Заложник должен молчать Гончар Анатолий
– Чи! – Раздалось снова, и я, развернувшись, шагнул навстречу остановившему меня Шадрину. – Командир, – близкий шепот Виталика был едва слышен.
– Что? – Я искренне не понимал причину остановки.
– Командир, время. Садимся на засаду, – пояснил Виталик, невидимый в темноте. Я кивнул и мысленно улыбнулся: какая засада? Так, охрана самих себя от неприятностей в виде внезапно появившегося противника.
– Сейчас без двадцати двенадцать, – вылез из тьмы Гордеев и сразу же начал распределять обязанности. – Дежурим по двое, по сорок пять минут. Виталик, твоя смена первая, кто с кем дежурит – определитесь сами, я с Ефимовым. У нас подъем пятнадцать минут третьего. Общий подъем в пять. Все, Виталь, бдите, остальные спать.
Несколькими минутами позже я и Вадим, тесно сдвинув коврики и укрывшись одним расстегнутым спальником, завалились спать. Но сон не шел – переход был не столь длителен, чтобы вымотать, а ночная прохлада и некоторое нервное напряжение все еще наполняли организм излишней бодростью. Видимо, то же самое состояние было и у ротного. Поворочавшись пяток минут, он повернулся ко мне лицом и тихо спросил:
– Спишь?
– Увы, – изобразив сильное огорчение, вздохнул я.
– Мне тут случай один вспомнился, – начал рассказывать Вадим, а я приготовился слушать. – Как раз перед отъездом в Чечню, после какого-то очередного залета, комбриг собрал нас – командиров рот, комбатов и замов, возле штаба части. Ветер, холодно, все мысленно матерятся, а тот ходит перед строем и, естественно, тоже матерится, но уже на нас и вслух. Когда же поток командирского красноречия иссяк, а сам Шогинов слегка успокоился, он встал, вперился в ряды стоящих и совершенно серьезно спросил: «Вот ответьте мне, кто у нас в части самый лучший офицер?» После этих слов некоторое время было слышно лишь завывание ветра, затем майор Нигматулин… ты ведь его знаешь?
– Естественно, – кивнул я. Кто же не знает извечного борца за правду, врага штабных работников, первого хохмача части и к тому же хорошего боевого офицера?
– Так вот он, – я почувствовал, что ротный улыбается, – преданно глядя на комбрига и сделав при этом совершенно серьезное лицо, выдал: «Наверное, вы, товарищ полковник!» – «А вот и нет! Самый лучший офицер, – указательный палец Шогинова ткнулся в установленную в начале аллеи статую советского солдата, – он. И снег метет, и дождь льет, и голуби ему на голову срут, а ему все по хрену…»
Вадим, по-моему, продолжал говорить, но я его уже не слышал, я спал…
Нет, все-таки стоять под утро в последнюю смену – самое мерзкое дело: и толком не выспался, и вроде кругом еще ночь, и вместе с тем понимаешь, что спать больше ни придется. А еще утром холоднее всего, и, как ни одевайся, «карачун» все равно достанет. Одно радует: медленно, но упорно на востоке начинает светлеть, и часы, что ни говори, тикают вперед, планета вертится, приближая появление теплых солнечных лучей. Дождей, говорят, не было уже недели полторы, так что влаги в воздухе немного и, надеюсь, утренней росы не предвидится. Не люблю ходить мокрым, даже в теплую погоду не люблю. Вадим захрустел галетой, наверное, таким образом сон прогоняет. Вот ведь слышимость-то какая: он от меня метрах в тридцати, а как будто рядом, и это хорошо, значит, появись кто чужой, его движения далеко будут слышны. Только ни к чему нам сейчас появление противника, вовсе ни к чему. Вот как-нибудь в другой бы раз… А солнышко уже стало выползать над горизонтом, естественно, его с места нашей дневки еще не видно, но становилось все светлее и светлее. У деревьев начали появляться тени. Я взглянул на часы – без семи минут пять. Отбдили! Скоро будить остальных. Потом на скорую руку перекусить, и в темпе вальса – дальше. Хочешь не хочешь, а до восемнадцати ноль-ноль к дороге подойти надо по-любому. Так что рассиживаться некогда.
– Виталик, вставай! – Все, время вышло, общий подъем. Легкий шорох откидываемого спальника.
– Зябко… – Шадрин повел плечами, потянулся, расправляя плечи, зевнул, улыбнулся, привстал и, подхватив автомат, отправился в кустики. Онищенко, бывший с Виталиком в одной смене, открыл глаза, но вылезать из-под плащ-палатки не спешил. Чуть в стороне за небольшим бугорком шебуршали проснувшиеся Бочаров и Тулин. Похоже, ротный их уже «пнул», но покидать позицию они тоже не спешили.
– Игорь, подъем! В темпе до кустов туда-сюда, перекус, и мне на смену, ты или Виталик, а я пожру, – скомандовал я, и Онищенко в подтверждение «принятой информации» кивнул. Я посмотрел на его сонную физиономию и усмехнулся – он не торопился, похоже, ему подумалось, что лучше потом пробежаться, чем с утра заставлять себя любимого все делать по-быстрому.
Заурбек Умаров
Заурбек тоже считал дни, он же был достаточно умен, чтобы понимать – как только обнаружится пропажа Красильникова, на его поиски будут брошены все имеющиеся в наличии средства российских силовых структур. Органы перевернут все вверх дном в попытках найти хоть какой-то след, ведущий к похитителям. И можно было не сомневаться, они его найдут, это лишь вопрос времени. Поэтому Заурбек нервничал. Несговорчивость Егора оказалась столь неожиданной, что невольно выбила главаря банды из колеи и стала грозить срывом намеченных планов. Ни побои, ни угрозы пыток или смерти не смогли склонить Красильникова к сотрудничеству. А ведь глядя на Егора, ни за что нельзя было предположить, что он способен на столь упорное сопротивление. И вот надо же…
– Я смогу заставить его разговориться! – Спокойное течение мыслей сидевшего за накрытым столом Умарова было прервано вмешательством подошедшего Лечо Гакаева – помощника Заурбека, его любимца и одного из самых уважаемых боевиков отряда.
– Будешь работать психотерапевтом? – с усмешкой спросил Умаров и, отложив в сторону нож, которым отрезал вяленое мясо, пристально посмотрел в лицо своего любимца.
– Психотерапевтом? – переспросил Лечо и тоже усмехнулся. – Почему бы нет? Тресну пару раз по голове, чтобы в мозгах просветлело, и стану вгонять под ногти щепки. Вначале потоньше, потом потолще. Заговорит, как не заговорить, запоет! А если не захочет, могу придумать кое-что и поинтереснее.
– Никаких пыток! – резко рубанув ладонью воздух, остановил разглагольствования Гакаева Заурбек, тем самым дав понять, что любому ослушавшемуся грозит нешуточное наказание. – Он нужен мне в здравом уме и трезвой памяти.
– Но мы совсем чуть-чуть… Я считаю, долго он не продержится.
– Ты так уверен? – От слов Умарова повеяло холодом.
– Ты же сам его видел, какой из него воин? Он слабак, хлюпик.
– Я тоже так считал, но ошибся. Его не сломить. Во всяком случае, сейчас. А то, что на вид он кажется тебе слабаком… – Заурбек на секунду задумался. – Знаешь, я много думал… русские странный народ: будучи загнанными в угол, угрожающий гибелью всей нации, они начинают сопротивляться с большей, неимоверно большей ожесточенностью. Тогда, когда прочие народы предпочитают сдаться на милость победителей, русские продолжают драться. Только это всегда и делало их победителями. Я бы все же предпочел иметь их в друзьях, но жизнь рассудила иначе.
– Что ты говоришь? – Гакаев явно был удивлен такими суждениями. – Я уверен, что когда-нибудь мы победим!
– Победим, – не стал спорить Умаров. – Поверь, это будет началом нашего конца.
У Лечо даже не нашлось слов для протеста.
– Мы победим, не станет русских, вот только кто придет им на смену? Посмотри на карту мира и ответь, что стало с племенами на тех территориях, куда приходили люди Запада? – Пауза, и новый вопрос: – Ты думаешь, свободные дети гор им нужны? А насчет заложника… – Заурбек снова потянулся к отложенной в начале разговора говядине. – Если посчитаю нужным, прикажу убить его быстро. Всегда приятней ощутить собственное великодушие, чем, убивая врага после бесконечной череды пыток, чувствовать свое бессилие перед его несломленной волей. Да-да, Лечо, иногда бывает так, что казненный оказывается победителем над своим палачом.
