Падение небес Казаков Дмитрий

Крипта подобрал нужный ключ и отпер замок.

— Живей, уходим! Я нарочно с Совета сбежал, сделал вид, что рассердился. Но долго они без меня спорить не станут, вот-вот кого-то Зиновий за вами пришлет. Следом за мной давайте. Эй, не бери!

Последнее относилось к Белорусу, который хотел взять оружие мертвеца.

— Ничего не брать! Оставьте все как есть! И быстрей за мной!

— Ну уж нет, ничего не брать! — Белорус подхватил со стола тряпицу, на которой лежало сало. — Обеда не дали, с утра не жравши. Ну, куда теперь?

Он сунул в зубы отрезанный кусок, причмокнул, остальное завернул и спрятал за пазуху.

Крипта осторожно извлек откуда-то из складок полурясы маленький сверток и протянул Илаю:

— Держи, других не нашел.

В свертке оказались темные очки — правда, небольшие. Старый мутант водрузил их на нос и прогудел:

— Спасибо.

Крипта запер клетку, швырнул связку ключей на труп Опанасия и повел освобожденных узников по коридору, в сторону от лестницы, где виднелась незапертая дверь с широким решетчатым окном. Грига шел последним. За дверью оказалась темная камера, пол в ней был разрыт, из-под лавки под стену уходил лаз. Крипта полез первым, а его спутник задержался у двери, просунул руки сквозь прутья и навесил большой замок наподобие тех, которыми запирались прочие двери в темнице. Туран, пролезая вслед за Белорусом в темноту, заметил, что монах сгребает с пола солому — уходя, прикроет дыру. Потом пришлось опуститься на четвереньки и ползти, проход был совсем узким. Лучше всех передвигался в темноте Илай — он и ориентировался без света хорошо, и роста был небольшого, а Туран то и дело задевал своды и тыкался плечом в земляную стену. В подкопе было сыро, под коленями иногда влажно чавкала грязь. Хорошо, что ползти пришлось недолго, и вскоре беглецы выбрались в подземный коридор. Света и здесь не было, так что Крипта включил маленький электрический фонарь. Лампочка горела тускло, в скудном свете Туран только и смог разглядеть, что проход широкий и проложен давно, стены аккуратно сглажены, следов инструмента не видать.

— Часто этим подкопом пользуешься, Крипта? — спросил Илай. Старик сделал такие же выводы, что и Туран.

— Не часто, но иногда приходится. Раньше-то Зиновий себе такого не позволял, не было нужды в его владения соваться. А теперь тише, мы выйдем в катакомбы, которыми монахи часто пользуются.

— А куда мы? — поинтересовался Туран. Здесь ширина коридора позволяла, и он, обогнав спутников, пристроился рядом с провожатым. Грига намеренно отстал, его силуэт едва угадывался позади.

— В Лавре вам сейчас показываться нельзя. Выведу в город, укрою, — Крипта оглянулся, мазнул лучом фонарика по лицам тех, кто шагал за ним. — У меня в Киеве есть убежища, там, случается, укрываю таких, как вы, тех, кому опасно на виду быть.

— Что за место?

— Гостиница. Удобное место, там можно и переждать, и с нужным человеком увидеться, там надежно. Хозяйка гостиницы — проверенный человек. Картиной звать.

— Это чего ж такое имечко? — удивился Белорус. — Пригожая, что ли, как картина?

Крипта издал смешок, но как-то невесело.

— Сам увидишь. А теперь — когда скажу, идите за мной. Когда скажу — стойте и не дышите. Грига, ты первый.

Рослый монах пробежал вперед. Крипта выждал и махнул фонариком — дескать, идем. Вскоре впереди забрезжил свет — там была приоткрытая дверь.

— Брат Грига? — тихо позвал Крипта. В руке его блеснул полированной сталью пистолет.

— Входите, — откликнулся монах из-за двери.

Туран вслед за Криптой скользнул в дверь и едва не споткнулся о распростертого на полу человека. Тот самый лопоухий. Не судьба ему, значит, нынешний день пережить. Горло монаха было перерезано, на полу быстро растекалась лужа крови. Грига вытер нож и прошептал, взглянув на Крипту:

— Пришлось. Видишь, как оно все оборачивается…

Крипта лишь махнул пистолетом, и Грига перешел к двери, чтобы прикрыть ее, когда все выбрались из проема.

Туран огляделся: коридор наподобие тех, по которым волокли в подземную тюрьму. Темные деревянные балки под потолком, каменные стены. Это один из подземных проходов Лавры. Ясно, что тут задерживаться не следует — Крипта тоже так полагал и повел едва не бегом. Сделав пару десятков шагов, он остановился. Путь преградила стена.

