Взорвать «Москву» Шахов Максим

Глава первая

Ветеран СС

Die Fahne hoch!

Die Reihen fest geschlossen!

SA marschiert Mit ruhig festem Schritt

Kam’raden, die Rotfront

Und Reaktion erschossen,

Marschier’n im Geist In unser’n

Reihen mit.

«Horst Wessel Lied»[1]

«Правильно, что надел плащ. Странная страна и странная погода».

Так думал Петр Куйбида, выбираясь из толпы шумных жестикулирующих туристов перед автостоянкой аэропорта Фьюмчино, куда только что прибыл рейсом авиакомпании SAS из Борисполя через Копенгаген. Всего шесть часов в воздухе провел вместительный «Дуглас», и киевская весна сменилась римской, а небо стало голубее и чище. Воздух был теплым, но странно резким, полным запахов. Привычно пахло асфальтом и бензином, непривычно – пряностями и соусами из ближнего уличного кафе.

В Италии он был впервые, и эта страна пока не вызывала у него ничего, кроме легкого раздражения. Слишком много суматохи. Слишком много музыки. Слишком много красок и эмоций… Да – и слишком много черных.

Прилетевший в Рим в качестве туриста, Куйбида не чувствовал того подъема настроения, которое сопровождает первое посещение любой новой страны. Тяжесть задания тяготила его, как рюкзак за плечами тяготит пешего туриста. Каждый его шаг должен закономерно следовать из предыдущего, и любая потеря времени была крайне нежелательна. Нельзя, к примеру, пофлиртовать вон с той чернявой девицей, которая довольно бесцеремонно оглядывает гостя из Восточной Европы подведенными темными глазами. Нельзя посмотреть нарочито-величественный Колизей, озеро Браччано и прочее, о чем так увлекательно толкуют туристические справочники, – разве что на обратном пути. Товарищи по партии ждут известий, и ради этих известий Куйбида и был направлен сюда, в Вечный город, из-за чего пришлось растрясти и без того тощую казну Тернопольской ячейки ОУН(б). Непосвященным, пожалуй, требуется расшифровать эту аббревиатуру: ОУН(б) означает не что иное, как пресловутую «Организацию украинских националистов», а точнее ее левое, «революционное» крыло; за буквой «б» скрывается фамилия небезызвестного Степана Бандеры…

«Сделать дело – и назад, – думал Куйбида. – Мы, украинцы, нация домашняя, мы привязаны к родному дому… Но – черт побери! – Кульчицкий мог бы истратить лишних пару сотен евро из оуновской кубышки на то, чтобы позволить мне побыть здесь хотя бы двое суток… Жлоб, настоящий жлоб! И какого черта я тогда написал в партийной анкете, что немного владею итальянским?!»

Назло жлобу Кульчицкому Куйбида решил отправиться по нужному адресу на такси, а не на общественном транспорте.

– Си прега ди Чампино. Э велоце![2] – усаживаясь на заднее сиденье вишневого такси, с деревянным акцентом проговорил Куйбида. Он протянул водителю бумажку с точным адресом, чтобы не мучить язык сложным названием улицы.

– E dove и la fretta? Tale una buona giornata![3] – отозвался водитель, заводя мотор.

Такси бойко вывернуло со стоянки, на минуту задержалось перед шлагбаумом и влилось в плотный поток движущихся затылок в затылок авто.

«Счастливые люди, – думал Куйбида, поглядывая в окошко на катящиеся мимо разномастные машины. – Счастливые – живут и не знают, как мы там паримся. Украины для Европы до сих пор не существует. Счастливые они здесь…»

Взглянув в зеркало на угрюмого пассажира, водитель включил приемник. Вместо ожидаемого медового Сан-Ремо в динамиках забулькал густой американский трип-хоп. Все в мире давно и бесповоротно перемешалось – даже макароны и гамбургеры…

Экспонатами музея проплыли мимо какие-то постройки, памятные по картинкам из старых непрочитанных книжек. Какой-нибудь Микеланджело все это построил, чтобы потомки гордых римлян через сотни лет ходили мимо и поплевывали: мол, настроили черт-те чего дорогие прапрадеды! Футбольные стадионы нужно было строить! И побольше автостоянок! Да-да, и много дешевого жилья для эмигрантов из вшивой Африки!.. «Нам такого потомки не скажут, – смаргивая шелуху мгновенных впечатлений, размышлял Куйбида. – Потому, что не будет потомков, как не будет нас самих. Потому, что, если сегодня мы не возьмем власть, завтра по улицам Львова проедут русские танки, кроша в пыль полинялых гипсовых львов…»

Рим кончился. Потекла под колесами однообразная серая гладкая лента трассы с мельтешащими полосами заграждений.

«Я не верю во всю эту затею, – покусывая губу, мысленно признался себе Куйбида. – А если и верю, то… то все равно не верю!»

