Агент силовой разведки Нестеров Михаил

ГЛАВА 1

Предатель

Москва, 23 декабря 1991 года, понедельник

Александр Болотин открыл папку, которую ему на стол положил помощник, и через минуту ахнул: «Не может быть!» Прошел час или два, прежде чем он потревожил своего помощника вопросом:

– Кто еще знает об этом деле?

– Вадим Мартьянов. Он один из личных агентов начальника ГРУ, – доложил полковник Егоров. – Это его документы у вас на столе.

– И чего же хочет этот Мартьянов?

– Может быть, он сам ответит на этот вопрос?

– Он что, в приемной?

– Нет. Но в течение получаса я доставлю его к вам. Разрешите идти?

– Нет, погоди.

Мартьянов – один из личных агентов ГРУ. Генерал мысленно присвистнул, как если бы был шефом иностранной разведки, с которым пошел на контакт сотрудник Главного разведывательного управления.

Генерал, взяв паузу, тем самым разжигал свое любопытство, что давно вошло у него в привычку; на этой почве, наверное, и родилось у него выражение: «Скучных уголовных дел не бывает».

Что собой представляет личный агент? Агент – не обязательно офицер. А так он – часть «директорского» набора, состоящего из командного центра ГРУ, нелегальных разведчиков и личных агентов. Пятый туз в колоде директора – отборные подразделения девяти военных округов, четырех флотов и одной флотилии: армейский спецназ.

– Ну что же, пригласи его ко мне, – распорядился Болотин. И засек время.

Ждать он собирался полчаса ровно, а дальше во всей красе проявится его нетерпение. Он снимет трубку селекторной связи, потревожив адъютанта: «Где Егоров?» – еще пять минут, и он выйдет в приемную: «Ну так где он?» Кроме любопытства Александр Болотин страдал нетерпением и умело разжигал его, а потом вымещал злость на подчиненных.

Приказом президента он был назначен на пост начальника Министерства безопасности и внутренних дел. Один росчерк президентского пера, и он стал вседержителем: в одной руке скипетр, олицетворяющий МВД, в другой держава – госбезопасность страны с ее внешней разведкой, контрразведкой, пограничной службой и так далее. В его руках оказалась такая власть, которая не снилась ни одному джинну. Перед ним сломались все печати, хранившие тысячи, миллионы секретов, начиная с самых чистых (для него оказалось откровением, что есть и такие) и заканчивая самыми грязными. Нет, он не копался в пыльных архивах – ему несли секреты как подношения те, кто хотел подсидеть свое начальство или просто люто и порой беспричинно ненавидел его; были и те, которые хотели угодить шефу этого могущественного аппарата.

Александр Болотин представил себе тучного, с крутыми залысинами и проницательным взглядом человека лет сорока с небольшим. Тем не менее воображение подвело его: личный агент начальника ГРУ оказался модно одетым, с хорошей выправкой человеком около сорока. Однако тяжелая роговая оправа была ему не к лицу. Ему бы подошла золотистая «Эра», фактически без ободков; очки в такой оправе носила одна из секретарей Болотина. Несколько мгновений, и генерал изменил мнение, подумав: «Ему на роду написано носить темные очки». Глаза агента, остановившегося в центре огромного министерского кабинета, отдавали холодной синевой и смотрели будто из морозильной камеры.

– Ваше имя...

– Вадим Мартьянов. Здравствуйте!

Болотин заменил приветствие предложением присесть за низкий столик для бесед, за которым чаще всего играл в шахматы со своим адъютантом, Сергеем Миронниковым; у того был разряд по шахматам, и играть с ним было интересно. Болотин мог себе позволить не больше двух-трех партий в неделю.

Мартьянов сел на стул и закинул ногу на ногу, открывая на обозрение длинный черный носок, расстегнул пуговицу на двубортном пиджаке.

– Всегда одеваетесь строго? – не удержался от вопроса министр, сравнив визави с карьерным дипломатом.

– Ну, дома, на диване, деловому костюму предпочитаю спортивный.

– Хорошо, к делу. Есть ли связь между вами и начальником ГРУ?

– Да, я нахожусь в его прямом подчинении. Я могу закурить?

Болотин кивнул: да.

Мартьянов прикурил дорогой «Ротманс», пачку сигарет положил на столик – как предложение министру закурить и как бы укрепить связь между ними. Болотин не стал «обезьянничать». Он дотянулся до рабочего стола и прикурил свою сигарету, заодно поставил на стол пепельницу.

– Теперь такой вопрос: вы отдаете себе отчет, к кому обратились?