Крипта коснулся пальцами сырого камня, повел рукой. За стеной щелкнуло и приоткрылся еще один тайный проход. Когда все прошли в него и Грига аккуратно затворил дверь, Крипта включил фонарик и перевел дух с явным облегчением:

— Ну, похоже, выбрались, слава Создателю.

Он неторопливо зашагал по темной галерее, освещая дорогу фонариком. По пути рассказывал:

— Ваше письмо подлинное. Я руку Владыки Баграта сразу узнал, почерк евоный хорошо помню. А если сам писал, Владыка, что даже секретарю не доверил, значит, важность послания наивысшая. Но Ежи, багратов секретарь — до кончиков волос человек верный, хорошо то, что оба живы. И Зиновию теперь про то ведомо, но он на Совете кричал — подделка, фальшивое письмо, переорал всех. Но я-то руку Баграта знаю…

— Что ж за Зиновий такой? — перебил Крипту Белорус. — Почему его все слушают? Я думал, ты большой человек, тебя все слушать должны, вот я бы на твоем месте…

— Помолчи, — одернул напарника Туран.

Оглянулся на Илая, тот одобрительно кивнул.

— Зиновий — староста наш, — продолжил Крипта. — До сих пор вроде был человек простой, истовый, в молитве усердный. Занимался хозяйством. Однако проглядел я его, мой грех… проглядел. Не мог отец Зиновий враз этак измениться. Осторожный, значит, был, таился. Сейчас, едва Владыка Баграт уехал, вдруг не узнать стало нашего старосту. Охраной вдруг обзавелся многочисленной, братьев стал подкупать. Не иначе мздоимством занялся… Ох, вина моя, поздно, поздно я за него взялся. Да я ведь кто? Мое дело внешняя политика…

— Поли… чего? — не удержался Белорус.

— Следить за другими кланами, — пояснил Крипта. — Иногда тайные договоры с ними устраивать.

— Разведка, значит, — заключил Тим.

— Да. А внутри Храма праведность блюсти — Баграта епархия.

— Лучше дело говори, — вставил Илай, и гулкое эхо пошло гулять по подземелью. Они уже отмахали порядочно от подвала Лавры, а темным коридорам, казалось, нет конца — тянулись и тянулись.

— Чего этот Зиновий добивается? — спросил Туран. Ему хотелось, чтобы Крипта излагал проще, без подробностей о порядках и устройстве Ордена, которые постороннему человеку ничего не скажут. — Власти?

— Это само собой, — Крипта заговорил с раздражением, это чувствовалось в голосе. — Если Владыка Баграт не вернется, отец Зиновий легко может его место занять. Но дело не только в стремлении к власти в Ордене, нет. Он что-то замышляет. Каверзу готовит, но какую? Денег у него в избытке, к тому ж он для жителей Киева теперь целитель великий. Там, где лекари не справляются, Зиновий всегда вылечит. Откуда у него знания медицинские? Антибиотики, которые вмиг больных на ноги ставят. Я к чему говорю…

— Так он к местным в доверие втирается, затопчи меня кабан, — зло произнес Белорус.

— И я так думаю, — согласился Крипта. — Тяжело с ним будет совладать, когда все люди за него. Политика…

Они свернули в узкий проход, поднялись по короткой лесенке.

— Скажи, Илай, — произнес Крипта совсем тихо. — Точно жив Владыка? Вернется ли в Киев?

— Жив, но не знает об измене в Храме, — прошипел мутант.

— Сил у меня мало, — пожаловался Крипта. — Я ищу союзников против Зиновия, да где они…

— В общем, Зиновий ваш — хитер и ловок, и денег откуда-то много получил, — опять влез в разговор Белорус.

Он на ходу развернул сверток с салом и протянул кусочек Турану, тот отдал его Илаю, а себе попросил другой.

— А вот как бы вызнать, — промычал Белорус с набитым ртом, — откуда он монету берет? Может, там и для Тима Белоруса маленько осталось? Дайте мне, будем говорить, гривней побольше, я таким пророком стану! Я такого напророчу! И больных тоже исцелю…

— Помолчи, — бросил Туран. — Крипта, что с моим грузовиком?

— Да, и ножик мой? — тут же подхватил Белорус. — И прочее барахло?

— Брат Зиновий на все руку наложил, все у него. Самоход велел обыскать, пока не ведаю, что с ним станется, Совет же был. Но вскорости узнаю.