Проехали билборд с рекламой овощной пасты. Обсаженная хилыми деревцами улица заворачивала вправо. Куйбида узнал это место по фотографии, только живьем этот тихий уголок заштатного городка оказался куда ярче и привлекательнее.

– Стоп проприо ли[4], – указал Куйбида на купу круглых неправдоподобно зеленых кустов неизвестного сорта, за которыми угадывалась кирпичная стена и двускатная крыша двухэтажного особняка.

– Il tuo amico ha un cattivo lavoro! – отсчитывая сдачу, усмехнулся водитель. – Arrivederci, signor![5]

Не найдя рядом с калиткой кнопки звонка, Куйбида постучал. Никакого ответа. Он постучал еще раз. Послышался сухой стариковский кашель. Приблизились шаркающие неуверенные шаги.

Окошечко, устроенное в калитке, открылось. Прозвучал скрипучий старческий голос:

– Che cosa volete?[6] – в просвете мелькнула небритая щека, густые брови, черный внимательный глаз.

Куйбида слегка наклонился к окошку и раздельно проговорил:

– Иль синьор Сичинский ми аспетта. Иль мио номе Куй-би-да…[7]

Окошко захлопнулось. Слышно было, как старик звенит ключами и ворчит под нос что-то насчет чертовых гостей, которые приходят как раз тогда, когда привратнику пора подстригать газон. Наконец калитка бесшумно распахнулась, и старик из-под сдвинутых седых бровей недружелюбно взглянул на гостя.

Куйбида попробовал улыбнуться, но улыбка вышла какая-то вымученная. Да и не нуждался этот суровый старик в улыбках: веселых гостей в особняке, похоже, отродясь не бывало.

– Проходите, синьор, – поворачиваясь клетчатой худой спиной, буркнул привратник.

Проходя по мощенной булыжником парковой дорожке, Куйбида обратил внимание на аккуратность, царившую вокруг. Подстриженные клумбы. По ниточке выровненные деревца. Присыпанная желтым песком площадка…

– Синьор Сичинский обожает порядок, – словно угадав мысли гостя, сообщил привратник. – Так что если вздумаете закурить, окурок придется унести с собой…

Они прошли мимо парадного входа с колоннами и зеркально-чистыми ступенями. Этим входом, похоже, пользовались редко. Сразу за углом в кирпичной стене особняка обнаружилась узкая дверь, которую не сразу можно было различить за шпалерами густого плюща. Привратник повозился с ключом. Открывшийся сумеречный коридор дохнул сухими цветами, парфюмерией, свечным духом. Решетки на окнах. Мерцает под потолком красный глазок системы безопасности.

– Идите прямо, – пропуская гостя вперед, сказал привратник. – Там будет дверь гостиной. Хозяин там. Буона джорно, синьор!

Куйбида кивнул и пошел вперед. Узкие двери захлопнулись за его спиной.

«Правильно заметил Кульчицкий: синьор Сичинский сторонится гостей, – думал он, щурясь. – Удивительно, что он согласился на эту встречу. Впрочем, неудивительно: он лет пять назад отошел от дел – только на встречи ветеранов выезжает, да и то не каждый год…»

Куйбида толкнул украшенную резьбой дверь и вошел в слабо освещенную гостиную. Он не сразу разглядел мягкий угловой диван, книжную полку, картины в золоченых рамках, украшенный вышитыми рушниками портрет Шевченко у окна, рядом чье-то увеличенное старое фото – худой остроносый человек с залысинами на лбу, казалось, смотрел на гостя осуждающе.

– Слава героям! Добрый день, пан Куйбида.

Гость вздрогнул: мягко и вкрадчиво прозвучало мелодичное украинское приветствие в этом странном доме.

Из не замеченной гостем двери, колыхнувшись на пороге, выкатилась инвалидная коляска. На ней, до подбородка укрытый клетчатым пледом, сидел седой как лунь старик с живыми внимательными глазами. В трясущейся руке, брошенной поверх одеяла, хозяин держал книгу. «Ca-tullus. Carmina[8]» – напрягая зрение, прочитал Куйбида. Синьор Сичинский, похоже, размышлял о вечном. Интересно, где это он латыни обучался? В школе СС, должно быть?

– Героям слава! – привычно ответил Куйбида и поклонился. – Рад приветствовать в вашем лице старого борца…

«Подать ему руку или не подать?» – подумал, но хозяин опередил его.

– Мое стариковское рукопожатие вряд ли будет вам приятно, – проговорил хозяин. – Пожалуйста, подкатите коляску к окну. Здесь ступенька – у электромотора недостает сил.

Гость кивнул и, вдавив резиновые ручки, приподнял передние колеса, вкатил экипаж на ступеньку, пододвинул к окну.

