Серый маг Джевага Сергей
— Уж-же получилос-сь, — прошипела тварь.
Пасть существа распахнулась, из глотки высунулось черное щупальце, похожее на кишку с зубастой присоской на конце. Руки начали сгибаться. Жосслин потянулась навстречу, сладострастно булькнула.
— Постой! — поспешно воскликнул Ирн.
— Что ещ-ще? — с недовольством осведомилась тварь.
— Ты говорила о вещи, — напомнил Птиц и пристально посмотрел в черные незрячие бельма. — Зачем нужны свитки Алара твоим собратьям там? Что с ними собираются делать?
— Не понимаеш-шь? — гнусно хихикнула тварь. — Несеш-шь и не понимаеш-шь… Собратья хотят свободы. Хотят заснуть, потому что испытывают боль и голод. А Хоз-зяин обещал помочь…
— Что за Хозяин? — охнул послушник.
— Великий! — фыркнуло существо. — Равный Матушке, но другой. Ты нужен… ты должен быть наказан! Потому что нарушил… да-а, нарушил!..
Голос твари сорвался на визг. Слова показались сбивчивым бредом душевнобольной. Белесая мгла покрыла уродливую харю. Вернулось худенькое личико принцессы Жосслин. Но образ вскипел, расплавился, как масло, и вновь обнажилась страшная морда. Несколько долгих мгновений Птиц и чудовище рассматривали друг друга. Вдруг монстр злобно зарычал, сжал Птица сильнее. Из глубины глотки опять вывалилось длинное щупальце, жадно устремилось к шее человека…
Ирн уже распрощался с жизнью, когда существо взревело. Выгнулось дугой, забилось. Раздался мокрый хруст, чей-то смутно знакомый боевой клич. Кожа на груди монстра вспучилась, лопнула. Из рваной раны показался острый обломок дерева. Брызнула тугая струйка крови вперемешку с липкой слизью, к потолку взвилось облако дыма. Хлопок! Послушника окатило потоком зловонной жидкости. По одежде застучали горячие внутренности и острые обломки костей. Протяжный звериный вой превратился в хрипение.
Суставы затрещали, страшная боль пронзила тело. И в тот же миг тварь дернулась в предсмертных конвульсиях. Послушник улетел в угол. Сшиб с постамента статую, покатился кубарем. Рефлекторно нащупал какую-то гладкую деревяшку… Кожу обожгло, по жилам хлынул расплавленный металл. Боль исчезла. Мышцы словно обдало ключевой водой. И вместе со свежестью пришло удивительное ощущение силы. Незримый кот заурчал: «Хозяин, ты доволен?»
«Посох! — сверкнула обжигающе холодная мысль. — Посох древнего Серого мага!»
Из-под кровати выкатилось лохматое и пыльное существо, ловко вскочило на ноги. А с другой стороны послышались грохот распахиваемой двери и злобный рык. В полумрак опочивальни ворвались яркий желтоватый свет масляных ламп, сырой прохладный воздух коридора. А вместе с ними — три уродливых существа. Лица серые и худые, искаженные злобными гримасами. Щеки впалые, глаза — ярко-алые угли. Нижние челюсти сильно выдвинуты вперед, пасти вооружены кривоватыми зубами. И лишь одежда позволяла понять, что твари когда-то были людьми. Судя по доспехам и широкополым шляпам, два являлись стражниками. А третьим оказался не кто иной, как лощеный красавец Лекс Ирис… Правда, сейчас барон Брешский мало напоминал холеного вельможу. Волосы взлохматились, с клыков капала черная липкая жидкость.
Лекс одним длинным прыжком преодолел почти половину расстояния. Ловко обогнул ближайшую статую, взревел. Парень интуитивно ткнул оголовьем посоха в жуткую харю, скороговоркой выпалил заклятие. Раздались громкий хлопок, треск, хлюпанье. Полыхнуло чадное пламя. Ирис лопнул, словно бурдюк с перебродившим вином. По комнате разлетелись конечности, обрывки осклизлого мяса. Плотная воздушная волна сбила Птица с ног и впечатала в стену. Боль пронзила спину, в глазах потемнело. Послушник остался беззащитным и ошеломленным. Но стражников тоже задело, расшвыряло. Один вяло ползал среди обломков. Рычал и хрипел, пытался подняться. Отсутствие руки изрядно мешало осуществить задуманное. Вторая тварь лежала в камине. Язычки огня жадно вцепились в плоть, пожирали кожу и мясо с удивительной скоростью…
Сверкнул металл. Раздались задушенное хрипение, скрежет когтей. Голова второй твари отделилась от туловища, как мяч, укатилась в угол. Во мраке соткалось бледное свирепое лицо. Борода и волосы спутаны, густо присыпаны пылью. Щеки исцарапаны, на виске ссадина. Бродяга вытащил из-за пояса заточенную деревяшку. С молодецким хаканьем вбил в грудь обезглавленного монстра. Вскочил, сделал шаг назад. Раздалось шипение, обломок окутал смрадный дымок. Тело сморщилось, усохло за доли секунды…
Нищий перешагнул поваленную статую. Наклонился и подал руку послушнику. Тот ухватил ее, с трудом поднялся и привалился к стене. Около минуты бледнел и краснел, кривился, порывался закричать. Но в горле лишь клокотало и булькало.
«Бродяга опять обманул! — промчалась мысль. — Разыграл личную партию, прикинулся мертвецки пьяным. И как после подобного назвать нищего сумасшедшим? Припадки, ага… потеря памяти…»
— Как ты тут оказался? — наконец сумел спросить Птиц, взглянув на безумца с величайшим изумлением. Тот кисло улыбнулся. Поднял с пола обрывок простыни, отер клинок и вложил в ножны. Затем отыскал на полу мешок послушника, бросил под ноги.
— Искал выход, потом забрел сюда и услышал шаги. Пришлось спрятаться.
— А колья под кроватью заточил? — фыркнул послушник.
— Почти, — отмахнулся Лохматый. — Давай-ка убираться отсюда.
Парень с содроганием взглянул на чудовище, которое еще полчаса назад было принцессой-дурнушкой… Сочное тело женщины, выпуклая грудь, нежная бархатная кожа. И вместе с тем — оскаленный в предсмертной ухмылке череп с острейшими зубами. А еще вторая пара рук: блестящие черные клешни, вооруженные острыми шипами. Из страшной раны на груди выглядывал заостренный деревянный наконечник, вился черный дымок.
— По старинке выменем завлекают… — пробормотал нищий. — Бабы никогда не изменятся. Пока считают мужчин безмозглыми похотливыми самцами, будут проигрывать.
— А мы другие? — спросил Ирн. Вспомнил недавние ощущения, покраснел от стыда.
— Мужик мужику рознь, — хмыкнул Лохматый и задумчиво поскреб грудь. — Но настоящий мужчина обязан держать животное в себе на коротком поводке. Каждая встречная дура считает, что достаточно раздвинуть ноги, и любой самец сразу рухнет на колени, заплачет от счастья. Как же, богиня снизошла до простого смертного… Тьфу!..