Некоторое время шли в молчании. Туран пытался разглядеть, что это за место — подземелье было обширным и запутанным, — но фонарик Крипты оказался слабоват и толком ничего не освещал, Крипта отыскивал знаки на стенах, намалеванные белой краской, по ним и ориентировался. Похоже, и сам он подземелий толком не знает.

— А где мы идем?

— Это катакомбы, так пещеры прозвали еще до Погибели, — пояснил Крипта. — Владыка Баграт собирался обитель перестраивать и вглубь больше прятать, мне велел разведать древние проходы. Верные мне люди здесь много ходили и план составили. В общем, пригодилось все. Ходы до самого берега тянутся, до Днепра. Туда и выйдем. Илай, что было в записке? Не успел я дочесть.

Туран догадался, что для Крипты, конечно, письмо Баграта важнее посланников и их имущества. Начальник разведки должен был исполнить повеление Владыки, даже если Зиновий и объявил его поддельным. Илай в ответ загудел что-то про оружие, которое необходимо какому-то Чембе, про отряды бойцов, которых надлежало выслать к Москве… Туран не прислушивался, он думал о «Панче».

Подземелью, казалось, не будет конца. Белорус, который пошатывался и охал, поглаживая ссадины на лице, плелся позади и ныл, что хватит с него этих погребов, на волю хочется, к небесам. Наконец Грига, шагавший последним и несколько раз налетевший в темноте на медленно бредущего Тима, не выдержал.

— Шел бы живей, человече. Я этих подземелий толком не знаю. Отстанем от отца Крипты, заплутаем здесь, не ровен час.

Это Белоруса хорошо подбодрило — ему уж точно не хотелось заплутать в темноте. Он поспешил к фонарику Крипты — и уткнулся в спину Турана. Крипта остановился и поднял руку — луч света скользнул вверх, вырвал из мрака своды пещеры.

— Сейчас будет опасный участок, — предупредил Крипта.

— А до сих пор были безопасные, что ли? — Белорус шумно икнул.

— Помолчи. И слушай внимательно. Когда пойдем — не шуметь, двигаться ходко следом за мной, ничего не трогать и не сворачивать. Ясно?

Крипта выждал немного, чтобы все осознали смысл сказанного, потом свернул в узкий ход. Эта пещера была не похожа на прежние, широкие и просторные. Здесь иногда приходилось наклонять голову, чтобы не задеть свод, и пару раз проход сужался настолько, что нужно было протискиваться боком. Потом стены снова расступились, если прежде Туран то и дело задевал камень плечом или рукой, то теперь шагал за огоньком фонарика по достаточно широкому коридору. Только темнота здесь стала другой — влажная и густая, она обволакивала. Свет фонаря в ней, казалось, вяз и не мог пробиться сквозь плотный мрак. Потолок был где-то высоко, и в то же время оттуда то и дело доносился шорох. А может, ничего и не доносилось, просто чудилось в густой липкой темноте. Лица коснулось что-то тонкое и влажное, Туран понял руку — какая-то нить, что ли? Тонкая, невесомая. Откуда здесь такое? Потом снова и снова, едва ощутимые прикосновения к лицу, рукам, к одежде. Илай гулко прочистил горло и прошептал:

— Нехорошее место.

— Скорей, скорей, — позвал Крипта, — здесь нельзя надолго останавливаться!

Под ногами что-то хрустело, трескалось. Туран ступал на хрупкие то ли ветки, то ли комья глины, они рассыпались и ломались под его весом. И все чаще липкие нити касаются лица. Иногда они сплетались в податливую решетку, их приходилось растаскивать. Серьезным препятствием липкая сеть не была, только очень уж противно касаться этой дряни.

— Тим Белорус сидел в тюрьме, — донеслось сзади. Потом Белорус споткнулся, под его ногами что-то с хрустом рассыпалось. — Как же это… ага!

Тут и Туран сообразил: они идут сквозь паутину. Шорох сверху стал громче и отчетливее. Теперь Крипта едва не бежал, луч фонарика плясал и выхватывал из темноты скопления полупрозрачных нитей. Под ногами стелился ковер из костей, останки грызунов трещали и ломались. Среди них были и человеческие — слабый луч фонаря выхватил под стеной отполированный скалящийся череп какого-то бродяги.

— А-а! — вдруг не своим голосом заорал Белорус. — Пошла, тварь!