– Благодарю уважаемого пана, – проговорил синьор Сичинский, узловатым пальцем указывая на диван. – Прошу пана садиться. Вот диваны держу только для гостей. По мне, так было бы гораздо удобнее оставить голые стены – я ведь с коляски не встаю, мне много пространства нужно, да и Аретино стал стар – пока его дозовешься…

Гость присел, утонув в диванных подушках. Хозяин смотрел в заплетенное плющом окно. Через решетку падал золотистый солнечный свет, и Куйбида невольно залюбовался красивым, как на картинах итальянских мастеров Возрождения, профилем старика.

– Судя по вашему виду, зарубежная референтура ОУН по-прежнему процветает, – начал, не оборачиваясь, хозяин. – «Зарубежники» – лучшие люди, элита организации. Так было в тридцатые, когда мы боролись с поляками. Так было в сороковые, когда мы сражались с москалями.

Куйбида наклонил голову: комплимент был приятный, хотя и слишком явный.

– Так что вам угодно? – продолжал старик. – Если вы хотите получить очередное интервью на тему «Как нам обустроить Украину» или пригласить меня на встречу национал-патриотов, то я вынужден отказаться. Впрочем, пан Кульчицкий не сообщил о цели вашего приезда, а значит, эта цель серьезнее, чем я предположил бы в другое время…

«Старый лис, похоже, еще не потерял нюх», – подумал Куйбида, но отвечать не торопился: хозяин, похоже, намеревался сказать еще что-то.

И точно; помолчав, синьор Сичинский добавил:

– Вы родом из Львова, не так ли? Я угадал по вашему выговору. Я тоже старый львовянин. Так, знаете ли, приятно слышать родную украинскую речь в этом искусственном раю…

Куйбида кивнул: настроение старика было ему понятно.

– Я заболтался, простите, – медленно, наслаждаясь звуками собственной речи, произнес хозяин. – Так что все-таки вам угодно, синьор?

Пора сказать главное!

– Как вы догадались, мне нужно не интервью и не ваше присутствие на партийном съезде, – негромко проговорил Куйбида. – Я и мои друзья относятся к тому крылу нашей партии, которое не терпит болтовни и предпочитает реальные действия…

– Понимаю, – наклонил голову хозяин. – Тогда, в сорок втором, мы были такими же – молодыми, сильными и решительными. Пока наши слишком ученые и слишком осторожные товарищи по партии погрязали в ненужных дискуссиях, мы пошли единственно верным путем. Германия пошла нам навстречу и позволила направить оружие на вечного врага Украины – чертову Россию! Отлично обученные и вдохновенные, мы пришли на родную землю, чтобы отстоять ее перед лицом железных большевистских орд! «Хайль зиг!» – «Да здравствует победа!» – так приветствовали мы друг друга! И победа была близка! Дивизия СС «Галичина» покрыла себя неувядаемой славой…

Гость хотел что-то возразить, но синьор Сичинский не дал ему и рта открыть.

– И мы, истинные украинцы, лучшие люди вечной украинской расы, победили! – старик торжественно поднял дрожащую руку. – Мы победили, это несомненно! Мне восемьдесят восемь лет, я воевал, и если бы не эти проклятые ноги, отказывающиеся служить, сейчас я ухаживал бы за дамами на полвека моложе меня… А в Украине еще остались живые солдаты Третьего Украинского фронта, которые в том смертельном бою столкнулись с бойцами СС «Галичины»? Неужели остались?

– Единицы, – поморщившись, ответил Куйбида.

– Они выиграли не войну, а нищую страну, которой заправляют преступники, – сухо рассмеялся синьор Сичинский. – Это не лучший выигрыш, не так ли, пан?

Хозяин откашлялся.

Повисла пауза.

«Старик многоречив, – подумал Куйбида. – Предаваться боевым воспоминаниям можно до вечера, а товарищи ждут моего звонка…»

– Мы хотим взорвать «Москву», пан Сичинский, – сказал гость и жадно впился взглядом в лицо старика.

Брови хозяина поползли вверх, морщины на лбу собрались в гармошку, и Сичинский расхохотался, как только может расхохотаться без малого девяностолетний старик.

– Браво! Брависсимо! – восклицал он сквозь смех и снова принимался хохотать. – Москву?! Тутта Москау?! Э семпре бене, синьор![9] – перепрыгнул хозяин на итальянский и огласил гостиную новым раскатом скрипучего смеха.

«Не зря ли мы с ним связались? – подумал Куйбида. – Все ли в порядке с головой у отставного эсэсовца?»

Гость терпеливо ждал, пока этот приступ веселья закончится. Наконец хозяин смахнул с глаз невольные слезинки и уставился на Куйбиду.

– Мы хотим взорвать ракетный крейсер «Москва», – тоном, которым разговаривают с маленькими детьми, пояснил Куйбида и добавил: – Всего лишь ракетный крейсер…

На лице синьора Сичинского изобразилась задумчивость.

– А зачем вам это понадобилось? – осведомился он. – Такая акция отнюдь не подорвет боеспособность России.