– Да, – уверенно кивнул Мартьянов. – Если бы я не знал, что вы требовательны к себе и окружающим, резки и беспощадны к коллегам, однако без мстительности, и по природе прямолинейны, я бы отказался от встречи.

Болотин удивленно вскинул брови.

– Любопытно. В такой форме я впервые слышу отзыв о себе. Можете продолжить в этом ключе или ваш запал иссяк на этом?

– Вы человек целеустремленный, тем не менее стремитесь упростить проблему. В конфликте больше защищаете свой авторитет, нежели честь мундира. Информацию воспринимаете в качестве «важной» только от проверенных и доверенных лиц. Умеете спокойно работать в атмосфере самоуважения; склонность подстраиваться к окружению у вас отсутствует напрочь. К чужим неудачам – вне вашего окружения – вы дышите ровно: сдохла не ваша, а чужая корова. Временами на вас накатывает кратковременная депрессия.

– Браво! – театрально отреагировал Болотин. – Кто автор моего психологического портрета?

– Его составил безымянный психолог из ведомства военной разведки.

– О себе можете отозваться в таком же ключе?

– Я уверен и активен, стремлюсь к независимости. Я терпелив; все новое усваиваю быстро и не довольствуюсь тем, что есть. Я не ищу легкой жизни и легких путей.

– Ваш начальник отзывается о вас так же?

– Кто, простите? Я личный агент Директора.

– Ах да... Последний вопрос: что не знает о вас ваш начальник?

– Только одно: что я буду копать дальше дозволенного.

– Это трудно скрыть.

– Так и есть, – улыбнулся Мартьянов. Он неожиданно подался вперед, однако продолжил все тем же бесстрастным голосом: – У вас роскошный особняк, насчитывающий сорок комнат, богатая коллекция живописи, ювелирных украшений. Съезд с дороги, ведущий к особняку, «прикрыт» дорожными знаками «Тупик» и «Проезд запрещен» и разметкой желтого цвета, обозначающей границу проезжей части. На протяжении всего пятикилометрового пути до особняка насчитывается четыре милицейских поста и восемь патрульных машин. За пятьсот метров до ворот – система «Барьер», способная остановить груженый «КамАЗ».

Теперь Болотин подался вперед. Тем не менее вопрос: «Откуда вы это знаете?» – так и не прозвучал. Его собеседником был разведчик. Он показал себя неплохим психологом... В этой связи Болотин вспомнил о прошлогодней встрече с человеком, который оказался экспертом в области психологии. Он удивил министра одной только вещью, попросив лист бумаги с его рабочего стола. «Нет, нет, чистый лист мне не нужен». И он получил то, что потребовал. Болотин писал на чистом нелинованном листе, и хотя исписал их тысячи, все равно строчки чуть поднимались вверх, и эта деталь говорила в пользу напористости его характера: вера в удачу и любое начатое им дело. Вот это-то и поведал ему эксперт. И, конечно же, оказался прав.

– Вернемся к делу, – предложил Болотин.

Мартьянов отреагировал незамедлительно:

– Вы что-нибудь слышали об агентурной группе «Восток»?

«Что-то связанное со СМЕРШем?» – пронеслось в голове министра.

– Рассказывайте. Мотивы вашего обращения приберегите на финал.

Мартьянов поменял положение на стуле. И начал издалека. Болотин заметил, что его мысленная связка со СМЕРШем была нелишней.

– В мае 1918 года был создан Всероссийский Главный штаб. Разведка в нем сконцентрирована в военно-статистическом отделе Оперативного управления. И почти сразу же возникла необходимость создания группы агентов.

– У кого, простите, возникла такая необходимость?

– У начальника разведки.

– Продолжайте.

– Группа была сформирована из семи человек – по числу отделений разведчасти. Первое отделение – разведывательное. Второе и третье – германское и австрийское направления соответственно. Четвертое и пятое – скандинавское и романское. Шестое и седьмое – дальневосточное и ближневосточное. Эти семеро агентов находились в личном подчинении начальника разведчасти ВСО – военно-статистического отдела, – напомнил Мартьянов. – Они стали пионерами в области реализации специальных операций. Каждый агент отвечал за свой номерной сектор. Но только один агент не имел своего направления. Он представлял 1-е, разведывательное отделение и мог в случае оперативной или иной необходимости стать в пару к кому-либо из шестерки. Фамилия этого первого агента – Панин. Николай Ильич Панин. На момент формирования группы ему едва исполнилось двадцать пять лет. По сути, он был универсалом, выполняя секретные поручения начальника Оперативного управления в любом из перечисленных мною регионов, будь то скандинавские страны или страны Ближнего Востока.

