Колодцы ада Мастертон Грэхэм
— Я думаю.
Я задумчиво потер шею.
— Когда ты проверял воду, ты сказал, что организмы и грязь с глубины, так? Около полутора миль, наверное?
— Точно. Там, наверное, лежал Чулт, когда начал оживать. Эти своды и палаты идут вглубь на мили, и все затоплены. Это послужило причиной снов Джимми о плавании в воде под тоннами камня. Но сейчас вода поднялась сюда, и Чулт свободно передвигается здесь по всем водам.
— Ты хочешь сказать, что Чулт начал заражать воду в другом месте? — тупо спросил Картер.
— Это только теория. И все же — да.
Картер расстегнул кобуру.
— Видите ли, — сказал он, — я не знаю, как вы, но я достаточно повидал невинных людей, мутировавших в ракообразных, шатающихся по округе и убивающих не менее невинных людей. Если Мейсон говорит, что нам нужно потревожить этого Чулта, чтобы он вышел, тогда давайте потревожим его.
Дэн поднял руку и сказал:
— Картер, я бы не…
Но Картер был раздражен и настроен решительно. Он вынул револьвер, прицелился вниз, в озеро, и дважды выстрелил. Вся пещера наполнилась оглушительным эхом, а Шелли вспрыгнул на балкон и нервно прижался к моим ногам. Последний раз повторившись, эхо пропало, и все стихло.
Вода мало пострадала. Но круги поблескивающей ряби побежали по поверхности, мягко отразились от сталактитов и вернулись. Мы стояли и смотрели, как затихала рябь на воде.
— Похоже, пули его мало беспокоят, — сказал Картер. — Может, надо попробовать камнями.
Я сказал:
— Подожди минутку. Мы все высказались за то, что это место похоже на собор. Может, это преднамеренно. Может, это специальное место для дьявольской молитвы.
— Как можно преднамеренно устроить такое? — спросил Дэн с неприкрытым скептицизмом. — Этим сталактитам нужно двадцать тысяч лет, чтобы достигнуть такого размера. Двадцать тысяч лет.
— Может быть, — сказал я ему. — Но мы имеем дело со зверем, способным затопить комнату на втором этаже и заставить воду исчезнуть, причем ему это ничего не стоит. Мы имеем дело со зверем, которому больше двух миллионов лет, со зверем, существовавшим до зари человечества. С чем-то невероятно древним и могучим. Это Сатана, Дэн. Подумай об этом. Разве Сатана не мог сделать себе такое местечко?
— С большой натяжкой это возможно, я полагаю.
— Хорошо, с натяжкой. А если с натяжкой предположить, что если мы оскверним это место, если мы призовем Бога, силы добра, то Дьявол выйдет из воды и попытается остановить нас?
Картер и Дэн переглянулись без особого энтузиазма.
— Я не очень уверен на этот счет, — сказал Картер. — Что, по-твоему, мы должны спеть? «Возвращение в лоно Господне?» Мое пение гимнов может осквернить любое место, какое захочешь, но я не уверен, что это поможет.
— Давайте просто произнесем благословение. Давайте призовем сюда христианство.
Дэн вздохнул.
— Хорошо. Хотя можно было придумать что-нибудь и поглупей.
Мы склонили головы и молча стояли. Шелли капризно царапал землю и терся о мою ногу, но я намеренно игнорировал его. Я хотел сконцентрироваться на Боге, его сыне Иисусе Христе, Духе Святом и знаке распятия. Я хотел увидеть сияние, что-нибудь, что раскрыло бы сущность этой пещеры — темного собора Ада.
Я поднял глаза. Я сказал тихо, но отчетливо:
— Именем Отца, Сына и Святого Духа мы провозглашаем здесь нашу веру в добро и служение христианству. Мы отвергаем дьявола и деяния его. Мы благословляем это место именем Господа нашего и всем, что правильно в мире этом. Мы изгоняем зло.
Под землей послышались глубокие, сдавленные раскаты. Похоже, начиналось новое землетрясение. Поверхность озера задрожала и покрылась рябью, а позади нас начали падать камни.
— Мейсон, остановись, — сказал Картер.
Но останавливаться было поздно. К тому же, если мы собирались разбудить Квита в одной из его подземных пещер, нам приходилось пользоваться всеми возможными средствами.
— Мы благословляем это место, — повторил я. — Мы просим Господа Бога освятить это место и изгнать отсюда все зло. Мы просим Бога сделать его непригодным для Квита, который есть так же Чулт, или Сатана.
Сотрясение было таким сильным, что мы еле удержались на ногах. Большой сталактит отломился и упал с потолка над балконом, рухнув в метре от нас и разлетевшись на кусочки. Мы оглохли от бесконечного и тягостного грохота, Дэн закричал:
— Озеро! Мейсон! Озеро!
Я поднял фонарь и посветил на темные своды, на бурлящую поверхность воды. Из нее поднималось сгорбленное и мокрое пятнистое ракообразное таких размеров и ужасающей внешности, что я чуть не выронил все из рук и не пустился наутек. Его клешня поднялась из озера с таким шумом, будто из воды подняли автомобиль, а его клюв щелкал и скрипел. А что хуже всего, из челюстей и клешней свисали мокрые остатки одежды, а на усиках висели клочья человеческого мяса. Сквозь сжатые зубы Картер сказал:
— Дэн, я хочу, чтобы ты кое-что сделал, и это приказ. Иди обратно в тоннель и принеси противотанковое ружье. И побыстрей. Мы с Мейсоном попробуем задержать эту тварь, пока ты будешь ходить.