Закончив свое поучение столь непонятной для Гакаева фразой, Заурбек отрезал полоску мяса и, отправив ее в рот, с явным удовольствием принялся жевать. Не то чтобы все сказанные слова соответствовали мыслям и поступкам Умарова, но значительная доля царивших в его душе ощущений в них была. А Лечо некоторое время постоял в раздумьях, глядя на жующего главаря, затем, не зная, всерьез ли говорил Заурбек или только подсмеивался, хмыкнул и, развернувшись, отправился к Ибрагиму, несущему охрану заложника. Хотя, что там охранять? Заложник связан, и к тому же дверь, ведущая в сарай, закрыта на щеколду, которую изнутри открыть совершенно невозможно.
Старший прапорщик Ефимов
В конце концов, нам действительно пришлось лететь сломя голову. Так как уже к обеду мы поняли, что не успеваем, была дана команда ускорить шаг, а местами и вовсе переходить на бег. Время на обед сократили до минимума, и все одно, когда начали подходить к пересекающей наш путь дороге, уже почти стемнело. Какой-либо речи о том, чтобы осмотреться, уже не шло. Стало совершенно ясно, что в наступившей темноте выбирать место для пересечения трассы – только зря тратить время. И мы, положившись на вывозящую из всего кривую, решили двигаться дальше, не останавливаясь.
Как назло, по небу поползли тучи, закрыв собой плетущийся по небу месяц. И без того черная ночь стала совершенно чернильной, пальцы на вытянутой вперед руке полностью теряли свои контуры. Я шел медленнее медленного, буквально на ощупь. Так что в том, что я не свалился в полуобвалившуюся траншею, не знаю чего оказалось больше – везения или собственной осмотрительности? Пройдя по ее краю, я уткнулся в следующую.
– Блин! – не удержавшись, я матюгнулся, наличие окопов мне не понравилось – не хватало для полного счастья напороться на свои же блокпосты. Чтобы этого не произошло, мне пришлось идти еще медленнее. Но все же постепенно я продвигался вперед, правда, иногда останавливаясь и приседая или просто замирая на месте, чтобы послушать окружающее пространство. Звуков было много, от хорканья проснувшегося в низинах кабана до одиночных автоматных выстрелов, доносившихся со стороны ближайшего селения. Но звуков, что помогли бы мне определить местонахождение пехотных блокпостов, не было. Значит, они, скорее всего, находились не напротив нас, и это радовало, но не слишком. Делая каждый новый шаг, я вовсе не был уверен, что под ногой не вспухнет разрыв. А ведь я бы на месте ребят-пехотинцев напрочь перекрыл бы минами все неохраняемые подходы к трассе. Но мы шли, шли, шли, и пока нам везло. Может, не хватило мин, а может, кому-то просто было лень заниматься их установкой? А может, и впрямь мы оказались чересчур везучими?
Вскоре подъем прекратился, и на какое-то время хребет стал относительно ровным, но затем резко пошел под уклон, а потом и вовсе закончился крутым обрывом. Я остановился, задумавшись над вопросом спуска и вглядываясь в темноту ночи, и в этот момент тучи слегка развеялись, из-за них выглянула узкая убывающая луна, представив моему взору белесые камни речного русла и саму реку (да какая река чуть ли не в середине лета? Скорее, быстрый ручей), слегка блестевшую черно-лаковой поверхностью своих вод. Как ни странно, эта ночная пастораль завораживала. Увы, времени как следует ее разглядеть и запомнить у меня не было, часы тикали, надо было спешить. Вздохнув, я начал забирать правее.
На наше счастье, спуск и последующее форсирование реки, если не считать поскользнувшегося на камнях и упавшего в воду Бочарова, прошли относительно благополучно. Мы пересекли речку, поднялись на правый (немногим менее крутой, чем левый) берег и устроили себе пятичасовой привал. С намеченным для прохождения километражом мы справились, так что теперь у нас были все шансы на то, чтобы ночная ходьба плавно не перетекла в дневной бег по пересеченной местности. Быстро перекусив, распределили часы дежурств и улеглись спать.
– Командир! – На этот раз в крайнюю смену дежурили Виталик и Игорь. – Командир, подъем, утро!
Я открыл глаза и медленно начал поднимать край плащ-палатки (наш спальник мы отдали промокшему Бочарову). Уже забрезжило, фигура да и, собственно, лицо склонившегося к нам Виталика было вполне различимо.
– Э-эх, – может, слегка излишне шумно потянулся проснувшийся ротный. – Встаем? – Вопрос относился к моей персоне, и я кивнул.
Дружное откидывание плащ-палатки, и утренняя свежесть быстро разогнала остатки сна. Уф, бодрит! Пара энергичных движений, чтобы разогнать кровь. Так, теперь утренний моцион, быстрый перекус – и в путь.
Паштет с практически остывшими остатками чая из термоса в меня что-то не пошел. Хотелось чего-нибудь горячего – жареного мяса, например, или яичницы с колбасой. Впрочем, паштет хоть и не пошел, слопал я всю банку без остатка; а вот от тушняка, предложенного ротным, отказался. Подумав немного, он отложил тушенку в сторону. Времени у нас впереди было еще много, так что он прекрасно понимал – дойдет очередь и до нее.
…Небольшая наклонная полянка, густо поросшая невысокой, едва ли выше голенища берцев, но густой травой, оказавшаяся у нас на пути через час после начала движения, может быть, совсем не отпечаталась бы в моей памяти, если бы не две параллельные полосы примятой травы, тянувшиеся по ее окраине. К тому же, кто знает, возможно, если бы не роса, в это утро слегка покрывавшая травяные стебли, я бы в спешке мог эти тропинки и не заметить. А так, выскользнувшие из-за деревьев лучи солнца опустились к земле и четко разделили оставленные кем-то тропки и нетронутый луг по цветовой гамме. Темное и светлое, две полосы, видимые издалека. Заметил я эти следы чьего-то перехода метров с двадцати, но на таком расстоянии не смог точно определить, кому они принадлежат, тем не менее моя рука потянулась к предохранителю. И я не ошибся. Звери – ни кабаны, ни волки – не оставляли таких троп, здесь однозначно прошли люди. Оставшееся до края поляны расстояние я преодолел бегом. Конечно, противник уже был далеко, но лишний раз красоваться на открытой местности не хотелось и без этого. Дальше работали по отработанной схеме – поляну переходили по одному, но так как мои телодвижения были поняты правильно, остальные полянку перебегали, причем старались ступать правее или левее, так, чтобы наши следы не накладывались друг на друга. Кстати, шедшие здесь «чехи» тоже разделились на два ручейка, но этого оказалось мало.
– Догнать бы! – кивнул в сторону уходящих вниз по склону следов Гордеев.
– На хрен? – удивленно и одновременно протестующе фыркнул Виталик, чем невольно вызвал усмешку ротного.
– Да, вот именно, не до них. В другой раз, – бросил Вадим, после чего достал джипиес и на какое-то время застыл, снимая координаты местности. Я же вытащил карту – координаты «точки стояния» выплыли как бы сами собой. Спутать эту каплевидную полянку с какой-либо другой было невозможно.
– Х… У… – ротный произнес вслух появившиеся на экране цифры, и я, в такт своим мыслям, кивнул. А Гордеев, запоминая, повторил цифры еще раз и, сунув прибор в кармашек разгрузки, вознамерился махнуть рукой – «двигаем».
– Погоди, командир, погоди, – опередив его, я выставил вперед руку с отогнутой назад кистью, призывавшей немного повременить. Вадим увидел, задумчиво пожевал губами и едва заметно кивнул:
– Хорошо.
Я тут же поспешил удовлетворить свое любопытство. Дело в том, что чуть выше по течению протекал небольшой ручеек, берега у него должны были быть глинистыми, и при некотором везении я мог рассчитывать на успех.
Мне повезло: боевики переходили речушку в обрывистом и глинистом месте, при этом особо не озабочивались сокрытием собственных следов. Так что успех в деле выяснения численности боевиков мне действительно оказался обеспечен. По моим подсчетам, прошло их здесь от четырнадцати до шестнадцати человек, точнее выяснить не получилось, да я и не старался.
– И чего ты там не видел? – буркнул ротный, когда я наконец возвратился к группе.
– Полтора десятка, – кивнул я на постепенно исчезающие тропинки. Но Вадим пропустил мое сообщение мимо ушей.
– Вот опоздаем из-за тебя, – вздохнул Гордеев, высказав свое отношение к подобным изысканиям, и отдал команду на выдвижение.