Мартьянов прикурил очередную сигарету и продолжил:

– 1918 год. Смута как в самой молодой России, так и в Европе, оказавшейся многодетной соседкой революционерки. Ликвидация нежелательных лиц в России и за рубежом – это было главной задачей агентов Панина. Но была и другая сторона их деятельности, о которой я расскажу позже.

Болотин согласно покивал. Он слушал внимательно, сцепив пальцы рук, со стороны казалось – с напряжением. Он был немного удивлен тем, что Мартьянов оказался хорошим рассказчиком. Наверное, тому способствовала обстановка кабинета: через плотно запахнутые шторы даже в солнечный день едва проникал свет. Настольные лампы с зелеными абажурами – вот что было основным источником света и придавало его хозяину вдохновения.

Тем временем Мартьянов продолжал:

– Структура военной разведки менялась часто; на жаргоне агентов – линяла. А эта семерка продолжала функционировать, и состав ее не менялся. Даже в пору Регистрационного управления Полевого Штаба РВСР и Разведуправления Штаба РККА. В 1937 году по личному распоряжению начальника разведупра число агентов удвоилось. Но не потому, что возросло число задач или расширились их функции. Только для того, чтобы первая семерка смогла подготовить себе смену.

– Могу представить, что стало со «стариками», проработавшими на разведку два десятка лет. 37-й год, вы сказали? – министр многозначительно приподнял бровь.

Мартьянов покачал головой:

– Смена поколений прошла тихо. Например, Николай Панин ушел в мир иной в почтенном возрасте.

– Вас заинтересовала судьба Панина. Почему?

– Вы плохо слушали. Извините.

– Постойте, вы хотите сказать, что...

– Совершенно верно, – кончиками губ улыбнулся Мартьянов. – Мой порядковый номер в агентурной группе – первый.

Если бы Болотин не знал структуру Главного разведывательного управления, задач его руководителя (часто его называли Директором), его личного окружения, то усомнился бы в правдивости своего гостя.

Он сказал, что состав группы зависел от величины разведывательного аппарата. Впрочем, это интерпретация его слов в исполнении Болотина, но суть от этого не менялась. С годами разведывательный аппарат разросся, расширились задачи и фронт работ, а значит, число агентов должно было вырасти минимум в два раза. Основных управлений в ГРУ – тринадцать, вспомогательных управлений и отделов – семь. С другой стороны, к чему Директору целый отряд личных агентов? И министр спросил, предугадывая ответ:

– Вас так и осталось семеро?

– Да.

– Задачи прежние? Ликвидация нежелательных лиц?

– Это не самая интересная сторона нашей деятельности.

«Самое время перейти к мотивам обращения к министру безопасности и внутренних дел». Однако Болотин воздержался от напоминания.

– Разведка во все времена нуждалась в деньгах. В 1918 году деньги для начальника разведуправления не имели ни цвета, ни запаха. Деньги, выигранные агентом в австрийском или французском казино, для него были просто деньгами. Равно как и деньги, полученные от реализации украденной картины, ювелирного украшения. На Дальнем Востоке, в Германии и Австрии мои предшественники занимались в том числе и финансовым обеспечением службы. Кто-то из них вел светскую жизнь, обольщал богатых вдов, принимал в знак признания и любви украшения либо похищал их, играл в рулетку, был непобедим в покере – поскольку владел навыками шулера. Кто-то грабил банки и обчищал дома банкиров и аристократов. Агенты уходили от погони, избавлялись от свидетелей. Они отрывались от этой работы, чтобы выполнить другую, порой сообща: устраняли политического деятеля в Европе, на Востоке. Им приходилось убивать своих коллег – агентов английской, немецкой, китайской разведок. Однажды начальник разведки, очередной начальник разведки, – сделал поправку Мартьянов, – заметил, что нереализованных ценностей, включая картины знаменитых мастеров и ювелирные украшения мастеров эпохи Возрождения, скопилось в избытке. Это значило...

– Простите, в каком году это было?

– Доподлинно неизвестно. В 1925 или 1930 году, но не раньше или позже.

– Продолжайте.