Теперь был черед впадать в недоумение гостю. Старик валяет дурака или действительно не понимает, о чем речь?!

– Мы реалисты, – заявил Куйбида. – Разумеется, таким способом нанести большой урон российскому флоту не удастся. Однако это подорвет веру многих плохих украинцев…

– А во что они верят?

– В великую Россию… Да, такая акция развяжет нам руки не только на крымском, но и на донбасском, и на северном направлениях.

– Что ж, теперь я вижу в этом немалый смысл, – совершенно серьезно сказал хозяин. – Простите мне это веселье: «Взорвать Москву» – это прозвучало так забавно! Да, взорвать город, которым правит сам Сатана, было бы лучшим подтверждением того, что наша общая борьба имеет смысл! Но и пустить ко дну флагман вражеского флота – тоже мысль хорошая! Мои поздравления львовским товарищам!

– Какие поздравления? «Москва» пока еще стоит на причале в севастопольском порту, – заметил Куйбида. – Да и не только «Москва» мозолит глаза истинным патриотам…

Хозяин замолчал. Его морщины разгладились, веки упали на глаза: будто кто ширму на лицо навесил.

– А что вас, собственно, привело ко мне? – почти официальным голосом поинтересовался синьор Сичинский.

«Прелюдия кончилась. Начинается сама симфония», – понял гость.

– Господин Кульчицкий и другие уважаемые товарищи считают именно вас самым авторитетным сторонником национально-патриотического движения на Западе, – сухо сообщил Куйбида. – Мы навели справки – и именно вас, господин гауптштурмфюрер, нам назвали как наиболее вероятного…

– Простите, я старый человек, – поднял глаза синьор Сичинский. – Я не совсем понимаю, о чем вы говорите…

– Бросьте! – досадливо поморщился гость. – Мы навели справки и были просто поражены: три европейские разведки получали в свое время вашу неоценимую помощь – итальянская, немецкая и английская…

– Свой послужной список я отлично помню, – перебил хозяин. – Насчет этой… гм, акции вы консультировались у кого-нибудь еще?

– У нас весьма скромные возможности, – ответил Куйбида, – но с неофициальным, скажем так, Тбилиси у нас имеются налаженные контакты. К сожалению, грузины нас не совсем поняли и заломили такую цену, от которой у меня до сих пор болит голова…

– Ирландия? – быстро спросил пан Сичинский.

– Невменяемы, – односложно отозвался гость.

– Чечня?

– Боятся третьей российской агрессии…

Хозяин покачал головой и задумался. Хмуро поглядывал со стены нарисованный Шевченко. Туча наползла на солнце, и в комнате стало еще сумрачнее. Заметнее стала решетка на узком окне.

– Я помогу вам, господин Куйбида, – проговорил синьор Сичинский. – Я не могу вам не помочь. Только взрывы военных судов – не моя специальность. Если бы вы вознамерились пристрелить президента Медведева, я мог бы поспособствовать, а так…

Хозяин повертел перламутровую ручку, и коляска, негромко заурчав электромотором, перекатилась в другой угол комнаты.

– Настоятельно рекомендую пану обратиться вот по этому адресу, вот к этому человеку, – запустив руку в секретер, проговорил он. – Это пожилой итальянец, господин Лука Синьорелли. Правда, не такой пожилой, как я. В свое время он приложил руку к знаменитой операции по уничтожению советского линкора «Новороссийск» в 1956 году. Вы молоды и можете не знать той давней истории…

Куйбида не подал виду, хотя отлично знал о том давнем грандиозном событии. Линкор «Новороссийск» был давно обозначен итальянскими подводными диверсантами как «цель № 1» в севастопольской бухте. Этот корабль после Второй мировой перешел от поверженной Италии к победившим Советам – этакий приз победителю. Не стерпели итальянцы такого надругательства над геройским линкором, сослужившим хорошую службу Муссолини, и направили в бухту Севастополя, в те времена плохо охранявшуюся, сверхмалую подводную лодку с диверсантами и грузом взрывчатки на борту. Руководил операцией знаменитый князь Боргезе, соратник самого Муссолини, – ведь именно итальянцы долгое время были лучшими подводными диверсантами мира. Алый куст взрыва расцвел в носовой части судна ночью, в час тридцать по Москве. И пошел на дно «Новороссийск» вместе с командой и вооружением… Тайна гибели линкора до сих пор засекречена: России не хочется открывать свои постыдные тайны. Ведь уберечь огромное судно от диверсантов спецслужбы тогда не смогли…

«Да, итальянцы сумели подобраться к линкору незамеченными, заложить заряды и привести их в действие, – подумал Куйбида. – Громкая была история, победная…» Перед ним стояла другая картина: торжественно, как на параде, отправляющийся на смотр к самому богу морей Посейдону тонущий крейсер «Москва»… «Громкая будет история. И тоже победная… Черт побери, чем мы хуже наших славных дедов?»

