Проклятый Мастертон Грэхэм

23

Я провел понедельник в лавке, хотя успехи в делах и были небольшими. Я продал корабль в бутылке и комплект гравюр, представляющих розу ветров, выполненный в 1830 году Теодором Лоуренсом, но чтобы дела шли, мне надо было бы еще продать по крайней мере несколько носовых фигур и пару корабельных орудий. Во время перерыва на ленч я направился в «Бисквит» и поболтал с Лаурой.

— Ты сегодня не особенно хорошо выглядишь, — сказала она. — Что-то случилось?

— Моя теща умерла во время уик-энда.

— Но ты ведь ее страшно не любил.

— Я всегда восхищаюсь твоим тактом, — каркнул я, может, немного слишком язвительно.

— В этом заведении мы не подаем такта, — ответила Лаура. — Только кофе, пирожные и сухие факты. Была ли она больна?

— Кто?

— Твоя теща.

— О, гм… с ней случилось несчастье.

Лаура посмотрела на меня, слегка наклонив голову на плечо.

— Ты нервничаешь, верно? — спросила она. — Вижу, что ты нервничаешь. Извини. Ты всегда говорил о своей теще так… что я не поняла. Слушай, я на самом деле извиняюсь.

Я смог выдавить улыбку.

— Тебе не надо извиняться. Я измучен, это все. В последнее время у меня одни неприятности, а к тому же еще постоянно не высыпаюсь…

— Знаю, что делаю, — заявила Лаура. — Зайди ко мне сегодня вечером. Приготовлю тебе мою итальянскую специальность. Ты любишь итальянскую кухню?

— Лаура, тебе не надо этого делать. Со мной же ничего не случилось.

— Ты хочешь прийти или нет? Надеюсь, что ты принесешь какое-нибудь вино.

Я поднял обе руки вверх.

— О'кей, благодарю. Я сдаюсь. Я приду с удовольствием. Во сколько?

— Точно в восемь. Может, я не буду очень голодна в восемь-ноль-ноль, но я точно буду умирать с голоду в восемь-ноль-пять.

— Даже работая здесь?

— Брат, когда ты съешь одно пирожное, то это все равно, что ты съел все.

Послеобеденное время в лавке тянулось неимоверно долго. Солнечный свет продвигался по стене, освещая корабельные хронометры, бронзовые якоря и картины парусников. Я пытался дозвониться до Эдварда в музей, но мне сказали, что он вышел на лекцию. Потом я позвонил Джилли, но она была занята в салоне и сказала, что подаст признак жизни позже. Я даже позвонил матери в Сент-Луис, но никто не поднял трубки. Я уселся за столиком и начал читать журнал о строительстве, который мне этим утром подсунули под двери лавки. У меня было такое впечатление, что я совершенно один на какой-то отдаленной и чужой планете.

В пять часов, заперев лавку, я направился в бар «Хирбур Лайт», сел там один в угловом номере и выпил две порции шотландского. Сам не знаю, зачем я пил, наверно по привычке. У меня был такой клубок мыслей в голове, что я никак не мог напиться, максимум становился одуревшим и взбешенным. Я как раз теперь думал, а не глотнуть ли еще на прощание, прежде чем я сяду в машину, когда рядом с моим номером прошла какая-то девушка в коричневом широком платье. Прежде чем она исчезла, она обернулась и посмотрела на меня. Невольно я нервно вздрогнул, как человек, неожиданно разбуженный от сладкого сна. Я мог бы поклясться, что это была та самая девушка, которую я видел на шоссе в Грейнитхед, в ту ночь, когда миссис Саймонс отвозила меня домой. Та же самая, которая наблюдала за мной в баре Реда в Салеме. Я вылетел из номера, разбив себе бедро о прикрепленный к полу столик, но прежде чем я добрался до двери, девушка уже исчезла.

— Вы видели ту девушку, которая как раз прошла? — спросил я Реда Санборна, стоявшего за баром. — Одета в коричневый широкий плащ, очень бледное лицо, но приятное.

