Яртур Шведов Сергей
Влад знал Синегуба уже не первый год. Этот рослый сероглазый боярин, недавно отметивший свое сорокалетие, никогда в первые ближники к Родегасту не рвался, но и затирать себя не позволял. Красотой лица Синегуб не блистал, но был далеко не глуп, родовит и, по слухам, удачлив в торговле. Во всяком случае, в случае штурма Расены он мог потерять если не все, то многое, включая виноградники в предместьях города и драгоценный товар, хранившийся на складах. Удачное расположение позволяло столице Асии выступать посредником в торговле между Парсией и окрестными землями, с немалым прибытком для своих жителей. Так что Синегуб в данном случае выражал мнение очень многих людей, с которыми следовало считаться.
– А ты не боишься мести Ударяющего бога, боярин? – скосил глаза на собеседника Влад.
– Перун уже сказал свое слово, – спокойно отозвался тот.
– Ты имеешь в виду наше поражение?
– Нет, – покачал головой Синегуб. – Я имею в виду ребенка, которого княгиня Леля носит под сердцем уже четвертый месяц.
– Второй, – поправил его Влад. – Ты ошибся в счете.
– Увы, боярин, если кто-то и ошибается насчет Лели, то это явно не я, – криво усмехнулся Синегуб. – Моя старшая жена, родившая мне уже семерых детей, слишком опытна в таких вопросах. Я ей верю.
Весть, что ни говори, была из ряда вон выходящей. До сих пор Влад был уверен, что Леля беременна именно от Родегаста, а следовательно, князь не утратил расположения Перуна, зорко следившего за тем, что происходит в Асгарде. Во всяком случае, так утверждали волхвы. Но ведь ни Синегубу, ни его жене не было никакого резону лгать. Подобная ложь могла очень дорого обойтись им обоим, особенно если этот слух дойдет до ушей Родегаста или Волоха. И если первый, возможно, попытается узнать правду, то второй приложит все усилия, чтобы рот Синегуба закрылся навсегда.
– Теперь ты понимаешь, почему был так спокоен боярин Бутуй? – спросил у собеседника Синегуб.
– Неужели он догадался! – воскликнул Влад.
– Иной поворот событий грозил ему смертью, – пояснил Синегуб. – Ведь многие тогда шептались по поводу бесплодия князя. И почти все были уверены, что и с Лелей Родегаста ждет неудача.
– Но не мог же Бутуй сам… – начал было Влад.
– Конечно не мог, – прервал его Синегуб. – Леля зачала ребенка либо от бера, либо от альва.
– И Волох об этом знал?! – вскричал потрясенный боярин.
– Наверное, знал, – пожал плечами Синегуб. – Я уже не говорю о княгине Турице. Она слишком опытная женщина, чтобы не заметить беременности внучки.
– Но ведь это заговор!
– Волох горазд на такие штучки, – напомнил Владу проницательный собеседник. – Авсень ведь поначалу тоже был уверен, что княгиня Лада родила сына Яртура от него. К слову, и мы все были в этом уверены, а правда открылась нам слишком поздно.
– Но зачем это понадобилось Волоху?
– Спроси у него сам, – ухмыльнулся Синегуб. – Князь Себерии славится откровенностью. Как видишь, Влад, нам не за что проливать кровь. Князь Родегаст обезумел, и Перун наказал его бесплодием. Мне кажется, что Ударяющий бог хочет, чтобы жар-цвет увезли из Асгарда.
– Но почему?
– Откуда же мне знать, – пожал плечами Синегуб. – Я не ведун, не волхв и не маг. Но ведь и Родегаст поначалу поддержал Бутуя, когда тот предложил спрятать жар-цвет. Даже хотел договориться с Яртуром. И если бы не вмешательство Волоха и Ратмира, у нас с тобой, боярин, сейчас не болела бы голова.
– Но ведь он передумал! – напомнил Влад.
– И виной тому Леля, а точнее ее дядя князь Волох и ее бабка княгиня Турица, – кивнул Синегуб. – Князя Родегаста провели как мальчишку. Впрочем, он сам очень хотел обмануться. Именно поэтому я и говорю тебе, Влад, – князь безумен, жар-цвет повредил его мозг.
– И что ты предлагаешь? – растерянно произнес Влад.
– Нам следует провозгласить князем Асии Ратмира и от его имени договориться с Яртуром о сдаче Расены.
– Но ведь это измена?!
– Кому? – холодно глянул на собеседника Синегуб. – Семени Перуна мы не изменяем. Ибо Ратмир потомок Ударяющего бога.
– Но Ратмир глуп, – поморщился Влад.
– В данном случае это нам скорее на пользу, чем во вред. Яртур не стал бы договариваться с умным и сильным человеком, а дурак Ратмир его наверняка устроит в качестве родственника и подручного.
– Ты хочешь отдать Асию внуку Коломана? – ужаснулся Влад.
– Я хочу спасти Расену, – возразил Синегуб. – Пусть Яртур штурмует Асгард, коли есть охота. Пусть расшибает лоб о его неприступные стены. Пусть теряет своих людей. Рано или поздно от него отвернутся все. И вот тогда пробьет наш час…
Задумано было умно, это Влад готов был признать. В падение Асгарда он не верил. Но даже если замок, построенный Перуном, падет в первый раз со дня своего основания, то он достанется Яртуру столь дорогой ценой, что вряд ли ослабевший победитель сумеет навязать свою волю окружающим.
– Нам надо сделать все, чтобы Асгард продержался как можно дольше, – сказал Влад.
– Ты этим и займешься, боярин, – легко согласился с ним Синегуб. – Предложи Родегасту собрать за стенами замка всех уцелевших витязей и мечников. Ибо нет смысла распылять силы перед решающим сражением. Падение Расены ничего не изменит в этой войне, а вот падение Асгарда обернется катастрофой не только для асов, но и для всех окрестных племен. Надеюсь, Родегасту хватит остатков разума, чтобы это понять. Кстати, у тебя будет выбор, боярин Влад, – либо остаться с нами в мятежной Расене, либо присоединиться к Родегасту в замке. Меня устроит и то, и другое.
– Хорошо, – кивнул Влад. – Возможно, спасая Расену, мы спасем и всю Асию от тяжелой пяты внука рахмана Коломана.
