Властелин Колец Толкин Джон

Глава III. ПУТЬ НА ЮГ

Вечером хоббиты собрались у Бильбо и устроили Собственное секретное совещание. Мерри с Пином были возмущены, когда узнали о проделке Сэма.

— Где же справедливость? — негодовал Пин. — Этого пройдоху не выгнали из зала, не заковали в цепи за наглое самозванство, а наградили, и он отправится с Фродо!

— Наградили! — грустно усмехнулся Фродо. — Скажи уж — приговорили к страшному наказанию. Подумай, можно ли считать наградой поход в Мордор, да еще и с Кольцом! А я-то надеялся, что у меня его заберут и мне удастся отдохнуть в Раздоле.

— Да, гостить у эльфов приятней, чем тащиться в Мордор, — согласился Мерри. — Но мы ведь завидуем не тебе, а Сэму. Раз уж ты взялся за это дело, для нас не придумаешь худшего наказания, чем отпустить тебя в поход одного. Часть пути мы одолели вместе — надо вместе его и закончить.

— Я тоже так считаю, — вмешался Пин. — Нам, хоббитам, нельзя разлучаться. Если меня не запрут в темницу, я обязательно пойду с Фродо. Ведь нужно же, чтобы его сопровождал хотя бы один благоразумный спутник!

— Для этой-то роли ты никак не подходишь, — проговорил Гэндальф, заглянув в окно: Бильбо жил на первом этаже. — Но вы слишком рано начали волноваться, ибо пока еще ничего не решено.

— Ничего не решено? — переспросил его Пин. — Так что же вы делали на вашем Совете?

— Говорили и слушали, — объяснил ему Бильбо. — Каждый рассказывал то, что он знает, и узнавал то, что ему неизвестно. Все слушали друг друга с открытыми ртами. Между прочим, даже всеведущий Гэндальф услыхал неожиданную для него весть — о бегстве Горлума, — да не подал виду.

— Ты ошибаешься, — возразил Гэндальф, — мне эту новость сообщил Ветробой. Если хочешь знать, то с открытыми ртами сидели на Совете лишь Бильбо да Фродо, а я ничего нового не услышал.

— Ничего так ничего, — согласился Бильбо, понимая, что с Гэндальфом спорить бесполезно, — но на Совете весь день говорили и слушали, а решили только про Фродо и Сэма. Бедняги, им выпала суровая доля… впрочем, они ее выбрали сами. Я предвидел, что так и должно случиться, если меня не отпустят в Мордор. Но могу по секрету сказать вам, друзья, что не им одним суждена эта доля: с Кольцом отправится большая группа — как только разведчики возвратятся в Раздол. Они уже ушли на разведку, Гэндальф?

— Некоторые ушли, — ответил маг. — Некоторые собираются и уйдут утром. Им вызвались помочь следопыты-северяне и эльфы Трандуила из Северного Лихолесья. Вы отправитесь после возвращения разведчиков, так что Фродо еще успеет отдохнуть.

— Вот-вот, и потащимся мы в Мордор зимой, — с мрачным неодобрением пробурчал Сэм.

— Что ж, придется, — заметил Бильбо, — ведь тут отчасти виноват и Фродо — зачем он ждал моего дня рождения? Между прочим, он странно его отпраздновал. Неужели он думал меня порадовать, когда отдавал в этот день мой дом вздорным занудам Лякошель-Торбинсам? Как бы то ни было, сделанное — сделано, дожидаться весны не позволит обстановка, а уходить до возвращения разведчиков — глупо.

Но неразведанный путь гораздо опасней.

— Боюсь, что Бильбо прав, — сказал Гэндальф. — Мы должны выяснить, где сейчас Всадники.

— Так они уцелели? — спросил его Мерри.

— Их не уничтожишь, — ответил Гэндальф, — пока не уничтожен их Властелин. Надеюсь, им пришлось вернуться восвояси — без коней в нашем мире они бессильны, — но это обязательно надо проверить. А пока забудь свои страхи, Фродо. Не знаю уж, будет от меня прок или нет, однако я думаю, что пойду с тобой в Мордор, ибо, как здесь было правильно сказано, тебе необходим благоразумный спутник.

Фродо охватила буйная радость, которую он не захотел скрывать, так что довольный Гэндальф снял шляпу, церемонно поклонился, но при этом добавил:

— Заметь, я лишь думаю, что отправлюсь с тобой. Окончательно мы еще ничего не решили. Неизвестно, что скажут Элронд и Арагорн. Кстати, мне нужно повидаться с Элрондом. — Гэндальф надел свою шляпу и ушел.

— Как ты считаешь, — спросил Фродо у Бильбо, — сколько времени мне придется ждать?

— Не знаю, — откровенно признался Бильбо. — Здесь ведь почти не замечаешь времени. Но разведчикам предстоит нелегкая дорога, так что едва ли ты уйдешь скоро. Мы успеем до этого вволю наговориться. А ты не хочешь помочь мне с Книгой? Мы закончим ее и начнем твою. Скажи, тебе еще не приходило в голову, чем твоя Книга должна завершиться?

— Приходило, — мрачно ответил Фродо. — И ничего хорошего я об этом не думаю.

— Ну что ты, мой друг! — воскликнул Бильбо. — Книги обязаны хорошо кончаться. Как тебе нравится такой вот конец: с тех пор они больше никогда не расставались, и счастливей их не было никого на свете.

— Да, это замечательная концовка, — согласился Фродо. И грустно добавил: — Только не очень-то я в нее верю.

Хоббиты обсудили путешествие к эльфам и попытались угадать, какие опасности встретятся Фродо на пути в Мордор. Однако целительный покой Раздола вскоре развеял их тревожные мысли. Будущее по-прежнему казалось им мрачным, и все же оно не омрачало настоящего, а радость жизни укрепляла их веру в счастливое завершение опасного похода, — хоббиты радовались каждому дню, проведенному среди гостеприимных эльфов, каждой трапезе и каждой песне, услышанной в уютном Каминном зале.

Дни незаметно уходили в прошлое, и на смену осени подступала зима. Ветерок, подувающий с Мглистых гор, постепенно наливался знобящим холодом, сухо шуршала облетающая листва, и выцветала серебристая синева неба. В белесом блеске полной луны чуть заметно мерцали ночами звезды, но на юге, почти у самой земли, до рассвета сверкала багровая звезда, и лунный блеск не мог ее пригасить — она заглядывала в комнату Фродо, словно кровавый, всевидящий глаз.