Ред, потрясая шейкером, сделал мину, выражающую соболезнование. Но Грейс, одна из кельнерш, сказала:

— Высокая девушка, да? Вернее, довольно высокая. Темные волосы и глаза и бледное лицо?

— Вы тоже ее видели?

— Конечно же, я ее видела. Она вышла из комнаты сзади, и я не могла понять, как она туда попала. Я не видела, как она входила, и она ничего не заказывала.

— Наверно, хиппи, — заметил Ред. Для Реда любая девушка, которая не носила уродливую блузку и заметающую пол юбку, не носившая туфли без каблуков и не читавшая «Редбук», была хиппи. — Видимо, идет лето. Первая хиппи этим летом.

Обычно я намылил бы шею Реду за неверное и чрезмерно частое употребление слова «хиппи», но этим вечером я был слишком взволнован и обеспокоен. Если влияние демона, погруженного в воды пролива Грейнитхед, растет с каждой минутой, то откуда же известно, кто из окружающих меня людей принадлежит к его слугам? Может, эта девушка была призраком, более материальным, чем другие? Может, и другие люди, которых я не подозревал, тоже были призраками: может, Ред был призраком, и Лаура, и Джордж Маркхем. Откуда же мне знать, кто является упырем, а кто человеческим существом? Предположим, что Миктантекутли уже захватил их всех? Я чувствовал себя как врач из кинофильма «Вторжение похитителей тел», который не знал, кто среди его родственников и друзей является пришельцем из космоса.

Я вышел из бара «Харбур Лайт» и направился к своей машине, запаркованной посреди площади. Под дворником на переднем стекле торчал кусок бумаги, на котором было нацарапано губной помадой: «Точно 8. Не забудь. Л.» Я сел в машину и выехал из центра, направляясь в сторону Холма Квакеров. Я хотел проверить, все ли в порядке дома, и купить какое-нибудь вино в магазине Грейнитхед.

Дом ждал меня у выезда из Аллеи Квакеров. Он казался мне старым и покинутым, более заброшенным, чем когда-либо до этого. До сих пор я еще не исправил оконницы на втором этаже, и когда я вылез из машины, она приветствовала меня протяжным скрипом. Я подошел к главным дверям и вынул ключ. Я почти ожидал, что встречу знакомый шепот: «Джон?», но вокруг царила тишина, было слышно лишь меланхолическое бурчание океана и шелест лавровых листьев изгороди.

Внутри дома было очень холодно и была ощутима влажность. Стоящие в холле часы не ходили, так как я забыл их завести. Я вошел в салон и довольно долго постоял в нем, желая слышать шепот, шум, звуки шагов, но постоянно царила тишина. Может, Джейн перестала посещать этот дом, с тех пор как убедилась, что ей нельзя забрать меня в страну мертвых. Может, я видел ее уже в последний раз. Я вошел в кухню и проверил холодильник, чтобы узнать, не испортилось ли что-то там, но не нашел ни зеленой плесени на сосисках, ни содержимого взорвавшихся консервных банок на стенках. Я вынул минеральную воду Перрье и сделал четыре или пять больших глотков прямо из бутылки. Потом скривился, чувствуя холод во рту и беготню пузырьков газа, наверно вечность лазящих у меня по пищеводу.

Я повернул в салон, чтобы разжечь огонь, когда услышал как будто единичный скрип наверху. Я застыл в холле и прислушался. Звук не повторился, но я был уверен, что кто-то есть в какой-то из спален. Я взял со стола зонтик и начал подниматься по темным ступеням. Я задержался на половине пути, крепко сжимая остроконечный зонтик. Невольно я дышал все громче и чаще.

Я сказал сам себе: не впадай в панику. Знаешь же, что Джейн уже не имеет над тобой никакой власти. Ты встретил орду духов на Кладбище Над Водой, но ты все еще жив и в своем уме. Там, наверху, тебя не ждет что-то худшее. Наверняка же тебе не грозит большая опасность.

