Некто без имени Тодорович Фаина

Нет, нет, так все равно нельзя. Это не правильно. Я вошла в сотрудники не с парадного, а с черного входа.

– Я, Илья Филиппович, так же никогда не вступала в сделку с совестью. Когда то меня потрясла история Полины Колесник, которая заняла мое место по протекции главного архитектора. Я просто не смогу смотреть на себя в зеркало, зная, что сама я поступаю также.

– Вы ничье место не занимаете, лишь свое законное, которое вам выделило агентство АКАТО. И потом, Маргарита Леонидовна, простите меня за прямоту и грубость, но думаю, вам стоит прекратить вести себя как трусливый заяц.

Да уж от такой прямоты, совершенно неожиданной, у меня округлились глаза. А Илья Филиппович, не обращая внимания на мое замешательство, продолжал:

– Я слышал об этой истории, но не считаю, что тогда вы поступили разумно. Вы искренне убедили себя, что повели себя достойно, ушли, громко хлопнув дверью, а на самом деле, вы демонстративно сбежали. Именно поэтому Игорь Олегович до сих пор воспринимает вас как пустое место. Себя нужно уметь защищать, а больше чем себя, нужно уметь защищать свои убеждения и труды. Вам плюнули в лицо, а вы услужливо подставили спину. Вы не пошли к вышестоящему руководству, не пошли к заказчику. Запачкаться побоялись? Или побоялись отмыться? Скорее второе. Пошли по пути наименьшего сопротивления, так проще, не так ли? А что вы, спрашивается, делаете сейчас? Да то же самое – сбегаете. Вам и на ум не приходит, что намного разумнее остаться и доказать, что вы достойны той рекомендации, которую получили. В чем причина бегства, Маргарита Леонидовна? В том, что вас не оценили, так, как вам бы хотелось. Так я вам скажу, не великий подвиг сидеть на одном месте и ждать, что когда-нибудь к вам придут и предложат орден за заслуги. Чтоб вас оценили, так, как вы этого заслуживаете, необходимо делать действия: отлеживать текущие проекты, где можно профессионально реализовать себя, посылать резюме, доказывать, что вы профессионал. За вас это сделал другой человек, тот самый от которого вы сейчас открещиваетесь, и знакомства с которым стыдитесь. По моему убеждению, это не порядочно с вашей стороны.

Когда имя Романа Мейера было на слуху, и он был востребован как профессионал, никто, ни один человек не смел обсуждать его образ жизни, и порочить его заслуги. Лишь, когда он добровольно ушел из профессии, и перестал появляться в обществе, на него вылили ушат помоев. Вот и вам кто-то поведал о жизни Романа Германовича с точки зрения своего осуждения, и вы поддались заблуждению, и приняли это оценку за свою. Только я вам так скажу, сколько бы негативных высказываний о нем вы не слышали, Роман Германович спас не одну невинную жизнь. Он, не единожды, помогал восстановить справедливость, он многим людям вернул доброе имя и репутацию, а многие подонки сидят сейчас в соответствующих местах, тоже благодаря ему. Он великолепный друг, который никогда никому не отказывал в помощи, никогда и никого не оставлял в беде. Да, разумеется, он имел некие слабости и пороки, но чтоб иметь право осуждать, нужно знать все факты, не только негативные. Вообще, я считаю, что осуждать человека за прошлое может лишь тот, кто был частью этого прошлого. Если же нет, то даже закоренелого преступника на суде судят лишь за текущую провинность, а не за старые подвиги. У вас есть причина быть обиженной на Романа Германовича? Он как-то бесчестно поступил с вами? Он вел с вами ту линию поведения, о которой вы слышали?

– Нет – тихо прошептала я. Все это время я сидела с опущенной головой. Каждое слово било по самолюбию словно плетью, но возразить было нечего. Илья Филиппович был прав во всем, начиная с моего бегства из «Меандра», конечно Звягин принимает меня за ноль, так как я по-настоящему не дала ему отпор, заканчивая моим суждениям о Романе. Ну почему у меня все никак не хватает мудрости, чтобы самой прийти к такой простой истине, не осуждай человека за прошлое, если в настоящем он не причинил тебе боли. Конечно, он не вел себя со мной так, как вел себя с другими женщинами, по словам дяди Паши. Наоборот, он ограждал меня, оберегал. Он первый оттолкнул меня, чтоб не причинить вред. Никто так не поступает с безразличными людьми. Он когда-то посчитал унизительным принять помощь для себя в критический момент жизни, но пошел просить мне место в проекте. Будь я хоть чуть-чуть умнее, судила бы по поступкам, а не по словам стороннего наблюдателя.

