Проклятый Мастертон Грэхэм
— Но сегодня ты ее видел?
— Только на минуту. Очень неясно. Как телевизионное изображение с помехами. Но это… была Джейн. Я уверен. А качели… качели качались сами по себе. Это значит, вместе с Джейн. Джейн раскачала качели так сильно, как будто была не духом, а живым человеком.
Джордж вытер губы и задумчиво наморщил лоб. Кейт поднял брови и потер подбородок.
— Вы не верите мне, — заявил я.
— Этого я не говорил, — запротестовал Кейт. — Я вообще ничего не говорил.
— Для тебя это было страшное потрясение, так? — вмешался Джордж. — Собственными глазами увидеть духа. Ты не думаешь, что это мог быть оптический обман, мираж? Иногда ночью человеку черт знает что может присниться, особенно на берегу моря.
— Она сидела на качелях, Джордж. Она была освещена каким-то голубым мигающим светом. Бело-голубым, как фотовспышка.
Кейт сделал внушительный глоток пива и вытер губы тыльной частью ладони. Потом он встал, помассировал себе спину, чтобы избавиться от зуда в позвоночнике, и медленно подошел к окну. Он раздвинул занавески и добрую минуту стоял, повернувшись к нам спиной, всматриваясь в темноту.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что видел, правда? — спросил он.
— Знаю только то, что я видел мою жену. Она уже месяц как мертва, и все же я видел ее.
Кейт медленно повернулся и потряс головой.
— Ты не видел своей жены, Джон. Может, ты вообразил себе, что видишь ее, хотя на самом деле было что-то другое. Да, да. Я сам видел это сотни раз. В старые времена моряки смертельно боялись этого. Это называлось «огни святого Эльма».
— Огни святого Эльма? А что это такое, огни святого Эльма?
— Естественные электрические образования. Их видят чаще всего на мачтах кораблей, на радиоантеннах или на крыльях самолетов. «Безумные огни», как их называют в Салеме. Они мигают, как газовый факел. Именно это ты и видел, так? Такой мигающий свет.
Я посмотрел на Джорджа.
— Кейт прав, — сказал он. — Я сам их видел, когда выплывал на рыбную ловлю. На первый взгляд они действительно выглядят страшно нереально.
— Но я же видел ее лицо, Джордж, — заявил я. — Тут не могло быть никакой ошибки. Я видел ее лицо.
Джордж склонился и положил мне руку на колено.
— Джон, верю тебе, если говоришь, что видел ее. На самом деле верю, что ты видел Джейн. Но мы оба знаем, что духов нет. Мы оба знаем, что не могут восстать мертвые из могил. Мы можем верить в бессмертную душу и вечную жизнь, аминь, но мы знаем, что подобное не встречается на этом свете, ведь иначе повсюду было бы полно искупающих грехи душ, не так ли?
Он потянулся за бутылкой «Фоур Роуз» и налил мне еще один полный стакан. Потом продолжал говорить дальше:
— С самого начала ты храбро, очень храбро переносил это. Не далее как вчера вечером я говорил о тебе с Кейтом, что ты так достойно держишься. Но в глубине души ты очень несчастен, и время от времени эта боль дает о себе знать. Это не твоя вина. Просто так все и есть. Мой брат Уилф утонул в проливе однажды ночью 18 лет назад, и ты можешь мне верить, как я тяжко переживал это многие месяцы.
— Миссис Саймонс говорила мне сегодня, что она тоже видит своего умершего мужа.
Джордж улыбнулся и посмотрел на Кейта, который как раз был занят делом наполнения бокала новой порцией пива. Кейт тоже улыбнулся и покачал головой.
— Не переживай из-за того, что наболтала вдова Саймонса. Ведь известно, что с ней… — он значительно постучал себя пальцем по лбу.
— У старого Саймонса не было с ней легкой жизни, — добавил Кейт. — Он рассказывал мне, что она как-то продержала его всю ночь на дворе в одних кальсонах, потому что он хотел воспользоваться своими законными супружескими правами, а у нее почему-то в дыре не свербело. Как, по-твоему, нормальный мужчина вернулся бы к такой женщине, а тем более, дух?
— Не знаю, — ответил я. Я чувствовал себя все более потерянным. Я даже начинал сомневаться, действительно ли я видел Джейн в саду. И была ли это на самом деле Джейн? Мне было трудно в это поверить и еще труднее было точно припомнить, как выглядело ее лицо. Оно было удлиненным, как на картинах Эль-Греко, с потрескивающими волосами. Были ли эти волосы только электрическими скоплениями, огнями святого Эльма, как их называл Кейт. Он говорил, что они мигают, как горящий газ.