Однако эта тишина пугала меня еще больше, чем скрип качелей, больше, чем шепот и неожиданный холод. В этом доме никогда не было совершенно тихо. Старые дома обычно скрипят и трещат, как будто двигаются во сне. В них никогда нет такой тишины, такой абсолютной тишины, какая теперь воцарилась в моем доме.

Я добрался до вершины ступеней и прошел по темному коридору до последней спальни. Ни звука, ни шепота, ни звука шагов. Я осторожно сунул руку через щель в комнату, зажег свет и потом пинком открыл дверь. Спальня была пуста. Я увидел только раскрашенный сосновый стол и узкое одиночное ложе, прикрытое обычным домотканым покрывалом. На стене напротив висела украшенная вышивка с надписью: «ЛЮБИ СВОЕГО БОГА». Я огляделся, инстинктивно поднял зонтик, как копье, а затем потушил свет и закрыл за собой дверь.

Она ждала меня на лестничной площадке, в резком свете корабельного фонаря, который я увел из лавки. Джейн, совершенно будто живая. На этот раз она не мигала как древняя кинопленка, она была совершенно материальна. Ее причесанные волосы блестели в свете фонаря, а лицо, хотя и бледное, выглядело так же естественно, как и в то утро, перед ее гибелью. На ней была простая белая перкалевая ночная рубашка, обтягивающая ее пышные бедра и достигающая до пола. Руки она скромно держала сплетенными перед собой. Только глаза выдавали в ней что-то неестественное: они были черные и глубокие, как озера смолы, в которых человек мог легко утонуть вместе со всем багажом своих убеждений и принципов.

— Джон, — заговорила она где-то в моей голове, не шевеля губами. — Я вернулась к тебе, Джон.

Я стоял неподвижно и чувствовал, как мороз пробегает по моей спине от ее вида и от звука ее голоса. Она уже достаточно меня перепугала, когда казалась голографической картиной. Но теперь она стояла передо мной, как живая, и мне казалось, что я медленно свихиваюсь. Каким чудом была эта иллюзия?! Каким чудом она могла выглядеть так естественно, ее пышные бедра так могли возбуждать меня, если она была мертва? Тело Джейн было раздавлено и изуродовано, однако теперь она стояла передо мной, мое самое печальное из воспоминаний, вернувшееся к жизни и вызывающее такую причудливую помесь желания ее и страха перед ней.

Но самым худшим было то, что мощь Миктантекутли по-видимому росла с каждым днем, если она могла вернуть сюда Джейн в таком материальном виде. Какого рода энергия и сила были использованы, чтобы вызвать ее дух настолько привлекательным материально, об этом я мог только догадываться. Время от времени мне казалось, что ее изображение слегка волнуется, как будто я вижу его сквозь слой воды, но все равно изображение было земной желанной женщиной, которая легонько улыбалась, как будто представляла все те прошедшие дни головокружительных восторгов оргазма, которые уже никогда не вернутся.

Она вернулась ко мне. Но на этот раз она не хотела дать мне тепла, смеха и радости. На этот раз она принесла мне смерть в ее самом ужаснейшем виде.

— Джейн, — сказал я дрожавшим голосом. — Джейн, я хочу, чтобы ты ушла. Тебе нельзя сюда возвращаться, никогда.

— Но это же мой дом. Я же всегда в нем жила.

— Но ты уже не живешь, Джейн. Я хочу, чтобы ты ушла. Не возвращайся сюда больше. Ты уже не та самая Джейн, которую я знал и так хотел.

— Но это же мой дом.

— Это дом для живых людей, а не для пародий на живых людей, восставших из гроба.

— Джон… — прошептала она возбуждающе. — Как ты можешь мне так говорить?