Надо отдать должное князю Родегасту, он внял осторожному совету боярина Влада и стянул за стены замка всех уцелевших витязей, числом в шесть тысяч человек. Вместе с постоянным гарнизоном замка они составляли внушительную силу в пятнадцать тысяч отборных воинов. С простыми мечниками князь пока не торопился и уж тем более не собирался пускать в Асгард ополченцев-копейщиков и беров князя Волоха. Именно ополченцы, мечники и беры составляли гарнизон Расены, способный, по мнению Родегаста, без труда отстоять столицу от посягательств Яртура. И в общем, если исходить из количества, то сил для обороны Расены было достаточно. К сожалению, князь Асии не хотел брать в расчет того обстоятельства, что моральный дух боярских мечников и городских ополченцев сильно подорван недавним поражением. А берам Волоха вообще нечего и некого защищать в Расене, но разве что за исключением собственного князя, которому встреча с сыном не сулила ничего хорошего. Видимо, именно в силу этой причины князь Родегаст назначил воеводой Расены не своего младшего брата, как ожидали многие, а именно князя Себерии, чем вызвал в столице Асии волну пересудов. Конечно, с чисто военной точки зрения это был абсолютно правильный выбор. И умом, и доблестью, и воинским опытом Волох на две головы превосходил недотепу Ратмира, но князь Себерии был в Асии человеком пришлым, а потому его возвышение в обход природного аса, да еще княжеской крови, не понравилось ни боярам, ни их мечникам, ни городским обывателям. Бояре бросились наперебой выражать Ратмиру соболезнование, а любое появление княжича на улицах Расены сопровождалось теперь приветственными криками обиженных асов. Боярин Влад попробовал намекнуть Родегасту, что его решение может внести раскол в ряды защитников Расены, и так не блещущих единством, но князь, чем-то сильно озабоченный, пропустил слова ближника мимо ушей. Меж тем Яртур поступью хоть и медленной, но верной приближался к столице Асии. По мнению многих бояр, внук Коломана поступал разумно, не оставляя у себя за спиной укрепленных городов, крепостей и замков. Судя по всему, он не хотел сюрпризов во время осады Расены и Асгарда. За два месяца войны Яртур, которого даже в столице Расены все чаще называли каганом, захватил шесть крепостей и три десятка замков. Пять крупных городов он взял штурмом, еще шесть открыли ему ворота добровольно, к величайшему неудовольствию Родегаста, который публично пообещал учинить жесточайший спрос с трусов. Но если он своими угрозами хотел вселить доблесть в сердца приунывших асов, то добился результатов противоположных. Да и трудно внимать князю, который заперся в неприступной твердыне с самыми доблестными воинами, на вооружение и содержание которых простые асы вносили немалые налоги, в то самое время, когда враг практически безнаказанно топчет родную землю. Уж коли ты действительно потомок Перуна, то яви свою доблесть на поле брани, а если уж грозишь карами от имени Ударяющего бога, так грози врагам, а не собственному народу, который и без того подвергается надругательствам со стороны пришельцев. К сожалению, ропот простолюдинов не достигал ушей владыки Асгарда, и он по-прежнему считал, что все асы, за исключением горстки подлецов и трусов, готовы отдать жизнь за своего князя. Впрочем, это заблуждение шло только на пользу заговорщикам, без устали ткавших свою паутину под самым носом князя Родегаста. Боярину Синегубу без особого труда удалось привлечь на свою сторону не только богатых купцов, но и бояр, чьи земли сейчас подвергались разорению и чье имущество наверняка пострадало бы в случае штурма столицы разношерстным воинством Яртура. Не оставлял Синегуб своим вниманием и княжича Ратмира. Последний хоть и трусил отчаянно, но с охотою слушал крамольные речи красноречивого боярина. И тут, в самый разгар приготовлений, по Расене пронесся слух о прибытии в город посольства Яртура. Слух оказался верным. Более того, во главе этого посольства стоял человек, хорошо известный асским боярам. Настолько хорошо, что многие вслух выразили удивление по поводу дурака Бренко, которому Яртур поручил столь важное дело.
– Раз дело поручают глупцу, значит, оно не такое уж важное, – вздохнул боярин Влад и отправился вместе с боярином Синегубом в гости к послу кагана.
Боярин Бренко, не имевший своего дома в Расене, остановился в усадьбе Бутуя, где Владу и Синегубу не раз приходилось бывать. Бояре, спрыгнув с коней на каменные плиты двора, вслух посетовали на незавидную судьбу хозяина этого недавно отстроенного дворца. Однако сожаления, высказанные ими приказному Глузду, оказались не совсем к месту, ибо как раз в этот момент навстречу дорогим гостям спустился с красного крыльца не кто иной, как сам Бутуй. Удивление Влада и Синегуба было столь велико, что они не сразу сообразили, что в подобном случае следует говорить.
– Отпущен под честное слово, – сразу же объяснил свой новый статус боярин Бутуй.
– Понятно, – почти обрадовался Влад. – Я уж думал, что ты на сторону Яртура переметнулся.
– А кому я там нужен, – поморщился Бутуй. – Хорошо хоть обвинения в убийстве княгини Лады с меня сняли. Правда, для этого мне пришлось назвать имена истинных виновников трагедии – Волоха и Ерменя.
– Но ведь с берами был, кажется, и Ратмир? – пристально глянул на Бутуя боярин Влад.
– Я его не заметил, – солгал, не моргнув глазом, Бутуй.
– Тем лучше, – вздохнул с облегчением Синегуб. – А что хочет от нас княжич Яртур?
– Каган Яртур, – поправил боярина Бутуй. – Я думаю, пока он в силе, его следует называть именно так. А вот когда он свернет себе шею, тогда и «княжича» для него будет слишком много. Внук Слепого Бера желает получить выкуп с владыки Асгарда за пленных князей, бояр и простых мечников. За царя Сарматии он требует табун коней в десять тысяч голов и стадо быков. За князя Велемудра – вполовину меньше.
– Хватил, однако, – посетовал на чужую жадность боярин Влад.
– Можно поторговаться, – пожал плечами Бутуй. – Я за собственную свободу уже отсыпал боярину Бренко немалую толику золота и серебра.
– Так ты теперь вольная птица? – спросил Синегуб.
– Мне пришлось поклясться именем Ярилы, что никогда более не подниму меч против кагана Яртура, – развел руками Бутуй, словно бы извиняясь за свою опрометчивость. – Все остальные пленники последовали моему примеру.
– А почему вы клялись Ярилой? – удивился Влад.
– По-твоему, нам следовало присягнуть Вию? – криво усмехнулся Бутуй.
– Умно, – задумчиво протянул Синегуб и глянул на боярина, вернувшегося из плена, почти с восхищением. – Очень умно.