Я закончил второй стакан и поблагодарил за третий.
— Если выпью и этот, то не справлюсь с возвращением домой, даже на четвереньках.
— Хочешь, чтобы мы тебя проводили? — предложил Кейт.
Я потряс головой.
— Если там есть что-то, Кейт, то я должен только сам с этим справиться. Если это дух, то в таком случае — мой дух, и никому до этого дела нет.
— Ты должен поехать отдохнуть в отпуск, — сказал Джордж.
— То же самое мне советовал и отец Джейн.
— Он был прав. Нет смысла сидеть одиноким сычом в этом старом доме и раздумывать о прошлом. Ну, наверно, ты все же справишься!
— Ясно. Спасибо, что вы меня выслушали. Мне на самом деле это очень помогло.
Джордж кивнул головой в сторону бутылки.
— Нет ничего лучше хорошего виски для успокоения нервов.
Я пожал им обоим руки и отправился к выходу, но в холле я повернулся к ним.
— Еще одно, — сказал я. — Вы не знаете случайно, почему раньше Грейнитхед назывался Восстанием из Мертвых?
Кейт посмотрел на Джорджа, а Джордж посмотрел на Кейта. Потом Джордж сказал:
— Этого никто точно не знает. Некоторые твердят, что поселенцы из Европы назвали так это место, поскольку собирались тут начать новую жизнь. Другие болтают, что это просто такое же название, как и другие. Но мне лично больше всего нравится версия, что название было дано в честь Третьего Дня После Распятия, когда Христос восстал из гроба.
— Не думаете, что речь шла о чем-то другом?
— Например, о чем? — спросил Джордж.
— Ну… о чем-то таком, что я сегодня пережил. Миссис Саймонс тоже вроде бы имела такие переживания. И Чарли Манци из лавки.
— Чарли Манци? О чем это ты говоришь?
— Миссис Саймонс сказала мне, что Чарли Манци грезится его умерший сын.
— Это, значит, Нейл?
— Ведь у него же был единственный сын.
Джордж надул щеки в знак предрассудочного удивления, а Кейт Рид протяжно свистнул.
— Эта баба на самом деле свихнулась, — заявил он. — Ты вообще не должен слушать ее треп, Джон. Ничего удивительного, что у тебя теперь появляются привидения, если ты с ней разговорил. Ну, ну, еще тут тебе и Чарли Манци. Говоришь, что он видел Нейла?
— Вот именно, — подтвердил я. Мне стало стыдно, что я верил во все, что мне наболтала миссис Саймонс. Я не мог понять, почему я вообще слушал ее вздоро-бред и почему я решил сесть в ее машину. Видимо, я слишком промок, или был пьян, или даже просто был глуп.
— Послушайте, — я обратился к Джорджу и Кейту. — Я уже должен идти. Но если разрешите, Джордж, я прибегу к вам завтра утром по пути в свою лавку. Вы не имеете ничего против?
— Очень прошу, Джон. Ты можешь великолепно позавтракать с нами. Жена и я, мы делаем такие старинные гречневые лепешки. Она готовит тесто, ну, а мне приходится выпекать их. Непременно забегай, Джон.
— Спасибо, Джордж. Спасибо, Кейт.
— Будь повнимательней, слышишь?
9
Я вышел из-под номера семь и снова погрузился под моросящий дождь. Я свернул вправо, собираясь вернуться домой, но через минуту остановился, заколебался и посмотрел в сторону главного шоссе, где стоял дом миссис Саймонс. До десяти была еще пара минут, так что я подумал, что миссис Саймонс не рассердится, если я нанесу ей визит. Наверняка у нее мало друзей. Мало кто теперь жил у главного шоссе из Салема в Грейнитхед. Большую часть старых домов уже разрушили, чтобы освободить место для бензоколонок, супермаркетов и лавок, продающих забавные сувениры и живую приманку для рыб. Прежние жители Грейнитхеда также ушли, слишком старые, слишком измученные и слишком бедные, чтобы переехать в модные прибрежные резиденции, которые окружали залив Салем.
Дорога заняла у меня добрых десять минут. Наконец я добрался до дома миссис Саймонс — большого квадратного здания в федеральном стиле, с изящным силуэтом, с рядами запертых ставней и фигурным двориком с дорическими колоннами. Сад, окружающий дом, когда-то был ухоженным и старательно спланированным, но теперь одичал и зарос сорняками. Деревьев не подстригали лет пять, и они опутывали ветвями стены, как будто какие-то паукообразные создания, цепляющиеся за одеяния прекрасной принцессы. Однако красота этой принцессы канула в Лету, что я заметил, проходя по выстриженной среди сорняков тропинке. Резные балконы поржавели, в полопавшейся стене были длинные зигзагообразные трещины, и даже декоративная корзина фруктов над главным входом в сад — любимая и фирменная особенность творений Макинтайра — была выщерблена и обгажена птичьими фекалиями.
Ветер из-под Атлантики гулял по саду, посвистывая у углов дома, и бил ледяным холодом прямо в спину.
Я вошел по каменным ступеням во дворик. Мраморные плиты пола выщербились и потрескались, с дверей главного входа краска облазила полосами, как будто дерево отваливалось кусками. Я потянул за ручку звонка, в глубине дома раздался приглушенный звон. Я начал энергично потирать, разогревая, руки, но на этом ледяном ветру им было нелегко согреться.
Ответа не было, поэтому я позвонил еще раз и затем постучал. Дверная рукоять была сделана в виде головы химеры, с искривленными рогами и разинутой пастью разъяренного лица. Один ее вид мог бы перепугать любого даже в белый день, а к тому же она издавала глухой, хмурый гробовой звук, как будто кто-то стучал по крышке солидного, красного дерева, гроба.
— Ну, быстрее же, миссис Саймонс, — вполголоса поторапливал я ее. — Не буду же я здесь торчать всю ночь.
Я решил попробовать в последний раз. Я дернул за звонок, загремел рукоятью в дверь и даже завопил во всю глотку:
— Миссис Саймонс! Прошу вас! Есть ли в доме хоть кто-то?
Ответа не было. Я повернулся и спустился по ступеням дворика. Может, миссис Саймонс куда-то отправилась на визит, хотя я не мог себе представить, куда она могла пойти в это время и в такую погоду. Однако в доме нигде не горел свет, и хотя в темноте мало что можно было разобрать, мне казалось, что занавески на втором этаже не задернуты. Значит, миссис Саймонс не смотрела телевизор и не спала наверху в спальне.
Я обошел дом вокруг, чтобы проверить, нет ли света в окнах сзади. Лишь затем я увидел бьюик миссис Саймонс, запаркованный перед открытыми дверями гаража. Двери гаража колебались и стучали на ветру, но нигде не было и живой души. Никакого света, никакого звука. Только дождь, бубнящий по крыше автомобиля.
Ну что ж, неуверенно подумал я, может, кто-то за ней приехал? Во всяком случае, это не мое дело. Я развернулся, чтобы уйти совсем, когда неожиданно заметил краем глаза белый блеск в одном из окон на втором этаже.
Я застыл, повернувшись, и напряг зрение, щуря глаза под дождем. С минуту ничего не творилось, а потом снова появился блеск, такой краткий, что он мог быть чем угодно — отражением света фар проезжающего автомобиля, молнией, отражающейся в окне. Потом блеснуло еще раз, и еще: упорное мигание теперь длилось дольше, и я мог бы поклясться, что замечал лицо мужчины, поглядывающего на меня из окна.
В первую секунду я захотел убежать. На самом деле, при виде мигающей Джейн в саду я как-то смог овладеть страхом, но затем, когда я вернулся домой, я тут же сдался панике, помчался к передней двери и понесся по Аллее Квакеров, как перепуганный заяц.
Но теперь я набрался немного большей храбрости. Может, Кейт и Джордж были правы, может, сегодня вечером я видел только огни святого Эльма или какое-то другое естественное явление? Кейт говорил, что видел их сотни раз, так что в этом удивительного, что я увидел их дважды подряд?
Была еще одна причина, которая удерживала меня от бегства, глубоко спрятанная причина. Дело было в моем сложном чувстве к Джейн. Если Джейн на самом деле явилась передо мной как электрический дух, то в таком случае мне хотелось бы узнать о таких явлениях побольше. Даже если она не могла вернуться ко мне в физическом облике, наверно же существовал какой-то способ, чтобы связаться с ней и, может, даже поговорить. Может, вся эта болтовня о медиумах и вращающихся столиках имеет какой-то смысл? Может, душа человека это не что иное, как импульс электричества, составляющий его личность, отделяющийся от тела в минуту смерти, но все еще представляющий единство, все еще функционирующий, как человеческий разум? А раз разум содержит также прообраз тела, то разве не возможно, что время от времени тело показывается в виде мигающих нематериальных электрических образований?
Такие мысли клубились у меня в голове, когда я стоял перед домом миссис Саймонс. Я даже попытался открыть заделку кредитной карточкой, как это делают взломщики в кино, но заделка и не дрогнула. Видимо, ранние, девятнадцативековые замки не реагируют на пластик двадцатого века. Я обошел дом с другой стороны, огибая скрюченные, поросшие дикими розами деревья, цепляющиеся ветвями за стены, пока не нашел небольшое окно в подвал. Оно было защищено металлической сеткой, но в соленом морском воздухе железо проржавело, и было достаточно за него пару раз дернуть, чтобы сетка уступила.
Неподалеку, на заросшей садовой тропинке лежала слепая облупившаяся голова мраморного ангела. Я поднял ее, подтащил под стену дома и бросил в окно, как пушечное ядро. Раздался лязг лопнувшего стекла и глухой стук, когда голова шмякнулась о пол подвала. Я убрал пинками оставшиеся обломки, после чего сунул голову в окошечко, чтобы увидеть, что находится внутри.
Там царила полная темнота, была явная влажность, плесень и эта особая вонь гнилья, которая всегда присутствовала в старых домах, поскольку камень и дерево за долгие годы так пропитывались эссенцией минувших событий, что на них как будто оставался осадок грусти, горькая селитра гнева и прокисшая сладость радости.
Я вытащил голову и полез в окно подвала ногами вперед. Я разодрал штанину на колене о торчащий во фрамуге гвоздь и громко выругался в глухой тишине. Но спуск оказался очень легким. В отдаленном углу подвала раздался шорох и возбужденный писк. Крысы, злобные и опасные грызуны, если верить традиции — согласно которой крысы, живущие в Грейнитхед, были беглецами с тонущих кораблей. Наощупь я прошел через подвал с вытянутыми руками, как Слепой Пью из «Острова сокровищ» Стивенсона.
Я прошел по периметру весь подвал, пока наконец не нащупал деревянный поручень и каменные ступени, а при каждом моем шаге крысы пищали, подпрыгивали и поспешно убегали.
Дюйм за дюймом я добрался по ступеням до дверей подвала и нажал на ручку. К счастью, она не была заперта на ключ. Я открыл ее и вышел в холл.
Дом миссис Саймонс построили в те времена, когда Салем был пятым по величине портом в мире и шестым по богатству городом в Соединенных Штатах, поскольку он получал одну двадцатую от государственного дохода в виде таможенных пошлин. Холл тянулся через весь дом, от главного входа до задних дверей, ведущих в сад. Вдоль одной стены бежали великолепные резные ступени. Хотя на мне была обувь в мягкой подошве, мои шаги раздавались эхом по черно-белому полу и возвращались ко мне из темных салонов, пустых кухонь и окруженных галереями лестничных площадок.
— Миссис Саймонс? — закричал я, слишком тихо, чтобы меня кто-то услышал. И мой собственный голос тут же эхом вернул мне: «Миссис Саймонс?»
Я вошел в самый большой салон, высокий, пахнущий пылью и лавандой. Мебель в нем была старомодной, но не антикварной; обычная традиционная мебель, снискавшая себе популярность в середине пятидесятых годов, приземистая и дорогая, якобинская по моде Гренд Рапидс note 3. С другой стороны салона я увидел мою собственную бледную физиономию, отраженную в зеркале над камином, и быстро отвел взгляд, прежде чем меня снова начал охватывать страх.
Миссис Саймонс нигде не было внизу. Я заглянул в столовую, где пахло дымом свечей и прогорклыми грецкими орехами. В кладовую, которая, несомненно, была последним криком моды во времена, когда строился дом. В старомодную кухню с белыми мраморными столами. Потом я вернулся в холл, сделал глубокий вдох и начал подниматься по лестнице на второй этаж.
Я был на середине пути, когда снова увидел бело-голубое свечение за дверями одной из спален. На секунду я застыл, вцепившись рукой в поручень, но я знал, что нет смысла тянуть дальше. Или я узнаю, что означают эти электрические импульсы, или я могу бежать отсюда, забыв о миссис Саймонс, Нейле Манци и обо всем, включая это и Джейн.
— Джон, — заговорил знакомый шепот как раз мне в ухо. Я снова почувствовал шевеление волос на голове, эти уколы медленно нарастающего страха. Из-под дверей спальни еще раз блеснул свет. В абсолютной тишине были слышны лишь приглушенные треск и гудение, которыми обычно сопровождаются мощные электрические разряды. Веяло ужасающим холодом.
— Джон, — услышал я снова, но на этот раз невыразительно, как будто два голоса шептали хором.
Я добрался до верха ступеней. Лестничная площадка была устлана ковром, когда-то толстым, теперь вытертым. На стенах висело немного картин. В царящей здесь темноте я не видел, что на них изображено. Лишь местами из темного масляного фона выступало чье-то бледное лицо, но я не замечал ничего больше, а света зажигать не хотелось, чтобы не переполошить того, что так блестело и мигало в спальне.
Я долго стоял перед ее дверьми. Чего ты боишься? — допрашивал я сам себя. Электричества? Так в этом ли дело? Ты перепугался электричества? Не надо, ты ведь только что сам для себя выдумал прекрасную теорию, объясняющую существование духов, электрические матрицы, импульсы, образования, кучу подобного вздора, а теперь боишься открыть дверь и посмотреть на несколько гаснущих искорок? Ты веришь сам в свою теорию или нет? Ведь если не веришь, то ты вообще не должен был сюда приходить, ты должен был нестись в ближайшую забегаловку с алкоголем, ведь это единственное место, где тебя наверняка не будут посещать никакие духи.
Я взялся за ручку двери и в ту же секунду услышал пение. Тихое, тихенькое, но достаточно выразительное, чтобы заморозить всю кровь во всех жилах:
Мы выплыли на ловлю из Грейнитхед Далеко к чужим побережьям…
Я закрыл глаза и как можно быстрее открыл их из страха, что кто-то или что-то появится, пока я не буду видеть.
Но поймали лишь рыбий скелет, Сокрушенное сердце что в челюстях держит.
Невольно я откашлялся, как будто должен был провозгласить тост. Потом я нажал на ручку и осторожно открыл дверь.
Раздался оглушительный треск, ослепительно блеснул свет. Двери резко открылись, вырывая ручку из моей руки. Я стоял на пороге с открытым ртом, не способный говорить, неспособный двигаться, я всматривался в зрелище, которое было у меня перед глазами.
Это была огромная, богатая спальня с большим, завешенным занавесками окном и резным ложем с балдахином. Напротив, в углу, стояла мигающая, ослепляющая фигура мужчины с широко распростертыми руками. Воздух вокруг него дрожал и потрескивал, насыщенный электричеством, голубые молнии конвульсивно извивались, как черви на сковороде. Лицо мужчины было длинным и худым, удивительно искривленным, глаза выглядели как два черных пятна. Но я видел, что он смотрит на потолок. С необъяснимым чувством страха я также поднял взгляд.
Там висела большая двенадцатиплечная люстра с множеством хрустальных подвесок и дюжиной позолоченных поручней для свечей. К моему удивлению, люстра качалась из стороны в сторону, а когда треск электричества утих, я услышал звон хрустальных украшений, резкий и немелодичный, совсем так, как будто кто-то пытался их стряхнуть, как яблоки с дерева.
Что-то лежало, растянувшись, на люстре. Нет, еще хуже. Кто-то лежал на люстре. Механически я сделал два или три шага вперед и уставился на потолок, совершенно ошеломленный, не веря своим собственным глазам.
Это была миссис Саймонс. Каким-то чудом цепь, на которой висела люстра, пробила ее насквозь, и теперь она лежала лицом вниз на двенадцати разветвляющихся плечах, дрожа и бросаясь, как рыба на крючке, цепляясь за подсвечники и хрустальные подвески, изворачиваясь в непонятной, невероятной муке.
— Боже, Боже, Боже, — лепетала она. Из ее рта текли струйки крови и слюны. — Боже, освободи меня, Боже, освободи меня, Боже, Боже, Боже, освободи меня.
Я посмотрел расширенными глазами на мигавший призрак, который все еще стоял на другой стороне спальни с поднятыми руками. На лице мужчины не было улыбки или гнева, только какое-то хмурое непонятное сосредоточение.
— Сними ее! — закричал я ему. — Ради Бога, сними же ее!
Но мигающий призрак игнорировал меня, как будто мои слова совершенно не доходили до него.
Я снова посмотрел на миссис Саймонс, которая всматривалась в меня вытаращенными глазами из-за висящих подвесок. Кровь начала капать на ковер, сначала капля за каплей, потом все быстрее, пока не хлынула ручьем. Миссис Саймонс сжала хрусталики, которые лопнули в ее руках. Обломки стекла пробили тело и выскочили из ее рук.
Я отступил на пару шагов для разбега, подпрыгнул, пытаясь достать до люстры и сорвать ее с потолка. На первый раз мне удалось только схватиться одной рукой. С секунду я висел на люстре, а потом должен был ее отпустить. На второй раз захват мне удался лучше. Я медленно колебался туда и назад, а надо мной миссис Саймонс содрогалась, истекала кровью и молила Бога о спасении.
Раздался треск, и люстра опустилась на пару дюймов. Потом рухнула на пол с оглушительным лязгом, как тысяча разбитых стекол, таща на себе миссис Саймонс. Вся спальня была заляпана кровью и засыпана осколками стекла.
Я неловко отскочил, но споткнулся и упал на колени. Я немедленно же вскочил опять. Призрак на другой стороне спальни побледнел и почти исчез, оставив вместо себя только дрожащий приглушенный блеск. Топча разбитое стекло, я подошел к миссис Саймонс, встал на колени и положил руку ей на лоб. Тело ее было холодным, как у трупа, но глаза все еще были раскрыты, а губы шевелились, что-то вполголоса бормоча.
— Спасите, — простонала миссис Саймонс, но в ее голосе уже не было никакой надежды.
— Миссис Саймонс, — сказал я. — Я позвоню в скорую помощь.
Она с усилием подняла голову, чтобы посмотреть на меня.
— Слишком поздно, — выдавила она. — Я прошу только… вытяните эту цепь…
— Миссис Саймонс, я же не врач. Я не должен даже…
— Как тут холодно, — прервала она меня. ЕЕ голова снова упала назад, на битое стекло. — О, Боже, мистер Трентон, как тут холодно. Пожалуйста, не уходите.
Я не знал, что я должен делать. С минуту я держал ее за руку, но наверняка она ничего не чувствовала. Я отпустил ее руку.
— Миссис Саймонс, я должен позвонить на скорую помощь, — настойчиво повторил я. — Где тут есть телефон? Есть ли на втором этаже телефон?
— Только не уходите. Прошу вас, побудьте здесь со мной. Он может вернуться.
— Кто может сюда вернуться? Кто здесь был, миссис Саймонс?
— Только не уходите, — прошептала она. Ее веки уже начали дрожать, посылая последние безнадежные сигналы в исчезающий перед ней мир. В темноте я различил белки ее глаз. — Останьтесь. Защитите меня от него.
— Но кто же здесь был, миссис Саймонс? — спросил я ее. — Вы должны мне все сказать. Это важно. Был ли это Эдгар? Был ли это ваш муж? Вы только кивните головой, если здесь был ваш муж. Вы можете кивнуть головой?
Она закрыла глаза. Она дышала медленно и с трудом. Из ее горла вырывался хрип. Я знал, что должен вызвать скорую помощь, но я также знал, что это не поможет. Было уже чересчур поздно.
Она умерла, не сказав больше ничего. Последнее дыхание вырвалось из ее легких, как долгий, протяжный вздох. Я с минуту посмотрел на нее, а потом встал. Стекло захрустело под моими ногами.
Собственно, мне вообще не нужно было спрашивать ее, появился ли сегодня Эдгар в этой комнате. Я знал, что это был он. Так же как и призрак, появившийся на моих качелях, наверняка был призраком Джейн. Умершие возвращались, чтобы преследовать живых, которые их когда-то любили.
И я знал еще больше. С ужасом я отдал себе отчет в том, что эти призраки вовсе не были такими безвредными формами электричества. Эти призраки могли совершать ужасные, непонятные преступления. Могли и хотели.
Я нашел телефон на столике в холле. Я поднял трубку и глухо сказал:
— Прошу соединить с отделением полиции. Да, это срочно.
10
Сержант открыл дверь камеры, и Уолтер Бедфорд поспешно влетел в помещение, слишком быстро для малых замеров этого помещения. Он задержался, посмотрел на меня и незначительно покачал головой, как будто удивленный моим видом.
— Джон?
— Благодарю, что пришли, Уолтер, — сказал я. — Я благодарен вам.
— Вроде бы ты убил эту женщину? — бросил Уолтер. Он не положил папки.
— Да, она была убита. Но не мной.
Уолтер повернулся к сержанту, который привел его.
— Нет ли здесь места, где можно было бы спокойно поговорить?
Сержант немного поколебался и наконец сказал:
— О'кей, на другой стороне коридора есть комната для прослушиваний. Но сами понимаете, что я должен буду оставить дверь открытой.
— Это не мешает, — уверил его мистер Бедфорд. — Проведите нас туда.
Сержант впустил нас в комнату с бледно-зелеными стенами, снабженную обшарпанным столом и двумя складными стульями. На столе стояла переполненная пепельница, а вся комната просмердела старым табачным дымом.
— Вы можете открыть окно? — обратился мистер Бедфорд к сержанту, но полицейский только улыбнулся и покачал головой.
Мы сели друг напротив друга. Мистер Бедфорд открыл папку, вынул желтую пачку бумаги и снял колпачок с дорогой перьевой авторучки. Вверху он отметил дату, подчеркнул ее, затем написал «Дж. Трентон. Убийство». За дверями полицейский громко высморкался.
— Можешь ли мне сказать, что ты делал в доме этой женщины? — спросил мистер Бедфорд.
— Я пошел туда с визитом. Хотел с ней поговорить.
— Согласно заявлению полиции, ты вошел в дом через окошко в подвал. Ты всегда именно так наносишь визиты?
— Я звонил в дверь, но никто не открывал.
— Если никто не открывает на звонок, то это обычно значит, что никого нет дома. Почему ты тогда не ушел?
— Я хотел уйти, но увидел чье-то лицо в окне на втором этаже. Лицо мужчины.
Уолтер Бедфорд записал: «лицо мужчины». Потом спрашивал дальше:
— Был ли этот кто-то тем, кого ты знал?
— Это был кто-то, о ком я только слышал.
— Не понимаю.
— Попросту, — объяснил я, — раньше этим же вечером миссис Саймонс подвезла меня из лавки в Грейнитхед и рассказала мне о нем.
— Описала ли она его.
— Нет.
— Тогда откуда ты знал, что это был именно тот самый мужчина, тот, которого ты видел в окне?
— Но ведь это должен был быть он. Ведь он же не был обычным человеком.
— Что это значит: «не был обычным человеком»? А кем же он был?
Я поднял руки вверх.
— Уолтер, — сказал я. — Ты прослушиваешь меня таким образом, что мне на самом деле очень трудно объяснить все, что произошло.
— Джон, — ответил мистер Бедфорд. — Я прослушиваю тебя так, как тебя будет прослушивать окружной прокурор. Если ты не сможешь объяснить то, что произошло, когда я задаю тебе простые вопросы, то предупреждаю заранее, что на прослушивании у прокурора у тебя будут очень даже серьезные хлопоты.
— Понимаю, Уолтер. Но теперь я нуждаюсь в твоей помощи, а если я не расскажу тебе все по очереди, ты не будешь способен мне помочь. Ты спрашиваешь меня только об одних лишь фактах, но самих фактов здесь недостаточно.
Мистер Бедфорд скривился, но потом пожал плечами и отложил ручку.
— Ну хорошо, — уступил он. — Расскажи мне все по порядку. Только помни, что мы должны будем подогнать твои показания к общепринятым методам прослушивания в суде, иначе ты проиграешь, независимо от того, виновен ты или нет. Все обстоит именно так.
— Считаешь, что я виноват?
Через губы мистера Бедфорда пробежали легкие, но заметные судороги.
— Тебя нашли одного в темном доме с убитой женщиной. Раньше в этот же вечер несколько человек видело тебя с ней в автомобиле, а у полиции еще есть свидетели, которые утверждают, что ты был очень взволнован, прежде чем пошел к ней. Один из них сказал, что ты был «беспокоен и расстроен, будто что-то тебя мучило».
— Честнейший старина Кейт Рид, — с горечью проворчал я.
— Таковы факты, Джон. Неоспоримые факты. Нужно смотреть правде в глаза. Естественно, если ты твердишь, что ты невиновен, то я верю тебе, но, может лучше было бы признаться, чтобы избавить себя от нескольких лишних лет в тюрьме. Роджер Адамс человек рассудительный, с ним можно всегда поторговаться. Или ты даже можешь свалить все на невменяемость.
— Уолтер, я невиновен и я не невменяем. Я не убивал миссис Саймонс, и это все.
— Ты хочешь сказать, что это сделал тот, другой? Тот мужчина, который не был, по твоим словам, обычным человеком?
Я оттолкнул кресло и встал.
— Уолтер, ты должен выслушать меня. Мне трудно об этом говорить, а тебе еще труднее будет в это поверить. Но ты должен помнить только одно, что это — правда.
Мистер Бедфорд вздохнул.
— Ну, хорошо. Говори.
Я прошел через комнату и остановился у окрашенной в зеленое стены, повернувшись спиной к Уолтеру. Мне как-то легче было говорить, стоя лицом к стене. Сержант сунул голову в двери, чтобы проверить, не выскочил ли я в окно, а потом спокойно вернулся к чтению газеты.
— Что-то удивительное творится в Грейнитхед этот весной, хотя я и не знаю, почему это так происходит. Жители Грейнитхед видят удивительные вещи. Духов, если хочешь знать точно и если это все должно объяснить. Во всяком случае, призраков, мигающих и светящихся призраков тех людей, которые жили в Грейнитхед и недавно умерли.
Мистер Бедфорд не ответил ни слова. Я мог себе представить то, что он думает. Типичный случай убийства в состоянии временной невменяемости.
— Миссис Саймонс говорила мне в машине, — продолжал я, — что она видела и слышала своего умершего мужа, Эдгара. Она слышала, как он ходит по дому, она видела его в саду. Она говорила мне, что Чарли Манци, хозяин лавки в Грейнитхед, также видит своего погибшего сына, Нейла.
— Говори дальше, — сказал мистер Бедфорд голосом, холодным, как остывший пепел.
— Вчера под прошлое утро и я пережил что-то подобное. Я слышал, как кто-то качается на старых садовых качелях. Потом, когда вчера вечером я вернулся домой, я снова слышал скрип качелей, поэтому я вышел в сад.
— Совершенно понятно, — вмешался мистер Бедфорд. — Ну и что же это было?
— Не «что», Уолтер, только «кто».
— Ну, хорошо, пусть будет по-твоему. Так кто же это был?
Я повернулся. Я должен был сказать ему это, глядя ему в глаза.
— Это была твоя дочь, Уолтер. Это была Джейн. Она сидела на качелях и смотрела на меня. Я стоял от нее на расстоянии не большем, чем сейчас нахожусь от тебя.
Сам не знаю, какой я ожидал реакции от мистера Бедфорда. Наверно же, я ожидал, что он взорвется гневом, назовет меня мерзавцем или святотатцем и откажется принимать на себя мое дело. Ведь трудно ожидать от кого-то, чтобы этот кто-то поверил в духов, пусть даже и при наиболее благоприятных обстоятельствах. Сама идея, что дух может укокошить старушку в доме у автострады, казалась исключительно мрачной шуткой.
Я сел, опер руки о колени и выжидательно посмотрел на мистера Бедфорда. Его лицо покраснело, мускулы лица дрожали. Но я не мог прочесть выражения его глаз. Его взгляд был обращен вовнутрь, его лицо не выражало ничего.
— Если хочешь, чтобы я поставил вопрос открыто, — продолжил я, — то я не убивал миссис Саймонс. Это сделал дух ее умершего мужа. Знаю, что этого ты не можешь сказать в суде…
— Ты видел Джейн? — неожиданно прервал меня мистер Бедфорд жестким голосом.
Я поддакнул, удивленный.
— Наверно, да. Собственно, я в этом даже уверен. Старина Кейт Рид пытался меня убедить, что это были огни святого Эльма или что-то в этом роде, но я же видел ее лицо, Уолтер, видел так ясно, как если бы…
— Ты не выдумал этого? Ты не пытаешься меня надуть? Это не твоя какая-то злобная шутка, чтобы отыграться на мне?
Я очень медленно покачал головой.
— У меня нет причин, чтобы отыгрываться на тебе, Уолтер. Может, ты и обвинял меня в смерти Джейн, но ты никогда не причинял мне ничего дурного.
— Когда ты ее видел, — начал мистер Бедфорд, с трудом выдавливая слова. — Когда ты ее видел, то как… как она выглядела?
— Немного удивительно. Как будто более худая. Но это была все та же Джейн.
Мистер Бедфорд протянул руку ко рту, и я с удивлением увидел, что в его глазах блестели слезы.
— Она… что-то говорила? — спросила он, проглатывая слюну. — Она что-то сказала? Хоть одно слово?
— Нет. Но мне казалось, что я слышал ее пение. И я несколько раз слышал, как она шепчет мое имя. Вчера утром в кабинете у тебя, помнишь?
Мистер Бедфорд кивнул головой. Волнение угнетало его до такой степени, что он не мог говорить.
— Я слышал о таком. Конечно же, никто не хочет признаваться. Но ведь я же улаживаю все формальности, касающиеся браков, рождения и смертей, поэтому я также мог заметить, что что-то творится, так?
— Не понимаю теперь я, — признался я. — Так что же творится?
Мистер Бедфорд потянул носом, откашлялся и начал искать платок в кармане.
— Я мало, что об этом знаю. Только то, что говорили мне некоторые клиенты. Но многие люди считают, что Грейнитхед вовсе не является обычным городком. Многие считают, что если кто-то живет в Грейнитхед, то он сможет увидеть еще раз своих любимых умерших. Может, знаешь, что городок когда-то назывался Восстание-Из-Мертвых, пока губернатор штата Массачусетс не приказал изменить название на Грейнитхед. А назывался он так потому, что именно здесь умершие посещали живых, пока не соединялись с ними уже после их смерти.
— Значит, ты веришь мне, — потрясенно ответил я.