– Да, так вот, избыток ценностей означал, что деятельность агентов вышла на качественно новый уровень. Но начальник разведупра поступил мудро и не стал ограничивать своих подчиненных. Тот благоприятный период позволил ему создать финансовый запас прочности, причем на многие годы вперед. Дело в том, что некоторые картины и ювелирные украшения уже в те годы ценились очень высоко. И стоимость их только росла. Тогда ему в голову пришла мысль о частичной независимости военной разведки от вооруженных сил в частности и государства в целом. Он мог сам финансировать спецоперацию, на которую по разным причинам официально денег получить не мог. В отдельных случаях он мог обойти любые бюрократические проволочки. Вам-то хорошо известно, сколько согласований, сколько подписей и даже просто кивков необходимо собрать, чтобы получить «добро» на спецоперацию.

Болотину была знакома эта проблема.

– А дальше, – озвучил он свои мысли, – чиновничий аппарат будет только разрастаться.

– Совершенно верно, – подхватил Мартьянов. – И даже если задачи военной разведки останутся на прежнем уровне, то затраты увеличатся. «Восточный фонд»...

– Как вы сказали?

– «Восточный фонд». Это название того самого запаса прочности, коллекция художественных ценностей. Так вот, «фонд» быстро опустеет, исчезнет. Как исчез с карт мира несокрушимый Советский Союз.

«Он пошел ко дну, как «Титаник», – сравнил Болотин, соглашаясь с собеседником. – Только что дымили его трубы, в машинном отделении вкалывали черные, как черти, машинисты, на палубах играла музыка, и холеные пассажиры кружились в танце... как вдруг удар, протяжный скрежет...»

Прошло не меньше минуты. Болотин первым нарушил молчание, вернувшись к началу разговора, к вопросу, который Мартьянов адресовал ему: «Вы что-нибудь слышали об агентурной группе «Восток»?»

– Почему «Восток»? Откуда взялось это название?

– От начальных букв ВОенно-СТатистического Отдела, в котором и была в 1918 году сосредоточена разведка и Контрразведка, – наглядно акцентировал Мартьянов.

– И название группы сохранилось до сегодняшнего дня?

Мартьянов подтвердил кивком головы: да.

– Агенты «Востока» не были сосредоточены в одном месте, – продолжил он. – Каждый находился в регионе своей ответственности. Приказы получали через разведчиков-нелегалов и «свободного» агента из первого отдела. Конечно, нелегалы тоже обладали навыками радиотелеграфистов, снайперов, подрывников, но могли применять их на деле лишь в крайних случаях. На то существовали агенты, смысл жизни которых и ремесло – риск.

– Назовите самый ценный предмет из «Восточного фонда».

– Они все бесценны.

– Тогда назовите самый дорогой.

– На мой взгляд... самый дорогой – это портрет Екатерины Арагонской, начало XVI века.

– Чья работа?

– Собина Николая Семеновича.

Болотин, изучавший историю в двух вузах, удивленно качнул головой:

– Собин нарисовал портрет дочери основателей испанской короны?

Мартьянов рассмеялся.

– Пардон. Я вас неправильно понял. Собин – агент нашей разведки. Он выкрал этот портрет из частной коллекции. Дело было в Австрии в 1924 году. Собин был завсегдатаем австрийских казино. Кутила, дамский угодник, бретер. Бросался в драку, норовя провалить возложенную на него миссию. Но его норов отводил от него все подозрения в шпионаже. Только умственно отсталый мог заподозрить в нем тайного агента. Меклер Артур Георгиевич, – Мартьянов назвал следующего агента. – Полная противоположность Собину. Он работал инженером на бумажной фабрике в Финляндии на постоянной, что называется, основе, окончил реальное училище. Кислицкий Антон Леонидович – еще один сорвиголова. Анархист и большевик, игрок и один из руководителей Народного банка...

– Сколько ему было в то время?

– Двадцать семь.

– И что в нем привлекло руководителя разведки?

– Не знаю. В то смутное время ему было виднее. Да и большого выбора у него, судя по всему, не было. Я заканчиваю про первых агентов «Востока», еще буквально два слова. Ни одного из них не осталось в живых. Однако в досье на них вы не найдете дату смерти. Вот разве что на «дальневосточника» Сергея Осинова. Он в 1939 году «ушел в тайгу и не вернулся», как бы комично и неправдоподобно это ни прозвучало. Николай Гуреев похоронен на Новодевичьем кладбище. Николай Собин – кутила и любимец австриячек – был награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Кислицкий – лишен наград Советского правительства.

– Работа у всех была одна, а судьбы разные, – покивал Болотин. – Так вы не ответили на вопрос: кто автор портрета Екатерины Арагонской?