По заданным координатам к окраине селения …та, несмотря на «пророчества» Вадима, мы подошли вовремя. Если бы не конкретная задача, наш «турпоход» уже можно было бы считать относительно успешным. Кроме обнаруженных с утра следов, с достаточной степенью вероятности указывавших на наличие в округе действующего лагеря боевиков, мы так же вышли на еще одну базу. Базу свежую и, судя по всему, не брошенную, а законсервированную. А уже на подходе к …те в зарослях орешника отыскался приготовленный «добрыми лесорубами» склад продуктов. Так что к исходу дня на моей карте и в памяти ротного отложились три отметки-зарубки на будущее. Конечно, весь день и меня и Вадима терзала заманчивая идея «по-тихому» скинуть в отряд координаты и направление следов, но все же мы оказались не настолько безумны…
Подполковник Шипунов
Комбат нервничал и потому злился. Ему никогда не нравились внезапно возникающие задачи. Во-первых, были они чаще всего непонятными, во-вторых, времени на подготовку к ним естественным образом практически не отводилось, в-третьих, из-за этих задач приходилось менять намеченные планы. Вот и сейчас уже практически подготовленный выход двух групп пришлось отложить на неопределенное время – задача, порученная майору Гордееву, в любой момент могла потребовать привлечения всех сил и средств отряда. Нельзя сказать, что подполковник отпускал спецгруппу с тяжелым сердцем, вовсе нет, но все же отсутствие связи подспудно заставляло находиться в постоянном напряжении. Нервировала сама возможность в случае непредвиденных обстоятельств не успеть оказать помощь вовремя. А тут еще он вдрызг рассорился с отрядным фээсбэшником – тот, несмотря на все увещевания комбата, так и не раскололся относительно маршрута и целей, стоящих перед подчиненными подполковника.
– Ну и хрен с ним! – Комбат в очередной раз вспомнил момент ссоры, и ему захотелось набить фэшнику морду. И даже не потому, что тот отказался сдать имеющуюся у него информацию, а просто так, «чтобы было». Представив, как его кулак встречается со скулой особиста, Шипунов улыбнулся. И даже на душе стало как-то легче. Впрочем, по-настоящему злых чувств к майору Бабченко он не питал, так, наговорил резкостей и, чтобы теперь не извиняться, придумывал себе всякую ерунду про коварные замыслы особиста, творимые им против лично подполковника Шипунова, а также руководимого подполковником коллектива. А если уж быть совсем честным – как на духу, то подполковник злился из-за невозможности личного участия в этом засекреченном, а значит, возможно, и весьма интересном задании. Душа комбата рвалась в бой. Еще бы, ведь его карьера перла столь быстро, что он еще не успел растерять ни мальчишеский задор, ни изначально присущую ему жажду подвигов. Увы, на все его просьбы разрешить хоть изредка выходить на боевые задания Ханкала отвечала категоричным «нет».
И вот, почти безвылазно находясь в ПВД, комбат маялся, как мается в клетке птичка, не в силах выпорхнуть из клетки. Иногда ему казалось, что единственный выход хоть сколько-нибудь разрядить копящуюся в душе скуку – это набить кому-нибудь морду или… напиться. Подумав, Шипунов выбрал выпивку. Сев на кровать, он достал из-под нее припасенную на всякий случай бутылку водки и позвонил Бабченко.
– Алло, – сонно отозвался тот.
Комбат усмехнулся про себя: «Ни хрена себе, уже дрыхнет», а вслух без обиняков предложил:
– Бери закуску и приходи. – И повесил трубку.
«Так, – уже слыша шаги идущего Бабченко, подумал подполковник, – задача минимум – напиться, а там, как кривая вывезет», – после чего посмотрел на свои увесистые кулаки и удовлетворенно хмыкнул. Жизнь начинала казаться не такой мрачной.
Старший прапорщик Ефимов
В итоге к окраине …ты мы вышли почти на час раньше отмеренного нам времени. Останавливаться и проводить какой-либо инструктаж смысла не было – в принципе все роли были уже распределены, так что мы без промедления расползлись по лесу. Расположились по двое – в центре Шадрин и я, на правом фланге, метрах в ста, – Бочаров и Тулин, левый фланг, на таком же расстоянии от центра, взяли на себя Онищенко и майор Гордеев. Расположились, замаскировались и принялись ждать.
Темнело. Оставшиеся до рассвета часы нам с Виталиком предстояло провести в поочередном бодрствовании. Но ночь должна была пройти спокойно, ведь если все сложится так, как говорил фээсбэшник, вражеский связник отправится к базе утром. Вот только верилось в успех «данного предприятия» с превеликим трудом. И вообще, все это задание казалось мне абсурдом, игрой непонятно кого и непонятно во что. Даже одно то, что селение тянулось без малого на полтора километра, вызывало сомнения в успехе задуманного, ибо откуда фээсбэшники могли знать, что связной начнет спуск именно здесь, от могильника? Почему он не войдет в лес сразу же у села? Всю ночь меня терзали подобные вопросы, даже в часы, когда я спал, мне казалось, что я продолжаю размышлять. Просыпаясь и сменяя на посту Шадрина, я вновь погружался в раздумья.
Глава 3. База
Старший сержант Шадрин
Шадрину всю ночь снился сон. Когда Виталика будили на фишку, он прерывался, но стоило ему смениться и только-только смежить веки, как сон начинался вновь, напоминая одно бесконечное многосерийное кино. «Телесериал» – сравнение, приходившее в голову старшего сержанта с началом «очередной серии», исчезало сразу же, будучи тут же погружено в бушующие волны действия. Сон был странным и действительно многосерийным…
– Товарищ старший сержант, – вытянулся перед лениво развалившимся на кровати Шадриным рядовой Куренков из роты связи. – Вас просит прийти командующий группировкой. Срочно.
– Подождет, – небрежно отмахивается Виталик и, протянув руку к стоявшему на столе пакетику с соком, в задумчивости добавляет: – Если торопится, то может прийти сюда, – и улыбается, будто знает, что, если действительно что-то важное, – тот никуда не денется. И точно, не проходит пяти минут, а Виталик специально засекает время на своих швейцарских часах, как генерал входит в палатку комендантского взвода.
– Товарищ старший сержант, но поимейте же совесть! – стыдит его командующий, но всерьез ругать остерегается. Да и кому захочется ссориться с дважды героем Российской Федерации? Меж тем Виталий поворачивается к генералу, и обе звезды на его груди становятся видны совершенно отчетливо.
– У вас ко мне есть просьба? – улыбаясь, говорит Виталик, и генерал поспешно кивает.
– Так точно, так точно, – подтверждает он, тем самым объясняя свое поведение. А лицо Виталика, довольного своей прозорливостью, освещается еще более широкой улыбкой.
– Ну и? – вопрошает он, и генерал начинает излагать свою просьбу. Но чем больше он излагает, тем больше старший сержант хмурится. Наконец он не выдерживает:
– Вы что там, все с ума посходили? – Шадрин яростно крутит пальцем у виска. – Предлагать мне такое… – он не находит слов, – такое… одним словом, такое предлагать мне?
– А что, а как, а где? Разве… и кто, кроме вас? – Генерал в панике, но и отступать ему тоже некуда, поручение, данное Самим… не выполнить нельзя.
– Ладно, чего уж там, – сменив гнев на милость, внезапно соглашается старший сержант и поднимается с кровати. Делать нечего, раз уж Сам просит его – старшего сержанта Шадрина – стать министром обороны, что ж, придется согласиться. Не обижать же Самого!
– Идемте, идемте! – зовет генерал…
– Просыпайся, Виталь, бди, Виталь, бди. – Шепот Ефимова прерывает сон до начала «новой серии».
Старший прапорщик Ефимов
Общий подъем произвели, как и запланировали – задолго до рассвета. Когда же над лесом в прорехах листьев замелькали первые лучи, мы уже были полностью готовы начать движение. Даже рюкзаки были надеты на спины – у всех, кроме Виталика, он должен был идти первым, и потому ротный решил, что Шадрин пойдет налегке. Большую часть его шмоток отдали контрактникам, так что мне достались лишь его коврик и спальник. Не бог весть какая ноша. Приготовившись, мы занялись самым нудным на свете делом – ожиданием.
Подполковник Шипунов
Бить морду фэшнику комбат все же не стал. Двух наличествующих бутылок водки для этого оказалось мало, а посылать кого-либо за третьей подполковник посчитал ниже своего достоинства. К тому же и фэшник, как говорится, был всего лишь заложником обстоятельств, реальной ситуации он не знал, а версию, что кого-то следует освободить, Шипунов рассматривал и сам, как одну из многих версий этой столь засекреченной спецзадачи. Единственное, что смог Бабченко сделать полезного, так это показать на карте приблизительный маршрут движения группы, да и то только до населенника с названием …та. А вот куда дальше могла направиться «сборная» солянка майора Гордеева, он не мог даже предположить. Толку от такой информации было немного, но все же лучше, чем совсем ничего. Так что, славно перемолов по этому поводу косточки родному начальствующему составу обеих организаций, довольные друг другом Шипунов и Бабченко разошлись далеко за полночь. Фээсбэшник пошел спать, а комбат еще с полчаса сидел над картой, пытаясь перемолоть услышанное во что-нибудь стоящее, что хоть немного могло помочь его ушедшим на задание парням.