Крипта развернулся, посветил, и Туран увидел, как вокруг приятеля пляшет на толстом жгуте липких нитей черное существо размером с голову. Белорус отмахивался, иногда попадал, тогда тварь раскачивалась еще сильнее — и тьма вокруг наполнялась движением и шелестом.

Грига, шагавший за Тимом, ухватил рыжего за воротник и поволок. Белорус продолжал размахивать руками, цепляя паутину, попадая монаху по плечу, а в луче света мелькали все новые и новые пауки, которые шлепались с потолка на пол, разбрасывая сухие кости, и тут же семенили следом за людьми…

Илай схватил за локоть Турана и потащил с такой силой, что тот волей-неволей побежал. Впереди пыхтел Крипта, сзади дурным голосом завывал Белорус… Когда вдали показался неровный клочок темно-синего, с холодными голубыми огоньками, Туран решил, что звезды ему мерещатся, но вскоре понял, что это выход из пещеры. Откуда-то справа донеслось грозное шипение, низкое и гулкое. Нечто грузное, тяжелое, темнее самой темноты, надвинулось на людей. Сверкнули красным глаза — да не два, а восемь. Тварь скрежетала обглоданными костями, давила их лапами. Но не поспевала, беглецы из последних сил рванулись к выходу, к синему ночному небу. Мешая друг другу, сталкиваясь в проходе, пыхтя, словно загнанные манисы, они вывалились наружу.

Туран пробежал еще несколько шагов, потом Илай выпустил локоть, крикнул: «Стой!» — и Туран едва успел сдержать бег. Из-под сапог в пропасть посыпались камешки — они оказались над обрывом, уводящим вниз на десятки локтей. Глубоко под ногами лежало, словно расселина в горах, старое устье Днепра, под луной влажно поблескивали облепленные илом и лишаями ржавые остовы древних кораблей, коряги, погрузившиеся в песок и грязь самоходы, некогда рухнувшие с берега… Посередине долины бежали ручьи, звон струй и вонь отравленного потока доносилась даже сюда, на склон. А далеко, на противоположном берегу провала тянулись бесконечные болота — левый, плоский берег Днепра превратился в топи, уходящие к горизонту, насколько хватало взгляда. Где-то среди болота к небу поднималось голубоватое сияние, там были какие-то строения, лучи прожекторов изредка шевелились, но разобрать, что именно находится в болоте, было невозможно, мешали испарения, затянувшие правый берег.

— Ты видел! — никак не мог успокоиться Тим. — Ты видел, Тур, как я его с правой?! А? Как врезал гниде! Ух, если бы не та здоровенная скотина, что вылезла из пещеры, я бы… А ну, дай сюда!

Белорус вцепился в ружье Григи и потянул. Рослый монах оттолкнул Тима, тот не унимался:

— Дай! Дай мне! Пристрелю эту сволочь!

Грига толкнул сильней, Белорус попятился и сел.

— Брат Крипта! — взмолился монах. — Уж этого-то можно было за решеткой оставить, только беда от него.

— Но-но! — возмутился Тим. — Еще чего! Мы, рискуя жизнью, отбиваясь от бандитов и мутантов… хотя хватит и бандитов… рискуя жизнью, папашу спасали, а вместо благодарности — в тюрягу, затопчи меня кабан! Да еще такие речи — после всего-то! Оставить! За решеткой!

— Тим, замолчи, — не выдержал и Туран. — Потом стыдно будет.

— Мне не будет, — буркнул Белорус, поднимаясь. И он был, конечно, прав. Стыдно ему никогда не бывало. — А тварь пристрелить — милое дело!

— Не надо, — отрезал Крипта. — Пусть мутафаг в пещере живет, иначе с берега всякая дрянь в катакомбы полезет. Пауки на месте сидят, в логове своем, от них никаких бедствий.

— А если оголодают? И в Лавру вашу попрут?

— Мы их подкармливаем, — неохотно сознался Крипта, — и хватит об этом.

— Людьми кормите?

— Только если нужно от мертвеца избавиться. И я сказал: хватит об этом! Забудь о пауках, ты их не видел. Теперь поднимемся в гору, отсюда до «Крещатика» недалече.

По дороге Крипта принялся объяснять Турану, что пауки нужны. Его людям, исполняя тайные поручения, частенько случалось уходить из Лавры этими пещерами. Если охранники Зиновия когда-нибудь отыщут проход и пойдут следом — наткнутся на паучье логово. Либо повернут вспять, либо попадутся паукам, а главное — им и в голову не придет, что те, за кем гонятся, через такое место прошли. Тогда со следа собьются. А если по пещере с пауками пройти быстро и тихо — никто не пострадает. Но это ж нужно заранее знать, и дорогу в лабиринте — тоже знать! Обращался Крипта к одному Турану, недовольно бурчащего Белоруса демонстративно игнорировал.