– Есть несколько портретов этой инфанты, в том числе и неизвестного автора. Два портрета нарисовал Михель Зиттов. В 1503 году, незадолго до смерти Изабеллы Кастильской, ему позировала ее дочь, та самая Екатерина Арагонская. И этот портрет находится в венском Музее истории искусств. Также есть ее портрет кисти Ганса Гольбейна Младшего. Как и многие художники того времени, Зиттов не подписывал и не датировал свои работы, и атрибуция их представляет определенные проблемы. Имя этого художника забыли и не вспоминали на протяжении многих веков. И только в начале двадцатого века его имя стало, как пишут в специализированных журналах, «постепенно завоевывать принадлежащее по праву место в истории изобразительного искусства».

«Восточный фонд», – еще раз повторил про себя Болотин. И нашел это название удачным. Оно содержало в себе и название агентурной группы, и ресурсы – как средства для определенной цели, и запас – золотой по сути, а в общем и целом – это организация, которая распоряжалась добытыми ею же средствами.

– Значит, в «Восточном фонде» портрет Екатерины работы Михеля Зиттова?

– Несомненно, – подтвердил Мартьянов. – Хотя первоначально считалось, что это работа придворного испанского художника Михаила Фламандца. Знаете, чем действительно привлекательна и ценна эта картина?

Болотин пожал плечами: не знаю.

– Дело в том, что в коллекции есть пара к портрету Екатерины Арагонской.

– Пара, вы сказали?

– Да, жемчужное ожерелье, в котором она позировала художнику. Представьте себе этот спаренный лот: поверх нарисованного ожерелья – живое, настоящее, словно воскресшее. Потому что мир искусства до сих пор убежден, что эти шедевры безвозвратно утеряны.

– Сколько предметов насчитывает «фонд»?

– Около пятидесяти.

– Так что вы хотите за информацию о нем?

– За информацию о нем вам, – сделал ударение Мартьянов. – Технически она уже ваша. Я же рассчитываю на часть коллекции. Времена круто изменились, и я хочу начать новую жизнь. Новую жизнь с чистого листа.

Мартьянов позволил себе тихонько насвистеть мотив песни немецкой рок-группы «Скорпионс» «Ветер перемен», которая была посвящена не только новым веяниям в политике, а изменениям вообще. Даже сама рок-группа обрела новый звук...

ГЛАВА 2

Без купюр

«Так что вы хотите за информацию о коллекции?»

Вадим Мартьянов предвидел этот вопрос где-то в середине беседы с Болотиным, когда углубился в арт-тему, перемежая ее краткой биографией агентов «Востока». Тем не менее Болотин задал его фактически под конец беседы. Мартьянов подготовился к нему – письменно, дабы не упустить ни одной мелочи. Он не старался расставить вопросы в хронологическом порядке: для него все вопросы были важны и лежали в одной временной плоскости, и любая неучтенная деталь грозила обернуться полным провалом. Он изредка повторялся, что говорило о его желании остаться в этих вопросах непогрешимым. У него не было своего стиля, он ощутил себя неграмотным, и этот недочет вылез сегодня на первый план. И если бы он решил придумать название этой анкете, то лучшее – это «Без купюр».

«Цель – ликвидация агентов группы «Восток» как свидетелей существования «Восточного фонда».

Реально ли убрать всех в одно время?

Нет.

Даже если гипотетически предположить, что да, такое возможно, то как свалить главного свидетеля – Директора? Я знаю как, и время для этого выбрано удачно.

Смог бы я уйти за границу и воспользоваться частью фонда, хранящегося в тунисском музее?

Да. Но на поиски были бы брошены не только агенты «Востока», но все силы военной разведки.

Как сделать так, чтобы меня не искали (обо мне не забыли – не подходит)?

Ответ: убрать свидетелей чужими руками.

Заинтересовать организацию, которой по силам реально осуществить столь сложную акцию.

Министерство безопасности и внутренних дел – вот колосс на глиняных ногах, мощнейшая времянка, такой любая репрессивная задача по плечу.

Какая личность стоит во главе МБВД – неважно. Важно другое, что этот человек реально видит тот малый отрезок времени, отпущенный его вновь созданному ведомству. Неглубокий колодец, и нужно быть полным идиотом, чтобы из него не напиться. Это первое. Второе – набрать воды впрок.

Главой этого колосса президент назначил министра внутренних дел Болотина. Он сам по уши в секретах и соответствующе относится к таким же, как он сам, хранителям тайн. Директор – «хранитель поневоле», и он – из конкурирующего (речь идет о конкуренции разведок) ведомства, которое по логике вещей МБВД должно было поглотить. Директор владеет тем, чего нет у его более могущественного конкурента. А такое положение вещей во все времена вызывало зависть. Что такое зависть? Это чувство досады, вызванное превосходством, успехом, благополучием, удачей другого. Это и желание обладать тем, что есть у другого. Зависть легко меняет цвет и размеры – становится черной и глубокой. Нужно посеять зерно желания, чтобы на свет появилась растущая потребность.