Дэн колебался, но Картер резко бросил:
— Иди! Это наш единственный шанс!
И Дэн ушел. А мы с Картером и Шелли остались на балконе. Краб поднимался все выше — животное, кишащее роговыми пластинками и шевелящимися щупальцами; бездушный монстр с единственным желанием вырвать наши внутренности и отнести в коллекцию своему хозяину.
10
Картер быстрыми движениями вставил новую обойму и, защелкнув пистолет, поднял его и встал в стойку как у Гари Купера во время нападения преступников на почтовый поезд. Все, что мог найти себе я, было острым осколком сломанного сталактита, но я зажал его в руке и стал крутить над головой — это мало пугало чудовище, но давала мне некоторую уверенность. Чудовище все приближалось, веки снимались-одевались на черные блестящие глаза, а клешни щелкали с жадным предвкушением. Мы не видели все тело, но, похоже, оно было вполовину больше, чем Джимми, которого убили на холме. Это чудовище было гораздо более отвратительным, а щели между пластинами кишели присосавшимися огромными пиявками. Запах рыбы был удушающим.
Картер сказал:
— Я попробую в глаза. Я хочу, чтобы ты встал на карачки, Мейсон, потому что я хочу использовать твою спину для прицеливания.
— Хорошо, Картер, — механически сказал я. Я повернул каску козырьком назад и опустился на жесткую, каменистую землю. Картер сгорбился рядом со мной и поднял свой тридцать восьмой калибр.
— Может, если ослепить его, у нас будет больше шансов, — сказал он прерывающимся голосом, будто его кто-то душил. Его толстые локти вонзились в мою спину, когда он тщательно прицелился.
— Не тяни волынку, — сказал я ему. — У меня сейчас сведет спину.
— Чего ты больше хочешь: чтобы тебе свело спину или быть завтраком краба? — спросил Картер.
Я почувствовал, как напряглись его сухожилия, и он выстрелил. Мне показалось, выстрел произвели из моей головы. Я подождал, не шевелясь, и Картер сказал:
— Мимо, черт.
Он выстрелил снова.
— Мимо, — пробормотал он.
Я слышал, как клешни краба заскребли по балкону, а когда он встряхнул своей отвратительной головой, вода дождем рассыпалась над тем местом, где я стоял. Он был уже в пяти метрах от нас, и когда он перегнулся через край балкона, нам оставалось только одно — смыться обратно в туннель.
— Картер, — сказал я как можно более уважительно. — Тебе не кажется, что пора с достоинством отступить? Эта штука слишком уж близко.
Картер хрюкнул. Он сосредоточился на поражении одного из глаз, качающихся на стебельках. Он выдохнул, замер и выстрелил. В ушах звенело от выстрелов, и я почти не услышал скрипучий крик чудовища. Но я хорошо услышал крик Картера:
— Попал! Попал в ублюдка!
Я посмотрел вверх и увидел неуверенно стоящего на краю балкона краба — один из его глаз был разнесен на кровавые клочки.
— На место, — бросил Картер. — Бесполезно, если я не отстрелю оба.
Он опять взял прицел и быстро выстрелил. На этот раз его уверенность и растерянность краба незамедлительно принесли результаты. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как второй глаз сносит со стебля. Картер гикнул и сказал:
— Кто сказал, что я не попаду в гору с трех шагов? Видел выстрел? Вот это я называю Выстрелом.
Краб колебался, а его огромная клешня шумно билась о камни и сталактиты, когда он пытался сориентироваться. Мы отступили, когда он наполовину влез на балкон и слепо размахивал вокруг клешнями, пытаясь добраться до нас. Но без глаз он был слишком медленным и неуклюжим, и нам лишь нужно было прижаться к скале, чтобы избегнуть его клешней.
После нескольких минут поисков краб погрузился обратно в озеро и затих в воде в нескольких метрах от нас, почти погрузившись в воду. Похожие на ленты пиявки, сосавшие раньше мякоть в щелях между пластинами, теперь прикреплялись к окровавленным стебелькам без глаз, и через несколько секунд стало казаться, что у краба новые, шевелящиеся и черные глаза.
— Плохо быть помощником дьявола, а? — сказал Картер, скривив от отвращения рот.
— На нашей стороне не лучше, — ответил я.
Мы ждали почти двадцать минут. Я выкурил сигару, а Картер пару раз хлебнул из фляжки. Краб оставался на месте, плавал в воде так, что наружу высовывалась только часть его панциря и уродливая голова. То и дело земля содрогалась от зловещей вибрации, но Чулта, самого дьявола, не было, а я не собирался вызывать его, пока Дэн не принесет противотанковое ружье.
Наконец мы услышали грохот из туннеля, и появился пыхтящий Дэн. Он протиснулся между двух камней, стоявших у входа в туннель и наполовину скользя, наполовину кувыркаясь, направился к нам. Он был измотан и вспотел, как стадо свиней.
— Ты что так долго? — сказал Картер, беря ружье и осматривая его.
Дэн сел на землю, с трудом переводя дух.
— Ты шутишь, Картер. Я прошел по туннелю вверх и вниз так быстро, будто мне задницу горчицей намазали.