Старший прапорщик Ефимов
Утро выдалось теплым, не в пример предыдущему. Я лежал на земле и вслушивался в звуки, доносящиеся со стороны селения. Судя по время от времени раздающимся крикам, по дороге, ведущей в …ск и …ту, гнали стадо, то ли мелкого, то ли крупного рогатого скота. Звуки приближались. Один из выкриков показался мне наиболее громким, и вдруг я неожиданно все понял: легче всего незамеченным и незаподозренным связнику выйти из села именно так, отгоняя стадо. И делал он это, похоже, не в первый раз. Делал, надеясь остаться нераскрытым в своей тайной деятельности, и все же чей-то глаз не оставил его без внимания. Звуки продолжали приближаться. Наконец гонимое на выпас стадо практически поравнялось с могильником, а следовательно, и с нами, лежавшими на западном склоне хребта.
«Значит, – подумалось мне, – это произойдет или сейчас, или не произойдет вообще».
– Замри, – на всякий случай посоветовал я Виталику, и почти тотчас сверху вниз осыпался небольшой камень. Мы вжались в землю и практически перестали дышать. Через несколько секунд послышались чьи-то тяжело топающие шаги. Похоже, спускавшийся человек даже не пытался прятаться. Он шел прямо на нас. Сквозь накинутую на лицо маску и торчавшие перед глазами ветви я сумел различить невысокую, худую фигуру и вскоре увидел его безбородое лицо. Вначале я принял его за мальчишку, но секундой позже понял, что ошибся. Просто идущий оказался гладко выбрит, но было ему никак не меньше тридцати. Ни оружия, никакого мешка за плечами, только топор в руках, и все. Ни дать ни взять, мужик спускается в лес подновить ограждения. Можно было бы подумать, что я ошибся и это – никакой не связник, но во-первых, ну не бывает таких совпадений, а во-вторых, не видел я здесь поблизости никаких ограждений. В других местах видел, а здесь нет. А типок шел прямо на нас, и я был почти уверен, что его маленькие глазки с пронзительной ясностью ощупывают все окружающее пространство. Вот уж когда я действительно не пожалел о драгоценном времени, потраченном на дополнительную подготовку одежды, предпринятую нами перед выходом на задание. Сейчас наши маскировочные халаты, увешанные всяческой лабудой, в тени кустов, в которых мы разместились, практически полностью сливали нас с окружающей природой. Но все же, когда связник прошагал мимо, я облегченно вздохнул и, прислушиваясь к удаляющимся шагам, начал отсчет времени. Теперь главное – не ошибиться и отправить за ним Виталика вовремя, так, чтобы он оказался от идущего к базе боевика не далеко и не близко, на расстоянии золотой середины, позволяющей видеть связного самому и вместе с тем не быть замеченным.
– Пора. – Мои губы шевельнулись, но я ничего не произнес, а вот руки показали Виталику, что пришла пора действовать. Бесшумности, с которой тот вскочил (да, именно вскочил, а не встал) на ноги, мог бы позавидовать любой хищник. И вот в этот момент у меня появилась надежда, что у нас все получится. А Виталик раздвинул кусты и стелящейся тенью поспешил следом за уходящим бандитом. Выждав несколько секунд, я последовал его примеру.
Будучи уверенным, что остальные потянутся следом за мной, я какое-то время шел вперед, глядя только на мелькающую среди деревьев фигуру старшего сержанта, но потом все же не выдержал и оглянулся. Знакомые контуры майора Гордеева оказались метрах в пятидесяти. Остальных за частоколом деревьев видно не было. В своих маскхалатах они сливались, расплывались, терялись на фоне черноты стволов и зелени листьев.
Потратив на разглядывание лишь мгновение, но тем не менее едва не упустив из виду своего бывшего зама, я зашагал вперед, чуть прибавив скорость. Теперь мне ничего другого не оставалось, кроме как топать, да еще молиться, чтобы Виталику удалось двигаться незаметным. Время шло, я уже почти уверовал в то, что у нас все (вопреки моему скептицизму) получится, когда фигура Виталика ухнула вниз – словно провалившись под землю – и исчезла из поля зрения. Долю секунды мне потребовалось понять, что произошло, и, сообразив, что он упал, последовать его примеру. Что-то впереди однозначно произошло, но что? Не раздумывая, я отполз в сторону, втянулся в ближайшие кусты и, сняв оружие с предохранителя, принялся ждать. Минут семь спустя послышались чьи-то шаги.
«Наконец-то», – обрадованно подумал я, решив, что это возвращается Виталик, а как же иначе? Ведь по его внезапному исчезновению можно было предположить, что связник вышел на базу и… – додумать я не успел. «О, бляха-муха!» – Я вжался в куст. В десятке метров от меня из-за деревьев вынырнул «чеховский» связной. Его путь пролегал совсем рядом. Один внимательный взгляд в мою сторону – и все наши планы рухнут, но если попытаться сбить его с ног и захватить живым – без шума не обойтись. А кто знает, что там дальше по хребту: действительно база, тайник или встречавшие связного «чехи»? Шуметь не хотелось по-любому. Опустив автомат, я осторожно потянулся к кобуре с «ПСС». Хорошо хоть этот гад оказался наглецом. Он топал в обратную сторону, едва ли не напевая себе под нос. Легкая пружинистая походка, топор, по-прежнему болтающийся в руке, расстегнутая куртка – видимо, взопрел от быстрой ходьбы, – «мирняк» даже без вопросов. Не подкопаешься. Интересно, чему он так радуется? Тому, что успешно выполнил поручение, или тому, что совсем скоро выберется из леса? Наверное, и тому и другому. Ну-ну, радуйся, пока есть возможность. Если бы мы не опасались, что кто-то контролирует твое возвращение, ты бы вернулся домой очень не скоро, ой как не скоро. Если вообще вернулся бы. Живи, сволочь, живи. Только вот постарайся никого не заметить. Это, между прочим, гад, и в твоих интересах тоже. Ты же не хочешь прямо вот тут сдохнуть? Нет. Ну, тогда иди, иди. Направленный в спину уходящему пистолет пришлось опустить, когда связной пропылил мимо ротного – к этому моменту нас и так разделяло слишком большое расстояние. Как бы то ни было, но и Вадима он миновал вполне благополучно, теперь оставалось надеяться, что и идущие позади контрактники сумели раствориться на местности.
Когда темная куртка бандитского пособника скрылась за кустами, я «перекрестился левой пяткой», поднялся и поспешил вперед, туда, где, по моим предположениям, должен был находиться старший сержант Шадрин. Но это если связной оставил свое нечто в тайнике, а вот если он, к примеру, передал это нечто встретившим его здесь «чехам», то тут уже получалось все совершенно иначе. Понимая, что ничего ужасного случиться не могло, я тем не менее на всякий случай положил большой палец на предохранитель. Вот только чего мне больше в этот момент хотелось – увидеть Виталика, залегшего где-нибудь в тени кустов, или же обнаружить какой-нибудь знак, свидетельствующий, что он пошел дальше? Не знаю. Наверное, все же первое – чтобы здесь оказался тайник и чтобы уже всем вместе пришлось ждать прихода адресатов. Стремясь поскорее развеять неопределенность, я ускорил шаг. Увы, Виталика нигде не было. Примятая трава показала мне направление движения приходивших на встречу со связным боевиков, и я двинулся следом. Какое-то время мне везло, затем я сбился. Возможно, боевики свернули куда-либо в сторону, а может, приближаясь к базе, пошли аккуратнее.
Смысла идти «вслепую» было немного, но все же, прежде чем окончательно остановиться, я еще пару сотен метров двигался по хребту, рассчитывая обнаружить хоть какие-то следы передвижения людей. К сожалению, до индейского следопыта мне оказалось далеко. Так что и вероятность того, что «мое сусанинство» ведет группу правильно, склонялась в сторону минус бесконечности. Поэтому, не к месту помянув дьявола, я остановился и, укрывшись за толстенным деревом, стал поджидать все еще ползущего где-то там за спиной ротного.
– Где Шадрин? – прошипел Вадим, и я, продолжая пялиться в глубину леса, пожал плечами. – Потерял? – Сухой вопрос без какого-либо намека на осуждение.
– Я его и не видел, ушел раньше, чем я смог продолжить движение.
– Куда, зачем? – Продолжая пытать меня, ротный присел на корточки, а затем и вовсе опустился задницей на коврик.
– Судя по всему, за пришедшими на встречу со связником «чехами».
– Ты уверен?
– Почти на сто процентов. – Конечно, я не индейский следопыт, но не заметить притоптанную траву в том месте, где пришедшие поджидали связного, не мог. – Приходило их сюда, по крайней мере, двое. Стояли, толклись, ждали. Пошли по хребту в этом направлении.