Более ничего важного на ступенях крыльца сказано не было, но Влад и Синегуб проследовали во дворец Бутуя в большой задумчивости. Встреча с боярином Бренко прошла в обстановке деловой и доброжелательной. И как ни старался глуповатый посланец Яртура надувать обвисшие щеки, бояре Влад и Синегуб, люди весьма искушенные в торговле, обвели его вокруг пальца. Сложность торга для Бренко была в том, что он плохо ориентировался в ценах на скот, а потому хитроумным ближникам князя Родегаста без труда удалось убедить его в том, что хорошего боевого коня он сможет приобрести если не за две серебряные монеты, то уж за три наверняка. К сожалению, в свите боярина Бренко не нашлось человека, сведущего в земных делах. А магические выкрутасы в торговле плохая подмога. По прикидкам Бутуя, хитроумные бояре более чем вдвое сбили цену, запрашиваемую Яртуром. Тем не менее глуповатый Бренко тут же скрепил договор своей корявой подписью. И более того был рад-радешенек, что сорвал с двух выжиг такую умопомрачительную сумму. Бутуй не стал разочаровывать боярина, которому по возвращении в Яртуров стан еще придется выдержать гневную проповедь если не самого кагана, то боярина Весеня наверняка. Впрочем, поделом предателю и мука. А что до Яртура, то он, надо полагать, доберет недостачу в Расене, когда возьмет город штурмом. О предстоящем штурме Расены Бутуй упомянул вскользь, но по тому, как вытянулись лица Влада и Синегуба, он сразу понял, что асских бояр эта тема волнует куда больше, чем выкуп, выплачиваемый из княжьей казны. Ибо разорение Расены могло обернуться большими убытками для многих уважаемых людей, включая и нынешних гостей Бутуя. Боярин Бутуй очень хорошо знал Влада и Синегуба, это были люди, безусловно преданные князю Родегасту, но любая преданность имеет свои границы. Наверняка эти двое будут искать возможность, чтобы договориться с Яртуром, но, к сожалению, боярин Бренко им в этом не помощник. А вот к Бутую они, пожалуй, обратиться не рискнут, во всяком случае поначалу. Ибо считают его горячим сторонником князя Родегаста.
– Кто эта женщина? – прервал размышления Бутуя Синегуб, когда деловая часть встречи была закончена и бояре решили предаться отдохновению за столом, накрытым расторопным Глуздом в беседке у пруда.
– Это Велена, дочь боярина Бренко, – отозвался без большой охоты хозяин дворца.
Боярин Бренко, застигнутый врасплох, поперхнулся вином и закашлялся. Владу пришлось постучать ему по спине, дабы к послу вернулась способность членораздельной речи.
– Да, – промямлил Бренко, стрельнув испуганными глазами в вампиршу, черным лебедем плывущую по тропинке сада. – Это моя дочь. Я попросил боярина Бутуя присмотреть за ней. Война, знаете ли.
– Война, – согласился с Бренко Синегуб и покачал головой.
Боярин Влад засмеялся. Наверняка решил, что Бренко допустил большую ошибку, доверив свою единственную дочь сластолюбцу.
– А разве ты, боярин, был женат? – вперил Синегуб строгие глаза в Бренко.
Глупый боярин тут же залился краской:
– Она внебрачная, знаете ли. Но очень хорошего рода, не только по отцу, но и по матери.
– Мать, наверное, родом из Парсии? – продолжал гнуть свое Синегуб.
– Нет, – поправил его Бренко, – из Биармии. Сестра боярина Весеня.
Бутуй пнул болтливого боярина в голень, но, к сожалению, было уже поздно. И дернул же какой-то бес боярина Бренко за язык. Уж имя-то первого ближника кагана Яртура, связанного к тому же с рахманом Коломаном, ему в любом случае не следовало упоминать.
– Это который Весень? – нахмурился Влад.
– Это совсем другой Весень, – залепетал Бренко, покрываясь потом. – Совсем не тот, о котором ты подумал, боярин.
– А о ком я подумал? – спросил первый ближник Родегаста и посмотрел при этом не на вконец растерявшегося Бренко, а на Бутуя, хранившего на лице полную невозмутимость.
Если хочешь погубить дело – поручи его дураку. Похоже, боярин Весень начисто забыл эту простую истину. Иначе ему не пришло бы в голову посылать боярина Бренко со столь сложной миссией в стольный град Асии. Впрочем, спрос в любом случае будет не с него, а с боярина Бутуя. К счастью, умный человек тем и отличается от неумного, что способен извлечь пользу даже из чужой глупости.
– Я потом объясню тебе, боярин Влад, какого Весеня ты имел в виду, – ласково улыбнулся настырному гостю Бутуй. – Время терпит.
Боярин Влад был достаточно разумным человеком, чтобы понять очевидное – Бренко всего лишь прикрытие для истинного посланца Яртура, коим с полным основанием можно считать Бутуя. Но, видимо, полного доверия к асскому боярину ни у внука Коломана, ни у его ближников нет. Вот они и приставили к Бутую соглядатая в лице этой необыкновенно красивой женщины, от взгляда которой даже у сдержанного Влада трепетало сердце.
– Ни один князь не вправе требовать от своего ближника, чтобы тот умирал за него дважды, – сказал боярин Синегуб, покидая усадьбу гостеприимного Бутуя.
– Ты думаешь, что он переметнулся? – нахмурился Влад.
– А как бы ты поступил на его месте?
– Прежде всего я никогда не отдал бы князю, окруженному псиглавцами, своего коня, – усмехнулся Влад.
– Об этом я и говорю, – кивнул Синегуб. – Боярин Бутуй свой долг перед Родегастом выполнил. Самое время подумать и о себе.
– Хочешь поговорить с ним?
– Для начала я просто понаблюдаю. Вдруг мы с тобой, боярин Влад, ошибаемся на его счет.