Нищий зло сплюнул, выругался вполголоса и погрозил кулаком трупу.
— Кто или что это? — хмуро поинтересовался послушник. Зябко передернул плечами, кивнул на останки тварей.
— Разве не понял? — воскликнул безумец, обвел опочивальню широким жестом. — Во дворце нет серебра, только золото. Когда подавали на стол, мясо не приправляли чесноком…
— Шутишь? — охнул Птиц, мотнув головой. — Быть того не может! Вампиры — сказка!..
— Ага, — поддакнул Лохматый, с омерзением стряхнув капли черной крови с одежды. — Шучу… Час назад дрался со слугами. Каждого мечом раза по три проткнул. И ничего, бегали, как тараканы. А потом догадался стул сломать. Сразу полегли.
— Но… — протянул Птиц, задумчиво глянув на труп принцессы. — Не похожи они на вампиров.
— Рырколаки, — серьезно объяснил бродяга. — По легенде, кровососы родились от союза демона Баалон, додревней Матери и людей. Любое первое поколение вынуждено скрываться в колдовском тумане, дабы выжить в нашем мире. Преображаются только ночью, еду добывают хитростью. А вот второе поколение превращается в тварей, которые известны по сказкам и легендам. Становится сильнее, приобретает иммунитет к чесноку и серебру. Единственное оружие против таких — осиновый кол. И если не догадался сам, скажу… мы попали в «статическую проплешину». Потому не стой столбом. Собирай манатки и проваливаем отсюда!
Тишину разорвали странные звуки — возня и шорох, сдавленные всхлипывания. Бродяга замер, настороженно осмотрелся. И, выхватив меч, резко сорвался с места. Перепрыгнул гору мусора, взмахнул клинком. Коротко свистнуло, заскрипела толстая ткань. Со стены упала добрая половина ковра. А за ней проявилась маленькая темная ниша. На небольшом троне бился в истерике король. Тихо завывал, рвал волосы. Лицо покрылось красными пятнами, по щекам обильно текли слезы. Монарх выглядел жалко и отвратительно — слабый старик, убитый горем.
Лохматый медленно занес клинок над головой, примерился…
— Нет! — воскликнул послушник, поняв намерение спутника. — Не надо!
— Дурак! — бешено прорычал нищий, задержав размах. — Ты не понимаешь… Он человек! Мог вовремя уничтожить заразу. Но пожалел дочурку, отдал город на заклание. Даже устроил турнир, чтобы подкармливать тварей. А сам пробирался сюда и наблюдал за тем, как питается кровавая сука.
— Все равно не надо, — твердо сказал Птиц. Мельком глянул на монарха. Тот не отреагировал на опасность. Завороженно смотрел на тело дочери и рыдал. — Ты действительно хочешь убить человека, когда вокруг полно демонов?..
Рука бродяги дрогнула, острие меча чуть опустилось. На лице Лохматого не отразилось ни единой эмоции. Но в глазах… в глазах плескалась раскаленная смесь бешенства, сомнений и отвращения. Мышцы рук напряглись, как канаты, брови сошлись на переносице. В какой-то момент послушник поверил, что нищий ударит. Но безумец выдохнул, медленно опустил оружие, отступил и всмотрелся в искаженное горем лицо короля.
— Парень прав, живи… — пробормотал бродяга. — Живи и помни, что ты натворил.
— Убей, — одними губами прошептал Бернард. — Я не хочу…
— Не дождешься! — рыкнул Лохматый. И, помедлив, повернулся к Птицу: — Уходим! Кстати, как ты уничтожил того, первого?..
Ответить послушник просто не успел. Раздался низкий угрожающий гул, стены задрожали.
— Дураки, — шепнул король, горько скривившись. — Моя дочь являлась наместником Матушки. Баалон вырвется на поверхность, и вы…
— Легли и приготовились, — саркастически фыркнул бродяга. Повернулся к парню, махнул рукой. — Ты го… Тьма!..
Ирн не услышал грохота и возгласа нищего. Не почувствовал толчков. Сознание поглотила чудовищная боль. В солнечном сплетении вспыхнула горячая звезда, по жилам расползалась едкая кислота. Каждый удар сердца доставлял ни с чем не сравнимые страдания. Если бы послушник мог закричать, то непременно взвыл бы. Но парень утратил контроль над телом, рухнул в пропасть бессознательного. И вместо утраченных физических чувств пришли иные. Искаженные, чуждые и эфемерные.
Словно сквозь глубокий сон, Птиц зрел залитую кровью и засыпанную обломками опочивальню. Видел алые отблески огня на полу, тени, встревоженного бродягу. Часть разума еще держалась в теле. Но другая витала где-то высоко. Чувствовала и понимала, что на дворец надвигается беда. Чуждая всему живому Сила решила пойти в решительное наступление. А с противоположной стороны светилась золотистая искра, яркий всполох света в ночи. Обжигающий и равнодушный, но мыслящий…
«Безликий! — осознал парень. — Спутник Варда где-то недалеко. Следил, подстраховывал. И теперь начал действовать». Возник образ: тусклая белая тень посреди низкого запыленного помещения, темнота, обилие паутины. Похоже на чердак… Ирн услышал беззвучные слова, ощутил мольбу мага. Поначалу не понял, к кому молитва обращена. Но когда астральные сферы задрожали и с небес ударил обжигающий сноп света, осознал — к Алару!..
Боль не пустила страх в душу. Но Птиц затрепетал. Врата были открыты, и безжалостный зверь выпущен на свободу. С Небес спускался воин Светозарного, аватар Алара — пламенный солар. Шел, дабы остановить Мрак и покарать отступников. А сам послушник оказался беспомощен и перед Тьмой, и перед Светом… Проследить за нисхождением до конца не удалось. Чуждый обжигающий разум заметил присутствие Ирна. Мощный удар смял астральную оболочку, отбросил и испепелил. Студеный равнодушный мрак подхватил Птица, удержал на гигантских ладонях. Окутал и растворил в себе.
Вдалеке родилось светлое пятнышко. Пальцы правой руки пытались разжаться. Давили, отдирались от чего-то теплого и родного. Но парень воспротивился. Ощущение понравилось. Казалось, что удержать предмет очень важно.
— Демоны, да брось ты эту палку! — с недовольством проворчали на ухо.
На послушника обрушился водопад ощущений: звуки, запахи, свет. А следом пришла боль. Ныли ребра, ушибленная спина и суставы. Голова напоминала котел, полный кипящего олова. Сердце стучало рывками, в горле першило.
— Не дергайся! — прошипел бродяга.
— Больно, — пожаловался Птиц.
— Боль есть жизнь, — наставительно сказал Лохматый. — Терпи и наслаждайся.
— Утешил… — просипел послушник. С трудом приоткрыл веки.