– А мы тогда чего стоим? – Гордеев спросил, нет, скорее отдал команду на выдвижение. Сам, впрочем, на ноги подниматься не спешил и правильно делал.
– Куда? – не выпуская оружия, изобразил я движение рук в стороны. – Они то ли свернули, то ли пошли поаккуратнее.
– Ясно, – грустно кивнул ротный, заниматься нравоучением он не собирался, тем более что и причин на то особо не было.
К нам подтянулись наши контрактники. Молча и без всяких команд они разошлись в стороны и исчезли среди деревьев и кустарников. Можно было не сомневаться – наши тылы надежно прикрыты. Нам тоже ничего другого не оставалось, как рассредоточиться и, замаскировавшись, ждать возвращения Виталика.
Часы тикали. Бежали секунды, превращаясь в минуты, минуты сливались в часы – один, два, три, четыре, пять… Я начинал понемножку нервничать – но ни выхода в эфир (это в самый крайний случай), ни самого Шадрина не было. Конечно, база могла располагаться как угодно далеко, но логика подсказывала, что это не так. Связного ждали? Ждали! Следов ночевки я не увидел, значит, «чехи» появились утром. В то, что они шли всю ночь, пусть даже подсвечивая себе фонариком, мне не очень верилось. Во всяком случае, идея, что от села до места встречи и от места встречи до базы приблизительно одинаковое расстояние, мне нравилась больше. Впрочем, даже это время еще не вышло, нервничать было рано, и все же в душе сгущался туман беспокойства.
Подполковник Шипунов
Всю оставшуюся ночь комбату снились кошмары, он то носился по горам в попытках кого-то догнать и уничтожить, то совершал прыжки с парашютом прямо с борта космического корабля, а то вдруг осознал себя сидящим в мрачном сыром подвале, израненным и избитым. Причем в роли тюремщиков выступали наши же российские менты. Ближе к утру Шипунов в этом уже был не так уверен. Возможно, в милицейской форме расхаживали переодетые бандиты или же это были бандиты, сдавшиеся властям и ставшие милиционерами. Как бы там ни было, но из застенков ему удалось вырваться. И вот он уже идет на выполнение очередного специального (и исключительно секретного – правительственной важности) задания. В милицейской форме, снятой с одного из убитых (менты все же оказались переодетыми бандитами), с «ПКМ» в руках он врывается на вражеские позиции и начинает тотальное уничтожение противника. Меняя очередную ленту, подполковник с удивлением замечает, что его окружает пустыня и валяющиеся вокруг трупы одеты не во что иное, как в американскую военную форму. Трупов было много, очень много, чадящими факелами горела боевая американская техника. От нещадно палящего солнца болела голова и саднило пересохшее горло, хотелось пить. Как назло, в собственной фляге воды не оказалось. Подполковник уже было вознамерился дотянуться до фляжки, висевшей на поясе одного из трупов, как откуда-то со стороны (вероятно, из зависшего над пустыней одинокого облачка) раздался громоподобный голос:
– Шипунов, тебе что сказали сделать?
– Скрытно произвести диверсию и отойти.
– А ты? – Голос сделался еще строже.
– А я, вот, – растерянно развел руками боевой подполковник и в нарушение всех норм поведения все же дотянулся до вожделенной фляги. Вот только она была тоже пуста.
– Вы превысили свои полномочия, вы предстанете перед судом… – рыкнули из поднебесья, но подполковник даже не поморщился.
– Да пошел ты… – как-то вяло отмахнулся Шипунов и побрел вдоль трупов, внимательно осматривая их пояса на предмет наличия фляжек… Увы, столь ценного сейчас предмета ни у одного из убитых негров не оказалось…
– Товарищ подполковник, товарищ подполковник! – Входная дверь скрипнула и слегка приоткрылась. – Товарищ подполковник! – снова позвал заглянувший в палатку посыльный. – Вас к телефону.
– Иду… – едва ворочая языком, брякнул Шипунов и, даже не поинтересовавшись, кто его вызывает, начал подниматься с постели.
– О, мифическая сила! – выругался он, поняв, что опереться на затекшую за ночь правую руку не получится. Кое-как сев, подполковник прислушался к своим ощущениям – к удивлению, голова практически не болела, зато сушняк в горле стоял еще тот. Если бы не баклажка минералки, оставшаяся на столе со вчерашнего вечера, он бы, наверное, тут же и умер от терзавшей его жажды. Но повезло. Скрутив пробку, Шипунов надолго приник к горлышку… Напившись, встал, расправил на себе так и не снятую на ночь форму и, придав лицу задумчиво-сосредоточенное выражение, двинулся в сторону палатки Центра боевого управления.
Звонил, как оказалось, отрядный направленец – майор Иванков. Беседа длилась не слишком долго, на все про все ушло минут пять-семь.
«Так, ни о чем», – мысленно прокомментировав подобным образом общее содержание разговора, командир отряда отправился совершать утренний «моцион».
Информация о ночном сне полностью выпала из его памяти.
Старший прапорщик Ефимов
Мелькнувшее в глубине леса движение теней привлекло мое внимание, я вгляделся: тень мелькнула снова и внезапно на мгновение сгустилась, проступив контурными очертаниями человеческой фигуры. К нам кто-то приближался. Увы, рассмотреть идущего за переплетениями ветвей было совершенно невозможно. Фигура то появлялась, то снова на какое-то время исчезала, размазывалась среди полутеней-полутонов леса. Наконец человек на какое-то время полностью оказался в поле моего зрения.
– Уф, – выдохнул Гордеев, и я вместе с ним тоже облегченно перевел дух – в приближающейся фигуре мы с Вадимом безошибочно определили старшего сержанта Шадрина.
– Свои, – поднялся на ноги я.
Виталик дернулся, вскидывая автомат, но, опознав нас, прибавил скорость.
– Химическая сила! – Зайдя за облюбованный мной куст, старший сержант повалился на землю. – Думал, все, кранты! И о, блин, свезло! – Виталик взял протянутую мной бутылку минералки и надолго прилабунился к ее горлышку. После чего откинулся на спину и блаженно раскинул руки.
– База? – Можно было, конечно, посочувствовать и дать ему наслаждаться моментом до бесконечности, но лично для нас неопределенность еще не закончилась.
– Да. – Шадрину пришлось вернуться к действительности. А благополучное возращение напомнило ему о чувстве голода. – Командир, тушняк есть?
– Естественно. – Я полез в РР и вытащил из его чрева банку тушеной говядины. – Держи!
– О, живем! – Довольно потирая руки, Шадрин вытащил из разгрузки нож, взял банку, вскрыл ее, следом, к моему удивлению, вытащил все из той же разгрузки ложку и, даже не попросив галет, принялся есть.
– Командир! – обратился он к подобравшемуся поближе к нам Гордееву. – Чуть было не засыпался, думал, все, хандец котенку… – Пауза, занятая пережевыванием очередной порции тушенки. – Раза три думал. Первый раз, когда этот урод назад ломанулся. Я едва-едва на землю плюхнуться успел – ни отползти, ни перекатиться. Как шлепнулся, так и замер, на лицо только капюшон натянул и ствол под бок сунул. Как он меня не вычислил… до сих пор не понимаю.
– Домой спешил, – не прерывая говорящего, пробормотал Вадим, и я мысленно с ним согласился.
А Виталик тем временем продолжал рассказывать свои перипетии:
– Ага, спешил, хрен угадали, к деревцу он спешил метрах в пяти от меня. Приспичило ему, блин! Хорошо, эти двое уходить не торопились, стояли зубоскалили. Потом он в свою деревню побежал, а они в глубь леса пошли. Мне ждать пришлось. А когда за ними следом двинул, подумал – все, упустил, но и на этот раз повезло, они вправо свернули, тут я их в прогал и увидел. – Новая порция тушенки, снова короткая пауза, и продолжение рассказа: – На хребет подниматься начали, как камень из-под ноги вывернулся, хрен его знает. Хорошо хоть сразу сообразил в сторону шарахнуться, залег, лежу. Главное, вокруг ни одного кустика нет, и деревья так себе, не укрыться. А тут еще один из боевичков спускаться начал: думал, ну все, я уже и предохранитель оттягивать начал. Но повезло. – Было непонятно, кого имел в виду Шадрин: себя или бандита. – Постоял, постоял, потаращился вокруг, вниз посмотрел, развернулся. Метров двадцать до меня не дошел. Но это ладно, это все хрень. Когда начали подходить к базе, я чуть было на их охранение не напоролся. Эти гады своих пропустили, даже не окликнули. То ли спали, то ли так у них и положено, а я, как ни в чем не бывало, прежнее расстояние выдерживаю. Командир, – повернулся ко мне Виталик, – если бы один из сидевших на фишке боевиков не кашлянул… – Очередная пауза должна была дать нам прочувствовать всю серьезность ситуации. Мог бы и не драматизировать, мы и без того представляли, насколько была важна и рискованна порученная ему задача. – Меня бы там и положили.