— И много у вас таких паучьих ферм? — спросил Туран.

— Имеется несколько, — неопределенно ответил Крипта, а потом спросил совсем другим тоном, как-то застенчиво: — А ты самолично Владыку Баграта видел? Как он?

И тут Туран сообразил, что им с Белорусом повезло. Крипта не понял из рассказа Илая, что посланник только старик, а они с Тимом — случайные люди в этой истории. Не то и впрямь могли оставить их в темнице, а вытащить одного Илая. Но свои догадки Туран оставил при себе, ответил уклончиво — нет, не видел, их дело Илая сопровождать. А потом спросил о гостинице «Крещатик», в которую ведет Крипта, — что за место такое?

— Хорошее место, надежное, и хозяйка — верный человек. Ты только не смотри на ее лицо подолгу, она не любит…

Фонарик Крипта выключил, да он и так светил слабо — аккумулятор разрядился. Они поднялись по тропинке, петляющей среди остатков древних строений, груд битого кирпича и зарослей кустарника. Над ними в лунном свете виднелась расколотая голова железной великанши… Под ноги попадались перекрученные корни, торчащая из земли ржавая арматура, то и дело кто-то спотыкался. Илай, который в темноте видел отлично, оказался впереди, они с Криптой вполголоса заговорили о том, что написано в записке Владыки.

Тропинка свернула, обходя покосившийся забор, здесь уже начинались огороды, разбитые киевлянами на склонах. Впереди вспыхнул свет фонаря, громкий голос окликнул:

— Кто идет, отзовись!

— Люди идут, — спокойно отозвался Крипта, — не тревожься, человече.

— Каки таки люди?

Фонарь держал пожилой толстый мужик, в другой руке поблескивал ствол порохового самострела.

— Монахи мы, берег ночным дозором обходим. Убери оружие.

— А, то добре! А я уж подумал, опять какая-то тварюка на подворье лезет… Уже дважды в нынешнем сезоне ограду порушили…

Когда хозяйство бдительного огородника осталось позади, Крипта сказал:

— Из Днепра всякое может выползти. Ручей, кажется, неглубок, но откуда-то лезут и лезут.

— Кто лезет? — не понял Туран.

— Да всякое лезет. Мутафаги, одно слово. Видать, с левого берега перебираются. Храм в самом деле иногда ночью патрули высылал, только теперь Зиновий боевые отряды на «тевтонцах» в Пустошь шлет, не о Киеве он думает. Что-то затевает Зиновий, что-то у него на уме. А Совет слушает. При Баграте Зиновию такого бы не позволили.

Потом огороды закончились, путники оказались на улице. Было тихо, за заборами — ни огонька, ни голоса. Киев спал.

Улица обогнула верхушку холма, увенчанную куполом часовенки, луна и расколотая голова статуи скрылись из виду. Белорус принялся громко зевать…

— Вот и пришли, — объявил Крипта. — Вон там, где свет — это и есть гостиница «Крещатик».

Монах указал на двухэтажное здание, над которым торчал граненый треугольный то ли шпиль, то ли купол, светящийся разноцветными огнями. Когда подошли поближе, стало видно, что над двускатной кровлей возвышается остроконечная конструкция, рама из тонких балок, скрепленных горизонтальными рейками, и обтянутая крашеными шкурами ползунов. Пирамида высотой в три человеческих роста делилась на секции: внизу были светлые, вверху — темные. Получалось, что свет, горящий внутри нее, яркий над самой кровлей, тускнеет и гаснет у вершины. Видимо, краски строители особые нанесли, решил Туран.

— Картина была шлюхой, — объяснил Крипта, — грешная женщина… По всей Пустоши слава о ее красоте гремела, мужики аж с самого Харькова к ней заезжали. Одним отказывала, других привечала.

— Дело обычное, — вставил Белорус.

Крипта покосился на него и продолжил:

— Один такой, кому Картина отказала, подстерег ее как-то в переулке или у дома, не знаю подробностей, но лицо ей ножом располосовал. Очень злое дело!

— Да уж, — буркнул Белорус, пощупав ссадину на подбородке.

— Она отомстить хотела, да только с ее обидчиком никто не хотел связываться. Прежние дружки от Картины отвернулись, кому она нужна с такой рожей… И мой предшественник, отец Ингварий, обещал ей помочь. Взамен на кое-какие услуги.

