Ты погляди без отчаянья… (стихотворения) Тагор Рабиндранат
Краски цветов
Пусть жизнь будет прекрасна, как цветы летом, а смерть, как осенние листья.
Тагор
Несколько лет назад мне пришлось некоторое количество дней провести в одиночестве, в рериховском Наггаре. Просыпаться от ярких, сулящих зной, рассветных лучей и засыпать под звуки гимнов, раздававшихся в разных домашних храмах селения – с этими гремящими песнопениями символически кормили вареным рисом, разоблачали, укладывали на покой и в густеющей тьме убаюкивали статуи бесчисленных богов долины Кулу. Днем же я, покидая улицу маленьких гималайских отелей, проходил несколько сот метров до знакомой тропы, круто поднимавшейся в гору. И добираясь до стоящего на вершине старинного храма Кришны, обычно пустеющего в эти часы, шел мимо плещущего ручья, где местные юноши увлеченно совершали омовение; на поворотах сталкивался с нежными, зорко-темноокими отроковицами, несущими кувшины к источнику и от источника. В лесу меня со свирепым шипением обступали стаи обезьян и нехотя уступали дорогу. В посвисте закипающих под ветром ветвей мне чудилась древняя песня джунглей… В такие мгновения, когда дороже всего собственное непосредственное ощущение, не хотелось никаких литературных ассоциаций, никаких чужих слов. И все же я невольно вспоминал о том, что все здесь мною увиденное это – мир, воспетый Рабиндранатом Тагором и, по счастью, еще наяву существующий хотя бы тут, в отрогах Гималаев, но также и в городках Пенджаба и Тамилнада, в граничащих с манговым лесом селениях Бенгалии…
- Черпай из недр земли, раскрывай в весеннем цветенье
- Голос глубин, вековечные звуки,
- О манговый лес!
- Толика небесной души, ее на земле проявленье,
- Поведай нам тайну, шепни о разлуке
- Земли и небес.
- Голос твой ласковый слит с ветровым благовонным дыханьем,
- С пыльцою цветочной, жужжаньем пчелиным,
- О манговый лес!
- Он в сердце льется, роднится с неясным его упованьем,
- Страданьем, молчаньем, самосозерцаньем,
- С глубинным, —
- Со всем, что скрыто за тайной завес.
- (Перевод С. Шервинского)
«Аристократом-художником» назвал его Джавахарлал Неру. Конечно, не только потому, что Рабиндранат Тагор (собственно, Робиндронатх Тхакур, но иная транскрипция во всем мире утвердилась) и в самом деле происходил из аристократической семьи, к тому же, благодаря коммерческим оборотам дедушки поэта, несметно богатой, обладавшей имениями, дворцами, сокровищами. Но прежде всего потому, что великий поэт оставался эстетом и индивидуалистом даже в буре всенародной освободительной борьбы, которой всегда безусловно сочувствовал.
Бесспорно, он был рожден для того, чтобы жить вечностью и ее высокими мгновениями, говорить о самом главном – о любви и смерти, уходе:
- Облако молвило: «В путь мне пора»,
- Ночь говорит: «Уходить я должна».
- Море вздохнуло: «Вот берег,
- Дальше не плещет волна».
- Печаль прошептала «Я след Его ног.
- Пребуду безмолвною в мире тревог».
- «Я» говорит: «Исчезаю.
- Здравствуй, вечная тишина».
- Вселенная шепчет: «Гирлянду почета
- Сплела я тебе, не забудь!»
- Небо сказало: «Сто тысяч светильников
- Твой осветили путь».
- Любовь сказала: «Из века в век
- Я бодрствую ради тебя, человек».
- Смерть говорит: «Ладьей твоей жизни
- Правлю я лишь одна».
- (Перевод В. Микушевича)
Он жил такой напряженной, чуткой, одновременно всепоглощающей и жертвенной жизнью творца. Однажды записал в тетради: «Мысли несутся в моем уме подобно веренице птиц в небе. Мне слышен шум их крыльев». Казалось бы, что мудрецу до суетного и страждущего человечества… Но все-таки и все же… Кто был народней этого эстета! Кто бы еще так умел связать свою судьбу, свою личную историю с общей, рассказ о былой любви, вспоминаемой с острой болью, соединить с повествованием о повседневной жизни родного народа!
- Та женщина, что мне была мила,
- Жила когда-то в этой деревеньке.
- Тропа к озерной пристани вела,
- К гнилым мосткам на шаткие ступеньки.
- Названье этой дальней деревушки,
- Быть может, знали жители одни.
- Холодный ветер приносил с опушки
- Землистый запах в пасмурные дни.
- Такой порой росли его порывы,
- Деревья в роще наклонялись вниз.
- В грязи разжиженной дождями нивы
- Захлебывался зеленевший рис.
- Без близкого участия подруги,
- Которая в те годы там жила,
- Наверное, не знал бы я в округе
- Ни озера, ни рощи, ни села.
- Она меня водила к храму Шивы,
- Тонувшему в густой лесной тени.
- Благодаря знакомству с ней, я живо
- Запомнил деревенские плетни.
- Я б озера не знал, но эту заводь
- Она переплывала поперек.
- Она любила в этом месте плавать,
- В песке следы ее проворных ног.
- Поддерживая на плечах кувшины,
- Плелись крестьянки с озера с водой.
- С ней у дверей здоровались мужчины,
- Когда шли мимо с поля слободой.
- Она жила в окраинной слободке,
- Как мало изменилось все вокруг!
- Под свежим ветром парусные лодки,
- Как встарь, скользят по озеру на юг.
- Крестьяне ждут на берегу парома
- И обсуждают сельские дела.
- Мне переправа не была б знакома,
- Когда б она здесь рядом не жила.
Ну, да, это перевод Бориса Пастернака, и словарь, стих, интонация – все пастернаковское, но ведь и Тагор, подлинный в своей проникновенности, здесь присутствует. Что в данном случае роднит переводимого поэта и поэта-переводчика? Ощущение связи поэзии и совести, желание и в любовной драме всегда соприкасаться с окружающей жизнью, с чужими существованиями, с народной гущей. Быть может, ненавязчивое, но убежденное толстовство того и другого писателя. Подобно графу Льву Толстому, потомственный заминдар, бенгальский помещик Рабиндранат Тагор решительно перешел на сторону малоимущих и угнетенных. Мысленно превращался в простого крестьянина, занятого своим трудом и живущего в одной деревне с любимой: «Розы те, что в час молитв очередной В воду с гхата их бросают богу в дар, Прибивает к гхату нашему волной…» Подобно Толстому, проповедовал ненасилие и проклинал дары цивилизации:
- Лес верни нам. Возьми свой город, полный шума и дымной мглы,
- Забери свой камень, железо, поваленные стволы.
- Современная цивилизация! Пожирательница души!
- Возврати нам тень и прохладу в священной лесной тиши.
- Эти купанья вечерние, над рекою закатный свет,
- Коров пасущихся стадо, тихие песни вед…
- (Перевод В. Тушновой)
Между тем он нередко бывал в Европе, подолгу жил в Англии, слушал лекции в Лондонском университете, изучал литературу и музыку. Универсальный гений, он не боялся влияний и заимствований. В его ранних стихотворных сборниках воздействие романтической лирики Шелли сочеталось с образами санскритской словесности, а в написанной им музыкальной драме «Гений Вальмики» звучат то индийские мелодии, то ирландские песни. С годами усилилось влияние поэзии и натурфилософии Гёте. В конце концов, он был интернационалистом, возвышенным космополитом, решительно приветствовал ждущие человечество радикальные перемены. Одобрил разрушение феодальной морали, распад старинных, суровых форм семейной жизни. Произнес слово жалости и сострадания, обращенное к «неприкасаемым»… Но что поделать, если все равно и вопреки всему самым дорогим оставалось для него родное, выпавшее из истории захолустье! Узкая сельская улица, на которой и шатающийся без дела слон – не экзотика, а затаившийся на околице тигр – обыденность. И всюду – бурление не изменяющейся в основах жизни. В стихотворении «Переправа» нет осуждения тысячелетней косности – только правда и сердечная привязанность к маленькой вселенной, частице необозримой Индии:
- Через реку людей перевозит паром.
- Кто – из дома, а кто возвращается в дом.
- Две знакомых деревни по двум берегам,
- От зари до зари все в движении там.
- Сколько в мире крушений, столкновений и бед,
- Сколько помнит история с незапамятных лет,
- Сколько золота, крови, сколько попранных прав,
- Сколько новых корон порассыпалось в прах!
- Бесконечные смены стремлений сулят
- То амриту сладчайшую, то убийственный яд.
- Ну а здесь – их названья известны навряд —
- Только две деревушки друг на друга глядят.
- Ходит изо дня в день через реку паром.
- Кто – из дома, а кто возвращается в дом.
- (Перевод В. Тушновой)
Он любил свою родину во всем ее многообразии, во всем многолюдстве. О, если бы он предвидел неимоверность ее нынешнего народонаселения, превратившего Индию даже не в континент – в целую планету! Впрочем, она и всегда была планетой… Он слышал «стон Хиндустана» и не был безучастен. Будущее виделось ему плывущим по Гангу на золотой ладье. Его песни превратились в народные. Две – одна об Индостане, другая о родной Бенгалии – стали соответственно гимнами Индии и поднявшейся из Восточного Бенгала Бангладеш (хотя это и мусульманское государство, а величайший из бенгальцев сохранил верность вере предков).
Он основательно изучил христианский (или псевдохристианский) Запад и, как Достоевский, автор «Легенды о Великом инквизиторе», был в ужасе от всего увиденного и пережитого:
- С тех пор, как в чашу смерти Иисус
- Незваных ради, привлеченных шумом,
- Бессмертье положил своей души,
- Уж миновали много сотен лет.
- Сегодня он спустился ненадолго
- Из вечного жилища в бренный мир
- И увидал порок, что ранил прежде:
- Надменный дротик и кинжал лукавый,
- Свирепая изогнутая сабля.
- Сегодня быстро лезвия их точат
- Об камень, прочь отбрасывая искры,
- На фабриках огромных, полных дыма…
- (Перевод А. Ахматовой)
Пожалуй, его творчество стало достойным, гордым, полновесным ответом Киплингу – отзывом с Востока.
В 1913 году за стихотворный сборник «Гитанджали»(«Жертвенные песни»), переведенный самим Тагором на английский язык, он получил Нобелевскую премию. Замечательный случай (повторившийся с Томасом Манном), когда главные произведения лауреата еще не были написаны. И впереди – кажущееся неисчислимым количество стихотворных книг, романы, рассказы, драмы… Мировая слава Тагора не обошла и Россию. «Жертвенные песни» были у нас четырежды изданы в одном только 1914 году. До революции в переводе на русский вышли два собрания сочинений Тагора. Его стихи, проза, афоризмы были прочтены поэтами русского Серебряного века. Переимчивый Валерий Брюсов в «Подражании Рабиндранату Тагору» пытался скопировать «твердую форму», стилистически упирая на блаженную детскость этой нежащей бенгальской лирики: «Когда тебе, дитя, я приношу игрушки, Мне ясно, почему так облака жемчужны, И так ласкающе к цветам льнет ветер южный, – Когда тебе, дитя, я приношу игрушки». Забытый ныне Николай Баршев (своеобразный поэт и соавтор А.Н. Толстого в драматургии) писал: «А мечта – больная в клетке птица, Помнишь, как в «Письме царя» Тагора – Маленький Амал в окне томится, Верит, что письмо получит скоро». А Игорь Северянин создал почтительно-восхищенный и вдумчиво-рассудительный сонет на своем изысканном, не чуждом лиризма жаргоне:
- За синим кружевным массивом гор,
- Где омывает ноги Ганг у йога,
- Где вавилонская чужда тревога
- Блаженной умудренности озер,
- Где благостен животворящий взор
- Факиров, аскетически и строго
- Ведущих жизнь – отчизна полубога
- Под именем Рабиндранат Тагор.
- Он – простота, а в ней – душа вселенной.
- Знай, европейских предрассудков пленный:
- Твой ложен путь, проложенный в тщете.
- Услады ложны. Ложны мысли. Ложны
- Дела твои. Внемли, что полубожный
- Твердит поэт, чье сердце – в простоте.
Его известность достигла и русских уездных городов и национальных окраин. Свою первую книгу «Солнечные кларнеты» (кстати, выдающуюся и лучшую, но все же изданную на родном украинском языке и не снабженную хотя бы пересказом содержания) Павло Тычина счел необходимым послать в Индию Тагору. По предложению грузинских поэтов Тициана Табидзе и Паоло Яшвили самый большой новооткрытый тифлисский духан был назван «Рабиндранат Тагор». Предполагалось, что людей искусства будут в этом заведении кормить и поить бесплатно – за удачно выбранное название. На вывеске был изображен благородной наружности индус в белых шароварах, держащий слона за уздечку…
В 1930 году Тагор побывал в СССР и впечатление выразил в знаменитых «Русских письмах». Дыша собственной, в грезах взлелеянной социальной утопией («абстрактно-гуманной», с нашей точки зрения), он в целом приветствовал грандиозный социальный эксперимент. Но оказался всё же не так благодушен и наивен, как некоторые другие (хорошо оплаченные) почетные визитеры. Далеко не все безоговорочно хвалил, кое-что твердо осудил.
В советское время его стихи перелагали многие мастера переводческого ремесла, и среди них – Борис Пастернак и Анна Ахматова.
Явление Тагора было и для Запада и для России новым открытием Индии. Конечно, в новое время прозвучало несколько великих индийских имен. Из современников Тагора – прежде всего, имена Ганди и Вивекананды. Но в отличие от этих мыслителей, Тагор был еще и писателем. Поэтом, вероятно, самым значительным из тех, кого Индия показала миру через столетия после Калидасы и Кабира. Иноземные влияния влияниями, но всё же он – законный наследник индийской классической традиции. И разве не напомнят нам древнейшую драму эти прелестные стихи:
- О мать,
- Сегодня царский сын
- Проедет мимо нас.
- Тебе в хозяйстве помогать,
- Скажи, могу ль сейчас?
- Что мне надеть сегодня, мать,
- Как лучше волосы убрать?
- К лицу мне алый цвет иль нет?
- Не лучше ли зеленый?
- Мать, что с тобою? Почему
- Так смотришь удивленно?
- Я стану с края у окна,
- С дороги буду я видна, —
- Все ж знаю, путник на меня
- Взгляд бросит и умчится,
- Лишь флейты донесется звук,
- Как зов печальной птицы…
- И все ж сегодня царский сын
- Проедет мимо нас.
- Свой лучший не надеть наряд,
- Скажи, могу ль сейчас?
- (Перевод Т. Спендиаровой)
Писал он под внутреннюю диктовку, быстро и легкими, светлыми красками: «Что-то от легких касаний, что-то от смутных снов, – Так возникают напевы – отклик на дальний зов. Чампак средь чащи весенней, полаш в пыланье цветенья – Подскажут мне звуки и краски, – путь вдохновенья таков…» (перевод М. Петровых).
…Впервые на индийскую землю я вступил более четверти века назад. Был и в Бенгалии, видел ту Калькутту, о которой сказано, что тот, кто ее узрел, будет стремиться любой ценой в нее вернуться. Экскурсию во дворец Тагора не позабыть. Тогда в громадном городе туманов и фантастических видений день и ночь грохотали спорящие рупора конкурирующих компартий. Одной из них дом поэта был захвачен и превращен в маоистский университет. На большом лугу перед монументальным зданием, прямя спины и слегка наклоняя взоры к марксистской литературе, сидели на траве молодые партийцы, а также и седовласые ветераны в белых рубашках и красных пионерских галстуках. Во дворце же была постоянно действующая экспозиция рисунков Тагора, его легкокрылой, как мотыльковые крылья, живописи, выполненной красками, сделанными из цветов Индии. Эти краски не выцвели, не вылиняли, не потускнели…
- Я и сам не знаю к сокровищнице пути,
- Руками ее не взять, словам до нее не дойти.
- Так возьми же сама, что сочтешь ты всего желанней,
- Всего чудесней, —
- Тем дороже подарок, чем он нежданней,
- Чем неизвестней,
- Как дуновенье благоуханья, —
- Цветок иль песня…
- (Перевод М. Петровых)
Михаил Синельников
Последняя поэма
Перевод Аделины Адалис
- Ветер ли старое имя развеял.
- Нет мне дороги в мой брошенный край.
- Если увидеть пытаешься издали,
- Не разглядишь меня,
- Не разглядишь меня,
- Друг мой, прощай…
- Я уплываю и время несет меня
- C края на край.
- C берега к берегу, с отмели к отмели…
- Друг мой, прощай!
- Знаю, когда-нибудь с дальнего берега
- Давнего прошлого
- Ветер весенний ночной принесет тебе вздох
- От меня.
- Ты погляди,
- Ты погляди,
- Ты погляди, не осталось ли что-нибудь
- После меня.
- В полночь забвенья на поздней окраине
- Жизни твоей.
- Ты погляди без отчаянья, ты погляди
- Без отчаянья.
- Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного образа
- Будто случайного?
- Примет ли облик безвестного образа,
- Будто случайного…
- Это не сон,
- Это не сон,
- Это вся правда моя,
- Это истина.
- Смерть побеждающий вечный закон —
- Это любовь моя.
Из книги «Вечерние песни» («Шонддха Шонгит»)
1881
Ночь
- О ночь, одинокая ночь!
- Под необъятным небом
- Сидишь ты и что-то шепчешь.
- Глядя в лицо вселенной,
- Волосы расплела,
- Ласкова и смугла…
- Что ты поешь, о ночь?
- Снова слышу твой клич.
- Но песен твоих доныне
- Я не могу постичь.
- Дух мой тобой вознесен.
- Взоры туманит сон.
- И кто-то в глуши души моей
- Песню твою поет, о любимая.
- Голосом легким твоим
- Вместе с тобой поет —
- Словно родной твой брат
- Заблудился, в душе одинок,
- И тревожно ищет дорог.
- Он гимны отчизны твоей поет
- И ждет ответа.
- И, дождавшись, навстречу идет…
- Будто беглые звуки эти
- Будят память о ком-то былом,
- Будто смеялся он здесь, и плакал,
- И звал кого-то в звездный свой дом.
- Снова он хочет сюда прийти —
- И не может найти пути…
- Сколько ласковых полуслов и стыдливых
- полуулыбок,
- Старых песен и вздохов души,
- Сколько нежных надежд и бесед любви,
- Сколько звезд, сколько слез в тиши,
- О ночь, он тебе дарил —
- И во тьме твоей схоронил!..
- И плывут эти звуки и звезды,
- Как миры, обращенные в прах,
- В бесконечных твоих морях.
- И когда на твоем берегу я сижу, одинок,
- Окружают песни и звезды меня,
- Жизнь меня обнимает,
- И, усмешкой маня,
- Уплывает вперед,
- И цветет, и блекнет вдали, и зовет…
- Ночь, я нынче пришел опять,
- Чтобы в очи твои глядеть,
- Я хочу для тебя молчать
- И хочу для тебя петь.
- Там, где прежние песни мои,
- и мой потерянный смех,
- И мечтаний забытых рой,
- Сохрани мои песни, ночь,
- И гробницу для них построй.
- Ночь, я вновь для тебя пою,
- Знаю, ночь, я любовь твою.
- Песнь укрой от пристальной злобы.
- Схорони в заветном краю…
- Будет медленно падать роса,
- Будут мерно вздыхать леса.
- Тишина, подпершись рукою,
- Осторожно придет туда…
- Лишь порою, скользнув слезою,
- Упадет на гробницу звезда.
Из книги «Картины и песни» («Чхоби о чан»)
1883
Йог
- Величав и одинок, руки простирает йог,
- Глядя на восток.
- На закате – лунный рог, море плещется у ног,
- Небосвод глубок.
- Перед йогом – меркнет мгла, свет исходит от чела,
- На лице – покой.
- Чуть решается дохнуть на его нагую грудь
- Ветерок морской.
- Широко простор открыт. Посреди миров стоит
- Одинокий йог.
- Он огромен и космат, волны робкие дрожат,
- Лишь коснутся ног.
- Нерушима тишина, мир объят пучиной сна,
- Но незаглушим
- Голос моря – он поет, славя солнечный восход
- Гулом громовым.
- Йог один на берегу. Волны тают на бегу…
- И в душе его
- Необъятный океан, даль, ушедшая в туман,
- За предел всего.
- Йог, молчание храня, стережет рожденье дня,
- Далью окружен.
- За его спиною ночь тихо уплывает прочь,
- Погружаясь в сон.
- Там – небесная река – Ганга мчит сквозь облака
- Звездный свой поток.
- Там – темнеющий закат, здесь – сиянием объят
- Неподвижный йог.
- Словно светом божества, озарилась голова
- Солнечным огнем.
- А на западе, вдали, угасает ночь земли
- Пред возникшим днем.
- Над бескрайностью зыбей яркой россыпью лучей
- Запылал восход.
- Тайны величавей нет, чем сияющий рассвет
- Над лазурью вод.
- Вся морская глубина света теплого полна,
- Смотрит на восток, —
- Разогнав туман густой, рдеет лотос золотой,
- Огненный цветок.
- И светлы и горячи, обоймут его лучи
- Весь земной предел.
- Поднял руку йог-всевед и стихи священных вед
- Медленно запел.
Из книги «Диезы и бемоли» («Кори о комол»)
1886
Конец весны
- Ушла весна, ушла весна – и песнь не родилась.
- Прошла цветения пора. Цветов опавших веера
- Вокруг дерев лежат, светясь.
- Ушла весна, ушла весна – и песнь не родилась.
- Но разве этою весной не рокотал шмелиный рой,
- Жасмин не расцветал в свой час?
- Но разве резвый ветерок внезапно изнемог
- И, рощ не взволновав, угас?
- Ушла весна, ушла весна – и песнь не родилась.
- Звенело столько птиц вокруг! Но все они умолкли
- вдруг,
- И лес не кончил свой рассказ.
- Грустят усталые уста, и ярмарка садов пуста,
- И вечер настигает нас.
- Ушла весна – и песнь не родилась.
- Последний вечер у весны, – и вот глаза мои темны,
- Иду к тебе, тоской томясь,
- Я без венка на этот раз… Слезами флейта залилась.
- И ты не подымаешь глаз.
- Ушла весна – и песнь моя не родилась, не родилась.
Руки
- Кого мечтают обвить эти руки-лианы?
- Кому, рыдая, твердят: «Не уходи… постой…»?
- Рук рокочущий зов полон такой тоской!
- Как безумен их трепет, безмолвный и безымянный!
- Слова и тайны сердец они приносят нежданно,
- Чтоб гибкими письменами телу сказать о них.
- Они умащают душу нежностью несказанной,
- Шепот их прикасаний так чарующе тих!
- Юности светлый венок с себя безропотно скинув,
- На тебя надевают руки благоуханный венок,
- Руки несут тебе влюбленного сердца корзину
- И ставят корзину наземь у твоих запыленных ног.
- Пусть оплетут навек тебя лианы любви.
- Не прерывай объятья, рук заплетенных не рви.
Из книги «Образ любимой» («Маноши»)
1890
Герой Бенгалии
- За стенкою Бхулубабу, худея от изнеможения,
- Читает громко таблицу умножения.
- Здесь, в этом доме, обитель друзей просвещения.
- Юный разум познанию рад.
- Мы, В. А. and М. А.[1], я и старший мой брат,
- Три главы прочитали подряд.
- Жажда знанья в бенгальцах воскресла.
- Мы читаем. Горит керосин.
- Возникает в сознании много картин.
- Вот Кромвель, воитель, герой, исполин,
- Обезглавил владыку Британии.
- Голова короля покатилась, как манговый плод,
- Когда его палкою с дерева мальчик собьет.
- Любопытство растет… Мы читаем часы напролет
- Все настойчивей, все неустаннее.
- За родину жертвуют люди собой,
- Вступают они за религию в бой,
- Расстаться готовы они с головой
- Во имя возвышенного идеала.
- Откинувшись в кресле, читаю я жадно.
- Уютно под крышей у нас и прохладно.
- Написаны книги разумно и складно.
- Да, читая, узнаешь немало.
- Помню я имена тех, кто в поисках знания
- Во власти дерзания
- Пустился в скитания…
- Рожденье… Кончина… За датою дата…
- Понапрасну минуты не трать!
- Это все записал я в тетрадь.
- Знаю: многим пришлось пострадать
- За правду святую когда-то.
- Ученые книги листали мы,
- Своим красноречьем блистали мы,
- Кажется, взрослыми стали мы…
- Долой унижение! Долой подчинение!
- Зубря день и ночь, за свои мы воюем права.
- Большие надежды, большие слова…
- Поневоле тут кругом пойдет голова,
- Поневоле придешь в исступление!
- Мы не глупей англичан. Страх перед ними забудь!
- Мы от них отличаемся с виду чуть-чуть,
- Так ведь не в этом же суть!
- Мы – дети Бенгалии славной,
- Мы британцам уступим едва ли.
- Мы книги английские все прочитали.
- Пишем к ним комментарии мы на бенгали.
- Перья нам служат исправно.
- «Арийцы» – Макс Мюллер[2] изрек.
- И вот мы, не зная тревог,
- Решили, что каждый бенгалец герой и пророк
- И что не грех нам теперь отоспаться.
- Мы не допустим обману!
- Мы поднапустим туману!
- Позор не признавшим величия Ману[3]!
- Священный мы трогаем шнур[4] и клянем
- святотатца.
- Что? Мы не великие? Ну-ка,
- Пускай клевету опровергнет наука.
- Наши предки стреляли из лука.
- Или об этом не сказано в ведах?
- Мы громко кричим. Разве это не дело?
- Доблесть арийская не оскудела.
- Мы будем кричать на собраниях смело
- О наших былых и грядущих победах.
- В размышленье святой пребывал неустанном,
- Рис на пальмовых листьях мешал он с бананом,
- Мы святых уважаем, но тянет нас больше
- к гурманам,
- Мы приспособились к веку поспешно.
- Мы едим за столом, ходим мы по отелям,
- Не являемся в классы по целым неделям.
- Мы чистоту сохранили, к возвышенным шествуя
- целям,
- Ибо Ману прочли (в переводе, конечно).
- Сердце при чтенье Самхиты[5] восторгом объято.
- Однако мы знаем: съедобны цыплята.
- Мы, три знаменитые брата,
- Нимай, Непах и Бхуто,
- Соотечественников просветить захотели.
- Мы волшебною палочкой знанья у каждого уха
- вертели.
- Газеты… Собранья по тысяче раз на неделе.
- Мы всему научились как будто.
- Стоит услышать нам о Фермопилах,
- И кровь, словно лампы фитиль, загорается в жилах.
- Спокойными мы оставаться не в силах,
- Марафон вспоминая и славу бессмертного Рима.
- Разве неграмотный это поймет?
- Разинет он от изумления рот,
- И сердце мое разорвется вот-вот.
- Жаждою славы томимо.
- Им бы хоть о Гарибальди прочесть!
- В кресло бы тоже могли они сесть,
- Могли бы бороться за национальную честь
- И за успехи прогресса.
- Говорили бы мы на различные темы,
- Сочиняли бы дружно поэмы,
- В газетах писали бы все мы,
- И процветала бы пресса.
- Но об этом пока и мечтать неуместно.
- Литература им неинтересна.
- Дата рождения Вашингтона им неизвестна,
- Не слыхали они о великом Мадзини.
- А ведь Мадзини – герой!
- За край он боролся родной.
- Отчизна! Лицо от стыда ты закрой!
- Невежественна ты поныне.
- Обложился я грудами книг
- И к источнику знания жадно приник.