Хоббиты прожили в Раздоле два месяца, и к началу декабря, когда кончилась осень, группы разведчиков стали возвращаться. Одни из них обследовали северные земли — верховья Буйной, Троллистое плато и Серые горы у истоков Андуина; другие спустились по Бесноватой и Серострую к давно разрушенной крепости Тарбад, чтоб узнать обстановку на Сирых Равнинах; третьи перевалили Мглистый хребет, прошли вдоль Андуина до Ирисной Низины и вернулись к Бесноватой через горный перевал, который зовется Черноречным Каскадом; четвертые прошли по Восточному Тракту и потом, осторожно продвигаясь на юг, исследовали западные окраины Лихолесья вплоть до Чародейских Дебрей Дул-Гулдура. Последними возвратились сыновья Элронда — они побывали в Глухоманной Пустоши и на Бурых Равнинах к востоку от Андуина, — но рассказали о своем путешествии лишь отцу.

Разведчики нигде не обнаружили Всадников — даже ни разу не слышали о них. Не видели Всадников и Великие Орлы, могучие союзники Радагаста Карего. Горлум тоже бесследно исчез, а на севере рыскали стаи волколаков. Три утонувших черных коня были найдены в реке Бесноватой, у Переправы, и еще пять трупов — чуть ниже, на перекатах; там же, прижатые течением к утесу, мокли в воде изодранные плащи.

— По крайней мере восемь из Девятерых Бесноватая спешила, — рассуждал Гэндальф. — Можно надеяться, что Призрачные прислужники на какое-то время потеряли силу и вернулись в Мордор бесформенными призраками, но полной уверенности у меня нет. Если же это действительно так, то они не помешают нашему походу, ибо не скоро появятся опять. У Врага, разумеется, много прислужников, но им, чтоб узнать, куда мы отправились, придется тайно пробираться к Раздолу — тайно, ибо дунаданцы не дремлют, — и тут разыскивать наши следы; а мы постараемся не оставлять следов. Однако медлить больше нельзя, надо выступать не откладывая, сейчас же.

Элронд призвал хоббитов к себе.

— Время настало, — объявил им он. — Хранителю Кольца пора выступать. Но теперь ему необходимо помнить, что помощи он в дороге не получит: мы будем слишком далеко от него. — Элронд внимательно посмотрел на Фродо и серьезно спросил: — Ты не передумал? Ибо принуждать тебя мы не вправе.

— Нет, — сказал Фродо. — Я пойду. С Сэмом.

— Даже совета я не смогу тебе дать, — немного помолчав, проговорил Элронд. — Завеса Тьмы с каждым днем расширяется, она доползла почти до Сероструя, а затемненные земли скрыты от меня, я не в силах предугадать твой будущий путь и не знаю, как ты доберешься до Мордора. Множество тайных и открытых врагов будут встречаться тебе на пути, но помни — даже во владениях Саурона Хранитель Кольца может встретить друзей. Мы разошлем о тебе сообщения всем союзникам Совета Мудрых, но я не уверен, что мои гонцы проберутся через страны, охваченные войнами.

Мы найдем тебе нескольких надежных спутников, но их должно быть очень немного, ибо успех твоего похода зависит только от быстроты и скрытности.

Всего вас будет девять Хранителей — ровно столько же, сколько Призраков-назгулов. Кроме твоего преданного Сэма, тебя отправится сопровождать Гэндальф, и, быть может, в этом труднейшем походе завершатся его великие труды.

Остальных спутников тебе предоставят Свободные Народы Свободного Мира — эльфы, гномы и люди. От эльфов вызвался идти Леголас, от гномов — Гимли, а от людей — Арагорн.

— Бродяжник? — радостно воскликнул Фродо.

— Он самый, — с улыбкой откликнулся Арагорн. — Ты ведь не откажешься от моего общества?

— Я думал, — взволнованно сказал ему Фродо, — что ты уходишь помогать гондорцам, и не смел попросить тебя отправиться с нами.

— Ухожу, — спокойно подтвердил Арагорн. — Но пока мы не достигнем южных земель, нас ждет одна и та же дорога — много сотен лиг мы одолеем вместе. Боромир тоже отправится с нами — он опытный путешественник и храбрый воин.

— Нужны еще двое, — заметил Элронд. — В Раздоле найдется немало охотников…

— А мы? — горестно воскликнул Пин. — Значит, получается, что нас не возьмут? Мы тоже хотим сопровождать Фродо!

— Вы не понимаете, — отозвался Элронд, — просто не можете себе представить, какие воистину гибельные опасности ждут Фродо на пути в Мордор.

— Да и Фродо знает не больше, чем они, — неожиданно поддержал хоббитов Гэндальф. — И никто из нас этого как следует не знает. Ясно, что если б наши дружные хоббиты понимали, какие им предстоят испытания, они не решились бы отправиться в путь. Но горько проклинали бы свою нерешительность, ибо они преданные друзья Фродо. А в этом походе их верная преданность окажется важнее могущества и мудрости. Надеюсь, ты знаешь не хуже меня, что даже великий витязь Всеславур не сможет одолеть в единоборстве Врага или силой пробиться к Ородруину.

— Ты прав, — неохотно согласился Элронд. — Но Хоббитании тоже угрожает опасность, и вот я хотел, чтобы наши хоббиты предупредили об этом своих земляков. И уж, во всяком случае, Перегрин Крол слишком юн для такого путешествия. Я не могу отпустить его в Мордор.

— Тогда прикажи взять меня под стражу, иначе я все равно убегу, — сказал Нин.

Элронд посмотрел на него и вздохнул.

— Что ж, придется отпустить и тебя, — с грустной улыбкой проговорил он. — Значит, Отряд Хранителей набран. Через семь дней вы отправитесь в путь.