— Могу тебе так говорить, ведь ты уже не Джейн, и я хочу, чтобы ты ушла. Уходи отсюда и оставь меня в покое. Я любил и желал тебя, когда ты была жива, но теперь я уже не люблю тебя.

Постепенно тонкие черты лица Джейн начали изменяться. Я увидел лицо миссис Саймонс, искривившееся от ужасной боли, которое через секунду расплылось и исчезло. Я увидел лица других женщин и лица мужчин, просвечивающие через черты Джейн, как будто она не могла решить, какой ей принять вид. Я увидел Констанс и миссис Гулт, недавно умершую, и лица всех, которые выражали всю муку умирания.

— Они все здесь, — проговорил глубокий булькающий голос. — Все их лица, все их тела. Они все здесь, и все принадлежат мне.

— Кто ты? — спросил я. — Потом я подошел ближе и крикнул на это чудовище. — Кто ты такой?

Чудовище рассмеялось целой гаммой смеха, а потом знакомый мягкий голос сказал:

— Это я, Джейн. Ты не узнаешь меня?

— Ты не Джейн.

— Джон, любимый, как ты можешь так говорить? Что ты выдумываешь?

— Не приближайся ко мне, — предупредил я. — Ты же мертва, так что не приближайся.

— Мертва, Джон? А что же ты знаешь о смерти?

— Знаю достаточно, чтобы выбросить тебя из этого дома.

— Но я же твоя жена, Джон. Мое место здесь. Мое место — быть с тобой. Посмотри, Джон, — она гордо показала на безобразно торчащий живот. — Я буду иметь ребенка от тебя.

В этот момент я был близок к истерике. Я чувствовал, как мой ум встает на дыбы, отказываясь принимать информацию, которую ему доставляли мои уши и глаза. Твоя жена и сын мертвы, — настаивал ум. Это невозможно. Все, что ты видишь и слышишь, это обман. Это невозможно.

— Чего ты хочешь? — спросил я ее. — Скажи мне, чего ты хочешь, и после этого уходи и оставь меня в покое.

Джейн улыбнулась мне почти сексуально, но в ее глазах все еще была та ужасная пустота, а когда она заговорила, то ее голос был жесток и скрипуч, как голос старика, а не девушки, которой еще не исполнилось тридцати.

— Здесь, внизу, очень холодно… холодно и одиноко… как в тюрьме… королевство без подданных и без трона…

— Это значит под водой… в трюме корпуса «Дэвида Дарка»? — спросил я ее.

Она кивнула головой, и мне тут же показалось, что я заметил на мгновение слабенький проблеск голубого света в ее глазах.

— Я так и думала, что ты поймешь, — сказала она. — Я знала с самого начала, что найду в тебе союзника…

— Я собираюсь спасти корпус «Дэвида Дарка», если дело в этом.

— Корабль? Корабль неважен. Должен спасти то, что находится в трюме… ящик, в котором меня заключили эти проклятые люди…

— Я достану также и твой ящик. Но предупреждаю, что собираюсь уничтожить его.

Джейн взорвалась шипящим смехом.

— Уничтожишь меня? Ты не можешь меня уничтожить! Я являюсь частью порядка Вселенной, так же как солнце и звезды, так же, как и сама жизнь. Страна мертвых распростирается в бесконечность под темным небом, а я являюсь ее избранным владыкой. Ты не можешь меня уничтожить!

— По крайней мере, попытаюсь.

— Значит, сам приговоришь себя к смерти в сто крат худшей, чем можешь себе представить. А из-за тебя проклятие падет на всех, кого ты любил, на всех твоих близких; они будут блуждать по стране мертвых целую вечность, без конца, и они никогда не узнают покоя, а им будут известны лишь вечное страдание, угрызения совести и отчаяние.

— Такого ты сделать не можешь, — запротестовал я.

— Ты хочешь меня спровоцировать? — загремел голос демона. — Смотри и убедись сам, убедись своими глазами в моей мощи!

