебе не смертью грожу, Бутуй, – отозвался биармец.

– Навьям, что ли, отдашь?

– Зачем же сразу навьям, – пожал плечами Весень. – Для начала хватит и вампирш. Ты нам нужен живой, Бутуй. Сам знаешь почему. Опоим тебя веселящим напитком, напустим в шатер девочек, способных мертвого растормошить. И ты у нас, боярин, станешь мягким и податливым, как воск.

Бутуя передернуло от отвращения. Вампиров он боялся с детства и уж тем более боялся вампирш. А перспектива самому стать после смерти упырем повергла его в ужас. Однако головы Бутуй не потерял. В конце концов, из любой ситуации есть выход, и наверняка этот выход имеется в запасе у боярина Весеня.

– Кого ты хочешь взамен? – прямо спросил он у биармца.

– Ты уже слышал их имена, – спокойно отозвался Весень и обнажил зубы в одной из самых своих обворожительных улыбок. Биармец был полноват, но лицо имел приятное. Не знай Бутуй совершенно точно, кто стоит перед ним, принял бы его за доброго семьянина, озабоченного лишь тем, как с выгодой пристроить своих многочисленных сыновей и дочерей.

– Ермень – сын рахмана, – покачал головой Бутуй. – Он твою вампиршу к себе не подпустит.

– Для начала мне будет достаточно и Ратмира, – неожиданно легко согласился Весень. – Выбирай, боярин, – либо он, либо ты.

Надо отдать должное ближникам Яртура, они с большой выдумкой расчищали путь к власти своему кагану. Ратмир, если, конечно, не считать самого Родегаста, был самой существенной помехой для внука Коломана. Но его насильственная смерть могла окончательно рассорить асов с Яртуром. Как ни крути, а Ратмир был потомком Перуна, и его кровь легла бы тяжким грузом на совесть кагана. Иное дело – сластолюбец, погрязший в разврате. Потенциальный вампир. Волхвы Перуна никогда не позволят порченому блудодею стать владыкой Асгарда. Это стало бы тягчайшим оскорблением Ударяющего бога.

– А как же Родегаст? – спросил Бутуй.

– Не твоя забота, боярин, и не моя, – усмехнулся Весень. – Но это скорее к счастью для нас с тобой, чем к сожалению.

– Хорошо, – вздохнул Бутуй. – Я согласен.

Глава 4

Измена

Поражение не сломило князя Родегаста, хотя и нанесло по его самолюбию ощутимый удар. До сих пор владыка Асгарда считал себя непобедимым, и это мнение разделяли многие его недавние союзники. Теперь эти союзники частью пали на поле брани, частью разбежались по своим землям, частью оказались в плену у Яртура. Освобождение последних было делом чести для князя Родегаста. Как ни крути, а царь сарматов Аркасай и князь ашугов Велемудр пошли в битву по зову владыки Асгарда. Судьба и боги оказались к ним менее милосердными, чем к Родегасту, которому удалось избежать плена, а возможно, и смерти только благодаря самоотверженности боярина Бутуя, уступившего князю своего коня. Многие асские бояре и витязи, хорошо знавшие Бутуя с малых лет, только руками разводили по поводу его героического поступка. А ведь прежде боярин особой доблестью не отличался, да и в его преданности князю Родегасту некоторые готовы были усомниться. Сам Родегаст поступку Бутуя не удивился: по его мнению, долг каждого боярина и витязя в том и заключается, чтобы в случае необходимости отдать свою жизнь ради спасения князя. Никто из ближников Родегасту вслух не возразил, но многие про себя отметили, что поражение не пошло на пользу владыке Асгарда, и он по-прежнему мнит себя полубогом. А между тем над Расеной сгущались тучи. Яртур захватил уже почти треть Асии, прибирая к рукам город за городом, крепость за крепостью. Асы сопротивлялись отчаянно, но силы сына княгини Лады, объявившего себя каганом, росли с каждым днем. Чего не скажешь о князе Родегасте, от которого отвернулись даже сколоты. Князь Авсень, узнав о гибели на поле битвы своего старшего сына Смаги, отозвал княжича Хорса и всех уцелевших сколотов в Преслав. Ходили слухи, что Авсень ищет пути примирения с Яртуром, коего простолюдины по-прежнему считали его сыном. Асские бояре князя Сколотии не осуждали, более того, считали его действия вполне разумными. Своя рубаха ближе к телу. Асам не в чем было упрекать сколотов. Князь Авсень первым откликнулся на зов владыки Асгарда, сколоты героически сражались на поле битвы, и это благодаря их самоотверженности князю Родегасту удалось спасти значительную часть своего войска от окончательного истребления. Княжичу Смаге эта самоотверженность стоила жизни, и среди асов не нашлось человека, который не отдал бы должное старшему сыну князя Авсеня. Никто не сомневался, что Смага попадет в страну Ирий самым коротким и прямым путем. А вот к князю Родегасту у асских бояр были большие претензии. Конечно, не всякую битву можно выиграть, но уж если ты проиграл, то изволь испить горечь поражения до дна. В конце концов, кому он нужен, этот жар-цвет? Почему асы должны отдавать свои жизни за пустую княжью блажь? Раньше ходили слухи, что жар-цвет сделает асов непобедимыми, но сегодня всем, кроме самого Родегаста, стало очевидным, что это далеко не так. И если Родегаст не хочет отдавать жар-цвет Яртуру и Слепому Беру, то почему бы не вручить его на хранение кудеснику Баяну, который специально приехал в тяжкий час в Расену, дабы помочь асам избежать окончательного поражения.

Эту разумную мысль высказал на совете боярин Влад и нашел понимание среди ближников князя Родегаста. Волхвы Перуна во главе с кудесником Пересветом промолчали. Княжич Ратмир, не выказавший, к слову, доблести на поле битвы, в этот раз набрался смелости и пошел поперек брата, поддержав боярина. Слова Влада князь Родегаст пропустил мимо ушей, зато бросил на Ратмира такой взгляд, что у княжича язык отнялся.

– Судьбу жар-цвета буду решать я, бояре, – холодно произнес Родегаст. – Впредь я не жду от вас подобных советов.

Боярин Влад переглянулся с боярином Синегубом и едва заметно пожал плечами. После гибели витязя Удо среди асских старейшин не нашлось человека, который мог бы вслух осудить князя за неразумное поведение. На кудесника Пересвета тоже надежда была плохая. Этот человек возвысился над прочими волхвами милостью Родегаста, а потому готов был поддерживать князя во всех начинаниях, в том числе и откровенно безумных. Был, правда, еще и парсский маг Сардар, имевший большое влияние на владыку Асгарда, но никто из асских бояр, включая Влада с Синегубом, не рискнул бы обратиться к нему за советом, а уж тем более за помощью. Магу не доверяли. Во-первых, он был ближником царя Кира, а во-вторых, служил таинственному богу Ариману, коего многие считали одним из воплощений Чернобога. Сардар имел какие-то свои виды на жар-цвет и всячески поддерживал Родегаста в его стремлении постичь тайну божественного дара.

– У нас хватит сил, чтобы отразить напуск Яртура на Расену, – твердо сказал Родегаст. – А что касается Асгарда, то еще ни разу нога завоевателя не коснулась его священных камней.

Последнее было чистой правдой. Асгард, конечно, и впредь останется неприступным, но как быть с Асией и ее населением. Князь Родегаст будет сидеть в неприступной твердыне, а враги тем временем безнаказанно разорят его землю и уведут в рабство подвластных ему людей. Расена уже переполнена беженцами, которые вряд ли станут безропотно ждать решения своей судьбы. Не исключено, что среди них найдутся отчаянные головы, которые станут подбивать людей к мятежу. И это на виду у неприятеля.

– Если бунт невозможно предотвратить, то его следует возглавить, – покосился на боярина Влада боярин Синегуб, когда они оба, в сопровождении десятка мечников, возвращались из Асгарда в Расену. Чужих ушей на практически безлюдной дороге можно было не опасаться, а потому Синегуб не стал скрывать свои потаенные мысли от собеседника.

– Так ты считаешь, что Расену следует сдать Яртуру? – понизил голос Влад и оглянулся на мечников, державшихся в отдалении.

– По-твоему, будет лучше, если он возьмет ее силой? – вопросом на вопрос ответил Синегуб.