Хозяин прервал паузу:

– Кстати, не думайте, что синьор Синьорелли первым же авиарейсом помчится в Севастополь, натянет акваланг и нырнет под днище «Москвы» с грузом взрывчатки за плечами… Разумеется, нет! Но полезный совет он вам непременно даст. Гарантирую вам. Он мне кое-что должен по старым делам. А лично я буду рад еще раз послужить Украинской Самостийной Соборной Державе… – Сичинский помолчал и добавил: – Послужить сейчас – ведь тогда, в сорок третьем, когда ради славы Украины я надел мундир СС, сделать это не удалось. Точнее, не в полной мере…

Визитная карточка господина Синьорелли танцевала в узловатой холеной руке хозяина.

– Благодарю вас! – принимая черный картонный квадратик с тиснеными золотыми буквами, пылко проговорил Куйбида. – Ваша помощь, пан Сичинский, неоценима…

– Бросьте! – устало возразил хозяин. – Чем могу, как говорится… Теперь лучшим свидетельством вашей любви к державе и нации будет фото тонущей «Москвы». С нами бог, как говаривали мои немецкие коллеги!

Гость поднялся и тут только заметил, что забыл снять плащ.

Встреча была исчерпана. Старик не на шутку утомил Куйбиду. Какая многословность, черт его побери, старого маразматика!.. Да, старому поколению патриотов не хватало здорового прагматизма, и потому вместо Третьего рейха на Украине воцарились Советы…

– До побачення, пан! – проговорил Куйбида. – Слава героям!

– Героям слава! – отозвался синьор Сичинский.

– Простите, – вдруг обернулся гость. – Чей это портет на стене? Вон там, рядом с Шевченко?

– Не узнали? – удивился хозяин. – Это Степан Бандера, мой личный друг. Правда, на этом фото он мало похож на свои популярные изображения. Здесь он снят за месяц до своей трагической гибели. Говорил я этому революционному романтику… Впрочем, ладно, нечего ворошить старое. Всего доброго! И за здравствует победа! Хайль зиг, пан Куйбида!

Дверь гостиной открылась, и на пороге возник синьор Аретино со стаканом в одной руке и пузырьком капель в другой.

– Вам пора принимать лекарство, хозяин, а этот ваш земляк никак не уходит! – сдвинув брови, проворчал привратник. – А вам, синьор, – обратился он к Куйбиде, – не следовало так утомлять синьора Сичинского… Обе двери открыты, только потрудитесь плотно затворить за собой каждую из них. А то вы, гости из Восточной Европы, не очень-то любите закрывать за собой двери – разве только хлопать ими…

Куйбида с улыбкой проговорил:

– Сорри! Ариведерчи!

Поклонившись, он вышел в коридор, в конце которого светилась открытая дверь на улицу.

За его спиной недовольно забормотал по-итальянски синьор Сичинский и глухо загудел синьор Аретино.

«Вот еще один старый маразматик ждет моего визита, – оглядываясь в заднее окно такси, думал Куйбида. – Чертова командировка! Слава богу, моего запаса итальянских слов достаточно для того, чтобы не услышать половины сказанного этим, как его…»

«Доктор Лука Синьорелли, компания «Белла», шеф-директор», – прочитал он на визитной карточке.

Синьор Синьорелли – в этом обращении Куйбиде чудилась дурная бесконечность – оказался на редкость деловитым и американистым дядькой лет шестидесяти. Услышав по телефону о пане Сичинском, Синьорелли запнулся, но потом с той же энергией предложил гостю из Украины встретиться на свежем воздухе – «open air». Говорил этот итальянец по-английски, чем вызвал несказанное облегчение Куйбиды.

– Простите мне небольшую формальность, – после энергичного рукопожатия проговорил Синьорелли, извлекая из кармана пиджака предмет, похожий на триммер для стрижки собак. Зажегся красный глазок светодиода, машинка пискнула. Итальянец ловким жестом провел от груди до подошв гостя и удовлетворенно усмехнулся.

– Я не намерен ни записывать, ни фотографировать, – сказал Куйбида. – Это грозило бы неприятностями скорее мне, чем вам. Вы не представляете, в каких условиях нам приходится работать на нашей несчастной родине…

– О да! – кивнул Синьорелли. – Так с чего же мы начнем?

По мере того, как гость рассказывал, лицо синьора доктора становилось все более озабоченным.

Куйбида закончил и перевел дух: все-таки беседа на иностранном языке выматывает, будь он неладен!

– Как я понимаю, эта акция – лишь часть более обширного плана? – спросил Синьорелли. – Впрочем, можете не отвечать на этот вопрос, мне и так все ясно, – добавил он, видя замешательство гостя. – У вас есть настоящие профессионалы?

– Да, есть, – ответил Куйбида. – Нескольких готовили в Грузии, двое прошли спецподготовку в Мюнхене.