– Место запомнил? – Ротный решил, что пора заканчивать «лирическое отступление».
– Само собой, и координаты снял. К самой базе выходить не стал.
– Правильно сделал. – Я покосился на лежавший под деревом рюкзак – пора было топать дальше. Хотя прежде стоило взглянуть на карту местности.
– Координаты давай. – Увидев, что я потянулся к карте, Гордеев моментально понял мои намерения. Виталик вздохнул, перестал жевать, сосредоточился и уверенно выдал: Х… У…
Я пробежал глазами по пересечениям прямых линий. Опсь, а вот и искомая точка. В принципе, место как место, таких в чеченских лесах десятки – два сходящихся меж собой хребта, точнее, один, раздваивающийся к югу и своей формой напоминающий детскую рогатку, тут же и ручей, обрывающийся в полутора квадратах от «чеховского» лагеря, вот, собственно, и все приметы. Относительно ручья – теперь, зная местонахождение базы, можно было с уверенностью предположить, что в его отношении карта ошибается и исток находится гораздо выше обозначенного на карте места. Как, впрочем, и большинство истоков нарисованных на карте ручьев и речушек. Но самый прикол состоял в том, что я за свою бытность в Чечне уже не единожды проходил рядом. Или я ошибаюсь? Нет, все правильно, вот рукоятка рогатки сходится с соседним хребтом, на котором расположена огромная, по своим меркам старая, давно заброшенная база, тянущаяся по хребту метров на триста, если не больше. Проходить-то проходил, но в том-то и дело, что рядом… Из глубины мыслей меня вывел голос ротного:
– Веди, Сусанин! – Вадим поднялся на ноги, но это пока был еще не приказ, а лишь намек на то, что с приемом пищи старшему сержанту следует поторопиться.
Виталик кивнул, обиженно хмыкнул, но торопиться все же не стал. Спокойно доел тушенку, попил с гуманитарными печенюшками минералочки, потянулся, откинувшись на спину, полежал пару минут (все это время ротный хранил терпеливое молчание) и только потом соизволил, вновь скорчив недовольную гримасу, подняться на ноги.
Егор Красильников
– Значит, ты по-прежнему решил играть в молчанку? Или мое предложение будет все же принято?
Швырнув под нос пленника несколько фотографий, Заурбек злобно ощерился. Одна из фотографий, запечатлевшая спящую девочку, упала прямо перед глазами скорчившегося в углу Егора. Ему хотелось плакать, хотелось согласиться на все, но, сцепив зубы, чтобы, не дай бог, не показать бившую тело дрожь, отрицательно качнул головой.
– Отлично, – с мстительным выражением лица произнес Заурбек, – ты заставляешь меня идти на крайние меры. Думаю, что одного пальца твоей младшенькой на первый раз будет вполне достаточно.
– Вы не посмеете! – дернулся Егор.
– Ты так считаешь? – На этот раз голос Заурбека звучал вкрадчиво. Он наклонился, подавшись вперед к лицу замершего в неподвижности пленника. Егор поднял взгляд – веки главаря банды сузились до узких щелок, сквозь которые просвечивалось явное презрение и неприкрытая усмешка. – Значит, ты будешь хранить молчание и верность долгу?
– Да, – коротко кивнул пленник.
– Отлично! – повторил Умаров и, хмыкнув, резко выпрямился. – Что ж, – голос главаря обрел прежнюю силу, – коль ты считаешь меня мягкотелым пацифистом, придется тебе продемонстрировать свою решимость к действию. Итак, спрашиваю в последний раз, ты точно решил ничего не говорить?
Снова кивок. Кадык Красильникова дернулся, не в силах проглотить вставший в горле комок.
– Что ж, значит, сегодня кто-то умрет. – После этих слов Егор невольно поджался, а Заурбек внезапно добавил в голос патоки: – Как ты думаешь, кто это будет? – После чего развернулся и, не дожидаясь ответа, зашагал к двери. – Запереть и глаз не спускать! – рявкнул он на замершего за деревьями охранника и поспешил к своему подземному убежищу.
Оставшийся в одиночестве Красильников сжал зубы, чтобы не закричать уходящему вслед мольбу о пощаде, а затем, когда дверь захлопнулась, напряг руки, в попытке хоть чуть-чуть ослабить путы. Бесполезно.
«Неужели они захватили их? Неужели сумели привезти сюда? – Сердце снова отозвалось болью. – А может, последняя фраза о смерти адресована мне? – Он зацепился за эту мысль, как за последнюю надежду. Уцепился, притянул к самому сердцу, приковал цепями, чтобы вдруг не улетела, и приготовился к скорой смерти. – Скоро не станет ничего, ничего, совсем ничего, что окружает сейчас. Скоро не будет страшна боль, скоро я увижусь со своим горячо любимым папой. Совсем скоро!» – мелькнула в голове мысль. Егор вспомнил своего недавно ушедшего отца, и на душе стало почти легко.
Старший прапорщик Ефимов
«Внимание!» – поднял руку шедший первым Виталик. Я моментально остановился и, опустившись на правое колено, повторил его жест, думая при этом: «Уже пришли?» Но нет, со стороны Шадрина ни движения, ни звука, застыл деревянной статуей. Большой палец моей правой руки сам собой лег на предохранитель. Что впереди – мне не видно, но ясно одно – если Виталик молчит, значит, что-то рассматривает, и это что-то может оказаться чем угодно. Может, пень, может, кабан, а может, и засевший за деревом «чех». Шестое чувство подсказывало – сзади в нетерпении топчется Онищенко. Точнее, топчется – не то слово, на самом деле он постепенно, шаг за шагом, уходил вправо – все верно, так и должно быть, если что – не окажется на одной линии стрельбы и сам сможет спокойно стрелять, не опасаясь задеть меня или Виталика. Я, в отличие от Игоря, смещаться не рискнул – слишком близко к Шадрину, если за деревьями «чех», именно это мое движение может привлечь его внимание. Так что лучше замереть и не двигаться. Секунды утекали, как сыплющийся песок, а мы все стояли, замерев в ожидании. Предохранитель на моем «АК» я снял, но поставить его обратно недолго. Виталик осторожно начал опускаться на одно колено, затем на второе и, показав мне рукой – «ложимся», первым лег на землю. Я передал знак дальше и тоже коснулся грудью земли. Мой бывший заместитель лежал, не двигаясь, замерев, и, лишь чуть приподняв голову, вглядывался куда-то в глубину леса. Кроме фигуры самого Виталика, мне по-прежнему ничего не было видно. Хотелось подползти поближе и самому определить причину нашей остановки, но я в самом зародыше подавил это желание. Черт, да что же там такое?
Со стороны Шадрина послышался приглушенный мат, он поднялся на ноги и, даже не обернувшись, потопал дальше. Я тоже встал, поставил оружие на предохранитель и, костеря Шадрина, пошел за ним следом. Почти сразу стала понятна причина остановки – метрах в пятидесяти в кусте орешника мелькнула чья-то тень. Заметив идущих людей, тень дала деру, и я увидел трусящую под обрыв енотовидную собаку. Жаль потерянного времени, но уж лучше так полежать, чем из-за собственной самоуверенности напороться на залегшего «чеха». С глазастостью у Виталика все в порядке, это одна из причин, что он до сих пор жив. И еще сто лет пусть живет. Топаем, топаем, топаем дальше.
По маскхалату заскрежетали шипы шиповника. Интересно, будет ли у меня хоть одно БЗ, на котором не придется уворачиваться от его колючества? Наверное, нет. Да и фиг с ним. Переживу.
Виталик снова поднял руку, встал и почти сразу начал забирать вправо. Значит, почти дошли. Все правильно. Остановившись час назад для крайнего «перекура» (времени хватало), мы решили обойти обнаруженную Шадриным фишку и подойти к самой базе засветло – благо погода позволяла, небо окончательно заволокло тучами, стелился небольшой туман.