Словно в мутном окошке появилась картинка: темный коридор, живописные полотна и роскошная мебель, далекие огни. Ноздри терзали запахи свечной гари и духов. Уши ловили потрескивание, шорох занавесок и низкий гул.
Сколько прошло времени? Не больше пяти минут. Но бродяга каким-то образом сумел вывести послушника из покоев, протащить на плечах добрую половину дворца. Каждой клеточкой тела Ирн ощущал угрозу. Солнечное сплетение омывали волны жидкого пламени, тело бил озноб. Послушник чувствовал, что в глубинах земли пробуждается нечто огромное и злобное. Потоки ярости и бешенства били сквозь пол, казались горячим ветром. А сверху нисходило иное существо — яркая искра, сгусток пламени.
Птиц задрожал как осиновый лист. Застонал, схватился за живот и согнулся пополам. Лицо побледнело, по щекам хлынули слезы. Но посох не позволил упасть. Гладкая древесина навеяла ощущение спокойствия. Приятное тепло поднялось по руке и разбило ледяные оковы вокруг сердца.
— Да что с тобой творится? — с недовольством проворчал Лохматый. Поддержал, помог выпрямиться.
— Идут… — прохрипел послушник. — Они идут… смерть…
Нищий скривился и недолго думая залепил сочную пощечину. Ирн дрогнул, рухнул на колени. Около минуты кашлял и плевался, стонал. Но вскоре немного пришел в себя. Лихорадочно пошарил по поясу, попытался нащупать лямки.
— Тут твоя поклажа, — буркнул Лохматый, показав мешок. Настороженно всмотрелся в темноту коридора, прислушался и хмуро спросил: — Что происходит?
— Мы… должны уйти, — отрывисто произнес парень. — Мрон… больно…
— Баалон? — догадался бродяга.
— Не только, — просипел Птиц. — Безликий вызвал нечто… сверху.
— Безликий? — изумился нищий, приподняв брови. — О чем ты?..
Бродяга схватил парня за плечи, встряхнул. Однако Ирн погрузился в полубессознательное состояние. Послышался грохот. Стены и потолок ощутимо дрогнули, дождем посыпалась пыль. Секунда спокойствия — и следом мощный удар, треск, скрежет. Перекрытия застонали, плиты на полу вздыбились. Порыв сквозняка потушил часть ламп, на миг установилась кромешная тьма. Потом где-то невдалеке раздались истошное визжание, топот. Алый луч света озарил коридор. Прямо из плотного мрака на путников вылетело бледное человекоподобное существо. Морда уродливая, глаза — алые бельма, в чрезмерно широкой пасти — множество игловидных зубов…
Тварь грозно рыкнула, прыгнула и ловко побежала прямо по стене. Через миг погасила скорость, изогнулась и ринулась на бродягу. Лохматый отпустил послушника и резко шагнул вправо, выставив клинок. Сверкнул металл, раздался угрожающий свист. Голова подобно страшному ядру покатилась по полу. Из обрубка шеи хлестнула кровь, взвился белесый туман. Но существо и не думало подыхать. Тело медленно поползло к утраченному органу. Острые когти царапнули монолиты, руки слепо ощупали стены.
Бродяга сделал шаг вперед, одним ударом отсек руки. И тут второй толчок потряс дворец. С потолка хлынул дождь мелких камешков и штукатурки. Раздался душераздирающий стон. Нищий не удержался, рухнул на колени, оглянулся. В дальнем конце коридора творилось нечто непонятное. Мелькали тени, слышались удары, вой и крики. А затем грозно взревело пламя, плотная волна горячего воздуха сбила со стен паутину. Потолочные перекрытия задымились, нагрелись. Из огненных объятий вырвались три вампира. Черные, как головешки, обожженные и израненные. От одежды остались жалкие лохмотья, кожа прогорела почти до костей. Твари трусливо заверещали, бросились улепетывать. Но световой луч настиг, ударил в последнего. По полу сыпануло пеплом, иссушенными чешуйками. Из глазниц метнулся фонтан кипящей крови…
— Становится весело, — глухо произнес бродяга. Глянул на недобитого монстра, поколебался. Но встал на ноги, бросился к послушнику. Взвалил парня на плечо и потащил прочь. Свернул налево, пролетел через пустующие покои. Затем — направо и вниз по узкой лестнице.
Позади разгоралось золотистое сияние. Яркие лучи полоснули по стенам и потолку, оставили после себя раскаленные дорожки. Ковры, картины и даже камень жарко полыхнули. А в середине пламенного цветка показалась белая человеческая фигура.
…Послушник чувствовал движение. Слышал частые удары, рев, ругательства нищего. Видел уродливые тени, которые вылетали из мрака, как призраки. Щерили острые зубы, рвали когтями воздух. Бродяга отмахивался, рубил на ходу и бежал дальше. Страшная боль не давала очнуться. Лупила подобно кузнечному молоту, крепко держала в раскаленных клещах. Ужас перед могучими и жестокими разумами сжимал сердце. Но вслед за страхом пришла злость. И Птиц рванулся из душных объятий чужой магии.
…В первую минуту парню показалось, что он ослеп. Вокруг густая чернота, ни проблеска света. Прохладный ветер ерошил волосы, овевал щеки. Слышались треск, скрежет камней. А еще — шаги и тяжелое дыхание.
— Где мы? — просипел парень.
— У Мрона на подворье! — рявкнул бродяга. Отдышался, привалился плечом к стене и опустил послушника на пол. — Идти сможешь?..
— Не знаю, — ответил Ирн. Прислушался к ощущениям, охнул. Силы частично вернулись. Бежать не получится, а плестись вполне. — Смогу…
— Отлично! — выдохнул Лохматый и осторожно выглянул из-за угла. — Тьма! Куда дальше?..
Путники стояли в узкой нише посреди длинного узкого коридора, сырого и грязного. В нос били запахи гниения, затхлой воды. Вдалеке слышались топот, крики. Клубились сырой туман и прах. Где-то над головой непрерывно гремело. То и дело сыпались камешки, пыль. Демоны, Лохматый привел в тот самый подвал! Неужели?.. Да, точно! Дальше будет вход в подземный зал. А затем поворот и выход к конюшне… Нужно просто добраться!..
Сероватая пелена тумана дошла до беглецов, океанской волной покатилась дальше. И вслед за этим послышались шипение и яростный вопль нищего. Бродяга отчаянно выругался, отпрыгнул. Взмахнул мечом и рубанул по воздуху. Резко развернулся и ударил рядом, пнул ногой невесомые клочья. Ирну показалось, что Лохматый обезумел окончательно. Но спустя секунду парень заметил во мраке тень, ногу задело липкое тело. Раздался пронзительный визг. С пола рванулось нечто длинное и зубастое, похожее на огромную змею или червя. Птиц успел заметить розовую глотку, усеянную шипами и жесткими волосинками. Вскрикнул и прикрылся посохом. Но червь так и не добрался до послушника. Полоса стали рассекла скользкое тело, из обрубка плеснуло гноем. Тварь шлепнулась на пол, исчезла в тумане…
— Уходим-уходим-уходим! — заорал нищий. Развернулся, схватил окоченевшего от страха и боли послушника. Словно тряпичную куклу, вытащил из ниши, практически пинками погнал обратно по коридору. Но Ирн воспротивился, сбросил руку спутника с плеча. Неуверенно глянул на приближающихся змей, прохрипел:
— Нам туда!..
— Ума лишился? — фыркнул нищий. — Сожрут!..
— Там конюшня! — твердо произнес Птиц.
На лице бродяги отразилась неуверенность. Лохматый задумался, ожесточенно поскреб подбородок.
— Слишком много слизняков.
Голос нищего утонул в очередном раскате грома. Далеко за спинами путников вспыхнул яркий солнечный свет, долетели отзвуки могучего удара. Пламя и золотистые лучи ворвались в коридор. Туман взбурлил, из облака чадного пламени вышел человек. На вид обыкновенный мужчина. Высокий и стройный, одетый в изящные доспехи. Лицо отстраненное, гордое и красивое. Сама кожа неизвестного источала неземное сияние. Глаза — заполненные расплавленным металлом щели. А в руках меч, сотканный из струек пламени…
Посланец Небес ослепительно улыбнулся и неспешно двинулся вперед. Каждый шаг мужчины знаменовался треском и взрывами. Кладка стен раскалялась, камни лопались. На полу оставались оплавленные отпечатки сапог… Ирн и Лохматый переглянулись, почти одновременно кивнули. Развернулись и ринулись навстречу туману.
Из мрака вынырнул сразу десяток гибких змеиных тел, послышался визг. Бродяга крутнулся на месте, с ходу срубил около пяти. Тут же подпрыгнул, схватил Птица за плечо и выдернул из-под удара. Сразу сместился, размозжил шестого червя кулаком. Стряхнул остальных и помчался напролом. Но вскоре завяз в переплетении скользких канатов, попятился и заворчал. Парень решительно рванулся на помощь.
— Куда лезешь? — проворчал бродяга.
— Я маг, — прохрипел Ирн.
— В гробу я видал таких чародеев! — бешено рявкнул Лохматый. — Не лезь под меч!..
Что еще говорил нищий воин, парень просто не услышал. Ведомый удивительным наитием, обошел спутника. Глубоко вдохнул и быстро начертал перед собой Знак Огня. На секунду разум послушника затопило тишиной. А затем огонек в солнечном сплетении начал пульсировать. В воздухе возник пламенный узор. Повисел и устремился вперед, ударил подобно гигантской дубине. Короткая вспышка озарила коридор. Волна сухого раскаленного воздуха швырнула беглецов на пол и протащила несколько шагов. Ослепила, забросала горячими камешками и какими-то влажными тряпками.
— Тьма! Что ж ты раньше молчал?.. — выругался Лохматый, сбил пламя с бороды. Оглянулся на второго врага и зашипел от злости.
Солар понял, что добыча убегает. Поплыл над самым полом подобно миражу, начал поднимать пламенный клинок. Золотистый ореол расширился, сноп ярких лучей осветил каждую щелочку и трещинку.
Ирн в который раз приготовился к смерти. Но из-за спин путников плеснула волна тумана. Свет завяз в сырой пелене, потух. Очертания коридора поблекли и истончились. Чувства пришли в замешательство, голова закружилась. Будто издалека прилетел чей-то крик, тусклый и невнятный. Парень потерял ощущение направления, рухнул на пол. Беспомощно взвыл, перекатился через плечо и встал на колени. Выпучил глаза от изумления и замер, пораженный до глубины души… Мир претерпел метаморфозу. Повсюду клубилась холодная белесая мгла. Невдалеке виднелись основания колонн, какие-то постройки. Из черных бездонных ям били тугие столбы дыма. Каменные плиты трещали, рассыпались щебнем.
Мороз усилился. Послушник непонимающе затряс головой, заметил темное пятно невдалеке. Решил, что это нищий, подошел и наклонился. На Ирна смотрели пустые незрячие бельма. Окровавленные глаза в сеточке лопнувших капилляров. Лицо побелело, рот исказила гримаса страдания. Толстые щеки покрывал иней, волосы прилипли к шлему. Но хуже было иное — живот оказался разворочен. Внутри виднелись кишки, какие-то органы, обломки костей. А в глубине вяло возилось нечто, похожее на маленького червя. Тонко попискивало, пыталось ухватиться десятками нитей-щупалец за отвердевшую плоть… Тот самый жирный страж, который приносил в жертву Баалон горожан…
Тошнота едва не вывернула послушника наизнанку. Парень захрипел, отшатнулся от тела толстяка. Что за чушь? Где Лохматый? Ведь бежали по коридору, спасались от солара…
Пол дрогнул, Птица осыпало камешками и пылью. Трещины стали шире, из-под земли донесся оглушительный рев. Бешеный, наполненный яростью и жаждой крови. Из черных провалов полетели черные дымящиеся сгустки. Около десятка упало рядом. Сгустки запищали, начали двигаться. Птиц ударил пятой посоха. Хрустнуло, по камням брызнуло густой жижей. Но черви уже окружали. Два или три изогнулись, приготовились к прыжку. И тут послушник выпалил заковыристую фразу на чужом языке. Древко посоха замерцало, навершие вспыхнуло ярко-синим. Сноп искр с сухим треском рассыпался по земле. Множество хлопков слились воедино. Червей размазало, обратило в прах…
«Откуда я знаю заклятие?» — мысленно изумился Птиц. Недоверчиво посмотрел на посох и понял, что не чувствует боли. В теле — свежесть и сила. Ссадины и ожоги затянулись за считаные секунды. Древко мягко толкнулось в ладонь, замерцало тусклым голубоватым светом. Мурлыканье в голове стало громче: «Хозяин, я тут. Я помогу!..»
Перед взором послушника поплыло, дыхание перехватило. Ирн провел пальцами по извилистым волокнам. Но как, Тьма раздери? Судя по запискам Эскера, работать с артефактом можно исключительно после болезненной и опасной инициации! До того инструмент Серых магов должен был хранить молчание. К тому же придется прибавить плохое знание заклятий… Последнее Ирн никогда не читал, но выпалил как на духу.
— Демоны! — пробормотал Птиц, облизнув пересохшие губы. — Нельзя лезть в проклятые леса… нельзя!
Порыв студеного ветра ударил в лицо, взъерошил волосы. Послушник отступил от трещин, огляделся. Вокруг простирались бесконечная мгла, непроглядная равнина. Куда ему идти? Что делать? Баалон вырвется с минуты на минуту. И не надо гадать, кто первым достанется демону на ужин… Рюкзак с книгами, Колючкой и тубусом, как назло, остался у нищего. Значит, придется полагаться на интуицию и ту часть разума, которая владеет Серой Магией.
Птиц напрягся, восстановил в памяти Заклятие Астрального Следопыта. Разлепил онемевшие от холода губы и произнес формулу. Рядом возникла бледная человеческая фигура. Полупрозрачная и невесомая, похожая на отражение в ручье. Незнакомец повертел головой, бесшумно умчался в туман. Ирн ощутил направление, рванул следом.
Показалось черное пятно. Парень насторожился, выставил посох и поднял руку — хотел сотворить Знак быстрее. На цыпочках приблизился, затаил дыхание. И тут же закашлялся, выругался. На каменных плитах лежал не кто иной, как Вард де Гирео. Но выглядел могучий посланник иерархов весьма паршиво. Доспехи смяты и изорваны. Грудь продавлена, живот распорот. На шее огромная рваная рана. Виднелись кости, сосуды и взлохмаченные волокна мышц. Лицо исцарапано, вместо одного глаза кровавый нарыв. Рядом валялся погнутый меч. Лезвие черно, в глубоких зазубринах… Последний бой рыцаря выдался на славу. И кто бы мог подумать, что конец жестокого наемника будет таким бесславным. С наступлением ночи вампиры очнулись от полусна, окружили рыцаря и загрызли. Де Гирео попался в ловушку и поплатился за гордыню.
Противоречивое ощущение поселилось в груди. С одной стороны, Вард желал смерти Ирна, грозил муками. И вроде бы хорошо, что злодея покарала судьба. Но с другой — ни один человек не достоин подобного. Птиц протянул руку, дабы прикрыть единственный уцелевший глаз. Но заметил, что зрачок трупа сузился, и замер, пораженный до глубины души. Из разорванной шеи вяло брызнуло алым. Губы дрогнули, пошевелились. Невероятно, но де Гирео еще жил. Искра души сохранилась в мертвом теле. Магия задержала разум Варда между мирами…
— Я должен был предугадать, — беззвучно произнес рыцарь. — Должен… Ты с самого начала показался скользким. Но я найду тебя, враг. Мы встретимся Там. И ты пожалеешь, что посмел… посмел…
Уцелевший глаз сдвинулся и с ненавистью посмотрел на послушника. Птиц медленно отступил, прохрипел:
— Ты ошибаешься. Я не желал зла…
— Нет, — шевельнул губами рыцарь. — Ты будешь наказан…
Вновь накатило гложущее ощущение иллюзорности происходящего. Уши уловили подозрительные шлепки и скрип. В тумане мелькнуло темное пятно, затем еще одно. Послушник пронаблюдал за тем, как из мглы выползают черви и уверенно движутся к телу рыцаря. Но препятствовать не стал. Брезгливо отступил, отвернулся и бесшумно побежал обратно к провалам.
Клочья тумана разошлись, поредели. Приоткрылась площадка, усыпанная горами битого камня и испещренная трещинами. А на самом краю у провалов маячил маленький силуэт. Слишком низкорослый и щуплый для взрослого человека. Послышался знакомый перезвон колокольчиков, печальный и тусклый. Гоблин стоял на коленях у самых трещин. Устало покряхтывал, поливал сверток тряпья из объемистой фляги. Но учуял присутствие постороннего, резко обернулся. Подслеповато прищурился, кивнул и поманил лапой.
— Иди сюда. Поможешь, маг, — проворчал шут. — Не бойся. Я специально затащил тебя сюда.
Птиц напрягся, осторожно приблизился на расстояние вытянутой руки. Потянул носом, вопросительно глянул на шута. Тот развел руками, объяснил:
— Чесночная эссенция. На Баалон и выкормышей из первого поколения действует как хорошее снотворное зелье. Я раза три заставлял Матушку уснуть, отдалял «прорыв». Но, боюсь, теперь поздно…
В голосе старого гоблина появилась тоска. Груст закряхтел, опять принялся поливать сверток из фляги. Птиц неуверенно переступил с ноги на ногу, пожал плечами. На врага шут не походил. На вампира тем более. Тогда почему не сбежит?..
— Мне некуда идти, — угадав мысли послушника, пробормотал гоблин. — Я большую часть жизни провел в Дорберге. Мое племя давно мертво, единственным домом стал дворец.
— Но почему защищаешь людей?
— Слишком привык к вам, — сварливо буркнул Груст. — Жосслин раньше была другая. Милая скромная девочка, умная и смешная. Мы часто гуляли в саду… Я не защищаю, маг… мщу! И пытаюсь сохранить хотя бы кого-то. Я учился на шамана, хотел говорить с духами и демонами. Но моего умения не хватает.
Гоблин осекся, втянул голову в плечи. Взглянул на столбы тумана, принялся поспешно мять тряпки — эссенция должна была хорошо впитаться. Верно, следовало поспешить. Незримый дух-следопыт предупреждал об опасности. Баалон затихла ненадолго, готовилась к последнему рывку. А чуть дальше в тумане начали возникать иные опасности. Обжигающий свет, пламенная капля, сгусток черноты. Солар и еще кто-то неизвестный.
— Почему ты назвал меня магом? — с волнением спросил Ирн.
— Лишь сильные чародеи умеют ходить в Мглистый мир, бороться и разговаривать с духами, — с кряхтением ответил шут. Но тут же замер, обратил на парня недоверчивый взгляд. Уголки косматых бровей поползли вверх, на мордочке проявилось смешанное выражение изумления и тревоги. — Ах вот что!.. Ты не помнишь… тогда объяснимо, почему я не почувствовал тебя сразу.
— Что ты увидел? — жадно спросил Птиц.
— Нет времени, — хмыкнул гоблин. — Запомни, духи здесь обретают истинный облик и плоть. Ты можешь ранить, убить любого. А еще время течет гораздо медленнее. Выйти из него достаточно легко, следует разрубить нити… Но я хочу спросить: ты поможешь?..
— Что требуется? — хмуро поинтересовался послушник.
— Я брошу тряпки в яму, — произнес гоблин, деловито потирая лапки. Медленно встал с земли, подхватил сверток. — Баалон вырвется секунд через десять… Скажи, ты чувствуешь элементаля?..
— Солара?! — догадался Ирн. Прислушался к гласу следопыта в сознании, кивнул: — Да. Но слуга Алара далеко.
— Будет гораздо ближе, когда сомнет преграды Матушки, — серьезно сказал шут. — Ты должен соткать из Силы зерцало, направить удар элементаля в Баалон.
— Но как? — ахнул послушник.
— Тебе лучше знать, — хмыкнул Груст. — Если не сможешь, я верну тебя обратно. Но поручиться за то, что выживешь, не смогу. Решайся, маг.
Шут умолк, опустил голову. На испещренной морщинами мордочке появилось непримиримое выражение. Ветер трепал жидкие седые волосы, рвал побрякушки с одежды. Колокольчики звенели глухо и тревожно. На фоне широких столбов тумана и разрушенной площадки гоблин казался еще меньше. Тщедушный старик, пошедший за зовом сердца. Более человечный, чем иные люди…
Сердце уколола острая игла, кровь застыла в жилах. Птиц поежился, сбил сосульки с волос. Не верилось, что еще несколько минут назад спасался от огненной волны, бежал по подземелью. Слишком быстрый переход, чересчур иллюзорный и неправильный мир. Скоро воин Алара и Тьма будут тут, из каверны выберется Баалон. Выжить можно будет одним способом — столкнуть три силы лбами. Но сможет ли Ирн? Сумеет ли?.. Чужак в сознании говорил, что план гоблина вполне осуществим. Но как будет на практике, неизвестно. Птиц просто-напросто не чувствовал присутствия Силы. И потому — пан или пропал. Если чужак не поможет, придется отдаться в лапы Костлявой. Хотя и выбора-то особого не имелось. Надо пробовать!
— Давай! — выдохнул послушник. — Я попробую…
— Я знал, что ты согласишься, — произнес шут.
На губах Груста появилась тень улыбки, кожа приобрела бледный зеленоватый оттенок. Гоблин смотрел на парня целую секунду. А затем повернулся и метнул тряпье в ближайший провал. Сверток ударился о противоположный край ямы. Завис в воздухе, крутанулся и полетел во мрак. Секунда, вторая… бешеный стук сердца и пламя в груди. Холод и жар, ужас и злость…
«Помоги! — мысленно взвыл Птиц. Погрузился разумом в глубины подсознания, рванулся навстречу уютному мурлыканью посоха. — Помогите же! Вы можете, я знаю!..»
За мгновение до удара пришел отклик. В солнечном сплетении появился жар, по сосудам потекло жидкое пламя. Ирн закричал… от боли, от восторга. Так просто на самом деле. Соткать энергетическую сеть, придать форму полусферы. И задать энергии отрицательный заряд, дабы отталкивала внешние флюиды… Послушник поднял левую руку, сконцентрировал Силу в пальцах. Но затем с ужасом осознал, что просто не успевает. Свет и Тьма пришли в движение, пробили туман. Две Силы ворвались в Мглистый мир. А третья пробудилась и ринулась вверх.
Гоблин наблюдал за туманом, улыбался. Светло и чисто, почти по-человечески. Послушник попытался крикнуть, чтобы Груст убирался, предупредить. Но незаконченное заклинание сковало тело. В горле возник жалкий хрип, губы исторгли нечто нечленораздельное. Из ям взметнулись столбы черного удушливого дыма, чадное пламя. Землю сотряс мощнейший толчок. Гейзер земли и обломков перемолол маленького гоблина, разорвал на клочки.
Птиц закричал от отчаяния и злости, от безысходности. Рванулся к провалу в надежде найти тело Груста. Но страшный жар охватил послушника. Лизнул одежду и кожу. Парень сразу отпрянул. А с другой стороны полетели прямые солнечные лучи. Энергетический щит частично отразил, частично поглотил удар. Но не выдержал и рассыпался. Ирна швырнуло на камни, засыпало пеплом и обломками. Парень взвыл от боли, но каким-то образом сумел перекатиться и встать на колени. Вокруг застучали мелкие и крупные булыжники, грохнулась огромная плита.
Площадка как таковая исчезла. Земля плыла и пританцовывала, закручивалась в водоворот. Хрустели камни, вверх взлетали фонтаны пыли, дыма, огня. То тут, то там к небу тянулись толстые блестящие щупальца. Черные как уголь, вооруженные сотнями шипов и присосок. А посередине… Сначала показался бронированный лоб, затем огромные кроваво-красные щели, уродливая зубастая пасть. На поверхность вылезла голова Матушки вампиров размером с небольшой дом, уродливая и страшная. В глазах демона полыхали бешенство, жажда крови и человеческих душ. Из пасти и ноздрей вырвались клубы тумана. Земля вокруг покрылась толстым налетом инея. Дым, пламя и стужа соединились воедино. Яростный рев потряс небо, и демон получил долгожданную свободу.
В плотной белесой пелене появилось широкое окно, а в нем — воронка. Клинок белого света перечеркнул мир, вонзился в бронированный лоб. Громыхнуло, затрещало. Рога сгорели, чешуя обуглилась. Баалон зарычала и приподнялась, развернулась к новому врагу. В небе появилась светлая точка. Разрослась, обрела очертания человека. Над демоном завис прекрасный воин, окутанный ореолом золотистого света. Над равниной разлетелся счастливый переливчатый смех, детский, веселый. Золотистая капля метнулась навстречу щупальцам и зубастой харе. Голова Баалон треснула, будто тыква. Метеор выжег глаза, превратил костяные пластины в пепел. Пошел дальше, почти потух. Пламя пожрало туман, камень, воздух…
На зубах скрипел горячий пепел. Послушник оказался погребен под толстым слоем песка и обломков. Рядом что-то шипело, дымилось. Отвратительно воняло гарью и кровью, чем-то кислым. Мелкие искры впивались в обожженную кожу, кололи иголками… Парень поморгал, с безмерным удивлением оглядел гигантскую обугленную тушу, обрывки щупалец. Рядом с провалом стоял солар. По изящным доспехам пробегали желтые огоньки. Ветер трепал длинные светлые волосы. В глазах, наполненных неземным сиянием, сквозили холодное любопытство и насмешка. Позади посланника Алара поднимался гигантский столб черного дыма. Мелькали языки темного пламени, все взрывалось и трещало.
Солар обернулся, медленно приблизился. На губах посланца Небес взыграла светлая улыбка. Но Птиц понял, что пощады ждать не стоит. Нащупал посох и отполз дальше. Застонал, откинулся на камни и приготовился к обороне. Но тут послышались тяжелые шаги и скрежет металла. Из дыма и мглы соткался человеческий силуэт. Пятно абсолютного мрака, тень прошлого. Золотистые лучи озарили выпуклый панцирь, широкие плечи и рогатый шлем. В глазных прорезях клубилась стылая тьма, личина демона скалилась в кровожадной ухмылке. Неизвестный был огромен — в два человеческих роста, руки и ноги чудовищно толсты. Из сочленений доспехов били струйки дыма. То тут, то там на черненом железе вспыхивали алые магические символы… те самые доспехи, которые Птиц видел в Логеборе! Спутать было невозможно. Да и Гар сделал в записках эскиз голема. Но здесь и сейчас призрак прошлого предстал во плоти. Могучий, свирепый и безжалостный.
Воин Алара обратился в сгусток огня, метнулся на нового врага. Но демон не сплоховал. Отступил, обрушил черный клинок. Раздался скрежет металла. Широкое аспидное лезвие смяло голову солара, раскроило грудь. Тугими струйками брызнула кровь… но тут же обратилась искрами. Птица объяло жаркое пламя. Проникло внутрь, испепелило мышцы и кости. Парень закричал, забился в агонии. Но через миг разум просто отключился. Мир словно стерли, замазали черной краской. Послушник ухнул в пропасть без дна. Но и там чувствовал отзвуки непереносимой боли. Ждал смерти, но Костлявая почему-то не спешила…
Удивление родилось первым. Издалека долетали звуки шагов, чьи-то натужное пыхтение и ругань, стук копыт. В нос ударили запахи лошадиного пота, снега. Из глубин бездонной пропасти долетел свежий ветер. Словно ладонь бога, подхватил тщедушную искру сознания и потащил наверх. Ни боли, ни страха, ни злобы… как же хорошо! Все чаще до послушника долетали смутные искаженные звуки и ощущения, подпитывали маленький огонек разума. Звали в иной мир, вырывали из блаженного сна. Ирн сопротивлялся, отмахивался… Но когда рядом несмело замурлыкало и большой пушистый кот мягко поманил за собой, парень подчинился.
…Покачивание оказалось обычной дорожной тряской. Конь шел неровно, подпрыгивал. Жесткое седло больно било под дых. Птиц застыл между явью и сном. Чувствовал пронизывающий ветер, слышал цокот копыт и далекие голоса. Иногда пахло едой и дымом, в губы утыкалось нечто горячее. И тогда во рту появлялся восхитительный привкус наваристого бульона. Проносились путаные мысли, наполненные удивлением. Где он? Что произошло?.. Должен был умереть от руки солара или демона. Хотя почему-то жив…
…Пред взором плескалось расплавленное золото. Кожу пощипывал морозец. Слышались треск, шлепки. Где-то над головой весело попискивала синица. Пахло дымом, жареным мясом… Ирн очнулся совершенно внезапно. Долго лежал, привыкал к собственному телу. Голова кружилась, в мышцах поселились ноющая боль и слабость. Но в общем и целом послушник чувствовал себя довольно неплохо. А если учесть, что буквально искупался в огне, так вообще замечательно.
«Пить!» — подумал Ирн. Рядом раздались вздох, скрип снега. Золотистое марево притухло. К губам прикоснулось нечто гладкое — горлышко фляги. Послушник жадно глотнул. Булькнул и фыркнул, выпил еще. Вода показалась очень сладкой и вкусной, хотя и отдавала талым снегом. Но помогла окончательно прийти в себя, вернула способность мыслить.
— Просыпайся! — проворчали рядом.
— Отстань, — с нарочитой ленцой сказал Птиц. — Дай птичек послушать.
— Успеешь, — сварливо парировал Лохматый. — Передумал умирать?
— Угу, — промычал парень. Собрался с силами и приподнял голову.
В невообразимой вышине светлели бледно-голубое небо с вкраплениями перистых облаков, далекий раскаленный глаз солнца. Чуть ниже виднелись белые, словно присыпанные хрустящей пудрой, ветви деревьев, множество стволов. Лес… Глубокие сугробы, заросли кустарника… Спокойствие вечности… Слышались хлопки крыльев, среди ослепительной белизны мелькали мелкие птицы. Весело перекликались, гонялись друг за дружкой.
Ирн глубоко и с наслаждением вздохнул. Осторожно выбрался из кокона теплых шкур и одеял. Ощупал лицо, заглянул под рубаху. Встряхнулся, зевнул и с любопытством осмотрелся… Широкая прогалина в лесу, множество деревьев. Сугробы, испещренные вереницами мелких и крупных следов. В двух шагах сочился дымом и искрами костер. На вертеле золотилась тушка зайца. Мясо плевалось жиром, исходило ароматным дымком. Чуть дальше стоял привязанный к дереву знакомый гнедой мерин. Конь вдумчиво хрустел овсом, помахивал хвостом. Снег вокруг оказался притоптан, рядом сложены мешки с поклажей, ножны с мечом, посох.
Из дальнего сугроба вынырнула хитрая острая мордочка. Колючка заметил хозяина, радостно взвизгнул. Утопая в снегу, бросился навстречу. Забрался на колени, ткнулся носом в запястье и посмотрел с вопросом в глазах: погладишь? Птиц рассеянно провел ладонью по мокрой шерстке, почесал за ухом. Но посмотрел не на хорька, а на посох. Мрон! А ведь казалось сном!..
Бродяга сидел в двух шагах от костра на подгнившем бревне. Задумчиво скреб бороду, кривил губы. Одежда Лохматого была испятнана кровью, изорвана, кое-где в подпалинах. На бродяге были все те же синий камзол, что выдали во дворце, золоченый рыцарский пояс. Исключение составлял толстый шерстяной плащ.
— Сколько времени прошло? — выдохнул Ирн, зябко поежившись.
— Три дня, — огорошил послушника Лохматый. Улыбнулся шире, развел руками. — Ты никак не хотел просыпаться.
— Мрон! — охнул парень. Изумленно приподнял брови, осмотрелся с новым интересом. — Где мы?
— Где?! — хмыкнул бродяга, легко пожав плечом. — Хороший вопрос… в лесу, конечно. А если серьезно, рядом с восточной границей герцогства Мгевор.
— Но… — снова охнул Птиц и осекся. — Демоны! Так быстро?..
— А ехать недолго, — спокойно ответил Лохматый. — Если в обход оживленных трактов и городов. В лесах зверушки да птички, иногда разбойники. Но последние зимой в деревнях сидят, кости греют и добычу пропивают. К тому же графства и королевства совсем маленькие и дикие. При желании любое можно пересечь меньше чем за день. Одним словом, Аримион.
Нищий хмыкнул, с хрустом почесал грудь. Потянулся к костру и взял глиняную кружку из углей. Осторожно подул, сделал маленький глоток.
— Что случилось? — спросил Ирн.
— Не помнишь? — ответил вопросом на вопрос безумец.
— Нет, — признался парень.
— Ничего особенного, — будничным тоном сообщил Лохматый. Сделал еще один глоток, скривился. Из кружки ощутимо тянуло горечью и терпкими травками. — Нас задело взрывной волной. Я вытащил тебя из-под обломков и добрался до конюшни. Потом пришлось зарубить парочку невежливых вампиров, открыть ворота. А уж добраться до леса — дело десяти минут…
— Солар? — быстро поинтересовался Птиц.
— Видимо, сцепился с Баалон, — хмыкнул бродяга. — Точно не знаю. Но когда выезжал сквозь ворота, дворец пылал, как картонный домик. Во всяком случае, можешь быть спокоен, после такого никто не выживет. Дорберг свободен. Правда, понадобится время для того, чтобы жители очнулись от наваждения. Да и потом будет веселье — дележ власти, грызня… Но всяко лучше, чем оставаться домашним скотом.
Губы нищего вновь сложились в тусклую улыбку. В черных глазах таился настороженный огонек, какая-то тревога. Послушник кивнул и медленно произнес:
— Значит, мы в безопасности?..
— Вряд ли, — буркнул бродяга. — Я ошибся с дорогой… Так что советую поесть. Возможно, не доведется.
— В смысле? — спросил Птиц.
— В прямом, — отрубил Лохматый. Замер, всмотрелся в просвет между деревьев. — Тьма!
Предательский холодок кольнул сердце. Герцогство Мгевор находилось на границе с Нгаром и Морлендом! А здесь несколько лет длилась война. Верные воины Алара резали глотки непокорному народу. Гордые нгарские рыцари отбивались от легионов Скифра. Бои шли с переменным успехом. И обе стороны не упускали возможности пустить кровь врагам.
Куда-то подевались птицы, исчез веселый пересвист. Хорек в руках послушника напрягся и зашипел, воинственно оскалил зубы. Среди стволов и глубоких сугробов блеснул металл… Лохматый зло сплюнул и бросил на спутника предупреждающий взгляд. Нарочито медленно поднялся с бревна. Немного развел руки, дабы никто не заподозрил в желании схватиться за оружие. Подождал полминуты и негромко сказал:
— Я вас вижу.
Тишину разорвал треск сучьев. Из-за деревьев вышли трое рослых мужчин, закутанных с головы до пят в белые плащи. Двое держали в руках взведенные арбалеты. Третий шел с пустыми руками, но на поясе блестел грубоватый купеческий меч. Все мужички как один оказались бородатыми, с обмороженными лицами, а во взглядах — готовность убивать.
Арбалетчики остались у деревьев, взяли на прицел Лохматого и Птица. Мечник же сделал шаг вперед. Осмотрел стоянку, задержал взор на золоченых поясах путников. Нахмурился и простуженно проворчал:
— Кто бы вы ни были, теперь в плену. До выяснения…
— С кем имею честь говорить? — спросил Лохматый.
— Отдельный егерский полк королевства Нгар, — с кривоватой ухмылкой на губах ответил воин. — Собирайтесь!
ГЛАВА 9
Блеклые утренние лучи солнца проникали сквозь тяжелые шторы, медленно крались по полу. Через мельчайшие щели в оконной раме пробиралась стужа. Словно незримый дух, притрагивалась к изысканным картинам, золоченым подсвечникам, тонкими змейками впивалась в древесину и ткань. Гнусаво, недовольно зажужжала чудом уцелевшая муха. Толстая и черная, старая. Почистила крылышки, зябко поджала лапки. Поколебалась, но тяжело сорвалась в полет. Покружилась под потолком, медленно спикировала на стол…
Граф де Арно не спал довольно давно. Да и спал ли вообще? Почему-то казалось, что так и пролежал с открытыми глазами всю ночь. Тело окоченело, сердце стучало спокойно и ровно. А вот мозг отключаться почему-то не хотел. Казалось бы, прошла пара минут, но начало светать. За окном послышались простуженные голоса, лошадиное ржание. Резко и неприятно застучал молот в замковой кузнице. За дверью раздался мягкий торопливый топот — челядь готовилась к очередному дню. Сквозь щели просочились запахи гари, мяса и вина.
Холод пощекотал ногу. Муха спряталась где-то на потолке, умолкла. Граф привычным жестом потянулся рукой ко второй половине ложа. Но вместо приятного мягкого тепла и шелковистых волос нащупал ледяные простыни. Вспомнил, поморщился так, будто проглотил нечто горькое. А чего ты ждал? Третий год спишь один. Пора бы привыкнуть…
Мысль вызвала раздражение. Граф рывком отбросил одеяло, коснулся ногами обжигающе холодного пола. Пару минут привыкал, слушал прерывистый стук сердца. Потом поднял голову и наткнулся взглядом на большое пыльное зеркало. В темных глубинах отражались изящная кровать с балдахином, роскошные портьеры. А еще — голый сорокалетний мужчина. Моложавый и подтянутый, худой. Мышцы упругие, живот плоский. Лицо округлое и нежное, как у подростка, губы пухлые. Но возраст выдавали седина в волосах, мелкие морщины и густые тени у глаз. На лбу, как свидетельство тревог и бессонных ночей, пролегли глубокие складки… Когда же успел стать таким? Еще вчера был молодым и полным сил красавцем. А теперь в зеркале отражался кто-то чужой, незнакомый.
Граф отыскал в гардеробе камзол и рубаху, штаны. Быстро оделся, нырнул в стылые ботинки. Отыскал в углу таз с теплой водой. Поплескал на лицо, пригладил волосы пятерней. Подошел к окну, немного раздвинул шторы. С тоской последил за суетой во дворе. Бегали псы, ходили стражники и рыцари. Челядины разгружали телегу с продовольствием, вязли в сугробах, оскальзывались на льду и отчаянно ругались. Морды раскрасневшиеся и потные, зубы ощерены. А чуть дальше хлопотали молоденькие служанки, таскали воду из колодца. Перешучивались, заливисто смеялись. Жизнь бурлила. Десять лет прошло, а тут ничего не изменилось. Только люди… Одни ушли, другие умерли. А третьи, как и сам граф, просто-напросто постарели.
В коридоре послышались голоса, звякнуло железо — караул не дремал. Скрипнули петли. В щель просочился старый слуга с подносом в руках. Тихо прокрался через комнату, поставил на подоконник фыркающий кофейник и кружку. Кланяться не стал, за долгие годы успел изучить привычки и причуды хозяина. Стараясь не шуметь, направился обратно к двери…
— Джойс, — позвал граф.
— Да, ваше сиятельство? — с готовностью отозвался челядин, медленно развернувшись. На лице отразилось легкое удивление — Арно редко разговаривал по утрам, предпочитал размышлять о предстоящих делах.
— Давно видел графиню? — задумчиво спросил Аш.
— Только что, ваше сиятельство, — с недоумением ответил слуга. — Леди Катрин проснулась и позавтракала, разбирается с текущими делами. После обеда намечены встреча с эльфийской делегацией, потом занятие музыкой и работа в саду…
— Ясно… делегаты, как же… — пробормотал аристократ. — Ну и как она?..
— Простите, ваше сиятельство? — вежливо переспросил челядин. Седые брови поползли вверх, на морщинистом лице появилось удивленное выражение.
— Неважно, — отмахнулся Арно. Тускло усмехнулся, дернул плечом. — Забудь.
Джонс уловил в голосе господина горькие нотки, нахмурился. Посмотрел с подозрением — может, хозяин приболел? Поколебался, но спрашивать не рискнул.
— Как скажете…
— Свободен, Джойс, — пробормотал граф. — Ах да… кабинет готов к работе?..
— Конечно, ваше сиятельство, — сдержанно ответил челядин. С явным облегчением отступил на шаг. — Управляющий принес донесения и прошения старост ближайших деревень. Прибыли два барона — сэры Берич и Пухнир. Ожидают вместе с его святейшеством епископом Карго…
— Заноза в заднице! — буркнул Арно.