– Эти профессионалы первыми скажут вам, что план со взрывом крейсера – чистейшей воды бред, – остро взглянув в глаза гостя, проговорил Синьорелли. – Откажитесь от этой идеи, пока не поздно! Почему ваша партия не желает идти нормальным парламентским путем?

Этот предсказуемый вопрос разозлил Куйбиду. Такое он слыхал от многих. Возражать было нечего – и он ярился, доказывая правоту движения… Он летел за тысячи километров не для того, чтобы выслушивать наставления!

– Простите, доктор, – убирая с лица улыбку, сказал гость. – Мое руководство не предполагало такого, гм… глубокого обсуждения нашей стратегии.

– Хорошо, – после небольшой паузы отозвался Синьорелли. – После вашей последней фразы меня так и подмывало послать вас к черту. Слишком много авантюристов шляется в наше время по Европе в поисках приключений…

– Спасибо за откровенность, – буркнул Куйбида, но итальянец увлеченно продолжал:

– Да-да, множество! Ненормальные баски, психованные ирландцы, бритоголовые берлинские наци, от которых так и разит Нюрнбергским трибуналом… Теперь вот и в вашем медвежьем углу Европы запахло международным терроризмом… Вы, кстати, не обиделись? Тогда я продолжу… И все эти парни мечтают что-нибудь поднять на воздух – Эйфелеву башню, замки Гауди, Кельнский собор… Словом, что-нибудь торчащее. Мой психоаналитик заметил бы, что все эти бравые ребята страдают из-за того, что у них маленькие члены – иначе как объяснить эту зоологическую ненависть ко всему возвышающемуся над поверхностью нашей грешной планеты?

Куйбида, несколько огорошенный, внимательно слушал эти бурные излияния темпераментного итальянца.

– Но посылать вас к черту я не стану, – поднял палец Синьорелли. – Я слишком уважаю синьора Сичинского, чтобы отказать вам в помощи. Давайте присядем…

Собеседники расположились на лавочке по соседству с негром в линялой футболке, лениво посасывающим пиво и посверкивающим белками глаз.

– Итак, начнем, – уже совершенно спокойно проговорил доктор. – Вы – профессионал?

– Думаю, да, – осторожно ответил Куйбида.

– Как я понимаю, на аренду мини-подлодки у вас денег нет. Предлагаю установить несколько банальных мин-«липучек», – взглянув на часы, заговорил Синьорелли. – Приобрести их вы сможете в самом Севастополе, хотя это довольно дорого… Кроме того, желательно, чтобы непосредственный исполнитель операции посетил Рим – я лично проведу с ним несколько тренировочных дней. Кроме обычного инструктажа мне придется рассказать ему кое-что более важное…

Пригрело солнце. Куйбида снял ненужный плащ и перебросил через локоть. Багаж, оставленный в камере хранения аэропорта Фьюмичино, так и не понадобился.

Они беседовали час с лишком. Куйбида впитывал подробности, следя за выражением лица доктора Синьорелли. Стариковское брюзжание сменилось в нем деловой бодростью профессионала. Он сыпал примерами, называл фамилии и даты, гордясь своей хорошей памятью. Рассказ был живописен и точен.

…Пылали доки. Алыми взрывами расцвечивались стальные туши боевых кораблей. Взлетали и рушились в гудящее пламя самолеты. Уходили в отставку правительства. Отправлялись спецрейсами груженные снаряжением коммандос. Спецслужбы семи держав сбивались с ног, разыскивая виновников очередной громкой трагедии…

И над всем этим царила сдержанная усмешка отставного разведчика и диверсанта, доктора Луки Синьорелли.

Они простились через час, и Куйбида долго смотрел, как вальяжно удаляется ветеран тайной войны. Такого не прошибешь – он точно знает, что делает.

После эмоционального разговора с итальянцем Куйбида чувствовал себя как выжатый лимон. До вылета оставалось немного времени, но желания погулять по Вечному городу уже не было.

Украинец извлек из кармана мобильник и набрал номер.

– Пан Кульчицкий, день добрый! – сказал он в трубку. – Встреча состоялась. Все идет по плану. Нам понадобится теперь только аккуратный исполнитель…

Глава вторая

«Будьмо, хлопцы!»

Ведет нас в бой борцов погибших слава,

И высший наш закон – приказ.

«Украинская Соборная Держава» —

Свободная, могучая, от Сана по Кавказ.

«Мы родились в великий час…» Гимн ОУН

Синие сосны качали мохнатыми лапами. Солнце едва пробивалось сквозь кроны, но там, где лучи падали на устланную хвоей землю, вскипали пятна нешуточной жары. Гудел в воздухе заблудившийся с ночи, загруженный по уши кровью комар. И светились прозрачной синевой близкие вершины Карпат – Поп Иван поднимал к небу свою косматую шапку, Грегит струился туманом.