– Илья Филиппович, – я подняла полные надежды глаза – вы знаете, где он сейчас?

– Боюсь, Маргарита Леонидовна, этого не знает никто. Если Роман Германович не хочет быть найденным, то никто не сможет найти место его проживания.

Я снова опустила глаза и увидела, как две слезы капнули на мои колени. Надежда словно песок просыпалась сквозь пальцы. А мне нужно было, так нужно было его увидеть и поговорить с ним.

– Однако…, – вдруг неожиданно продолжил Илья Филиппович, – он покинул мой кабинет за 15 минут до вашего прихода. Я попросил его о помощи в негласном расследовании одного происшествия в агентстве. Так, что вполне возможно, что он все еще в здании.

– Есть вероятность, что он здесь? – ошеломленно переспросила я.

– Да, такая вероятность есть. Он планировал переговорить с сотрудниками финансового отдела, чтобы помочь агентству компетентно разобраться в одной оказии. Так что, если вы поспешите….

Я уже не слушала, наскоро попрощавшись, я пулей вылетела из кабинета. Финансовый отдел располагался на втором этаже. Если он еще там… Боже, пусть он будут там, ну пожалуйста! Это мой последний шанс поговорить с ним. Если я опоздаю, мой мир снова расколется на мелкие осколки. Я летела по коридору, а мысли, словно ветер, стремительно влетали в голову, и вылетали из нее, создавая в уме рваный картины. Что я скажу? Что сделаю? Без понятия. Просто я чувствую одно, он мне нужен, очень нужен. Я не могу упустить этот шанс. Я упустила столько шансов в жизни из-за своей гордости, из-за пустого самолюбия. Дура! Набитая дура! О какой гордости я сейчас говорю? Я бегу по коридору за мужчиной, молясь про себя, чтобы только раз, еще один раз, мне представилась возможность сказать хоть слово или просто обнять его, то, что я раньше никогда не решилась бы сделать самой. Сейчас не важно…

Второй этаж! Вот и кабинет… сейчас все прояснится. Вдруг мой взгляд упал на высокое окно коридора и то, что я увидела, привело меня состояние паники. По дороге, от здания АКАТО ритмичным шагом уходил высокий человек в кожаной куртке. Это был Роман. На мгновение он замедлил шаг и обернулся. Но даже издалека, меня поразили своей глубиной и нереально синим цветом эти глаза.

– Рома!!!! – закричала я и изо всех сил застучала по окну. Глупо! Услышать стук с такой дистанции нельзя, тем более услышать мой крик. Стены у здания зеркальные, значит, увидеть меня он тоже не мог.

– Ромааа!!!! – сделала я еще одну тщетную попытку, но в ответ он лишь отвернулся, поднял воротник и снова зашагал по дороге. Надежда исчезала. Центральный вход выходил на другую сторону здания. Даже если я сейчас изо всех своих сил побегу к нему, то окажусь по другую сторону улицы, и потеряю бесценное время. А он все отдалялся шаг за шагом, шаг за шагом. Каждая секунда все больше разлучала меня с ним неумолимо, а я могла лишь беспомощно смотреть, как навсегда меня покидает дорогой мне человек. Навсегда – это значит, мы никогда больше не встретимся.

Никогда – это значит нужно забыть. Это значит, ты лишена шанса, даже призрачной возможности ждать. Это значит, нет места надежде. Никогда значит, в твою жизнь пришла пустота. Я боюсь этого «Никогда». И сейчас ради того, чтоб не допустить прихода «Никогда» в мою жизнь я готова даже разбить это проклятое зеркальное окно и если потребуется выпрыгнуть самой.

Внезапно меня озарило. Пожарная дверь! В этом здании обязательно есть пожарная дверь, и располагается она на противоположной стороне от центрального входа. У меня меньше секунды, чтобы найти эту дверь.