Рискнет ли Болотин свалить Директора? Средств и сил у него для этого достаточно. Что собой представляет нынешний начальник военной разведки? Нынешний Директор – фигура слабая, хотя стоит во главе управления четыре года. Скинуть такого – дело несложное, тем более время диктует смену руководителей в силовых и правоохранительных органах, равно как в разведке. Главный фактор – время.

Что собой представляю я, раз заварил такое серьезное мероприятие, кампанию, по сути? Я маленький винтик в часовом механизме... с претензиями на более важную роль – маятника, например. Но – в других часах. Аксиома: даже ничтожная часть системы способна развалить саму систему изнутри»...

И дальше Вадим Мартьянов размышлял на бумаге «о богатой коллекции, собранной в основном в период с 1918 по 1938 годы». Она была сосредоточена в одном месте, и доступ к ней – в плане распоряжаться предметами из коллекции в интересах военной разведки – имел кроме Директора только первый номер «Востока» – Вадим Мартьянов. В частности, за последние несколько лет из вспомогательного фонда было изъято и продано через подставных лиц на аукционах в Лондоне и Дубаи тридцать восемь ювелирных изделий. И там и там торги были представлены аукционным домом Кристи, они стали регулярными, а общая сумма продаж исчислялась миллиардами долларов.

Вадиму Мартьянову, чтобы начать новую жизнь, в которой он видел себя важным, независимым человеком, за глаза хватило бы части тунисской коллекции. Властных полномочий Болотина хватит лишь на развал группы «Восток», а дальше Конституционный суд вынесет его ведомству суровый приговор, так что коллекции ему не видать как собственных ушей.

В этой довольно простой схеме Мартьянов не видел ошибок. Она была работоспособной. Что нашло подтверждение в его первой, ставшей довольно продолжительной беседе с министром. Зерно зависти, о котором размышлял Мартьянов, дало всходы. Он надеялся на скорую повторную встречу с Болотиным, но ждать ему пришлось больше недели...

3 января 1992 года, пятница

Первое, что сделал Болотин на посту главы МБВД, это укрепил свое кресло. Он пересмотрел планы относительно уже укомплектованного по работе в МВД оперативно-стратегического подразделения (О-СП), в которое входило двенадцать офицеров, способных решить любую задачу, используя все ресурсы управления, включая финансовые. Никаких ротаций – что толку? Это все равно что тасовать шашки на своей половине доски. Шестеро офицеров О-СП получили повышение, заняв престижные места в управлении. Указом Болотина начальник подразделения Щеглов сменил полковничьи погоны на генеральские и поднялся до должности главы информационного центра, стал на виду, представляя весь центральный аппарат, тогда как раньше находился в тени.

Ветер перемен уже не нашептывал, а свистел в ушах: «Ахтунг!» Пора было браться за реализацию плана «Мрак и туман», и чем быстрее, тем будет лучше.

Декабрь 1991 года. Кончина великой империи. Союз Советских Социалистических Республик четырех дней не дотянул до 69-й годовщины. С ума сойти! Но гигант рухнул, и под его обломками было необходимо похоронить совершенные ранее преступления и все то, что так или иначе могло бросить тень на правоохранительные органы. Историю нового государства, равно как и историю нового ведомства, нужно было начинать с чистого листа. И действительно: в тот день, когда генерал-майор Щеглов выступил в ранге главы по работе со СМИ, генерал армии Болотин на листке в перекидном календаре начертал: «Девственность». И вызвал к себе нового начальника О-СП полковника Егорова.

– Геннадий Савельевич, здравствуй, присаживайся.

Всех подчиненных, за редким исключением, он называл по имени-отчеству. У него было дел невпроворот. Все дела не переделаешь, но нельзя упускать ни минуты из дарованного ему Президентом Российской Федерации срока. Чем руководствовался президент, создавая такое сложное, с безграничными возможностями ведомство и наделяя одного человека неограниченными правами, – не знал никто, даже он сам. Для него не было секретом, что ГЛАВА государства часто прикладывался к бутылке, и Болотин подумал о том, что такой указ можно было подмахнуть с бодуна. Это понятно. Но кто-то ведь должен был подсунуть его под трясущуюся руку президента?..

Нельзя упускать ни минуты этого драгоценного времени...

