Страшная сила Гарина Дия

– Никаких «гульнем»! – Я была сама непреклонность. – Никаких ресторанов.

– А почему нет? – неожиданно для всех поддержала Элю Наташка, мотавшаяся за нами весь день неприкаянным хвостиком. – Сегодня же двадцать четвертое декабря – католический сочельник. Хуан, наверное, отметить захочет…

Вот ведь отличница на мою голову выискалась! Знаток христианской религии… Я вдруг вспомнила, как в десятом классе Наташка выдержала настоящую травлю после того, как заявила на уроке истории о подозрительном сходстве христианских заповедей и кодекса строителя коммунизма. Она всегда была такая. Говорила то, что думала. Даже тогда, когда лучше было промолчать. И в этом мы с ней были похожи. Я тоже не умела врать, да и сейчас не особенно научилась, но мамиными стараниями с детства усвоила постулат о молчании и желтом драгметалле.

– Надо же… – Мама грустно улыбнулась. – Рождество… Я совсем забыла. Выходит, Ника, ты нам рождественский подарок сделала? И вправду – грех не отметить.

– Рождество – домашний праздник, мама! – Я упиралась как девчонка, которую уводят из магазина игрушек, и сама не слишком хорошо понимала почему. Вру. Все я прекрасно понимала. Но даже самой себе не могла признаться, что боюсь. Ну, с какой стати я должна бояться похода в ресторан? Вот и я говорю: не должна. И тем не менее…

– И в какой же ресторан нас в такой одежде пустят? – Продолжала я сопротивление. Уже бесполезное, ибо в глазах всех присутствующих плясали огоньки предвкушения праздника. Даже Хуан готов был нарушить католические традиции, заразившись бесшабашным русским «Гулять, так гулять». Очевидно, сказывались гены.

– Да если мы даже голые туда завалимся, нас пропустят, – с непререкаемым видом заявила Эля Челнокова. И, заглянув в сумочку, совсем как я недавно, принялась сводить дебет с кредитом. – «Евры», они и в России «евры». Главное, что бы нам их хватило…

– Хватит, – ухмыльнулся Павел. – Оставь в покое свои карманные. «Поляна» за мной.

– Э-э-э, молодой человек! – Погрозил пальцем отец. – Не забывайте, что, будучи моим адвокатом, вы вряд ли можете рассчитывать на гонорар. Хоть ваш отец человек небедный, и в состоянии нанять для дочери гувернантку…

Я еще успела подумать что Эля, рассказывая моим родителям о размере капитала господина Челнокова, однозначно опустила несколько последних нулей, прежде чем Павел взорвался:

– Я не на содержании!! Сам зарабатываю! А ну, колитесь, какой кабак тут самый приличный?

Как ни странно, главным источником информации о злачных заведениях нашего города оказалась отличница-Наташка. С ее помощью, путем открытого голосования, был выбран довольной приличный ресторан. Не самый дорогой, потому что в самых дорогих отсутствовал краеугольный камень праздника по-русски – дансы. В переводе с продвинутого Элиного на общепринятый – танцы. А судя по Наташкиному описанию, в «Бомбее» лабали просто чумовые ребята. Так что не прошло и часа, как наша дружная компания входила в гостеприимно распахнутые, несмотря на сорокаградусный мороз, двери ресторана. В дополнение к обычным секьюрити вход бдительно стерегли два полутораметровых гипсовых слона с человечьими глазами. Б-р-р. Жутковатое зрелище. Или это просто я была на каком-то нервном взводе?

Во всяком случае, поначалу все шло хорошо. По причине понедельника свободных мест в зале было, хоть отбавляй. Но мы заранее решили проситься в кабинку, чтобы иметь возможность нормально общаться, а не вопить друг другу в уши, перекрикивая вылетающие из колонок децибелы. Однако вежливая администраторша, упакованная в индийское сари, и с выражением лица, которое мне так и не удалось классифицировать, заявила, что кабинка уже заказана, и проводила нас к самому дальнему столику.

Как минимум полчаса у нас ушло на обсуждение меню, которое могло поспорить толщиной с первым томом «Войны и мира». Несмотря на экзотическое наименование, ресторанная кухня оказалась европейской. И это было к лучшему, поскольку с утра не державшие во рту маковой росинки, мы могли реагировать только на знакомые названия. Так что главными из заказанных блюд, естественно, оказались пельмени в горшочках.

– Ну, тогда за встречу! – Отец мужественно взял на себя обязанности тамады.