Глава 5
Мятеж
Поначалу боярин Бутуй вел себя так, как и подобает герою, только что вернувшемуся из плена. То есть посещал знакомых и друзей, купаясь в лучах обретенной славы. Ездил он и в Асгард, где встретился с князем Родегастом. Впрочем, эта встреча, по наблюдениям боярина Влада, была не особенно теплой. Родегаст вслух выразил свое восхищение поступком боярина Бутуя, но этим и ограничился. А сам Бутуй, вопреки ожиданиям ближних бояр и витязей, пальцем не пошевелил, чтобы использовать расположение Родегаста себе на пользу. Да и в Асгарде он не стал задерживаться, сославшись на то, что не хочет быть обузой князю. Ибо дал слово его нынешним врагам никогда не поднимать против них свой меч. Такое неслыханное благородство удивило многих, но, с другой стороны, нынешнее положение князя Родегаста не сулило его ближникам безоблачного существования, так что, возможно, Бутуй и прав в своей неожиданно прорезавшейся скромности. А для бояр Влада и Синегуба странное поведение Бутуя явилось лишь подтверждением того, что в замыслы боярина не входит ни убийство Родегаста, ни нанесение ему тяжкого телесного вреда. Да и сам князь не настолько глуп, чтобы приблизить к себе человека, только вчера вернувшегося из плена. А потому сдержанность, проявленная Бутуем, понравилась Родегасту не меньше, чем поведение отважного боярина на поле битвы. О чем князь не замедлил оповестить своих ближников. Впрочем, этих самых ближников вокруг Родегаста становилось с каждым днем все меньше и меньше. Бояре теперь неохотно посещали сумрачный Асгард, предпочитая большую часть времени проводить в Расене. Благо в столице Асии один пир сменялся другим. Похоже, асы решили за седмицу выпить все вино, годами хранившееся в подвалах, дабы оно не досталось врагу. Пили все – и бояре, и мечники, и простой люд. Ну а где пьянство, там и блуд. Многие в эту трудную для Асии осень окончательно потеряли стыд. И среди этих многих, к удивлению боярина Влада, оказался княжич Ратмир, прежде вроде бы не склонный к загулам. Злые языки поговаривали даже, что младшему брату князя Родегаста и на собственную жену не хватает сил, так откуда же вдруг у него взялась такая прыть? Ведь княжич, можно сказать, днюет и ночует в доме боярина Бутуя. Однако справедливости ради надо сказать, что Бутуя навещал не только Ратмир, но и многие асские бояре, включая Влада и Синегуба. Свое возвращение из плена боярин праздновал с таким размахом, что не мог не привлечь внимание Волоха, назначенного волею князя Родегаста воеводой Расены.
– Готовят они что-то, – сказал Волоху Ермень. – Помяни мое слово, князь. Ратмира Влад и Синегуб неспроста обхаживают.
– А Бутуй здесь при чем? – нахмурился князь Себерии.
– Он служит Яртуру, иначе его живым не выпустили бы из стана.
Волох после проигранной битвы, где он потерял едва ли не половину своих мечников, пребывал в некоторой растерянности. Нельзя сказать, что поражение союзных князей во главе с Родегастом стало для него полной неожиданностью. Плохо было другое – владыка Асгарда уцелел в этой битве. А ведь князь Себерии приложил немало усилий, чтобы помочь князю Асии уйти в мир иной. Волох мог бы перехватить псиглавцев, устремившихся в образовавшийся прорыв, но не стал это делать, предоставив тем самым уродам возможность беспрепятственно атаковать личную дружину Родегаста. И те, надо отдать им должное, почти справились со своей задачей. Во всяком случае, мечники владыки Асгарда были истреблены начисто, а жизнь самого Родегаста висела на волоске. К сожалению, этот волосок так и не оборвался. А виной тому боярин Бутуй, вздумавший явить миру неслыханную доблесть в самый неподходящий момент. Если бы не этот безумец, Волох бы сейчас верховодил не только в Расене, но и в Асгарде. И до жар-цвета ему было бы рукой подать.
– Кудесник Баян по-прежнему в Расене? – покосился Волох на Ерменя.
– Да, князь.
Волох не верил никому – ни Баяну, ни Ерменю, ни даже собственной матери. Княгиня Турица все больше склонялась к мысли, что жар-цвет лучше отдать рахманам. Один раз Волох уже послушался ее совета и согласился передать дар богов на хранение в Асгард. Тогда, двадцать лет назад, ему было не до жар-цвета. Следовало закрепить за собой Биармию и Себерию, на которые уже разевали рот и асы, и орланы, и сколоты, и даже сарматы. Заручившись поддержкой Родегаста, Волох сумел не только утвердиться на столе, оставленном отцом, но и свернуть шею самому опасному из своих врагов, князю Арию. Главной ошибкой Волоха, надо честно это признать, была княгиня Лада. Зря он поддался уговорам Баяна и Ерменя. Зря пошел в Священную рощу Даджбога. И зря вступил в связь с дочерью князя Ария. Его единственным оправданием была молодость. В зрелые годы он подобных глупостей уже не совершал.
– Баян был в Асгарде? – спросил Волох.
– Да, – ответил Ермень.
– Он видел жар-цвет?
– Нет, – покачал головой биармец. – Князь Родегаст не пустил его в подземелье. Но Баян полагает, что Прозрение началось. Ариман вот-вот очнется от тысячелетнего сна. А я никак не мог понять, зачем парсские маги трутся вокруг Родегаста. Им не столько жар-цвет нужен, сколько оживший бог Зла.
Волох вздрогнул и круто развернулся на пятках:
– Быть того не может! Баян ошибся!
– Я тоже на это надеюсь, – вздохнул Ермень. – А что до кудесника Баяна, то он мог бы нам рассказать обо всем раньше.
– Может, он просто не знал об Аримане?
– Все он знал, Волох! – заорал боярин. – Он все эти годы просто обманывал нас, рассчитывая договориться с Родегастом.
– Сколько у нас времени на решение всех проблем?
– Не больше месяца.
– Но это же невозможно! – вскричал Волох. – Нельзя взять такой замок, как Асгард, за один месяц. Ты сказал об этом Баяну?
– Сказал? – Голос Ерменя дрогнул. – Но Баян бессилен, князь! Слышишь, бессилен. Если Око откроется, то никто уже не сможет его закрыть. Слышишь, князь, никто! Ни Баян, ни твоя мать, ни безумный маг Сардар, ни даже твой отец Слепой Бер. Боюсь, что даже боги нам не помогут. Надо бежать, Волох! Понимаешь, бежать!
– Молчи! – Волох резко выпрямился и нанес Ерменю удар в подбородок. Убивать сына рахмана он не собирался, но надо же было привести обезумевшего человека в чувство. – Бежать нам некуда. Ариман достанет нас везде. От него не спастись. Ты понял меня, сын Приама! Либо мы прервем Превращение, либо погибнем все!
Удар пошел боярину на пользу. К Ерменю вновь вернулась способность соображать. Волох одобряюще похлопал его по плечу. Сын рахмана Приама не обладал твердостью своего отца, это надо признать. Хотя трусом и слабаком он, конечно, не был. Просто задача, стоявшая перед избранными, могла напугать кого угодно, в том числе и самого Волоха. Нельзя было допустить, чтобы Ариман проснулся. Это главное. Но князь Себерии вовсе не собирался приносить в жертву главному свои личные интересы. Жар-цвет должен принадлежать ему, вот тогда он сможет наконец спать спокойно.