До Болотина уже стали доноситься голоса недовольных – противников президента и его антисоветской кампании; говоря революционным языком, «вражеская гидра поднимала свою голову». Политические конкуренты подали в Конституционный суд иск с требованием разобраться, соответствует ли Конституции указ президента о слиянии двух силовых ведомств. Тут же пошли разговоры о дроблении как МВД, так и структуры госбезопасности. Болотин вдруг подумал о партийных и финансовых боссах, которые так или иначе обратятся к нему с практическим советом: как усилить влияние на главу государства, чтобы теперешняя система не рухнула. Это был такой необъемный вопрос, что у Болотина уже сейчас опустились руки. Он не мог охватить задач вновь созданного ведомства в целом. Он плохо разбирался в вопросах внешней разведки, более или менее имел представление о контрразведке, и теперь ему придется решать эти вопросы, равно как и по охране границ.

«Трудно быть богом», – прошептал Болотин.

Он хотел было дать поручение полковнику Егорову, но тут в кабинет вошел новоиспеченный генерал-майор Щеглов. Он за руку поздоровался сначала с полковником, потом – с шефом. «Походя, – скривился Болотин, – как в заводской курилке».

– Выйди, Николай, – Щеглов боднул головой на дверь.

Полковник Егоров перевел взгляд на Болотина, вопрошая: «Кто тут хозяин?», и получил схожий ответ: «Делай, что говорят».

Едва двойные двери за ним закрылись, Щеглов приступил к делу. Он взял такой тон, что ему не хватало одного: присесть на краешек рабочего стола шефа и выпить воды из его графина.

– Новости из Конституционного суда. Дерьмовые новости. Судьи намерены проголосовать за отмену президентского указа. Нашу лавочку закроют. По моей информации, ключевое заседание суда пройдет не раньше 10-го и не позднее 14 января.

Болотин отчетливо представил себе шапку постановления:

ИМЕНЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ПОСТАНОВЛЕНИЕ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

по делу о проверке конституционности Указа Президента РСФСР от 19 декабря 1991 года «Об образовании Министерства безопасности и внутренних дел РСФСР».

А далее – «оглашался» состав в лице председателя и его зама, секретаря, судей, с участием представителя группы народных депутатов, направившей ходатайство в Конституционный суд...

– У нас есть рычаги влияния на судей? – уцепился за соломинку Болотин.

– Конечно, как же иначе? – пожал плечами генерал-майор. – Всего их – двенадцать. У каждого «апостола» есть близкие, родственники. Один из них собьет на личной машине школьницу, другой изнасилует беременную женщину, третий нападет на милиционера и так далее. Можно подкупить кого-то из них – но нет времени. Они попрячутся до вынесения приговора в своих судейских норах. Если устроить пожар в здании...

– Хватит! Довольно! Тебя понесло, ты начал молоть чушь! – Болотин заложил руки в карманы форменных брюк и нервно прошелся по кабинету. – Все к этому и шло... – сквозь зубы процедил он.

«Но потянул бы я эту непосильную тяжесть из четырех букв – МБВД?» – уже про себя и не без доли облегчения подумал Болотин. Кто знает, может быть, Конституционный суд сейчас играет на его стороне?.. Подумал он и о своих заместителях, первых и «простых», которые бы разгрузили его в два счета. Но довериться замам означало потерять над ними контроль. А его прельщала безграничная власть, практически лежащая у его ног.

– Ступай, – отпустил он генерал-майора. – Мне нужно время, чтобы все обдумать. И скажи Егорову, чтобы зашел.

«Куй железо, пока горячо».

Материальные ценности – вот что вылезло сейчас на передний край. И, конечно, реализация программ по утилизации совершенных уже преступлений. Равно как и тех, которые совершатся, начиная с этой минуты и заканчивая той, когда молоток председателя суда ударит в подставку: «Решение принято!»

Да еще это дело о группе «Восток» не давало ему покоя.

Он передал Егорову лист бумаги со словами:

– Это список агентов «Востока» и их контакты. – Он чуть было не сказал, что написаны они рукой Вадима Мартьянова. Отпечатаны им лично на пишущей машинке, в которой буквы «а» и «л» были нечеткими. – Операция «Мрак и туман» тебе о чем-нибудь говорит?

– Кейтель, – тотчас назвал автора полковник Егоров. – О лицах, представляющих угрозу для рейха.

– Верно, – покивал Болотин. – Запомни: операцию нужно провести так, чтобы ни один агент не ушел. Это значит, всех нужно убрать в один день и час. Есть вопросы, сомнения?

– Никак нет. Я все сделаю.