Время – странная материя. Оно способно ускорять, и замедлять свой бег. Но по чудовищному неведомому мне закону, оно замедляется в тяжелые, или скучные моменты, но несется бешеным темпом, когда спешишь сама. Сейчас я бежала наперегонки с самим временем. Я перепрыгивала через две и три ступени, я забыла про понятие осторожность. Я готова была разбиться, но только не упустить возможность остановить его.

Дверь!!!! Вот она! Под лестницей. Я была права. Как далеко уже ушел Рома, пока я бежала по ступеням? Вдруг, он уже скрылся из поля зрения, вдруг все напрасно и я потеряла его? Вдруг я больше не смогу его найти. Я схватилась за ручку и потянула ее на себя. Дверь не поддалась. Меня вдруг ужаснула мысль, которую прежде я даже забыла допустить. Дверь может быть заперта!!! Я снова потянула ее на себя и снова безрезультатно. Холодный ужас сдавливал мне горло все сильнее и сильнее. Наверное, похожие состояния имитируют в голливудских фильмах ужасов, когда обреченная жертва пытается открыть дверь укрытия, спасаясь от маньяка. Давай же!!! Открывайся!!! Умоляла я дверь, все сильнее пытаясь тянуть ее на себя. И вдруг…! Дверь распахнулась резким рывком, и вместе с ярким ослепительным светом что-то тяжелое ударило мне прямо в лицо. От неожиданности и боли я опрокинулась на спину. Удар по голове и все пропало. Лишь пустота….

Часть 3

Сквозь темноту до меня пробилось железное звяканье и запах лекарств. Откуда-то издалека доносились голоса, шаги, звуки открывающихся дверей. Я приоткрыла глаза. Открыть их полностью не позволяла сильная головная боль. Первое что предстало моему туманному взору, была белая стена с небольшой трещиной. Я перевела взгляд направо – высокое окно с выцветшими шторами. С лева от меня стояли еще две кровати, но, очевидно, что они были не заняты. Я была в больнице. Все тело болело, и сильно болела голова. Я поднесла руку ко лбу и нащупала повязку из бинтов. Как я тут оказалась? Вспомнив предшествующие события, я ощутила ноющую боль в сердце. Где Роман? Знает ли он, что я здесь? Откуда он может знать…? Я проиграла. Теперь уже проиграла. Я снова оглядела палату. Как болит голова… Совсем небольшая комната с белами стенами, деревянный столик в углу, на нем лишь старый графин. Белая дверь со стеклянными вставками была приоткрыта и из коридора слышались голоса ходящих туда-обратно людей, голоса медсестер, пациентов, прогуливающихся по коридору. Как я не люблю эту атмосферу. Тем более, я сейчас одна в палате, сейчас, когда мне так одиноко. Захотелось спрятать лицо в подушку, но повернуть голову оказалась непосильной задачей.

Вдруг в дверях появилась фигура мужчины в белом халате, и авоськой с апельсинами в руках. Этого мужчину я была просто несказанно рада видеть. Это был мой любимый домовой, дядя Паша. Взволновано охая, он подошел ко мне и заботливо погладил по волосам.

– Ну, слава Богу, тебе лучше! Ну как же ты так умудрилась? Как ты себя чувствуешь?

Дядя Паша присел на деревянный, скрипучий стул возле моей кровати.

Наконец, от волн домашнего спокойствия, исходящих от моего милого старика, я почувствовала себя в силах заговорить, хотя звук собственного голоса мне показался странно хриплым, будто я не практиковалась целую вечность:

– Я почти успела, дядя Паша, он был там, я почти его догнала. Я хотела поговорить… я почти успела…. Почему мне так не везет?! Он же был там…

В ответ на мои беспорядочные фразы, дядя Паша лишь молча смотрел на меня с возрастающей тревогой.

– Кого, дочка? О ком ты говоришь?

– О Роме. Я знаю, вы не в восторге от этого, но было нужно…

– Какой Рома? – внезапно обезоружил меня вопрос дяди Паши. Судя по его взгляду, с тем же успехом я сейчас могла бы заговорить по-китайски. Степень понимания была бы та же.

Сначала я растерялась. Ведь именно от дяди Паши я впервые услышала это имя. А потом у меня похолодели пальцы на ногах, я начала, что что-то изменилось. Вокруг все было не так. Само собой мне все было ново, я была в незнакомой мне обстановке, но другим было не это. Звуки были намного отчетливей и цвета более приглушенные. Я словно вернулась с другой планеты.

– Сколько я уже здесь нахожусь? – спросила я, в надежде прояснить, что происходит с моим восприятием действительности, и почему дядя Паша ведет себя так, словно он страдает амнезией.

– Уже больше двух дней, дочка! – старик продолжал по-отцовски гладить меня по голове – Я так рад, что ты наконец-то в сознании.

– А почему я здесь? Что со мной произошло? – ответ на этот вопрос так волновал меня, и так пугал. Где именно я потеряла связь с действительностью? И, главное, какие события заполнили промежуток времени, от панических попыток открыть пожарную дверь и до сей минуты?

В ответ на лице дяди Паши появилось выражение безграничной вины, а сочувствие в глазах удвоилось.

– Я же говорил, – начал причитать и охать старик, – ну, я же говорил тебе, дочка, что это плохая затея лезть на крышу в такую темень. Это я виноват, зачем я отдал тебе ключи! Там так темно, ну где ж не оступиться то? Бедненькая моя, теперь ты даже не помнишь, что с тобой случилось.

Очевидно, мой ошеломленный взгляд, который появился в ответ на его виноватые причитания, он истолковал, как попытки вспомнить, что именно произошло в тот вечер, и терпеливо начал объяснять:

– Ты, детка, пришла ко мне в каморку, и попросила ключи от крыши. Я чувствовал, что это опасно лезть туда в такое время, но я же всего лишь слабый старик, ну как противостоять такой стрекозе? Я отдал ключи, а у самого, представляешь, сердце не на месте. Ну, я поднялся на шестой этаж, чтоб убедиться, что все в порядке и нашел тебя на полу. Ты упала с лестницы. Там кровь… Я позвонил в скорую. Они отвезли тебя сюда, ты даже в сознание не приходила. Это я виноват…!

Дальше я уже не слушала само обвинительные причитания. Над мой головой грянул гром, и молния сверкнула перед глазами, от осознания того, что вся моя жизнь за последние дни, мои потери, надежды, метания, моя нечаянная привязанность, разочарования и обретения, весь этот коктейль из безумных событий и чувств, был лишь шуткой моего раненого мозга. Все было в моей голове, а не в реальности. Все было лишь фильмом, что прошел перед моими глазами. Я снова на исходниках. Я снова на старте. Я снова одна… От этого ужаса захотелось закричать, завыть как раненый зверь. Хотелось вскочить и расцарапать стены, порвать занавески, разбить в дребезги окна. Последняя умирающая надежда заставила меня собрать силы и спросить:

– Дядя Паша, миленький, кто живет в квартире на шестом этаже?

– Никто, – ответил растеряно дядя Паша, – так кладовка моя. Я там храню метла и лопаты и… Высоко конечно добираться каждый день….

ВСЕ! Словно хрустальный бокал, разлетелась на мельчайшие осколки надежда. Чтобы не напугать моего доброго домового, и не закричать от боли, не заплакать я сильно закусила губу, так сильно, что очень скоро почувствовала соленый вкус крови.

В медицине есть термин клинической смерти. Теперь я точно знаю, что у души тоже есть своя клиническая смерть. Я себя не чувствовала живой, хотя жила фактически. Я прожила жизнь, которой не было, я поверила в эту жизнь. За все свое существование на этой планете, лишь в этой маленькой жизни я жила по настоящему: влюблялась, теряла, ждала. Весь спектр эмоций за столь короткое время. Как с этим смириться?

Вдруг, в палате появился еще один человек в белом халате. Это был уже не посетитель. Это был мой лечащий врач, судя по всему. В руках у него была моя медицинская карта. Это был среднего роста мужчина лет 35 с русыми волосами и очень знакомыми глазами… такими голубыми, нереально голубыми.

Увидев меня, доктор широко улыбнулся.

– Рад видеть вас в сознании, Рита! Хочу сказать, вы большая соня. – Голос тоже был очень знакомым, он эхом прокатился по моему телу, и стих в районе желудка.

– Я не приходила в сознание с момента как попала сюда? – спросила я, все еще кусая губу.

– Приходили, – кивнул доктор, – только, похоже, не понимали отчетливо где вы, и что происходит вокруг вас. Вот это первый раз, когда я вижу ваш осмысленный взгляд. Что поделать, Рита, удар был сильным. Но я думаю, все будет хорошо. Вы – молодая и крепкая. Надеюсь, негативных последствий после такого падения не будет.

Доктор снова улыбнулся, глядя на меня как-то покровительственно. В палату заглянула медсестра и обратилась к врачу:

– Роман Германович, Вас просят срочно зайти в палату 14.

Роман Германович! Знакомая комбинация имени и отчества, словно спицей, проткнула все внутренности. Теперь понятно, откуда взялось это имя в моей голове. Мой несчастный мозг создал мне образы из подручных материалов, все, что я неосознанно слышала, или каким-то образом уловила визуально, сложилось в яркую причудливую мозаику. Некто без имени, человек, ставший мне глубоко дорогим и близким, был лишь образом, с чертами, заимствованными у моего лечащего врача.

Наконец, дядя Паша счел нужным оставить меня одну. Он выложил апельсины на стол, поцеловал меня в лоб, пожелал скорейшего выздоровления, и скрылся за дверью, а я, наконец, воспользовалась возможностью дать волю слезам.

В день моей выписки было пасмурно. Свинцовые серые тучи висели низко над землей, предвещая ненастье. Головные боли продолжали мучить меня, однако мое состояние в целом было признано удовлетворительным, и достаточным, чтоб покинуть стены этой белой клетки.

Я сидела в кабинете лечащего врача и ждала, пока он закончит делать записи в документах. Наконец, он поднял голову, и снова очень по-доброму, и очень покровительственно улыбнулся мне. Я привыкла к его улыбке, она встречала меня каждое утро, пока я была здесь, и всякий раз на душе становилось очень спокойно, словно добрый, белый ангел влетал в мою палату. Сейчас, эта улыбка провожает меня. Наверное, я буду по ней скучать. А вот глаза все еще заставляли сердце тоскливо ныть, напоминая о жизни, которой не было.

– Ну вот, Рита, – обратился доктор ко мне, – ты возвращаешься домой. Тебе необходимо будет обратиться к своему терапевту, он оформит тебе больничный лист, и будет наблюдать твое состояние, и динамику выздоровления. Тебе придется принимать анальгетики, так как все еще возможны головные боли. Так же возможна посттравматическая потеря координации, постарайся не перетруждаться, не ходи много, не поднимай ничего тяжелого. О тебе есть, кому позаботиться дома?

– Нет, – тихо ответила я, – я совершенно одна. Эта мысли раскатом грома прокатилась по голове. «Я одна! Снова…».

Роман Германович сконфужено замолчал и опустил глаза.

– Это печально, Рита. Может быть друзья… родные…

– Никого, – я покачала головой.

– Тогда, просто, будь очень осторожна и много отдыхай. Через несколько дней я зайду проверить твое состояние, если ты не против этого, конечно, – добавил доктор, и, как мне показалось, слегка покраснел.

– Конечно не против, Ром…. Роман Германович, – не без усилия произнесла я его имя, – в любое время. Я вам рада.

Доктор протянул мне свою визитку:

– Если будут ухудшения, или какие-то проблемы, звони, не раздумывай.

– Спасибо! – Поблагодарила я доброго ангела. Взяла документы, свою сумку, которую любезно принес дядя Паша, попрощалась с доктором, и, не оглядываясь, вышла из кабинета, а затем и из больницы.

Мне пришлось вызвать такси. Я была еще слаба, чтобы ехать домой на общественном транспорте, да и такие тучи пророчили мне перспективу вымокнуть, как кошка, если я не потороплюсь.

На такси я доехала до подъезда, расплатилась, и остановилась у двери, не решаясь войти внутрь. На мгновение я подняла голову наверх. Конечно, обычная крыша, без признаков романтического ореола. Сейчас она выглядела по-другому, не так как в моем сне, или бреду, не знаю точно, что это было. Она выглядела очень прозаично. Я снова перевела взгляд на дверь. Нет, я не боялась, что сейчас произойдет то же самое, что птица или иной предмет вылетит мне прямо в лицо. Нет. Я просто знала, что там за дверью меня никто не ждет, обо мне никто не думает, и не беспокоиться. Там мои четыре стены, кухня и тишина….

Две капли капнули мне на спину. Начинался дождь. Что ж, выбора не было. Я вошла в подъезд. 12 пролетов, 10 до моей квартиры. Я начала свое медленное восхождение. Немного болела голова, да и куда спешить? Двери… двери… за ними живут мои любимые соседи. Я люблю своих соседей, люблю их всех, они все чудесные люди. Все такие разные, и такие счастливые. Впервые в своей жизни, я ощущала себя просто моральным инвалидом по сравнению с ними. У них есть величайшее сокровище – возможность быть друг с другом. Возможность знать, что тебя ждут дома, что волнуются, если ты задерживаешься, беспокоятся, если ты болеешь. Да, конечно, каждому нужно личное пространство, и у каждого оно есть, хотя бы в своей голове и мыслях, но слышать шаги родного человека в соседней комнате, это и насущная потребность и величайшее чудо. Я не люблю зависть, но не могу не завидовать моим любимым и дорогим соседям.

Третий этаж. Ну, ничего, я знаю, что я сделаю, при первой же возможности выйти из дома, пойду на птичий рынок, и куплю котёнка. Собака для меня пока слишком ответственно, я не смогу выводить ее по утрам, а вот маленький теплый комочек, который будет желать мне доброго утра своим мокреньким носиком, который будет ждать меня с работы, и засыпать у меня под боком – это то, что мне сейчас нужно на данном этапе жизни. Я буду знать, что в моем тереме бьётся еще одно маленькое сердечко, помимо моего большого. Но, я больше не вернусь в лапы всепоглощающей тишины.

Четвертый этаж. Интересно, все ли в порядке с интернетом? Я обещала доктору не смотреть телевизор, и не перетруждаться, но часик перед компьютером, думаю, не повредит. Мне нужно просмотреть все текущие проекты архитекторских агентств. Пора возвращаться к нормальной жизни. Я почти почувствовала, что это такое работать с чертежами, делать то, что к чему у тебя есть способности, к чему лежит душа. После такого, невыносимо возвращаться к рутинной бумажной работе. Обновлю резюме, и вернусь в свою стихию.

Мой пятый этаж. Интересно, а есть дома что-нибудь съестное? Ах да, замороженные пельмешки, которые сиротливо ждут меня в пустом холодильнике. Слава Богу, я съела их только во сне. Надо будет выбраться в магазин, и купить чего-нибудь кроме полуфабрикатов. Надо, наконец, научиться готовить. Кто знает, может быть в будущем мне пригодиться этот навык. Это, должно быть, так здорово готовить для любимого человека. Как чудесно, когда кухня наполнена запахами горячего супа или котлет. Это запах моего детства, мои самые лучшие воспоминания: мама на кухне готовит борщ, бабуля колдует над блинами. Сладковатый аромат тянется с кухни, медленно наполняя весь дом. Да, ты дома, это настоящий аромат дома. Я не была по-настоящему дома с тех пор, как живу одна. Пора создавать дом, мой дом.

Вот и моя дверь. Я повернула ключ и вошла в квартиру. Меня встретила стена тишины. Все вещи лежали на своих местах, все было как всегда. Все было, до противного, как всегда. Мне больше не хотелось этого «как всегда». Только сейчас я осознала, как меня тяготит статичность моей жизни. Я сняла обувь и вошла на кухню. В своей маленькой комнатке мне сегодня совершенно нет места, ни одного уголочка, где можно было бы почувствовать себя уютно. Конец октября, за окном идет дождь. Он действует на меня просто гипнотически. Хочется бросить все, наскоро натянуть плащ, взять зонтик и упасть в холодную осеннюю влагу и искать, искать, искать… Искать что-то в отражении луж, искать в лицах прохожих, в окнах домов, в витринах магазинах, в проезжающих машинах, в каплях дождя, в собственном дыхании, с каждым мигом, с каждой секундой с каждым ударом сердца, с каждым тактом его учащенного ритма…

Конец