Картер дал ему фляжку, и Дэн отпил хороший глоток. Его передернуло, он проглотил и сказал:
— Ну, и как ты это называешь это пойло?
— Добрый конфискованный самогон, вот как, — сказал Картер.
Дэна опять передернуло.
Пока Картер заряжал противотанковое ружье, я подошел к краю балкона и осмотрел раненого краба. Он плавал в воде так безжизненно, что я подумал на секунду: он умирает. Но когда я подошел на шаг поближе, огромная клешня начала подниматься ко мне, и я понял, что краб все еще настороже. Я пошел обратно к Картеру — тот уже завершил подготовку ружья — и сказал:
— Эта штука зачем-то нас охраняет.
Картер кивнул.
— Я тоже об этом думал. А еще я думал — почему?
— Может, чудовище пытается удержать нас от новой христианской молитвы.
— Сомневаюсь. Похоже, он держит нас здесь, ожидая подкрепления.
Дэн отметил:
— Неизвестно, есть ли вообще подкрепления. Только Джимми и Элисон Бодин мутировали наверняка. О Карлене не было никаких особенных сообщений. Это существо — возможно Элисон, и возможно последнее.
— Возможно, — кивнул Картер. — В таком случае оно может удерживать нас от осмотра озера и выяснения, что же там действительно есть.
Я кивнул в сторону противотанкового ружья.
— Хочешь испробовать это на крабе?
— Да, пожалуй. Выстрел в голову прикончит его.
Я оглянулся на Шелли. С обычной надменностью он отошел в маленькую нишу и сидел там, прикрыв глаза и игнорируя нас.
— Если хочешь начать пальбу, нам лучше отступить, — предложил я. — Неизвестно, насколько крепкая здесь крыша.
— Хорошо, — сказал Дэн, и пока Картер готовился к последней атаке на краба, мы отошли как можно дальше и прикрыли уши руками.
Вставив фонарь в щель между сталактитом и стеной так, чтобы луч освещал голову плавающего краба, Картер прицелился с расстояния всего шесть метров. Вода блестела отраженным светом, а силуэт Картера вырисовывался на ее фоне. Я услышал щелчок предохранителя, и шериф сгорбился, целясь.
Наверное, нужно было догадаться, что краб был быстрей и сильней, чем казалось. Картер мог отстрелить ему глаза, но он забыл, что это существо живет в темноте, в затопленных пещерах под Коннектикутом, и поэтому может двигаться в темноте с той же скоростью и силой, когда захочет, конечно.
Картер не успел выстрелить — существо угрожающе поднялось из воды в фонтане брызг, а его массивная зелено-черная клешня метнулась к голове Картера. Он хрипло вскрикнул, но затем клешня сомкнулась, и его череп хрустнул как орех. Краб бросил его на землю, и его вторая клешня утащила окровавленное тело вниз, под брюшко, где извивающиеся щупальца обвились вокруг него.
Я даже не думал, что делаю. У меня, наверное, началась клаустрофобия от пребывания под землей. Но я поднялся и бросился через насыпь камней, отделявших наше убежище от краба, нырнув за одиноким ружьем Картера. Дэн заорал:
— Мейсон! Это бесполезно! — но было уже слишком поздно, хотя мой мозг отстукивал: «ЭТО БЕСПОЛЕЗНО».
Я споткнулся, упал, опять поднялся, и наконец ружье оказалось под ногами. Я потянулся за его ремнем, поднял его и попытался прицелиться, уперев приклад в плечо. Но затем обзор закрыл всепоглощающий черный панцирь, а все мои чувства были уничтожены страшной тяжестью, которой я не сопротивлялся потому, что не мог. Затем послышался скрежет и царапанье, когда краб сполз обратно в воду, таща меня за собой. Он прихватил меня за левое бедро клешней слишком глубоко в щели между половинками клешни, чтобы сломать кость, но достаточно крепко, чтобы было невозможно освободиться.
— Дэн! — закричал я, но это было все, на что мне хватило времени. В следующую секунду меня затащило в холодную глубину подземного озера, и от испуга я выпустил почти весь воздух.
Краб поплыл прямо в глубину. Я чувствовал, как холодная вода проникает сквозь барабанные перепонки, и я знал, что воздуха у меня на несколько секунд. Я попытался выкрутить ногу, но сила зверя была ужасающей, и я не смог освободиться. Мое лицо ударилось о твердую чешую головы, о колючий хребет и один раз я наткнулся с ужасом и отвращением на один из «пиявковых» глаз. Мы погружались все глубже и глубже, вода становилась холодной и темной, и наконец последний отсвет фонаря Картера исчез. Через секунду или две мне придется вдохнуть воду, и когда я это сделаю, я — труп. Плывя под крутым углом, краб тащил меня на дно озера. Но когда его клешни коснулись камня, он метнулся вбок, пока не достиг широкой расщелины в полу озера. В разрывающемся, нуждающемся в кислороде мозгу появились слова Дэна: «Эти своды и пещеры простираются на мили вниз и все затоплены».