Бойцы, отдуваясь и отплевываясь, лежали на земле. Учебные автоматы были брошены, вода из армейских фляжек выпита до дна. Коротко стриженный командир, утираясь черной повязкой, стянутой с головы, теребил свой мобильный: покрытие здесь было скверное, связь поминутно прерывалась. Он оглядел вымотанных бойцов и, улучив момент, когда завибрировала в воздухе тонкая нить слышимости, быстро выпалил в трубку:

– Да, друже провиднык[10], вышли на точку! Знамя «синих» у нас! Есть, выдвигаться к району сосредоточения, друже провиднык!

Полевые учения «антоновцев» – самого массового и самого боевого подразделения ОУН(б) – подходили к концу. Взвод хорунжего Бузько, помеченный белыми квадратами на зеленых камуфляжных спинах, одолел непростой перевал и вихрем ворвался в расположение «синих». Хрястнула чья-то свернутая набок челюсть, неразборчиво заорал часовой, а бойцы «белых» уже крушили палатки, топтали любовно разложенные бутерброды, сбивали с ног замешкавшихся бойцов условного противника, добираясь до холмика, в который было воткнуто синее полотнище на длинном древке, украшенное эмблемой ОУН. Схватка была короткой и жестковатой для учебного боя: постанывая, корчился на траве «синий» с вывихнутой рукой; ему вторил «белый», прижимающий к подбитому глазу нагретую фляжку. Кто-то поспешно собирал в пирамиду учебные «калашниковы».

Осознав свое поражение, «синие» со смехом похлопывали «белых» по спинам, жали руки. Сегодня провиднык Кульчицкий будет хвалить всех – и победивших, и побежденных. В селе под горой накроют длинные столы, на которых воздвигнутся башни свежеиспеченного хлеба, бастионы колбас и целые жбаны свежего пива. Сегодня Кульчицкий скажет торжественную речь, и над вечереющими соснами диким медом потечет боевая песня. Забродит в крепких молодых головах пивной хмель, потекут рекой родные песни, и парни из Пшемысля, Почаева, Стрыя, Коломыи, Бережан будут танцевать аркан – старинный танец настоящих мужчин, мощно сцепив плечи с буграми бицепсов, в такт ухая шнурованными ботинками в нагретую вечернюю землю. Им будет тепло и уютно вместе.

А потом настанет утро…

Бузько сидел на раскладном стульчике, не зная, куда девать свои изрядно потяжелевшие после марш-броска и боя ноги. Перед ним, тщательно выбритый, благоухающий парфюмерией и посверкивающий белозубой улыбкой, прохаживался сам провиднык Кульчицкий.

– Что ж, хорунжий, сегодня ваш день, – внимательно взглянув на Бузько, негромко проговорил он.

Бузько попробовал подняться, но провиднык жестом остановил его:

– Прошу пана не вставать. Вы слишком устали сегодня. Я предлагаю вам работу, связанную с заграничными командировками, – сладко прищурившись, интимно сообщил он. – Вы бывали за границей?

– Один раз. В Польше. По путевке выходного дня…

– Негусто! – усмехнулся Кульчицкий.

– Да какие, к чертовой маме, поездки, пане провиднык! – прорвалась в голосе Бузько давняя затаенная обида. – На зарплату не разгуляешься – хорошо, что еду со скидкой в супермаркете, где работаю, разрешают покупать… А сестра в Италию уехала – за старухой-маразматичкой ухаживает…

Хорунжий испуганно взглянул на Кульчицкого: не слишком ли много он наговорил?

Кульчицкий сжал локоть соратника и внушительно проговорил:

– Все очень скоро изменится, Сашко…

От этого дружеского обращения по имени у Бузько стало тепло на душе.

– Изменится в самую лучшую сторону, – добавил провиднык. – Так я могу считать, что вы согласны?

– Да, разумеется, – взяв себя в руки, ответил хорунжий. – А куда мне придется ездить в командировки?

– Кстати, в Италию, – небрежно ответил Кульчицкий. – Заодно повидаетесь с сестрой…

Воины в строю не равны тому же числу воинов, рассыпанных по полю боя. Строй, шеренга воинов способна сокрушить превосходящие силы противника, если те рассыпаны в пространстве. Оружие равной силы и равной эффективности, соединенное в мощь шеренги, строя, – это огромная сила. Государства и армии развиваются параллельно: чем сильнее держава, тем сильнее ее воины, спаянные общим делом. Но бывает и так, что государство бросает свою армию на произвол судьбы, и тогда случается порой непредвиденное…

Артем поддернул джинсы и уселся на заезженную задницами приезжих лавочку, чертыхнулся: он ведь не в форменных брюках, джинсы можно не поддергивать. Такое преимущество есть у нищих гражданских людей. А вот у богатых этого преимущества снова нет – при мягкой посадке им тоже приходится поддергивать драгоценные натурально шерстяные брючины.