Эльфы-кузнецы перековали Нарсил и выбили на его клинке эмблему — семь звезд между узким полумесяцем и солнцем, — ибо Арагорн, сын Араторна, прямой потомок королей Нуменора, отправлялся защищать Гондорское княжество. Грозно выглядел обновленный меч: днем, вынутый из темных ножен, он сверкал на солнце, словно раскаленный, а ночью, в холодном свете луны, отливал сумрачным, льдистым блеском. Арагорн дал ему новое имя — Андрил, что значит Возрожденная Молния.

Арагорн с Гэндальфом, готовясь к походу, изучали древние карты Средиземья и подробные летописи прежних эпох, издавна хранящиеся в Замке Элронда. Случалось, что к ним присоединялся и Фродо; но больше времени он проводил с Бильбо, целиком положившись на мудрость спутников.

Вечерами хоббиты собирались все вместе и, сидя в уютном Каминном зале, слушали древние предания эльфов, а днем, покуда Мерри и Пин бродили по приуснувшему зимнему парку, Фродо с Сэмом сидели у Бильбо, и он читал им свои стихи или отрывки из незаконченной книги.

Утром за день до выступления в путь Фродо один забежал к Бильбо, и тот, плотно притворив дверь, выдвинул из-под кровати деревянный сундучок, открыл крышку и вынул меч в сильно потертых кожаных ножнах.

— Твой меч сломался, — сказал старый хоббит, — и я сохранил его, чтоб отдать на перековку, да вовремя не отдал, а теперь уже поздно: за один день меч не восстановят даже искусные кузнецы Раздола. Так, может, тебе подойдет вот этот? — Бильбо вытащил меч из ножен, и его искусно отполированный клинок озарил комнату холодным блеском. — Меня он часто спасал от гибели. Но сейчас тебе он нужнее, чем мне. Фродо с благодарностью принял меч.

— И вот еще что я хочу тебе подарить. Бильбо бережно вынул из сундучка небольшой, но явно увесистый сверток, и, когда он размотал серую тряпицу, Фродо увидел кольчужную рубаху, скованную из матово-серебристых колец, — тонкая, однако плотная и прочная, она была украшена прозрачными самоцветами, а пояс к ней поблескивал светлыми жемчужинами.

— Красивая, правда? — проговорил Бильбо, подойдя с кольчугой поближе к окну. — И очень полезная, можешь не сомневаться. Мне подарил ее некогда Торин, да теперь-то она едва ли мне пригодится — разве что как память о моем путешествии. В руках она кажется довольно тяжелой, но надень ее — и ты не почувствуешь ее веса.

— Да ведь я… По-моему, я буду в ней выглядеть… немного странно, — отозвался Фродо.

— То же самое подумалось и мне, — сказал Бильбо, — когда я увидел ее впервые. Носи ее под одеждой, только и всего. Никто, кроме нас, о ней не узнает. Да-да, не говори про нее никому! Я надеюсь… — Бильбо огляделся по сторонам и, наклонившись к Фродо, шепотом закончил: — …что ее не пробьешь никаким оружием — даже кинжалом Черного Всадника.

— Тогда я возьму ее, — решился Фродо. Он надел кольчугу, как советовал Бильбо, под куртку, а сверху накинул плащ, так что не было видно меча.

— Никто не догадается, — заметил Бильбо, — что ты надежно защищен и вооружен. Остается пожелать вам счастливого пути… — Он резко отвернулся, выглянул в окно и запел какую-то веселую песенку.

Но этот маневр не обманул Фродо: он видел, что Бильбо глубоко огорчен расставанием со всеми своими земляками.

— Я не знаю, как мне тебя благодарить…

— А-а, чепуха, — сказал ему Бильбо и дружески хлопнул его по плечу. — Вот это плечи! — проворчал он, тряся ушибленной об кольчугу ладонью. Потом, после паузы, серьезно добавил: — Хоббиты должны помогать друг другу. А мы к тому же еще и родственники. Так что нечего меня благодарить… Обещай мне вести себя в походе благоразумно и запоминать предания чужедальних народов — а я постараюсь закончить Книгу. Может, у меня еще хватит времени, чтобы описать и твои приключения. — Он снова умолк, отошел к окну и принялся вполголоса напевать:

Декабрьский день был холодным и хмурым. Голые ветви парковых деревьев гнулись под напором восточного ветра, а вдали, на северных склонах долины, заунывно шумел сосновый лес. По низкому, придавленному к земле небу торопливо ползли тяжелые тучи.

Хранители собирались уйти наутро, но Элронд посоветовал им выступить вечером и пробираться под прикрытием ночной темноты, пока они не уйдут далеко от Раздола.

— У Саурона, — сказал он, — много прислужников — четвероногих, двуногих и даже крылатых. Назгулы наверняка уже вернулись к хозяину, так что он знает об их поражении и его терзает ядовитая ярость. На север, конечно же, посланы соглядатаи. Птицы, как известно, летают быстро, поэтому берегитесь ясного неба!

Хранители взяли с собою в дорогу только легкое военное снаряжение — их главным оружием была скрытность. У Арагорна, скитальца пограничного Глухоманья, под выцветшим буровато-зеленым плащом висел на поясе возрожденный Андрил — другого оружия он брать не стал. У Боромира был меч, напоминающий Андрил — тоже из Нуменора, но не такой прославленный, — легкий щит и рог на перевязи. Он протрубил в рог, и над притихшей долиной раскатилось могучее бархатистое эхо, заглушившее рокот отдаленного водопада, журчание реки внизу под обрывом и свист ветра в обнаженных ветвях.

— Да рассеются союзники проклятого Саурона! — воскликнул гондорец, опуская рог.

— А теперь спрячь свой рог, Боромир. Он не скоро понадобится тебе еще раз, — веско сказал Боромиру Элронд. — Надеюсь, ты и сам понимаешь — почему?

— Понимаю, конечно, — ответил Боромир. — И в пути я готов таиться от шпионов. Но начинать поход по-воровски, крадучись, мне не позволяет воинская гордость.

Гимли, единственный из Отряда Хранителей, открыто облачился в кольчужную рубаху, а за пояс он заткнул боевой топор. У Леголаса был лук, колчан со стрелами и прикрепленный к поясу длинный кинжал; у Фродо — Терн (про кольчугу Торина он решил не говорить своим спутникам); у остальных хоббитов — мечи из Могильника. Гэндальф взял свой Магический Жезл и меч Яррист, изготовленный эльфами.

Элронд дал им теплую одежду — куртки и плащи, подбитые мехом; провизию, запасную одежду и одеяла они погрузили на пони — это был тот самый престарелый пони, с которым они удирали из Пригорья.

Но теперь его трудно было узнать: он казался помолодевшим лет на пятнадцать. Сэм настоял, чтобы в новое путешествие взяли их верного старого помощника, сказав, что Билл (так он звал пони) зачахнет, если останется в Раздоле.

— Это ж до изумления умная скотинка. Проживи мы тут месяца на два подольше, и он заговорил бы, — объявил Сэм. — Да он и без слов сумел объяснить мне — не хуже, чем Перегрин Владыке Раздола, — что, если его не заключат под стражу, он все одно побежит за нами.

В самом деле, тяжело нагруженный Билл, судя по его довольному виду, с легким сердцем отправлялся в поход — не то что другие спутники Фродо, которых томили тяжкие предчувствия, хотя уходили они налегке.

Распростившись с эльфами в Каминном зале. Хранители вышли на восточную веранду и теперь ждали задержавшегося Гэндальфа. С востока подползли студеные сумерки; теплые отсветы каминного пламени золотили окна Замка. Бильбо, зябко кутаясь в плащ, стоял рядом с Фродо и грустно молчал. Арагорн понуро сидел на ступеньках — лишь Элронд догадывался, какие мысли одолевали бесстрашного странника Глухоманья. Сэм, почесывая Биллу лоб, бездумно смотрел в пустоту — туда, где под обрывом, на каменных перекатах, глухо рычал бесноватый Бруинен.

— Билл, дружище, — пробормотал он, — по-моему, зря ты с нами связался. Жил бы себе здесь и горюшка не знал… жевал бы душистое раздольское сено… а там, глядишь, пришла бы весна… — Но Билл ничего не ответил хоббиту.

Сэм поправил вещевой мешок и принялся вспоминать, все ли он взял: котелки, чтоб готовить на привалах еду (Мудрые-то, они про это не думают), коробочку с солью (никто ведь не позаботится), хоббитанский табак (эх, мал запасец!), несколько пар шерстяных носков (главное в дороге — теплые ноги) и разные мелочи, забытые Фродо, но аккуратно собранные заботливым Сэмом, чтобы, когда они вдруг понадобятся, вручить их с торжественной гордостью хозяину (как так забыли — а Сэм-то на что?). Ну, кажется, ничего не упустил…

— А веревка-то? — неожиданно припомнил он. — Эх, растяпа, не взял веревку! И ведь я вчера еще себе говорил: "Сэм, обязательно захвати веревку, она наверняка понадобится в пути!" Наверняка. Но придется обойтись без веревки. Потому что где ее сейчас добудешь?

Вскоре на веранде появился Гэндальф, его сопровождал Владыка Раздола.

— Сегодня, — негромко проговорил Элронд, — Хранитель Кольца отправляется в дорогу — начинает Поход к Роковой горе. Выслушайте мое последнее напутствие. Он один отвечает за судьбу Кольца и, добровольно взяв на себя это бремя, не должен выбрасывать Кольцо в пути или отдавать его слугам Врага. Он может на время доверить Кольцо только Мудрецу из Совета Мудрых или другому Хранителю — только им! — да и то лишь в случае крайней нужды. Однако Хранители не связаны клятвой, ибо никто не способен предугадать, какие испытания ждут их в пути и по силам ли им дойти до конца. Помните — чем ближе вы подступите к Мордору, тем труднее вам будет отступить, а поэтому…

— Тот, кто отступает, страшась испытаний, зовется отступником, — перебил его Гимли.

— А тот, кто клянется, не испытав своих сил, и потом отступается от собственной клятвы, зовется клятвопреступником, — сказал Элронд. — Лучше уж удержаться от легкомысленных клятв.

— Клятва может укрепить слабого…

— Но может и сломить, — возразил Элронд. — Не надо загадывать далеко вперед. Идите, и да хранит вас наша благодарность! Пусть звезды ярко освещают ваш путь!

— Счастливо… счастливого пути! — крикнул Бильбо, запинаясь от волнения и знобкой дрожи. — Вряд ли ты сможешь вести дневник… Фродо, друг мой… но когда ты вернешься… а я уверен, что ты вернешься… ты поведаешь мне о своих приключениях, и я обязательно закончу Книгу… Только возвращайся поскорей! До свидания!

Многие подданные Владыки Раздола провожали в дальнюю дорогу Хранителей. Слышались мелодичные голоса эльфов, желающих Отряду доброго пути, но никто не смеялся, не пел песен — проводы получились довольно грустные.

Путники перешли по мостику Бруинен — здесь, у истоков, он был еще узким — и начали подыматься на крутой склон, замыкающий с юга раздвоенную долину, в которой издавна жили эльфы. Поднявшись к холмистой вересковой равнине, они окинули прощальным взглядом мерцающий веселыми огоньками Раздол — Последнюю Светлую Обитель — и углубились в ветреную ночную тьму.

Хранители дошли по Тракту до Переправы и тут круто свернули на юг. Перед ними расстилалась изрытая оврагами, поросшая вереском каменистая равнина, ограниченная с востока Мглистым хребтом; если б они пересекли хребет, а потом спустились к руслу Андуина, то быстрее достигли бы южных земель, ибо долина Великой Реки славилась плодородием и удобными дорогами. Но именно поэтому соглядатаи Саурона наверняка стерегли приречные пути; а продвигаясь к югу по западной равнине, отделенной от Андуина Мглистым хребтом, путники надеялись остаться незамеченными.

Впереди Отряда шел Гэндальф Серый; по правую руку от него — Арагорн, превосходно знавший западные равнины, так что темнота не была ему помехой; за ним шагали остальные путники; а замыкал шествие эльф Леголас, который, как и все лихолесские эльфы, ночью видел не хуже, чем днем. Сначала поход был просто утомительным, и Фродо почти ничего не запомнил — кроме ледяного восточного ветра. Этот ветер, промозглый, пронизывающий до костей, неизменно дул из-за Мглистых гор, так что Фродо, несмотря на теплую одежду, постоянно чувствовал себя продрогшим — и ночью, в пути, и днем, на отдыхе.

По утрам, когда непроглядный мрак сменялся серым бессолнечным сумраком, путники находили место для отдыха и забирались под колючие ветви падуба — заросли этих низкорослых кустов, словно островки, чернели на равнине — или прятались в каком-нибудь овраге. Вечером, разбуженные очередным часовым, они вяло съедали холодный ужин и, сонные, продрогшие, отправлялись в путь.

Хоббиты не привыкли к таким путешествиям, и утрами, когда зачинался рассвет, у них от усталости подкашивались ноги, но им казалось, что они не двигаются, а из ночи в ночь шагают на месте: унылая, изрезанная оврагами равнина с островками колючих зарослей падуба не менялась на протяжении сотен лиг. Однако горы подступали все ближе. Мглистый хребет сворачивал к западу, и теперь они шли по предгорному плато, рассеченному трещинами черных ущелий и отвесными стенами высоких утесов. Извилистые, давно заброшенные тропы часто заводили Хранителей в тупики — то к обрыву над бурным пенистым потоком, то к сухой, но широкой и глубокой расселине, то к пологому спуску в бездонную трясину.

На четырнадцатую ночь погода изменилась. Восточный ветер ненадолго стих, а потом устойчиво потянул с севера. Тяжелые тучи к рассвету рассеялись, прозрачный воздух стал морозней и суше, а из-за Мглистых гор эээвыплыло солнце — громадное, но по-зимнему неяркое и холодное. Путники подошли к гряде холмов, поросших могучими горными дубами, — казалось, что их черно-серые стволы вырублены в древние времена из гранита.

На юге, преграждая Отряду дорогу, высился гигантский горный хребет с тремя особенно высокими пиками в серебрящихся шапках вечных снегов. Фродо внимательно рассматривал горы; к нему неслышно подошел Гэндальф и, приложив ладонь козырьком ко лбу, глянул на далекий заснеженный хребет.

— Здесь начинаются земли Остранны, или, как назвали ее люди, Дубровы, — опустив руку, сказал он Фродо. — В Остранне некогда жили эльфы, но эти времена давно миновали. Птица, летящая из Раздола в Остранну, должна одолеть лишь сорок пять лиг. Но если двигаться пешком, как мы, то надо пройти лиг двести-триста. В Остранне и климат гораздо лучше, и земля плодородней, чем на северных равнинах, но теперь нам придется удвоить осторожность; сюда наверняка посланы соглядатаи.

— За один по-настоящему солнечный день я согласен даже учетверить осторожность! — откидывая капюшон, воскликнул Фродо.

— А впереди-то горы, — вмешался Пин. — Должно быть, ночью мы свернули к востоку.

— Не было этого, — возразил Гэндальф. — В солнечную погоду просто дальше видно, вот почему ты увидел горы. Мглистый хребет у границ Остранны плавно сворачивает на юго-запад. Ты что же — ни разу не заглянул в карту, пока мы гостили у Владыки Раздола?

— Почему не заглянул? — обиделся Пин. — Я заглядывал, можно даже сказать — изучал. Но у меня плохая зрительная память. Зато наш Фродо наверняка все помнит!

— Нам не понадобится никаких карт, — сказал подошедший к хоббитам Гимли. Он взволнованно смотрел на далекие горы. — Ведь это владения моих предков. Вон они, овеянные легендами вершины — заснеженные Зирак, Бараз и Шатхур!

Я видел их, да и то издалека, только раз, но они хорошо мне знакомы. Им посвящено множество легенд, а их изображения — в металле и камне — не раз создавали наши мастера. Ибо под ними, в огромных пещерах, расположено древнее царство гномов — Казад-Дум, или, по-эльфийски, Мория, а на всеобщем языке — Черная Бездна. Чуть дальше высится пик Баразинбар — по-эльфийски Карадрас, Багровый Рог; а за ним, правее, еще два пика: Зиракзигил — Селебдор, Серебристый, и Бундушатхур — Фануиндхол, Тусклый.

Здесь неприступный Мглистый хребет прогибается седловиной узкого перевала, по которому можно попасть в долину, известную всем средиземским гномам. У этой долины несколько названий: по-гномьи Азанулбизар; по-эльфийски Нандурион; ну а на всеобщем языке — Черноречье.

— Нам надо пробраться к Азанулбизару, — объявил Гэндальф, когда гном замолчал. — Поднявшись на перевал через Багровые Ворота — так именуют его западный склон, — спустимся по Черноречному Каскаду в долину. Там вы увидите озеро Зеркальное и вытекающую из него речку Серебрянку.

— Непроглядна вода Келед-Зарама, — сказал Гимли, — и холодны как лед ключи Кибель-Налы. Неужели же мне суждено это счастье — увидеть наше заповедное озеро?

— Если и суждено, то мимоходом, мой друг, — глянув на гнома, откликнулся Гэндальф. — Ибо наш путь. лежит мимо Зеркального, вниз по Серебрянке, через Таимые Чащобы, к Великой Реке и потом…

Он умолк.

— И что же потом? — спросил его Мерри.

— И потом — дальше, — ответил Гэндальф, — к концу путешествия… в конце концов. Не будем загадывать далеко вперед. Нам удалось дойти до Остранны — но это лишь первый шажок к победе. Мы остановимся тут на сутки: Остранна славится целебным климатом, а нам не мешает набраться сил. Край, где некогда жили эльфы, необычайно долго остается целебным, его нелегко отравить лиходейством.

— Правильно, — поддержал Гэндальфа Леголас. — Но для нас, исконно лесных жителей, эльфы Остранны были странным народом, и я уже не чувствую здесь их следов: деревья и трава мертво молчат. Хотя… — Леголас на мгновение замер, — …да, камни еще помнят о них. Слышите? Слышите жалобы камней? Они огранили нас, навек сохранили нас, вдохнули в нас жизнь и навеки ушли. Они ушли навеки, — сказал Леголас. — Давно нашли Вековечную Гавань.

Но путники слышали только шум ветра. В лощине, укрытой зарослями падуба, путники развели небольшой костер, и на этот раз их завтрак-ужин не показался им скудным, унылым и безвкусным. Они не торопились улечься спать, потому что им предстоял целый день отдыха и долгая ночь спокойного сна, а потом — бестревожная, полновесная дневка. Лишь одному Арагорну было неспокойно. После еды он поднялся на холм, долго смотрел на далекие горы и очень настороженно к чему-то прислушивался. Потом, снова подойдя к лощине, он недоуменно глянул на спутников, словно бы удивляясь их веселой беспечности.

— В чем дело, Бродяжник? — спросил его Мерри. — Неужели тебе чего-нибудь не хватает? Может, ты соскучился по восточному ветру?

— Пока еще нет, — усмехнулся Арагорн. — Но кое-чего мне действительно не хватает. Я бывал в Остранне и зимой, и летом. Здесь нет охотников, ибо нет жителей, поэтому всегда было много птиц и всяких мелких безобидных зверюшек. А сейчас весь этот край будто вымер. Я чувствую, что вокруг — на многие лиги! — нет ни одного живого существа. И мне хотелось бы понять — почему.

— Это и правда не совсем понятно, — согласился Гэндальф. Но потом добавил: — А может, мы и распугали всю живность?

— Мы ведь не охотимся, — возразил Арагорн. — Но мне всегда было спокойно в Остранне. А сейчас я постоянно ощущаю тревогу.

— Значит, нам нужно быть начеку, — сразу же посерьезнев, заметил Гэндальф. — Если с тобой путешествует Следопыт, да не просто Следопыт, а сам Арагорн, надобно верить его ощущениям. Потише, друзья, — сказал он хоббитам. — И давайте-ка сразу выставим часового.

В тот день первым часовым был Сэм. Все остальные спокойно уснули, но Арагорн, видимо, не собирался спать. Едва разговоры путников прекратились, настала тяжкая, тревожная тишина — ее почувствовал даже Сэм. Ясно слышалось дыхание спящих, а когда пони переставил ногу, раздался поразительно громкий стук. Стоило Сэму немного пошевелиться, и он слышал похрустывание собственных суставов. На небе не было ни единого облачка, солнце медленно всползало все выше; мертвая тишина углублялась и крепла. Потом на юге, в безоблачном небе, появилось какое-то темное пятнышко, напоминающее крохотную черную тучку; ветра не было, но пятнышко приближалось.

— Что это? На облако вроде бы непохоже, — шепотом сказал Арагорну Сэм. Арагорн, не отвечая, смотрел в небо; пятнышко, приближаясь, быстро росло и вскоре рассыпалось на отдельные точки.

— Да это же птицы! — воскликнул Сэм. Птицы летели необычайно низко и не прямо вперед, а широкими зигзагами, как будто что-то искали на земле.

— Ложись и молчи! — прошипел Арагорн, затаскивая Сэма под ветви кустарника, потому что несколько сотен птиц внезапно отделились от основной стаи и стремительно полетели к той самой лощине, в которой расположились на отдых путники. Птицы были похожи на ворон, но совершенно черных и очень больших; когда они проносились над лощиной, их тень на мгновение закрыла солнце, и тишину вспорол громогласный карк, тут же заглушенный хлопаньем крыльев.

Как только птицы скрылись из глаз, Арагорн поднялся и разбудил Гэндальфа.

— Над западными равнинами, — сказал он мрачно, — рыщут стаи черных ворон, и одна из них только что пролетала над нами. В Остранне черные вороны не живут, они гнездятся на Сирых Равнинах. Не знаю, зачем они сюда пожаловали, возможно, просто в поисках пищи, но, по-моему, их послал Враг — шпионить. А высоко в небе кружатся стервятники, и уж они-то наверняка служат Саурону. Мне кажется, нам надо уходить отсюда сегодня же: за Остранной установлена слежка.

— Но в таком случае, — отозвался Гэндальф, — шпионы стерегут и Багровые Ворота, а значит, на перевал подыматься нельзя. Интересно, как же мы попадем в Черноречье? Ладно, подумаем об этом потом. Главное сейчас — добраться до Мглистого. Ты прав, уходить нам придется сегодня, так что отдыха у нас не будет.

— Наше счастье, — сказал Арагорн, — что мы разожгли небольшой костер и он потух до прилета ворон. С кострами нужно распроститься надолго.

— Вот ведь наказание, — жаловался Пин, проснувшись под вечер и узнав от Сэма, что спокойной ночевки у них не будет, а костры отменены на долгое время. — Из-за стаи каких-то дурацких ворон мы теперь даже и выспаться не можем. А я-то мечтал о горячем ужине!

— Мечтай и дальше, — посоветовал ему Гэндальф. — Я вот, например, мечтаю согреться и спокойно выкурить трубку табаку. Но одно я могу пообещать твердо: на юге мы все непременно согреемся.

— Боюсь, не стало бы нам даже жарко, а не только тепло, — пробурчал Сэм. — Ну и пусть, зато мы наконец доберемся до Роковой горы и повернем домой. Я и то уж подумал про Багровый Рок, что он и есть Роковая гора, пока Гимли не назвал нам его по-своему — Бариза… Бирази… Сам Враг язык сломит!.. Короче говоря, мы еще не дошли. — Сэм не верил географическим картам, и все расстояния в этих краях казались ему такими громадными, что он уже окончательно в них запутался.

Днем Хранители прятались в лощине. Несколько раз они видели ворон, но те вроде бы их не замечали, а к вечеру снова улетели восвояси. Немного переждав, Хранители поели, свернули лагерь и отправились на юг — туда, где в лучах заходящего солнца багрово искрилась вершина Баразинбара. Предгорное плато уже укутали сумерки, и в темнеющем небе одна за другой зажигались первые ночные звезды.

Арагорн вывел их на торную тропу. Вернее, это была не тропа, а древний, давно заброшенный тракт, связывавший Остранну с горным перевалом. Из-за гор выплыла полная луна, и в ее голубовато-серебристом свете утесы по обеим сторонам тракта отбрасывали на землю черные тени. Фродо присмотрелся к утесам внимательней и увидел, что это вовсе не утесы, а искусно вырубленные в камне фигуры; но их уже разрушило неумолимое время.

Отряд двигался к югу всю ночь. Под утро, в сером предрассветном сумраке, Фродо случайно глянул на небо и заметил, а точнее, лишь смутно ощутил, как над ними пронеслась бесшумная тень, стершая с небосвода — всего лишь на мгновение — веселые искорки звезд. Фродо вздрогнул.

— Ты сейчас ничего не заметил в небе? — еле слышным шепотом спросил он Гэндальфа, шагавшего с Арагорном впереди Отряда.

— Заметить не заметил, но почувствовал, — сказал Гэндальф. — На секунду стало как будто темней. Наверно, над нами проплыло облачко.

— Очень уж быстро оно проплыло, — ни к кому не обращаясь, пробормотал Арагорн. — Особенно для такой безветренной погоды…

Больше ночью ничего не случилось. Рассвет был ясный и солнечный, но прохладный; ветер опять подувал с востока.

Еще две ночи шел Отряд к Мглистому; извилистая дорога то карабкалась на холм, то сбегала в ложбину, но было заметно, что она постепенно поднимается все выше; и вот, когда кончилась вторая ночь, Отряд вплотную подступил к Баразинбару, или, как называли его эльфы, Карадрасу, громадному пику со снежной вершиной и кроваво-красными каменистыми склонами, на которых не было ни лесов, ни лугов.

Зачинался пасмурный и холодный рассвет; серые тучи закрывали солнце; ветер дул теперь с северо-востока. Гэндальф повернулся лицом к ветру, потянул носом и сказал Арагорну:

— Зима нагоняет нас. Горы на севере покрыты снегом почти до подножия. Послезавтра мы поднимемся к Багровым Воротам, и там нас, возможно, заметят соглядатаи; но самым опасным и коварным врагом, весьма вероятно, окажется погода. Так какой же путь ты выбрал бы, Арагорн?

Фродо, случайно уловивший эти слова, понял, что слышит продолжение разговора, который начался гораздо раньше.

— Я думаю, ты знаешь не хуже меня, что любой путь к затененным землям гибельно опасен, — ответил Арагорн. — Но мы должны одолеть этот путь, а значит, нам надо добраться до Андуина. На юге Мглистый перевалить невозможно, пока не выйдешь к Ристанийской равнине. Ты сам поведал о предательстве Сарумана. Так откуда нам знать, не пала ли Ристания? Нет, к ристанийцам идти нельзя, а потому придется штурмовать перевал.

— Ты забыл, — сказал Гэндальф, — что есть еще один путь, неизведанный и темный, но, по-моему, проходимый: тот путь, о котором мы уже говорили.

— И больше я о нем говорить не хочу, — отрезал Арагорн. Но, помолчав, добавил: — И не буду… пока окончательно не уверюсь, что другие пути совершенно непроходимы.

— Нам надо решить, куда мы пойдем, сегодня же, — напомнил Арагорну Гэндальф.

— Хорошо, я согласен, — сказал Арагорн. — Давай обсудим это еще раз, когда настанет время выходить.

Вечером, пока их спутники ели, Арагорн с Гэндальфом отошли в сторону и принялись вполголоса о чем-то совещаться, посматривая на глыбу Багрового Рога. Его крутые скалистые склоны были бесплодно голыми и угрюмыми, а вершина терялась в тяжелых тучах. Очень неприветливо выглядел перевал! Однако, когда Арагорн и Гэндальф объявили, вернувшись, что нынешней ночью надо попытаться его одолеть, Фродо обрадовался. Он, конечно, не знал, про какой "неизведанный и темный" путь говорил поутру Арагорну Гэндальф, но почему-то заранее его боялся,

— Может статься, что Багровые Ворота стерегут соглядатаи Врага, — сказал Гэндальф. — Да и погода внушает мне серьезные опасения. Мы рискуем попасть на перевале в метель. Нам придется идти как можно быстрее. Даже и тогда мы поднимемся к седловине не меньше чем за два ночных перехода. Сегодня вечером рано стемнеет, поэтому пора сворачивать лагерь: мы едва-едва успеем собраться.

— Разрешите и мне кое-что добавить, — сказал обычно молчаливый Боромир. — Я рос неподалеку от Белых гор и не раз бывал на большой высоте. Высоко в горах и летом-то, холодно, а сейчас нас ждет там трескучий мороз. Без костра мы замерзнем у перевала насмерть — ведь нам, как я понял, предстоит дневка. Значит, пока мы еще здесь, внизу, нужно собрать побольше сушняка, чтобы каждый взял с собой вязанку дров.

— А Билл прихватит две, — сказал Сэм. — Ты ведь не подведешь нас, правда, дружище? — спросил он у Билла.

Пони промолчал, но посмотрел на Сэма довольно мрачно.

— Неплохая мысль, — согласился Гэндальф. — Однако нам надо твердо запомнить, что костер мы разожжем лишь в крайнем случае, когда действительно окажемся перед выбором — погибнуть или отогреться у огня.

Сначала Отряд продвигался быстро, но через несколько лиг склон стал круче, а разрушенный тракт превратился в тропу, загроможденную острыми осколками скал. Небо сплошь затянули тучи, и путников накрыла черная тьма. Лица обжигал ледяной ветер. К полуночи извилистая, чуть заметная тропка вывела путников на узкий карниз — справа от них, в круговерти ветра, угадывалась пустота глубокой пропасти, а слева вздымалась отвесная стена. Они не одолели и четверти пути.

Вскоре Фродо почувствовал на лице холодные уколы редких снежинок, а потом началась густая метель. Тьма, сделавшаяся вдруг сизо-белесой, стала вместе с тем еще непроглядней — согнутые фигуры Арагорна и Гэндальфа, до которых Фродо мог дотянуться рукой, скрылись в мутной метельной мгле.

— Ох, не нравится мне эта кутерьма, — пыхтел у него за спиною Сэм. — Я люблю полюбоваться на метель из окошка, утречком, лежа под теплым одеялом. Пусть бы она разразилась над Норгордом, то-то хоббиты были бы рады. А здесь она нам совсем ни к чему.

В Хоббитании сильных снегопадов не бывает — разве что изредка у северной границы, — и, если выпадает немного снежку, хоббиты радуются ему как дети. Никто из живых хоббитов (кроме Бильбо) не видел редкостно свирепой зимы 1311 года, когда на засыпанную снегом Хоббитанию напали полчища белых волков, перешедших по льду речку Брендидуим.

Гэндальф остановился. Толстый слой снега покрывал его плечи и капюшон плаща. На тропе снега уже было по щиколотку.

— Именно этого я и опасался, — повернувшись к Арагорну, проговорил Гэндальф. — А что ты теперь скажешь, Следопыт?

— Что и я опасался, — ответил тот. — Правда, меньше, чем всего другого. Северяне привыкли к горным метелям. Но в южных горах метели — редкость, а если и случаются, то на большой высоте. Да ведь мы-то не успели забраться высоко.

— Так, может быть, это лиходейство Врага? — спросил подошедший к ним Боромир. — У нас поговаривают, что в Изгарных горах он повелевает даже погодой. Правда, они принадлежат ему, а Мглистый хребет — далеко от Мордора. Но могущество Врага постоянно растет.

— Длинные же он отрастил себе руки, если способен перебросить метель из северных земель в южные, — сказал Гимли.

— Длиннее некуда, — проворчал Гэндальф.

Пока они стояли, ветер утих, а через несколько минут прекратился и снегопад. Тогда они снова двинулись вперед. Однако затишье оказалось обманчивым. Не успели они одолеть и пол-лиги, как в лицо им дунул колючий ветер, окреп, налился ураганной силой, потом опять началась метель, снег повалил огромными хлопьями, и вскоре разбушевался неистовый буран. Теперь даже могучий Боромир шел с трудом. Хоббиты тащились в хвосте колонны, и всем их спутникам было понятно, что если буран будет продолжаться, то идти дальше они не смогут. Фродо едва передвигал ноги. Сэм, охая, плелся за ним. Пин и Мерри ковыляли молча. Гимли и тот выбился из сил, а ведь гномы славятся своей выносливостью.

Внезапно Отряд замер на месте, как будто путники сговорились остановиться, хотя никто не сказал ни слова. Вокруг раздавались очень странные звуки. Возможно, это завывал ветер, но в его гулком многоголосом вое ясно слышались злобные угрозы, визгливый хохот и хриплые вопли… Нет, ветер не мог так выть. Неожиданно сверху скатился камень, потом еще один, потом еще… Путники прижались к отвесной стене; камни с треском падали из карниза, подскакивали и валились в черную пропасть; временами раздавался тяжелый грохот, и сверху низвергались огромные валуны.

— Надо возвращаться, — сказал Боромир. — Я не раз попадал в горные метели и знаю, как воет по ущельям ветер… но сейчас мы слышим вовсе не ветер! Это же голоса вражеских сил! Да и камнепад здесь начался не случайно.

— Думаю, что воет-то именно ветер, — заметил Арагорн, — но Боромир прав — дальше идти в самом деле нельзя. У Совета Мудрых много врагов, хотя и не все они — союзники Саурона.

— Эльфы назвали Карадрас Кровожадным задолго до появления Врага, — буркнул Гимли.

— Не важно, кто нам препятствует, — сказал Гэндальф. — Важно, что препятствие сейчас неодолимо.

— Так как же нам быть? — горестно спросил Пин. Он стоял, привалившись к холодной стене, и его сотрясала мелкая дрожь.

— Ждать перелома погоды на месте или возвращаться, — ответил Гэндальф. — Пробиваться вперед бессмысленно и опасно. Чуть выше, если я правильно помню, тропа выходит на открытый склон. Там не укроешься от ветра и камней… или какой-нибудь новой напасти.

— И возвращаться бессмысленно, — добавил Арагорн. — От подножия горы до этой стены нет ни одного сносного укрытия.

— Тоже мне, укрытие, — проворчал Сэм. Но никто, кроме Фродо, его не слышал.

Хранители стояли, прижавшись к стене. Карниз, врезанный в южный склон, тянулся, полого подымаясь вверх, с юго-востока на северо-запад и впереди круто поворачивал к югу, так что стена загораживала путников от резкого северо-восточного ветра, но бешено крутящиеся белесые вихри — снег валил все гуще и гуще — захлестывались к ним и сверху и снизу.

Они касались друг друга плечами, а пони Билл стоял перед хоббитами, заслоняя их от снежных смерчей, но вокруг него уже намело сугроб, и, если б не рослые спутники хоббитов, их очень скоро завалило бы с головой.

Фродо одолевала стылая дрема; потом он пригрелся в снежной норе, и завывание ветра постепенно заглохло, сменившись гулом каминного пламени, а потом у камина появился Бильбо, но в его голосе прозвучало осуждение.

— Не могу понять — зачем ты вернулся? Зачем прервал этот важный поход из-за самой обычной зимней метели?

— Мне хотелось отдохнуть, — прошептал Фродо, но Бильбо, проворно затушив камин, выволок племянника из теплого кресла, и в комнату вползла ледяная тьма…

— …слышишь, Гэндальф? Их занесет с головой, — проговорил Бильбо голосом Боромира, и Фродо почувствовал, что висит в воздухе, вытащенный из уютной снежной норы. Тут уж он окончательно проснулся. — Они же заснут и замерзнут насмерть, — опуская Фродо, сказал Боромир. — Надо немедленно что-то предпринять!

— Ты прав, — озабоченно отозвался Гэндальф и достал из кармана кожаную баклагу. — Пусть каждый отхлебнет по одному глотку, — сказал он, передав баклагу Боромиру. — Это необычайно живительный напиток — здравур — драгоценный дар Имладриса.

Глоток пряной, чуть терпкой жидкости не только согрел окоченевшего Фродо, но и прогнал его недавние страхи. Остальные Хранители тоже оживились. Однако ветер свирепствовал по-прежнему, а метель даже стала как будто сильней.

— Не разжечь ли костер? — спросил Боромир. — Похоже, мы уже поставлены перед выбором — погибнуть или отогреться у огня.

— Что ж, можно, — ответил Гэндальф. — Если здесь есть соглядатаи Саурона, они все равно уже нас заметили.

У Хранителей были и дрова и растопка (они последовали совету Боромира), но ни эльф, ни гном — уж на что мастера — не сумели высечь такую искру, которая зажгла бы отсыревший хворост. Пришлось взяться за дело Гэндальфу. Он прикоснулся Жезлом к вязанке хвороста и скомандовал: "Наур ан адриат аммин!" Сноп зеленовато-голубого пламени ярко осветил метельную темень, хворост вспыхнул и быстро разгорелся. Теперь яростные порывы ветра только сильнее разжигали костер.