Краб опять нырнул вниз, через расщелину, через туннель с острыми стенками, оцарапавшими мои руки и ноги. Я знал, что не могу сдерживать дыхание, и это означало конец. Мое безжизненное тело затащат в туннели и пожрут в темноте, в самом греховном на земле месте. Это был ад, в самом ужасном и религиозном значении слова. Но как прикосновение святого к плечу, по руке долбануло противотанковое ружье. Я думал, что упустил его, но его ремень зацепился за клешни краба, и оно потащилось за нами. Я вцепился в него, обнялся с ним, пытаясь нащупать в темноте курок и дуло. Мои легкие разрывались, уже почти без воздуха, а мозг замутился от двуокиси углерода. Но я нашел силы воткнуть ружье в тело краба, глубоко в массу шевелящихся щупалец, до сих пор сжимающих тело Картера. И я нашел силу нажать на спусковой крючок.
Последовал взрыв пузырей, когда разрядилась ракета. Затем был рушащийся, грохочущий, крутящийся и напряженный хаос. Краб тяжело перекатился на бок, когда ракета проникла в живот, и я треснулся головой о камень. Через секунду ракета взорвалась, по воде прошло волнение, и я неожиданно оказался на свободе. Подводный дождь осколков панциря, оторванных клешней и шматков плоти окружил меня, когда я отчаянно плыл к поверхности, мои ноги работали, как бешеные. Я молился Богу, чтобы вверху оказались поверхность и воздух, чтобы краб не затащил меня в еще более глубокую пещеру, затопленную до потолка. Я думал о сне Джимми Бодина. Я думал о том, как тону. Я думал об Атлантиде.
«Меня пугает не сама вода, а то, что она под землей, под тоннами непроницаемого камня. Так что, даже если бы я и добрался до поверхности, я не смог бы дышать».
Я увидел над собой странное мерцание. Там моя голова пробила поверхность, и я задышал воздухом. Я изрыгал воду, кашляя и задыхаясь, плавая по-собачьи, пока не расслабился так, чтобы просто дрейфовать. Воздух был настолько холодным, что легкие обожгло и я продрог насквозь. Но в тот момент мне было не до этого. Краб был мертв, а я свободен.
Наконец я перестал задыхаться и начал вместо этого дрожать. Я огляделся и увидел, что плаваю еще в одном подводном озере. Пещера, в которой находилось это озеро, отличалась от дьявольского храма. Она была изогнута как бумеранг, так что с моего места был виден только один конец пещеры, а потолок был высоким, наклонным и из слоистого камня. Самым странным было то, что здесь брезжил свет и я что-то видел. Освещение не было искусственным. Слишком оно было слабым и зеленоватым. Это было тусклое неровное свечение, как светящиеся в темноте надписи. Свет исходил из дальнего конца пещеры, конца, которого я не видел. Набрав побольше воздуха и работая ногами, я поплыл туда, а мокрая одежда тянула меня на дно.
Я измучился, пока смог увидеть дальний конец пещеры, но не настолько, чтобы не остановиться и не уставиться на леденящую кровь, ужасающую сцену, представшую моим глазам, которым я сперва не поверил.
В конце пещеры ярусами шли сталактиты и сталагмиты завораживающей формы, и все они пульсировали тусклым зеленым светом. Они доходили до крыши, как необычный орган, и вся стена вокруг площадки из камней была усеяна их трубами. То, что лежало на площадке, ужаснуло меня больше всего. Оно было похоже на огромную черную личинку с сухой и морщинистой кожей там, где тело не было погружено в воду. У него были блестящие темно-коричневые жвалы, откуда торчала целая куча человеческих потрохов. Оно было метров тридцать длиной и метров шесть высотой, цвет и мягкость его тела были тошнотворней, чем у самого отвратительного червя. Это был Квит, Звериный Бог из бездны. Это был Чулт, мерзкий дух Атлантиды. Это был Сатана в стадии личинки. Я не знал, что делать. Я не мог больше грести, потому что ноги заледенели. Но мне надо было где-то вылезти из воды. А единственным пригодным для этого местом была та кровавая площадка, на которой кормился Чулт.
Конечно, можно было нырнуть обратно и попробовать найти туннель, через который принесло меня чудовище, — но я не сомневался, что это верная смерть. У меня просто не было сил.
Я уже собрался плыть на другую сторону пещеры, чтобы посмотреть, есть ли там площадка, когда знакомый голос позвал:
— Мейсон! Это ты? Мейсон.
Я обернулся к ужасному пляжу, где в крови возлежал Чулт. Каким— то образом личинка исчезла, и там кроме камня ничего не было.
— Мейсон! — позвал голос, и я понял, что это Рета. Но какого черта делала Рета в этой богом проклятой пещере? В последний раз я ее видел на пути в нью-милфордскую больницу с растянутой лодыжкой. И все же
— это была она. Она стояла у края воды в своем белом лабораторном халате. Она махала рукой. Не возникало и тени сомнения, что это она. Я, задыхаясь, позвал: — Рета! — и поплыл к пляжу. Рета встряхнула светлыми волосами и начала расстегивать халат. Я был теперь в пятнадцати метрах от нее и видел, как она улыбается мне. В промежутках между гребками я прокричал:
— Как ты — забралась — сюда? Здесь что — есть выход?
Она не ответила. Вместо этого она сняла халат, и на ней оказалось ярко-красное нижнее белье. Красный полулифчик, открывавший большие соски. Красный пояс с подвязками, держащий прозрачные красные чулки. И красные трусики, которые едва прикрывали ее.