Крипта подумал и быстро добавил:

— Услуги — не в греховном смысле, конечно.

— Рекрутировал, будем говорить, — снова вставил слово Белорус. — Конечно, такая баба всех знает, очень она полезная.

— Называй, как хочешь, но с помощью отца Ингвария Картина открыла гостиницу. Вот только не ведаю, когда прозвище свое получила? За красу телесную? Она ведь прежде хороша была, как картина, а может, потому, что обидчик отвергнутый будто картину ножом расписал… Ну вот, а когда захворал да помер Ингварий и Баграт меня приблизил, я стал пользоваться гостиницей для нужд служебных. Сейчас у меня там встреча назначена. Вас постояльцами определю в «Крещатик», отдохните. Постараюсь быстрей с людьми переговорить, и тогда уж с вами…

Гостиница представляла собой группу зданий — склад, гараж, мастерская и конюшня — и была окружена высоким забором, внутрь жилого дома с куполом можно было попасть через ворота, ведущие со двора, или через парадный вход, по обеим сторонам которого горели лампы в трехгранных стеклянных колпаках — уменьшенных копиях того, что на крыше. Окна были ярко освещены, внутри играла музыка, доносились голоса. Крипта постучал, отворил ему высокий детина с дубинкой в руке. Узнав монаха, поклонился:

— Милости прошу, отче.

— Эти со мной, — бросил монах и шагнул внутрь — в свет и теплый ароматный дух.

Туран, пройдя следом за Криптой, огляделся — зал большой, справа стена с окнами, слева — глухая. Десятка два столов, на подиуме музыканты, гармошка, гитара и еще какой-то инструмент, похожий на беременную гитару — с сильно выгнутой нижней декой. Зал ярко освещен, так что Илай сразу попятился и постарался оказаться в тени. Вслед за Криптой все прошли к стойке, там распоряжалась высокая статная женщина. Ее лоб и щеки были облеплены волосами так, что оставался только узкий просвет между прядей, и этот просвет перечеркивали багровые шрамы. Туран дернул Белоруса за локоть, развернул к себе, чтобы тот не пялился на хозяйку. Крипта пошептался с ней, потом обернулся и кивнул.

— Идемте, для вас есть комната на втором этаже. Сидите там тихо, не высовывайтесь, по улицам жрецы Зиновия рыщут. Я завершу переговоры кое с кем, потом поднимусь. Да, насчет вашего самохода и вещей: Зиновий куда-то услал все. Но самоход не иголка, в некрозе не утаишь. Проследят за машиной, я вскоре буду знать, куда его отогнали. И вот еще что, в кузов загрузили механизм, который привез из странствия Никодим — возница Баграта. Странно это. Ну ладно, Грига, покажи им комнату, дожидайтесь меня.

Крипта повернулся к стойке и зашептался с Картиной.

— У-у-у!.. — завыли во дворе. Вой был надрывный, как будто звериный, но голос, похоже, человеческий. Туран бросил взгляд на хозяйку — нет ли какой-то опасности? Что за вой такой? Но Картина не обеспокоилась звуками, слушала Крипту. Ее изуродованное лицо тронула улыбка, полные красные губы раздвинулись, из-за чего шрамы налились кровью и проступили резче.

Глава 5

ПЕРЕПОЛОХ В КИЕВЕ

Разин с Альбиносом приехали в Киев под вечер, когда огромное красное солнце уже опустилось в полосу испарений, висящих над левым, заболоченным берегом старого Днепра. Самого болота Разин с Альбом не видели — перед ними поднимались зеленые холмы среди коричневой равнины, на склонах виднелись огороды и крыши приземистых домишек. Тусклой громадиной высилась над округой железная женщина с расколотой головой.

Монахи на заставе тщательно обыскали сендер. Разин поначалу чуть не сцепился с ними, но вовремя вмешался Альбинос, который соврал про него, мол, приятель с дальней оконечности Крыма, старьевщик. Порядков местных не знает и не любит, чтобы чужие в его вещах копались. Егору хватило рассудительности сдержаться. Охранники расспросили Альба, зачем прибыли в Киев, и тот опять соврал, что они проездом тут, а едут в Минск. Хотят поближе к небоходам осесть, фермерством заняться, благо земли плодородной в северной Пустоши много. После чего старший на заставе покрутил пальцем у виска — ведь каждый знает, что в предместьях Минска земляная лихорадка лютует, некроз и симбиотов полно. Монах обозвал путников чокнутыми, взял плату за въезд и открыл шлагбаум.