Мы дружно чокнулись разнокалиберными хрустальными емкостями, и пригубили каждый свой любимый напиток. Внимательно наблюдая одним глазом за Хуаном, лихо опрокинувшим стопку водки под одобрительное хмыканье Павла, вторым я углядела необычную суету, возникшую у входа в зал. Администратор и половина официанток чуть ли не во фрунт вытянулись перед невысоким, но крепким мужчиной, позади которого вышагивали четыре длинноногие цыпы, метр девяносто каждая.

– Ого… – пробормотала себе под нос Наташка. – Глядите-ка, кто пожаловал…

– Кто? – полюбопытствовал Хуан, вытирая слезы, выступившие после глотка непривычной сорокоградусной.

– Иннокентий Бекетов собственной персоной. Великий гуру, и основатель очередного братства – «Белозерье».

– А эти девицы? – вставила я, ревниво разглядывая четыре пожарные каланчи, на десять сантиметров выше меня.

– А эти девицы – его лакшми, – ехидно просветила меня бывшая подруга. – Телохранительницы и наложницы в одном лице.

– Лакшми? – переспросил Павел.

– Богиня счастья и любви в индийской мифологии, – предупредила мой ответ Наташка. И то, как она улыбнулась ему, сосредоточившемуся на вырезе ее кофточки, мне совершенно не понравилось.

Пока мы всем столом пялились на проплывавших мимо девушек и самого «Великого гуру» Кешу, всезнайка-Наташка вводила нас в курс последних религиозных новостей:

– Он у нас года три назад появился. Такой коттедж себе отгрохал за рекой – олигархи позавидуют. И кинул клич: кто хочет в нирвану попасть – топай ко мне. Ну и потопали к нему, конечно… Только он не всех брал. Чтобы вкусить благодать в «Нирване», так он свой коттедж назвал, какие-то садистские испытания нужно пройти…

– Это точно, – неожиданно поддержал Наташку отец. – В наш центр некоторых из его «Белозерского братства» доставляли. На носилках. Они себя голодом чуть совсем не уморили.

– А зачем ему телохранительницы? – равнодушным голосом полюбопытствовала я, старательно пряча профессиональный интерес. – Для фасона?

– Не для фасона. Слышал, на него было несколько покушений… Не то, чтобы убить хотели, но избить – точно. Так вот, тем, кто покушался, пришлось потом руки-ноги в гипс заворачивать. Серьезные девицы.

– И за что его избить хотели? – оживился заскучавший, было, Павел. – И кто?

– Родственники девчонок, которые к нему в «Нирвану» ушли. – Наташка снова сделала большие глаза. – Что с ними там творили, никто не знает. Домой ни одна не вернулась. Так и живут там. Даже с родителями не общаются – натуральные зомби.

– Да хватит вам страхи нагонять! – отмахнулась Эля от скрывшейся в кабинке процессии. – Пойдемте лучше потанцуем! Эх, зажигать – так с музыкой!

Не дожидаясь ответа, она схватила Хуана за руку, и потащила в круг танцующих, лениво двигавшихся в такт чему-то «фабричному». Вернуться к столу моему братцу удалось только через полчаса. Выглядел он при этом не лучшим образом. Динамо-машина по имени Эля способна была измотать любого, желающего помериться с ней силами в танцах.

Я бросила быстрый взгляд на часы. Десять. Ресторанный гудеж приближался к своему апогею, когда никому ни до кого уже нет дела, и все проблемы решаются легко и просто – принятием очередной алкогольной порции. Как-то так получилось, что за столом остались только мы с мамой: Павел, Эля и Наташка резвились на дансинге, а отец с Хуаном вышли покурить. Я рассматривала ее в мигающем электрическом свете, и чувствовала себя настоящей предательницей. Сказать, что мама в последнее время сдала, – это сказать половину. И дело не только в новых морщинах, и горьких складках у губ. Старость поселилась в ее глазах, когда-то темно-серых, а теперь поблекших, выцветших, словно часто стираное белье. Мама дорогая, что же я наделала? Моталась по стране, убегая от боли и чувства вины, и не замечала, что с каждым годом теряю то, без чего, наверное, можно прожить. Даже долго. Но – не счастливо. Где же твоя улыбка, мама? Твоя солнечная улыбка, один луч которой заставлял окружающих улыбаться в ответ. Неужели я виновата еще и в этом? Как виновата в бессонных ночах, которые ты коротала над моей скрипучей детской кроваткой.. Когда ты последний раз нормально спала, мама?

– Я думаю, уже давно, – неожиданно сказала она, словно отвечая на мой невысказанный вопрос. – А ты как думаешь?