В ту же секунду маленький голый мальчик, максимум пятилетний, вышел из моей спальни и поднял на меня глаза. Медленно, несмело, он потянулся за рукой Джейн, после чего прижался к ней, не спуская с меня взгляда, как будто он меня знал, но перепугался. Джейн растрепала ладонью темные волосы мальчика и посмотрела на меня с лицом, застывшем в маске абсолютного презрения.

— Этот мальчик — твой сын, он так выглядел бы в том возрасте, если бы был жив. Я забрал его жизнь, поскольку если кто-то умирает преждевременно, то отдает мне все оставшиеся годы своей жизни. Всю энергию, всю силу, всю молодость и всю кровь. Я питаюсь невостребованной жизнью, Джон, и верь мне, что если попытаешься мне повредить, то поглощу также и твою жизнь.

Джейн провела рукой по голове мальчика, который исчез так же неожиданно, как и появился. Но я успел навсегда запомнить раздирающую все сердце картину ребенка, которого я зачал вместе с Джейн, а потом потерял. У меня были слезы в глазах, когда Джейн заговорила:

— Достань корпус «Дэвида Дарка», открой медный ящик, но не поднимай меня на руки, поскольку моя сила в ту минуту будет страшной и непобедимой. Если мне поможешь, то вознагражу так же, как наградил Дэвида Дарка: жизнью и здоровьем. Награжу тебя еще и иначе. Слушай внимательно. Если мне поможешь, верну тебе твою жену и твоего сына. У меня есть такая мощь, поскольку я владыка страны умерших, и никто не проходит через эту страну без моего позволения. Я могу их вернуть, и тогда они будут жить так, как жили раньше. Верну тебе также и Констанс Бедфорд. Ты подумал об этом? Помоги мне, Джон, и я верну тебе утерянное счастье.

Я уставился на Джейн, онемев. Сама идея, чтобы возвратить ее, показалась мне безумной и невозможной. Однако, с того времени, когда я впервые услышал скрип садовых качелей в ту темную бурную ночь, случилось уже столько такого, что было безумно и невозможно, что я почти в это поверил. Боже, что за соблазн: снова держать ее великолепное тело в объятиях, снова видеть и слышать ее!

— Не верю, что ты можешь это сделать! — заявил я. — Никто не может воскресить мертвых. К тому же ее тело было раздавлено. Как ты можешь воскресить кого-то, у кого уже нет тела? Не хочу, чтобы повторилась история «Обезьяньей лапки». Не хочу быть как та мать, которая по ночам все слышит, как ее сын стучит в двери.

Джейн улыбнулась нежно и игриво, как будто мечтала о других людях, о других местах. Так, как будто призывала к себе те воспоминания, которых я никогда не буду делить с ней.

— Разве мое тело теперь изуродовано? — спросила она с нажимом, вильнув пышным бедром. — Я была создана из той же матрицы, из которой когда-то появилась. Ты говоришь с тем, кто властвует над процессами жизни и смерти. Мое раздавленное и изуродованное тело уже разложилось. Но я могу жить снова, такая же, как и раньше. И твой сын может жить.

— Не верю тебе, — повторил я, хотя уже начинал верить. Боже, снова владеть ей, касаться ее волос, видеть ее глаза и слышать ее смех. Ручьи слез текли по моим щекам, но я даже не замечал этого.

Изображение Джейн начало снова волноваться и исчезать. Вскоре она стала почти невидимой — еле заметная тень на стене, бестелесный силуэт.

— Джон, — прошептала она, расплываясь в воздухе.

— Подожди! — закричал я. — Джейн, ради Бога, подожди!

— Джон, — повторила она и исчезла.

Я стоял на лестничной площадке так долго, что у меня заболела спина. Потом я вернулся вниз, вошел в салон и налил себе виски из бутылки «Шивас Регал», в которой уже было видно дно. Я решил, что останусь здесь на ночь. Разожгу камин. Может, тепло выманит назад духов. Может, придет такое время, что Джейн и я, мы снова будем сидеть перед камином, как и раньше, и рассказывать друг другу, что мы будем делать, когда станем богаты. Это было больше, чем я мог вынести.

