Темница тихого ангела Островская Екатерина

Глава четвертая

Не было и пяти часов дня, когда вертолет доставил их на место. Перед тем как опуститься на небольшой площадке, они облетели город, но сверху Николай не увидел ничего примечательного, разве что несколько древних церквушек. Зато отец восхищался: «Какая красота! Какая красота! Ты посмотри только!»

Коля смотрел, но восторга не ощущал. Зато огромное озеро привлекло его внимание: сверху оно, словно оправдывая свое название, действительно казалось совсем светлым, почти белым.

Когда вышли из вертолета и направились к небольшим бревенчатым коттеджам, навстречу им из одного домика вышел высокий крупный мужчина с лысиной на полголовы.

Поравнявшись с Торгановыми, он протянул руку отцу:

– Приветствую вас, Александр Михайлович. Располагайтесь, отдыхайте. А мне вот не доведется сегодня щучьими котлетками себя побаловать. Не успел прилететь, как опять в Москву вызывают.

– Тогда через неделю встретимся, – произнес Торганов-старший.

– Через неделю у дочери день рождения. Круглая дата – двадцать пять лет: не бросать же ребенка в такой день.

Мужчина посмотрел внимательно на Николая и обернулся к Александру Михайловичу:

– А это, случайно, не ваш сынок?

– Он самый, – кивнул Торганов, – и не случайно, между прочим.

– Как же, как же! – обрадовался лысый. – Гордость нашей литературы! Как мы тут все радовались! Это же не Олимпийские игры, а покруче! Олимпийских чемпионов у нас пруд пруди, а оскароносцев только четверо: Бондарчук, Меньшов, Михалков и вот теперь Николай Торганов.

– Но они-то получили свои награды за советские или российские фильмы, – скромно напомнил Коля, – а я – за американский.

– Да, какая разница! – продолжал радоваться лысый. – Вы-то русский человек, значит, и награда наша – российская. И это, между прочим, еще не все.

Он зачем-то погрозил Коле пальцем, словно хотел пожурить его за какой-то проступок.

– Это еще не все, – повторил лысый. – Насчет вас есть кое-какие соображения. Но об этом потом. А пока…

Патриотически настроенный знакомый отца еще раз внимательно окинул Николая взглядом с ног до головы.

– Послушайте, Николай Александрович, приглашаю вас на день рождения моей дочери Алисы. Там мы поговорим в более приватной обстановке. Может быть, к тому времени мне удастся кое-что решить и предложить вам нечто, наверное, не столь значительное, как «Оскар», но все же.

– Не знаю, – пожал плечами Коля, – будет ли время.

– Времени у вас будет предостаточно, если я захочу, – совершенно серьезно сказал лысый, – а неделя – это вообще не срок: пролетит, не заметите. Но сейчас простите: я должен мчаться на том самом ветрокрылом аппарате, который доставил вас сюда.

Он пожал руку отцу и Коле, после чего поспешил на вертолетную площадку.

– Кто это? – спросил Николай.

– Пал Палыч Шабанов, – объяснил Александр Михайлович, – или просто «ППШ» – крупный чиновник в администрации президента. Влиятельный человек во многих сферах.

В озеро вышли на катере, в полукилометре от берега встали на якорь и расположились на корме с удочками. Поначалу отец пытался забрасывать спиннинг, но безуспешно.

– Рановато еще, – объяснил свою неудачу Александр Михайлович, – щука здесь хорошо на блесну берет только в августе.

Особенного клева не было: за полтора часа на двоих вытащили полтора десятка не очень крупных подлещиков. Но Николая это ничуть не расстроило. Он смотрел по сторонам: на озеро, на поросшие лесом холмы на берегу, на розовое солнце, скатывающееся в озерную гладь. Заметил на горизонте узкую полоску мыса, которая заканчивалась возле какого-то сооружения, поднимающегося прямо из воды, и показал на него отцу:

– А там что?

– Монастырь. То есть когда-то был монастырь, а теперь колония для пожизненно осужденных. В этом заведении сидят самые злостные преступники, которым смертную казнь заменили пожизненным заключением: серийные убийцы, маньяки, террористы… Шансов на помилование или сокращение срока у них никаких.