— Что-то странное в Киеве происходит, — проворчал Разин, когда застава осталась за спиной.

— И что же? — оживился Альб, сидящий за рулем.

— Пока не знаю, — Разин качнул головой. — Владыка здешний, Баграт, в городе давно порядок навел. Тут люди всегда спокойно жили… Чего монахи шмон нам устроили?

Альбинос только плечами пожал, глядя на дорогу.

— Угу, — буркнул Разин, — значит, что-то случилось, а нам лишние проблемы ни к чему. Нам скорей с Криптой встретиться и дальше действовать надо.

Выдав эту слишком длинную для него тираду, он снова погрузился в свои мысли и больше не заговорил. Так что спрашивать у прохожих дорогу пришлось Альбиносу. Правда, искать долго и не потребовалось, гостиницу «Крещатик» в городе знали и как проехать объяснили сразу. Киевлянин, которого первым спросил Альб, нервничал и то и дело косился через плечо. Альбинос разглядел на перекрестке канаты с красными флажками, на них местный и оглядывался.

— А что это там огорожено?

— Это… лучше не спрашивай, — вздохнул мужик. — А если увидишь, объезжай. Охо-хо, грехи наши тяжкие…

Альбинос повел сендер, как объяснили, по дороге еще раз наткнулся на площадку, огороженную флажками. У канатов скучали трое монахов. Один встал навстречу сендеру и поднял руку — хотел махнуть, чтоб сворачивали, но, увидев, что Альб и сам уезжает, сел на место.

— Разин?

— М-м?

— Что это там, за флажками? Видал, монахи стерегут?

Разин не ответил.

Когда сендер остановился перед двухэтажным зданием, украшенным сверху странной трехгранной пирамидой, обтянутой шкурами ползунов, уже вечерело, и на крышу взобрался служитель гостиницы, чтобы запалить цветные фонарики. Альбинос вылез из машины, сделал пару наклонов, разминая затекшую спину. Разин надавил клаксон, фонарщик глянул вниз и помахал рукой. Он не стал спускаться, из двери гостиницы вышел другой, верзила с дубинкой в руке и с сонным выражением на заплывшем жиром лице.

— Чего трезвоните?

— На постой примете?

— А… щас отопру.

Верзила скрылся в доме и вскоре уже был во дворе — распахнул ворота. Альбинос сел за руль и въехал во двор. Вдоль внутренней стены были навесы для самоходов постояльцев, дальше — еще одни ворота, за ними мастерская, там на цепях, позвякивая, раскачивалась наполовину разобранная мотоциклетка, под ней возился бородатый мужик в замызганном фартуке и с руками по локоть в машинном масле. Другой, помоложе и такой же перемазанный, подавал ему инструменты. Еще дальше была конюшня и стойла для манисов.

Верзила запер ворота, подобрал прислоненную к забору дубинку и указал на дверь:

— Туды проходите, хозяйка у стойки. С ей сговоритесь насчет постоя. И пулемет разрядить не позабудьте. У нас с ентим строго, чтоб усё разрядить. И еще: на хозяйку не пяльтесь особо, что ли. Не любит она энтого. Не надо.

— Ясно. А что за красные флажки в Киеве? И монахи стерегут?

— Некрозные пятна тама. Орден их огораживает, чтоб заразу обходили.

— Некроз? В Киеве?

Охранник только вздохнул. Альбинос взял из багажника походные сумки, Разин снял с турели пулемет, и они зашагали через двор к двери. Рядом с крыльцом была конура, когда путники приблизились, из нее, лязгая цепью, выскочило лохматое существо и разразилось воем и лаем:

— Гав! Га-у-у! В-у-у!

Альбинос отпрыгнул, Разин скинул с плеча пулемет и, лязгнув затвором, прицелился.

— Стой! Не надо! Не стреляй! — заорал от ворот верзила.

Разин отступил на шаг и присмотрелся — перед ним корчился в грязи человек, невероятно худой, похожий на оживший скелет. Он был с ног до головы вывалян в грязи, на мослах болтались лохмотья, такие изодранные, что невозможно понять, чем они являлись в прошлой жизни, в прорехах виднелись синяки и ссадины, цепь тянулась за ошейником, и всякое движение одичавшего человека сопровождалось звоном.

— Гав! Гау-у-у-у! — вырывалось у него из горла.

Разин оттолкнул человека стволом, когда тот подобрался к нему совсем близко.

— И впрямь, стрелять не нужно, — заявил Альбинос. — Ты такого плевком убьешь, побереги патрон-то.