– Пора приступать к решительным действиям, – сказал Волох Ерменю. – Поторопи этого дурака Ратмира.
– Но ведь в этом случае нам придется бежать из Расены, – удивленно глянул на князя Себерии боярин.
– Я укроюсь в Асгарде с тысячей своих мечников. Можно было бы взять с собой и больше, но, боюсь, князь Родегаст не откроет нам ворота. Владыка Асгарда настороженно относится не только к врагам, но и к союзникам.
– А что делать мне? – насторожился Ермень. – Прости, князь, но в обреченный замок я с тобой не пойду.
– Ты переметнешься на сторону заговорщиков, боярин, – усмехнулся Волох. – И примешь активное участие в мятеже. Потом ты встретишься с Яртуром и скажешь ему, что в замке Асгард у него есть союзники.
– Но ведь Яртур меня убьет! – ужаснулся Ермень. – Боярин Бутуй наверняка нас выдал.
– Не убьет, – нахмурился Волох. – Без моей помощи и твоего активного участия ему никогда не взять Асгард. Яртур не настолько глуп, чтобы этого не понимать.
– Риск уж больно велик, – засомневался Ермень.
– Мы все рискуем, боярин, – строго сказал Волох. – И каждый из нас должен выполнить свой долг до конца. Иначе – смерть. А возможно, кое-что пострашнее смерти.
От такого пророчества князя Себерии сын Приама невольно поежился. Ермень был достаточно осведомленным человеком, чтобы понять, какая угроза нависла над всем миром. И в сравнении с тем, что могло случиться, даже смерть от руки Яртура выглядела как подарок богов.
– Я могу намекнуть асам, что нас всех ждет в случае промедления? – спросил Ермень.
– Намекни, – кивнул Волох. – Это заставит их подсуетиться.
Появление Ерменя в доме Бутуя насторожило всех асских бояр, включая и самого хозяина. У боярина Бутуя даже мелькнула мысль, что заговор раскрыт и сейчас в его усадьбу вслед за Ерменем хлынут мечники Волоха. Однако время шло, биармский боярин как ни в чем не бывало разгуливал по саду, беседуя с боярами, а о князе Себерии не было и помину. Бутуй слегка успокоился, переглянулся с боярином Владом и направил свои стопы к сыну рахмана Приама. Надо же было выяснить, зачем ближник Волоха явился в его дом. Расторопный Глузд, подлетевший с кувшином к двум боярам, остановившимся у пруда, наполнил их кубки вином. Ермень с интересом поглядывал в сторону беседки, где княжич Ратмир, красный как вареный рак, о чем-то беседовал с красивой черноволосой женщиной.
– Это Велена, дочь боярина Бренко, – пояснил гостю Бутуй.
– Похоже, Ратмир совсем потерял от нее голову, – вздохнул Ермень.
– Положим, голова у княжича всегда была не на месте, – возразил биармцу Бутуй, – но в данном случае затронуто его сердце.
Ермень засмеялся и в знак согласия отсалютовал хозяину кубком:
– А лебеди посещают твой пруд, боярин Бутуй?
Хозяину вопрос гостя не понравился, он посмурнел ликом и недовольно покачал головой:
– Ты, кажется, на что-то намекаешь, боярин?
– Я не намекаю, Бутуй, я говорю прямо – Прозрение началось.
– Какое прозрение? – растерянно переспросил ас.
– Кудесник Баян считает, что у нас с вами остался месяц, чтобы остановить надвигающуюся катастрофу. Если Око откроется, то миру придет конец. А виной всему жар-цвет.
Бутуй глянул на биармца с изумлением, на миг ему показалось, что сын рахмана Приама сошел с ума. Либо просто перепил и теперь несет непотребное. Однако это спасительное предположение опровергали карие глаза Ерменя, абсолютно трезвые, хотя и слегка испуганные.
– Я обратился к тебе, Бутуй, потому что ты знаешь больше других, а о многом просто догадываешься.
– О чем я догадываюсь? – вскричал асский боярин, чем привлек к себе внимание присутствующих.
– Ты ведь знаешь древнее предание о том, как Перун победил Аримана и наложил на него заклятие? И теперь это заклятие будет снято. Теперь ты понимаешь, почему парс Сардар так хлопочет о жар-цвете?
– Но ведь это конец всему! – воскликнул Бутуй.
– У нас еще несколько дней, прежде чем Око откроется. Так считает Баян. Но промедление смерти подобно.
Пока Бутуй делился сведениями, полученными от гостя, с подоспевшими Владом и Синегубом, Ермень осушил серебряный кубок, усыпанный драгоценными камнями, и поднес его к глазам:
– Скоро цена всему этому будет медный грош.
– Но почему я должен верить биармцу, – возмутился Синегуб. – Его наверняка подослал Волох!
– Меня прислал кудесник Баян, боярин, – веско произнес Ермень. – Тот самый Баян, который не раз предостерегал Родегаста. Теперь вы понимаете, почему рахман Коломан натравил на Асгард своего внука? Если Ариман проснется, если он откроет свое Око здесь, в Асгарде, то в мире Яви не уцелеет никто. Вий должен быть слепым, бояре. Так решил бог Род. Зрячий бог смерти – это погибель всего живого. Ариман был зрячим, именно поэтому Перун заточил его здесь, в горах, и построил над узилищем неприступный замок. Потомки Ударяющего бога, рожденные от земных женщин, должны были охранять спящего Аримана. Князь Родегаст в погоне за властью нарушил завет своего бога, и Перун лишил его потомства. Это знак вам всем, доблестные асы. Либо вы остановите своего безумного князя, либо погибнете сами и погубите всех нас.
Синегуб побурел и дрожащей рукой расстегнул ворот рубахи. Влад побледнел и уронил на землю кубок, наполненный до краев красным вином. Бутую бледнеть было уже некуда, а потому он просто присел на ближайший камень и обхватил голову руками. Всем троим стало вдруг ясно, что сын рахмана Приама не шутит, не притворяется и не лжет. Такими вещами вообще не шутят. Другое дело, что замыслы богов далеко не всегда доступны людскому разумению. А потому не исключено, что кудесник Баян ошибся. Ведь рахманы, несмотря на свой жизненный опыт и знания, тоже не во всем и не всегда бывают правы.
– Все может быть, – тяжело вздохнул Ермень, – но когда два таких разных человека, как Коломан и Баян, сходятся в едином мнении, то я склонен им поверить, бояре. И призываю вас последовать моему примеру.
– Что ты предлагаешь, биармец? – спросил враз севшим голосом Синегуб.
– Прежде всего мы должны сдать Расену без боя внуку Слепого Бера, – веско сказал Ермень. – Этим мы выиграем уйму времени, которое нам может пригодиться. И, наконец, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы Асгард пал. У вас все готово для мятежа, бояре?
Увы, до полной готовности было еще очень далеко. Во-первых, главарям заговора никак не удавалось склонить на свою сторону княжича Ратмира, который до поросячьего визга боялся старшего брата. Да и вообще Ратмир не обладал многими качествами, жизненно необходимыми для владетельного князя. Кроме того, многие асские бояре хоть и сочувствовали заговорщикам, но к открытому мятежу были еще не готовы.
– Какими силами вы располагаете в данную минуту? – прямо спросил боярин Ермень.
– Пять тысяч мечников мы способны поднять, – не очень уверенно ответил Синегуб.
– У меня под рукой три тысячи беров и биармцев, готовых бросить своего князя и переметнуться на сторону Яртура, – решительно рубанул воздух Ермень. – Восьми тысяч мечников будет вполне достаточно, чтобы прогнать из города Волоха. Князь Себерии человек разумный, как только он поймет, что нас вчетверо больше, то наверняка примет все условия, которые мы ему продиктуем.
Напор Ерменя поверг в смущение его союзников. У асских бояр были причины не доверять биармцу, который до недавних пор считался прихвостнем Волоха. А что касается Прозрения Аримана, то, возможно, оно не наступит вовсе или наступит через год, через два, через десять лет. Зато у бояр Влада, Синегуба и Бутуя будут все шансы закончить свою жизнь на плахе, если в последний миг вдруг выяснится, что Ермень подослан князем Себерии.
– Воля ваша, бояре, – покачал головой биармец, – но если бы у меня вдруг появилось желание вас погубить, то я пришел бы сюда не один, а со своими мечниками. Не думаю, чтобы князь Родегаст уж очень скорбел о своих коварных ближниках. Неужели вы всерьез думаете, что владыке Асгарда неизвестно о ваших приготовлениях и что среди бояр, столь горячо вам сочувствующих, нет пары-тройки изменников, уже успевших послать донос Родегасту.
– Надо решаться, – поддержал Ерменя боярин Синегуб. – К утру мы будем готовы.
– До утра мы не доживем, – покачал головой биармец. – Волоху уже известно о ваших приготовлениях, и он отправил гонца в Асгард. Либо мы выступаем сейчас, либо я увожу своих людей из города.
– А как же княжич Ратмир? – растерянно произнес боярин Влад.
– Сажайте этого дурака в седло и объявляйте во всеуслышание князем и главарем мятежа, – усмехнулся Ермень. – В этом случае ему останется одно из двух – либо захватить власть в Расене, либо пасть с честью на городскую мостовую.
Горожане, уже успевшие отойти ко сну, были разбужены громкими криками и звоном оружия. Расенцы, и без того пребывающие в тревожном состоянии по случаю предстоящего штурма, немедленно подхватились на ноги и приникли к окнам. На центральных улицах города творилось нечто невообразимое. Какие-то люди, облаченные в колонтари, размахивая над головами факелами и секирами, бежали к дому купца Кипеня, где поселился князь Себерии Волох со своими ближними мечниками. За громкими криками и топотом ног трудно было разобрать, что пытается сказать человек на белом коне, облаченный в княжескую мантию. Многие расенцы решили, что город захватили беры княжича Яртура. Иные даже разглядели среди нападающих псиглавцев и волкодлаков и по этому поводу ударились в страшную панику. И хотя никто еще в двери к обывателям не ломился, из окон уже неслись крики «караул!» и «грабят!». Перепуганные горожане, вместо того чтобы переждать разразившуюся бурю за стенами своих домов, стали выскакивать на улицу, смешиваясь с раззадоренными мечниками. Кого-то ненароком прижали к стене, и он сейчас вопил на всю улицу, смущая умы и сердца и без того взволнованных бояр, кои кучковались вокруг своего вконец перетрусившего предводителя, княжича Ратмира. Последний тоже кричал довольно громко, временами переходя на визг почти бабий:
– Остановите их, ради Перуна!
Увы, княжич требовал от бояр невозможного. Поток, хлынувший от усадьбы Бутуя к центральной площади Расены, не смогли задержать даже конные беры князя Волоха, в полном порядке отступавшие к городским воротам. В голове атакующих находились мечники боярина Ерменя, которые много кричали, размахивали мечами и секирами, но если и рубили, то только горожан, которые на свою беду оказались свидетелями странного действа. Что же касается мечников-асов, то за неимением врага они принялись трясти богатых горожан, выгребая из их домов ценное имущество. Особенно пострадали в эту ночь купцы, имевшие неосторожность поселиться рядом с дворцом Кипеня. Недавнее обиталище изменника Волоха было разграблено до нитки, но сам князь Себерии не пострадал и благополучно покинул город вместе с тысячей мечников.
– Свершилось! – громко воскликнул боярин Ермень, когда преданные ему беры закрыли за Волохом городские ворота.
Что, собственно, свершилось, не понял почти никто, но торжествующий вопль понесся по городу со скоростью пламени, подгоняемого ветром, и достиг наконец ушей княжича Ратмира и его верных бояр.
– Ну вот, – торжественно произнес боярин Бутуй, – изменник Волох покинул город на виду у неприятеля, и ты, княжич Ратмир, с полным правом можешь объявить себя воеводой.
– Какого еще неприятеля? – взвизгнул недостойный брат князя Родегаста. – Это вы, бояре, изгнали князя Себерии из Расены.
– Стыдно, княжич, сваливать свою вину на преданных тебе ближников, – холодно заметил Синегуб, беря коня Ратмира под уздцы. – Весь город видел, как ты лично возглавил напуск на коварного сына Слепого Бера.