- Я с книгами не расстаюсь ни на миг.
- Неразлучны со мною перо и бумага.
- Опахало бы мне! Кровь горит.
- Вдохновеньем охвачен я властным.
- Насладиться хочу я прекрасным.
- Стать стилистом хочу первоклассным,
- Во имя всеобщего блага.
- Битва при Незби[6]… Читайте о ней!
- Кромвель бессмертный титанов сильней.
- Не забуду о нем до кончины своей!
- Книги, книги… За грудою груда…
- Ну, хватит читать! Поясница болит у меня.
- Эй, служанка, скорей принеси ячменя!
- А-а, Нони-бабу! Здравствуй! Третьего дня
- В карты я проиграл! Отыграться бы нынче не худо.
Новобрачные
Брачное ложе
Муж
- Жизнь моя, на исходе вечер,
- Подойди! Счастье первой встречи,
- Несравнимо ни с чем оно.
- Глаза, что ресницами скрыты,
- Подыми, – друг на друга открыто
- Нам смотреть отныне дано.
- Не робей, мне себя вверяя.
- Наши сердца, замирая,
- Слиться должны в одно.
- В забытьи мы, одни на свете,
- Тянем мед из одних соцветий,
- Этот мед – как вино.
- От рожденья пламя разлуки
- Обрекало сердце на муки,
- С той поры оно спалено.
- Одинокий, я жил в пустыне.
- Жажду мне утолять отныне
- В море юной любви суждено.
- Ты, редчайшая из жемчужин,
- Скажи: «Только ты мне нужен,
- Лишь тобою сердце полно!»
- Я в объятьях голубку спрячу…
- Стой! Куда ж ты уходишь, плача?
Жена
- Няня ждет. Спать пора давно!
Через два дня
Муж
- Любимая, что с тобою?
- Что лишило тебя покоя?
- Чем, скажи, ты огорчена?
- Не росинки ли слезы эти,
- Что роняет в траву на рассвете,
- Потеряв звезду, вышина?
- Иль, укрывшись зеленой завесой,
- Это плачут богини леса,
- Оттого что прошла весна?
- Или память, сложив ладони,
- Над могилой надежды стонет,
- Слезы льет над ней, смятена?
- Не звезда ль это, падая в бездну,
- На бездушный холод небесный
- Ночи жалуется, грустна?
- Бледность эта откуда, истома?
Жена
- Я забыла котенка дома,
- Как я буду играть одна?
Во внутреннем дворе
Муж
- Чарам юной красы покорны
- Даже травы. На ложе из дерна
- Что ты делаешь, жизнь моя?
- К пальме ты прислонилась устало,
- На горячий висок упала
- Непокорных волос струя.
- Возле ног твоих в нетерпенье
- Вьется ключ. Неумолчно пенье
- Переливчатое ручья.
- Солнце в мареве зноя слепнет.
- Сладко дремлешь под плеск и лепет
- Ты в объятиях забытья.
- Вижу: в блеске твоем увяли
- Сорванные цветы шефали,
- Ароматом тебя поя.
- Доплести гирлянду не можешь,
- Все о чем-то грустя, тревожась,
- Чей-то образ в душе тая.
- Грусть о ком навевает, – ответь мне, —
- Качая подвески, ветер?
- Кем согрета мечта твоя?
- О ком это шепчутся пчелы?
- Перед ульем их пляс веселый,
- Непрестанная толчея.
- В тишине прохладного сада
- Что, скажи, ты припомнить рада?
- Речь тебе вспоминается чья?
- Сад безмолвствует. Пали росы,
- Что ты делаешь здесь, откройся!
Жена
- Ем зеленые сливы я.
Муж
- Недомолвки мне нестерпимы,
- Поделиться хочу с любимой,
- В сердце радость и боль накопив,
- Не по силам мне бремя это,
- Дорогая, я жду ответа
- На мучительный свой призыв!
- Утро всходит, росу роняя.
- И в душе, почему – не знаю,
- Чувств весенних высок прилив.
- Ветер молит бутон малоти[7],
- Льнет к атласной упругой плоти,
- Лепестки прохладой обвив.
- Не молчи, не ввергай в унынье,
- Пусть надежду сулит отныне
- Взор твой ясный, что так пуглив.
- Полуробко, полусмущенно
- Сердце другу открой, спаленный
- Дух мой ласкою оживив.
- Безутешно, всегда несыто,
- Для тебя мое сердце открыто,
- Дорогая, пока я жив;
- Твоему повинуясь слову,
- Сделать все для тебя готово.
- Окрыляет любви порыв.
- Жизнь отдам, чтобы клад бесценный
- Отыскать тебе во вселенной,
- Все препятствия сокрушив,
- Пусть же воля твоя свершится,
- Что ты мне повелишь, царица?
Жена
- Дай еще мне немного слив!
Муж
- Твоего участья лишенный,
- Ухожу я, опустошенный,
- Любви покидаю храм.
- Пусть сердце твое как льдинка —
- Быть может, хотя б слезинка
- К твоим упадет ногам?
- Постигнешь ли боль разлуки?
- Протянешь ли вслед мне руки,
- Дав волю любви словам?
- Проснется ли чувств томленье?
- Узнаешь ли сожаленье,
- Что пришлось разлучиться нам?
- Найдешь ли себе отраду
- В тишине безлюдного сада,
- Где место одним лишь снам,
- Где век тоске не уняться?..
- Чем сможешь ты там заняться?
Жена
- Замуж куклу свою отдам.
Из книги «Золотая ладья» («Шонар тори»)
1893
Золотая ладья
- Хлещет ливень, и мрак небеса заволок.
- Я стою у реки. О, как я одинок!
- Мой урожай был к сроку сжат,
- У ног моих снопы лежат.
- Река размыла перекат,
- Блещет стремнины клинок.
- Хлещет ливень. Я жду. Я до нитки промок.
- Я один на пустынном прибрежном лугу.
- Что на том берегу – разглядеть не могу.
- Чуть вырисовывает мгла
- Штрихи деревьев у села,
- А хижины заволокла.
- Здесь, на этом пустом берегу,
- Ни души. Я один на прибрежном лугу.
- Чу! Над бездной реки чья-то песня слышна!
- Я узнал эту песню! Все ближе она.
- Над лодкой парус распростерт,
- Он реет, он полетом горд.
- Бессильно бьется в твердый борт
- Речная волна.
- Эта песнь мне знакома! Все ближе она!
- Друг мой, в какой направляешься край?
- Погоди! Прошу тебя – не уплывай!
- Хотя б на миг причаль! Постой!
- Возьми мой урожай с собой!
- Потом отчалишь в край любой.
- Только мой золотой урожай
- Ты в ладью забери. Хочешь – людям отдай!
- Все возьми. Все тебе до зерна отдаю.
- Погляди, нагрузили мы лодку твою,
- Я здесь трудился столько дней!
- На ниве я стою своей,
- Ни колоска теперь на ней.
- Я один у причала стою.
- Ты возьми и меня в золотую ладью!
- Места нет, места нет, слишком лодка мала,
- Много места поклажа моя заняла.
- Наш край безмолвен, а над ним
- Клубятся тучи, словно дым.
- Над полем я стою пустым,
- Все я отдал дотла.
- Далеко золотая ладья уплыла.
Пробный камень
- Пропыленный, косматый безумец идет,
- Он жаждет в пути камень пробный найти,
- Губы сжав, шагает вперед и вперед,
- Он бесплотен, как дух, безмолвен и глух,
- Лишь глаза не погасли. Горят в ночи,
- Словно два светляка, словно два уголька,
- Каждый камень ощупывают их лучи,
- К тем, кто бедно одет, в людях жалости нет,
- Не накормят, не пустят тебя на порог.
- Ты в пыли, в грязи – ни о чем не проси,
- Кто к тебе снизойдет? – ты нищ и убог!
- Сколько бед и невзгод! Но скиталец бредет,
- Гордится свободою и нищетой.
- Он всегда презирал благородный металл,
- Пробный камень дороже казны золотой.
- Море вздыбилось, море скитальцу грозит,
- На пути, как стена, вырастает волна,
- Глядит, не мигая, бездонный зенит,
- Хохочут ветра, и с утра до утра
- Море злобно смеется оскалом волны.
- Над сверканьем вод утром солнце встает,
- Вечерами всплывает светильник луны.
- Стихнет шторм – и тогда что-то шепчет вода;
- Океану поручено тайну беречь,
- Но поведать он рад, где скрывается клад.
- О! Когда б могли мы понять его речь!
- Не томясь, не скорбя, он поет для себя,
- Увлеченный пеньем, забыл обо всем.
- Люди шли, кто куда, прошли – ни следа.
- Странник ищет камень и ночью и днем.
- По преданью, возник в незапамятный год
- Первой звездочки свет (так золота след
- На поверхности пробного камня сверкает).
- И один за другим к прибрежьям седым
- Любопытные боги и духи пришли,
- Поглядели на дно – в пучине черно;
- Стояли в молчанье, склонясь до земли;
- Тих был моря напев. Тогда, осмелев,
- В пучину они погрузились – и вмиг
- Устремились ко дну, возмутив глубину,
- Взбаламутили вечный подводный тайник,
- А из пены густой, блистая красой,
- Лакшми[8] вышла – богиня с ясным челом.
- Здесь, у пенистых вод, нынче путник бредет,
- Пробный камень ищет и ночью и днем.
- Он устал, но встает и шагает опять,
- Сколько минуло лет! – камня пробного нет,
- Нет надежды – осталась привычка искать.
- Так всю ночь напролет птица друга зовет,
- Но, навеки покинута, вечно одна,
- Не умолкнет и днем, тоскует по нем,
- Нет надежды – и все же поет она.
- Океаном века правят боль и тоска,
- Он кого-то зовет – не зная кого.
- В пустынный простор он объятья простер,
- Вечный поиск – предназначенье его.
- Мир в движенье всегда – звезд кочуют стада, li> Вечно ищет кого-то в скитанье своем,
- Так над пеной морской, забыв про покой,
- Странник ищет камень и ночью и днем.
- Как-то встречный мальчишка кричит:
- «Постой!
- Где ты цепь эту взял? Сверкает металл.
- Опоясан ты цепью, видать, золотой!»
- И тот – потрясен: явь или сон?
- Золото?.. Цепь ведь железной была!
- Он ощупал ее – золотое литье!
- Странное дело! Как цепь тяжела!
- Мутным стал взор, руки путник простер
- И, рыдая, упал на дорогу, во прах.
- Труден был путь. Тот миг не вернуть,
- Когда камень заветный держал он в руках!
- Брел ночь он и день, трогал каждый кремень,
- Не глядя, прикладывал к цепи своей.
- Как тут горю помочь? Отбросил он прочь
- Пробный камень – один меж сотен камней!
- Солнце сонно садится над ясной водой,
- Позолочен простор, весь в огне кругозор.
- Снится тихому вечеру сон золотой.
- Человек изнемог, но бредет на восток,
- Снова ищет он то, что, найдя, не нашел.
- Изможден, изнурен, сутулится он,
- Сердце высохло, словно поверженный ствол.
- Тропы тянутся вспять, ни души не видать,
- Тропы тянутся из ничего в никуда.
- Пути далеки, бескрайни пески,
- Ночь окутала мир, ни пути, ни следа.
- Быть полжизни в пути, мысля: «Только б найти!»
- На миг прикоснуться, не зная о том!
- И полжизни опять тому же отдать, —
- Пробный камень разыскивать ночью и днем.
На качелях
- Буду играть со своею душой. Без устали льет
- Ливень всю ночь напролет.
- Плачет небо. Тревожна ночная пора.
- Мы будем сегодня играть до утра.
- Утлый мой плот в этом празднестве диком плывет.
- На жизнь и на смерть игра идет
- Всю ночь напролет.
- Взвихрены воздух и воды. Стихия, грозна ты
- сейчас!
- Раскачивай нас!
- И ветры качают во весь размах,
- Как тысячи якшей[9], хохочут впотьмах,
- Ветры безумствуют, ветры ревут, разъярясь.
- Буря, разгул твой и небо и землю потряс.
- Раскачивай нас!
- Душа замирает, сегодня душе не до сна,
- В смятенье она,
- Робко прижалась ко мне, чуть дыша.
- Чувствую я, как трепещет душа.
- Сердце дрожит – как близко душа, как нежна!
- В страхе сегодня она, восторгом полна,
- Трепещет она.
- Я убаюкивал душу, я усыпить ее смог
- И чутко стерег.
- В цветах, на супружеском ложе моем,
- Была душа со мною вдвоем.
- Я от печалей упрятал ее и тревог,
- Я заточил ее в тайный, укромный чертог
- И нежно берег.
- Губы, глаза целовал я душе моей, милой моей
- Все нежней и нежней.
- На грудь мне склонилась ее голова,
- Шептал я ей лучшие в мире слова.
- Лучшее все я дарил ей: бери и владей!
- В лунные ночи я песни наигрывал ей
- И пел все нежней.
- Ласки пресытили душу, усталую сон охватил,
- Лишил ее сил,
- Гроза бы ее разбудить не могла,
- Ей стала гирлянда цветов тяжела,
- Спутались ночи и дни, полумрак наступил,
- Стала душа безразличной, остыл ее пыл,
- Проснуться нет сил.
- Я заласкал мою душу, увяла она взаперти.
- Как ей жизнь обрести?
- Светильники свадебной ночи чадят,
- Стою, озираясь, тревожен мой взгляд.
- Вянут в гирляндах цветы, больше им не цвести.
- Все, что отверг я – мечтатель! – в начале пути,
- Хочу обрести.
- Пусть же сегодня игра на жизнь и на смерть идет
- Всю ночь напролет.
- На гибельных этих качелях вдвоем,
- Держась за канаты, в полете замрем.
- Пусть ураган нас толкает вперед,
- Пусть продолжается этот безумный полет
- Ночь напролет.
- Раскачивай нас!
- Раскачивай нас!
- Буйствуй, стихия! Качни еще раз!
- Вновь подруга со мной, не свожу с нее глаз.
- Разбудил ее бури неистовый глас.
- Бьется кровь моя, пламень ее не погас.
- Буря в сердце моем с непогодой слилась.
- А у подруги коса расплелась,
- Гирлянда цветов развилась, ткань покрывала
- взвилась,
- Браслеты звенящие сотрясает неистовый пляс.
- Раскачивай нас!
- Налетай, ураган, сокруши, оглуши.
- Все одежды сорви, все покровы с души!
- Пусть она обнаженной стоит, не стыдясь!
- Раскачивай нас!
- Я душу обрел, мы сегодня вдвоем.
- Без боязни друг друга опять познаём.
- В безумных объятьях сплелись мы сейчас.
- Раскачивай нас!
- Пусть безумцам откроется мир без прикрас!
- Раскачивай нас!
Из книги «Пестрое» («Читра»)
1895
Счастье
- Сегодня безоблачно. Чист небосклон и глубок,
- Нежнее улыбки дружеской ласкающий ветерок
- Обвевает грудь и лицо, тихонько проносится
- мимо —
- Словно одежды витают незримо
- Спящей богини Заката. Лодка плывет
- Вдоль Падмы спокойной, по лону недвижных вод.
- Полузатопленный, тянется берег песчаный
- Длинной косой, словно выполз из океана
- Сказочный зверь погреться на солнце. Тень,
- В деревьях таясь, погрузила дома деревень
- В сумрак. Виясь, полоска дороги,
- Где оставили след прохожих бесчисленных ноги,
- Мимо поля бежит окунуться в реку,
- Подобна томимому жаждой, иссохшему языку.
- Крестьянки, по шею в воде, продолжают свои
- разговоры,
- Неснятых одежд концы поток увлекает нескорый.
- Милый слушаю смех, в привязанной сидя ладье,
- Под легкий шорох волны, в блаженном своем
- забытье,
- Старый рыбак сети плетет, – веселый
- Скачет в брызгах, с хохотом громким, сынишка
- голый,
- Падма, как мать, терпелива и с ним не строга.
- А я со своей ладьи любуюсь на берега.
- Какая голубизна прозрачнейшая сегодня!
- Какими цветами горят в сиянии полдня
- Воды, земля и леса! Из рощи прибрежной
- Ветер доносит нежный
- Цветущих манго дыханье, порой
- И усталое пение птицы…
- Покой
- В душе у меня. В мгновения эти
- Кажется: счастье так просто на свете!
- Так аромат изливают деревья, цветя,
- Так улыбается дитя,
- Когда с доверьем своим беспечным
- Ручонками тянется к первым встречным,
- И щедрость младенческих влажных губок —
- Словно амриты небесной кубок.
- Флейты вселенной льются звучания
- И погружаются в небо, в его голубое молчание.
- Как передам эти звуки? В ритме каком,
- Чтобы, слышные мне, откликнулись в сердце
- другом?
- Обычным словом земным
- Как передам этот дар тому, кто мною любим?
- С какою улыбкой в глазах, с какой теплотою
- участья
- Их в жизнь претворю?.. Легкое счастье
- В радости светлой внеси под кров своего
- Тихого дома. Если же стиснешь его,
- Легкое счастье поникнет, без сил.
- Миг – и исчезнет: счастье ты упустил!
- В поисках долгих земные исходишь пути, —
- Но где же его найти?
- С сердцем, полным до края и просветленным,
- Я взором смотрел влюбленным
- На тихие-тихие воды, на небо в лазоревом свете
- И думал: счастья нетрудно достичь на свете.
Старый слуга
- Глуп, невоспитан, нескладен на вид он
- и рожей на черта похож,
- Если в доме пропажа, вещь не ищется даже, —
- Кешта взял, следа не найдешь.
- Я проклял отца и деда его, а он ничего —
- словно сердца нет.
- За службу старик получать привык
- ударов более, чем монет.
- Вовек Кешта сам не явится к вам,
- ори до зари, коли в чем нужда,
- А он, чтоб не слушать, заткнет себе уши
- или уйдет неизвестно куда.
- Из хрупкой вещицы, если рядом случится
- хоть миг простоять, он сделает три.
- А из трех, что вы дали, и одну-то едва ли
- сохранит у себя от зари до зари.
- Ночей ему мало, уснуть где попало
- способен он среди дня,
- Давно его рады избить без пощады
- друзья мои и родня.
- «Казнить тебя мало! – кричу я бывало. —
- Бездельник страшней врага!»
- И все же, признаться, мне жаль с ним расстаться —
- как-никак, а старый слуга.
- Жена заявила: «Нет силы, мой милый,
- дом наш разграблен им,
- Постели нет в доме, хоть спи на соломе
- вместе с Кештой твоим.
- Одежду, посуду, циновки, что всюду
- висели, девал он бог весть куда.
- Где он верховодит, там деньги уходят,
- словно в песок вода.
- С подобным слугою не знаешь покоя, —
- он в отлучке целые дни,
- Терпеть я готова любого другого,
- а Кешту гони, не тяни!»
- Как спорить мне с нею? От злости краснею,
- С базара его волочу,
- Гремя громче грома: «Исчезни из дома,
- больше видеть тебя не хочу!»
- Он уходит прочь, где-то бродит ночь,
- поутру же, когда встаю,
- Он рядом опять: «Как изволили спать?» —
- и трубку набьет мою.
- Не хранит обид тот, кто часто бит,
- дал огня – и вся недолга,
- Хоть до смерти бей, не уйдет, злодей, —
- как-никак, а старый слуга.
- Но в один из дней пал на долю мне
- в крупной сделке изрядный куш,
- И подумал я, если вся семья
- бога чтит, пусть хотя бы муж
- Съездит в Бриндабон[10], помолиться он
- сможет Кришне и за жену.
- Грех жены – мой грех, денег нет на всех,
- и не слать же ее одну!
- Браслетами тонко звеня, вещи в узлы для меня
- собрала, как должно, жена
- И, заплакав, сказала: «Горя видел ты мало,
- но с Кештой хлебнешь до дна!»
- Я вскипел тогда: «Если в нем беда,
- пусть поедет хоть Ниборон!»
- Собран весь багаж, подан поезд наш,
- и уже позади перрон.
- Стоянка в Бурдване, и там лишь, не ране,
- с Кештой столкнулся я,
- Хитер старикашка – он понял: мне тяжко
- и трубка пуста моя.
- Кричал я полдня: «Когда от меня
- ты уйдешь хоть на два шага!
- Уезжай назад!» – а в душе был рад —
- как-никак, а старый слуга.
- Вот и цель – Шридхам, всех приезжих там
- грабят панды[11], крича о том,
- Что приют дадут и к святым сведут.
- Мы, отбившись от них с трудом,
- Славный дом нашли, дни за днями шли,
- я уже обжился вполне
- И друзей завел, заявив, что, мол,
- жить приятно хочется мне.
- Но к девушкам Браджа[12] я холоден стал,
- и Кришна меня волновать перестал,
- и стали цветы не нужны,
- Исчезла граница ночи и дня, – оспа стрелой
- поразила меня
- и сказала: «Дни сочтены!»
- Чуть свалился я, как мои друзья
- поразъехались кто куда,
- И за брата брат умирать не рад,
- Кешта лишь не сбежал тогда.
- В неродном краю кончить жизнь свою
- человеку трудней вдвойне.
- Как отец родной, он ходил за мной, —
- умирать не давал он мне.
- На Кешту гляжу, подойти прошу,
- мысль о нем и та дорога,
- Он ни день, ни ночь не отходит прочь, —
- как-никак, а старый слуга.
- «Ну, хозяин, как?» – говорит чудак
- и лекарство вливает в рот;
- Мой лоб – что огонь: на лоб мой ладонь
- кладет он – не ест, не пьет.
- «Будешь вновь здоров, под родимый кров
- к старой матери и жене,
- Избежав беды, возвратишься ты», —
- он твердит неустанно мне.
- Что ж, конец скрывать, я уж стал вставать,
- когда с Кештой стряслась беда.
- Я вот ем и пью, и болезнь мою
- взял старик на себя тогда.
- Он стонал три дня, звал в бреду меня, —
- так и принял последний час.
- Есть грустить с чего; гнали мы его, —
- а теперь он ушел от нас.
- Я в тоске, друзья, безутешен я, —
- чересчур уж судьба строга.
- С чем идти домой? – Умер спутник мой, —
- как-никак, а старый слуга.
Два бигха[13] земли
- Я имел два бигха, – их нет, землю забрал сосед,
- не дав ничего взамен.
- Раз он мне сказал: «Твой участок мал,
- продай-ка его, Упен».
- Я ж ему в ответ: «Конца-края нет
- земле твоей, господин,
- Что продам я? Бог сохранить помог
- мне всего лишь клочок один».
- Но уперся он: «Если ты умен,
- то уступишь участок мне,
- Я решил свой сад обратить в квадрат,
- ширину приравнять к длине,
- Не мешай, дружок!» Душу страх обжег,
- и, молитвенно руки сложив на груди,
- Пересохшим ртом я шепнул: «Мой дом,
- мой посев, раджа, пощади.
- Тут отец и дед семь десятков лет
- лили пот, земля – наша мать.
- Не избыть беды тем, кто в миг нужды
- может старую мать продать».
- Захрипел бабу, закусил губу,
- почернел лицом, словно ночь:
- «Спорь, коль хватит сил, я тебя просил,
- а теперь проучить не прочь!»
- Пять недель прошли, и насчет земли
- был составлен ложный указ:
- Взял мой дом судья за долги, хоть я
- не был должен на этот раз.
- Жизнь голодных гнет, ненасытен тот,
- у кого завелась деньга.
- Что считать гроши? Ведь рука раджи
- грабит нищего, как врага.
- Я молил, чтоб бог мне помог, чем мог,
- и мольбы мои впрок пошли, —
- Появясь во сне, подарил он мне
- мир огромный вместо клочка земли.
- И вот я – аскет, как саньяси[14], одет,
- пил воду из рек, где вода свята,
- Тешил свой взор громадами гор,
- посещал святые места.
- Но ни на море синем, ни в желтой пустыне,
- нигде – ни вблизи, ни вдали,
- Даже во сне не случалось мне
- позабыть о двух бигхах родной земли.
- На рынках кричащих, в молельнях и чащах
- промчались пятнадцать-шестнадцать
- лет,
- И открылось уму, что бежать ни к чему,
- ведь спасенья от памяти нет.
- Привет, привет тебе, мать! Как не узнать
- бенгальской земли!
- Рокот Ганги и воздух родной, полный ласковой
- тишиной,
- счастье мне возвратить смогли.
- Вот поле… Вот лес… Голова небес
- склонилась к твоим стопам,
- А в манговых рощах птицы поют, надежен там
- прохладный приют,
- приготовленный пастухам.
- Деревни, как птичьи гнезда, хранят из теней
- сплетенный
- наряд и покой,
- А водоемы, что с детства знакомы,
- зовут зачерпнуть прохладу рукой.
- Бенгалка с кувшином идет не спеша, трепещет душа,
- и глаза мокры…
- Как сладко сказать земле моей: «Мать»,
- встретив ласковый взор сестры.
- Промчались два дня – и вокруг меня
- места родные, – мой сон давнишний.
- Тут все как вчера: и дом гончара,
- и колесница Вишну.
- Вот рынок, вот храм, вот склады, а там
- тропа, что давно знакома,
- Я еле дышал, когда добежал
- бегом до родного дома.
- Земля, о стыд, о позор! – Ты изменила мне, тщетно
- блуждает взор —
- от прошлого нет следа.
- Так, значит, вот какова ты, мать, может любой тебя
- пожелать,
- и отдашься ты без стыда.
- Все уважали тебя, пока была ты матерью бедняка
- и жила от его трудов.
- Кто смел бы дурное сказать о земле, скромно
- несущей в своем подоле
- груз овощей и плодов?
- А ныне порочною стала ты, тебя украшают листва
- и цветы,
- твой новый наряд богат.
- О горе! Постигнуть не в силах я, как ты смогла
- изменить себя
- от головы до пят.
- Я, нищим ушедший в чужие края, сюда вернулся
- ради тебя,
- Взгляни:
- Я оборван… Чудовище! Ты, пока я страдал,
- облачалась в цветы,
- улыбалась ночи и дни.
- Гордишься ты милостями богача, а я так надеялся,
- миг улуча,
- увидеть прежней тебя,
- Но от минувшего нет и следа, душу мне ранит твоя
- красота,
- я плачу, былое любя,
- В те дни для хозяина-бедняка ты, как амрита, была
- сладка,
- а ныне цветут цветы.
- Ты ими украшена, ты весела… Но слушай, богинею
- ты была,
- рабынею стала ты…
- Словно чужой, с пустою душой
- на все я смотрел в упор,
- И взор мой набрел на манговый ствол,
- памятный с давних пор.
- Я сел у корней, а горе во мне
- притихло и замерло начеку, —
- Детство и мать я стал вспоминать,
- чтоб разогнать тоску.
- Вспомнилось, как в грозовую ночь сны прочь
- отлетали от глаз;
- Как спелые манговые плоды, лишь ветер, бывало,
- встряхнет сады,
- собирал я в рассветный час.
- Вокруг оглядевшись, я вспомнил пруд; из школы
- сбежав, мы прятались тут
- когда-то очень давно,
- И стало ясно до боли мне, что землю,
- грезившуюся во сне,
- вновь увидеть не суждено.
- Но ветерок промолчать не смог,
- он, прилетев с пруда,
- Прошумел и стих, чтоб у ног своих
- я нашел два спелых плода.
- Тут я понял – мать не могла не узнать
- того, кто вернулся к ней,
- И гнев мой поник: чем горестней миг,
- тем ласковый дар ценней.
- Но вдруг из кустов, не в меру суров,
- садовник вылез и прямо
- Пошел на меня, браня и кляня
- (таких посылает Яма[15]).
- И молвил ему: «Шуметь ни к чему,
- я землю отдал без спору,
- А ты готов из-за двух плодов
- со мною затеять ссору!»
- Но крикун меня не узнал и палкой погнал
- туда,
- Где ласкала прохлада хозяина сада,
- где он рыбу ловил у пруда.
- С ним были друзья. Увидев, кто я,
- закричал он: «Пробил твой час!
- Околей, злодей!» Он бранился зло, а друзья еще злей
- в сто раз.
- Я взмолился тогда: «Два упавших плода
- мне, как милостыню, подай».
- Суд бабу[16] был скор: «Ты, по сути, вор,
- хоть на вид и свят, негодяй!»
- И, себя губя, рассмеялся я:
- «Справедлив судьбы приговор:
- Раз земля моя чтит святым тебя,
- то я, разумеется, – вор».
Урваши[17]
- Не мать, не жена, всех родивших и всех родившихся
- краше!
- Отрада небесного сада, Урваши!
- Вечер накинет на землю усталую свою золотую полу,
- Но ты не затеплишь светильник в углу;
- Когда ночь совершит полкруга,
- Не подойдешь, с опущенным взором подруга,
- Шагом стыдливым к постели супруга, —
- Заря нагая и нежная!
- Ты – безмятежная!
- Саморожденный, без завязи, цвет неземного
- растенья, Урваши!
- Скоро ль твое цветенье, Урваши?
- Ты в утро вселенной возникла из моря, из пены
- курчавой, —
- Чаша амриты в правой, а в левой – чаша с отравой.
- У влажных ног небесами дарованной
- Океан разволнованный
- Змеей притих зачарованной.
- Жасмина цветок белоснежный, богов любимица
- вечная!
- Ты – безупречная!
- Молодость мира! Чьей уродилась ты дочкой,
- Урваши?
- Где проросла непорочной цветочной почкой,
- Урваши?
- В чьем доме, в каком обиталище темного дна
- Самоцветами и жемчугами играла одна?
- Лился ли свет драгоценных камней над люлькой
- твоей из коралла,
- Убаюкана морем, ты веки свои закрывала, —
- Но во вселенной явилась в красе небывалой,
- Очнувшаяся, прозревшая,
- Дивно-созревшая!
- От века возлюбленная вселенной, Урваши!
- С красотой несравненной, Урваши!
- Мысли отшельников – коврики для твоих
- лучезарных ног,
- Перед очами твоими все три мира томимы тоской
- сладчайших тревог.
- Ароматами веет пьянящими ветер, тобой упоенный.
- Как шмель, насосавшийся меду, бродит поэт
- опьяненный, —
- В очарованном сердце с песнью неугомонной.
- Но тебя уже нет, – в звоне браслетов исчезла
- в легкой одежде своей
- Ты, что молний быстрей!
- Когда перед взором богов самозабвенно ты пляшешь
- Волной разыгравшеюся, Урваши,
- Море вторит тебе, и оно свою гладь взволновало,
- Колышутся, зыблясь, хлеба – золотое земли
- покрывало.
- С твоего ожерелия сыплются звезды, и нет им
- конца, —
- Смертные смотрят – замирают сердца,
- Отливает кровь от лица.
- У окоема рвется твой пояс, повязь потайная,
- Необычайная!
- В небесах позлащенных восходом, ты сияешь,
- Заря-Урваши!
- Сверкаешь, улыбкой весь мир одаряя, Урваши!
- Омыто слезами вселенной тело твое искони,
- Кровью сердец три мира обагрили твои ступни.
- В лотос, таящий все сладострастные мира тревоги,
- Ты погрузила подобные лотосам ноги.
- В струях влажных волос, ты блещешь в земном
- чертоге,
- Ты, для кого не бывало на свете весов,
- О спутница снов!
- О не знающая сострадания! Ты рыдания
- слышишь наши?
- Без тебя, страдая, рыдая, мы томимся, глухая
- Урваши!
- Из сонных, бездонных глубин, как на рассвете
- века,
- В покрове из мокрых волос вернешься ль в мир
- человека?
- В первых лучах заревых, на виду у вселенной целой,
- Будет ли каплями слез струиться тело?
- Возникнешь ли вновь, чтобы море запело,
- Славя тебя полнозвучною песней,
- Всех песен чудесней?
- Месяц восторга угас, не вернется держащая чаши,
- О закатившаяся Урваши!
- Ныне, увы, и дыханье весны, ее нежные звуки
- Слиты со вздохом вечной разлуки.
- В ночь полнолунья, когда лишь улыбки кругом,
- Память играет на флейте в унынье немом;
- Слезы мы льем,
- Но вдруг мелькнет среди слез надежда, едва
- постижимая, —
- О ты, неудержимая!
Джибондебота
(«Божество жизни»)
- О ты, для кого отворилась души ограда!
- Надежда моя и отрада!
- Все ли желанья твои воплотились во мне?
- Чашу жизни наполнил я по края
- Печалью и радостью ради тебя,
- Теперь мое сердце – подобие
- Выжатого винограда.
- Из благоуханий, тонов,
- Оттенков, ритмов и снов
- Соткал я ткань покрывала
- Для брачного ложа,
- Во имя твоей мимолетной причуды
- Я желаний золото плавить буду,
- Становясь каждый день
- Иным, непохожим.
- Я не знаю сам, почему
- Твой выбор пал на меня,
- Жизни моей властитель мудрый,
- Любишь ты ночь мою или утро,
- Работу или досуг,
- Текущие в доме твоем день ото дня?
- На своем одиноком троне, в тиши,
- Слышал ли ты песнопенья моей души?
- Осенью душной, зимой и весной,
- Когда барабанят дожди по прудам,
- Сплетал ли в гирлянды ты
- Мечтаний моих цветы,
- Искал ли в лесах моей юности
- Пути по моим следам?
- Скажи мне, что ты увидел,
- В меня погружая взор,
- Простил ли мои сомненья,
- Славу мою и позор,
- Дни без благословений,
- Безверье ночных мгновений?
- Многое миновало, Владыка.
- В безлюдном лесу осыпались мне в укор
- Благоуханные богослужений цветы;
- Расстроилась лютня,
- Чьи струны натягивал ты,
- Как же петь мне, поэт?
- Ведь нет со звуками слада,
- А гимны твои торжественны и просты, —
- Когда вечер на плечи накидывал плащ темноты,
- Я в твой сад приходил поливать слезами цветы,
- Но меня усыпляла прохлада.
- О ты, для кого отворилась души ограда,
- Неужели мои сокровища – сны,
- Пробужденья, и жизнь, и чары, и песни
- Через миг обратиться в ничто должны?
- Объятья слабеют,
- Поцелуи пьянить не смеют…
- Неужели ночь отступает,
- А рощи жизни рассветом озарены?
- Если так, то скорей разбей отжившее воплощенье,
- Дай мне новые чары и красоту,
- существованье и предназначенье,
- Черные волосы подари
- Взамен седины суровой,
- На новой свадьбе свяжи меня
- Узами жизни новой.
Из книги «Жатва» («Чойтали»)
1896
Переправа
- Через реку людей перевозит паром.
- Кто – из дома, а кто возвращается в дом.
- Две знакомых деревни по двум берегам.
- От зари до зари все в движении там.
- Сколько в мире крушений, столкновений и бед,
- Сколько помнит история с незапамятных лет,
- Сколько золота, крови, сколько попранных прав,
- Сколько новых корон порассыпалось в прах!
- Бесконечные смены стремлений сулят
- То амриту сладчайшую, то убийственный яд.
- Ну а здесь – их названья известны навряд —
- Только две деревушки друг на друга глядят.
- Ходит изо дня в день через реку паром.
- Кто – из дома, а кто возвращается в дом.
Карма[18]
- Я утром звал слугу и не дозвался.
- Взглянул – дверь отперта. Вода не налита.
- Бродяга ночевать не возвращался.
- Я без него, как на беду, одежды чистой не найду,
- Готова ли еда моя – не знаю.
- А время шло и шло… Ах, так! Ну хорошо,
- Пускай придет – я проучу лентяя.
- Когда он в середине дня пришел, приветствуя
- меня,
- Сложив почтительно ладони,
- Я зло сказал: «Тотчас прочь убирайся с глаз,
- Мне лодырей не нужно в доме».
- В меня уставя тупо взор, он молча выслушал
- укор,
- Затем, помедливши с ответом,
- С трудом слова произнося, сказал мне: «Девочка
- моя
- Сегодня умерла перед рассветом».
- Сказал и поспешил скорей к работе приступить
- своей.
- Вооружившись полотенцем белым,
- Он, как всегда до этих пор, прилежно чистил,
- скреб и тер,
- Пока с последним не покончил делом.
К цивилизации
- Лес верни нам. Возьми свой город, полный шума
- и дымной мглы.
- Забери свой камень, железо, поваленные стволы.
- Современная цивилизация! Пожирательница души!
- Возврати нам тень и прохладу в священной
- лесной тиши.
- Эти купанья вечерние, над рекою закатный свет,
- Коров пасущихся стадо, тихие песни вед,
- Пригоршни зерен, травы, из коры одежды верни,
- Разговор о великих истинах, что всегда мы
- в душе вели,
- Эти дни, что мы проводили, в размышленья
- погружены.
- Даже царские наслаждения мне в тюрьме твоей
- не нужны.
- Я свободы хочу. Хочу я снова чувствовать, что
- лечу,
- Чтобы снова вернулись силы в сердце мое, хочу.
- Знать хочу, что разбиты оковы, цепи хочу разъять.
- Вечный трепет сердца вселенной хочу ощутить опять.
Старшая сестра
- Рабочий с запада весь день, пока не ляжет ночь,
- Копает глину у реки. А маленькая дочь
- Весь день снует туда-сюда, раз по сто, может быть,
- Посуду медную она к реке таскает мыть.
- И на ребяческих руках, движеньям мерным в лад,
- Браслеты тонкие – динь-динь, – касаясь блюд,
- звенят.
- И так весь день. А рядом – брат, совсем еще малыш.
- Он с непокрытой головой, измазанный голыш.
- За нею ходит по пятам, как ласковый щенок.
- Сестра прикрикнет – он идет к реке на бугорок,
- Сидит. Несет на голове она кувшин с водой
- И держит блюдо на плече, а правою рукой
- В браслетах – тянет малыша, под ношей склонена.
- Ребенок – старшая сестра, – в семье за мать она.
Женщина
- Ты не только творение бога, не земли порожденье
- ты, —
- Созидает тебя мужчина из душевной своей красоты.
- Для тебя поэты, о женщина, дорогой соткали наряд,
- Золотые нити метафор на одежде твоей горят.
- Живописцы твой облик женский обессмертили
- на холсте
- В небывалом еще величье, в удивительной чистоте,
- Столько всяческих благовоний, красок в дар тебе
- принесли —
- Сколько жемчуга из пучины, сколько золота
- из земли,
- Сколько нежных цветов оборвано для тебя
- в весенние дни,
- Сколько истреблено букашек, чтоб окрасить твои
- ступни.
- В этих сари и покрывалах, свой застенчивый пряча
- взгляд,
- Сразу ты недоступней стала и таинственнее
- стократ.
- По-иному в огне желаний засияли твои черты.
- Существо ты – наполовину, полувоображение ты.
Засуха
- Рассказывают, что когда-то, ради женской любви,
- Спустились боги на землю, оставив дела свои.
- Миновало то время. Сегодня, в бойшакха[19]
- лютый зной,
- В дни рек пересохших и поля, опаленного
- засухой злой,
- Молит крестьянка жалобно, с неба глаз не сводя,
- Исступленно молит, отчаянно: «Пошли хоть
- каплю дождя!»
- С надеждою и волнением, напрасной веры полна,
- В дали тоскливым взглядом всматривается она.
- Но дождь не приходит. Ветра безжалостная рука
- Разгоняет нетерпеливо последние облака.
- Языком своим солнце вылизывает последний след
- синевы.
- В Калиюгу[20], наш век железный, постарели боги, увы!
- Былые очарованья уже не волнуют их.
- Доходят женские просьбы теперь до мужчин
- одних.
Непознанный мир
- Был в тебе я рожден, свет по воле твоей увидал.
- О природа бескрайняя, как я тебе доверял!
- Называл своей матерью, домом своим называл,
- А сегодня познал я и когти твои, и оскал.
- Ты, как демон огромный, взревела и ринулась
- в ночь,
- Облик свой материнский, как маску, откинув прочь.
- Бурей бойшакха все разметала, развеяла в прах,
- Пыль неся на крылах, мир повергла в смятенье
- и страх.
- С корнем вырвать готова ты жизнь, как сухую
- траву.
- Я тебя вопрошаю, о Ужас Великий, зачем я живу?
- Кто ты, мне заслонивший дорогу в небесную
- твердь?
- Кто ты, горло мне тысячью пальцев сдавивший?
- Ответь!
- Кто ты, давший мне жизнь мимолетную?
- Слышишь, я жду!
- Почему я живу? Для чего я? Куда я иду?
Я плыву по реке…
- Управляет лодкой моей легчайший из ветерков.
- Впереди горизонт белеет пеной утренних облаков.
- Река от влажных муссонов полноводна и широка.
- Словно сытый ребенок, безмятежная спит река.
- По берегам безмолвие зеленых рисовых нив,
- Мир, подобно беременной женщине, медлителен
- и ленив.
- Почему так спокойно сегодня на земле и воде?
- Лодок нет, берега пустынны, почему ни души
- нигде?
- Одинокая в этом мире, пряча печальный взгляд,
- Смерть – знакомая старая – облачилась
- в прекрасный наряд:
- В волосах ее спрятались белоснежные облака,
- На высоком челе сияет бледный отсвет издалека.
- Что-то грустное напевает, еле слышное в тишине,
- Обольщает меня, смущает беспокойное сердце мне.
Из книги «Предания» («Котха»)
1900
Доверенный
- Однажды утром в крепости Сетара[21]
- Увидел Шиваджи[22], глазам не веря:
- Бредет с сумою Рамдас-гуру старый[23],
- Стоит, как нищий, перед каждой дверью!
- Его духовный вождь, мудрец великий,
- Чье всем известно благосостоянье,
- Ниц пред которым падают владыки,
- Стал побираться, просит подаянья!
- В кувшин дырявый воду набирая,
- Мы утоленья жажды тщетно ищем.
- А сколько дать, чтобы полна до края
- Была сума на этом странном нищем?..
- Взял Шиваджи перо и быстро нечто
- Черкнул, сказав слуге: «Смотри, он близко, —
- Здесь Рамдаса обязан подстеречь ты
- И положить к его стопам записку…»
- Шел Рамдас-гуру, думал: «Пешеходы
- Идут, спешат, людей проезжих много.
- Судьба дала им радость, мне – невзгоды,
- Им дом родной, мне – вечная дорога!
- О Аннапурна[24], наша мать-богиня,
- Ты бремя с плеч моих сняла мирское,
- Мир осенила счастьем ты, и ныне
- Я удостоен быть твоим слугою!»
- Закончив гимн, свершил он омовенье,
- И чуть вступил он в крепость, кто-то низко
- Склонился перед ним в благоговенье
- И положил к его стопам записку.
- С земли записку Рамдас-гуру поднял,
- Прочел – и растерялся: сон ли снится?!
- Ему, лотосоликому, сегодня
- Раджа вверяет царство и столицу!..
- К радже пришел он: «Сын мой, благодарствуй!
- Но любопытство мною овладело:
- Ответь: свое мне отдавая царство,
- Какое в жизни изберешь ты дело?»
- Сказал с поклоном Шиваджи: «Отныне
- Мне быть рабом твоим – нет высшей чести!»
- И слышит он в ответ: «Смирив гордыню,
- Со мною можешь нищенствовать вместе…»
- Сбирая подаянья, по столице
- Шли двое нищих. Дети их пугались:
- «Царь нищим стал! О боже, что творится!»
- И взрослые на крик детей сбегались.
- Кто б мог подумать о такой причуде:
- Сменить престол на нищенскую долю!
- Дрожа, подносят милостыню люди —
- И шепчут: «Прихоть от богатства, что ли?!»
- Пробило полдень. Прерваны работы —
- И отдыха вкушают люди сладость.
- А Рамдас-гуру напевает что-то,
- Глаза в слезах, но это плачет радость:
- «О царь трех царств, непостижимый боже!
- Нужды ни в чем не ведал никогда ты,
- Но сам в душе о милостыне тоже
- Мечтаешь ты, чтоб стали все богаты!..»
- К исходу дня на бережок безлюдный
- Они пришли, от города поодаль.
- Из подаяний съев кусочек скудный,
- Ученику остатки Рамдас отдал.
- Раджа промолвил: «О мудрец-бродяга,
- Владыки спесь побеждена тобою,
- Твой раб созрел: познав смиренья благо,
- С тобой не страшно горе мне любое!»
- Ответил гуру: «Слушай, сын мой, слово:
- Тягчайшее взял бремя ты, конечно,
- Власть от меня принять ты должен снова,
- Но царством будешь править подопечно.
- Так, видимо, твоя судьба хотела,
- Чтоб нищий руководствовал тобою:
- Что ни свершишь – мое свершишь ты дело,
- Ты царь без царства, взысканный судьбою.
- Вот, милый сын мой, договор меж нами:
- Отшельничества долю избираю.
- Священный плащ дарю тебе как знамя
- И царство справедливости вверяю…»
- Поник главой царь-ученик, – и долго
- Лоб тучи горьких мыслей омрачали.
- Прошли стада, пастушья флейта смолкла.
- Садилось солнце, обагряя дали.
- А Рамдас-гуру, песню сочиняя,
- В экстазе пел: «О ты, незримый миру,
- Кто ты и где скрываешься, не знаю.
- Кто ты, что облачил меня в порфиру?
- Сандалии принес я, о владыка,
- К твоим стопам я припадаю: славься!
- Стемнело. Встань, о брат прекрасноликий,
- Немедля в город царствовать отправься!»
Из книги «Фантазии» («Колпона»)
1900
Бог любви
До сожжения
- Однажды сошел ты на землю, о воплотившийся бог!
- Весь в цветах ты проезжал по дороге.
- Знамя твое колыхал ветра медлительный вздох,
- Встречные девушки кланялись в ноги.
- Цветами осыпали юноши путь пред тобой,
- Жены цветы приносили в подолах,
- Из бокуловых[25] чащ плыл аромат хмельной,
- Солнце сияло в сердцах веселых.
- Девушки собирались в храме твоем по ночам,
- И священных светильников пламя горело.
- Клали тайком бутоны в твой опустевший колчан,
- Когда ты расходовал стрелы.
- Задумчивый юный поэт у храма слагал свой напев,
- На вине[26] бряцал вдохновенно,
- К нему приближались олени, прислушивались,
- осмелев,
- Тигры внимали смиренно.
- Когда ты с улыбкой брал свой гибкий разящий лук,
- Пощады просила невинная дева,
- Но любопытство ее превозмогало испуг,
- И трогала стрелы твои, о бог Камадева!
- Когда ты, благоухая в объятьях блаженного сна,
- Лежал на ложе зеленом,
- Хитростью разбудить тебя старалась она, —
- Ножные браслеты звенели призывным звоном.
- Когда красавицу в чаще ты видел, незримый
- стрелок,
- Вонзалось ей в сердце цветочное жало,
- Она кувшин роняла в Джамуну, в быстрый поток,
- И странная боль ее поражала.
- С улыбкой ты к ней подплывал в быстром своем
- челноке.
- Смущалась она и, покорно
- В поток погружась, забавлялась, плескалась в реке,
- Бровь изгибая, смеялась задорно.
- Снова пьянящая ночь, снова восходит луна,
- Мадхоби[27] нежный цветок закрывает вежды.
- Красавица косы плетет, под деревом села она,
- Легки, как ветер, ее одежды.
- Кулик печальный супругу зовет на прибрежье
- глухом,
- Их разделяет речное теченье.
- Влюбленная девушка милой подруге тайком
- Свои поверяет мученья.
- Мадана, бог наш, явись, заново плоть обрети,
- В гирлянде явись благовонной,
- Не задувая светильник, к брачным чертогам приди,
- Дай радость чете влюбленной.
- Молнией появись, приди, о улыбчивый бог,
- Девушкам счастье даруя.
- Наши дома озари и касаньем божественных ног
- Оживи нашу землю святую.
После сожжения
- Испепелив Камадеву[28], что ты содеял, о Шива?
- Прах бога рассеял над ширью земли!
- Слышится в стонах ветра Маданы голос тоскливый,
- Слезы его с небес потекли.
- Рыданья богини Рати[29] небеса оглашают и землю,
- Все рыдает, о милости Шиву моля.
- Месяц фальгун[30] приходит, и, чьему-то веленью
- внемля,
- Вздрогнув, сознанье теряет земля.
- Кто скажет, чья боль звучит, чей трепет прошел
- по струнам,
- Чья отзывается в сердце беда?
- Нет, ни за что не понять сегодня девушкам юным,
- Куда их влекут стихии, куда!
- О чем бормочет листва в кронах лесных исполинов?
- О чем жужжит, пролетая, пчела?
- О ком тоскует подсолнух, лик золотой запрокинув?
- Куда речная вода потекла?
- Что там луна серебрит? Чье там сброшенное
- одеянье?
- Чьи глаза отражает небес синева?
- Чей ослепительный лик в солнечном тонет сиянье?
- Под чьими шагами шуршит трава?
- В тревожном дыханье цветов чьи запахи ныне
- живы?
- Они, как лианы, душу мою оплели.
- Испепелив Камадеву, что ты содеял, о Шива!
- Прах бога рассеял над ширью земли!
Упущенный миг
- Лишь светильник на заре погас,
- Встала я, гирляндой обвилась,
- Крик кукушки услыхав со сна,
- И в раздумье стала у окна.
- По дороге алой, вижу, мчится
- Мимо нас на царской колеснице
- Юноша в короне золотой,
- Отблеском рассвета залитой.
- Повторяет: «Где же, где она?»
- Вышла я, мгновения бегут, —
- Все же не решилась, смущена,
- Крикнуть: «Оглянись, я тут, я тут!»
- Не зажгли еще в домах огня.
- Подойдя к окну на склоне дня,
- Собрала я волосы в пучок,
- Золотой на лбу горит значок.
- Вижу я, по сумрачной дороге
- Юноша в печали и тревоге
- Близится на взмыленных конях,
- На его одежде пыль и прах.
- Говорит он: «Где же, где она?»
- Я спустилась, грудь сомненья жгут…
- Так и не сказала, смущена:
- «Утомленный путник, тут я, тут!»
- Ночь. Горит светильник. Не уснуть.
- Южный ветер бьет с размаха в грудь.
- Дремлет птица в клетке золотой,
- Сторож спит, застигнут темнотой,
- В комнате невесты дым курений,
- Плоть томится, дух мой в озаренье.
- Подтянув, плотней к груди прижав
- Покрывало цвета свежих трав,
- Я сижу за дверью на земле,
- Путь безлюдный вдаль уходит, крут,
- Повторяю в беспросветной мгле:
- «Несчастливый путник, тут я, тут!»
Гордость
- Войдя, попросил он: «Взгляни на меня!»
- Сказала: «Уйди!» – вид суровый храня.
- Подруга, подруга, так было, поверь.
- И все же за ним не захлопнулась дверь.
- Поближе шагнул. Говорю: «Отойди!»
- Взял за руки. «Брось, – говорю, – не серди!»
- Подруга, подруга, верь, это не ложь.
- В покое меня не оставил он все ж.
- Приблизил лицо он вплотную ко мне,
- «Фу», – сморщившись, я отвернулась к стене.
- Подруга, подруга, клянусь, было так.
- Он все ж не отстал, этот дерзкий чудак.
- Губами щеки он коснулся моей.
- Сказала я, вздрогнув: «Ну что ты? Не смей!»
- Подруга, подруга, то сон или явь?
- Он все ж отступить не подумал, представь.
- Гирлянду надел на меня. «Ни к чему!
- Возьми ее прочь!» – я сказала ему.
- Подруга, подруга, как быть мне? Беда!
- Ни страха у дерзкого нет, ни стыда.
- Гирлянду мою захватив не спросясь,
- Ушел он. С тех пор не смыкала я глаз.
- Подруга, подруга, ах, слезы слепят,
- Скажи, почему не пришел он назад?
Индия-лакшми
- О ты, чарующая людей,
- Ты, о земля, сияющая в блеске солнца лучей,
- великая Мать матерей,
- Долы, омытые Индом шумящим, ветром – лесные,
- дрожащие чащи,
- С Гималайскою в небо летящей снежной короной
- своей;
- В небе твоем солнце взошло впервые, впервые леса
- услышали веды святые,
- Впервые звучали легенды, песни живые, в домах
- твоих
- и в лесах, в просторах полей;
- Ты – вечно богатство цветущее наше, народам
- дающая полную чашу,
- Джамуна и Ганга, нет краше, привольней,
- ты – жизни нектар, молоко матерей!
Из книги «Мгновения» («Кхоника»)
1900
Пьяный
- О пьяные, в беспамятстве хмельном
- Идете, двери распахнув рывком,
- Вы все спускаете за ночь одну,
- С пустым домой идете кошельком.
- Пророчества презрев, идете в путь
- Наперекор календарям, приметам,
- Плутаете по свету без дорог,
- Пустых деяний груз таща при этом;
- Вы парус подставляете под шквал,
- Канат перерубая рулевой.
- Готов я, братья, ваш обет принять:
- Пьянеть и – в пекло головой!
- Копил я мудрость столько долгих лет,
- Упорно постигал добро и зло,
- Я в сердце столько рухляди скопил,
- Что стало сердцу слишком тяжело.
- О, сколько я убил ночей и дней
- В трезвейшей изо всех людских компаний!
- Я видел много – стал глазами слаб,
- Я стал седым и дряхлым от познаний.
- Мой груз пустой, весь нищий мой багаж
- Пускай развеет ветер штормовой.
- Я понял, братья, счастье лишь в одном:
- Пьянеть и – в пекло головой!
- О, распрямись, сомнений кривизна!
- О буйный хмель, сбивай меня с пути!
- Вы, демоны, должны меня схватить
- И от защиты Лакшми унести!
- Есть семьянины, тружеников тьма,
- Их мирный век достойно будет прожит,
- На свете есть большие богачи,
- Встречаются – помельче. Кто как может!
- Пускай они, как жили, впредь живут.
- Неси меня, гони, о шквал шальной!
- Я все постиг – занятье лучше всех:
- Пьянеть и – в пекло головой!
- Отныне я, клянусь, заброшу все, —
- Досужий, трезвый разум в том числе,
- Теории, премудрости наук
- И все понятья о добре и зле.
- Я памяти сосуд опустошу,
- Навек забуду и печаль и горе,
- Стремлюсь я к морю пенного вина,
- Я смех омою в этом зыбком море.
- Пускай, достоинство с меня сорвав,
- Меня уносит ураган хмельной!
- Клянусь идти по ложному пути:
- Пьянеть и – в пекло головой!
Мы живем в одной деревне
- В той же я живу деревне, что она.
- Только в этом повезло нам – мне и ей.
- Лишь зальется свистом дрозд у их жилья —
- Сердце в пляс пойдет тотчас в груди моей,
- Пара выращенных милою ягнят
- Под ветлой у нас пасется поутру;
- Если, изгородь сломав, заходят в сад,
- Я, лаская, на колени их беру.
- Называется деревня наша Кхонджона,
- Называется речушка наша Онджона,
- Как зовусь я – это здесь известно всем,
- А она зовется просто – наша Ронджона.
- Мы живем почти что рядом: я вон там,
- Тут она, – нас разделяет только луг.
- Их лесок покинув, может в рощу к нам
- Рой пчелиный залететь с гуденьем вдруг.
- Розы те, что в час молитв очередной
- В воду с гхата их бросают богу в дар,
- Прибивает к гхату нашему волной;
- Зачастую из квартала их весной
- Продавать несут цветы на наш базар.
- Называется деревня наша Кхонджона,
- Называется речушка наша Онджона,
- Как зовусь я – это здесь известно всем,
- А она зовется просто – наша Ронджона.
- К той деревне подошли со всех сторон
- Рощи манго и зеленые поля.
- По весне у них на поле всходит лен.
- Подымается на нашем – конопля.
- Если звезды над жилищем их взошли,
- То над нашим дует южный ветерок,
- Если ливни гнут их пальмы до земли,
- То у нас цветет кадамбовый цветок.
- Называется деревня наша Кхонджона,
- Называется речушка наша Онджона,
- Как зовусь я – это здесь известно всем,
- А она зовется просто – наша Ронджона.
Из книги «Дары» («Нойбеддо»)
1901
* * *
- На небе багровый кровоподтек,
- Который не утро, не свет предрек:
- Пылают израненные вечера,
- Горит погребальный огонь костра
- На побережье западных вод.
- Факел корысти чадит и жжет, —
- Последние искры летят во мглу…
- Там силам земным возносят хвалу,
- Но ты не прославлен и не воспет.
- Твоей бесконечной радости свет
- Над берегом Инда, в восточной стране,
- В терпенье, в покорности, в тишине,
- В этом уменье ждать без конца
- Того, что навек утолит сердца.
Из книги «Ее памяти» («Шорон»)
1903
* * *
- Пришла – и ушла… Приоткрыта дверь…
- Никогда не вернется домой…
- Один лишь гость войдет в эту дверь, —
- Последний знакомый мой.
- Придет, погасит лампаду мою,
- Подъедет его колесница.
- Из дома он выведет душу мою,
- С ней в путь бездомный помчится.
- Один я буду и ночь и день
- Свой здешний оканчивать труд.
- Последнему гостю в последний день
- Другие мешать не придут.
- Цветы и куренья будут готовы
- Для моленья в тихом дому.
- Протянутся руки, к объятью готовы, —
- Я радостно гостя приму.
- Та, приоткрывшая нынче дверь,
- Уходя, сказала тайком:
- «Не плачь и открой перед гостем дверь,
- Перед тем, с кем ты незнаком».
- Сказала: «Плети до конца плетеницу,
- От терний очисть и потом
- Внеси совершеннейшую плетеницу,
- Бездомный, в свой новый дом!»
* * *
- О, как ты столько дней, для всех неуловимо,
- Существовала здесь, неслышна и незрима?
- В заботы прятала сияние лица,
- Открыта одному всеведенью творца.
- Покорно-тихая, сквозь каждое мгновенье
- Легко скользила ты, полна благоговенья;
- Семью лелеяла любовью и трудом…
- Но где таилась ты и здесь ли был твой дом?
- Когда ты в ночь ушла и дверь еще зияла,
- Вся красота твоя так дивно просияла!..
- Вдруг все обрушилось, пред сердцем пало ниц, —
- Ни плодотворных дум, ни начатых страниц…
- Но ты передо мной, и ты не наважденье, —
- Недвижным оком зришь всевечное рожденье.
* * *
- Подруга, нет тебя ни дома, ни на гхате…
- Плывешь ты в облике прекрасной Сарасвати[31]
- В столистом лотосе, и музыка звучит;
- Желаний озеро у ног твоих молчит.
- Ты отражением озарена вселенной.
- Нет более преград красе всесовершенной,
- Весь мир вокруг нее. Восторженно слиясь
- Со светом истинным, теперь вкушаешь связь
- С весельем всех миров. Звенят твои запястья,
- Сверкают женственно и излучают счастье.
- Твоя любовь жива в сердцах у смертных жен,
- Твой благородный дух в их душах отражен.
- Вселенский образ твой, источник благодати,
- Обрел внутри меня лик Лакшми-Сарасвати.
* * *
- Сегодня увидал я пачку писем старых, —
- О, весть о нежности, о миновавших чарах!
- Игрушки памяти… Вдали от глаз чужих
- С какой заботою ты сохраняла их!
- Течет река времен в беспамятстве жестоком,
- И столько солнц и лун уносится потоком.
- Страх обуял тебя – от дней и от ночей
- Украдкой несколько любимых мелочей
- Ты спрятала, сказав: «Они – моя отрада,
- И у меня никто отнять не вправе клада!»
- А нынче у кого найдется им приют?
- Они уже ничьи, но дышат и живут,
- С какой ты нежностью их берегла когда-то…
- Тебя же кто-нибудь сберег ли так же свято?
* * *
- Когда-то, свадебным смущенная нарядом,
- Здесь, в мире суеты, со мной ты стала рядом,
- И было трепетно соприкасанье рук.
- По прихоти ль судьбы все совершилось вдруг?
- То был не произвол, не беглое мгновенье,
- Но тайный промысел и свыше повеленье.
- И прожил я свой век с любимою мечтой, —
- Что будем, ты и я, единством и четой.
- Как из души моей ты черпала богато!
- Как много свежих струй влила в нее когда-то!
- Что создавали мы в волнении, в стыде,
- В трудах и бдениях, в победах и беде,
- Меж взлетов и потерь, – то, навсегда живое,
- Кто в силах довершить? – Лишь мы с тобою, двое.
* * *
- Нисходит полумрак и синим краем сари
- Окутывает мир в его грязи и гари, —
- Дом развалившийся, одежды рваной срам.
- О, пусть, подобная спокойным вечерам,
- Скорбь о тебе сойдет в мой бедный дух и мглою
- Всю жизнь окутает с ее тоской былою,
- Когда влачился я, изношен, хил и хром.
- О, пусть она в душе, сливая зло с добром,
- Мне начертает круг для золотой печали.
- Желаний в сердце нет, волненья замолчали…
- Да не предамся вновь глухому мятежу, —
- Все бывшее ушло… Туда я отхожу,
- Где пламя ровное в светильнике свиданья,
- Где вечно радостен владыка мирозданья.
Из книги «Посвящения» («Утшорго»)
1903
* * *
- Я, как безумный, по лесам кружу.
- Как мускусный олень, не нахожу
- Покоя, запахом своим гонимый.
- О ночь фальгуна! – все несется мимо:
- И южный ветер, и весны дурман.
- Какая цель меня во мгле манила?..
- К чему стремлюсь – безумье и обман,
- А что само дается, мне не мило.
- И вырвалось желанье из груди.
- То мечется далеко впереди,
- То вырастает неотвязным стражем,
- То кружит вкруг меня ночным миражем.
- Теперь весь мир моим желаньем пьян,
- А я не помню, что меня пьянило…
- К чему стремлюсь – безумье и обман,
- А что само дается, мне не мило.
- Увы, моя свирель сошла с ума:
- Сама рыдает, буйствует сама,
- Сошли с ума неистовые звуки.
- Я их ловлю, протягиваю руки…
- Но мерный строй безумному не дан.
- По морю звуков мчусь я без кормила…
- К чему стремлюсь – безумье и обман,
- А что само дается, мне не мило.
* * *
- Тяжесть вязкой смолы в аромате мечтает излиться,
- Аромат навсегда в смоле затвориться готов.
- И мелодия просит движенья и к ритму стремится,
- И торопится ритм к перекличке певучих ладов.
- Ищет смутное чувство и форму, и четкие грани.
- Форма меркнет в тумане и тает в бесформенном
- сне.
- Безграничное просит границ и тугих очертаний,
- И предел растворяется вновь —
- в беспредельной волне.
- Кто в веках утвердил законы старинного спора:
- Созидание – в смерти, в покое – огонь
- мятежа?
- Все стесненное молит свободы и жаждет простора,
- А свобода – ищет жилища и ждет рубежа.
* * *
- Та женщина, что мне была мила,
- Жила когда-то в этой деревеньке.
- Тропа к озерной пристани вела,
- К гнилым мосткам на шаткие ступеньки.
- Названье этой дальней деревушки,
- Быть может, знали жители одни.
- Холодный ветер приносил с опушки
- Землистый запах в пасмурные дни.
- Такой порой росли его порывы,
- Деревья в роще наклонялись вниз.
- В грязи разжиженной дождями нивы
- Захлебывался зеленевший рис.
- Без близкого участия подруги,
- Которая в те годы там жила,
- Наверное, не знал бы я в округе
- Ни озера, ни рощи, ни села.
- Она меня водила к храму Шивы,
- Тонувшему в густой лесной тени.
- Благодаря знакомству с ней, я живо
- Запомнил деревенские плетни.
- Я б озера не знал, но эту заводь
- Она переплывала поперек.
- Она любила в этом месте плавать,
- В песке следы ее проворных ног.
- Поддерживая на плечах кувшины,
- Плелись крестьянки с озера с водой.
- С ней у дверей здоровались мужчины,
- Когда шли мимо с поля слободой.
- Она жила в окраинной слободке,
- Как мало изменилось все вокруг!
- Под свежим ветром парусные лодки,
- Как встарь, скользят по озеру на юг.
- Крестьяне ждут на берегу парома
- И обсуждают сельские дела.
- Мне переправа не была б знакома,
- Когда б она здесь рядом не жила.
* * *
- Сегодня, в Новый год,
- несу к твоим ногам,
- О родина! – мой дар
- в благоговейном гимне.
- Все, что в душе храню,
- тебе я передам.
- Сомнение и страх
- отбросить помоги мне!
- Я силу мышц принес,
- и преданность сердец,
- И благочестие,
- старинных дум венец,
- Стремленья наших душ,
- всю силу наших жизней,
- Всех радостей земных
- начало и конец —
- Все я принес тебе,
- возлюбленной отчизне.
- Хоть не богат мой дар,
- молю тебя, ответь
- На песенный призыв!
- Дарю тебе с поклоном
- Все, чем владею я.
- Принес простую снедь
- И не на золоте,
- а на листе зеленом.
- Поднос из золота
- где я возьму теперь?
- Молитве бедняка,
- о родина, поверь:
- «Избавь от нищеты
- нас – в этой жизни бренной,
- Дай нам остатки жертв,
- открой к спасенью дверь
- И пылью одари
- стопы твоей блаженной!»
- О Бхарат[32], – край родной!
- Ты не скупой раджа.
- Мудрец, ты дорог мне:
- отец так дорог сыну.
- К чему чужой наряд?
- Наследьем дорожа,
- Твой плащ молитвенный
- на плечи я накину.
- Богатство – в бедности,
- в пустыне – голос вед,
- В безмолвии – слова,
- в глубоком мраке – свет,
- В безверии – мечту,
- в ночи – огонь молений,
- Все – силой дум твоих
- нам подари, аскет!
- Так я молюсь тебе,
- склонив свои колени.
- Бесстрашия залог,
- залог блаженства дай,
- Волной бессмертья нас,
- могучий, одари ты,
- Дай нам иную жизнь,
- открой дорогу в рай
- Святым дыханием
- таинственной амриты.
- Ту жизнь нам подари,
- которую – вдали
- От грешной суеты —
- отшельники вели,
- Когда лампадой дум
- чертог твой озарили
- И смертные сердца
- возвысить повели
- Бессмертной мантрою
- божественных усилий.
Из книги «Паром» («Кхейа»)
1906
Паром
- Кто ты такой? Нас перевозишь ты,
- О человек с парома.
- Ежевечерне вижу я тебя,
- Став на пороге дома,
- О человек с парома.
- Когда кончается базар,
- Бредут на берег млад и стар,
- Туда, к реке, людской волной
- Моя душа влекома,
- О человек с парома.
- К закату, к берегу другому ты
- Направил бег парома,
- И песня зарождается во мне,
- Неясная, как дрема,
- О человек с парома.
- На гладь воды гляжу в упор,
- И влагой слез подернут взор.
- Закатный свет ложится мне
- На душу невесомо,
- О человек с парома.
- Твои уста сковала немота,
- О человек с парома.
- То, что написано в глазах твоих,
- Понятно и знакомо,
- О человек с парома.
- Едва в глаза твои взгляну,
- Я постигаю глубину.
- Туда, к реке, людской волной
- Моя душа влекома,
- О человек с парома.
Непотревоженная
- Ты, как невеста, томленья полна,
- В раскрытом окне ты
- Застыла. Когда же
- Старый торговец пройдет у окна,
- Ножные браслеты
- Неся для продажи?
- Видишь – повозку тянут быки,
- Измучены полднем,
- Окутаны пылью;
- Лодки плывут по глади реки,
- И ветер наполнил
- Их легкие крылья.
- Смотришь в окно ты. Безлюден дом.
- В тени покрывала
- Ты спрятала взоры.
- Как преломились в сознанье твоем
- Красой небывалой
- Вселенной просторы?
- Сказочный мир твой создан мечтой,
- Туманною тканью
- Все сущее стало.
- Был он рассказан бабкой седой —
- Нет в этом преданье
- Конца и начала.
- Что – если месяц весенний бойшакх
- Ненастьем повеет,
- Примчит ураганы,
- Что – если волны вскипят в камышах,
- Река озвереет,
- Затопит поляны?
- Что – если в запертом доме твоем
- Вдруг станут качаться
- Все двери и стены,
- С глаз покрывало спадет и вдвоем
- Придется остаться
- С огромной вселенной?
- Смехом вселенной прокатится гром,
- Она над простором
- Литаврами грянет.
- В образе Шакти[33] ворвется в дом
- И дрогнувшим взорам
- Внезапно предстанет.
- Где же окажется дрема твоя
- И призрачность тени,
- Что в окнах мелькает?
- Мир неживой твоего бытия,
- Игра сновидений? —
- Все мигом растает.
- И глубину твоих черных очей
- Вдруг пламя, такое
- Горячее, тронет —
- В буре души опьяненной твоей
- Все доброе, злое
- Мгновенно утонет.
- Кровь твоя пляской жаркой струи
- В жилах забьется
- И в сердце бессонном.
- Как затрепещут браслеты твои —
- И каждый зальется
- Серебряным звоном.
- Молча сегодня стоишь у окна,
- Из комнаты темной
- На волю не выйдешь.
- Думаю: грезой какой ты полна?
- Вот мир наш огромный —
- Каким его видишь?
- Время текло, но приход и уход
- Всегда возникали
- Без смысла, без цели.
- Жизнь твоя – цепь неприметных забот,
- Ничтожных печалей.
- Никчемных веселий.
Приход
- С работой покончено. Черная ночь.
- Мы ждали весь день, нетерпеньем горя,
- Когда же стемнело, подумали мы:
- «Сегодня уже не дождемся царя».
- Захлопнулись двери одна за другой,
- В селе наконец наступает покой.
- Но все ж кое-кто не сдавался, твердил:
- «Приедет он, спать вы расходитесь зря!»
- Промолвили мы, усмехнувшись:
- «Нет, нет, сегодня уже не дождемся царя!»
- Нежданно послышался явственный стук.
- Что это? И стар его слышит и мал.
- Друг другу мы тихо сказали тогда:
- «Наверное, ветер к нам в дверь постучал».
- Погасли светильники в каждом окне,
- Усталые, мы улеглись в тишине.
- И все же кой-кто не ложился, твердил:
- «Как видно, гонец махараджи примчал!»
- С усмешкою мы повторяли свое:
- «Наверное, ветер к нам в дверь постучал».
- Притихло селенье, нигде ни души,
- И только на ложе забылись мы сном,
- Как загрохотало вдали, и тогда
- Сквозь дрему подумали мы – это гром.
- Земля сотрясалась, дрожала вокруг,
- Так тяжек был тот нарастающий звук.
- И кто-то, в своей правоте убежден,
- Сказал: «Это грохот колес за окном».
- Но мы, пребывая еще в забытьи,
- Сказали: «Нет, нет, это гром, это гром!»
- И вдруг зазвучали литавры вдали,
- Запели, безмолвию ночи грозя.
- И кто-то вскричал: «Спать не время сейчас,
- Вставайте, уж долее медлить нельзя!»
- Вскочили мы. Сердце забило в набат,
- И каждый был страхом внезапным объят.
- Тогда кое-кто, торжествуя, сказал:
- «Уж царское знамя мы видим, друзья».
- Очнувшись от сна, мы воскликнули тут:
- «И вправду нам долее медлить нельзя!»
- Где все украшенья? Гирлянды? Огни?
- Какое, скажите, без них торжество?
- Приехал владыка в наши края,
- Возможно ль не встретить достойно его?
- О стыд! Нанесен нашей чести урон!
- Где место для праздничных сборищ? Где трон?
- Друг другу шептал кое-кто на ушко:
- «Теперь причитанья уже ни к чему:
- Придется с пустыми руками встречать
- И гостя приветствовать в темном дому».
- Трубите же в раковины, эгей!
- Раскройте все двери навстречу ветрам!
- Сегодня в ненастную черную ночь
- Царь темного дома пожаловал к нам!
- Гремит в небесах, надрывается гром,
- И молнии быстрым сверкают огнем.
- Постели убрав, украсьте дворы
- И праздничный вид придайте домам!
- Сегодня, сопутствуемый грозой,
- Царь бедствий и мрака пожаловал к нам!
Раб
- О раб, кто заковал тебя
- В тяжкие оковы?
- Цепи на меня надел
- Мой властелин суровый.
- Казалось: стану всех сильней,
- Будут все в плену.
- Скопил я в тайниках моих
- Царскую казну.
- На ложе властелина спал
- Я в глубине подвала.
- Очнулся – вижу: цепь меня
- К богатству приковала.
- Раб, а кто сковал тебе
- Эти кандалы?
- Я их со страстью сам ковал,
- Не знал, что тяжелы.
- Казалось: мир я покорю
- Силою великой,
- Всех прочих превращу в рабов.
- Буду сам владыкой.
- Я день и ночь ковал, ковал, —
- И цепь моя росла.
- Мой молот бил. Удар. Еще.
- Ударам нет числа.
- Когда закончил я ковать
- Нервущиеся звенья,
- Гляжу: опутан цепью сам
- И нет мне избавленья.
Путник
- О скиталец, скиталец, неужели в дорогу пора?
- Посмотри, посмотри – непроглядная мгла
- кругом!
- Небо тускло и немо, уснули, устав, ветра,
- И деревья тамала[34] утонули во мраке густом.
- Яркий свет зажигается в нашем доме опять,
- Звуки льющейся флейты прямо к сердцу идут,
- И гирлянды цветов еще не успели увять,
- И глаза молодые еще неусыпно ждут.
- Неужели разлуки нам сейчас не минуть?
- О скиталец, скиталец, неужели отправишься
- в путь?
- Мы не держим тебя, чинить не хотим препон,
- Уезжай, коли хочешь, немедля в любые края,
- Конь накормлен и взнуздан, седока поджидает он,
- Возле дома давно стоит колесница твоя.
- Лишь одним, лишь одним мы дорогу твою
- преградим:
- Пусть печальная песнь задержит тебя близ
- нас.
- Мы пытались на миг привязать тебя к душам
- родным
- Заклинающим взглядом заботливых,
- дружеских глаз,
- Путник, бессильны мы остановить тебя.
- Лишь глаза наши плачут, безмолвно прося
- и скорбя.
- Отчего так устало, так мятежно сейчас глядишь?
- Почему ты уходишь, в глухую темень спеша?
- О, какою тревогой наполнена черная тишь?
- Чьим посланьем настигнута мятущаяся душа?
- Семь сияющих звезд – семь небесных святых —
- Заклинанье неведомое прочли во мраке
- слепом —
- И безмолвная тьма душой овладела вмиг,
- И уходишь ты в ночь, покидая наш светлый дом.
- Бессловесное что-то, не известное никому,
- Подослало гонца и позвало в безбрежную тьму…
- Если эти края и люди тебе не сродни
- И не по сердцу этот невозмутимый покой —
- Погашу я тогда бессонные эти огни
- И мелодию флейты прерву послушной рукой.
- И останемся мы… Будет ночь тишиной полна,
- Лишь цикады в лесу томительно заверещат.
- И засмотрится в окна состарившаяся луна
- И на тебе остановит свой неподвижный
- взгляд…
- О плененный дорогой! Поразмысли, постой!
- Какой одержим ты тревогой? Какою томим
- тоской?
Из книги «Жертвенные песни» («Гитанджали»)
1910
* * *
- Ты струны старые сними
- С ситара[35] по одной —
- Теперь на новый лад его настрой.
- Окончился дневной базар,
- Дневную песнь допел ситар;
- Неси вечеровую песнь
- К творцу в покой —
- Теперь на новый лад ситар настрой.
- Скорее двери отомкни, —
- Как темен небосвод!
- Пусть немота семи миров[36]
- Под кров к тебе войдет.
- Былую песнь допеть пора,
- Иная, лучшая игра
- Теперь нужна! Пойми, пойми:
- Ситар не твой!
- Теперь на новый лад его настрой.
* * *
- Когда я думаю: «Конец!» —
- Догадка неверна,
- Ты вновь приказываешь мне:
- «Пусть прозвенит струна!»
- Иная песнь, иной порыв!
- Трепещет сердце, вновь ожив,
- Стезею песни я бреду,
- Но цель мне не видна.
- Когда, закатом позлащен,
- Печально допою
- Мою вечеровую песнь,
- Мелодию мою,
- Ночная песнь начнет опять,
- Мне наполняя жизнь, звучать,
- И вновь на веждах у меня
- Нет ни крупицы сна.
Из книги «Гирлянда песен» («Гитималло»)
1914
* * *
- Подошел отдачи первый срок,
- Жизнь была похожа на цветок,
- Лепестков не счесть в его короне.
- Щедрый, он нисколько не в уроне,
- Отдавая ветру лепесток.
- А сегодня, на исходе лет,
- Лишнего в руках у жизни нет.
- Клонится она покорно долу,
- Словно в пору жатвы плод тяжелый
- Сердце чье переполняет сок.
* * *
- Когда страданье приведет
- Меня к порогу твоему,
- Ты позови его и сам
- Дверь отвори ему.
- Оно все бросит, чтоб взамен
- Изведать рук счастливый плен;
- Тропою поспешит крутой
- На свет в твоем дому…
- Ты позови его и сам
- Дверь отвори ему.
- От боли песней исхожу;
- Заслушавшись ее,
- Хоть на минуту выйди в ночь,
- Покинь свое жилье.
- Как стриж, что бурей сбит во мгле,
- Та песня бьется по земле.
- Навстречу горю моему
- Ты поспеши во тьму,
- Ах, позови его и сам
- Дверь отвори ему.
Из книги «Песни» («Гитали»)
1914
* * *
- Облако молвило: «В путь мне пора».
- Ночь говорит: «Уходить я должна».
- Море вздохнуло: «Вот берег.
- Дальше не плещет волна».
- Печаль прошептала: «Я след Его ног.
- Пребуду безмолвною в мире тревог».
- «Я» говорит: «Исчезаю.
- Здравствуй, вечная тишина».
- Вселенная шепчет: «Гирлянду почета
- Сплела я тебе, не забудь!»
- Небо сказало: «Сто тысяч светильников
- Твой осветили путь».
- Любовь сказала: «Из века в век
- Я бодрствую ради тебя, человек».
- Смерть говорит: «Ладьей твоей жизни
- Правлю я лишь одна».
Из книги «Журавли» («Болака»)
1916
Всеуничтожение
- Везде царит последняя беда.
- Весь мир она наполнила рыданьем,
- Все затопила, как водой, страданьем.
- И молния средь туч – как борозда.
- На дальнем бреге смолкнуть гром не хочет,
- Безумец дикий вновь и вновь хохочет,
- Безудержно, не ведая стыда.
- Везде царит последняя беда.
- Разгулом смерти жизнь пьяна теперь,
- Миг наступил – и ты себя проверь.
- Дари ей все, отдай ей все подряд,
- И не смотри в отчаянье назад,
- И ничего уж больше не таи,
- Склоняясь головою до земли.
- Покоя не осталось и следа.
- Везде царит последняя беда.
- Дорогу должно выбрать нам сейчас:
- У ложа твоего огонь погас,
- В кромешном мраке затерялся дом,
- Ворвалась буря внутрь, бушует в нем,
- Строенье потрясает до основ.
- Неужто ты не слышишь громкий зов
- Твоей страны, плывущей в никуда?
- Везде царит последняя беда.
- Стыдись! И прекрати ненужный плач!
- От ужаса лицо свое не прячь!
- Не надвигай край сари на глаза.
- Из-за чего в душе твоей гроза?
- Еще твои ворота на запоре?
- Ломай замок! Уйди! Исчезнут вскоре
- И радости и скорби навсегда.
- Везде царит последняя беда.
- Ужель твой голос скроет ликованье?
- Неужто в пляске, в грозном колыханье
- Браслетам на ногах не зазвучать?
- Игра, которой носишь ты печать, —
- Сама судьба. Забудь, что было прежде!
- В кроваво-красной приходи одежде[37],
- Как ты пришла невестою тогда.
- Везде, везде – последняя беда.
Труба
- Твоя труба лежит в пыли,
- И не поднять мне глаз.
- Стих ветер, свет погас вдали.
- Пришел несчастья час!
- Зовет борьба борцов на бой,
- Певцам приказывает – пой!
- Путь выбирай быстрее свой!
- Повсюду ждет судьба.
- Валяется в пыли густой
- Бесстрашия труба.
- Под вечер шел в молельню я,
- Прижав цветы к груди.
- Хотел от бури бытия
- Надежный кров найти.
- От ран на сердце – изнемог.
- И думал, что настанет срок —
- И смоет грязь с меня поток,
- И стану чистым я…
- Но поперек моих дорог
- Легла труба твоя.
- Свет вспыхнул, озарив алтарь,
- Алтарь и темноту.
- Гирлянду тубероз, как встарь,
- Сейчас богам сплету.
- Отныне давнюю войну
- Окончу, встречу тишину.
- Быть может, небу долг верну…
- Но вновь зовет (в раба
- В минуту превратив одну)
- Безмолвная труба.
- Волшебным камнем юных лет
- Коснись меня скорей!
- Пускай, ликуя, льет свой свет
- Восторг души моей!
- Грудь мрака черного пронзив,
- Бросая в небеса призыв,
- Бездонный ужас пробудив
- В краю, что тьмой одет,
- Пусть ратный пропоет мотив
- Труба твоих побед!
- И знаю, знаю я, что сон
- От глаз моих уйдет.
- В груди – как в месяце срабон[38] —
- Ревут потоки вод.
- На зов мой кто-то прибежит,
- Заплачет кто-нибудь навзрыд,
- Ночное ложе задрожит —
- Ужасная судьба!
- Сегодня в радости звучит
- Великая труба.
- Покоя я хотел просить,
- Нашел один позор.
- Надень, чтоб тело все закрыть,
- Доспехи с этих пор.
- Пусть новый день грозит бедой,
- Останусь я самим собой.
- Пусть горя, данного тобой,
- Наступит торжество.
- И буду я навек с трубой
- Бесстрашья твоего!
Шах Джахан[39]
- О повелитель Шах Джахан, прославивший Восток,
- Ты знал, что золото и жизнь уносит времени поток,
- И захотел запечатлеть печаль своей утраты.
- Твои желания – закон, веленья святы…
- И власть разящая, как гром, исчезнет все равно,
- Пускай померкнет блеск ее с закатом заодно,
- Но безутешная печаль переживет века.
- Она на ясный небосвод навеет облака.
- Ее не может поглотить забвения река.
- Алмазов и рубинов красота,
- Как семицветной радуги цвета,
- Исчезнет, расточится во вселенной,
- Зато останется нетленной
- На лике времени, как ты мечтал,
- Слеза твоя – сияющий кристалл —
- Твой Тадж-Махал.
- О сердце! Неустанно бьешься ты;
- Ни на мгновенье
- Не остановишься, всегда в смятенье
- И не оглянешься средь вечной суеты,
- О, нет!
- В потоке времени теряется твой след.
- Плывешь от берега до берега другого,
- Ты груз берешь, а там сгружаешь снова.
- В дыханье южных ветерков
- Колеблется цветущий кров,
- Полураспущены бутоны,
- Весь сад колышется зеленый.
- Как сари шелковый подол.
- Но вянут мадхоби – прощанья час пришел.
- Нет времени, лишь миг один,
- Так пусть распустится жасмин
- Для новой радости твоей
- Среди прозрачных, ясных дней.
- О сердце, тайные мечты,
- Все то, что накопило ты,
- Все бросишь у немой черты
- Необоримой темноты.
- Нет времени. Летит оно.
- Таишь, Владыка, ты желание одно:
- Похитить сердце времени, украсть,
- Насытив восхищеньем всласть,
- Пленить нетленной красотой…
- Обвив гирляндой роз густой,
- Безликой смерти подарить прекрасный лик.
- Нет, нет
- Досуга для печали.
- Вся жизнь твоя – короткий миг.
- И сетью оплело молчанье
- Твои рыданья, стоны, крик.
- Но лунной ночью, в белом храме
- Назвал ты с горькими слезами
- Любимой имя. Этот зов
- Звенит еще в ушах веков.
- Любви тоскующая нежность
- Раскрылась в красоте цветов,
- И мраморная белоснежность
- Навек таит ее, без слов.
- О Шах Джахан, какое волшебство —
- Ты создал слепок сердца своего!
- Оно, как новый Облак-Вестник[40],
- В невиданных доселе ритмах песни
- С тобою разлученною любимой, —
- Там, где ее земная красота
- Распалась на лучи и на цвета,
- Смешалась с бледным золотом рассвета,
- С игрой бесплотного жасмина в полнолунье,
- С закатом утомленным, знойным летом,
- На берегу, безмолвием воспетом,
- Где белый мрамор излучает свет, —
- Посланец твой сквозь сотни лет
- Несет любви неугасимый пыл:
- Любимая, я не забыл!
- Давно ушел ты, Шах Джахан, за небосклон,
- Исчезла власть твоя, как смутный сон,
- Повержен трон —
- Перешагнул ты, Шах Джахан, черту времен!
- Войска твои грозою были,
- Они вздымали клубы пыли,
- А нынче и следы их ног
- Затеряны в пыли дорог.
- Смолк нообот[41], ночью лунной
- Не зазвучит он над Джамуной.
- Давно благоговейно тут
- Хвалебных гимнов не поют.
- Браслеты больше не звенят
- В углах разрушенных дворцов,
- И только голосом цикад,
- Тоскуя, плачет ночь, без слов.
- Но беломраморный твой Вестник,
- Как музыка безмолвной песни,
- Презрев крушенье, возвышенье
- И жизни вечное движенье,
- Из века в век, из года в год
- Одну и ту же весть несет:
- Любимая, я не забыл!
- Лжец говорит, что не забудет никогда,
- Что не рассеют мрак отчаянья года,
- Что дверца памяти закрыта, как вначале,
- И что незыблем храм печали.
- Незыблем Тадж-Махал,
- Останется стоять он, как стоял,
- В земной пыли останется, как был, —
- Покровом памяти он смерть укрыл.
- Но кто удержит жизнь? Ее зовет
- Сияньем звезд далеких небосвод,
- Ее зовут миры, и, разрывая
- Оковы памяти, уносится живая
- Та жизнь, уже не помнящая тлена,
- И – вольная – кружит по всей вселенной.
- О Шах Джахан, бессилен царский трон,
- Тебя вовеки не удержит он;
- И мир безбрежный, словно океан,
- Мал для тебя, великий Шах Джахан!
- Поэтому, кончая пир земной,
- Жизнь оттолкни, ты в мир идешь иной,
- Отбрось ее, как глиняный сосуд,
- Ты превзошел свои деянья тут!
- Ты на земле оставил славный след,
- Остался след, но Шах Джахана нет!
- И Тадж-Махал, который ты воздвиг,
- Тебя не удержал бы и на миг.
- Земной любви великолепный трон
- Тобой забыт, покрылся пылью он
- И только запылил твои ступни,
- Пыль отряхни и праху – прах верни!
- Вот на следы твоих усталых ног,
- На те следы, что сохранило время,
- Однажды, в неизвестный людям срок,
- Упало из гирлянды жизни семя.
- Далек ты, но поднялся из него
- Заветный стебель – жизни торжество.
- Он тянется в родное поднебесье
- И жалуется нам в печальной песне:
- Как далеко я ни гляжу,
- Но странника не нахожу.
- Любовь его не удержала,
- Не удержал и трон,
- Сквозь океаны и моря идет все дальше он.
- Бессмертной жизни колесница
- По зову ночи дальше, дальше мчится
- Под звездный звон…
- Ее манит рассвет.
- Меня терзает боль воспоминаний:
- Его, великого, здесь нет,
- И плачу я о Шах Джахане.
Беспокойная
- Ты катишь, о великая река,
- Бесшумные невидимые воды.
- Средь ровной бесконечности природы,
- Не прекращаясь, мчишь через века.
- Твое теченье, скрытое от взора,
- Ударами могучего напора
- Волнует дали твоего простора.
- Весь в гневных тучах, плачет небосвод.
- Свет резких вспышек, льющихся потоком,
- Во мраке зарождается глубоком
- И по орбитам к гибели идет,
- Вращаясь вереницей неизменной,
- Порядок солнц и лун и звезд вселенной,
- Как пузыри поверх пучины пенной.
- Жизнь навсегда отринута тобой.
- Бредешь без цели – и твое движенье
- Как будто слов лишившееся пенье.
- Иль это беспрестанно отклик свой
- Даль посылает, слышный все сильнее?
- Ты оставляешь дом для встречи с нею.
- И ожерелье у тебя на шее,
- Чуть ты завидишь дали тайный знак,
- Трепещет, звезд жемчужины роняя.
- Седую гриву треплет буря злая
- Средь пустоты, и накрывает мрак.
- Как серьги, в небе молнии мерцают.
- Края одежды над землей летают
- И над травой дрожащей затихают
- Иль в роще, задевая за листы.
- И вновь кружатся, устремляясь вниз,
- Жасмин, полаш[42], и бокул, и сирис[43] —
- Зимы, весны и осени цветы —
- И остаются на твоем пути.
- Лети, лети, лети вперед, лети,
- Неистово, стремительно лети!
- Все, что несешь ты, выпусти из рук.
- Освободись от самой малой клади.
- Не помни об оставленной отраде.
- Тебя минуют горе и испуг.
- Трать радостно, что скоплено смиренно.
- Была полна – становишься мгновенно
- Совсем пустою. Ты всегда священна.
- Стопой земли касаешься, и грязь
- Под нею черноту свою теряет,
- И смерть в мгновенье ока исчезает,
- В мгновенье ока жизнью становясь.
- Когда же ты на миг какой-то малый
- Внезапно остановишься устало,
- Мир задрожит в тревоге небывалой,
- Взметнувшись ввысь грядой огромных гор.
- И все вокруг под непроглядной тьмою —
- Под тварью коченеющей, немою —
- Исчезнет, будто до небес забор
- Встал пред идущим, ужасом объятым.
- И тяжестью своей мельчайший атом,
- Сокровища презрев, глумясь над златом,
- Копьем греха, что боль в себе таит,
- Готовым для смертельного удара,
- Вонзится в сердце неба.
- О апсара[44],
- Прекрасен твой от взгляда скрытый вид!
- Неутомимо пляшешь, танцовщица.
- И танца твоего поток струится,
- И жизни мира каждую частицу
- Водою смерти очищает он
- И небо раздвигает синевою.
- Поэт, сегодня властвует тобою
- Ножных браслетов жизни громкий звон;
- И танца беспричинное движенье
- Вливает в жилы буйное волненье,
- Грудь наполняя звуками сраженья.
- Никто не знает, что в груди твоей
- Сегодня разошлись морские волны,
- Леса дрожат, своим волненьем полны.
- И те слова становятся ясней:
- Я прихожу из века в век,
- Тишайшая средь тихих рек.
- Меня влечет мой вечный бег
- От встречи с образом к разлуке
- И от одной души к другой,
- Когда редеет мрак ночной,
- Ту малость, что держали руки,
- В дар тотчас превращаю я,
- И песня слышится моя.
- О, посмотри: дрожит ладья
- Среди шумящего теченья.
- Оставь на берегу свой груз,
- Освободись от прежних уз.
- Несись в неистовом стремленье.
- И у потока на груди
- Во тьму бездонную сойди —
- К сиянью света впереди.
Подарок
- О любимая, чем же тебя одарю,
- Встречая зарю?
- Не рассветною ль песней? Но солнце все горячей,
- И заря угасает от жгучих его лучей.
- Жаркий ветер повеял, колебля
- Рдяный венчик ее на дрожащем стебле,
- Лепестки осыпаются, ослабев,
- Замирает напев.
- О подруга, чего же ты ждешь от меня,
- Подойдя к моей двери на склоне дня?
- Какой подарок тебе вручу?
- Не вечернюю ль эту свечу?
- Но ее огонек еле-еле мерцает сквозь мглу
- В одиноком моем углу.
- Ты хотела бы людям сияющий свет нести,
- Но чтоб выдержать ветер – где силы ему найти!
- Он угаснет в пути.
- Что ж тебе подарить?
- Может быть, самоцветы, нанизанные на нить?
- Но зачем же тебе терпеть мученье тенёт,
- Ожерелья гнет?
- Скоро ль – нет, а настанет мгновение это,
- Когда разорвется нить, рассыплются самоцветы
- И ладони твои
- Их тяжелой струи
- Не сумеют сдержать второпях, —
- Мой подарок исчезнет в пыли, обратится в прах.
- Не лучше ль, когда, не загадывая ни о чем,
- Бродя одиноко в цветущем саду моем,
- Затрепещешь ты от душистого дуновенья,
- Замрешь на мгновенье,
- И этот нечаянный дар живой
- Будет навеки твой.
- Блуждая в садах, мой прекрасный друг,
- Очарованно глядя вокруг,
- Ты заметишь вдруг,
- Как выскользнет луч из вечерней зари, —
- Посмотри на него, посмотри, —
- Он коснется мечтаний твоих трепетом тайных чар…
- Бери этот дар, мой нечаянный дар,
- Бери…
- Богатство мое в зарницах, мерцающих нощно
- и денно.
- Оно возникает мгновенно, исчезает мгновенно.
- У него названия нет, но запомни его приметы, —
- Воздух вдруг запоет, зазвенят на ногах браслеты…
- Я и сам не знаю к сокровищнице пути,
- Руками ее не взять, словам до нее не дойти.
- Так возьми же сама, что сочтешь ты всего желанней,
- Всего чудесней, —
- Тем дороже подарок, чем он нежданней,
- Чем неизвестней,
- Как дуновенье благоуханья, —
- Цветок иль песня…
Суд
- О мой Пресветлый!
- Когда несметной,
- Разгоряченною толпой,
- Вздымая пыль клубами за собой,
- Проходят нечестивцы мимо
- И загрязняют лик прекрасный твой,
- Душа скорбит и боль неисцелима.
- В слезах я говорю:
- «Прекрасный мой!
- Возьми свой жезл и стань судьей!»
- Но что я зрю?
- Врата суда открыты день и ночь,
- Вершится суд всегда, и день и ночь,
- Но даже первые лучи рассветов ясных
- Не гасят блеска глаз кроваво-красных,
- И даже лотосов благоуханье
- Не заглушает смрадного дыханья,
- А в сумерках, когда отшельник-вечер
- Затеплит звезд бесчисленные свечи,
- Семь Мудрецов[45] взирают с высоты
- На буйный бред в пыли бредущих мимо
- Твоей непостижимой доброты:
- Душа моя скорбит неудержимо!
- Прекрасный мой,
- В тиши лесной
- Твой правый суд и в птичьем пенье,
- В жужжанье пчел и ветра дуновенье,
- В цветах и в трепете листвы весенней,
- Над берегом, лобзаемым волной.
- О мой любимый!
- Неукротимы
- В безмерной алчности слепой,
- Они крадутся за тобой,
- На все готовы,
- Чтобы похитить светлые покровы
- И скрыть под ними сердца пустоту
- И вожделений грязных наготу.
- Они любовь попрали, истерзали,
- Повергли в прах…
- Нет сил терпеть, не вынести печали!
- И я к тебе взываю, весь в слезах.
- Я говорю: «Любимый мой!
- Возьми не жезл, а меч, и будь судьей!»
- Но что я зрю?
- Над злобой их ты слезы проливаешь,
- Как мать детей, прощаешь,
- Грудь подставляешь стрелам их мятежным,
- На ненависть любовью отвечаешь,
- На ярость – взором нежным.
- О мой любимый!
- Твой суд незримый
- В любви, переборовшей все страданья,
- И в верности, не знающей сомненья,
- И в дружбе, что прошла все испытанья,
- В ночах разлуки, полных ожиданья,
- И в трепетных рассветах возвращенья,
- Омытых кроткими слезами всепрощенья.
- О Рудра[46], повелитель грома!
- Тупою жадностью влекомы,
- В твой храм они вошли тайком,
- Как воры в дом,
- И завладели
- Святыней, что хранилась там доселе.
- Но с каждым часом ноша все тяжеле,
- Гнетет их души тягостным ярмом, —
- Они согнулись, сникли, ослабели…
- И я, рыдая, говорю с мольбой:
- «Прости их, Рудра мой!»
- Но что я зрю?!
- Снисходишь ты грозой необоримой,
- Неудержимой,
- Неправедное с них срываешь бремя,
- Украденное в ветре развеваешь,
- В прах повергаешь,
- Карой их прощаешь…
- О Рудра мой, ужель настало время?
- Да, вижу я теперь: твое прощенье —
- Гремящих молний мщенье,
- Тьма светопреставленья,
- Ливни крови…
- Тем милостивей суд, чем он суровей!
Жизнь и смерть
- Я люблю этот мир все глубже, все нежней, —
- Этот мир за кругом круг, в потоке дней,
- Я окутывал жизнью своей,
- И ночь и день,
- И свет и тень
- Наполнялись моим сознаньем, – в их сущность
- мой дух проник,
- И в какой-то миг
- Слились в неделимости бытия
- И мир мой, и жизнь моя, —
- Я понял, что жизнь люблю лишь потому,
- Что этот мир люблю, принадлежу ему.
- Но я умру по закону естества.
- Мои слова
- На этом ветру когда-нибудь не прозвучат,
- С небесной синью не сольется взгляд
- И сердце не рванется наугад,
- Когда заблещет солнечный призыв.
- Чело склонив,
- Заветною тайною ночь со мной не поделится
- снова, —
- Настанет миг последнего взгляда, последнего
- слова…
- Что мною этот мир любим —
- Неоспоримо,
- Что должен я расстаться с ним —
- Неоспоримо.
- Какая-то связь меж тем и этим несомненна,
- Иначе вселенной
- Не под силу б так долго терпеть со спокойной
- улыбкой
- Жесточайший обман и мириться с горчайшей
- ошибкой,
- А солнечный свет давным бы давно
- Почернел, как завядший цветок, и было бы
- в мире темно…
Рай
- Ты знаешь, брат, где рай? Там нет оград.
- Куда ни устремишь ты взгляд,
- Пространства нет у рая,
- Начала нет и нет конца и края,
- Ни дна, ни четырех сторон,
- Ни дня, ни ночи нет, ни годовых
- времен.
- Воздушным шариком, пустою тенью
- Витал я в том раю,
- Но шли века, сменялись поколенья,
- И вот родился я, обрел земную плоть мою.
- Рай воплощен в моем горячем теле,
- В моей печали, в нежности, в веселье,
- В моей любви,
- В моем стыде, в моем труде, в бушующей крови,
- В волнах моих смертей, моих рождений,
- В игре всех красок, всех цветов, в оттенках,
- в свете, в тени.
- Он влился в песнь мою.
- Теперь не я в раю —
- Моей души он заполняет лоно,
- Он смотрит благосклонно с небосклона.
- И раковиною гудит небесный свод,
- А даль семи морей в литавры гулко бьет.
- Раскрылись лепестки бутона,
- Листва, лучи, ручьи, ключи дрожат, текут бессонно.
- Из лона матери земной мой появился рай,
- И волны ветра эту весть несут из края в край.
Весна
- Та весна, что однажды здесь бушевала победно
- Со свитой своей пестроцветной,
- Мой двор наполняла и смехом, и звоном, и гулом,
- Цветя золотистым канчоном[47], белопенным парулом[48],
- Оживляя дыханьем и трепетом каждый куст
- И волнуя небесную синь поцелуями алых уст, —
- Та весна воротилась, но дом мой печален и пуст.
- Опустилась она на порог одинокого дома, —
- Тут все ей знакомо и незнакомо, —
- И глядит она вдаль, где рощи под дымкой сквозной
- Неразличимы с небесною голубизной.
Воздаяние
- Ты птице дал песню – поет она песню твою,
- Больше отдать не под силу и соловью.
- Ты голос мне дал, но я больше тебе отдаю —
- Песню свою пою.
- Ветру ты волю великую дал, —
- Он цепи порвал, он свободным стал.
- Мне непосильную ношу ты дал, —
- Я, согнувшись, бреду, одинок и устал,
- Из рожденья в рожденье, свой груз по частям
- Бесчисленным сбрасывая смертям,
- Дабы к стопам твоим подойти с незанятыми руками
- И на огне свободы расплавить кандалы, что носил
- веками.
- Твой подарок – улыбка луны голубая,
- И льет луна без конца, без края
- Грезы в сложенные ладони земли, ароматами
- их наполняя.
- Твой подарок – множество бед моих;
- Омыв своими слезами их,
- Я все буду рад назад отнести
- В ночь встречи, венчающей день пути.
- Смешав тьму, и свет, и холод, и зной,
- Ты создал только наш мир земной.
- В нем я стою с пустыми руками,
- А ты усмехаешься, скрыт облаками,
- Небо велишь мне раскрасить ты
- Всепобеждающей кистью мечты.
- Всем всегда ты дары приносишь
- И лишь у меня приношений просишь.
- Ну что же, с трона спустись на миг,
- Ко мне обрати смеющийся лик,
- Прими в свои руки любовь мою
- И знай – я сторицею воздаю
- За каждый твой дар, за каждую милость твою.
Неведомое
- О плоть моя – мой утлый плот. Вдаль отплывает он,
- Теченье дней пересекает он.
- Преодолею времени стремнину —
- И плот покину.
- Потом и знать мне ни к чему, где, как блуждает он,
- Просторы света или тьмы пересекает он.
- К неведомому я иду. В дороге – радость встречи,
- Преодоленье всех противоречий.
- Едва я, на свою беду,
- К изведанному в сети попаду,
- Уже неведомое здесь и в страхе, не переча,
- Известное уходит. Миг – и я расправил плечи.
- Неведомое – кормчий мой, свободный мой порыв,
- Я связан с ним навек, покуда жив.
- Свиданье с ним страшит, но тягостна разлука.
- О страсть моя и мука!
- Оно, от мудрецов свой взор с презреньем отвратив,
- Жемчужину освободит, жемчужницу разбив.
- Оглядываешься назад, там дней твоих начало.
- Твоя душа – у старого причала?
- К покинутому брегу не пристать,
- Не возвратишься вспять.
- Немало устрашенных душ былое в сеть поймало.
- Смелее путы разрывай! Неужто силы мало?
- Пора собранью разойтись: часов донесся бой.
- Идет прилив высокою волной.
- Еще шагов незримого не слышишь,
- Стоишь – не дышишь.
- Каким окажется оно? Где встретится с тобой?
- Какие дали ждут тебя и берег ждет какой?
Журавли
- Катит волны Джилам, – на излуке сверкнула река
- Синей сталью кривого клинка;
- И уже в темноте, как в ножнах, утопает.
- День отхлынул, ночи прилив наступает,
- Вижу лилии звезд на поверхности черной воды.
- Горных кедров ряды
- Спят на склонах крутых. Мир сковала дремота,
- Дали сонные, кажется, шепчут мне что-то,
- Только слов не пойму,
- Уплывают невнятные звуки во тьму.
- Вдруг родился в поднебесных просторах —
- Шорох,
- А потом
- Вихрь стремительный в небе пустом.
- Это крылья безумные, крылья, от счастья хмельные,
- Хохочут, ликуют, как пляска стихии,
- Изумляют они небеса и просторы земли.
- Журавли, журавли!
- Словно девы небес этот вихрь пронесли,
- Немоту разорвали,
- Потрясли молчаливые дали.
- Горные кедры, трава —
- Все проснулось,
- Едва
- Вихря дыханье к земле прикоснулось.
- Шумом крыльев наполнилась мгла,
- В сердце мертвого сна ожила
- Затаенная страсть к быстроте. Даже кручи
- Пожелали взлететь, заклубиться, как тучи.
- Машут ветви, деревья трепещут вдали,
- Корни силятся вырвать из черной земли.
- Им лететь бы за шумом воскрылий,
- Новые дали они бы открыли.
- Вздымаются волны тоски.
- Небеса далеки, высоки.
- Крылья, крылья, могучие, птичьи!
- В самом сердце вселенной услышал ваш клич я:
- «Не сюда, не сюда! Дальше, дальше! Вперед!»
- Журавли, куда же вас крылья несут?
- Вы разбили безмолвья сосуд.
- В молчании вод, небосклона и суши
- Мои чуткие уши
- Слышат шум беспокойный крыла.
- И трава подняла
- Свои крылья зеленые к выси просторной.
- Где-то там, под землей, встрепенулись набухшие
- зерна.
- Сотни, тысячи зерен готовы к полету давно,
- Бьется птицей любое зерно.
- Вижу: рвутся в просторы
- Горы,
- Расправляют зеленые крылья леса,
- В неизвестность стремятся они, в небеса.
- Перед светом рыдающим тьма отступила,
- Лишь взмахнули крылами ночные светила.
- Голосов человеческих слышу я хор, —
- По незримой дороге стремятся в простор,
- От неведомой давности к новым векам пролетая.
- Крики кочующей стаи
- Услышал я в сердце моем.
- Птицы в полете и ночью и днем.
- Устремляясь от берега к берегу, птица
- То сквозь мрак, то сквозь даль голубую промчится.
- Дружных крыльев напев в мирозданье плывет:
- «Не сюда, не сюда! Дальше, дальше! Вперед!»
Шекспир
- Когда твоя звезда зажглась над океаном,
- Для Англии в тот день ты сыном стал желанным;
- Сокровищем своим она тебя сочла,
- Дотронувшись рукой до твоего чела.
- Недолго средь ветвей она тебя качала;
- Недолго на тебе лежали покрывала
- умана в гуще трав, сверкающих росой,
- В садах, где, веселясь, плясал девичий рой.
- Твой гимн уже звучал, но мирно рощи спали.
- Потом едва-едва пошевелились дали:
- В объятиях держал тебя твой небосвод,
- А ты уже сиял с полуденных высот
- И озарил весь мир собой, подобно чуду.
- Прошли века с тех пор.
- Сегодня – как повсюду —
- С индийских берегов, где пальм ряды растут,
- Меж трепетных ветвей тебе хвалу поют.
Юность
- Дух юности! Ты ль в тесной клетке счастья?
- Средь веток оперением дрожать
- Там, наверху, – в твоей великой власти.
- Ты – чужеземец, потерявший путь.
- Твои не могут крылья отдохнуть —
- Ведь ты не знаешь, где гнездо искать.
- Полет твой вдаль ничто не остановит.
- Твоих немолчных требований рать
- Громам небесным грозно прекословит.
- Иль нищий ты, что года жизни просит?
- В лесу, где смерть, – охотник смелый ты.
- В глубокой чаше смерть тебе приносит
- Бессмертия напиток огневой.
- Надменная, накрыта с головой —
- Твоя любовь. Сейчас ее черты
- Под покрывалом спрятаны от взгляда.
- Приподыми его – и красоты
- Тебя коснется вечная отрада.
- Как песню жизни ты поешь, о юность?
- Неужто на страницах ветхих книг
- Мелодии ты ищешь многострунность?
- На вине южных зазвучав ветров.
- Твой голос слился с говором лесов,
- И в тучах грозовых затем возник,
- И в буре отозвался диким воем,
- И поиграл в волнах; и в тот же миг
- Взлетел победным барабанным боем.
- Ты ль пленник, что в подземном заперт склепе?
- Дух юности, ты должен разомкнуть
- Лет прожитых придуманные цепи.
- Пусть пламень яркий твой сверкнет, как меч,
- Чтобы туманы дряхлости рассечь.
- Пусть, дряхлости раскалывая грудь,
- Бессмертный твой цветок навстречу свету
- Стремится ослепительно сверкнуть,
- Собой являя вечности примету.
- Тебе ль, о юность, стать презренным прахом!
- На голове неся мирскую грязь,
- Ты разве остановишься со страхом?..
- Тебе, корону дивную даря,
- Над миром разливает свет заря.
- И сам огонь, в небесный свод стремясь,
- С тобой вступает в гордое сраженье.
- И солнце, от дремоты пробудясь,
- В тебе свое встречает отраженье.
Новый год
- Старого года усталая ночь,
- Странник, ушла она, дряхлая, прочь!
- Путь, как лучи, озаряют призывы —
- Грозные песни великого Шивы.
- И по дороге уносится вдаль,
- Словно напев заунывный, печаль,
- Словно блуждающий в поисках света
- Голос поющего песню аскета.
- Странник, твой жребий по-прежнему строг:
- Ноги ступают по пыли дорог,
- С места срывает тебя ураган,
- Крутит тебя средь неведомых стран.
- Должен все время ты быть одинок,
- Не для тебя – на окне огонек.
- Не для тебя – слезы преданных глаз.
- Буря повсюду. Бьет гибели час.
- Ночь привечает раскатами грома.
- Ласки шипов – на тропе незнакомой,
- Иль незаметной змеи капюшон.
- Брань ты услышишь, как праздничный звон.
- Так ты шагаешь все дальше – счастливый
- Благословеньем великого Шивы…
- Все, что теряешь, – то дар лишь судьбе.
- Если ты просишь бессмертья себе,
- Знай, – что не счастье оно, не покой,
- Даже не отдых обыденный твой.
- В час, когда смерть к тебе грозно придет,
- Всюду получишь ты славу, почет.
- Нового года благие порывы —
- Благословенье великого Шивы.
- Странник, не бойся, не бойся: в ненастье
- Ты под защитой богини несчастья.
- Старого года усталая ночь,
- Странник, ушла она, дряхлая, прочь.
- Ожесточенья пришли времена.
- Пусть упадет над тобою стена,
- Пусть опрокинется чаша вина.
- Нового года не слышно движенье.
- Руку его ты возьми на мгновенье,
- В сердце – его ты почуешь биенье.
- Странник, все время идущий вперед,
- Старая ночь пусть скорее пройдет!
Из книги «Беглянка» («Полатока»)
1918
Смуглянка
- Под вечер я вижу нередко:
- За ржавой решеткой сидит Нондорани – соседка,
- Одна в тоске,
- Как лодка у высохшей речки на жарком песке.
- Росла, подрастала,
- Невестою стала,
- И в доме тревога: когда ж наконец
- Найдется жених, – озабочен отец;
- Наверно, дела ее плохи,
- Когда, словно волны, над нею расходятся вздохи.
- Я в доме напротив, внизу, в пансионе считаю
- недели,
- В колледже экзамен столкнул еле-еле —
- Как лодку шестом…
- На жизнь зарабатывал тяжким трудом:
- На дню по два раза уроки давал,
- И поздно ложился, и рано вставал,
- А ел что придется и вполживота,
- Вконец опостылела мне нищета!
- Пороги колледжа я стал обивать,
- Просил, умолял их без платы принять,
- А думал когда-то полцарства и дочку раджи
- получить,
- Казалось, судьба мне хотела казну золотую вручить
- И тайную силу, с которой я перевернул бы весь
- свет, —
- Да нет!
- В заботы уйдя с головой, не угадывал я,
- Что в новой Бенгалии сила, надежда моя.
- Судьба иногда злую шутку играет
- И в клетке для майны[49] павлина плясать заставляет,
- Ломаются перья о прутья, и стелется пух
- по железу —
- Какой же сухарь сочинил эту пьесу?
- На этой земле, где свободны леса, где грозы гремят
- в барабан,
- Куда ни посмотришь – обман,
- На что ни посмотришь – ограда
- И сердце не радо.
- Верчусь без работы, гляжу без улыбки, совсем
- я зачах,
- От зноя и голода еле держусь на ногах,
- Валюсь тяжело на топчан, проклиная в душе все
- и всех,
- Лежу на полу, а глаза устремляются вверх,
- И вижу в квадрате проема —
- Сидит Нондорани, смуглянка
- из ближнего дома.
- Как будто бы черная туча
- в полуденный зной
- Прохладно висит надо мной.
- А взгляд —
- Вечерний жасминовый сад.
- Безмолвная полночь, луна на ущербе,
- И темные воды в прибрежной пещере,
- И робкий ручей,
- Бегущий в долину из горных ключей,
- Она, словно птица, не слышит себя и не знает,
- Пока ее трель среди звезд замирает,
- И смотрит в глубокое небо глазами,
- Наполненными голубыми слезами.
- А помню: когда-то в тени под баньяном, как все
- деревенские дети,
- Любил я играть
- на бамуковой флейте,
- Об этом забыл я, но вдруг
- Однажды проснулся в душе моей
- сладостный звук.
- На время каникул разъехались все, у кого
- есть семья,
- Остался лишь я,
- Обычно я под вечер флейту забытую брал,
- И дул осторожно, и пальцами перебирал.
- И вижу вверху Нондорани, смуглянку из ближнего
- дома,
- В квадрате проема,
- В котором мерцает ночными слезами
- Душа ее – черная тайна под черными
- небесами…
- И грустно сидит Нондорани
- часами.
- И друг, приютившийся в темной
- каморке души,
- Беседует с нею в вечерней
- тиши.
- Вот так же и флейта – забвенье мое:
- хоть стены и толстые, но
- Едва заиграет – и настежь окно,
- Звучание песни простой
- Стирало преграду меж ею и мной,
- И в мире теней – лишь в стране ее звука —
- Два друга нашли и узнали друг друга,
- Немое рыданье и плач бессловесный, войдя
- в ее узкое горло,
- Раскрылись в мотиве – печально и гордо,
- Лишь в тихих мелодиях флейты могли мы судьбу
- облегчить
- И то получить, что возможно, – и то, что нельзя
- получить.
Праздник дедушки
- Праздник твой – в лазурном небе,
- В поле, где цветы цветут,
- На ступенях, где в прохладе
- Плещется глубокий пруд.
- Праздник твой – средь тамариндов[50],
- Там, где скрыты закрома,
- И в густой ветвистой чаще,
- Где и днем таится тьма.
- Праздник твой – в полях, где зреет
- Молодой, зеленый рис,
- На реке, где в светлой пляске
- Волны радостно сплелись.
- – Я же, дедушка твой старый,
- Темные очки надел
- И запутан в паутине
- Мелких неотложных дел.
- В празднике моем пленяет
- Твой нарядный юный вид,
- В голосе твоем мой праздник
- Флейтой нежною звучит.
- Праздник мой по-молодому
- Светит блеском глаз твоих,
- В празднике твоем – мой праздник,
- Полон радостей живых.
- Осень праздник твой на лодке
- Привезла издалека,
- Шиули[51] цветы красивей,
- Чем роскошные шелка.
- Ночью, свежесть навевая,
- Ветер прилетел к нам вдруг,
- И привет от Гималаев
- Он принес тебе, как друг.
- Праздник твой встречает пышно
- Красочный осенний цвет,
- И на месяце ашшине[52]
- Чадор[53] праздничный надет.
- В комнате моей так шумно,
- Если ты туда войдешь,
- Все дела, счета и книги
- Вдруг охватывает дрожь.
- Обхвати рукой за шею,
- Крепче обними меня —
- И для дедушки настанет
- Праздник радостного дня.
- Кто тебе приносит праздник
- И за что? – Не знаю я.
- Ты приносишь деду праздник,
- В радости твоей – моя.
Из книги «Малыш Бхоланатх» («Шишу Бхоланатх»)
1922
Малыш Бхоланатх
- О Бхоланатх, о мой малыш!
- Когда кружишь
- В бездумной пляске и летишь,
- Воздев ручонки, ты, как смерч, проникший в дом:
- Все в нем вверх дном!
- Сокровища свои, беспечное дитя,
- Уничтожаешь ты, шутя,
- Творения свои в прах превращаешь сам,
- От всех игрушек – только пыль по сторонам…
- Не в этом ли закон твоей игры?
- Ни созиданию не знаешь ты цены,
- Ни разрушению – ведь для тебя они равны.
- Из ничего, дитя, ты можешь все создать,
- Чтоб все в ничто преобразить опять…
- Одежду в пыль втоптал, сорвав с себя, – она
- Порыву твоему тесна…
- В самозабвенной пляске нищ и наг,
- Сокровищ вечных ты сосуд, бессмертных благ —
- Ни пыль к тебе не пристает, ни нищета.
- Уныния и грусти суета
- Тобой развеяна, как тени поутру…
- Мой Бхоланатх, прими меня в игру!
- О, подари скорей
- Забвение всего душе моей!
- В игру ломания игрушек посвяти,
- Чтоб сокрушить я мог преграды на пути!
- Пусть с пляскою твоей безумной в лад
- Мои напевы зазвучат!
Пальмира[54]
- На одной ноге стоит она,
- Кроной выше всех вознесена.
- Кажется: еще одно усилье —
- И пальмира тучи просверлит,
- Унесется высоко, в зенит.
- Только как же обрести ей крылья?
- Широки округлые листы…
- Вот оно – свершение мечты.
- В самом деле, чем не крылья это?
- Вмиг расправит их над головой
- И покинет дом родимый свой.
- Улететь отныне нет запрета.
- Попросилась на простор душа,
- Листья мчат, качаясь и шурша,
- Или это чудится пальмире?
- Вот она взлетает в вышину,
- Миновала звезды и луну,
- Небо все бездоннее и шире.
- Но стихает ветер, и тотчас
- Листья поникают, чуть шепчась,
- Снова у себя пальмира, дома.
- Все же мать-земля всего родней,
- Снова, как и прежде, дорог ей
- Этот уголок земли знакомый.
Воспоминанье
- Я никогда не вспоминаю мать,
- И лишь порой, когда я выбегаю
- На улицу – с мальчишками играть,
- Какая-то мелодия внезапно
- Овладевает мной, не знаю где родясь,
- И кажется мне, словно это мама
- Вошла ко мне, с моей игрой слилась.
- Она, качая колыбель мою,
- Быть может, эту песню напевала,
- Но все ушло, и мамы больше нет,
- И песни маминой не стало.
- Я никогда не вспоминаю мать.
- Но в месяце ашшин, средь зарослей жасмина
- Как только начинает рассветать,
- И влажен ветер, пахнущий цветами,
- И тихо плещется волна, —
- В моей душе встают воспоминанья,
- И мне является она.
- А верно, мама часто приносила
- Цветы, чтоб вознести моления богам;
- Не оттого ль благоуханье мамы
- Я слышу всякий раз, входя во храм?
- Я никогда не вспоминаю мать.
- Но, глядя из окошка спальной
- На мир, который взором не обнять,
- На синеву небес, я чувствую, что снова
- В мои глаза глядит она
- Внимательным и нежным взглядом,
- Как в золотые времена,
- Когда, меня сажая на колени,
- Она смотрела мне в глаза.
- И взор ее тогда во мне запечатлелся,
- И от меня закрыл он небеса.
Раджа и его жена
- Один раджа на свете жил…
- В тот день раджою я наказан был
- За то, что, не спросившись, в лес
- Ушел, и там на дерево залез,
- И с высоты, совсем один,
- Смотрел, как пляшет голубой павлин.
- Но подо мною треснул вдруг
- Сучок, и мы упали – я и сук.
- Потом я взаперти сидел,
- Своих любимых пирожков не ел,
- В саду раджи плодов не рвал,
- Увы, на празднике не побывал…
- Кто наказал меня, скажи?
- Кто скрыт под именем того раджи?
- А у раджи жена была —
- Добра, красива, честь ей и хвала…
- Во всем я слушался ее…
- Узнав про наказание мое,
- Она взглянула на меня,
- Потом, печально голову склоня,
- Ушла поспешно в свой покой
- И дверь закрыла крепко за собой.
- Весь день не ела, не пила,
- Сама на праздник тоже не пошла…
- Но кара кончилась моя —
- И в чьих объятьях оказался я?
- Кто целовал меня в слезах,
- Качал, как маленького, на руках?
- Кто это был? Скажи! Скажи!
- Ну, как зовут жену того раджи?
Из книги «Вечерние мелодии» («Пуроби»)
1925
Шоттендронатх Дотто[55]
- Подошла к восточным вратам небес первая туча
- поры дождей,
- Забарабанила в барабаны грома. Поэт, отзовешься
- ли ей
- В новых строфах своих, в песнях радостных,
- славящих дождь?
- Это Кришны качели, качаясь, касаются зелени рощ.
- Речь твоя год за годом, с качанием мерным в ладу,
- В пляске молний лилась, отчего ж она в этом году
- В скорбной вдовьей одежде, распростерта во прахе,
- лежит?
- Осень в месяц ашшин, разодетая празднично, как
- надлежит,
- Взяв корзину цветов, вновь во дворик твой тихо
- войдет;
- Светлым знаком избрания, лунным лучом, она
- из году в год
- Отмечала чело твое. Значит, что же, придется
- теперь
- Ей опять и опять отворять в опустевшую комнату
- дверь
- И с охапки цветов отряхать, рассыпать лепестки
- у дверей,
- Чтоб лежали замолкнувшей песней.
- Знаю, всею душою своей
- Ты любил этот мир красоты, ты им жил и дышал,
- День за днем ожерельями песен вечно новых его
- украшал.
- Лжи, греху и насилию посылал ты проклятья свои,
- Ты сражался с жестокостью подлой во имя любви,
- И тогда стрелам огненным Арджуны[56] становились
- подобны слова.
- Ты за правду борец беспощадный, вся сущность
- твоя такова.
- Твердый, любящий, нежный, на вину Сарасвати ты
- Натянул золотую струну не сравнимой ни с чем
- чистоты,
- И отныне на праздниках твой напев то печален
- и глух,
- То звучанием сладким обольщает и радует слух.
- По селеньям Бенгалии пляска ливней веселых идет,
- Землю переполняя вечной радостью из году в год.
- Ты раскрасил причудливым альпона[57] стены домов,
- В переливы кукушки, в павлиний пронзительный
- зов
- Ты вложил свою музыку. В рощах цветущих,
- в листве
- Ты оставил волну своей радости. Беспокойные,
- юные, те,
- Кто во тьме непроглядной спали тягостным сном
- взаперти,
- Выйдут с первым лучом, не страшась испытаний
- пути.
- Ты в походе за новую жизнь с ними будешь, поэт,
- Ты для них, этих путников, бодрствовал
- множество лет,
- Ты сплетал им победный венок, гневных песен
- накапливал груз,
- Ты с грядущим столетием заключил неразрывный
- союз.
- Узел прочно завязан, сознаньем твоим утвержден,
- Друг мой, правды служитель.
- Тот, кто нынче еще не рожден,
- Кто не видел тебя, кто не знает лица твоего,
- Тот, кому ты себя подарил в зыбком облике песни, —
- останешься ты для него
- Только песнею, вечно звучащей… Ну, а кто тебя
- видел, кто знал,
- Где отыщет он то, что на веки веков потерял?
- Где отыщет он успокоенье? В дни встречи друзей
- Вновь и вновь наполнял ты мне чашу душою своей,
- Лаской, песней, любовью: радость брал и дарил.
- Друг мой, друг!
- Не придешь ты сегодня в круг друзей своих. Вижу,
- как вдруг
- Тень печального воспоминанья повеет крылом,
- Шутки, смех, разговоры погасит за дружеским
- нашим столом.
- Темный сумрак печали неоглядную даль заволок.
- Одиноко сижу я над бездной, где пенится смерти
- поток.
- Вопрошаю тебя – спала с глаз твоих пелена?
- Что прекраснее в мире, чем сладостная тишина
- Райских кущ? На пороге зари, где сегодня корзина
- твоя,
- Что наполнил ты новым звучаньем во славу
- идущего дня?
- Не смолкает в ушах эта песня. Напев ее слит
- С нежным светом зари. Песня радость сквозь
- слезы сулит.
- В этой песне чудесной боль конца неизбежного есть,
- И предчувствие света, и рожденья счастливая весть,
- В ней печаль о забвенье в разлуке, надежды
- и скорби борьба,
- В звуках мощных и грозных – о встрече грядущей
- мольба.
- Кормчий того парома, что перевез тебя,
- Встречался мне не однажды. С ним часто виделся я
- В мокрых тенях ашарха – месяца длинных
- дождей,[58]
- Он будил меня песней; болью откликался в душе
- моей
- Зов дороги неведомой, – солнца заходящего край
- золотой
- Подавал мне свой знак. Мне снова нынче
- встретился кормчий твой
- Пасмурным днем, дождливым. Он принес твой
- последний привет,
- Послание ароматное – кадамбы опавший цвет.
- Ответ свой собственноручно доставлю тебе потом,
- Когда в урочное время взойду на тот же паром.
- Не знаю – светлой ли ночью, когда шиули
- отцветет,
- На рассвете ли, когда ветер, дуя с юга, деревья гнет,
- Когда будят его порывы дремлющих птиц в саду.
- Может, в день цветенья жасмина я из этой жизни
- уйду.
- Может, будут во мраке трещать сверчки или шуметь
- прилив
- Неспокойною полночью. Может, туман сгустится,
- землю укрыв
- На закате холодном.
- В эту жизнь я пришел много раньше
- тебя.
- Я по жизни шагал дорогой своей, то радуясь,
- то скорбя.
- Ты почтительно шел позади, молодой, налегке,
- Свободный душою, с послушною флейтой в руке.
- Шел с венком на челе – подарком богини самой.
- Ты сегодня ушел, не дождавшись меня, мир
- покинул земной.
- Все покровы прорвал ты, ушел в вышину,
- в глубину,
- Ты земным был поэтом – стал вечным в минуту
- одну.
- Поглощен ты душою вселенной, где торжественная
- звучит
- Бесконечности вина. Поток ее музыку мчи.
- Все планеты, все звезды наводняет своей красотой.
- Там ты, старший мой брат. Если нам суждено
- за чертой
- Повстречаться с тобой, познакомимся заново. Как?
- В обличье каком? Все равно, хоть какой-нибудь
- знак
- Сохранит хоть какой-нибудь дальний души
- уголок —
- Эту память о прахе земных бесконечных дорог,
- С их страданьями, счастьем, надеждами, страхом,
- стыдом.
- В дни земные твои на лице твоем, добром, простом,
- Отсвет правды сиял. С милой скромной улыбкой
- твоей,
- Со спокойной свободою речи негромкой твоей —
- Верю, в этом же облике встречу тебя у дверей
- Незнакомого мира иного. Как радовался бы я!
- Да не будет напрасною эта надежда моя!
Птица бокуловой чащи
- Послушай, послушай, о птица бокуловой чащи,
- Ужель разглядеть ты не можешь мой лик настоящий?
- Ведь я не начетчик и не стихотворец лукавый,
- Презрел я причины своих унижений и славы…
- Ты видела, верно, души моей путь величавый
- И взгляд мой летящий.
- Нашла ли черты, что навек породнить нас должны?
- Ответь мне как другу, дитя голубой вышины.
- Послушай, послушай, о птица бокуловой чащи,
- Минувшие встречи припомнишь ли в миг
- предстоящий?
- Младенцем обычным я в мир появился сначала,
- Но солнце меня на коленях в ту пору качало,
- И чампак цветущий струил мне навстречу,
- бывало,
- Свой запах манящий.
- Тогда, веселясь, по беспечного чувства ручью
- Пускал я простую счастливую песню свою.
- Послушай, послушай, о птица бокуловой чащи,
- Забудешь ли ты, что стою пред тобою – молящий?
- Я чист был душою, не ведал я мыслей неправых,
- И ночи и дни проводил в бесконечных забавах;
- Был баловнем неба, возлюбленным звезд
- златоглавых,
- Ленивец пропащий;
- Но песни, звучащие в жилах весенней земли,
- Покой унося, по душе моей в пляске прошли.
- Послушай, послушай, о птица бокуловой чащи,
- От всех я ушел, где же голос, в разлуке скорбящий?
- Тоскуют ли реки, бегущие вдаль торопливо?
- Тоскуют ли тучные тучи порою дождливой?
- Не ждет ли хоть кто-нибудь встречи со мной
- терпеливо?
- Грущу я все чаще…
- Неужто при мысли, что прежнего мальчика нет,
- Потоками слезы не хлынут ушедшему вслед?
- Послушай, послушай, о птица бокуловой чащи,
- Неужто меня не окликнет твой голос звенящий?
- Ведь дни ликованья еще не идут стороною,
- Ведь я еще полон веселою силой земною —
- Пропой же сегодня последнюю песню со мною,
- О друг мой молчащий!
- Взгляни на меня, ощути, что душа в нас одна
- Пред вечной разлукой, которая предрешена.
- Послушай, послушай, о птица бокуловой чащи,
- Неужто не узнан тобой к переправе спешащий?
- Для берега нового я снарядился заране,
- Туда перевозят паромами воспоминаний,
- Налей, виночерпица, в чашу последних желаний
- Напев веселящий.
- Ничем я не стал, лишь твоим песнопеньям я друг.
- Пусть вечная ночь свой покой простирает
- вокруг.
- Послушай, послушай, о птица бокуловой чащи,
- Ты знак отрешенья поставишь на лоб мой
- горящий, —
- В безвестность уйти без личины имею я право,
- Пускай разобьет свой венец ослепительный
- слава,
- Я сбросить хочу повседневности ржавой
- Панцирь теснящий.
- Веди меня в дали по пыли незримых дорог,
- Чтоб, путь завершив, с безымянными слиться
- я мог.
- Послушай, послушай, о птица бокуловой чащи,
- Когда я уйду, мир не станет ни горше, ни слаще, —
- Я просто осыплюсь цветком в предвечернюю
- пору,
- Погасну звездою, что днем не является взору,
- Умчусь ветерком, подчиняясь судьбы приговору,
- Из рощи шумящей,
- В мерцающем золоте сумерек тихо солью
- С шуршанием листьев бамбуковых душу свою.
Солнце
- Туч угрюмое скопленье, все в слезах, порою
- мглистой,
- Меч подъемля, рассеки,
- Воссияй, о солнце, ярче! Пусть твой лотос
- золотистый
- Раскрывает лепестки.
- Ты гремишь на звонкой вине, ты кудрями
- засверкало;
- В сердце лотоса укрыто то священное начало,
- Что вселенной жизнь дало.
- Чуть родился я, о солнце, ты, я знаю, отмечало
- Мне лобзанием чело.
- И твое лобзанье душу мне наполнило до края
- Всесжигающим огнем.
- Пусть твой скорбный лад раздастся, бесконечно
- возникая
- В песнопении моем.
- Пробужденная лобзаньем, закипела кровь
- смятенно,
- Песнь безумная куда-то поплыла самозабвенно,
- Исступленно поплыла,
- И душа моя рыдала тяжело, неизреченно —
- Боль насквозь ее прожгла.
- Там души моей подобье, где костры твои зардели,
- Им отвесил я поклон.
- На брегах незнанья слышен звук божественной
- свирели —
- Ею сумрак побежден;
- И душа свирелью стала, начинает песня литься,
- Расцвели жасмины в рощах, водопад ревет-ярится,
- Блещут сполохи сквозь тьму,
- И с напевами свирели необорная струится
- Жизнь по телу моему.
- Жизнь моя – твоей частица, и плывет ладья мелодий
- По стремнинам бытия.
- Улыбаясь, ты решило, что в объятия природе
- Попадет моя ладья.
- И душа в лучах ашшина бьется, радуясь плененью,
- Как на шефали росинки, где дрожат, сливаясь
- с тенью,
- Пятна солнечных лучей;
- И лучи твои на волнах пляшут, пляшут,
- к изумленью
- Очарованных очей.
- Из сокровищницы света ты мне дар приносишь
- чудный —
- Кто красу его поймет?
- Что мое воображенье и души тайник подспудный
- Свяжет узами тенет?
- Создадут твои посланцы вязь волшебную узора.
- Только альпона рисунок на земле сотрется скоро,
- Станет гол вселенной дом —
- Столь же быстро да промчатся смех и слезы,
- скорбь и ссора,
- Я не буду им рабом.
- Пусть они соединятся с наступлением срабона
- Под завесой дождевой,
- В плеске листьев, в треске камня, в бубенцах
- сребристых звона
- Легкой влаги ключевой,
- В пляске бешеной бойшакха, опьяненного грозою,
- В час, когда веселый Васант[59] с нами делитсяказною,
- Будто здесь он навсегда, —
- А потом за окоемом все, что нам дано весною,
- Исчезает без следа.
- Солнце, солнце, в день осенний жизнь даешь ты
- переливам
- На свирели золотой.
- Мир взволнован смехом, плачем, всем угрюмым,
- всем счастливым,
- Ярким светом и росой.
- Песнь моя куда стремится, как отшельница босая,
- Обуянная мечтою, отрешенно отвергая
- Все, что в силах дать земля?
- Не к тебе ль она явилась, беззащитно заклиная,
- Света яркого моля?
- Песнь мою прими скорее, отвори врата чертога,
- Я молю – внемли же мне!
- Ей даруй покой блаженный, да сгорит ее тревога
- В очищающем огне.
- Прочерти пробор вечерний алой краскою заката
- И поставь алмазный тилак[60] песне, спетой мной
- когда-то,
- На задумчивом челе;
- Пусть сольется вечер с гимном океанского раската
- В надвигающейся мгле.
Чьи-то шаги
- Как сердце оленье в чаще лесной,
- К которому страх прикоснулся рукой,
- В глухую пору ночную,
- Когда темнота сгустилась вокруг,
- Ложе мое дрогнуло вдруг.
- Теперь до зари не усну я.
- Чьи-то шаги… Чьи шаги в тишине
- Послышались мне?
- Иль то из незримого мира планет
- Судьба моя с вестью спешит по дороге, во тьме
- отыскав мой след?
- Чьи-то шаги… Чьи шаги в тишине?
- Кто этот путник, что чудится мне?
- В страхе земля… Не Жестокий ли тот,
- Тот Отрешенный – из дальнего края,
- За собою дорогу стирая,
- День изо дня идет?
- А может быть, вечное бродит дитя,
- Что от всего отказаться готово,
- Бросает в стремнину потока шального
- Сломанные игрушки, шутя?
- Волю тайным мечтам давая,
- Узы сна моего разрывая,
- К беде ли зовет, к добру?
- Хочет, быть может, вовлечь меня
- в разрушительную игру?
- Пусть же так будет, пусть!
- Я не боюсь, не боюсь!
- Так играл я не раз. – Все новое, знаю,
- Строят, старое разбивая,
- Путь потеряв, открывают неведомый,
- Беды нам только кажутся бедами.
- Знаю – из разорванных пут,
- Шутя, для качелей веревки плетут.
- Сколько блаженных минут дает
- К небесам стремительный взлет!
- В памяти стольких тысячелетий
- Втайне богатства копятся эти!
- Чьи-то шаги… Чьи шаги в тишине?
- Слышатся мне
- Опять и опять?
- Не в моей ли груди раздаются? – Как знать!
- Не доносятся ли с берегов океана смерти?
- Узнаю их зов по какой примете?
- Ужель мне уйти, разорвав оковы,
- В край, которому нет названия?
- О, кто ты, скажи, пришелец суровый,
- С берегов расставания?
- Не выбрать ли все ж по течению путь?
- В разлуке страдающий, другом будь,
- Поведай душе, открой —
- В какую игру меня хочешь втянуть
- Тревожной ночной порой?
- Меня покидаешь ты вновь и вновь,
- К празднику-встрече напиток готовь.
- Чем нальешь чашу жизни пустую?
- Когда шествуют звезды на сбор светил,
- Путем заката, что еще не остыл,
- На высь поднимаясь крутую,
- Следом за ними дорогой той
- Он уходит, все узы порвав за собой
- (Каким, как узнать, движеньем?),
- Разве шагов приближенье
- Слышит он, разве сквозь тьму
- Тот, кто остался за горизонтом, обращается и к нему?
- Чьи-то шаги… Чьи шаги в тишине
- На исходе дня
- В груди у меня
- Звучат, возникнув в ночной глубине?
Благодарный
- «Не забуду», – сказал я глазам твоим, полным слез.
- Прости, если забуду. Столько осыпалось роз
- После того поцелуя, столько весен минуло,
- Столько раз увядали цветы парула,
- Чтобы вновь расцвести, а голуби в знойный час
- Прилетали сюда, чтобы вновь улететь, – столько
- раз…
- Взгляд твоих черных очей
- Первой любви посланье в душе моей
- Запечатлел… Но на каждом слове твоем
- И свет возникал, и тени скользили – день за днем,
- И столько закатов слова твои покрывали
- Золотом забытья, и столько ночей, что едва ли
- Я счесть их могу, – писали по строчкам твоим
- Что-то свое, понятное только им.
- Рисуя, как дети, – и вкось и вкривь, – сменялись
- мгновенья.
- Не распутать, не разорвать эту сеть забвенья, —
- Я бессилен, если оно овладеет мной…
- Если ту весну я забуду этой весной
- И светильник печали сюда не смогу донести,
- Если пламя угаснет – прости.
- Но знаю, что ты когда-то была.
- Тогда и возникли песни, и не было им числа,
- Они и сегодня звучат еще… В миг единый
- Солнечный свет мне их подсказал, зазвенела вина,
- И все это – взгляд твой… Я больше не встречу его,
- Но в сердце моем осталось твое волшебство, —
- Этот дивный мир и сегодня озаряет душу мою,
- Безотчетную радость чашею полной пью.
- Прости, если забуду… Но ты позвала меня
- Сердцем когда-то. Во имя этого дня
- Прощаю судьбе все горести, все печали,
- Все, чем терзала, забыв, что было вначале,
- Прощаю, что счастье мое обернулось бедой,
- Что от жаждущих губ моих чашу с водой
- Судьба отняла, и обманывала, и лишала силы,
- И груженую лодку возле причала топила —
- Все прощаю… А ты, ты уходишь в далекую даль.
- Вспоминая твой облик, погружается вечер
- в печаль.
- Жизнь без друга в дому опустевшем не радостна,
- не светла.
- Больше всего благодарен тебе, что ты была.
Дар
- Я принес тебе запястий пару.
- Думал, ты обрадуешься дару.
- Приложив к руке витые звенья,
- Ты взглянула, но через мгновенье
- Удалилась в дом и там, в забвенье,
- Может быть, их бросила без дела.
- Ночью я пришел, и мы простились.
- На руках запястья не светились.
- Ты их не надела.
- Нужен ли дарителю отдарок?
- Почему он помнит про подарок?
- Спелый плод, упав, не возвратится,
- Но разлукой ветвь не тяготится.
- Ветру отдавая песню, птица
- Разве это делает с оглядкой?
- Кто дарить умеет во вселенной —
- Дарит безраздельно, без размена,
- Дарит без остатка.
- Дар принять тому дано уменье,
- Кто понять способен смысл даренья.
- Видится ему в зерне жемчужно
- Труженик, с его трудом натужным,
- Что жемчужниц ловит в море южном.
- А иному вынутый из створок
- Жемчуг мнится легкою добычей.
- Сам не дарит – не его обычай!
- Дар таким не дорог.
- Я с собой в разладе, в споре жарком:
- Что достойно в мире стать подарком?
- Нет ему названья, нету меры.
- Разве белый, розовый иль серый
- Жемчуг из сокровищниц Куберы?[61]
- Все ничтожно для моей любимой!
- Оттого взываю к сердцу милой,
- Чтоб оно безделку превратило
- В дар неоценимый.
Мед
- Не хочу, как пчела, наполнять ненасытные соты,
- Растрачивать весны на суетные заботы.
- Пчела никогда не найдет
- Драгоценный тайник рассвета – сокровищницу
- щедрот,
- В трудах с восхода и дотемна,
- Своим жужжаньем оглушена,
- Пчела не знает, что вся природа цветет-поет,
- Не знает сокрытую в лепестках нежнейшую грусть,
- Лишь полет за добычей знает пчела наизусть, —
- Не видит лесных полян,
- Не видит хмельных лиан,
- Не прочтет посланье весны в расцветке легкого
- лепестка.
- Пчелиная цель – капелька меду, путь – от цветка
- до летка.
- Ликует душа в полете, как вольная птица,
- Все выше стремится.
- Необъятное небо на легких крыльях неся,
- Ищет мед золотой, который взвесить нельзя.
- Тот мед – сладчайший, благоуханный —
- Душа берет, и берет невозбранно,
- Ибо его источает рассвет.
- В этом полете ни злобы, ни зависти нет,
- Ни оглушенного слуха, ни ослепленного взгляда,
- А в меде – ни горечи, ни затаенного яда…
Встреча
- Где жизни теченье сливалось
- С течением небытия,
- Где время для нас обрывалось,
- Однажды сошлись ты и я.
- А нынче каким океаном
- Плыву я к неведомым странам?
- Мне челн одинокий – жилище,
- И волны бьют в утлое днище.
- Плыву и плыву, вспоминая:
- Где низкого неба края
- Срезает граница земная,
- Однажды сошлись ты и я.
- Бок о бок сидели мы двое,
- И я, в забытьи наяву,
- Постиг, чье дыханье живое
- Колеблет густую траву
- И с радостью проникновенной
- Пронзает глубины вселенной.
- Я понял, как звездная сила
- Блеснула и сумрак сразила.
- Как трепетно, неудержимо
- Дыханье летит бытия,
- Я понял, когда недвижимо
- Сидели вдвоем ты и я.
- Мы в небо глядели. Вовеки,
- Сдавалось, нам рук не разнять.
- Ни разу не дрогнули веки,
- Уста замыкала печать.
- Я понял, что слова граница
- В груди мирозданья таится,
- Где – в самой его сердцевине —
- Богиня играет на вине.
- Я понял ее сопричастье
- К причинам того забытья,
- Когда от щемящего счастья
- Рыдали вдвоем ты и я.
- Я понял, как ветру фальгуна
- Губительно пламя свое.
- Заря улыбается юно,
- Стирая себя самое.
- Как в море вливаются реки,
- Чтоб там затеряться навеки,
- Как ночь в состязанье с рассветом
- Стремятся погибнуть при этом,
- Как молния самозабвенно
- В себя мечет стрел острия,
- Я понял, когда дерзновенно
- Играли вдвоем ты и я.
Из книги «Мохуа»[62] («Мохуа»)
1929
Знакомство
- В бездождие из тучи в час полдневный
- Раздался голос гневный,
- И, проклиная все на свете,
- Завыл злой ветер,
- И, вихри желтые волос сплетая с облаками,
- Мудрец Дурваса[63] извергал из глаз кровавых
- пламя.
- Принес тебе я в дар в тот вечер мглистый
- Кадамбы цвет душистый.
- В унылом сумраке ненастья
- Без песен счастья —
- На каждом лепестке цветов сквозь капли дождевые
- Еще лучилось солнце дня, как грезы золотые.
- Когда к нам облака на небосклоне
- Восточный ветер гонит
- И бьет дождь месяца срабона
- Лес исступленно,
- Кадамба пламенно цветет под сумеречной тенью
- И наполняет гнезда птиц дыханием цветенья,
- Все дерево стоит в цветах,
- В цветенье их – тебе мой дар, они не падают
- во прах.
- Подруга, под покровом темноты
- Ты принесла мне в дар цветы.
- Томился я, склонясь бессильно,
- Не тлел светильник,
- Лишь светляки средь листьев пальм мерцали чуть
- заметно,
- У двери ты стояла молчаливо,
- И я спросил пытливо,
- Твоим молчаньем озадачен:
- «Что дар твой значит?»
- На каждом лепестке цветов звенели капли ливня,
- К цветам я руку протянул сквозь темноту
- призывно.
- Коснувшись их, я вздрогнул, и все тело
- Как будто зазвенело,
- Наполнясь музыкой веселой
- От их укола.
- Я понял, что на мой вопрос ответить было трудно:
- В душе под терниями мук скрывается подспудно
- Сокровищ клад богатый —
- Вот что мне в дар дала ты.
Мужественная
- Иль женщинам нельзя вести борьбу,
- Ковать свою судьбу?
- Иль там, на небе,
- Решен наш жребий?
- Должна ль я на краю дороги
- Стоять смиренно и в тревоге
- Ждать счастья на пути
- Как дара неба… Иль самой мне счастья не найти?
- Хочу стремиться
- За ним в погоню, как на колеснице,
- Взнуздав неукротимого коня.
- Я верю: ждет меня
- Сокровище, которое, как чудо,
- Себя не пощадив, добуду.
- Не робость девичья, браслетами звеня,
- А мужество любви пусть поведет меня,
- И смело я возьму венок мой брачный,
- Не сможет сумрак тенью мрачной
- Затмить счастливый миг.
- Хочу я, чтоб избранник мой постиг
- Во мне не робость униженья,
- А гордость самоуваженья,
- И перед ним тогда
- Откину я покров ненужного стыда.
- Мы встретимся на берегу морском,
- И грохот волн обрушится, как гром, —
- Чтоб небо зазвучало.
- Скажу, с лица откинув покрывало:
- «Навек ты мой!»
- От крыльев птиц раздастся шум глухой.
- На запад, обгоняя ветер,
- Вдаль птицы полетят при звездном свете.
- Творец, о, не лиши меня ты дара речи,
- Пусть музыка души звенит во мне при встрече.
- Пусть будет в высший миг и наше слово
- Все высшее в нас выразить готово,
- Пусть льется речь потоком
- розрачным и глубоким,
- И пусть поймет любимый
- Все, что и для меня невыразимо,
- Пусть из души поток словесный хлынет
- И, прозвучав, в безмолвии застынет.
Мохуа
- Полаша горделивый вид
- Меня не привлечет.
- Ашоки[64] слава, бокула почет,
- Поэт, устанешь славить ты
- И малоти и моллики[65] цветы.
- О Мохуа, по-деревенски просто
- Зовешься ты, но по осанке, росту
- Ты так же величава и горда,
- Как женщина труда,
- И деревом моим любимым
- С достоинством неколебимым
- Стоишь в лесу ты, устремив
- Высоко к небу свой порыв.
- Средь пальм и зарослей баньяна
- Ты утром рано
- С приветом солнцу шлешь поклон.
- Темнеет, хмурясь, небосклон,
- В лесу тревожен шум ветвей,
- И завывает жгучий суховей,
- Но от него спешат укрыться
- В твоей листве, как гости, птицы.
- В дни засухи по диким тропам
- Голодным скопом
- Лесные звери тихо бродят
- И подаяние твое находят.
- Строга, сурова,
- Ты, как отшельник, претерпеть готова
- Лишения и горести одни, —
- Но видел я тебя в другие дни,
- Как трепетно в цветенье ты встречала
- Весны начало,
- Наполнив чашечки цветов вином
- Для пчел, гудящих радостно кругом,
- И дев лесных, копивших сок цветочный
- Для пляски под луной полночной.
- В тебе живительный источник сил.
- О, как в стволе он тайно накопил,
- Такой пленительный весенний пыл?
- И я шепчу тебе наедине,
- Что имя «Мохуа» я дам моей жене.
Кроткая
- Она походит на реку в деревне.
- Все задушевней, все напевней
- Неторопливое журчание волны.
- Ни омутов, ни быстрины.
- Над ней навис шатер листвы древесной,
- Он как бы уменьшает свод небесный.
- Хоть неширок
- Ее мирок,
- Там, незатейливы и немудрящи,
- Раскрылись чашечки цветов лесных, как в чаще.
- Себе цены не знает настоящей
- Их мед, а пчелы никому
- Не скажут, какова цена ему.
- В простых заботах время пробегает;
- Она в углу светильник зажигает.
- С распущенными волосами,
- С цветами
- Домой приходит после омовенья,
- Чтоб на рассвете совершить моленье,
- В душе сосредоточенность храня.
- Она в оконце среди дня
- Глядит на пруд, на водорослей пряди,
- На трепет мотыльков над стекловидной гладью.
- Душа погружена в безмолвье смутных дум,
- А в воздухе разлит неясный полдня шум.
- Когда дневные умолкают звуки,
- Извилистою просекой в бамбуке,
- С кувшином на бедре, набросив покрывало,
- Она спускается к причалу
- Медлительной походкой.
- По-моему, к лицу ей имя «Кроткой».
Услада взора
- К благодеянью тайной тягой
- Душа ее наполнена, как влагой
- Насыщены густые тучи
- Для утоленья жажды жгучей.
- Ашарха месяца томление под стать
- Ее душе, дары стремящейся отдать.
- Она – шатер ветвистого тамала[66],
- Гостеприимство, из-под покрывала
- Глядящее с порога:
- Не приведет ли путника дорога?
- Ресницы опустив, она постелет ложе,
- Чтоб отдохнул измученный прохожий.
- Сама – как водоем прохладный, цветом схожий
- С вороньим оком:
- В таком пруду глубоком
- Лучами поглощенными всегда
- Пронизана спокойная вода.
- Однако черные бутоны глаз
- Бывали затуманены не раз
- Слезами, что веселью, как страданью,
- Порой сопутствуют, являясь данью
- Душевной божеству.
- Ее «Усладой Взора» – назову.
Загадка
- Любимый от ее коварства плачет.
- Она схитрит, солжет и все переиначит.
- За свет ему
- Принять случалось тьму,
- А белое зовет он черным
- И потакает прихотям притворным.
- Или она – лишь наважденье,
- Лишь благодатной осени виденье,
- Издалека
- Несущей дождевые облака?
- Того и жди, что молния сверкнет
- И благосклонный взор перечеркнет.
- Но ей самой в ущерб жестокая потеха:
- Сперва любимого прогонит взрывом смеха,
- Затем, наперекор себе,
- В безмолвной надрывается мольбе,
- Ушедшего зовет, полна унынья.
- Самой гордячке гибельна гордыня.
- Зачем же на ее душевном небосводе
- Бушует сумасбродный по природе
- И шалый ветер? Почему она
- В своих поступках будто невольна?
- Душа ее всегда в досаде
- И в неприметном для себя разладе.
- В пылу самоубийственного гнева
- Наносит милому обиду дева,
- Но, жалостью мгновенной сражена,
- К его ногам бросается она
- И душу изливает без остатка.
- Ее зовут, наверное, «Загадка».
Мечтательница
- Из одинокого окна
- Ей в полдень даль видна
- Как на ладони.
- Ни облачка на светлом небосклоне.
- За полем рисовым – широкая река
- Блестит среди густого тростника.
- За нею пелена зеленой полумглы,
- Где пальм кокосовых высокие стволы,
- Деревья хлебные, горбатый джам.
- Житье-бытье другой деревни там
- Проходит как бы в отчужденье:
- Людей неведомых рожденье,
- Их смерть, их праздники, их будни.
- На крыше, с книгой, пополудни
- Она сидит. Не собранные сзади,
- Свободно ей на грудь скользнули пряди.
- Душа ее блуждает где-то,
- Оплакивая вымысел поэта.
- Сказанье о герое
- Находит в ней сочувствие живое,
- И с тем, кого не видела, в разлуке
- Она тоскует. В полнолунье звуки
- Унылой песни лодочника к ней
- Доносятся сперва сильней,
- Затем слабее, словно дальний зов,
- С челна, плывущего меж сонных берегов,
- И слезы беспричинные из глаз
- Струятся в этот час,
- И пробуждатся в ней смутные желанья.
- Из глубины веков ей слышатся преданья.
- О, как, должно быть, сладко в темноте
- Писать письмо на пальмовом листе
- Пером, обмакнутым в настой печали!
- «Мечтательницы» имя мы ей дали.
Певунья
- Ее душа – ручей: она
- Журчанья ритмами полна.
- Ее речей текучая напевность
- Привносит оживленье в повседневность.
- Порой
- В нее врывается игрой,
- Потоком говорливым,
- Бурливым,
- Вздымая пену смеха, волны песен.
- Ей мир застойный тесен.
- Ее глаза – слова, жест – слово, поступь – слово,
- Что жилками листа лесного
- Повторено и вечно ново;
- То слово, что поит рассаду вволю,
- Гоня волну по рисовому полю
- Порой осенней, в месяце ашшине;
- То слово, что ночами в звездной сини
- Тревожит нас мерцаньем беспокойным;
- То слово, что звучит в жужжанье пчел нестройном,
- С деревьев мохуа сбирающих пыльцу.
- «Певуньей» зваться ей к лицу.
Горожанка
- Насмешница она искусная на редкость.
- Ее глумливых стрел известна меткость.
- Сквозь ливень доброты, язвительно и яро,
- Пробьется молния, когда не ждешь удара.
- Ее насмешек буря
- Ладью поклонника разносит, бедокуря.
- Ее учтивость вроде той тропы,
- Где острые шипы
- Впиваются в стопы.
- Кольцо незримого огня
- Ее оберегает, как броня.
- Кто к ней приблизится – тем самым отдалится.
- Чье сердце покорила чаровница,
- Тому не будет от нее награды.
- Его удел – презренье без пощады.
- Лишь безучастному к ее гордыне
- И полному достоинства мужчине
- Над ней победа суждена.
- С блистающим светильником она
- В один прекрасный день окажется у ног
- Того, кто ею пренебрег.
- К наукам у нее влеченье.
- Вошло ей в плоть и в кровь ученье.
- В ее душевный ритм оно вошло.
- Ей разума печать отметила чело.
- Зазнайства ей не прибыло нисколько,
- Лишь красоты прибавилось – и только!
- Себя украсить ей дана способность.
- Ее наряда каждая подробность
- Обдумана недаром,
- А жест как будто напоен нектаром.
- Ее походка, голос – волшебство!
- Она скрывать не хочет своего
- Лукавства, выдумок прелестных,
- С хулой и порицаньем несовместных.
- Она открыта взору, как луна,
- Но дымкою окутана она,
- И тайна есть в ее осанке.
- По-моему, к лицу ей имя «Горожанки».
Изваянье
- Нет спору, эта женщина – творенье
- Той силы, чье бессмертное прозренье,
- Чья вековечная игра
- Столь нескончаемо цветиста и пестра, —
- Того умельца,
- Что насекомых тельца
- И крылья бабочек разглядывал веками
- И вдруг мудреными украсил письменами.
- Но это тело —
- Творца отдохновенье, а не дело,
- Забава праздности минутной, дань мгновенью,
- Когда он был охвачен ленью
- И, в одиночестве, вечернею порой
- Увлекся облаков причудливой игрой…
- Осенних рек излучины; красу
- И негу пылкую в гранатовом лесу
- В бойшакхе месяце, то юное презренье,
- С каким на полдень и его горенье,
- Высокомерия полна,
- Бросает беглый взор она;
- В срабоне месяце, на дне разлива – глянец
- Плывущих водорослей, их подводный танец,
- А в магхе месяце[67] – дрожащую листву
- Смоковниц и росой омытую траву;
- Надменность плавную, с какой при первом громе
- Павлины расправляют хвост в истоме, —
- Все это взял за образец,
- Красавице давая жизнь, творец.
- Но радужной окраски пузыри
- Переливаются – и ничего внутри.
- Души никак я не найду:
- Все – внешнее, все – на виду.
- Рассудок неглубокий, без раздумья,
- Без остроумья.
- Ей неизвестно чувство ожиданья.
- Утраты не приносят ей страданья.
- Она подарки с легкостью берет
- И так же забывает в свой черед.
- Как сгусток радости вселенской,
- Она явилась в оболочке женской.
- Сарасвати, богиня, наобум,
- Бездумно лепеча, в нее вдохнула ум.
- Не потому ли дух ее и плоть —
- Земли щепоть,
- Что вмешана в бессмертное питье?
- Я «Изваяньем» назову ее.
Садовница
- Досуг подруг своим приходом
- Ей любо услаждать, как медом.
- Она добросердечна.
- Ее великодушье бесконечно.
- Струей неистощимого ключа
- Оно сверкает, через край плеща.
- Ее не уязвляют боли
- И горести земной юдоли.
- Являясь на заре, в ее багряных волнах,
- Безмолвным любопытством, как подсолнух,
- Счастливо светится она,
- А в полдень солнечный невинна и нежна,
- Как белый лотос, прелести полна
- И целомудренного благородства.
- С жасмином вьющимся в ней сходство,
- Когда в его благоуханье вдруг
- Вольется в сумерках щемящий флейты звук.
- В ее глазах приязнь и умиленье
- Сияют, как светильник для моленья
- Вечернего. Повита тишиной,
- Она становится фиалкою ночной
- И скрасить рада
- Тьму одиночества – дыханьем сада.
- Ее «Садовницей» назвать бы надо!
Сердобольная
- Язык лиан понятен ей.
- Живых ветвей
- Доступно ей наречье,
- Как слово человечье.
- Ее стопы прикосновенье —
- Траве благословенье,
- А взор, наполненный участьем, бескорыстьем,
- Шлет радость лепесткам и листьям.
- Ее любовь не знает сна.
- Как свет небесный, бодрствует она,
- Всегда на страже, начеку,
- Чтоб леса исцелить щемящую тоску.
- Растеньиц маленьких душа немая
- Трепещет, ветру и дождю внимая.
- К земному лону, где источник блага —
- Не иссякает влага,
- Былинки робкие, за ней в погоне,
- Протягивают слабые ладони.
- Безмерная вселенной доброта
- По листьям разлита,
- Она животворит посевы.
- Душа у этой девы,
- Как дерево зеленое, щедра;
- Добра
- И ласкова, как тень его шатра.
- Ее любовью в равной мере
- Наделены пернатые и звери.
- Детенышей беспомощность и малость
- Внушают нежность ей и жалость.
- Как облако с небес
- Потоком проливается на лес,
- Так этой деве любо изливать
- На юные созданья благодать.
- Ей имя «Сердобольная» под стать.
Радость
- Созвездий танец ритмом первозданным
- Наполнил это тело с гибким станом.
- Не радуга ли воплотилась в ней,
- Когда прошла пора дождей?
- Небесных дев персты
- Ее лица наметили черты
- Тончайшей кистью рисовальной.
- Певучий смех ей дан и голос музыкальный,
- А нежностью и белизной рука
- Поспорит с лотосом, раскрывшимся слегка.
- Ее глаза – двоякий черный пламень.
- Как радости река, тоски сдвигая камень,
- Она сама – свободы воплощенье —
- Душе подавленной несет освобожденье.
- В ее походке – струн звучат напевы.
- Наверно, «Радость» – имя этой девы.
Утренняя заря
- Она дыханьем жизни юной
- Как будто наполняет час безлунный, —
- Таинственную пору,
- Невидимую внутреннему взору,
- Когда над гущей тьмы, где притаился сон,
- Восходит солнце и, не сразу пробужден,
- Весь лес как бы охвачен легкой дрожью,
- Бегущей от вершин деревьев к их подножью.
- Неясным трепетом пронизан воздух,
- А в птичьих гнездах
- Еще невнятен щебет и незвонок,
- Как проба голосов спросонок.
- Каким-то изумленным созерцаньем
- И смутным ожиданьем
- Неведомых чудес
- Наполнен лес.
- Ее душа еще во власти сна,
- И в то же время бодрствует она,
- Предчувствуя глубокий смысл восхода;
- Вся – чистота, бесстрашье и свобода,
- Она – самой себя блестящее открытье,
- Но это лишь безмолвное наитье.
- Ее величье – тайное, оно
- В моей душе отражено.
- Незримой колесницы шум
- И вины золотой звучанье будят ум.
- Речей обрывки и напевы
- Проникнут исподволь в сознанье девы.
- Подобно лотосу, раскроется душа,
- Молитву солнцу вознести спеша.
- Благословляя жизни ликованье,
- Ее сиянье, цвет, благоуханье,
- Проснется новый день и раскует сознанье.
- С него спадут оковы сна,
- Корысти путы, страсти пелена.
- Дыханье ночника, отравленное чадом,
- Развеет ветер, чье дыханье пахнет садом.
- Она – как солнцу гимн, как славословье свету.
- Я «Утренней Зарей» назвал бы деву эту.
Из книги «Голос леса» («Бонобани»)
1931
Хвала дереву
- О дерево! Жизнь пробуждалась едва, но ты
- изначала
- Из недр земной слепоты на солнечный зов
- отвечало, —
- В высокой вершине твоей зазвучала свету хвала.
- На лоно косного камня, в пустыню бездушья и зла
- Впервые ты чувства с собой принесло.
- Над серой пустыней
- Взметнувшись к сонму светил, ты песней зеленой
- и синей
- Воспело величье земли; не страшась, до предела
- небесного
- Ты жизни знамя взнесло перед темным лицом
- Неизвестного, —
- Той жизни, что, снидя не раз к бессветным
- смерти вратам,
- Несется дорогой времен, по их священным местам,
- Но новым прибежищам их, в колеснице все
- нового тела.
- Был радостный миг для земли. Дремота ее отлетела.
- Тогда-то постигла себя и, хоры покинув светил,
- Отправилась Дева-Земля, божественных полная сил,
- Скитальческим облачена, неявственно-желтым
- нарядом,
- По пыльным дорогам земным к земным неполным
- отрадам,
- Дробимым ударами горя, хоть прочными их мы
- почли,
- Хоть верим в незыблемость их…
- О смелое чадо земли!
- За мать вступило ты в бой, отвоевывать
- освобожденье
- Родимой своей из тюрьмы, – и длится, и длится
- сраженье…
- На острове диком, пустом, где прибой с четырех
- сторон,
- Несокрушимо воздвигло ты свой зеленеющий трон.
- Хранят скрижали скалы, неприступной,
- каменно-мертвенной,
- Рассказ о победах твоих, сплетеньем побегов
- начертанный.
- И стал покорен тебе тобой очарованный прах.
- Ты путь проложило в песках.
- Была безглагольна природа,
- И не ликовали стихии при сменах времени года.
- В ветвях у тебя изначально таился для песни
- приют,
- Той песни, где ветры-скитальцы свои голоса
- узнают.
- Незримому телу ветров мелодия краски давала,
- Украшены радугой их края твоего покрывала.
- На бренном земном холсте с твоим появленьем
- возник
- Впервые самой красоты дотоле невиданный лик.
- Ты солнца творческий пыл впитало, оттенками
- цвета
- Явило в свете дневном сокровища тайные света.
- Браслетами пляшущих ног звеня в золотых
- облаках,
- Апсары разбили сосуд, что в стройных держали
- руках,
- И – юности вечной залог – божественная амрита
- Была в цветочные чаши из рая Индры излита.
- И землю украсило ты…
- Был тихий твой рост величав.
- Ты полнилось мирною Силой, терпение с мощью
- связав.
- В обитель твою прихожу, в спокойствие ласковой
- тени,
- Безмолвие слушать. Один, устав от вседневных
- смятений,
- Смиренно в тень я ложусь, и душа под шелест
- ветвей
- Вникает в блаженную суть свободной жизни твоей.
- Изменчивой вечно земли я слышу глухие боренья,
- В себя углублен, постигаю твой мир. В тайнодействе
- творенья
- Елей, что у солнца кипит на груди, в твоем существе
- Горит горением новым – в зеленой пылает листве.
- О пьющее солнца лучи! В зеленом ласкающем
- свете,
- Не знаешь усталости ты, доильница дней
- и столетий…
- Ты мощь человеку дало, что в жилах древесных
- течет, —
- И все победил человек, узнал наивысший почет,
- Соперником стал божества; вселенную всю
- поразила
- Его непокорная мысль, его лучезарная сила.
- И нет ему в мире преград… А я – посланец от тех,
- Кто жизнью твоею живет, кто мирных ищет утех,
- Я, сильный силой твоей, в цветах твоей плетеницы,
- О друг человека, тебе приношу вот эти страницы, —
- Поэт, плененный свирелью твоей мелодичной
- листвы,
- Тебе посвящает поэму с поклоном седой головы.
Манговый лес
- Едва лишь кто-то в аллее сегодня коснулся свирели,
- И песней твоя разрешилася дрема,
- О манговый лес.
- Душа встрепенулась… Не знаю, во мне ли звучит,
- не во мне ли,
- Знакома ль душе или ей не знакома
- Весенняя весть?
- Твоей я жизнью живу, мне душу потоки волнуют
- По недрам твоим побежавшего сока,
- О манговый лес.
- Ты жаждешь в слове раскрыть свою глубину
- потайную,
- Поведать страданье и радость земную,
- С моей одинокой
- Тревогою слиться и с нею зацвесть.
- Сверкают и тихо трепещут побеги красы твоей
- лиственной.
- Меняясь бесчисленно в смене мгновений,
- О манговый лес!
- И мнится, молод и я, отрадой полон таинственной,
- И для цветущих своих озарений
- С весною воскрес.
- Вздохи незримого, неуловимого веют, колышутся,
- Утро ли, вечер ли, песня струится,
- О манговый лес!
- Но роскошь речи моей, лишь с музыкой слившись,
- услышится, —
- И уже для души обновившейся нижется
- Плетеница
- Цветов – мелодий, звенящих окрест.
- Черпай из недр земли, раскрывай в весеннем
- цветенье
- Голос глубин, вековечные звуки,
- О манговый лес!
- Толика небесной души, ее на земле проявленье,
- Поведай нам тайну, шепни о разлуке
- Земли и небес.
- Голос твой ласковый слит с ветровым благовонным
- дыханьем,
- С пыльцою цветочной, жужжаньем
- пчелиным,
- О манговый лес!
- Он в сердце льется, роднится с неясным его
- упованьем,
- Страданьем, мечтаньем, самосозерцаньем,
- С глубинным, —
- Со всем, что скрыто за тайной завес.
- Голос ли темный, родимый, забытого мной
- воплощенья
- Скопился в волшебном твоем аромате,
- О манговый лес?
- Он тихо на ухо шепчет, хоть слов и невнятно
- значенье.
- И сладко взволнован я благодатью
- Твоих чудес.
- Мысль отлетает моя, растворясь в твоем аромате,
- К миру без жизни и смерти, блаженному,
- О манговый лес!
- Там, где Прекрасного храм, в граде Амаравати,[68]
- Надежды в молитвенный час, на закате,
- Всесовершенному
- Светильник затеплит земных аскез.
- Долго впитывал ты животворные соки весенние
- В предчувствии вспышек благоуханных,
- О манговый лес!
- Долго, долго, о лес, ты щедро вплетал украшения
- В кудри расцветших, от юности пьяных
- Сельских невест.
- Там, где в землю ты врос, вблизи узловатых
- подножий,
- Под этою кроной в весеннем цвете,
- О манговый лес,
- Я скромный глиняный дом построил для дней
- непогожих.
- Я ночью песню спою для прохожих,
- А на рассвете —
- Песня пропета, певец исчез.
Лиана сапфирная
- Это месяц-красавец фальгун, – это ног его легкие
- звоны…
- Не звенят ли браслетам в ответ на лиане сапфирной
- бутоны?
- Небу невмочь замыкать уста,
- Небо измучила немота, —
- Плеснулось оно лазурью, тревогой весны обуяно,
- Полнит небесной струей голубые фиалы лиана.
- Тенью на дальней скале безмолвье легло голубое,
- Ищет, жаждет оно воплотиться в марево зноя.
- Канув в безбрежную гладь,
- В море свой лик угадать.
- Гроздьями нежных цветов ветвей разрешилось
- молчанье,
- Непостижимая тайна в их ровном раскрылась
- качанье.
- Перед свиданием затрепетавшее женщины тело
- Сжимало синее сари и речь, задыхаясь, немела, —
- Но стали несказанные слова
- Беспредельны, как синева.
- Небесной радости свет, сквозь голубые туманы,
- Затрепетал синевой в бутонах сапфирной лианы.
- Это – на голос скитальца ответил путник
- безвестный,
- Лиана познала себя в своей лазури небесной.
- Везде, вблизи и вдали,
- Зацветают джуй, шефали.
- О, сколько сладостных слов у ашшина, срабона,
- фальгуна!..
- Цветов имена мою душу любовью наполнили юной.
- Кто золотому чампаку шлет отзвук звонкоголосый?
- Кому аромат нагкешора[69] струится в смольные косы?
- Во влажных, черных глазах —
- Жасмин в дождевых слезах.
- Розовый пыл олеандра в бряцанье браслетов
- стозвонных,
- В кадамбе с красной пыльцой – отраженье томлений
- бессонных.
- Сапфирная, ты низошла посланницей дальнего
- мира.
- Твой голос звонок и чист, как чаша неба —
- сапфира,
- В потоке непостоянства,
- Вне времени, вне пространства,
- Ты – голос бога, весна, его голубая причуда, —
- Скажи, незнакомка-весна, зачем ты явилась,
- откуда?
- Зачем и откуда? – вопросом встречаю твое
- новоселье,
- Тебе с беспричинной любовью плету из цветов
- ожерелье.
- Воздушные волны струят
- Весенний цветов аромат,
- И тени манговых рощ дрожат от пчелиного гуда.
- Пестрые крылья раскрыл мотылек… Зачем он,
- откуда?
- Как знать – зачем и откуда? Цветы, деревья
- и травы…
- Пред гордой их красотой и восторги души
- величавы!
- Полуденный ветер весенний
- Завел в древесные сени
- Павлина, и я, изумленный, смотрю на кружки
- изумруда,
- И думаю, и говорю: кто ты? Зачем и откуда?
- Робок наш ум и окован, привычки – что облако
- пыли.
- Чужды чудес изумленья, глаза в безразличье
- застыли.
- Что видит разум? – Застой.
- Мир дряхлеет пустой.
- Но ты обновленье души, весна, ты явила нам чудо.
- Любуюсь тобой и тихонько шепчу – зачем и откуда?
- Где я поныне живу? Я – гость, я в далеком
- пределе, —
- Твоя голубая краса звучит мне в сельской свирели.
- Пусть завершается год
- И в темной одежде идет
- Чойтро[70]… Скоро ты наземь уронишь листву, —
- но покуда
- Чудной цветешь красотой. Зачем ты пришла
- и откуда?
Шал
- Едва повеет от юга взволнованный и пьянящий
- Ветер весны, тревогой врываясь в лесные чащи,
- Лишь только хаосом алым деревья полаш зацветут,
- Лишь землю багряной пыльцой посыплет
- раскидистый тут;
- Едва закукует кукушка и цвет белоснежный бокула
- Сплошной лепестков пеленой на дорогу ляжет
- и около, —
- Один к тебе прихожу, о друг и отшельник, шал, —
- Недаром ты к высям небес свое восхожденье
- свершал
- И льешь величавый покой. В своей глубине
- сокровенной
- Цветенье древних ветвей созерцаешь ты,
- самозабвенный.
- В твой мир не ворвется бурей шумящая вкруг
- суета,
- Мантрой по жилам струится творимая красота, —
- В недрах глубинных солнца та вечная мантра спета.
- Ты услыхал, совершив омовенье в потоке света,
- Напев миротворный неба; недвижен, в покой
- углублен,
- Безмолвствуешь, годы за годами длится твой
- вещий сон.
- Ты в день приношения жертв обновляющейся
- вселенной
- Свой дар божественный льешь из чаши красы
- совершенной;
- Поток чудесно живительный, божественный
- аромат,
- До края земли медлительно зеленые волны струят
- Из недр далеких веков… О, мало ли царств с царями,
- Возникнув, исчезли вмиг болотными пузырями!
- Людей роковое тщеславье нелегкой дорогой неслось,
- Не раз его колесницы ломалась хрупкая ось, —
- Лишь пыль клубилась… Но ты, не зная дольнего
- бремени,
- Стоишь, недвижимый отшельник; ты гость
- безмерного времени.
- Друг неба, краской и цветом, ритмичным качаньем
- ветвей,
- Поющим шелестом листьев ты с ветром веянье слей.
- Века за веками текли, твоему изумляясь цветенью,
- И путник в зной отдыхал, и пастух под ветвистою
- сенью.
- Гнездо в ней птица свила, – но все к забвению
- шло…
- Лишь ты в бесстрастье своем на мир взираешь
- светло.
- О, сколько бусин невечных на нити у вечных четок!
- Вращается круг бытия, пробег невечных короток.
- Едва лишь к ним мимолетно притронется Дух
- земли,
- Едва обретут имена – и их уже нет, ушли
- В бездонное, в неисчислимое… Но канувшие
- мгновения —
- В шумящей твоей листве, дрожащей от дуновения
- Весеннего ветра… И память моя оживает… Вдруг
- Возникнут под лепет лиственный и юность,
- и давний друг.
- Как часто по лепесткам луной озаренной аллеи
- Среди благовоний весны, от песен весенних хмелея,
- Мы шли и вели меж собою волшебнейшую из бесед;
- В очах его распускался из сада райского цвет.
- О юность, о первая дружба – что чаша с небесной
- амритою, —
- И животворящие бури, и ночи, луною залитые,
- Под древней сенью твоей! Исчезли, ушли навек…
- Веселью сердец отвечал твой каждый цветок
- и побег,
- И сочетались с душой в нераздельной мелодии
- стройной
- И свет, и лепет, и смех, и леса ритм беспокойный,
- И вешнего ветра порыв… И снова я здесь, я жив…
- Но где же мой друг тех дней? Где чувства его, где
- сила,
- Что сонмы ликующих волн к моим берегам
- доносила?
- Где вольный жизни поток, где ветра юного шквал?
- Не ты ли в аллее своей восторг наш первый сливал
- С восторгом своим! Увы! В твоей сегодняшней сени
- Не слышно тех давних дней. Сегодня в праздник
- весенний,
- В сияние полной луны вливается молча печаль
- Болящего смертного сердца.
- Смотрю в далекую даль…
- Мечтаю… Иные придут, полнолунны, блаженны
- и пышны,
- Весенние ночи… Но кто же положит к празднику
- Кришны
- На листья лотоса бокул, кто альпона ныне черты
- Составит под тенью твоей, твои прославит цветы
- Призывным гимном? В мечтах я вижу праздник
- грядущий.
- А тот, что ныне шумит, у дороги простерт с цветущей
- Корзиной ночных приношений, и всем раздать он
- готов
- Напевов своих ожерелье и связки весенних цветов.
- Иные свернулись уже, другие еще не увяли.
- Паломники подошли и с собой неувядшие взяли.
- Так, глядя друг другу в лицо, цепями цветов
- сплетены,
- С грядущим сливают былое волшебные ночи весны.
Медвяная
- О, знал я, знал я – весна близка.
- О, долго, долго я ждал, пока
- Ладони сложенные цветка
- Раскроет моя лиана.
- Спешил на заре подойти, посмотреть,
- Как соком полнится юная ветвь,
- Как будто свету шепчет: ответь,
- Ответь лиане медвяной!
- Едва погрузится в сумерки день
- И ляжет в листву золотистая тень,
- Едва заколеблет древесную темь
- Вечернего ветра истома, —
- Я молча вхожу в густолиственный сад,
- Глубокою ночью, под звон цикад;
- Горит Ориона приманчивый взгляд
- У черной черты окоема.
- Срабон подует, – по листьям хлеща,
- Лиану затопят струи дождя.
- Я слышу – страдает она, трепеща,
- Всеобщим страданьем вселенной.
- Я знаю, чем дышит ее глубина
- И чем у лианы душа смущена,
- Когда, под росою сверкая, она
- Дрожит листвою смятенной.
- Едва бытия бесконечный поток
- Омоет светила, в положенный срок
- Волною вольется божественный сок
- В витые зеленые жилы.
- О, ветра и ветви тесная связь!
- Он, будто к родимой на грудь устремясь,
- К лиане приник, – и дрожу я, дивясь,
- Постичь свой трепет не в силах.
- Лиане, впивающей воздух и свет,
- Одной лишь дано прочитать привет
- От смены годичной, – но этих примет
- Не ловит мое разуменье.
- А ветер-странник до всех и всего
- Доносит небес и земли волшебство.
- Как мудро лиана приемлет его,
- Слежу в немом изумленье.
- Не время цветенье таить и беречь,
- Уже не устанет в уста ее течь
- Амритой благой вселенская речь,
- И нет для расцвета препоны.
- В божественном ритме, вблизи, вдали,
- Впитав благовонную роскошь земли,
- Звенит зеленая вина – внемли!
- О звоны, сладкие звоны!
- Не знала меня, а сама прибрела
- И стала у дома, светла, весела,
- В глаза глядела, ждала, звала,
- Качалась, как полупьяная.
- Когда ж зацвела она с первым лучом,
- Был каждый цветок – от друга письмом.
- Ее, как родную, я принял в дом.
- Назвал ее «Нежномедвяная»…
- Когда навсегда я из дома уйду
- В страну, где нет перемен в году,
- Весна, возвратясь, разбудит в саду
- Цветов расцветших печали.
- И пусть хозяина нет в дому,
- Лиана к порогу придет моему,
- Ее приношений цветы я приму
- Из недосягаемой дали.
- И давняя нежность, где царствуешь ты,
- В побегах примет былые черты,
- Заблагоухают лианы цветы
- Моей заветною тайной.
- О, много у памяти вырубят вех…
- Ни прежних сказаний, ни прежних утех.
- Но пусть звучит на устах у всех
- Лишь имя «Нежномедвяной».
Кутирбаши[71]
- У самой дороги
- Твой домик и сад.
- Мимо – крестьянки
- На рынок спешат.
- Смех из-за пыли
- Доносится чей-то.
- Аскета бесстрастного
- Спутница, флейта,
- В сиянии утр
- И во тьме вечеров
- Звенит в дуновенье
- Скитальцев-ветров.
- Все, что даровано
- Миру земному,
- Чудесно приблжено
- К мирному дому.
- Ветвей колыхание,
- Шепот травы
- И буря, шумящая
- В гуще листвы.
- Поутру близ домика
- Пчелы жужжат
- И сети плетутся
- Под пенье цикад.
- Один ты вернулся, —
- Настал уже вечер, —
- И ты осчастливлен
- Вечернею встречей.
- Красу, что у дома
- Смиренно цветет,
- Незримо лелеет
- Твой нежный уход.
- И знает ли кто,
- Что душевного блага
- Здесь в лоно земли
- Изливается влага?
- День каждый приносит
- Отрадное что-то,
- И дивно меняются
- Года щедроты.
- Ты – с сердцем прозрачным,
- Скромен и тих,
- Ты можешь спокойно
- Брать у других.
- Ты в горнее небо
- Взираешь светло,
- Тебя не обманут
- Добро или зло.
- Не хочешь сердца
- Завоевывать властно,
- Но душу свою
- Отдаешь ежечасно.
- Прохожие в дом твой
- Охотно войдут:
- Познаний не ищут,
- Богатства не ждут.
- Но ясно, зачем,
- От сует отрешен,
- Садится прохожий
- С тобой на ашон[72].
- У пруда близ хижины
- В холе и неге
- Деревьев цветущих
- Пестреют побеги.
- Хозяин безмолвен,
- Безмолвны растенья,
- Проста красота
- Их немого цветенья.
- Побудь же мгновенье
- Безмолвным и ты, —
- Легко ты постигнешь
- Язык немоты.
- Вы с домиком схожи:
- Приветливый кров
- Не знает ненужных
- И суетных слов.
- Над скромною кровлею —
- Дерева тала[73]
- Листва не густая
- Плясать не устала.
- А спереди – голый
- Участок земли,
- Лишь пальма уныло
- Маячит вдали.
- Спокоен твой домик,
- Ему не под стать
- Спешащее время
- За пятки хватать.
- И сам он – прохожий,
- Чей призрачен след:
- Как будто и есть он,
- Как будто и нет…
- Уйдет он, исчезнет
- Без боли утрат —
- Так листья засохнут,
- Цветы облетят.
- Чужды неприязни
- Дорога и дом.
- Дороге и дому
- Отрадно вдвоем.
- Я пленник почета,
- Но все ж по пути
- В твой домик желал бы
- И я забрести.
- Желал бы… Да вихорь
- Меня завертел
- Заботы, работы
- И всяческих дел.
Из книги «Завершение» («Поришеш»)
1932
Вопрос
- Всевышний, веками ты слал нам своих апостолов
- С их предтечами.
- Они учили: «Милосердье вас создало.
- Прощайте. Терпите. Не поддавайтесь бессердечию».
- Достойны удивления добра провозвестники.
- Но что делать с испорченностью нашею?
- Наше время истину спускает с лестницы,
- Справедливость гонит взашей.
- Я видел: юноша, с горя впавший в помешательство,
- Бился головой о мостовую булыжную.
- Печальное обстоятельство
- Молча наблюдала толпа неподвижная.
- Вот вопрос тебе, Господи, прости меня:
- Святотатцев, богоненавистников,
- Растоптавших славу твоего имени,
- Ты простил бы, любил бы их, воистину?
Несмышленый ум
- Незрелый ум.
- Как будто из окон,
- Из глаз дитяти робко смотрит он.
- О мыслей бессловесная игра!
- Схватить и бросить!
- Только детвора
- Способна с воплем побежать, и сесть,
- И снова побежать.
- Зачем – бог весть.
- И снова это повторить раз сто,
- Хотя причины не было на то.
- Мир будет вкруг него сверкать, звучать,
- И слышать звуки он, и отвечать
- Он будет им,
- Бессмысленный герой,
- Своею неразумною игрой.
- О бессловесный ум,
- О ум немой,
- Водою душу медленно омой!
- То остро любопытен,
- То смущен,
- На целый мир он сразу обращен.
- Нет, не сейчас возник он!
- По воде
- Он прежде, первобытный, плыл в ладье.
- Он появился в утренней тиши
- Внутри Поэта – в озере души.
- Средь беспросветной бездны, одинок,
- Он вдруг возник – дрожащий огонек.
- Он появился в лепете без слов,
- Как птичий щебет,
- Как оленя зов.
- Среди цветов, ветвей, семян и мхов,
- Средь древних рощ, в мелодиях стихов.
- Он вдруг возник,
- Не зная ни аза,
- Поднявши к солнцу влажные глаза.
- То он по-детски весел, то сердит;
- И собственных игрушек не щадит
- Ни этих он, ни тех.
- Кто ж он такой?
- То слезы вдруг, то смех.
- Бездумный и живой морской простор
- Напоминает мне дитяти взор,
- Что прямо в небо устремлен, без дум,
- Там недозревший, неразумный ум
- Таится где-то в самой глубине,
- Под колыханием воды, на дне.
- Как стонет море! Снасти напрочь рвет!
- Само не знает, почему ревет.
- Нет повода, нет никаких причин
- Негодованью плачущих пучин,
- Оно вопит – во тьме и на свету —
- Простерши глупо руки в пустоту.
- Ум неразумный! Хочет он найти
- В истории себя, он без пути
- Бредет. Из комнаты на двор,
- Оттуда в поле, на простор,
- В дремучие леса.
- Он топает ногами, в небеса
- Восходит пыль. Он подымает вой
- И бьется о деревья головой.
- Увидев свет вдали, к нему бежит,
- Поймать желая, по полю кружит.
- И, как дитя, упав,
- Лежит средь трав,
- Мечты и явь в себе перемешав.
Старая книга
- О ветхий том.
- Тебя хранят в дому моем.
- Конечно, не читая,
- Лишь почитая.
- От времени желты,
- Прикосновенья не хранят листы —
- Оно растаяло дымком печали…
- О, как давно тебя читали!
- Блестели ясные глаза,
- Порою их туманила слеза,
- И нежность теплилась во взгляде.
- Раскинув на подушке пряди,
- Откинув сари с черною каймой,
- В полдневный зной
- Читала женщина о горе, о разлуке.
- В браслетах звонких руки
- Листали шелестящие листы.
- А за окном в лазури высоты
- Лишь стая голубей мелькала,
- И в тишине квартала
- Разносчик уличный кричал.
- Сквозь сон ворчал
- Лежащий пес – косматый сторож дома,
- Его смирила дрема.
- Но, возвестив, что кончился урок,
- Вдруг школьный слышался звонок
- В конце квартала.
- Так время о себе напоминало.
- Звонок звенел,
- И, вспомнив, что немало дел
- По дому,
- Вздыхала женщина, гнала истому
- И второпях, уже полна забот,
- Захлопывала переплет.
- Из рук одних в другие руки
- Переходила повесть о разлуке,
- Из дома в дом
- Твоя бродила слава, старый том.
- Но эти дни ушли в преданье,
- Порвалась сеть очарованья.
- Ты позабыт.
- В каком домуи кто тебя хранит?
- Читатель новый в кресле восседает,
- Он вряд ли угадает,
- Какой дышали силой волшебства
- Твои слова.
- Трамвай за окнами прогрохотал…
- Теперь наш переулок шире стал.
- Где тот разносчик старый?
- Нет нынче спроса на его товары,
- И хриплый крик
- Растаял вдалеке. Прошли, как миг,
- Десятки лет. Все миновало.
- Но вновь звенит звонок в конце квартала.
Удивление
- Я проснулся. За окном мрак ночной исчез.
- Мир раскрылся, как цветок. Чудо из чудес.
- Поражен я! Сколько звезд и материков
- Не оставило следа. Сколько лет, веков
- Пролетело. Где герой, наводивший страх?
- Только тень его живет в сказках и стихах,
- Сам истлел давным-давно… Не сочтешь племен,
- Возводивших на костях стройный лес колонн,
- Возникали города. Где они? Зола,
- В смерче гибельном времен мне на лоб легла
- Метка – солнца ранний луч, светлый знак небес.
- Я проснулся. Вот оно – чудо из чудес.
- Пред собранием светил встал я в полный рост,
- Гималаи предо мной, семь небесных звезд —
- Семь великих мудрецов. Вот и океан,
- Там, где Рудра – грозный бог, от веселья пьян,
- Пляшет шумно в брызгах волн… Вот и древний
- ствол.
- Я столетий письмена на коре прочел.
- Столько рухнуло при нем тронов, что не счесть.
- Как-то этот исполин разрешил мне сесть
- Под своей густой листвой… И безмолвный звон
- Донесло к моим ушам колесо времен.
Друзья
- Семь лет мне было.
- Робкий мальчуган.
- Я сам с собою часто вел беседы
- И, сидя на полу,
- К окну решетчатому припадал,
- Глядел на мир,
- И время протекало.
- Порою вдалеке
- Звенел какой-то колокольчик,
- И доносился крик возницы.
- К пруду спускались гуси, гогоча.
- У маслобойни заливалась флейта.
- А в доме на углу
- Вдруг начинал горланить попугай.
- В ту пору были мне друзьями
- Смоковница и яблоня, две пальмы
- И деревце батавского лимона.
- Их ветви пребывали в небесах,
- А я в своей душе.
- Весь день
- Они своею тенью забавлялись,
- Вели игру,
- И я к ней был причастен.
- Они моими сверстниками были.
- Детьми.
- Ашарх дождливый наступал. Они
- Все дни шумели,
- Кто знает – почему.
- Они, как я,
- По-детски лепетали,
- И я им вторил.
- Но годы шли.
- Мне стало двадцать пять.
- Разлуки тень легла на вечера.
- И у того же самого окна
- Сидел я одиноко.
- Смоковница дрожащею листвой
- Нашептывала мне мечты
- И утешала.
- В сиянье солнечном кокосовые пальмы
- Негромко подпевали
- Моей печальной песне.
- А пряный дух цветущего лимона
- Однажды ночью
- В мою бессонницу принес издалека
- Любимые глаза в слезах, слова укора.
- Друзья мои, деревья —
- Ровесники любви и юности моей.
- И много долгих лет минуло.
- И снова я один.
- Друзья былые
- Давно за полог вечности ушли.
- Я снова у окна.
- Гляжу на небо
- И вижу те же самые деревья.
- Как древние подвижники, они
- Стоят недвижно и день и ночь нашептывают мне
- Древнейшие слова
- Дрожащею листвой.
- И, как в любом начале,
- В любом конце,
- Покой бескрайний в них оцепенел.
- И заклинанье этого покоя
- Они мне шепчут, шепчут беспрестанно.
Страх
- Под косматой смоковницей по вечерам
- В полумраке
- Чернели, белели различные пятна.
- На камнях обвалившейся старой стены
- Возникали причудливые фигуры.
- Из невидимого жилища демона
- Неистовый слышался вой.
- Горбатая, с палкой в руке,
- Хихикала старая ведьма.
- Песнопевец Каширам Даш[74]
- Рассказал нам в стихах о Хидимбе[75].
- И на этой разбитой кирпичной ограде
- Оживали сказанья.
- Вот Хидимба, а вот Шурпанакха[76] с отрезанным носом
- Рядом возникла
- Черным пятном.
- Лет семнадцать спустя
- Я снова пришел в тот сад.
- Увеличились пятна,
- Изумленная новизна поклонилась седой старине.
- Кирпичи там и тут обвалились,
- Грудой лежат.
- Цепляются ноги за корни.
- Там лианы стеной,
- Здесь крапива.
- Стали джунглями эти кусты,
- А смоковницу обступили
- Деревца клещевины.
- Замечаю вокруг Шурпанакхи следы и Хидимбы,
- Но в душе они стерлись.
- А когда на вокзал я вернулся, мне было смешно.
- На ветхом фундаменте жизни
- Расплылись неясные черные пятна,
- Наивного прошлого письмена.
- Сколько путаных, смутных следов
- На разрушенной кладке пугливого воображенья.
- Иногда,
- Вечерами,
- Когда на широкие пальмы
- И на берег пруда
- Ненастье кладет свою тень,
- В небесах,
- Переполненных благословенным дождем,
- Облака грозовые грохочут,
- Когда в пальмовых зарослях звонко цикады
- стрекочут, —
- Оглянувшись, я вижу родимый свой край
- И над темной змеистой дорогой – очертания
- старого храма.
- В покосившихся стенах, в проломанной кровле —
- Скорбь, которой имени нет,
- Непонятные страхи, словно бессонные совы,
- Сколько ложных, ненужных страданий
- И врагов, порожденных бессильем.
- Ветхим душам позор!
- Сколько призраков след свой оставило в сердце
- твоем.
- Страх в лохмотьях недобрых примет
- Кривляется черными пятнами в полночь,
- И в обличье несчастий
- Заросли страха растут
- Сорняками.
- А на разбитом фундаменте
- Уродливые руины былого
- Над робким смеются.
Из книги «Сад песен» («Гитобитан»)
1932
Моление
* * *
- Мелодию дай, приобщи к песнопенью, учитель.
- Мелодия надобна мне! Я – смиренный проситель.
- Небесная Ганга, восход золотой усвоили этой
- мелодии строй
- И петь научились, подслушав тебя, вдохновитель.
- Отправлюсь я, душу наполнив мелодией вечной,
- Туда, где царит разногласье и шум бесконечный.
- В людской крутоверти, среди суеты, разлада,
- сумятицы и тесноты,
- Ты сам испытай мою вину, великий ценитель!
* * *
- Ты жизни и смерти рубеж перешел.
- Там высится твой осиянный престол.
- С него не свожу восхищенного взора.
- Души моей небо – престолу опора.
- С каким упованьем, с каким ликованьем
- Я руки раскинул и очи возвел!
- А ночь, как молельщица, кудри свои,
- Склонясь, на стопы уронила твои.
- Мелодия песни твоей вдохновенной
- Звучит, заполняя просторы вселенной.
- Слилась моя вина с твоей воедино,
- И песенной мукой я весь изошел.
* * *
- Родник мелодии твоей журчит в краю пустынном.
- Я молча перед ним стою с наполненным кувшином.
- Садится солнце за горою дальней,
- Оттуда посылая свет прощальный.
- Я слушаю потока звук печальный,
- Глаза рассеянно следят за журавлиным клином.
- Родник мелодии твоей журчит в краю пустынном.
- Весь день владели мной дела житейские и нужды.
- Но отрешился я от них, сейчас они мне чужды.
- Не стану больше воздавать им дани.
- В стране, лежащей вне людских желаний,
- К исходу дня я, после всех скитаний,
- Блаженство, данное тобой, богатством счел единым.
- Родник мелодии твоей журчит в краю пустынном.
* * *
- Я коврик мелодии здесь разостлал:
- О путник, тебе – постоянный привал!
- На зов пробудившейся птицы плывешь на пароме
- денницы
- Туда, где волна омывает причал.
- Побудь на заре у дверей при утренней песне моей!
- Сегодня с рассвета надвинулись тучи на лес.
- Слезами наполнив глаза голубые небес.
- У пальмовой рощи, в тумане, стоишь ты в другом
- одеянье.
- О, не удаляйся украдкой! Хоть сколько-нибудь
- В сырой полумгле моей пасмурной песни побудь!
* * *
- Если мир я созерцаю через песнопенье,
- Мне становится доступно мира постиженье.
- Музыкой звучит словесной полный неги свет
- небесный.
- Пыль земную пробуждает голос
- вдохновенья.
- Мир как будто входит в душу, сбросив
- оболочку.
- Отвечает сердце дрожью каждому листочку.
- В этом чувства океане – формы рушатся и грани,
- Вся вселенная со мною в тесном единенье.
* * *
- Зачем не кропил я слезами дорожную пыль
- беспрестанно?
- Зачем не предвидел, что явишься ты, как пришелец
- незваный?
- Палящей пустыней, без тени, по знойной, колючей
- сухмени
- Зачем, о зачем пробираться заставил тебя,
- долгожданный!
- Когда я у дома сидел на приволье, ленив и беспечен,
- Не знал я, не ведал, что болью мучительной шаг твой
- отмечен.
- Но отзвук страданья и боли остался в душе
- поневоле,
- И сделалась мука твоя незажившей сердечною
- раной.
* * *