И не успела я заподозрить, что цыганская кровь наградила ее вдобавок ко всему еще и телепатией, как мама резко отодвинула в строну бокал с вином, и наклонилась ко мне через стол.

– Я думаю, он уже давно спит с ней.

– Ты о чем, мама? Кто спит? С кем?

– Твой разлюбезный папочка! – Я только сейчас заметила, что она пьянеет буквально на глазах. – Твой дорогой ненаглядный папочка спит с твоей школьной подругой!

Хорошо, что я едва успела поднести к губам рюмку с виски, иначе точно поперхнулась бы.

– Да что ты, мам, выдумываешь! Папа и Наташка! Бред какой! Она же совсем не в его вкусе – рыжая. А ему такие, как ты всегда нравились, – черненькие…

Нет, все-таки последняя рюмка у меня была явно лишней. Это надо же ляпнуть такое! Не стоило напоминать маме, что папина кубинка действительно была очень на нее похожа.

– Я знаю что говорю. – Казалось, мама не заметила моего промаха, или просто сделала вид. – Они работали вместе. Вместе и в этой дурацкой «Экологической вахте» агитируют. Она его первая помощница, и знает даже то, что он ни за какие коврижки мне не расскажет!

– Но это еще ничего не значит, мам!

– Не значит… А то, что твоя Наташка в открытую заявляет, что балдеет от мужчин, которые ей в отцы годятся? А то, что я в ее сумочке нашла его ручку? Ну ту, с гравировкой об окончании института… Он с этой ручкой не расставался тридцать лет. А теперь говорит – потерял. Кобель старый!..

– Мам, ты что, в ее сумочку лазила? – Я не верила своим ушам. Моя мама? Да быть такого не может…

– Знаешь, я тоже никогда не думала, что докачусь до такого… – Пьяные слезы вот-вот готовы были сорваться с длинных маминых ресниц. Нет, все-таки она у меня красавица. Даже сейчас. Они всегда были эффектной парой. Но если он и вправду с Наташкой каруселит, – я ему… Я ей…

– Слушай, мам, погоди, не горячись. Ты ведь точно ничего не знаешь.

– Скоро узнаю. – Серые глаза сверкнули дамасской сталью.

– Ты, что карты собираешься раскинуть? Мам, не надо. Ну, пожалуйста, не надо!

– Глупая, и чего ты переполошилась… Сама, небось, сто раз гадала…

– Может, я и гадала. А тебе нельзя. Я помню, что тебе тетя Роза говорила. Сколько раз будешь гадать, столько раз несчастной до самого последнего края будешь. Или что-то в этом роде. А тетя Роза знала, что говорила. Она еще в кибитке с табором по стране моталась…

– Нини, неужели ты с твоим высшим образованием веришь в эту ерунду?

– Ерунду? Я помню, как ты гадала перед отъездом отца! И он не вернулся. И ты была несчастна. Давай, я лучше у Наташки напрямик спрошу. Ты не можешь, а я спрошу. Она врать не умеет. И все станет ясно.

– Спросит она, – проворчала мама, немного успокаиваясь. – Иди, спрашивай. Только вряд ли она тебе сейчас что-нибудь вразумительное ответит.

Проследив за ее взглядом, я посмотрела на дансинг, и так и застыла с полуоткрытым ртом. Под завывающую восточную музыку, которую уже по четвертому разу заказывал «для друзей и всех присутствующих» некий бизнесмен Заур, тихоня Наташка демонстрировала танец живота. Всем, и в первую очередь – Павлу. Танцующие азартно хлопали, образовав большой круг, в центре которого она вилась под турецкие переливы, точно хмель по натянутой веревке. Вот это пластика! Можно подумать, что ей не тридцать два, а двадцать три. Теперь не только Павел Челноков, все мужики в зале ее: выбирай любого, и уводи… Наташка выбрала Павла. Не дожидаясь, когда закончится песня, она схватила его за рукав и потащила в коридор. Боковым зрением я уловила пристальный мамин взгляд, и покраснела.

– Может, сама потанцуешь, кости разомнешь? – предложила она.

– Музыка левая, – пробормотала я, лениво ковыряя вилкой в салате. – Не люблю я эти восточные дела. Сыта по горло.

Не успела мама спросить о причине моего отвращения к восточной музыке, как по залу пронесся восхищенный шепоток. Вернее, сам шепот мы, конечно, не услышали из-за продолжавшей завывать музыки, но то, что все присутствующие как один повернулись к дансингу, говорило о многом. Даже Великий гуру Кеша, забывший про своих лакшми, до половины высунулся из-за бамбуковой занавески, дабы не пропустить незабываемое зрелище. В суматохе цветных лучей на моментально опустевшем дансинге танцевала Эля. Еще минуту назад мне казалось, что Наташкин танец живота не удастся затмить даже профессиональным исполнительницам, но сейчас я поняла, как безнадежно далека была от истины.