Совсем недавно, тоько месяц назад, были батальонные учения, чад выхлопа бэтээров, короткий лай команд, стремительная атака, штурмовая группа на тросах срывалась из-под вертолетного брюха. Только месяц назад командующий сухопутными силами вручал капитану Тарасову почетную грамоту и жал руку… А сегодня на камуфляжных плечах вместо звездочек – позорные дырки. И ледяной сквозняк в карманах, несмотря на сугубо летнее время…

Артем пошарил в брючном кармане: враки – завалялась мелочь на метро. Впрочем, до общаги и пешком дойти можно. А это уже лучше: помятый, будто с перепоя, Петр Великий явился. Пятьсот рублей – не шутка для капитана-отставника. Можно купить водки и закуски, хорошо выпить, сидя на лавочке и наблюдая за такими же неудачниками и бездельниками, которые шастают по городу в поисках дешевых, а лучше – бесплатных развлечений для сирых и убогих. Водку можно взять даже не самую хреновую, к ней колбасы и хлеба, кетчуп какой-нибудь – вот тебе твои пятьсот кровных, отечественных. Гуляй, товарищ офицер, и помни доброту тех, кто главнее тебя звездами и чинами!..

Сумерки пришли на мягких кошачьих лапах. Замерцала вывеска продуктового: мертвенная синева облила витрину с выставленными колбасами и сырами. Все так похоже на покойницкую! Или на картину усатого жулика Сальвадора Дали. И народ бездельный шлепает по своим делам – вдоль по улице мостовой, фланирующим шагом, кто с подскоком, а кто и ножку подволакивает. И наблюдает за ними унылый тип на лавочке с погасшей сигаретой в пальцах – Артем Тарасов, капитан Российских Вооруженных сил. Человек без адреса и почти без имени – капитан в отставке…

Можно сейчас позвонить по мобильному – кому-нибудь и куда-нибудь, только кроме вялого приглашения выпить ничего путного от друзей-приятелей не дождешься. Лучше уж самому…

Подсела девушка в дешевом броском макияже, заинтересованно оглядела ладную фигуру Артема, его скуластую физиономию, подбородок, усыпанный трехдневной щетиной. Крылья носа девицы раздулись – она потянула воздух, зевнула и поднялась с лавочки. От случайного типа не пахло ни деньгами, ни развлечениями – от него пахло унынием и мужской тоской. Процокали каблуки.

«Да пошла ты! – устало подумал Артем. – Не очень-то и хотелось…»

И капитан Тарасов снова задумался – на этот раз о превратностях личной жизни, которая тоже почему-то резко обламывается сразу после отставки.

«И взаправду, что ли, водки выпить?»

– Эй, Теман! Теман, блин! Заснул ты, что ли?!

Перед Артемом стоял мужчина солидного вида и, уперев кулак в бедро, нависал прямо из сумерек, улыбаясь толстой рожей.

– Не может быть! – поразился Тарасов. – Савельев?! Пашка?!

– Он самый, – кивнул толстяк.

– Ты что ж толстый, как бегемот? Вроде, когда в батальоне служил, жиру столько на себе не носил, – поднимаясь и горячо пожимая приятелю руку, проговорил Артем.

– Кушаю хорошо, – скромно опустил глаза Пашка, а потом добавил: – И часто…

«Ну Савельев! Ну обормот! – мысленно восхитился Артем. – Костюм дорогой, рожа – как не треснет, водитель личный… Ну сучонок! Ну бывший командир автомобильной роты, мать его! Полтора года как уволился – и уже на джипе…»

– Ты чего здесь? – спросил Савельев, порыскав глазками по сторонам. – Не пьяный, смотрю… Чего расселся, а, Теман? Кого-то ждешь?

– Трамвая, – пошутил Артем и толкнул товарища в бок. – Подвезешь?

– Конечно! Сам хотел предложить! – спохватился Савельев и взял Тарасова под локоть.

Они двинулись по аллейке мимо продуктового к шелестящей шинами улице.

– Как ты меня вычислил? – полюбопытствовал Артем.

– Да водила мой – он из прапоров батальонных, тоже бывший – увидел тебя. Я его за минералкой в магазин послал, а он прибегает и говорит: «Там товарищ капитан Тарасов на лавочке сидит!» Понимаешь, как служилый сообщает: «Товарищ капитан Тарасов!» Да, бывали времена, шорох ты наводил в батальоне немалый… Думаю, дай схожу гляну на такой интересный цирк – как там Тарасов на лавочке с бомжами сидит…

Наехав мощными колесами на бровку тротуара, прямо перед ними красовался грузный черный джип. Водила в кожанке курил, картинно опершись на бампер.

– Круто ездишь, – буркнул Артем. – Сразу видно: мы оба – российские офицеры в отставке…

Савельев скромно пожал толстыми плечами и никак не отреагировал на тарасовскую иронию.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – бросив пристальный взгляд на прикид Артема, сказал водила, отшвырнул окурок и полез на свое место. Тарасов кивнул в ответ.