– Не позднее 14 января.

Егоров присвистнул. Болотин ухмыльнулся:

– Придется постараться.

В списке, который Егоров унес с собой, вторым значился Виктор Лугано.

4 января, суббота

Егоров и Мартьянов встретились сегодня в половине девятого утра. Полковник провел гостя в один из кабинетов в приемной МВД, такой огромный, что больше походил на конференц-зал. Угостил его кофе из термоса, разлив горячий напиток по стаканам. «Как в поезде», – заметил Мартьянов, придерживая пальцем стакан в подстаканнике, чтобы не выдать дрожь в руках. «Нервы ни черту. Что со мной такое?»

Он плохо спал этой ночью, ворочался с боку на бок на помятых простынях. Утром долго не мог принять решение: бриться или оставить щетину, которая только подчеркивала помятость его лица. Чего нельзя было сказать о полковнике Егорове: подтянут, опрятен... как будто шагнул в это разрушительное десятилетие прямо из кабинета Сталина.

– Мне было лет восемь, – поделился он с Мартьяновым воспоминаниями. – Мы с отцом ехали в автобусе, стояли – было много народу. Отец сверху вниз посмотрел на декольте роскошной блондинки и вслух заметил: «Смело». Аналогия не очень, я понимаю, но твое обращение лично к министру – то же самое декольте: смело. Почему не опустился рангом ниже?

Вадим Мартьянов тоже припомнил кое-что из недавнего прошлого и сказал то, что услышал от него накануне сам министр:

– Ты плохо слушал. Я напрямую подчиняюсь начальнику ГРУ, а он в звании генерала армии. Его замов я в глаза не видел. Я вообще не представляю, как иметь дело с замами.

– И часто тебя заносит? – усмехнулся полковник Егоров, подумав: «А ведь он прав». Он сам напрямую подчинялся министру. И если бы он обратился к начальнику военной разведки с просьбой принять его, тот принял бы безотлагательно.

– Почему шеф не принял меня лично? – В голосе Вадима Мартьянова прозвучало недовольство.

– Он занят сегодня. У него просто прорва дел. А твое дело, с одной стороны, частное, можно сказать, обуза, и бросать его жалко.

– Очень дорогая обуза, – сделал обязательное дополнение Мартьянов. – Шеф переложил дело со своей больной головы на твою здоровую.

– Поаккуратней с шефом. Он все-таки мой шеф, а не твой.

– Я сказал в том плане, что он действительно занятой человек. Он дал тебе задание закончить дело и в процессе работы обращаться к нему лишь в крайнем случае, так? А это значит, что уникальная коллекция художественных ценностей не выходила у него из головы. Не сегодня, так завтра он поймет, что это дело стало главным.

– А ты психолог.

– Достаточно иметь один глаз и половину мозга, чтобы заметить очевидное. Это сказал Хичкок. Он американский...

– Я знаю, кто он. Не относись ко мне как к деревенщине.

Да, наблюдательности ему не занимать, в такт своим мыслям покивал Егоров. Когда он доложил о том, что на приеме к министру – личный агент начальника ГРУ, то удивился сам себе – почему Болотин не перебил его: «Немедленно ко мне!» Наверное, потому, что слишком неожиданным для него оказалось это событие, застало его врасплох.

А Мартьянов сделал такой ход, после которого Болотин мог ответить только одним: немедленно принять предложение секретного агента, дабы тот не переметнулся к третьему лицу. И чтобы не запутаться в мыслях и не погрязнуть в сомнениях, ему нужно было незамедлительно действовать.

Вчера вечером Болотин обосновал свое решение, хотя мог этого и не делать: его слово – закон. Дело не только в материальной стороне, но еще и в политике, сказал он. Агенты группы «Восток» были прямыми исполнителями громких политических убийств. И этот факт мог выстрелить в самое неподходящее время. А нажать на этот воображаемый спусковой крючок мог тот же начальник военной разведки, не говоря о самих агентах. Болотин мог себе позволить усомниться «в честности и надежности» каждого из них: ведь «001» оказался предателем. И вот вчерашние слова генерала Егоров сегодня выдал за свои собственные:

– Ты выбрал удачное время для атаки на Директора. Ты в курсе его грядущей отставки?

Мартьянов пожал плечами:

– Для меня лично это секрет Полишинеля.

– Ты тоже считаешь его слабой фигурой?

– Я знаю, о чем говорю. Я работал с его предшественником, легендарной личностью: около десяти лет работы первым заместителем председателя КГБ, почти четверть века на посту начальника военной разведки.