Не знаю, где Элька выучилась этому. Наверное, в Англии. Но то, что она вытворяла даже не под аплодисменты, – под восхищенное молчание, описанию не поддавалось. Новомодные джинсы, затянутые широким поясом чуть ниже пупка и короткий топик, едва прикрывающий грудь, как нельзя лучше подходили для соблазнительных изгибов и покачиваний. Ох, и наплачется еще миллионер Челноков, пока замуж ее сбагрит.

– Надеюсь, этому ты ее не учила, госпожа гувернантка? – поинтересовалась мама.

– Пойду, Хуана с отцом поищу, – пропустила я мимо ушей ехидный вопрос. – Пока совсем на никотин не изошли.

И, выбравшись из-за стола, запетляла по залу к выходу. Похоже, наши родственные отношения начали мешать профессиональным. Ведь никого другого я без собственного сопровождения в коридор не выпустила. А тут брат, значит, вроде и не «объект»… Это больше нельзя допускать. Я подписывала этот чертов контракт. Подписывала…

Место для курения в «Бомбее» было отгорожено несколькими пальмами в кадках, так что, продираясь через искусственно созданные джунгли, я несколько раз теряла из виду Валерия и Хуана Евсеевых. Кажется, их действительно нужно было спасать от никотинового отравления – пепельница возле каждого была доверху заполнена окурками. До меня долетали обрывки серьезного мужского разговора. Но как я не вострила уши, так и осталась в абсолютном неведении о его предмете – отец и сын говорили по-испански.

В последний момент я все же сообразила, что третий в этой корриде явно лишний. Даже если этот третий – родня и телохранитель в одном лице; поэтому, обогнув очередную пальму, двинулась в обратную сторону, чтобы нос к носу столкнуться с коварной Наташкой. Школьная подруга пребывала в гордом одиночестве. Павла нигде не было видно, так что я с чистой совестью приступила к дознанию, начав, правда, несколько издалека.

– Что, Наталья, лавры жен декабристов покоя тебе не дают?

В ответ Наташка только быстрее захлопала длиннющими ресницами. И чем она их только красит?

– С тобой все в порядке, Ника? Может, это виски так на тебя действует? Причем тут жены декабристов?

– А притом, что они за любимыми в ссылку подались. Героини, так сказать. Верные помощницы гонимых страдальцев. Таких же, как вставший здешним акулам капитализма поперек челюстей Валерий Евсеев.

– Я не понимаю…

– Не прикидывайся невинной… – Я позабыла нужное слово – животноводство не самая сильная моя сторона. – Короче, не прикидывайся. Отвечай сразу, и честно: спишь с моим отцом, или не спишь?

– Ты с ума сошла, Ника! – Наташка густо покраснела, начиная ото лба, и заканчивая так заинтересовавшим Павла декольте.

– Да или нет? – Я нависла над ней, как Пизанская башня, и угрожающе повторила: – Да или нет?

Нет! – Наташка даже подпрыгнула, опасаясь, что смысл ответа может дойти до меня с опозданием, как до жирафа, и я вытворю какую-нибудь глупость. – Нет!! И еще раз нет!!!

– Ну и чего было так кричать? Я не глухая. Прекрасно слышу каждое слово. На «нет» и суда нет, – пробормотала я, с удивлением обнаружив, что нас взяли в кольцо бдительные вышибалы. – Все в порядке, мальчики. Всего лишь дружеское общение старых школьных подруг.

– Да-да, все нормально, – поспешно подтвердила испуганная Наташка. И неизвестного кого она испугалась больше: меня, или пятерых качков, недоверчиво переминающихся с ноги на ногу.

– Потише в следующий раз общайтесь, – пробубнил один из секьюрити, судя по ладно сидевшему пиджаку – начальник охраны. – У нашего заведения – репутация. И мы ее марать не позволим.

Отвязавшись от охранников, я уже нормальным голосом задала бывшей подруге второй, очень интересующий меня вопрос:

– А Павла ты куда дела, красавица?

– Н-не знаю. – Наташка снова захлопала ресницами, вызвав у меня очередной приступ зависти. – Администратор подошла и сказала, что его на улице какой-то дедок спрашивает. Так и сказала «дедок». Павел удивился, ответил, что не знает здесь никого, но потом оделся и вышел.

– Давно? – Кажется, мое бедное сердце заимело привычку слишком часто сбиваться с ритма.