Я проплыл последние метры с усилием. Наконец мои ноги коснулись земли, и я бросился к Рете, как капитан Уэбб после удачного преодоления Ла-Манша. Я прокашлялся, выплюнув воду и протянул к ней руки.
Она расстегнула лифчик, и ее грудь свободно заколыхалась. Отстегнув подвязки, она скатала чулки. Затем повернулась и кокетливо пошла от меня по неровной каменной поверхности, подрагивая белыми голыми ягодицами, между которыми проходила тонкая красная полоска эластичных трусиков.
— Ты хочешь меня? — спросила она меня через плечо.
Я остановился. Хотел ли я ее? Конечно, хотел. Но какого черта она здесь делала? Она не могла быть здесь. Это не могла быть Рета. Но если не Рета, то что это? Или кто?
— Ты идешь? — позвала Рета. — Давай же, любимый, мы можем лечь здесь и делать все, о чем ты когда-либо мечтал.
Я оставался на месте. Теперь я испугался. Продрог, трясся и испугался. Куда делась черная личинка? Где кровь и потроха?
Я твердо сказал:
— Ты не Рета. Ты не можешь быть Ретой. — Она заколебалась. Она уставилась на меня, и в первый раз я увидел, что ее глаза — не глаза Реты. Они были темными, змеиными, злобными. Они наблюдали за мной из-за лица Реты, как из-за маски.
Она открыла рот, но вместо того, чтобы говорить, извергла поток черной одутловатой морщинистой плоти. Сначала я подумал, ее рвет, но затем черная плоть выросла до размеров человека, и росла, пока не разрослась до размеров личинки, кормившейся на берегу. Образ Реты был полностью поглощен, и я столкнулся лицом к «лицу» с Чултом в его обычном ужасном и гротескном виде, с похожими на ножницы жвалами и глазами тусклыми и невыразительными, как у насекомого. Я отступил от этих ужасных челюстей и поскользнулся на ошметках человеческого мяса.
Голос прошептал:
— Я сталкивался раньше с вашим родом. С людьми, кто пытался перечить мне. Люди, которые наивно и глупо думали, что могут помешать мне занять мое по праву место в этом мире. Ваша слабость не достойна презрения. Ваши грехи так незначительны, что вас трудно соблазнить даже смертью, подобающей человеку.
Я продолжал отступать. Может, это не помогло бы мне, но я не собирался оставаться там для украшения личного пляжа Чулта. Я сказал:
— Ты был побежден раньше. Ты будешь побежден вновь.
— Не буду, пока есть глупость, ревность и животная похоть. Я величайший из богов далеких Гиад, помни это, и пока люди молятся злу, я буду жить и править, даже когда сплю в колодцах и пещерах и жду дней Атлантиды.
— Атлантида не поднимется.
Личинка двинулась ко мне. Может, это было мое воображение, но я видел мельком знакомые лица на его насекомоподобной физиономии. Я видел Дэна, Картера, Джимми Бодина. Я видел Элисон, но это была Элисон, которую я узнал с трудом, со ртом, растянутым в дикой гримасе и глазами красными, как будто наполненными кровью. Я видел Рету, улыбающуюся с вульгарной похотливостью. Я видел отца, мать, лица людей, давно забытых или умерших. Я видел себя в моменты слабости, боли или раскаянья.
— Атлантида не восстанет, — прошептал голос. — Но царство Квита — да. Я чувствую вокруг себя мир после веков заточения. Очень хорошо чувствую. Он лелеял мое наследство. Он лелеял похоть, обман и жестокость. Это орудия, с помощью которых я правил, и сейчас, когда я опять начинаю править, они в хорошем состоянии. Только на этот раз мир будет сравним с самой темной ночью, где боль и удовольствие будут единственными маяками на адском горизонте.
Я входил обратно в воду, которая уже дошла мне до колен. Вода была ледяной, и я чертовски хорошо знал, что долго в воде не протяну. А шансов смыться через подводный туннель не было.
Через пещеру прокатилась громовая вибрация, и на моих глазах личинка скаталась и стянулась, как черный парашют, который сложили, и передо мной предстал высокий рогатый человек, одетый в длинный и волнистый черный плащ. У него были высокие скулы, раскосые глаза и кожа цвета пергамента.
— Я морское создание, — прошептал он. — Но это обличье, в котором я всегда шествовал по миру, в древние времена, когда тьма была законом и свет не мог проникнуть в пустыни, болота и странные города, где жили люди и полулюди. Это лицо и тело запечатлено в вашей культуре как объект ненависти и поклонения, и они опять пойдут по миру, оставляя раздвоенный след копыта на тропе ночи. Этот образ называли Сатаной, хотя никогда не знали, что это одно из моих тел в прошедшей вечности, когда я был гордым и злым Агнаргом в мире столь удаленном, что ваш народ никогда не знал его. Во имя Агнарга ваш народ совершал неописуемые грехи, возносил исковерканные молитвы, воздвигал извращенные и перевернутые символы величайших религий. Но это ничто по сравнению с тем, что будет делать Сатана сейчас.
Человек распахнул плащ, раскрыв напрягшийся пенис величиной с лошадиный, цвета старого дерева. Крайняя плоть съехала, и черная жидкость хлынула из пениса, в то время как личинка снова стала приобретать свою обычную форму.