Я сидел у камина до поздней ночи, пока не погас разожженный огонь, и в комнате стало холодно. Я запер двери, завел часы и очень сонный пошел наверх. Я чистил зубы, глядя на свое отражение в зеркале, и раздумывал, не свихнулся ли я на самом деле, не довели ли меня нереальные события последней недели до безумия.

А ведь Джейн на самом деле была здесь и говорила со мной голосом Миктантекутли, владыки Митклампы, страны умерших. Ведь она обещала мне вернуть утраченное счастье. Она обещала, что я верну ее себе, ее и еще не рожденного сына, а может, еще и Констанс Бедфорд. Наверно же, ведь я не мог себе этого вообразить. А если это был только сон, то почему я так упорно сопротивляюсь той мысли, что должен помочь Миктантекутли? Ведь множество людей погибнет, если демон будет выпущен на свободу из медного ящика. Но что же мне до этого? Множество людей погибает ежедневно в дорожных происшествиях, а с этим я же ничего не смогу сделать. За освобождение же демона меня ожидает высокая награда, а ведь я только помогу предназначению.

Я уже почти засыпал, когда позвонил телефон. Я отяжелело поднял трубку и сказал:

— Джон Трентон слушает.

— Ох, значит ты дома? — заговорил взбешенный девичий голос. — Ну очевидно, раз тебя нет у меня. Благодарю за великолепный вечер, Джон. Я как раз выбросила в мусорник твой ужин.

— Лаура?

— Конечно Лаура. Только Лаура могла быть такой идиоткой, чтобы приготовить итальянский ужин и ждать тебя половину ночи!

— Лаура, крайне извиняюсь. Что-то случилось сегодня вечером… и меня это совершенно вывело из равновесия.

— Как ее зовут?

— Лаура, перестань. Извиняюсь. Все настолько ужасно перепуталось, что я полностью забыл, что должен прийти к тебе на ужин.

— Наверно захочешь мне это компенсировать.

— Знаешь, да.

— Тогда не старайся. А в следующий раз, когда придешь в кафе, то сядь за столик, который обслуживает Кэти.

Она бросила трубку, и мне был слышен лишь звук зуммера. Я вздохнул и положил трубку сам.

Тут же я услышал тоненькое пискливое пение.

Мы выплыли на ловлю из Грейнитхед Далеко к чужим побережьям…

Безумное звучание голоса наполнило меня еще большим страхом, с тех пор, как я понял, что на самом деле значат эти слова.

Но поймали лишь рыбий скелет, Сокрушенное сердце что в челюстях держит.

Это была не старая моряцкая шанта и наверняка не о ловле рыб. Это была песня о Миктантекутли и о том, как Дэвид Дарк и экипаж «Арабеллы» поплыли в Мексику, чтобы привезти демона в Салем. Это была песня смерти и уничтожения.

24

На следующий день, во вторник, меня посетил утром в лавке знакомый представитель местной полиции, который хотел задать мне несколько вопросов по делу Констанс Бедфорд. Коронер установил, что причиной смерти было обширное повреждение больших долей мозга вследствие резкого и неожиданного охлаждения. Детектив в плохо скроенном костюме расспрашивал меня, не держу ли я дома бутылки с жидким азотом или кислородом. Это был глупый вопрос, но наверняка он должен был задать его по формальным причинам.

— Вы не держите дома льда? Льда в больших количествах?

— Нет, — уверил я его. — Ни льда, ни жидкого кислорода или азота.

— Но ваша теща умерла от холода.

— От холода или от чего-то подобного, — поправил я его.

— А из-за чего? — заинтересовался он. — Врач сказал, что на нее воздействовали такой низкой температурой, что ее глазные яблоки в буквальном смысле слова полопались. Ну так вот, как до этого дошло?

— Не имею понятия.

— Но ведь вы же там были лично.

— Видимо, это была какая-то климатическая аномалия. Я только увидел, как она упала на тропинку.

— Потом вы побежали вдоль берега. Почему вы так сделали?

— Я хотел позвать на помощь.

— Ближайшие соседи живут в ста метрах дальше, но в противоположном направлении. К тому же у вас есть телефон.

— Я просто запаниковал, — заявил я. — Разве это является преступлением?

— Послушайте, — сказал детектив, уставив на меня глаза, зеленые, как зрелые ягоды винограда. — Вы уже второй раз в течение недели упоминаетесь в связи с невыясненной смертью. Так что окажите мне услугу и на будущее избегайте хлопот. Вы подозреваемы в обоих случаях. Еще раз с чем-то попадетесь, и вас будут вынуждены посадить, и надолго. Вы понимаете меня?

— Я понимаю вас.

Полицейский допрос вывел меня из равновесия, поэтому через полчаса я запер лавку и поехал в Салем. Я запарковался на улице Либерти и пошел в пассаж, чтобы навестить Джилли. Когда я вошел, она как раз продавала красное, явно по длине служащее для подметания улиц платье какой-то увесистой блондинке тяжелого калибра, но улыбнулась при виде меня и явно была обрадована.

— Я думала о тебе, — заявила она, когда клиентка выплыла из салона.

— Я тоже о тебе думал, — признался я.

— Эдвард говорил, что поездка в Тьюксбери была крайне полезной и что старый Эвелит сказал вам, где вы можете найти то, что ищете.

— Точно. Я как раз собираюсь к Эдварду.

— В этом нет нужды. Я встречаюсь с Эдвардом на ленче в двенадцать. Может, пойдешь с нами?

— Мисс Мак-Кормик, мне это доставит крайне большое удовольствие.

Мы встретились с Эдвардом перед Музеем Пибоди и пошли в ресторан Чарли Чана на пристани Пикеринга.

— Мне неожиданно захотелось китайской кухни, — заявил Эдвард. — Все утро я каталогизировал восточные гравюры и когда я думал о Макао и Уам, у меня все время перед глазами были соевые макароны и жареные креветки.

Нас посадили за столик в углу, кельнер принес нам горячие полотенца, а потом тарелку «дим сум», китайской закуски.

— У Форреста и Джима завтра свободный день, — заявил Эдвард. — Поэтому я решил, что смоюсь по-английски и присоединюсь к ним. Вначале попробуем поискать эхо-зондом в месте, где, согласно старому Эвелиту, находится корпус. Хочешь поехать с нами?

— Скорее нет, не на этот раз, — ответил я. На самом деле мне очень хотелось помочь в поисках «Дэвида Дарка», однако я знал, что завтра я ничем не смогу помогать. «Алексис» будет целыми часами плавать концентрическими окружностями, что необходимо при исследовании дна эхо-зондом, и эта прогулка наверняка не доставит никому никакого удовольствия.

Эдвард взял палочками завернутый в бумагу кусочек курицы и ловко развернул его.

— Меня беспокоит только одно, — заявил он. — Почему старый Эвелит так настаивал, чтобы лишь он один имел доступ к этому огромному скелету, когда мы вытянем его из моря?

— Если этот демон на самом деле настолько могуч и грозен, как говорил Эвелит, то ведь мы сами с ним не справимся, — заметил. Старик по крайней мере убежден, что сможет его сдержать в каких-то рамках.

— Но у нас в доказательство только его слово. В этом медном ящике может быть что-то крайне ценное, а мы даже не можем в него заглянуть, только послушно и без споров доставить его ему под самые двери.