К рассвету княжич Ратмир слегка поостыл и даже впал в задумчивость. Этому способствовал и установившийся в городе порядок. Часть разграбленного ночью имущества даже удалось вернуть хозяевам. Мечники мятежных бояр разъезжали по притихшему городу и без раздумий рубили головы всем, кто осмеливался вслух задавать неуместные вопросы или иным способом пытался возбудить горожан против нового воеводы. Впрочем, расенцы в массе своей к перевороту отнеслись спокойно. Как только стало ясно, что никакого штурма не было, что псиглавцы и волкодлаки в город не входили, а виной ночного переполоха были пусть хамоватые, но свои, доморощенные, мечники, так многие сразу же успокоились и вернулись к своим повседневным делам. Да и с какой стати природные асы должны горевать о каком-то князе Себерии, человеке пришлом и не имеющем в городе никаких корней. Прошелестел, правда, по городу слух, что коварный Волох увел с собой и беременную княгиню Лелю, но и эта весть не слишком растревожила души горожан. В конце концов, не станет же Волох, каким бы бером он ни был, убивать родную племянницу. А в остальном все было как всегда. И Торг открылся в положенное время, и городские ворота гостеприимно распахнулись навстречу мужицким подводам, везущим в Расену необходимую снедь. О Яртуре пока не было ни слуху, ни духу. Болтали, правда, на Торгу о грифонах, псиглавцах, волкодлаках и даже вампирах, якобы виденных в окрестностях города, но поскольку о нечисти асы судачили уже не первый месяц, особого впечатления на горожан эти рассказы не произвели. От земледельцев горожане узнали и о дальнейших действиях Волоха. Оказалось, что князь Себерии не сбежал к Яртуру, как полагали многие, а ушел со своими берами в Асгард к князю Родегасту. И это не могло не наводить самых умных из асов на размышления. И по всему выходило, что княжич Ратмир действовал этой ночью не по воле старшего брата, а в пику ему. И как бы эта ссора между братьями не вышла боком расенцам. Чего доброго, князь Родегаст вместо того, чтобы спросить за ночные бесчинства с княжича и бояр, обрушит свой гнев на горожан, в этот раз ни в чем не повинных. К вечеру ворота, однако, прикрыли наглухо, и по городу пополз слух, что Яртур, коего так долго ждали и уже не чаяли увидеть, все-таки идет к городу, чтобы взять его в кольцо.
Первым эту устрашающую весть донес до ушей княжича Ратмира боярин Влад. Заговорщики ждали от княжича очередной истерики, но младший брат князя Родегаста отнесся к словам Влада неожиданно спокойно. Более того, в его жестах стала проглядывать уверенность, прежде ему не свойственная. Эта удивительная перемена, случившаяся с Ратмиром в течение одного дня, заставила бояр призадуматься. Однако и объяснение ей удалось отыскать почти сразу. Просто княжич Ратмир боялся своего брата князя Родегаста гораздо больше, чем Яртура. Что говорило, между прочим, скорее о его уме, чем о глупости.
– Против Яртура нам не устоять, – выразил общее мнение боярин Синегуб. – А потому следует направить к кагану посольство и оговорить условия сдачи Расены.
– А какими должны быть эти условия? – насторожился Ратмир.
– Прежде всего признание верховной власти в Асии за тобой, княжич, – ласково улыбнулся Бутуй. – Князь Родегаст потерял разум и не может далее оставаться на великом столе.
От такого предложения Ратмир слегка опешил. О верховной власти он, конечно, грезил, но сказать, что он за нее боролся, было бы большим преувеличением. Скорее всего, власть просто упала на его поникшие плечи в силу удачно сложившихся обстоятельств. И самое скверное было в том, что Ратмир не мог отказаться от этого неожиданного дара судьбы. Ибо отказ означал для него смерть либо от рук мятежных бояр, либо от рук старшего брата.
– Зато ты сможешь сочетаться браком с дочерью боярина Бренко, не спрашивая разрешения Родегаста, – подсластил пилюлю Бутуй.
Эти слова хитроумного боярина стали для Ратмира решающими, ибо младший брат князя Родегаста влюбился без памяти, быть может, впервые в своей жизни. И более того, пользовался взаимностью. Прекрасная Велена с охотою согласилась стать второй женой княжича Ратмира, но непреодолимым препятствием на пути к счастью для них был именно Родегаст. По двум причинам. Во-первых, из-за проклятия Слепого Бера, которое продолжало отравлять жизнь Ратмира, во-вторых, из-за нежелания Родегаста смешивать благородную кровь асгардских владык с кровью предателя Бренко. Старший брат уже дал понять княжичу, что одной жены ему хватит за глаза и что брак с незаконнорожденной уронит Ратмира в глазах народа. Княжичу ничего не оставалось делать, как проглотить обиду. Однако прекрасная Велена продолжала волновать его воображение и даже будоражить кровь. Ибо рядом с этой девушкой Ратмир чувствовал необыкновенный прилив сил и порой с трудом удерживал себя от безумных поступков. К сожалению, дочь боярина Бренко отличалась строгостью нрава и не соглашалась стать просто наложницей влюбленного княжича. Отстранение от власти князя Родегаста могло решить все затруднения княжича Ратмира. Другое дело, что в одиночку такое предприятие было Ратмиру не по силам. Это он понимал лучше, чем кто-либо. Конечно, внук Слепого Бера союзник опасный, и чтобы привлечь его на свою сторону, Ратмиру придется многим поступиться. Но это многое и без того уже в руках Яртура, ибо князь Родегаст потерял практически все, что можно потерять. И если Ратмиру удастся оградить от разорения хотя бы Расену, доверие к нему асов станет безграничным.
– Хорошо, бояре, – произнес Ратмир. – Я согласен заключить союз с Яртуром.
Вести переговоры с каганом было поручено Бутую и Синегубу. Оба боярина отличались умом и рассудительностью, а Бутуй к тому же был лично знаком со многими ближниками Яртура и пользовался их доверием. Асские бояре, втянутые в заговор отчасти даже против своей воли, очень хорошо понимали, что прощения от князя Родегаста им не будет, а потому спешили засвидетельствовать свое почтение Ратмиру, которого отныне все называли князем, хотя это высокое звание ему еще предстояло заслужить. Так же как и доверие волхвов, впрочем. Именно из их уст должно было прозвучать слово Перуна, которое вознесло бы младшего брата Родегаста на недосягаемую высоту.
– Нельзя допускать в Расену псиглавцев и волкодлаков, – с надеждой посмотрел на Бутуя боярин Биллуг. – Каган Яртур должен нас понять. Это может вызвать волнение в городе, наши обыватели не привыкли к такому соседству.
Биллуга поддержали старейшины Расены, как боярского, так и купеческого звания. Все хорошо понимали, что от грабежей и насилия победителей не сможет удержать даже каган, но пусть хоть насильники будут в облике человечьем, а не зверином.
– Сделаю все, что смогу, – прижал руки к груди Бутуй. – Думаю, Яртур и сам понимает, что с асами лучше договориться миром, чем понапрасну лить кровь под стенами Расены.
Нельзя сказать, что в стане Яртура не ждали посольство из столицы Асии, но никто не предполагал, что оно появится раньше, чем войско внука Коломана охватит город железным кольцом. Такая поспешность настолько не вязалась с прежними представлениями о гордых асах, что многие себерские и биармские бояре в окружении Яртура заговорили о ловушке. Возможно, именно поэтому боярина Бутуя приняли в роскошном шатре Яртура с куда меньшей сердечностью, чем он ожидал. Сам каган, сидевший в кресле, похожем на трон, даже не поднялся навстречу посланцам княжича Ратмира, а только небрежно кивнул в ответ на их приветствие. Кагана окружали не менее полусотни бояр, биармцев, туров, орланов, был здесь и вождь волкодлаков Стемир и даже несколько вожаков псиглавцев, выделявшихся на общем фоне своей устрашающей и уродливой внешностью. Пока все эти люди и нелюди молчали, но в глазах их явственно читалось недоверие. И каган Яртур не был в этом ряду исключением.
– Если я вас правильно понял, бояре, то мой родич княжич Ратмир желает встать под мою руку? – холодно спросил у послов Яртур.
– Именно так, каган, – склонился перед ним в поклоне Синегуб. – Ратмир готов принести тебе клятву верности именем Перуна или Ярилы, по твоему желанию, и признать твое верховенство над всеми землями Великой Скифии, в том числе и над Асией. При условии, конечно, что ты подтвердишь его права на владение землей предков.
– И на Асгард? – нахмурился Яртур.
– На звание владыки Асгарда княжич Ратмир не претендует, – спокойно отозвался Синегуб.
Эти слова асского боярина вызвали удивленный шепот в окружении кагана. Шутка сказать, княжич Ратмир, потомок Ударяющего бога, отрекается не просто от звания, но и от пути, коим его предки следовали на протяжении по меньшей мере тысячи лет.
– На это есть серьезные причины, – вздохнул Бутуй. – Но с твоего разрешения, каган, мы расскажем тебе о них наедине.
– Воля ваша, бояре, – кивнул Яртур. – Что же касается моего родственника, княжича Ратмира, то я готов взять и его, и Асию, подвластную ему, под свое покровительство.
Слова кагана вызвали вздох разочарования среди ближников. Расена была лакомым куском, слухи о богатствах, накопленных ее жителями, будоражили умы многих беров и туров, не говоря уже о волкодлаках и псиглавцах, всегда готовых ограбить и ближнего, и дальнего.
– Наша цель – Асгард, – твердо сказал Яртур, и вспыхнувший было ропот мгновенно стих. Ибо по сравнению с величественным замком, построенным Перуном и доверху набитым золотом, Расена смотрелась нищей деревней. Другое дело, что за обладание сокровищами Асгарда придется заплатить очень большую цену. Это понимали все. Но, похоже, сторонники Яртура, собравшиеся в это осеннее утро в шатре, верили в счастливую звезду своего вождя.
Торжественный прием послов княжича Ратмира завершился пиром, как это и положено по обычаю. Столы расставили прямо в чистом поле, благо не по-осеннему жаркая и солнечная погода позволяла и хозяевам и гостям насладиться вином и яствами. Боярину Бутую удалось во время пира перемолвиться с царем Аркасаем и князем Велемудром. И сармат, и ашуг не скрыли от боярина своего разочарования. Похоже, оба надеялись, что победное шествие Яртура будет остановлено здесь, под Расеной, и что асы все как один готовы будут умереть за свои и чужие интересы.
– Не все так просто, как вам кажется, князья, – вздохнул Бутуй. – Нашим землям грозит опасность, по сравнению с которой нашествие Яртуровых орд всего лишь мелкая неприятность, на которую можно махнуть рукой.
– Ты в своем уме, боярин? – оторопело уставился на новоявленного пророка простоватый Аркасай.
– Увы, – развел руками боярин. – Прозрение началось, это все, что я могу вам сказать, князья. Кстати, разве боярин Бренко не привез выкуп за ваше освобождение?
– Привез, – неохотно отозвался Аркасай. – Но мы решили задержаться в стане Яртура, дабы собственными глазами увидеть битву за Асгард.
– И насладиться поражением кагана, – криво усмехнулся Бутуй. – Я понимаю ваши чувства, князья, ибо сам еще недавно был пленником. Но хочу, чтобы вы знали – поражение кагана обернется нашей неминуемой гибелью, тогда как его победа, возможно, даст людям шанс продолжить свое существование.
Аркасай и Велемудр переглянулись, похоже, оба решили, что Бутуй либо сошел с ума, либо продался с потрохами внуку Слепого Бера. И в том, и в другом случае на боярина следовало махнуть рукой и с этой минуты держаться от него как можно дальше. Иного мнения в отношении Бутуя придерживался боярин Весень, не замедливший напомнить о себе, как только пир подошел к концу. По виду ближник Слепого Бера был сама любезность, но в карих глазах его стыло недовольство. Подхватив посла под руку, он увел его в свой шатер для доверительного разговора.
– Не скрою, я недоволен тобой, боярин Бутуй, – сразу же взял быка за рога Весень. – Ермень по-прежнему жив-здоров, не говоря уже о Ратмире.
– Падение Ратмира – вопрос времени, – спокойно отозвался ас. – И падение это состоится со дня на день. Велена не упустит свою жертву.
– А зачем ты вступил в союз с сыном рахмана Приама?
– Ермень – единственная ниточка, связывающая нас с Волохом, который ныне обосновался под крылышком Родегаста и готов помочь своему сыну взять неприступный замок.
– Ты шутишь, боярин? – нахмурился Весень.
– Кудесник Баян посетил на днях Асгард, – спокойно ответил Бутуй. – Он считает, что Прозрение началось. Не пройдет и месяца, как Око Аримана откроется. Ты, вероятно, догадываешься, боярин, чем это обернется для всех нас.
– Я не верю Баяну, – слегка побледнел ближник Слепого Бера.
– Зато я верю Волоху, – твердо сказал Бутуй. – Князь Себерии никогда бы не полез в Асгард, если бы в этом не было крайней необходимости.
– Если Прозрение действительно началось, – задумчиво проговорил Весень, – то остановить его будет крайне трудно.
– Ты предлагаешь бежать?
– Куда бежать-то, – поморщился Весень. – От Аримана нас даже Вий не защитит. Ибо Вий слеп, а Ариман – зряч.
– И что ты предлагаешь?