— Люди, ползающие по земле, так беспечны, — прошептал зверь. — Они подозревали о моем присутствии так долго. У них столько историй о днях моего величия. Но они никогда по-настоящему не верили, что я все еще жду Дня Зла, когда раскроются могилы не для суда, но для того, чтобы поднялись мертвые и охотились за живыми. Живые всегда питались мертвыми, теперь очередь трупов и их несчастных душ. Они никогда не подозревали, что каждая из их легенд — часть мозаики, которая могла подтвердить мое существование. Да — боги пришли со звезд в дни, когда ваш народ немногим отличался от зверей. Мы открыли им силы и дела столь колдовские, что люди лишь шепотом говорят о них сейчас. Мы превращали людей в морской народ, чтобы они могли служить нам и на суше и в воде, где были наши величайшие твердыни. И все же вы забыли водяных мутантов, которые устрашали вас, или если не забыли, то думаете, что это сказочный вымысел. Вы называете их русалками и водяными и плетете о них черт те что в детских историях. Мы делали и другие вещи. Мы двигали такие огромные камни, что ваш народ верит сейчас, что предки ваши были волшебниками. Мы опутали землю сетью психических нитей, по которым общались и которые, по людскому мнению, являются волшебными силами. Весь человеческий род контролировался с подводных гор Атлантиды, забытого царства излишеств, злобы и испорченности. Это были великие и ужасные дни. Они вернутся.
Снова личинка начала изменять свою форму, и передо мной появился огромный циклоп газообразной молочно-белой наружности. Он издавал такой сильный запах тухлой рыбы, что я признал его сразу. Единственный глаз был тем символом, о котором говорила миссис Томпсон перед смертью. Создание было тем животным, с которого древний художник списал того, кого популярные ученые считают сейчас «одним из космических богов».
Я упал на колени в холодную воду. Не знаю, зачем. Я измучился, изранился и был побежден, и я не видел возможности убежать, удержать Чулта от освобождения из этих подземных озер и воссоздания на Земле. Я поднял глаза к зверю, и он начал творить для меня иллюзии. Из воздуха он создавал картины, которые жили, бормотали, говорили и дышали. Я видел, как люди сдирали сами с себя кожу загнутыми крюками, крича при этом в агонии. Я видел, как люди взрезали себе животы и вынимали своими руками внутренности. Я видел, как дети жадно пили кровь пополам с вином, и слышал эхо их безумного смеха. Женщины лили пылающее масло себе на голову и стояли с пылающими волосами, мастурбируя в безумии боли. Обнаженные девушки вставали на четвереньки перед шепчущейся толпой и совокуплялись с обезьянами и собаками. Их крики и стоны удовольствия раздавались, казалось, ужасающе близко и в то же время за миллионы миль от меня.
Иллюзии рассеялись. Черное животное было близко, не дальше, чем в двух метрах от меня. Его окружала аура мертвечины, которая пугала и от которой тошнило, и даже его насекомоподобные глаза, похоже, были лишены каких-либо чувств или жизни.
— Что ты собираешься делать? — спросил я у существа, и мой голос подхватило эхо. — Ты собираешься убить меня?
Сначала существо ничего не сказало. Его острые жвалы сочились едким веществом.
Затем оно прошептало:
— Мне нужна твоя сила. Мне нужна твоя плоть. Я пролежал в пещерах так долго, сухим и бессильным. Когда я завладею твоим телом, я поплыву в последнюю из пещер, пещеру, куда вошел ты со своими нелепыми друзьями. Эта пещера будет моим тронным залом и моей неосвященной церковью, и из этой пещеры я начну строить свою новую империю.
Новые сотрясения вызвали рябь на поверхности озера, и зеленое свечение сталактитов и сталагмитов потускнело. Они, должно быть, содержали кристаллики соли, которые возбуждались психокинетической энергией личинки и светились. Я был рад этому, если только радость — подходящее для этого слово. По крайней мере, это лучше, чем быть пожранным в полной темноте зверем, которого я никогда не видел.
Стоя на коленях в воде, я склонил голову и произнес молитву Богу. Господи, что бы плохого я ни сделал, каким бы поспешливым, глупым, заносчивым я ни был, как часто бы ни отказывался принять людские проблемы и страхи всерьез, что бы я ни сделал — пожалуйста, спаси меня от этого сатанинского существа, пожалуйста, спаси всех нас. Аминь. О Господи. Аминь.
На поверхности послышался плеск. Я поднял голову и повернулся. Личинка тоже подняла голову, и я увидел, как ее глаза оглядывали воду.
Через несколько секунд я увидел то, что издавало плеск. Это было человеческое, точнее женское тело, и оно тихо плыло к нам, подталкиваемое тем сотрясением, которое высвободило его из ловушки в туннеле. Это была Элисон Бодин, мой добрый друг и ужасный враг; смерть наконец-то освободила ее от бремени клешней, чешуи и щупалец крабообразного. Даже если Бог не спас меня от Сатаны, Он взял душу Элисон и вернул ее тело в нормальное состояние.
Внимание Чулта сконцентрировалось на трупе. Его жвалы задрожали и заскрипели, а черное морщинистое тело сократилось от возбуждения. Это было мертвое человеческое мясо, то, чего хотел Дьявол. Это было истерзанное тело, которым можно было кормиться.