– И мужчины, и женщины? – поинтересовался Николай.

– Это исключительно мужская колония, в народе ее называют «Черный дельфин». Но неподалеку есть и женская – «Серый лебедь». Большинство здешних заключенных не выдерживают условий содержания, пишут прошения, чтобы приговор о смертной казни привели в исполнение. Им, разумеется, даже не отвечают. А заключенные ждут смерти, ждут… Многие сводят счеты с жизнью прямо в камере.

– Лучше об этом не думать, – поморщился Николай.

– Лучше не знать, – поправил отец.

Клев начался, как только солнце опустилось в озеро где-то за бывшим монастырем. Очень быстро надергали из воды не только подлещиков, но и судаков, и сигов, и крупных окуней. Александр Михайлович, воодушевившись, снова и снова забрасывал спиннинг и уже подцепил на блесну пару двухкилограммовых щук.

– Пожалуй, достаточно, – сказал он.

Николай обернулся, чтобы посмотреть на умирающий вечер. Сумрак скрыл границу между водой и небом, но уже светила луна, направив к лодке узкую серебряную дорожку. Прямо по этой полоске плыл лебедь. В лунном сиянии он казался серым. Не доплыв до лодки, лебедь свернул в сумрак и вскоре исчез из вида.

Заработал мотор. Отец направил катер к берегу, а Николай продолжал всматриваться в темноту, надеясь разглядеть пропавшую во мраке птицу. К пирсу причаливали уже в кромешной темноте, и если бы не фонарь, то пришвартоваться было бы проблематично.

Выйдя на пирс из катера и вытаскивая ведро с уловом, отец вдруг продолжил недавний разговор:

– В стране сейчас около миллиона человек находятся в заключении, многим преступникам суды определяют условный срок, потому что и тюрьмы, и колонии переполнены. Вполне вероятно, что есть и невинно осужденные, они страдают ни за что. Но о тех, кто там… – Александр Михайлович мотнул головой в сторону темного горизонта: —…и в самом деле лучше не вспоминать. Нет на свете этих людей. Да они и не были людьми, когда совершали свои преступления.

Они подошли к своему коттеджу, возле которого располагалась увитая плющом беседка. За ее окнами горел свет, виден был сервированный стол и спинки мягких кресел.

– Нас дожидаются, – шепнул Александр Михайлович сыну.

Николай повертел головой, но никого вокруг не было видно.

– Сейчас мы с тобой баньку посетим, – сказал отец, – попаримся немного, через часок выйдем, а тут нам шашлычки из осетра приготовят, котлетки щучьи подадут, салатики, грибочки соленые. То-то Пал Палыч жалел, что остаться не может.

Через час с небольшим они сидели в беседке, и все, о чем говорил Александр Михайлович, стояло на столе. Присутствовали еще двое чиновников из какого-то министерства. Один из них был с женой. Сорокалетняя дама в шифоновом платье с глубоким вырезом, открывающим круглую силиконовую грудь, во все глаза смотрела на молодого оскароносца, а когда муж, теряя бдительность, отворачивался, беззвучно вздыхала и облизывала сочные губы. Мужчины пили водку, закусывали хрустящими белыми груздями и тающими во рту щучьими котлетками, говорили о каких-то делах, более похожих на развлечения, вспоминали общих знакомых, но не сплетничали. Даме было немного грустно, ей ничего не оставалось, как пить итальянское белое вино и незаметно под столом прижиматься бедром к ноге Николая Торганова.

Спать легли поздней ночью. Торганов-старший, уже лежа в постели, погасил ночник у своей кровати, пожелал сыну спокойной ночи. И почти сразу сказал:

– Что ни происходит, все – к лучшему. Ничего бы этого не было: ни этой ночи, ни рыбалки… Вполне возможно, что и слава прошла бы мимо тебя, Коля, если б не тот злополучный отдых в Юрмале.

Глава пятая

На следующий день сразу после завтрака отец уселся за рабочий стол в кабинете коттеджа, сказав, что приехал сюда не только ради рыбалки, но и для работы.

– Сейчас идет подготовка к очередному ежегодному посланию президента, – сообщил он, – ничего нельзя упустить.

Николай посидел в беседке, а потом, обнаружив в холодильнике холодное пиво, достал две бутылочки и отправился с ними на пляж, где уже находилась вчерашняя дама. Она развалилась в шезлонге и дремала, подставив солнцу подбородок. Рядом стоял еще один шезлонг – пустой, если не считать оставленного на нем номера «Спорт-экспресса»: как видно, министерский чиновник недавно куда-то скрылся. У чиновников всегда появляются дела, стоит только их женам вздремнуть.

– Ах! – воскликнула робкая жена трудолюбивого слуги народа, когда открыла глаза и увидела в трех шагах от себя Николая. – Вы так неожиданно подошли, что я…

Ничего путного ей на ум не пришло, и потому дама просто решила покраснеть от смущения:

– Разве можно так пугать женщин?

– А как надо пугать? – поинтересовался Николай. – Научите!

– Ну, вы прямо…

Дама опять не смогла подыскать подходящих слов, а потому принялась взволнованно дышать, поддерживая при этом бретельки слишком маленького для ее бюста бикини.

– Хороший на вас купальничек, – сказал Николай и начал стягивать с себя джинсы.

Дама смотрела на него с волнением и плохо скрываемым интересом.

– Я его в прошлом году в Милане купила, – сообщила она скороговоркой. – А вообще мы с мужем в Портофино отдыхали. Хорошее местечко!

Произнеся это, она улыбнулась, потому что Николай стоял уже перед ней в одних плавках. То, что ожидала увидеть дама, превзошло все ее ожидания.

– Теперь я готова поверить, что вы дружите со Шварценеггером.

– А разве были какие-то сомнения? – бросил через плечо Николай, направляясь к воде.

– Нет, но…

Она замолчала, а потом вскрикнула испуганно:

– Ой, а вы что, купаться надумали? Вода же холодная, ногу может свести, а спасателей здесь нет.

– А разве вы не поспешите мне на помощь?

– Конечно, я брошусь к вам, – заверила дама, – только я плаваю плохо, мы можем вместе утонуть.

– Зато какое наслаждение утонуть в ваших объятьях!

Торганов зашел в озеро. Вода оказалась не такой уж холодной. Дно оказалось песчаным, и было мелко, пришлось пройти пару десятков шагов, и, только погрузившись по пояс, Николай бросился в воду и поплыл. Удалившись от берега на приличное расстояние, он перевернулся на спину и стал смотреть на облака, пробегавшие по небу. Он уже отвык от спокойной воды, и подобное купание казалось ему странным: не надо вбегать в накатывающие на берег волны, бороться с океаном, стараясь подальше отплыть от пляжа, чтобы потом, ловя двухметровый вал, нестись к берегу на его гребне, то взлетая, то вновь опускаясь. А здесь безмятежно и тихо, ничто не волнует душу, можно даже говорить глупости малознакомой женщине. Зачем он тут? Николай подумал об этом и удивился, что случайная мысль, залетевшая в голову, привела его сюда с целью, неизвестной ему самому. Россия, полузабытая и неузнаваемая им страна, качала его на поверхности озера, накрывая близкими облаками.

Чиновничья жена дожидалась у кромки воды. Несмотря на свою гипертрофированную грудь, она была стройна и знала об этом.

– Вам дважды звонили по мобильному, – сообщила дама, глядя с улыбкой на торс Николая.

Она все еще не теряла надежды. Два шезлонга стояли в непосредственной близости друг от друга.

Торганов проверил непринятые вызовы: один раз звонила из Нью-Йорка мать, а второй звонок был от издателя.

Сначала он набрал номер матери.

– Почему ты не сообщил, как долетел? – начала возмущаться Ирина Витальевна. – Ты уже третий день в России, а от тебя ни слуху, ни духу.

– Я в Москве, вернее, в Белозерске, – объяснил Николай, – отец пригласил меня на рыбалку. У меня все в порядке и у него, судя по всему, тоже.

– Будь осторожен.

– Он ни о чем просить не собирается.

– Все равно: будь осторожен с его знакомыми. Особенно с женщинами.

Разговор шел на английском, и чиновничья жена, хоть и делала вид, что внимательно вглядывается в легкую рябь на поверхности озера, старательно напрягала слух.

– Я как раз общаюсь с одной симпатичной дамой.

Говоря это, Торганов посмотрел на профиль соседки и увидел, как у нее дрогнули уголки губ – понимает, значит.

Затем Николай связался с Витальевым и разговаривал с ним уже на русском.

Разговор с издателем был недолгим. Григорий Михайлович предупредил, что на следующей неделе предстоит запись телевизионного интервью, а также участие в какой-то популярной программе, где разыгрываются три миллиона рублей.

В ответ Николай доложил Витальеву, что с текстом газетного интервью ознакомился и согласен, в принципе, со всеми своими ответами, только, упоминая об отце, следует сказать, что он сделал определенную административную карьеру.

– О’кей, – согласился издатель, – мы еще обсудим это. А на следующий уик-энд ничего не планируйте: мы с вами приглашены на частную вечеринку. Вернее, приглашение прислали мне, но оно рассчитано на две персоны. Очень солидный дом, хозяин – влиятельный человек: у его дочери день рождения. Вот я и подумал: моя жена устала от всех этих гламурных тусовок, а на вечеринке будет много интересных людей…

– Если вы имеете в виду двадцатипятилетие дочери Шабанова, – перебил издателя Николай, – то возьмите с собой жену – зачем ей скучать в одиночестве! А я там и так буду: Пал Палыч меня уже пригласил.

– Вы серьезно, что ли? – удивился Витальев. – Не успели в Москве появиться, а уже завели такие знакомства!

Издатель решил больше не мучить Николая разговорами и попрощался.

– А вы Алису прежде не видели? – обратилась к Торганову слышавшая весь разговор чиновничья жена.

– Никогда. А что, она настолько страшна, что мне следует отказаться от предложения?

Дама дернула плечом, бретелька соскочила.

– Почему же, как раз наоборот. Алиса весьма симпатична, к тому же популярна среди молодежи. Она – ведущая программ на «МузТВ». Так что на вечеринке у нее будет большое количество эстрадных звезд. И вообще эта тусовка рассчитана исключительно на молодежь, а так бы мы с мужем тоже там были.

– Жаль, что вас не будет, – притворно опечалился Николай, – хоть одно приятное лицо увидел бы. А вам когда двадцать пять исполнится?

Дама внезапно пунцово покраснела: наконец до нее дошло – писатель издевается. И все же она нашла силы спокойно и достойно ответить:

– Уже никогда. Я старше Алисы Шабановой, хотя до возраста Мишел Майлз мне далековато.

В очередной раз Николай убедился, что в России о нем известно все.

А чиновничья жена, оказавшаяся не такой уж тупой, попыталась уколоть его еще раз:

– Кстати, почему вы прилетели один? Не смогли упросить свою подругу посетить Россию вместе с вами?

– Она провожала меня в аэропорту. Очень хотела полететь, но я отговорил: сейчас Стивен Спилберг снимает фильм по моему сценарию, где у Мишел главная роль. Даже день отсутствия на съемочной площадке грозит гигантскими неустойками. А расставаться тяжело даже на время: Мишел плакала, просила меня остерегаться русских женщин. Она, кстати, только что звонила, и вы могли слышать нашу беседу.

– Я не прислушиваюсь к чужим разговорам, – покачала головой дама и снова покраснела.

Но тут затренькал ее собственный мобильник. Дама проверила номер телефона абонента и поднесла трубку к уху.

– Я на пляже… Хорошо, хорошо… Постараюсь не скучать. Завтра вечером прилечу. Бай!

Отключив сотовый, она посмотрела на Николая и улыбнулась.

– Это мой муж звонил. Сказал, что его вызвали в Москву. Кстати, и ваш отец с ним летит. Оставляют нас тут одних.

Торганов не поверил: отец наверняка предупредил бы, что собирается его покинуть. Видимо, дама что-то напутала. И тут раздался звонок от Александра Михайловича.

– Мне на московскую квартиру с курьером прислали новые материалы, необходимые для доклада. Так что я срочно вылетаю домой. А ты уж отдохни без меня.

– Ну, и что мы будем делать? – спросила чиновничья жена.

Тут Николай вспомнил о принесенных им на пляж бутылочках пива, открыл одну и протянул даме.

– Пить пиво. А там – посмотрим.

Вечер они провели в беседке возле коттеджа, в котором теперь обитал один Торганов. Пили водку и закусывали шашлыком по-карски, вареной осетриной, пирожками с белыми грибами и блинами с черной икрой. Дама намазывала икру на блин и, смеясь, угощала Николая из рук. Слегка захмелев, она стала веселой и разговорчивой. Коля опьянел быстро. Он откусывал от блинов, которые держала в руке дама, доходил до ее пальцев, и последний кусочек она нежно подталкивала к его рту ладошкой. Потом смахивала икринки с его губ и облизывала свои пальчики, делая это страстно и с явным удовольствием…

Утром они вместе приняли душ, потом вернулись в постель и провалялись до обеда.

Днем Светлана была такой же неутомимой, как и ночью.

А муж ее оказался одним из заместителей министра юстиции.

Домой возвращались вместе. В последний раз Николай посмотрел на озеро, думая, что никогда сюда не вернется. Потом внизу промелькнул старый монастырь, в котором размещалась теперь колония для преступников. Николай точно не знал, что это – «Черный дельфин» или «Серый лебедь», и все равно содрогнулся, когда разглядел маленький внутренний дворик, прикрытый сверху ржавой решеткой.

Расставаясь со Светланой, Торганов поинтересовался, есть ли у нее дети.

– Сын. Ему восемнадцать. Только что закончил первый курс и с друзьями махнул на Сейшелы. Впервые отдыхает без нас. Он всерьез увлекся дайвингом и виндсерфингом. А я теперь волнуюсь.

Глава шестая

Николай сидел за празднично накрытым столом в квартире отца, ловя на себе взгляды сестер. Старшая исподтишка на него посматривала, а младшая без смущения разглядывала в упор невесть откуда взявшегося брата. Николай был немного растерян, так как новая жена отца казалась совсем молодой, по крайней мере, выглядела моложе жены заместителя министра юстиции, с которой Коля расстался накануне.

– Марусе было восемнадцать, когда мы познакомились, – сказал отец. – Оля была студенткой Корабелки. Ректорат поручил мне сделать маленькую заметку о девушке, победившей в конкурсе студенческих проектов. А я увидел ее и влюбился моментально. Думал, шансов никаких, ведь я вдвое старше. Но так хотелось видеть Марусю, что я нашел предлог для встречи: якобы готовлю очерк для городской молодежной газеты. Кстати, очерк потом был опубликован. Мы увиделись, она рассказала о себе: живет в общежитии, родители погибли, из родственников только старенькая бабушка. Неделю мы встречались будто бы для работы над очерком. А потом я взял да и признался ей в любви.

Николай посмотрел на жену отца, и та улыбнулась ему.

– На самом деле я призналась первой, – сказала она, – просто увидела, что Саша боится это сделать. Мы поженились почти сразу, а потом Наташка родилась. А через два года и Маша.

Но младшей сестре менее всего хотелось слушать разговоры о себе.

– А вы действительно дружите со Спилбергом?

– Во-первых, не «вы», а ты, – поправил ее Николай, – а во-вторых, не дружу, а сотрудничаю.

– А с Мишел Майлз тоже сотрудничаешь? – спросила девочка.

Николаю пришлось делать удивленные глаза, но жена отца объяснила:

– Машка собирает всю информацию о тебе: у нее есть специальная папка с вырезками из журналов и газет.

– С миссис Майлз я дружу, – кивнул Николай, – хотя видимся мы не часто. Она, кстати, меня перепутала с Иваном Сергеевичем Тургеневым, сказала, что читала мой роман «Вешние воды». А я наврал, что это мой двоюродный дедушка.

– Не очень-то и наврал, – весело улыбаясь, произнес Александр Михайлович, – род Торгановых – древний. Хан Торган в четырнадцатом веке пришел на службу к Великому князю московскому вместе с другими татарскими родами, отказавшимися принимать ислам. Так на Руси появились Юсуповы, Салтыковы, Самойловы, Измайловы и другие известные семьи. Врал, наверное. А потом один из нашего рода, Яков Торганов, пошел в шуты к царю Алексею Михайловичу. Должность шута была тогда не такой уж презренной и унизительной, хотя Якову приходилось кудахтать под столом и подавать царю якобы снесенные им яйца. Зато сделался богатым человеком. Но уже тогда Яков исправил фамилию на Тургенев. А мы так и остались гордыми нищими Торгановыми.

Постепенно Николай освоился в отцовской квартире и даже удивился, что чувствует себя как дома. Хотя почему и нет? Он и в самом деле сидит в кругу близких родственников: отец, сестры – разве есть более родные люди? Только вот язык не поворачивается назвать жену отца Марусей.

Младшая сестра включила телевизор на музыкальном канале, появилась ведущая программы – красивая девушка с мелированными волосами. Что-то неуловимо знакомое было в ее лице, Николаю показалось даже, что он видел эту девушку прежде. Непроизвольно махнул головой, сбрасывая наваждение: не мог он ее знать.

– Это Алиса Шабанова, – объяснила Маша, – моя любимая. Правда, она очень похожа на Скарлетт Йохансон?

– Действительно, – согласился Николай, – есть что-то общее.

Он смотрел на девушку, с которой должен был познакомиться через пять дней. Теперь ему казалось, что он знает ее и ждет не знакомства, а очередной встречи.

Пал Палыч прислал за Николаем автомобиль с мигалкой на крыше.

Опускаясь на кожаный диван, Коля обратился к водителю:

– Далеко ехать?

– На Рублевку. Но вы не переживайте – у нас спецномера и спецсигналы. Через час будем на месте.

Водитель оказался прав: ровно через час машина подкатила к высокой кирпичной стене, вдоль которой уже стояли припаркованные дорогие автомобили, и остановилась перед металлическими воротами. Из будки охраны появился плечистый молодчик с мобильной рацией в руке. Он подошел к машине, водитель опустил стекло, охранник внимательно оглядел Николая.

– Торганов, – представился тот.

Молодой человек поднес рацию ко рту и произнес негромко:

– Торганов. Один.

– Есть такой, – сквозь хрип эфира отозвался мужской голос.

Ворота начали разъезжаться, а охранник, наклонившись к открытому окошку, сказал Николаю:

– Простите, но таковы правила.

Дом Шабанова находился метрах в пятидесяти от ворот, к нему вела широкая, выложенная гранитной плиткой дорога, вдоль которой росли невысокие кедры и стояли фонари на тонких чугунных столбах. Несмотря на бледные сумерки летнего вечера, фонари сияли ослепительным светом. На площадке перед домом стояли накрытые столики, неподалеку от которых была сооружена небольшая эстрада, где вовсю старались скрипачи.

Автомобиль остановился возле большого плавательного бассейна с подсвеченным дном, Николай открыл дверцу и сразу услышал мелодию, которую исполняли музыканты. Это была тема из фильма «Тихий ангел». Но еще больше удивился Торганов, когда увидел, что вдоль бассейна растут трехметровые пальмы. Гостей было пока немного – не более двадцати человек; приглашенные стояли небольшими группами и беседовали. Между ними сновали официанты, разнося на подносах напитки.

Подойдя ближе к дому, Николай заметил Шабанова, который помахал ему рукой. Рядом с Пал Палычем стояла его дочь. На ней было обтягивающее шелковое платье и короткий белый пиджачок, скроенный как смокинг. Отправляясь на вечеринку и зная, что на ней будут присутствовать люди известные и, стало быть, состоятельные, Николай тоже решил надеть смокинг. И тоже белого цвета. Но, выйдя из автомобиля и увидев гостей, расстроился: среди гостей не было мужчин в смокингах или хотя бы в костюмах – только рубашки или майки с рисунками и блестками. Зато хозяйка вечера была одета так, словно ждала именно его, зная заранее, во что будет одет обладатель «Оскара».

Он подошел к Алисе, удивляясь ее сходству со Скарлетт Йохансон. Пал Палыч протянул ему руку для приветствия и сказал дочери:

– Вот, Алиса, тот самый Ник Торганофф, книгой которого ты зачитываешься.

Девушка улыбнулась ослепительно, а Николай изобразил растерянность:

– Значит, у вас уже есть американское издание «Тихого ангела»? А я-то принес вам в подарок именно его.

Коля достал из кармана книжицу и протянул имениннице. Алиса раскрыла ее и, прочитав надпись на титуле, улыбнулась.

– Ну-ка, ну-ка, – наклонился к дочери Пал Палыч, – что наша знаменитость написала для тебя?

– Это на английском, папа. «Алисе от автора, который готов подарить ей страну чудес, а не какую-то дурацкую книжку».

Николай достал из другого кармана плоскую коробочку, открыл ее и протянул.

– Не зная вашего вкуса, я решил довериться своему.

– Какая прелесть! – восхитилась Алиса.

Достала из коробочки браслет из белого золота с бирюзой и тут же нацепила его на запястье.

– Я бы сама выбрала для себя именно такой. К тому же он очень походит к моему пиджаку.

– И к глазам, – добавил Пал Палыч.

Посчитав, что его миссия выполнена, Торганов решил отойти в сторону, но именинница остановила его:

– Куда же вы? Постойте рядом. Мне очень хочется побеседовать с вами.

Она смотрела в лицо Николая серьезно и внимательно.

– Может быть, перейдем на «ты»? – предложила Алиса.

– С удовольствием, – согласился Торганов, – мне тоже так проще.

Алиса махнула рукой, подзывая официанта.

А Коле объяснила:

– Мы должны выпить на брудершафт, чтобы соблюсти русский обычай.

Тут же подошел официант с подносом. Николай взял оба бокала, один передал Алисе, и они выпили шампанское одновременно, вернули бокалы на поднос, после чего Алиса положила свою руку Торганову на плечо, ладонью погладила его шею и подставила губы. Коля хотел лишь коснуться ее губ, может быть, чмокнуть быстро, но девушка ждала иного. Она решила продлить поцелуй насколько возможно, не смущаясь, что рядом стоит ее отец и гости пялятся на них во все глаза. Она впилась в рот Николая полными губами и сжала их так сильно, что он почувствовал, как кончик ее языка касается его зубов. Алиса уже двумя руками обнимала его шею и прижималась к нему всем телом. Поцелуй длился не менее минуты. Наконец Алиса отстранилась и взглянула на Колю влажными глазами:

– Ты не обиделся за мою откровенность?

– На тебя невозможно обижаться, – ответил Николай.

И поправил лацкан ее пиджачка.

Смокинг Алисы оказался сшит из тонкой крокодиловой кожи, только лацканы были шелковые.

Гости продолжали прибывать. Они поздравляли Алису, дарили ей подарки, а потом здоровались с Пал Палычем и с Торгановым, нисколько не удивляясь тому, что он стоит рядом с именинницей. Очень скоро подошел Витальев с женой. Вдвоем они притащили связку фолиантов в кожаных обложках с золотым тиснением.

– Алиса Павловна, позвольте вручить вам образцы новой продукции моего предприятия. Это подарочные издания, которые отныне будут вручаться высоким гостям, посещающим нашу страну.

Алиса махнула рукой, откуда-то из сумерек вырисовался охранник, который взял тяжелые книги и растворился во тьме.

– Зная, что среди ваших гостей будет многоуважаемый Николай Александрович, я принес и его книгу.

Витальев протянул имениннице русское издание «Тихого ангела», Алиса подмигнула Николаю и передала ему томик для того, чтобы он и на ней оставил дарственную надпись.

«Алисе в память о мгновении счастья, подаренном автору», – написал Коля.

Девушка, прочитав, обняла Николая и быстро поцеловала его. Витальев не смог скрыть удивления, обернулся к жене, но промолчал. Похоже, он делится со своей супругой всеми новостями, даже если события происходят на глазах у обоих.

Количество гостей перевалило за две сотни. Они стояли возле столиков, сидели на краю бассейна или на траве возле пальм. Играла музыка, но в гуле голосов ее не особенно было слышно. Кто-то пытался выкрикивать тосты и здравицы в честь именинницы, но на это веселая компания обращала еще меньше внимания. Кто-то смеялся, кто-то, встретив знакомых, обнимался и целовался, кто-то глушил шампанское, пил водку или виски, а некоторые, не таясь, нюхали кокаин.

– Откуда здесь пальмы? – спросил Торганов у Пал Палыча.

– Из нашей оранжереи, – ответил Шабанов, – на лето мы их вместе с кадками зарываем в землю, а осенью возвращаем под крышу. – Но у меня, – он многозначительно повернулся к Николаю, – к вам совсем другой разговор будет.

Он взял Николая под локоть и повел к дому. У дверей уже ждал Витальев. Втроем они вошли внутрь и расположились в креслах в просторной гостиной.

Прежде чем начать разговор, Пал Палыч внимательно оглядел Николая, словно еще раз хотел убедиться, что перед ним именно Торганов, а не кто-то другой.

– Николай Александрович, – произнес Шабанов, – не буду скрывать, что появление ваше в моем доме неслучайно. Дело даже не в том, что моя дочь – ваша преданная читательница и поклонница, и не в том, что ваш отец, Александр Михайлович, приближен к президенту страны и дружит с ним уже много лет. Ваши книги, фильм, поставленный по вашему сценарию, вручение премии американской киноакадемии подняли престиж нашей страны, пробудили интерес к России у разных слоев зарубежного населения. А потому нами серьезно рассматривается вопрос о вручении вам Государственной премии в области литературы.

– Я рад, – произнес Торганов.

– И я тоже, – согласился Пал Палыч, – решение принималось непросто, но у нас сейчас книжки пишут все кому не лень, а настоящих талантов – раз-два и обчелся. А вы уже признанный Западом автор. Конечно, есть проблемка в том, что вы проживаете в Штатах, но и это поправимо.

– В каком смысле? – не понял Николай.

– Не бойтесь, – улыбнулся Шабанов, – ничего, что ограничило бы вашу свободу передвижения и выбор места проживания, вам не грозит. Просто предстоит ряд определенных процедур. Во-первых, надо поменять ваш старый советский паспорт на российский. Это для вас за один день сделают. Во-вторых, надо создать вам определенный имидж: дескать, вы не эмигрант, сваливший когда-то в Америку, а самый настоящий патриот, активно участвующий в общественной жизни страны. Вы должны войти в состав какой-нибудь общественной организации и проявить себя.

– Я не собираюсь вступать в какую-либо партию, – попытался отговориться Торганов.

– Николай Александрович, вы меня не поняли. Вас включат в состав какой-нибудь общественной комиссии сообразно вашим увлечениям или образованию. Ваша основная специальность какая?

– Вообще-то я – юрист. Более четырех лет проработал в известной адвокатской конторе.

– Это просто замечательно! – обрадовался Шабанов. – Тогда и думать ни о чем не надо. Мы включим вас в состав Общественной палаты… Хотя нет, лучше в состав Комиссии по помилованию. Делать ничего не придется, другие люди будут рассматривать прошения, изучать их и принимать решения, а вы, как, впрочем, и другие члены комиссии, будете просто ставить свою подпись под протоколом заседаний. Возглавляет комиссию академик Локотков Василий Ионович, дважды Герой Социалистического Труда – замечательный старикашка, он в свое время создавал химическое оружие для Советской Армии.

Торганов не знал, что отвечать. Понимал только, что решения ждут от него именно сейчас, не решения даже, а простого согласия, потому что решено все давно. Вполне возможно, что и отец приложил к этому руку.