Наша группа стала уходить вправо, теперь медленнее медленного, чтобы, не дай бог, не хрустнуть веткой или загреметь камнем. Может, и не обратят внимания на это дежурившие в охранении «чехи», но рассчитывать на подобное не приходилось. Между мной и Виталиком дистанция шагов десять, видимость… А какая видимость? Метров пятьдесят, может, чуть больше, затем очертания терялись. Нам это сейчас, как нельзя, на руку. Но вот Виталик остановился, подождал меня. Как и договаривались, дальше первым пошел я, а он вообще оттянулся в тыл – хватит, набегался. Не то чтобы мне и ротному его так сильно жалко – по-хорошему, он еще сутки может идти и не крякнет, вот только усталость имеет свойство накапливаться и снижать внимательность, а это совсем ни к чему. Так что первым уж лучше буду я. На пути попалось растопыренное корнями вверх дерево, верхушка его плавала в ручье. Вот оно-то нам и нужно – спустимся в русло, по нему и пойдем. Не самый верный вариант, можно даже сказать – хреновый. Но кто бы нам подсказал лучший? Естественно, не будь тумана, пришлось либо ждать ночи, либо половину суток на карачках подбираться к охранению. К тому же в последнем случае у нас на все про все имелся бы мизер времени до тех пор, пока не появилась новая смена, а что я, что Вадим – мы оба не сторонники спешки. Рассчитывать на то, что нам бы удалось грохнуть сменщиков, не приходилось. Думаю, что не вернувшихся хватились бы довольно быстро. Так что снимать часовых, не осмотревшись, – последнее дело.
«Вот гадство!» – В лицо потянуло ветерком. Ветер – предвестник уходящего тумана, правда далеко не всегда, но закон подлости еще никто не отменял. Я зашагал быстрее, но почти тут же едва не поплатился за это – почва на берегу речушки оказалась слишком влажной, подошва берца скользнула, и я с трудом удержался, чтобы не упасть. В спине щелкнуло, из позвоночника выстрелила боль и раскаленным колесом прокатилась по бедру, скатилась на голень и рассыпалась сотней кипящих капель в пальцах ног.
«Черт, только этого не хватало!» – делая следующий шаг, прислушался я к своим ощущениям. Боль еще чувствовалась, но была вполне терпимой. Значит, о такой досадной мелочи можно и нужно забыть, тем более что в голове стояли задачи поважнее.
Жаль, что все время идти по камням не получилось – на повороте вода разлилась, образуя заливчик, как говорится, от края до края. Стайка мелкой рыбешки, не более двух сантиметров в длину, метнулась в сторону, под тень противоположного берега. Как назло, берега в этом месте оказались обрывистыми и довольно высокими, чтобы вот так запросто выбраться и пройти по краю. Пришлось плюнуть и пойти вброд.
«У, блин!» – невольно вырвалось у меня. Вода в ручье оказалась чистой и обжигающе холодной. Даже странно. Ведь ручей проистекал отнюдь не с ледника, обычный, вытекающий из-под хребта ручеек, таких сотни. Но нет, наверное, мне все же показалось, вода вполне нормальная – прохладная и не более того, или это ноги так быстро начали привыкать к холоду? Двигался я осторожно, так, чтобы не плескаться водой, и, выбравшись из «омутка», потопал дальше. Все внимание – вперед и по сторонам, до базы, по нашим расчетам, совсем ничего. Руки были напряжены, автомат снят с предохранителя, уши разве что не вращались вправо-влево наподобие локаторов, и все же… И все же я не мог не обратить внимания на открывшуюся за очередным поворотом скалу, почти стелу, – каменная, отполированная за сотни лет стекающей водой, блестящая, словно покрытая лаком, темно-коричневая поверхность с десятком бьющих фонтанчиков. Сразу захотелось пить. Да, попить следовало бы. Если не сделать этого сейчас, то даже с учетом лежавшей в рюкзаке баклажки, когда снова появится такая возможность – неизвестно. Я остановился и начал жадно вбирать в себя струящуюся, восхитительно влажную жидкость. Все, напился. Теперь можно снова идти вперед. Десять шагов, и я присел в тень берега – надо дать возможность попить идущему следом Игорю. Время бежало быстро. Снова подул ветер, о существовании которого я уже успел позабыть. Зря тормозились, могли бы и потерпеть, тем более вода еще осталась в баклажках, ругал я сам себя. Но что толку сетовать?
– «Двигаем, двигаем», – махнул рукой и перешел на быстрый шаг. Дилемма, палка о двух концах – как ни назови, все плохо – загремит от быстрой ходьбы под ногой камень, шум от которого не сможет заглушить журчание ручья, и «веселуха» в смысле пострелять нам обеспечена, развеется туман, кто-нибудь наблюдательный приметит нашу скромную компанию – и то же самое. А туман и впрямь начал исчезать с неприятной для нас скоростью. Быстрее, быстрее! Нет, быстрее нельзя. Такая вот получается хреновина. Все, пора выбираться из русла, а то туман совсем развеется, и мы попадемся, как куры в ощип, да и исток ручья должен быть совсем близко. Как назло, слева берег был пологий, справа обрывистый, а влево мне не надо. Пришлось топать дальше. А вот и корень подходящий, по нему можно будет и выбраться. Скользкий, зараза. Автомат я перекинул на шею. «Опсь!» – носок в стену обрыва, обеими руками за коренюгу, и вперед, желательно поживее. Вот и все, выполз, теперь бы добраться чуть выше по склону за глиняный валун, можно, конечно, и в глиняный овражек-трещину спуститься, но лучше все же за валун. А туман рассасывался все быстрее и быстрее. Выше по склону виднелся обрыв, от которого этот валун откололся, еще дальше находилась пока невидимая мне вершина хребта. Хребта, на котором почти наверняка вторая позиция охранения. За спиной раздался шорох шагов, мимо на полусогнутых просочился Игорь и плавно «стек» в овраг-трещину. «Слава богу!» – подумал я и снова продолжил движение вперед. Желательно все же успеть выйти к базе раньше, чем туман развеется окончательно. И мало того, что выйти, надо еще выбрать подходящее место для наблюдения и успеть по возможности замаскироваться.
– Оставайся здесь, – прошептал я, поравнявшись с Онищенко. Он в ответ слегка кивнул своей белобрысой головой, и я двинулся дальше. Прошел метров двадцать наискосок вверх по склону и оглянулся. Наши уже выбрались, ротный что-то знаками объяснял Тулину и Бочарову. Ага, понятно – контрачи потянулись в разные стороны и начали подниматься вверх. Значит, здесь позиции и займут. Что ж, все правильно – прикроем тылы, а непосредственно близ «чеховского» лагеря им делать нечего, только лишний шум создавать. А база должна быть уже совсем рядом. Над деревьями выглянуло солнце, редкий туман стал стремительно рассеиваться, так что заросли невысокого шиповника оказались на нашем пути очень кстати. Никогда не думал, что обрадуюсь этому «порождению шайтана». Осторожно пригнулся к земле и пополз. Только так, сколько бы ни осталось. Нагнав меня, в заросли колючего кустарника вполз Виталик, следом за ним, заскрежетав разгрузкой по шипам, опустился на колени ротный. Им легче – за мной осталась какая-никакая, а прореха. Все, теперь ползти, ползти. Рука осторожно отодвинула стебель в сторону, один, другой, немного вперед, еще немного. Если верить карте, совсем рядом хребет расползается на две части, и уже через сотню метров перед нами должно предстать основание «рогатки», значит, можно надеяться, что и база там же, совсем рядом.
За полчаса мы проползли подобным образом несколько десятков метров. Хорошо, что кончившийся шиповник плавно сменился кустами орешника. Весьма редкими, но, если не проявлять излишней поспешности, вполне способными укрыть нас от постороннего взгляда. Мы почти уже на месте, опять же если верить карте, вероятно, впереди должен быть отвесный склон. Так и есть, хотя, как оказалось, он не столь обрывист и сплошь порос кривыми деревьями, но это даже хорошо. Я тихонько выполз на его край, и с моих губ чуть не сорвалось бранное слово. Хребет, как и должно быть, резко раздавался в разные стороны, образуя выемку в форме подковы. Вот оно – основание рогатки, но вот это! Вот это!!! На карте этого не было! К моему полному удивлению, недоумению, неприятию, за маленькой полянкой, да какой, черт, полянкой – плешинкой десять на пятнадцать метров, стояла большая, слегка кособокая хибара. Дом отшельника или кошара? Впечатление, что здание старое, заброшенное, но на карте этого строения НЕТ! Забыли нанести? Возможно. Кляня картографов, я замер, вглядываясь в глубину продолжающегося за строением леса. По всем ощущениям, база именно здесь и располагается, но пока не видно ни одной живой души. Что души, ни одного разведывательного признака, указывающего на присутствие здесь людей! Предположение, что бандитский лагерь чуть дальше или вообще находится на вершине одного из хребтов, я отмел сразу как маловероятное. Если база есть, а она, судя по выставленному охранению, имеется, то она именно здесь, под нами, рядом. Как говорится, только возьми и протяни руку. Продолжая всматриваться в окрестности, я увидел, что тянущийся вниз склон по большей части засажен плодовыми деревьями, в основном яблонями, но попадались и груши.