Чулт скользнул в воду почти без плеска. Он плыл быстро и уверенно, тридцать метров черного тела, как акула или хищный угорь. Через секунду его жвалы сомкнулись на теле, Элисон и он зазмеился обратно, пробираясь на сушу.
Это был мой единственный шанс. Я вдохнул огромное количества воздуха и оттолкнулся от каменного дна изо всех своих последних сил, которых, да поможет мне Бог, оставалось немного. Чулт, выволакивая тело Элисон на берег, даже не заметил, что я исчез и паническими гребками плыву к тому месту, где выплыл в эту пещеру. Я плыл и плыл и, казалось, пока я одолевал очередной метр, проходила вечность.
Я оглянулся через плечо. Тело Элисон распростерлось на камнях, и личинка склонилась над разорванными верхними покровами. Я вздохнул еще раз и сильнее заработал руками, уверяя себя, что мои ноги не замерзли, что руки не застыли и что я смогу. В первый раз в жизни я не верил себе.
Наконец Чулт и его мертвая жертва исчезли за поворотом и я завис над местом, где, как я думал, я выплыл. Я поднял голову и сделал три глубоких вдоха. Затем я всосал в себя четвертый вдох, настолько мучительно глубокий, насколько можно, нырнул в озеро и направился на дно.
Холодная вода просочилась в нос и уши, но я плыл вниз с широко открытыми глазами, ища туннель, который вел в следующую пещеру. Слабое зеленое свечение тускнело, и вскоре я плыл в полной темноте, толкая себя вниз и вниз, на дно.
Я достиг дна раньше, чем ожидал. Но там был твердый камень, жесткий и бескомпромиссный. Никакого туннеля. Я медленно плавал вокруг, дергая руками и ногами, чтобы оставаться под водой, и чувствовал себя действительно как водопроводчик в полной амуниции под тремя метрами ледяной воды, ища дыру, на которую у меня, возможно, не хватит дыхания, даже если я найду ее. У меня закружилась голова, и я почувствовал, что глупею: в голову пришло, что если я вдохну воду, как во сне, то поплыву как во сне.
Еще не осознав этого, я нашел туннель. Я так сильно барахтался, чтобы удержаться у дна, что вплыл прямо в полость, прежде чем понял, что случилось. Неожиданно вокруг меня оказался камень, а подо мной ничего, кроме воды, не было, и я отчаянно устремился вниз, хватаясь за неровные камни и подтягивая тело.
Прошла вечность. Голова раскалывалась от недостатка воздуха. Но я знал, что у меня есть шанс, а мне только этого и надо было. Я боролся и боролся и затем почувствовал, как поднимаюсь, как весело плыву вверх, пока отраженные перекрестные лучи фонарей не пронизали воду и я не поднялся на поверхность, крича от недостатка воздуха, но целый.
— Мейсон! — позвал Дэн. Я вытер воду с глаз и увидел его на балконе, а рядом с ним Шелли. Там был также помощник Мартина, еще двое офицеров и коротышка в белой спецовке, в котором я признал Пита Лански из «Литчфилдских Карьеров». Я сделал последние несколько гребков к балкону, и Дэн, встав на колени, помог мне, дрожащему и промокшему, вылезти из озера. Дэн был готов расплакаться. Он сжал лысую голову руками и сказал:
— Я думал, я тебя потерял здесь. Я действительно так думал. Что случилось?
Я улыбнулся дрожащими губами.
— Ничего особенного. Потом расскажу. Я хочу убраться отсюда.
Дэн сказал:
— Мы собираемся подорвать пещеру. Вот этим и занимается здесь Пит Лански. Я вернулся и передал, чтобы его привезли.
— Ты собираешься взрывать? — спросил я Дэна. — Что, черт возьми, это дает? Дэн, это существо в следующей пещере этого водоема, и что бы ты ни делал, оно выживет как-нибудь и даст нам прикурить.
Дэн покачал головой.
— Я знаю. Или догадываюсь. Поэтому я позвал Пита. Видишь ли, эта сеть пещер не вся затоплена. Когда ты исчез, я пошел за помощью, но пропустил нужное ответвление на обратном пути и пошел по другому ходу, который ведет в глубокую пещеру рядом с этой. Единственное различие — та была сухой, и когда я посветил фонарем, стало ясно, что она вела вниз к системе сухих пещер.
Помощник Мартино дал мне свое пальто, и я накинул его на плечи. Все равно зубы у меня стучали, и я знал, что мне нужна сухая одежда и бурбон, если я не хочу слечь с пневмонией.
— Ну и что? — спросил я у Дэна. — Ты нашел целую сеть сухих пещер. Ну и что?
Дэн положил руку мне на плечо.
— То, что мы заложили взрывчатку под поверхностью озера здесь, точнее, не мы, а Пит Лански, и пробьем дыру в сухие пещеры, чем опустим уровень во всей системе.
— Засушим Чулта снова?
— Точно.
Я пробежал рукой по мокрым подмерзающим волосам.
— Дэн, — сказал я ему. — В конце концов, ты кое-чего стоишь.
— Я всегда знал, что ты думаешь так, — сказал Дэн. — Теперь бери кота и лезь наружу. Пит говорит, на то, чтобы вставить запал, уйдет не больше десяти минут, а потом мы все уходим отсюда навсегда.
Я поколебался. Я посмотрел на сводчатую пещеру, на темные воды озера, куда затащили столько людей. Не было сомнений, что это — Врата Ада, вход в безбожный мир, где люди вели себя как звери, а звери ходили по земле, как люди. Я вздрогнул, и один из офицеров пошел провожать меня. Шелли шел сзади, надменно отвергнув мое предложение взять его на руки. Понимаете ли, он не любил мокнуть.
Мы протиснулись по туннелю в пещеру летучих мышей— альбиносов, и там меня ждали ремни подъемника. Я пристегнулся, зажал Шелли под мышкой и дернул веревку, чтобы меня выволокли на землю.
Все еще шел дождь, когда буровая установка подняла меня на двор Бодинов. Бурильная бригада сгорбилась в плащах и непромокаемых шляпах, и полиция тоже надела плащи. Воздух был сильно свеж, и фонари светились и отблескивали от луж, а недалеко от них стояла кучка полицейских машин и «скорой помощи» со сверкающими сигнальными огнями.
Мне помогли выбраться на землю рядом с шахтой и отстегнули упряжь. Два доктора подошли ко мне с носилками и спросили, как я себя чувствую.
— Тошно, — сказал я, — от усталости.
Один из них, в залитых дождем очках, дал мне маленькую бутылочку «Юкон Джека», которую я выпил одним духом. Я кашлянул, присел на носилки, подставляя голову дождю. После нескольких минут сидения так я был готов идти в «скорую». Я разрешил им снять с меня одежду и вколоть мне антибиотики на случай, если были заражены мои порезы. Но я не разрешил им везти меня в нью-милфордскую больницу, пока Дэн и помощник Мартино не вылезут и не взорвется заряд. Доктора пытались говорить со мной, но мне было не до разговоров. Я лежал в «скорой», накрывшись одеялом, и думал только об огромной черной личинке, об этом звере по имени Квит, Чулт или Сатана. Это существо оставило на жизни людей столь ужасающую отметину, что память о нем пережила тысячелетия. Это существо вызвало к жизни самые садистские, похотливые и саморазрушительные чувства человека. Это существо из темных подземных пещер намеревалось освободиться.
Неудивительно, что, пока он спал, в Массачусетсе шли суды над ведьмами. Неудивительно, что кельтские рыбаки рассказывали о Шелликоте, ракообразном, заманивающем их на верную смерть. Никакие истории и мифы о злых духах не казались теперь нелепыми или смешными; никакие из теорий о богах со звезд. Все они пошли от Звериного Бога Чулта, правившего Атлантидой, Звериного Бога, который хотел царствовать вновь. Все они были правдой.
Я закрывал глаза и видел непристойные видения дьявола. Я видел бедра женщин, скользкие от крови. Я видел агонизирующие лица мужчин, намеренно увечивших себя. Я видел растоптанных ради забавы странных созданий детей.
Вдруг моего лица коснулась рука. Я открыл глаза. Это был Дэн. Его лицо было темным от грязи, от него воняло пещерами и потом, но он осклабился и сказал:
— Мы почти готовы. Пит подключает детонатор. Они отпустят тебя посмотреть?
Доктора переглянулись и скорчили недовольные физиономии.
Но я сказал тихо:
— Я не хочу смотреть. Просто постарайтесь, хорошо? Вылейте воду из этих пещер.
Появился Пит Лански и заглянул через заднюю дверцу «скорой». Его шерстяная шляпа блестела от дождя.
— Как самочувствие, Мейсон? — спросил он. — Ты выглядишь, как будто побывал в аду.
— Можно сказать и так, Лански. Когда ты собираешься рвать все это?
— Я как раз иду делать это. Скажи докторам, чтоб оставались здесь. Ты услышишь то, чего никогда не слышал.
— Хорошо, Лански. Вы слышали, ребята?
Медики пожали плечами и кивнули. Мы подождали минуты четыре или пять. Затем мы услышали свистящий взрыв, и некоторые из бурильщиков отошли за машины, подальше от опасности. За грохотом последовало ворчание, когда стены, разделявшие пещеры, упали, а затем земля затряслась от тысяч тонн воды, хлынувших через дыру, проделанную динамитом Лански, и каскадом падающих из пещеры в пещеру, осушая дьявольский собор и пещеру, где Чулт жил, кормился и мечтал, пенясь и бурля в туннелях, галереях и подводных расщелинах.
Через некоторое время все затихло. Дэн посмотрел на меня и сказал:
— Ну вот. Похоже, все получилось.
— Кто-нибудь пойдет проверить?
— Попозже, может быть. Но это дело полиции округа. Пусть управляются. На твоем месте я бы вернулся к водопроводному ремеслу.
Я сказал докторам:
— Поехали, ребята. По-моему, ждать особенно нечего.
Один из них сказал:
— Впереди сидит ваш кот. Надеюсь, вы понимаете, что с животными у нас строго. Их нельзя возить в «скорых».
Я закрыл глаза. Я очень устал. Я тихо сказал им:
— Шелли не животное. Он мой друг.
Дэн закрыл заднюю дверцу «скорой», и, по-моему, завыла сирена, когда мы поехали. Но я не был уверен.
Рета пришла навестить меня на следующее утро. Я сидел в кровати, читая обтрепанный экземпляр «Маккола» и посматривая на дождь, заливавший окна. У меня все болело и саднило, и я был не совсем в себе, но я собирался домой, чтобы разобраться с затопленной гостиной. Я собирался вернуться в норму.