— Что ты предлагаешь? — спросил я. Неожиданно я подумал, что может лучше будет не допускать старого Эвелита к Миктантекутли по той простой причине, что если решаться освободить демона, то это будет значительно легче сделать, когда ящик будет находиться под нашей опекой. К тому же Эвелит, Энид или тот слуга, Квамус, наверняка найдут какие-то способы, чтобы опутать демона с помощью заклятий, оккультных ритуалов или предметов специального назначения, так же, как укрощают вампиров с помощью чеснока. А когда они уже бросят чары на Миктантекутли, то я уже наверняка не смогу его освободить. Достаточно трудно добраться до дома Эвелита, когда на страже стоят Квамус и этот доберман. Но ведь нарушить их чары — это будет еще более трудная задача.

— Почему бы вам не попробовать утки на пару с травами, — заговорил Эдвард. — Здесь она исключительно вкусная. Знаешь, как ее готовят здесь?

— Да, я знаю, как ее здесь готовят, — ответил я. — Но лучше я возьму цыпленка в соусе из черной фасоли.

— Поделимся, — предложила Джилли.

Эдвард откашлялся.

— Нам не нужно сразу отвозить этот медный ящик в Тьюксбери. Мы всегда можем нанять рефрижератор, чтобы он стоял и ждал на пристани, когда мы будем доставать корпус «Дэвида Дарка», и отвезти ящик в холодильное помещение Мэсона. Потом мы сами вскроем его и посмотрим, что там находится внутри.

— Так вы на самом деле верите во все, что говорил старый гриб Эвелит об этом ацтекском скелете? — спросила Джилли. — По мне, так вся эта история шита слишком грубыми нитками.

— Так, по-твоему, то, что случилось «Под Боярышником», тоже шито грубыми нитками? — спросил я.

— Ну, нет, но… я сама не знаю. Демон? Кто теперь верит в демонов?

— Это просто такое принятое определение, — объяснил Эдвард. — У меня совершенно нет понятия, как это назвать иначе. Оккультный реликт? Не знаю. А вот «Демон» — это простое удобное слово.

— Ну и ладно, пусть будет демон, — уступила Джилли. — Но я сомневаюсь, что вам кто-то поверит и захочет вам помочь, когда только услышит о демоне.

— Посмотрим, — буркнул Эдвард, а потом обратился ко мне: — Ты уладил что-то со своим тестем по вопросу финансов?

— Еще нет. Я оставил ему время, чтобы он как следует подумал.

— Нажимай на него дальше, хорошо? Нам хватит денег лишь на работу с эхо-зондом, и ни на что больше. Я уже опустошил свой счет в банке, что не значит, что там было много. Две тысячи сто долларов.

— Ты видел еще каких-то духов? — спросила меня Джилли. — Каких-то иных призраков? Эдвард рассказал мне, что случилось в субботу вечером. Это наверно же было ужасно.

— Ты все еще в это не веришь, ведь так? — спросил я.

— Я хотела бы поверить, — ответила она.

— …но не можешь, — закончил я за нее.

— Извини, сказала она. — Наверно я слишком практична, чересчур приземлена. Когда я смотрю на этих девиц в фильмах ужаса, которые визжат от страха при виде чудовища или вампира, то знаю, что я сама никогда бы себя так не повела. Мне захотелось бы знать, что это за чудовище и чего оно от меня хочет, и случайно не переодет ли кто-то таким чудовищем. Я согласна, что то, что было в мотеле, было страшно. Может, даже это явление и было сверхъестественным. Но я думаю, что если бы это было сверхъестественное явление, то оно произошло исключительно в твоем уме: ты сам его и вызвал. Последние два дня я как раз думала, а верю ли я в духов, и каждые пять минут меняла мнение, но наверно в конце пришла к выводу, что не верю. Люди видят духов, это правда. Ты тоже видишь духов, и я тебе верю. Но это еще не значит, что духи действительно существуют.

— Ну, ну, что за образчик рассудительности, — ответил я. — Вот тебе говядина с имбирем, угощайся.

— Думаешь, что я крайне упрощаю вопрос.

— Разве я сказал, что ты очень упрощаешь вопрос?