Привратник, тяжело топая сапожищами, подбежал и замахнулся дубиной.

— А ну, брысь!

Человек тут же заткнулся и, подбирая за собой волочащуюся цепь, пополз в конуру. Там затаился и притих. Верзила попросил:

— Вы уж не бейте его, ежели ночью по какой нужде выйти, а он облает. Это не мое дело, а хозяйкино, она не любит, когда его лупят. А так он не тронет, только шумит.

— Ну и порядочки, — произнес Разин, кладя пулемет на плечо.

— Уж такие. Хозяйка его бить не позволяет. Сама бьет, а другим не позволяет. В зале она, Картина. Обычно за стойкой торчит, сразу увидите, красная така из себя.

Дверь вела прямо в зал. Альбинос с Разиным прошли между столов, в зале было человек двадцать — сидели по двое, по трое, ели, пили, провожали вошедших ленивыми взглядами. Музыканты наигрывали что-то заунывное.

— Спокойно здесь, тихо, — заметил Альб. — Я думал, если при дверях такая собачка, в зале тоже что-то веселенькое.

— И хозяйка веселая, — Разин кивнул на стойку.

Альбинос посмотрел и мысленно согласился — тетка за стойкой была примечательная. Высокая, полная, в ярко-красном платье, ее фигура сразу привлекала внимание.

И лицо тоже. Лицо Картины было почти целиком скрыто гладко начесанными прядями, узкий просвет между локонов пересекали отчетливо заметные рубцы. Разин подошел к стойке, бухнул прикладом о пол, обхватив ручищами пулеметный ствол. Хозяйка едва глянула на него и уставилась на Альбиноса.

— Красавчик, — промурлыкала она. — Надолго к нам?

Разин придвинулся ближе, тихо сказал:

— Блажен брату Крипте привет передает. Он в Киеве шапку потерял, просит поискать.

Хозяйка тут же погрустнела.

— Редко такие славные бродяги к нам заглядывают, а если и появятся, так непременно по делу… Крипте все в точности передам. Желаете комнату снять? — Она положила на стойку ключ. — Что еще? Дурь, девочки? Или выпивку подать? Пиво у меня знатное.

Женщина облизнула кончиком языка изуродованные губы и улыбнулась Альбиносу:

— У меня все знатное, лучше во всем Киеве не сыщете.

Разин сгреб со стойки ключ, молча повернулся и потопал к лестнице.

— На втором этаже комната, окна во двор, — промурлыкала Картина, она обращалась к Альбу, который замешкался, поправляя лямки походных сумок на плечах. — Номер на ключе выбит, и на двери такой же.

— Разберусь, — отозвался на ходу Разин. — Музыкант, не спи! Давай за мной.

— Музыкант, значит. — Картина склонила голову набок, разглядывая Альбиноса. — Придешь ко мне, сыграешь на ночь?

Альбиноса хозяйка гостиницы вовсе не привлекала, но и обижать ее не хотелось. Он ответил:

— Может, в другой раз.

И пошел за Разиным.

— У меня теперь вся жизнь — в другой раз, — прошептала Картина совсем тихо, но Альб услышал. — Тот самый раз уже в прошлом, а теперь все разы — другие.

Поднимаясь по лестнице, Разин заметил:

— И бабы к тебе липнут, и с Голосом ты столковался. Слушай, Музыкант, что я не так делаю? Нет, я не о бабах, не скалься, я с этой системой столковаться не могу. С Технотьмой с этой, некроз ей в программу.

— Да не знаю я, у меня само собой выходило. Только слова правильные подбирать нужно, а то, как ни скажи — в ответ: «неопределенность концепции» да «неопределенность концепции». Тупой Голос!

— Концепции-то у меня определенные, — Разин отыскал комнату с нужным номером и отпер. — Заходи, бросай вещи. Концепции в порядке. Мне говорит: «недостаточно развита центральная нервная система носителя», рекомендует сменить.

— Чего сменить?

— Носителя, чего. А еще: «скорость обмена информацией ниже критических показателей». Непроходимость нервной системы, в общем.

— Сменить носителя, — повторил Альбинос, — это мы уже сделали. Эти штуки на тебе… в тебе… Тьфу! В общем, они у тебя, вот пусть на тебя все теперь охотятся, а с меня хватит. Завтра сходим на Майдан?

— Зачем?

— Самоход мне подыщем.

— То есть ты отваливаешь? Купишь самоход, и все?

— А что?

— Я думаю, Губерт мог бы многое рассказать…

— Это твои вопросы, Разин.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»