– Чи? – кивнул выползший из-за спины ротный, показывая на раскинувшуюся впереди панораму: «Мол, как там, есть что?» Вздохнув, я отрицательно помотал головой – «Глухо». Теперь мы лежали, наблюдали, ждали. Когда-никогда к дежурившим на хребте (или хребтах?) «чехам» пойдет смена. Засветитесь, гады, куда вы денетесь. Но надо отдать должное, база была хорошая и, судя по отсутствию следов, до недавнего времени законсервированная. Скорее всего, ее и держали на случай вроде этого – взяли ценного заложника и залегли здесь на дно. Кстати, а где он может содержаться? В какой-нибудь замаскированной яме? Ладно, там будет видно. Вроде бы спешить никуда не надо, главное – сделать дело. Что ж, и сделаем.
Погода разведрилась, выглянувшее солнце быстро наверстало упущенное, наполнив лес парящим теплом. Стало жарко и душно.
…Движение я заметил сразу – как только стала открываться замаскированная дерном дверца. Не пожелай кто-то выбраться наружу – час бы пялился, но так ничего бы и не заметил.
– «Чех», – прошипел лежавший в паре метров справа Виталик, я кивнул и недвусмысленно погрозил ему кулаком – какого, мол, хрена шумишь? Он только хмыкнул и отвернулся. Может, Виталик и прав, его шепот не расслышал даже лежавший слева ротный, не говоря уже о вылезшем из-под земли боевике, ведь до того не один десяток метров, но все же делать этого не стоило. Меж тем моджахед, застыв на месте, прищурился, привыкая к дневному свету, поправил висевший на спине автомат и решительным шагом направился к стоявшему за деревьями сараю. А из «крысиной дыры» показалась следующая человеческая фигура, точнее фигурка.
«Мальчишка?» Вид этого маленького бандита вывел меня из спокойного созерцания. Что делает этот пацан, совсем еще ребенок, на «чеховской» базе? Оружия у него не было, разве что висевший на поясе нож, но это несерьезно…
Еще два боевика выбрались следом за мальчишкой и, уйдя вправо, скрылись за кустами орешника. Еще четверо выползли из схрона, что располагался почти под нами, и, разделившись по двое, поползли вверх по склонам.
«Ага, – догадался я, – эти пошли менять дежурную смену. А вот зачем и куда потопали двое предыдущих? Третья фишка? Если да, то где? Там дальше, в глубине леса? Возможно. Что ж, пока наблюдаем и ждем. Ждем и наблюдаем».
Глава 4. Казнь
Смерть на войне неизбежна, но когда к ней начинают относиться с пренебрежением…
Мысли вслух
Егор Красильников
Звякнула щеколда, дверь скрипнула и распахнулась. Егор приподнял голову: почему-то он не сомневался в личности вошедшего.
– Ты не передумал? – Заурбек кинул в рот комочек насвая.
– Нет, – прохрипел Красильников и, опустив голову, закрыл глаза. К чему видеть мир, которого скоро не станет?! Для него (слава богу!), для него одного. По спине побежали совсем уже было утихомирившиеся мурашки. Егор ощутил, как шевелятся на голове волосы.
– Значит, нет? Значит, ты сделал свой выбор? Окончательно? – едва уловимо усмехнулся Заурбек. – Что ж, посмотрим, что ты скажешь, когда тебя выведут наружу и привяжут к дереву. Что скажешь, когда будешь смотреть на палача…
– Вы не посмеете! – вскричал Егор, перебивая Заурбека и не давая ему договорить. – Вы не сможете! Вам, вам… – Тут голос его сник, Красильников понял, что все то, о чем он говорит, на что еще продолжает надеяться – не более чем иллюзии. Для бандита такого уровня, как Умаров, уже не существует моральных препон. Грань давно пройдена, зверь давно победил.
– Ты так думаешь? – прошипел Заурбек, и лед в его голосе подтвердил выводы Егора. Умаров повернулся к выходу: – Рустам, позови Лечо и Ибрагима.
Мальчишка, вошедший в помещение вслед за Заурбеком, которого, как выяснилось, звали Рустамом, опрометью кинулся выполнять приказание. Минутой позже дверной проем закрылся чьей-то большой тенью, и в кошару вошел широкоплечий Ибрагим. Следом за ним появился Лечо.
– Когда все будет готово к казни, выведете его и привяжете к дереву. – Умаров ткнул пальцем в дрожащее тело Красильникова – сдерживать свои чувства сил у него больше не было. – Но не бить. Я хочу, чтобы он не отвлекался на боль от побоев.
– Пусть прочувствует момент! – хихикнул Ибрагим. К удивлению, у него оказался высокий, почти женский голос.
– Пусть прочувствует, – согласился Заурбек, поправил висевшую на поясе кобуру с «АПС» и пошел по своим делам. А Егор остался наедине с его помощниками.
– Несговорчивый оказался, да? – мерзко ощерился Ибрагим. – Я предлагал для начала беседы исполосовать тебе ножом бедра и посыпать солью. А можно натереть перцем или оставить бедра в покое и прижечь промежность железом. Или запихать в зад перчик. Ты любишь острое?
– Пойдем, – потянул его за руку Лечо, – вернемся позже. Я думаю, тебе еще представится возможность продемонстрировать свои фантазии. Этот урод, – Лечо ткнул стволом автомата в направлении Красильникова, – никуда от тебя не денется. Идем.
– Сейчас, подожди. – Ибрагим сделал шаг вперед и со всего маху ударил пленника под дых. Егор сдавленно вскрикнул и скрючился. Дыхание перехватило, он широко разинул рот в попытках ухватить губами воздух, но где там, боль в солнечном сплетении не давала это сделать. Ибрагим замахнулся вновь.
– Оставь его! – Лечо дернул своего напарника назад в сторону двери. – Заурбек велел не бить его. Если он узнает?
– Что мне Заурбек? Да и как он узнает? – Ибрагим взглянул на Лечо и недовольно поморщился: – Ладно, чего уж там, идем. Подготовим место для казни. А ты жди, тебе предстоит познать еще очень много интересного! – Боевик плюнул в пленника и, оставшись довольным тем, что не промахнулся, пошел к выходу.
Старший прапорщик Ефимов
Рыжеволосый боевик, тот, что первым выбрался из подземного убежища, подойдя к сараю, открыл дверь и вошел вовнутрь. Мальчишка сунулся следом, скрылся в помещении, но затем вновь оказался в дверном проеме. Да так и остался стоять, поглядывая то вовнутрь, то наружу. Какое-то время ничего не происходило, затем мальчишка вышел из сарая и опрометью бросился куда-то в глубину леса.
«Похоже, заложник внутри этой кошары». Пришедшая мне в голову мысль была вполне здравой, хотя, конечно, там могли находиться и отдыхающие боевики, да и вообще кто и что угодно. Но все же, все же…
Мальчишка вернулся через минуту, следом за ним с южного края базы из кустов вылезли еще два боевика, но вовсе не те, что уходили в ту сторону несколькими минутами раньше. Похоже, там, в глубине леса, находился еще один схрон. Или это была стоявшая на охране смена? Как бы в подтверждение этих мыслей с хребтов начали спускаться отдежурившие свое бандиты. Они не торопились, значит, можно сделать вывод, что вновь на пост им заступать еще не скоро, а следовательно, личного состава на базе хватает. Вот только сколько их всего? Пятнадцать, двадцать? Или больше?
Пока я размышлял, бандиты скрылись в кошаре, после чего оттуда вышел рыжебородый и, в свою очередь, отправился в глубь леса.
Заурбек Умаров
Собравшись устроить публичную казнь, Заурбек, наверное, этим хотел показать свою решительность, непреклонную волю и жестокость в моменты, когда того требовали интересы «священного джихада». А возможно, имело место банальное устрашение. Во всяком случае, на место казни Лечо и Ибрагим вывели Егора загодя и, привязав к дереву, оставили под охраной еще двух бандитов, немного позже появившихся близ сарая и вооруженных новенькими «калашниковыми».
Предоставленный самому себе Егор повис на притягивающих к дереву ремнях и, уронив голову, закрыл глаза. Сердце бухало с неимоверной скоростью. Казнь должна была состояться ближе к вечеру – при свете клонящегося к горизонту солнца, в момент, когда еще светло, но жара уже схлынула и кипение жизни на земле достигает своего апогея.
«Обидно умирать вот так, когда в небе солнце, среди деревьев мелькают мелкие птицы, а налетающий ветерок не холодит, а лишь освежает распарившееся от солнечных лучей тело. Хотя, впрочем, едва ли лучше умирать в пасмурную погоду», – размышлял Егор, но вскоре его мысли растворились в бесконечном хаосе, он почти умер, смирился с неизбежностью, полностью погрузившись в мелькающие перед глазами образы. Дрожь, бившая его последние двадцать минут, куда-то исчезла, оставив после себя лишь умиротворяющее бессилие. Даже боль, терзавшая сердце, спряталась, напоминая о себе лишь легким, время от времени пробегающим по груди жжением.
Старший прапорщик Ефимов
Читать бесплатно другие книги:
