Звезда моей души Устименко Татьяна

ГЛАВА 9

Полагаю, за стенами Купола давно воцарилась глухая ночь, ибо, разглядывая его прозрачный свод, я легко различала непроницаемую черноту, разливающуюся за пределами хрустальной полусферы. Я уныло сидела на полу, мучаясь непреодолимым желанием сжевать последний ломоть хлеба, завалявшийся у меня в кармане после сегодняшнего (вернее, вчерашнего) завтрака и уже дошедший до состояния сухаря. Здравый рассудок приказывал мне потерпеть и приберечь сухарь на совсем уж крайний случай, а пустой желудок пищал и урчал на все лады, настоятельно требуя пищи. Он не понимал ни вразумляющих уговоров, ни ложных просьб подождать — он настойчиво озвучивал главную естественную потребность молодого, растущего организма. Короче, мне жутко хотелось есть.

Пытаясь хоть как-то обмануть ту бездонную прорву, в которую стремительно превращался мой пищеварительный тракт, я сначала неловко елозила по полу, а затем вскочила и начала отплясывать нервную чечетку, сильно смахивающую на ту, которую изображали мои подруги по приютскому дортуару, стоя в очереди к единственному отхожему месту, имевшемуся в нашей спальне. Кстати, в моем подпрыгивании не было ничего удивительного, поскольку другие физиологические потребности терзали меня ненамного слабее голода, доводя до истерического хихиканья. Немеркнущий Купол неоднократно описан в старинных манускриптах… Хм, о-пи-сан! Интересно, оный древний храм еще ни разу не подвергался каким-либо осквернениям? Скорее всего, нет, но ведь все в этом мире когда-то случается впервые.

Выделывая коленца на мраморных плитах, опрятно посыпанных белым речным песком, я случайно попала каблуком в какую-то небольшую выбоинку и повторно сверзилась на пол, добавив к ушибленному носу основательно отбитый локоть и поцарапанную щеку. Поругиваясь вполголоса, я сердито рассматривала причину своей очередной неприятности, оказавшуюся не чем иным, как щелью между двумя неплотно пригнанными друг к другу каменными плитами. Я задумчиво повозила ногой, разгребая тонкий слой песка и недоумевая, как это дотошные эльфы недоглядели столь значительного изъяна, заметно уродующего пол Купола. Но очищенная от песка щель выглядела довольно длинной, к тому же ее пересекала вторая выбоина, расположенная строго перпендикулярно по отношению к первой.

Несколько мгновений я тупо рассматривала свою неожиданную находку, а затем испустила громкий радостный вопль, бросилась на колени и вцепилась в мрамор всеми десятью пальцами, стараясь расширить узкое отверстие. Сердце мое преисполнилось надежды на спасение, ибо обнаруженная мною щель была не просто дефектом каменной плиты, а краем умело замаскированного люка, ведущего куда-то вниз, под основание Купола. Фраза о выбранном пути, необдуманно ляпнутая мной совсем недавно, оказалась пророческой!

Я пыхтела и сопела, ломая ногти и в кровь обдирая кончики пальцев, но треклятая плита не поддавалась. Вернее, люк подземного хода весил так много, что я не только не имела возможности его поднять, но даже не сумела сдвинуть с места кусок немыслимо тяжелого мрамора, намертво запечатавшего выход на свободу. Глотая злые слезы, я упрямо трудилась над люком, позабыв обо всем на свете. Внезапно за моей спиной раздалось негромкое жалобное поскуливание, сопровождаемое непонятным цоканьем, быстро сменившимся тяжелым дыханием и судорожным бульканьем. Обмирая от страха, я медленно повернула голову и встретилась с пристальным взглядом налитых кровью глаз, в упор разглядывающих мою распластанную на полу фигуру…

Я испуганно зажмурила глаза, а потом снова подняла ресницы, в глубине души надеясь, что мерзкое наваждение сгинуло, оставив меня в покое. Увы, ожидаемого чуда не произошло: представшее передо мной чудовище никуда не исчезло, являясь по-прежнему безупречно реальным и осязаемым. Этим живописным воплощением моих самых страшных ночных кошмаров оказался гигантский белый пес, не уступающий по величине полугодовалому теленку. И ладно бы дело ограничилось только его чудовищными размерами, так нет — все обстояло намного хуже…

В отличие от пресловутого безобидного травоядного мой нежданный гость был вооружен огромными клыками, виднеющимися в его приоткрытой пасти, причем каждый из таких зубов был длиной с мою руку от локтя до запястья. Подойдя вплотную ко мне, тварь вновь распахнула пасть, а я зажмурилась еще пуще, понимая — сейчас мое путешествие закончится, не успев толком начаться, потому как эта здоровенная животина уж точно не сеном и морковкой питается, а, вероятнее всего, глупыми девчонками, сующими свой любопытный нос куда не следует.

Морда чудовища приблизилась к моему лицу, и меня овеяло горячее влажное дыхание, несущее с собой не очень-то приятный запах псины. Я лишь успела невольно сжаться в комок, мысленно напрягая воображение и представляя зрелищную сцену своей неминуемой гибели, должной произойти в сих острых зубах, как вдруг моей щеки коснулось что-то мягкое, мокрое и теплое. Я шокированно вскрикнула, вытаращила глаза, и… меня тут же ласково лизнули повторно, на сей раз попав точно в травмированный нос… Моему распухшему носу сразу полегчало.

И как же он сумел пробраться через закрытые двери? Я изумленно рассматривала огромного белого пса. «Каким образом попал он внутрь Купола?» — гадала я.

Собаченция смотрела на меня донельзя умильным и абсолютно беззлобным взглядом, жалобно поскуливая, — на ее шее я обнаружила глубокую, переходящую на грудь резаную рану, явно нанесенную каким-то грозным оружием. Рана сильно кровоточила, что, очевидно, причиняло псу сильную боль и быстро высасывало последние силы из его мускулистого пушистого тела. Собака безвольно опустилась на пол, ее глаза затянула тонкая пленка третьего века, наглядно демонстрируя — смерть подкралась совсем близко и не собирается щадить свою жертву.

Мохнатый хвост пса безостановочно мел пол, доказывая миролюбивость его намерений, не подразумевающих никакой агрессии. Я бросила безрезультатно трудиться над люком и попыталась ладонью зажать рану своего нового знакомца, но все оказалось напрасным: мои усилия ни к чему не привели, а капли крови обильно стекали между моими пальцами и окрашивали пол Купола в ярко-алый цвет. Пес жалобно поскуливал, издавая умоляющие звуки, больше похожие на плач ребенка, и явно понимая — вместе с кровью из него вытекает сама жизнь, торопящаяся покинуть бренное тело.

Не знаю, как и почему он получил свою рану, но я не хотела смиряться со столь несправедливой смертью, бездеятельно наблюдая за гибелью молодого, красивого животного. Я вытащила из кармана своего камзола флакончик с остатками волшебной жидкости, принадлежащий ранее Джайлзу, и на мгновение задумалась. Чародейское снадобье смогло уменьшить мою одежду и начисто уничтожило мешок с вещами, но вот окажет ли оно столь же впечатляющее воздействие на живую плоть?

Впрочем, у нас не оставалось иного выбора, ибо пес умирал… Я взглядом испросила его согласия и, получив в ответ еще одно ласковое прикосновение шершавого языка, скороговоркой пробормотала отлично запомнившееся заклинание, а затем аккуратно наклонила флакончик и вылила остатки заполняющей его жидкости прямо в центр раны… Раздалось громкое шипение, пес вздрогнул всем телом, а его шея окуталась облачком белесого дыма, от которого у меня безудержно защипало глаза. Я вытерла свои слезящиеся веки и, о счастье, обнаружила, что рана исчезла, а на ее месте появился большой выпуклый шрам, еще совсем свежий, синевато-багровый. Волшебная жидкость помогла!

Пес облегченно вздохнул и положил на мое колено свою умную тяжелую морду, испачканную потеками голодной слюны.

— Бедняга, да ты совсем отощал! — Я без раздумий вынула из кармана свой заветный сухарь и сунула его в собачью пасть, проигнорировав жалобное урчание собственного желудка. — Это, конечно, не абы что, но — чем богаты, тем и рады!

Пес в мгновение ока проглотил угощение и довольно облизнулся, а его морду расколола широкая благодарная ухмылка. Немного пошатываясь от слабости, он поднялся на лапы и принялся неистово скрести щель между двумя мраморными плитами. Его мощные черные когти уподобились десятку остро отточенных лезвий, упорно кромсающих неподатливый камень. Я помогала ему как могла. Потом пес подсунул нос под чуть приподнявшийся край плиты и навалился на нее всем весом своего могучего тела. Я явственно услышала, как заскрипели его сухожилия, пес взвизгнул от натуги, но люк вдруг ответил жалким пораженческим краканьем, сдался и неохотно отвалился вбок, открывая моему исполненному радости взору темный, ведущий вниз провал подземного хода.

Наш путь наружу был свободен! Пес ухватил меня зубами за рукав и уверенно потянул за собой, готовый первым спуститься по крутым, уходящим в неизвестное ступеням. Я немного поколебалась, но все-таки последовала за ним, пребывая в абсолютной уверенности, что с каждым шагом все больше приближаюсь к своему первому настоящему испытанию… Однако перед тем как спуститься, я вытянула палец, испачканный собачьей кровью, и непроизвольно нарисовала на стене крохотную руну, являющуюся начальной в моем имени. Зачем я это сделала? Думаю, ответа на данный вопрос не знали даже сами Неназываемые…

Песок пересыпался с неумолкающим сухим шорохом, беспрестанно скребя по кожаному боку повозки. Этот монотонный звук постепенно сводил Ардена с ума, ввергая в тихое, бессильное бешенство, увы, неспособное вылиться во что-либо более действенное. Юноша лежал на полу просторной, тщательно затемненной кибитки, этого излюбленного средства передвижения всех лайил, совершенно не переносящих открытого дневного света.

Ночью его охранницы выбирались из-под спасительного полога, изготовленного из отлично выдубленной кожи, и, взнуздав двух крепких вороных жеребцов, упоенно скакали по пустыне, оглашая гортанными криками ее безлюдные равнодушные барханы. Высоко запрокинув свои узкие подбородки и жадно дергая заметно выступающими кадыками, твари пили кровь, залитую в небольшие, сшитые из телячьих кишок бурдюки, надежно запечатанные магией, надолго сохраняющей их любимый напиток безупречно свежим и теплым.

Но утром, с восходом Сола, они торопливо укладывались по обе стороны от пленника, по-кошачьи сворачивались в клубок и засыпали глубоким сном, более похожим на затяжной обморок. Обе воительницы-лайил вызывали у Ардена лишь отвращение и неприязнь, хотя он по достоинству оценил хищную форму коротких, слегка изогнутых сабель-кастане, привешенных к поясам тварей. Он также имел возможность понаблюдать за тем, как ловко управляется первая жрица со своим экзотическим клинком, с одного взмаха срубив голову здоровенному, отчаянно мекающему барану. Его завяленным на костре мясом и кормили Ардена на протяжении всего однообразного, ввергающего в ступор путешествия, затянувшегося так надолго, что юноша уже потерял счет дням, прошедшим с момента его пленения.

А дни и правда неотличимо походили друг на друга, размеренно пересыпаясь, словно песок пустыни, ибо все доступное Ардену разнообразие заключалось лишь в том, что иногда ему давали пригоршню янтарно-желтого, сладкого, как мед, винограда или ломоть испеченной на углях лепешки, душистая мякоть которой всегда оказывалась изрядно сдобренной кусочками примешанного к тесту сала и продолговатыми семечками тмина. Немудреными кухонными заботами ведал четвертый участник их небольшого отряда: дюжий смуглокожий парень, обладатель низенького выпуклого лба, уродливо нависающего над маленькими, глубоко посаженными глазками, и сломанного, плебейски приплюснутого носа с вывернутыми наружу ноздрями.

Первые несколько дней Арден не оставлял попыток разговорить этого человека, которого обе лайил называли непривычным для слуха именем Гамаль. Но вскоре он отказался от идеи склонить на свою сторону вечно нахмуренного возницу, днем занимавшего место на козлах повозки, а ночью спавшего между ее колесами, подстелив под себя обрывок кошмы. А произошло вот что. В какой-то из вечеров одна из лайил, иронично следившая за напропалую острящим Арденом, вдруг не вытерпела и сделала повелительный жест хлыстом, приказав Гамалю открыть рот. Юноша заинтересованно заглянул в разверзшееся перед ним зловонное отверстие и помимо гнилых зубов обнаружил там кривой обрубок обрезанного почти под корень языка, видимо грубо зарубцевавшегося уже много лет назад. Таким образом, Ардену сразу же стала известна причина постоянного молчания Гамаля, даже на самые пикантные шутки отвечающего неразборчивым хмыканьем и безучастным пожиманием громоздких, будто мельничные жернова, плеч.

Арден понял, что он всецело находится во власти своих тюремщиков: двух не знающих пощады тварей и туповатого немого здоровяка, беззаветно преданного богине Банрах. Очевидно, змееликая не имела неосторожной привычки раскрывать свои тайны кому попало и отнюдь не собиралась выпускать из цепких пальцев столь завидную жертву, коей являлся Арден. Участь его была предрешена, и надежды на спасение не осталось. Юноша впал в ленивое, безразличное оцепенение, послушно глотая подносимую к его рту пищу и воду, а большую часть суток проводил во сне, оставаясь связанным по рукам и ногам да к тому же уложенным на ковер, расстеленный на полу кибитки. Он знал — его везут в отдаленный храм богини, расположенный в самом сердце Пустоши, но ничего не мог с этим поделать и не имел возможности сбежать. Он спал и копил силы, изредка мысленно возвращаясь к событиям дня церемонии выбора учеников и вспоминая обещание Йоны, которое ныне казалось ему всего лишь невинным обманом или жестом сострадания, призванным смягчить отчаяние обреченного на смерть юноши.

На протяжении многих лет Арден увлеченно следил за тем, как растет и изменяется эта удивительная девочка, превращаясь в прекрасную девушку, маленькую и тоненькую, словно тростинка. Казалось — сожми ее покрепче, двумя пальцами, и она тут же согнется или сломается, уступив напору грубой силы. Но, к огромному изумлению Ардена, с Йоной не происходило ничего подобного. Мужественно снося все обиды и насмешки, она умудрялась в любой ситуации сохранять чувство собственного достоинства и настолько разительно отличалась от прочих приютских девчонок, что юноша только диву давался, испытывая странную, непонятную робость от ее мимолетного взгляда, слова или просто присутствия.

О да, остальные монастырские воспитанницы (конечно, только те, которые чем-то привлекли внимание Ардена) вели себя совершенно иначе, становясь податливыми, как воск, под напором его обаяния и самоуверенности и послушно опрокидываясь на спину, стоило лишь ему этого пожелать. Но Йона была совсем другой… Арден безмерно восхищался ее чудными глазами, точеной фигуркой, уже начавшей соблазнительно округляться, добрым нравом, уживчивым характером и живым, острым умом. Очутившись рядом с этой девочкой, он всегда сердился на самого себя, осознавая: желание защищать и оберегать столь волшебное создание захлестывало его с головой, лишая воли и здравомыслия. Нередко, спрятавшись за одной из колонн длинной монастырской галереи, он восторженно следил за проходящей мимо Йоной… А затем, опустившись на колени, страстно целовал следы ее крохотных ступней, отпечатавшихся на пыльном полу темных коридоров…

И вот теперь, трясясь в шаткой кибитке, он более всего скучал из-за ее отсутствия, а еще — отчаянно переживал, гадая, какая же судьба постигла девушку, которая так и не дождалась слов его любви, возможно даже не догадываясь об испытываемых им чувствах. Подменяя нежность грубостью, а ласку оскорблениями, Арден наказывал себя за нерешительность, изнемогая под грузом своей тайной любви. А что тут поделаешь, если в данном противоречии и заключается вся сущность человеческого мышления: женщины нередко произносят всякие глупости, тогда как мужчины совершают их еще чаще.

Огонь прожорливо истреблял сухие ветки колючего вереска, собранные Гамалем. Арден сосредоточенно всматривался в танцующие язычки пламени, напоминающие кроваво-красные глаза его охранниц. Первая лайил, носившая имя Каадсур и затаившая на него злобу за полученный в обители удар, уже проснулась, легко спрыгнула с бортика кибитки и тоже подсела к костру.

— Наслаждаешься? — В ее мяукающем голосе слышались издевательские нотки. — Что ж, я не против — успевай, пользуйся последними мгновениями своей относительной свободы, ибо завтра к вечеру мы прибудем в храм Песка, после чего ты никогда уже больше не увидишь это небо, звезды и траву.

Арден вздрогнул всем телом и непонимающе уставился на воительницу:

— Почему не увижу?

— Перестань запугивать мальчишку, Каадсур! — посоветовала вторая лайил, выбираясь из кибитки и сочувственно косясь на юношу. — Он и так выглядит излишне вялым и заторможенным, а повелительница желает получить своего нового жениха свежим, бодрым и готовым к исполнению супружеских обязанностей.

— Ну еще бы не желать! — похотливо осклабилась тварь, зовущаяся Каадсур. — Признайся честно, Веершир, ты бы и сама не отказалась от столь аппетитной плоти и молодой крови, струящейся в его венах!

— Возможно, — сухо ответила Веершир. — Но подобные мечты лишены смысла, ведь Арден предназначен для нашей богини.

— Заклинаю вас, — судорожно выдохнул Арден, пытаясь совладать с тошнотой, подкатившей к горлу, — объясните, что именно вы имеете в виду?

— А ты разве не понял? — мурлыкнула пребывающая в веселом настроении Каадсур, рукоятью своей кастане приподнимая его склоненный на грудь подбородок. — Ты — сладкий! — Она с вожделением облизнулась. — Ты обречен служить нашей госпоже, и уж будь уверен — она знает толк в плотских утехах с красивыми молодыми мужчинами!

Ее черный коготь медленно скользнул по щеке юноши, спускаясь все ниже и ниже, пока не замер, остановившись возле пояса штанов Ардена и надавив на самую чувствительную часть его тела.

— Признайся, вкусненький, — насмешливо ухмыльнулась лайил, — ты перепортил немало приютских девчонок и уж точно сумеешь доставить удовольствие нашей госпоже.

Арден безуспешно задергался, пытаясь освободиться от неприятного прикосновения, но обвивающие его путы держали крепко, не позволяя даже отклониться. Лайил запрокинула назад свою зубастую морду и глумливо расхохоталась:

— Несколько раз в году богиня избирает себе очередного жениха, обычно — самого красивого и сильного мужчину из расы людей. Супруг богини дарит ей свои ласки и кровь до той самой поры, пока… — Она замолчала, наслаждаясь затравленным видом Ардена. — Пока она не опустошит его досуха!

— Досуха? — недоуменно переспросил изрядно напуганный, уже неспособный связно мыслить юноша. — Как это?

— А вот так, дурень! — Обутая в высокий сапог нога Каадсур с размаху опустилась на спинку пробегающего подле костра жука. Послышался негромкий треск… Лайил снова подняла ступню и насмешливо продемонстрировала юноше мокрые желтые ошметки, пятном расплывшиеся по подошве ее сапога. — Ясно?!

Вместо ответа Арден судорожно сглотнул, отказываясь верить в столь очевидное объяснение.

— Но почему женихом богини должен стать именно я? Я не хочу, я буду сопротивляться!

— Как, ты намереваешься выступить против воли богини? — притворно удивилась Веершир, не веря собственным ушам. — Я не ослышалась — ты дерзнешь противостоять ее решению?

— Глупец! — убежденно заявила Каадсур, кинжалом счищая со своего сапога остатки раздавленного ею жука и бросая их в костер. Над огнем поднялся гадкий, едкий запах. Гамаль пошевелил носом и флегматично отодвинулся, не осмелившись выразить даже малейшее неудовольствие.

— Бесполезно! — резонно подвела итог мудрая Веершир, с состраданием взирая на юношу. — Такова твоя судьба.

— Мне обещали помощь! — звонко возразил Арден, с вызовом глядя на лайил.

— Кто, неужели бог Шарро? — недоверчиво спросила та, небрежно отмахнувшись от его слов, словно услышала некое беспочвенное, наивное, детское хвастовство. — Учти, он нынче стал совсем слаб, поэтому не рекомендую слишком на него полагаться.

— Девушка, — гордо пояснил Арден. — Одна очень умная и сметливая девушка!

— Ага, — Каадсур иронично сплюнула в костер, наглядно выражая свое отношение к словам Ардена, — девка, значит! И ты, дурак, поверил какой-то обычной человеческой девке? — Она грубо расхохоталась. — Идиот! Можно подумать, ты не знал, что ваши тупые самки только и умеют что ноги раздвигать!

Арден гневно скрипнул зубами, отказываясь воспринимать эту низменную характеристику, примененную к Йоне. И нечто неведомое, скрытое в самой глубине его мечущейся в поисках выхода души, подсказало: верь в нее, ибо она не такая и способна на многое!

Каадсур продолжала хохотать во все горло, Гамаль отстраненно жарил лепешки, и даже обычно спокойная, удивительно невозмутимая Веершир осуждающе покачала головой, на сей раз совершенно не разделяя ложных иллюзий своего пленника. Но ни один из них не знал о том, что весь этот устрашающий разговор стал достоянием еще неких условных ушей, ибо Голос Пустоши, неотступно сопровождающий кибитку лайил, конечно же не имел физических органов слуха, но видел, слышал и знал все, что происходит в Лаганахаре. А теперь Голос насмешливо взвихрил желтый песок пустыни и одобрительно засвистел, намекая: чем сильнее мы пытаемся избежать чего-то предсказанного, тем быстрее оно сбывается…

Мысленно я уже настроилась на различные каверзные ловушки, непременно должные поджидать нас в заброшенном эльфийском подземелье, и поэтому была безмерно удивлена, когда, в противовес своим мрачным предчувствиям, очутилась в высоком сводчатом туннеле, более чистом и опрятном, чем некоторые загаженные всевозможными отбросами улицы Блентайра. Пес, ведомый своим собачьим чутьем, уверенно бежал в авангарде, весело помахивая пушистым хвостом. От его недавней слабости не осталось и следа. Я недоуменно пожала плечами и заторопилась следом за своим новоприобретенным другом, решив всецело положиться на его инстинкт.

Через несколько мгновений мы подошли к имеющей форму развилки площадке, от которой отходили сразу три коридора. Над каждым проходом висела небольшая табличка с начертанными по-эльфийски указаниями. Я уже смирилась с тем необъяснимым фактом, что почему-то вдруг начала разбираться в языке, прежде абсолютно мне незнакомом, а посему не заморачивалась на лишних самокопаниях. Я вслух прочитала короткие и идеально красноречивые инструкции.

«Выход к Алларике» — гласила табличка над крайним правым коридором. «Серая долина» — над левым, «Переулок Кинжалов» — над средним.

Я растерянно потеребила отделку капюшона, по-прежнему покрывающего мою голову.

— Вот Тьма! — сердито хмыкнула я, поочередно переводя исполненный сомнения взгляд с одного прохода на другой. — Откуда же я знаю, куда нужно идти дальше?

Соблазн выбрать правый коридор и покинуть город был очень велик, тем более что я никогда не слышала этого странного названия — Серая долина, а неприятное словосочетание «переулок Кинжалов» внушало вполне понятные опасения. Мне приказали искать первое испытание, а отнюдь не неприятности на свои ягодицы, любопытный нос и прочие жизненно важные органы.

— Ты случайно не в курсе, какой путь нам следует выбрать? — Я перевела взгляд на пса, постаравшись придать глазам жалобно-вопрошающее выражение, впрочем мало уповая на то, что собака хоть сколько-нибудь разбирается в столь актуальных для меня вопросах.

К моему бесконечному удивлению, собаченция басовито гавкнула и без колебания потрусила в сторону среднего прохода. А я так и продолжала стоять на месте, не испытывая ни малейшего желания снова углубляться в замысловатые, чуждые для меня переплетения городских улиц. Тогда пес опять ухватил меня за рукав и настойчиво потянул за собой.

— Э-э-э, мы так не договаривались, — возмутилась я, упираясь и отбрыкиваясь. Каблуки моих сапог глубоко пропахали песок, устилающий пол туннеля, а рукав камзола угрожающе затрещал. — Возможно, в благодарность за спасение жизни ты вознамерился довести меня до своей самой излюбленной помойки, но я, знаешь ли, все-таки предпочитаю отправиться за пределы городских стен.

Не разжимая плотно стиснутых клыков, пес протестующе зарычал, красноречиво демонстрируя свое неодобрительное отношение к моим планам на будущее. Я задумчиво прикусила изнутри левую щеку, понимая, что изрядно проигрываю своему спутнику как в силе аргументов, так и в способе их применения. Почему он не хочет покидать город? Неужели знает о том, что мне приказано искать первое испытание именно в черте Блентайра? Но откуда и как?..

— Ну ладно, — нехотя согласилась я. — Придется мне стать смелой, раз уж взападло быть трусливой!

Тут пес согласно мотнул головой, чуть не повалив меня на пол. Я осторожно погладила его ухо, выказывая добровольность своих последующих действий, после чего пес сразу же отпустил мой многострадальный рукав и размеренно затрусил рядом. «Уж слишком он умный, почти как человек! — мельком подумала я, положив ладонь на холку пса и меланхолично шагая рядом. — Складывается впечатление, будто эта собака нарочно ведет меня в нужную ей сторону…» Впрочем, сия здравая мысль тут же испарилась из моей головы, потому как впереди я неожиданно увидела нечто уж совсем невероятное…

Странно, но, спустившись в пресловутый подземный ход, мы вовсе не угодили в какую-то непроницаемую темноту, а попали во вполне прилично освещенное место, залитое приглушенным сиянием, испускаемым крупными голубоватыми кристаллами, неравномерно вкрапленными в стены туннеля. И вот сейчас, прищурив глаза и стараясь приспособиться к скудному освещению, я потрясенно рассматривала густую толстую паутину, затянувшую каменный коридор. Каждая нить этого чудовищного кружева превосходила по толщине мой палец, и нетрудно было предположить, какими гигантскими размерами должен обладать паук, сумевший сплести столь колоссальную паутину. Я затравленно ойкнула и сделала шаг назад.

— Я же тебе говорила, — сдавленно прошипела я, предпочитая не создавать излишнего шума, — нужно было идти по правому проходу…

Пес виновато заскулил, поджимая хвост. Я беззвучно развернулась на каблуках, собираясь вернуться обратно к развилке, но обнаружила, что проход исчез, а за моей спиной располагается абсолютно гладкая, монолитная каменная стена.

«Тьма забери этот Купол вместе с его секретами! — охваченная паникой, импульсивно пожелала я, недоверчиво ощупывая камень и убеждаясь в его стопроцентной реальности. — Здесь двери и проходы закрываются сами собой, без предупреждений и извинений…» — Я не успела закончить свои запоздалые мысленные разглагольствования, потому что пес вдруг вздрогнул всем телом, истерично взвыл и прижался к моему боку. Покачнувшись от его толчка, я случайно подняла глаза к потолку и тут же заголосила в унисон собаке, ибо обнаружила над своей головой огромного паука, лапами прицепившегося к шероховатому своду туннеля и разглядывающего меня с явным гастрономическим интересом. Не теряя времени на размышления, я вихрем дунула вперед по коридору, устремляясь точнехонько в поджидающую меня паутину…

Я все же оказалась права — каждый подземный ход непременно таит в себе нечто опасное! Я на бегу корила себя за доверчивость, клянясь: если выживу сегодня, то уже никогда, ни за что и ни с кем не полезу ни в какие подвалы, Тьма их забери! Пес не отставал ни на шаг, почти наступая мне на пятки и жарко дыша в спину. Перед самой паутиной я чуть притормозила, успев прочитать четверостишие, написанное на стене, прямо над переплетением липких белых нитей:

«Всеблагой бог Шарро, помоги!» — взмолилась я, понимая, что могу выбрать только одну нить паутины и порвать ее, пробивая себе выход на свободу. И если мой выбор окажется правильным — то я останусь жива, а если нет — стану пищей для паука, чьи огромные жвала уже щелкают у меня за плечом… Положившись на волю провидения, я зажмурила глаза и, вытянув перед собой руки, с последним отчаянным усилием рванулась в центр паутины, чувствуя омерзительное прикосновение липких тенет, обволакивающих все мое тело. Видимо, эта паутина висела тут далеко не первый год, потому что ее белесое полотнище несло на себе кучу всякого мусора: чьи-то начисто обглоданные кости, ржавый кинжал, обрывки золотисто-алой ткани, пух, перья и Тьма знает что еще.

Очевидно, я стала отнюдь не первым и уж точно не последним живым существом, пытающимся прорваться через этот занавес смерти. Судя по виду паутины, мне все же повезло значительно больше, чем многим из тех, кто проходил через нее до меня. Нить, случайно попавшая под руку, растянулась и лопнула с разочарованным треском, оставив в моей ладони коричневый пергаментный обрывок, до сего момента висевший в паутине. Я рыбкой проскользнула в образовавшееся отверстие и быстрее ветра помчалась дальше, провожаемая злобным бурчанием неповоротливого, оставшегося без пищи паука. Пес преданно последовал за мной, успев приподнять заднюю лапу и наградить поруганную ловушку презрительной струйкой некоей желтой, не очень-то ароматной жидкости.

Несколько секунд спустя я заметила неровный круг блеклого внешнего света, спасительно замаячившего впереди нас. Я остановилась, ладонями отряхнула запылившуюся одежду, стараясь придать себе опрятный вид, и внимательно всмотрелась в свою негаданную добычу. Ею оказался неровно оборванный кусок пергаментного свитка, темный и помятый, уляпанный несколькими подозрительно смахивающими на кровь пятнами. Я недоуменно повертела его в пальцах, размышляя, не выбросить ли, но потом все-таки передумала и сунула в карман, решив отложить разгадку очередного ребуса, буквально свалившегося как снег на голову, до более спокойных времен.

А вскоре выяснилось, что свет, струящийся в подземный ход, попадает туда через обычную канализационную решетку, старую и никак не закрепленную, да еще и предусмотрительно расположенную на задворках какого-то обветшалого, никому не нужного домика. Я легко сдвинула проржавевшую конструкцию, выполненную из нескольких железных прутьев, кое-как подтянулась, уцепившись за опорные скобы и натужно напрягая свои хилые бицепсы, и вылезла-таки из подвала. Пес выпрыгнул из туннеля намного резвее меня и радостно облизал мое вспотевшее лицо. Я настороженно выпрямилась, но, к счастью, мои опасения не оправдались — хибара пустовала, зияя выбитыми окнами и жалобно хлопая раскачивающейся на ветру полуоторванной дверью.

Все вокруг: стены домов, погнутые трубы водостоков, выщербленный деревянный настил, заменяющий мостовую, развешанное на веревках тряпье — выглядело донельзя нищенским и убогим. Сам воздух здесь буквально пах бедностью, продажностью и опасностью, вызывая подспудное желание поскорее убраться из этих негостеприимных мест. Судя по всему, я попала именно туда, куда и намеревалась попасть с подачи белого пса, действующего заодно с неисправимой выдумщицей судьбой, а конкретно — в переулок Кинжалов.

Ночь закончилась. По небу расплывались неровные световые блики, порожденные скупыми лучами Сола, с трудом пробивающимися сквозь рыхлые облака грязно-серого цвета. Да уж, ну и погодка сегодня, просто загляденье! Но, рассуждая по справедливости, требовалось признать: она идеально сочетается с моим отвратительным настроением и самочувствием. На душе было пасмурно, точно так же как и в небе у меня над головой. Облака выглядели весьма обнадеживающе, но я подозревала — нечего даже надеяться, что эти ноздреватые комки сырой ваты прольются вдруг благодатной дождевой водой. Нет, этого счастья мы не дождемся.

Я сердито шмыгнула носом и утерла его кулаком. М-да, все-таки прав был брат Флавиан, утверждая: «Наш мир окрашен в предсмертный, последний доступный ему тон — серый». Серым стало все: небо, земля, жидкие куртинки травы, дома… А люди, они тоже стали серыми? Я с сомнением покрутила головой, взглядом выискивая хоть кого-то живого. Но конечно же не увидела никого, кроме белого пса, потерянно жмущегося к моим коленям. Похоже, ему тоже не очень-то нравился этот треклятый переулок Кинжалов…

Интересно, почему пес так стремился сюда попасть? Я потратила несколько драгоценных мгновений, сосредоточенно размышляя над нелегким вопросом, но так и не пришла ни к какому выводу. Очевидно, пес знал об этих местах куда больше моего — нечто эдакое, специфическое, остающееся пока совершенно недоступным моему разуму. А для того чтобы прояснить сложившуюся ситуацию, требовалось сделать сущую мелочь — выбраться из-за развалин заброшенной халупы и выйти в переулок.

Набрав полную грудь воздуха, я мысленно приказала себе не дрейфить, поправила немного сбившийся капюшон, прикрывая свои эльфийские уши и волосы, а затем делано вальяжной походкой направилась вниз по улице, старясь выглядеть самоуверенной и беззаботной. Я миновала первый дом, потом второй. Благоразумно обогнула кучкующихся на углу мужчин, не обративших на меня никакого внимания, хотя вид у них был воинственный, и позволила себе расслабиться, решив: все нормально, мне не грозят никакие неприятности. Но как выяснилось немного позже, радоваться было рано…

Я шла долго. Меня пошатывало от слабости, голода и жажды. Глаза застилал туман, я постоянно спотыкалась, а в желудке словно поселился живой колючий клубок боли, сотканный из огня и жутких тягучих ощущений. Именно про такие и говорят «сосет под ложечкой». Проходя мимо лотка уличной торговки, я незаметно стянула первый же съестной товар, случайно подвернувшийся под руку, — здоровенную черную редьку, кривую, будто голень ноги брата настоятеля, и твердую, как моя вера в бога Шарро.

Торопливо завернув в ближайший дворик, я взглядом поискала какой-нибудь резервуар с водой, но, не обнаружив ничего похожего на бочку или лохань, обреченно махнула рукой и прожорливо вгрызлась в немытый, жутко грязный корнеплод. Редька оказалась жесткой и невыносимо горькой… Я едва сумела проглотить пару кусков ее совершенно несъедобной сердцевины, как меня бурно вывернуло прямо в растущий поблизости чертополох. Я вытерла рот рукавом и еще немного постояла, покачиваясь и мечтая лишь об одном — как бы избавиться от этого гадкого вкуса, буквально впитавшегося в мои десны и вызывающего обильное слезотечение. Пес сочувственно поскуливал, улегшись чуть поодаль и не сводя с меня своих проницательных серых глаз.

«Что ему нужно?» — в очередной раз задалась я этим вопросом, озадаченная столь пристальным вниманием умного животного. Он ведет себя очень странно и как-то не по-собачьи. Поведение этого пса не имело ничего общего с важными манерами монастырского сторожевого волкодава Туки или с заискивающим подхалимажем нашей дворовой шавки Бубы. Однако, даже ломая голову над необычным поведением собаки, я все равно не могла отсиживаться здесь вечно, а поэтому мне пришлось снова выйти в переулок с автоматически зажатой в руке немного погрызенной редькой.

Если бы я хоть немного пожила в Блентайре и узнала местные нравы, то, скорее всего, точно согласилась бы отдать пару лет своей жизни, лишь бы мне помогли поскорее выбраться из этого злачного места. Переулок Кинжалов, хоть и получивший свое устрашающее прозвание в некие незапамятные времена, старательно оправдывал имя и по сей день. Далеко не всем путникам удавалось бестрепетно пройти по этой грязной улочке от начала до конца, сохранив ровный шаг и с высоко поднятой головой. Многие начинали бежать без оглядки уже на середине, а наиболее осмотрительные возвращались и благоразумно шли другой дорогой. Но, увы, я впервые бродила по городу, ища сама не зная что, и поэтому ничего не знала о той своеобразной, отнюдь не доброй репутации, которой обладал выбранный мною путь.

Конечно, меня немало удивило почти полное отсутствие людей, но время было совсем раннее — многие зажиточные горожане еще не проснулись, а те, кто победнее, уже трудились в поте лица, и им было не до прогулок. Нетрудно представить, какой огромный шок я испытала, увидев богато наряженного юношу, внезапно вывернувшего из темной, ничем не примечательной подворотни. Голову красавчика венчала шапка золотистых, тщательно уложенных кудрей, а его одежду явно сшили на заказ, причем у отличного портного. Я оторопело застыла на месте с отвисшей челюстью и выпученными глазами, шокированно рассматривая эдакое несусветное чудо, резко диссонирующее с убогостью задрипанного переулка, служившего прибежищем для всякого подозрительного сброда. Юноша польщенно улыбнулся, наслаждаясь произведенным эффектом и вместе с тем брезгливо рассматривая мое бледное усталое лицо и неряшливо измазанный желчью камзол.

«Что понадобилось этому красавчику в переулке Кинжалов? — пыталась понять я, пребывая в плачевном состоянии, заключающемся в неспособности сконцентрироваться и рассуждать логично. — Ему здесь не место…»

— Это тебя называют Йоханой? — то ли спрашивая, то ли утверждая, нараспев произнес юноша, сладко присюсюкивая и манерничая. — А знаешь, ты выглядишь еще непрезентабельнее, чем мне тебя описывали.

Я гневно засопела и без того заложенным носом, похоже не выдержавшим удара об пол Купола и спасовавшим под воздействием ночного холода.

— А не пойти ли тебе во Тьму? Кому какое дело до того, как я выгляжу?

— Фу! — Юноша кисло ухмыльнулся, старательно изображая огромное моральное и физическое превосходство надо мной. — Ну и манеры же у тебя, подруга. Подозреваю, мастеру Леонидасу придется немало потрудиться, обучая тебя изящному поведению и…

— Кому-кому потрудиться? — потрясенно перебила я, ощущая, как мое насмерть перепуганное сердце гулко бухнуло и провалилось куда-то в пятки. — Подобные слащавые имена возможны лишь…

— Точно, в квартале гильдии Порхающих, ты не ошиблась! — Юноша злорадно хихикнул. — Поздравляю, ты прибыла домой, сестра!

Я обреченно застонала, осознав, что попала в очередную ловушку судьбы. Но сдаваться без боя я не собиралась.

— Как вы узнали, где именно меня следует искать? — спросила я, горя желанием выпытать у своего собеседника имя поганого предателя.

— О, — высокомерно хмыкнул красавец, — ты настолько глупа, подруга, что нам не составило особого труда подослать некоего умного человека, сумевшего втереться к тебе в доверие. К тому же нам помогли чародеи. А как же иначе, ведь мы всегда делимся с ними частью нашего дохода… Запомни, в этом мире продается и покупается все: услуги, обман, предательство.

«Подослать?» — Отупевший от голода мозг метался, словно попавшая в западню мышка, тщетно перебирая всех немногих моих знакомых. Меня предал тот, кому я доверяла? Кто же это может быть: брат Флавиан, Иоганн, Милн, Джайлз? Самым горьким потрясением стало осознание того, что я оказалась подло обманутой именно в тот момент, когда едва начала доверять людям.

— Кто он, говори, или выцарапаю тебе глаза! — хрипло рыкнула я, испугав красавца.

Юноша побледнел как полотно и слегка приоткрыл свои пухлые, щедро накрашенные губы, видимо собираясь удовлетворить мое любопытство:

— Он…

— Розариан, молчи! — Требовательный гневный окрик, подобный наказующему удару бича, прилетел с другой стороны переулка. Юноша испуганно сгорбился и поспешно захлопнул рот.

Я оглянулась. В нескольких шагах от меня стояли сьерра Каталина собственной персоной, а также тот самый представитель ее гильдии, который участвовал давеча в церемонии выбора учеников и увел с собой Элали. Дама-попечительница довольно потерла ладони и расплылась в обманчиво-приветливой улыбке:

— Ну вот мы и встретились снова, моя милая девочка! Теперь-то ты уж непременно отправишься с нами и станешь наложницей князя!

— А ваш князь хотя бы осведомлен относительно моего возраста? — возмущенно пискнула я. — Согласно законам Блентайра девушкам разрешается выходить замуж лишь после достижения восемнадцати лет.

Ярко раскрашенное лицо сводни расплылось в издевательской улыбке:

— А кто тут говорит о замужестве, глупышка? Повторяю: ты станешь его наложницей! Быстрее, чем пукнуть успеешь… — Ее толстые губы издали неприличный, глумливый звук. — О, поверь мне, крошка, педофилы — в целом неплохие люди. Просто их дети испортили!

Я затравленно вздрогнула всем телом. Ловушка захлопнулась…

Ошибаются все, да вот только одни делают это часто, а другие — постоянно. Боюсь, я принадлежу именно ко второй, хронически невезучей категории дураков.

Красавец Розариан обидно заржал, сразу утратив добрую половину своей привлекательности.

— Не гогочи, — насмешливо посоветовала я, — ибо, когда ты смеешься, твой нос безобразно заостряется, а два передних зуба выступают вперед, делая тебя похожим на крысу!

— Что? — Юноша немедленно подавился хохотом и угрожающе сжал кулаки. — Дрянь, ты еще и огрызаешься? — Он не верил собственным ушам. — Да как ты смеешь!

— Все это так мило! — Сьерра Каталина патетично всплеснула своими полными, увешанными серебряными браслетами запястьями. Чеканные кольца мелодично зазвенели. — Полюбуйся, Леонидас, она ведет себя, будто загнанная в угол кошка — шипит и царапается… Ты умница, дорогая, ибо мужчины обожают усмирять непокорных красавиц! Строптивые девушки стоят намного дороже, потому что они пробуждают в мужчинах страсть.

— Что? — в свою очередь завопила я. — Да как вы смеете торговать мною, словно я не человек, а всего лишь бездушный рыночный товар? — Я нисколько не разбиралась в сексуальной реакции мужчин, но неосторожные слова этой алчной сводни подействовали на меня, точно упавшая на трут искра, разбудили шквал неуправляемой ярости. — Я с вами не пойду и не желаю видеть никакого князя!

— А твоего согласия никто и не спрашивает, радость моя! — воркующе пропела сьерра Каталина, крадущимися шажками подступая ко мне и плотоядно шевеля жадно растопыренными пальцами. — Успокойся и смирись! Не станешь же ты с нами драться?..

— Драться? — растерянно переспросила я, только сейчас вспомнив о зажатой в руке редьке. — Драться! А-а-а…

Кто сказал, что единственным овощем, способным вызывать у человека слезы, является исключительно лук? А вы когда-нибудь увесистой редькой по репе получали?..

Обкусанный мною корнеплод смачно обрушился точно на темечко достопочтенной сьерры Каталины. Раздалось оглушительное карканье… Сводня закатила глаза под лоб и плавно осела в серую уличную пыль, а я расстроенно стояла над ней, разглядывая тощий хвостик, оставшийся от разломившейся редьки.

— Мастер Леонидас, ну сделайте же что-нибудь с этой бешеной девчонкой! — истошно запричитал красавец Розариан, на всякий случай отпрыгивая подальше от меня. — Вы только посмотрите, что сотворила эта дикая тварь с нашей любимой сьеррой Каталиной…

— Не голоси, мальчик! — брезгливо поморщился мужчина. — Сейчас мы ее утихомирим. Эй, охрана! — Он начальственно повысил голос. — Все сюда, быстро! Повелеваю схватить строптивую девчонку и препроводить ее ко мне домой!

Повинуясь его приказу, из соседнего двора тут же выскочили двое вооруженных до зубов мужчин, а еще трое аналогичных головорезов картинно нарисовались на противоположной стороне улицы. Я отчаянно вскрикнула, понимая, что мой путь к отступлению отрезан окончательно, отбросила ставший бесполезным обломок редьки и умоляюще обхватила шею белого пса, до сего момента безучастно сидевшего у дощатого бордюра пешеходной части тротуара.

— Друг, помоги мне! — просила я, но пес лишь виновато отвернул морду и малодушно отвел глаза, видимо не желая впутываться в мои проблемы. — Помогите мне, люди! — взывала я, но никто не отозвался. — Помоги мне, бог Шарро! — обреченно прорыдала я, мысленно прощаясь со свободой, счастьем и едва обретенной мечтой.

— Тише, девочка, все будет хорошо! — внезапно над моим ухом прозвучал ласковый мужской голос, и высокая, закутанная в черный плащ фигура стремительно материализовалась у меня за плечом. Затянутой в перчатку рукой незнакомец нежно погладил меня по голове, а затем решительно задвинул к себе за спину.

«Откуда он взялся? — недоумевала я, с облегчением утыкаясь носом в складки его плаща, полностью закрывшего мне весь обзор. — Не с неба же спустился, в самом-то деле?»

— Ну как, уважаемые сьерры, — насмешливо произнес мужчина, и я услышала лязг вынимаемого из ножен клинка, — погремим мечами? — В его голосе сквозило ленивое пренебрежение, какое могут позволить себе лишь самые непобедимые бойцы. — Или вы только с беззащитными девушками воевать умеете? — Вопрос повис над переулком.

— Кто ты такой, Тьма тебя забери? — обескураженно вопросил сьерр Леонидас, пытаясь спрятаться за своих охранников, которые в свою очередь малодушно обшаривали глазами пустынный переулок, ища, куда бы затихариться от греха подальше.

— Ну Тьма не Тьма, — незнакомец небрежно смахнул капюшон, прикрывающий его голову, и обернул лицо к моим обидчикам, — но нечто типа того…

По переулку прокатился всеобщий вопль ужаса, вырвавшийся из семи здоровых мужских глоток.

Заинтересовавшись, чем вызвана столь бурная реакция, я просительно постучала кулачком в широкую, безопасную спину, отгородившую меня от всего мира с его неисчерпаемыми бедами и проблемами. Мой защитник немедленно обернулся…

Возможно, причиной моего последующего обморока стали голод и усталость. Но, вероятнее всего, я просто не сумела совладать с обуявшим меня ужасом, ибо у отважного незнакомца… не было лица! На его месте располагалось мертвенное, идеально круглое, белое пятно, абсолютно лишенное глаз, рта и носа…

Помню еще, что я успела тоненько вскрикнуть, падая в заботливо подхватившие меня руки, и временно утратила всякую связь с реальным миром…

ГЛАВА 10

Меня привели в чувство деликатные, но вместе с тем довольно интенсивные похлопывания по щекам. Уже отнюдь не в первый раз за последние пару дней я осторожно приоткрыла глаза, почти уверовав, что мои недавние злоключения окажутся лишь сном — неприятным, но, к счастью, быстро забывающимся… К сожалению, я ошиблась — и тоже отнюдь не впервые.

Улица опустела, а валяющиеся на земле шляпа и скомканный носовой платок наглядно свидетельствовали о том, что мои несостоявшиеся обидчики уже покинули переулок Кинжалов, причем, судя по всему, они проделали это не задумываясь и с завидной скоростью. А тем человеком, который разделял мое уединение, стал тот самый странный мужчина без лица. Правда, сейчас я не имела сомнительного удовольствия лицезреть его черты (вернее, их полное отсутствие), потому что капюшон плаща незнакомца вернулся на свое прежнее место, придавая моему защитнику вполне благопристойный вид.

— Как ты себя чувствуешь, дитя мое? — заботливо спросил безликий, помогая мне подняться, бережно отводя чуть в сторону и усаживая на кривоватую скамейку, прислоненную к стене дома.

Я с удовольствием уселась туда, куда предложили, и устало оперлась локтями на колени. Невозмутимо улыбнулась своему спасителю, стараясь не выглядеть слишком жалкой, но предательски подрагивающие коленки красноречиво выдавали мою слабость.

— Спасибо, хорошо! — Невероятным усилием воли я постаралась придать голосу всю максимальную твердость, доступную ему сейчас. — Кто же вы все-таки такой? Уж не Неназываемый ли?

— Я! О…

Незнакомец не скрывал самоиронии, а я слушала его и удивлялась, каким же, интересно, образом он может видеть и разговаривать, не имея ни глаз, ни рта.

— Когда-то я являлся всем в этом мире, а сейчас стал никем и ничем, вернее — даже меньшим, чем ничего. Так что, прошу, не нужно имен, называй меня сьерр Никто!

Похоже, он получал огромное удовольствие от своего нестандартного чувства юмора, потому как вложил в придуманное для самого себя прозвище огромную гамму эмоций — от гордости до презрения. Представившись, он отвесил элегантный поклон.

— Очень приятно, — любезно отозвалась я, кажется уже утратившая способность удивляться чему бы то ни было. — А я — Йохана.

— Я знаю твое имя, звезда! — Незнакомец попытался погладить меня по спине, но я вовремя уловила его намерение и предусмотрительно уклонилась в сторону. Еще не хватало, чтобы он заметил мои крылья!..

Сьерр Никто понимающе хмыкнул:

— Не бойся, я знаю о тебе все, а возможно, даже больше, чем ты сама о себе знаешь.

Я скептично покосилась на закутанную в плащ фигуру:

— А докажите!

Из-под капюшона прозвучал сдавленный смешок:

— Больше всего на свете ты мечтаешь вновь встретиться с юношей по имени Арден и вырвать его из рук богини Банрах.

Я некрасиво разинула рот, чуть не став заикой из-за меткости его прозорливых слов.

— Ничего себе фокус! Кто вам об этом рассказал — Джайлз, брат Флавиан?

Вместо ответа меня немедленно наградили вторым, еще более интригующим звуком, чем-то средним между кашлем и фырканьем.

— Все ищешь предателя? — наконец поинтересовался капюшон.

Похоже, сьерр Никто каким-то непостижимым для моего рассудка способом оказался свидетелем трагической сцены, совсем недавно разыгравшейся в переулке Кинжалов.

— Да! — утвердительно кивнула я, буквально сгорая от любопытства и праведного гнева. — И найду рано или поздно!

— Ты жаждешь определенности, — до моего слуха долетел тяжелый вздох, — но этот мир — серый, а посему многим из его обитателей трудно сразу разобраться со своим местом в жизни и однозначно встать на одну из сторон силы.

— На сторону добра или зла? — дотошно уточнила я, дабы избежать ошибки в понимании сущности нашей беседы.

Сьерр Никто повторил мой жест и согласно наклонил капюшон:

— Да, твои спутники пока еще колеблются, но момент их выбора уже близок.

— Мои спутники? — ошеломленно переспросила я. — Но здесь же никого нет, кроме нас с вами! — Я широко развела ладони, подчеркивая пустынность переулка. — Вы ничего не перепутали?

Капюшон моего собеседника протестующе мелко затрясся, а его смех перешел в неразборчивое бульканье. Похоже, оригинальное чувство юмора сьерра Никто ничуть не уступало его экстравагантной внешности. Но я категорически не разделяла владеющего им веселья.

— Что тут смешного? — возмутилась я, обиженно сжимая кулаки. — Я одинока и запуталась, мне страшно и голодно, мои силы на исходе…

— Да ну, так уж и на исходе? — ненатурально усомнился мой спаситель. — Как же плохо ты еще себя знаешь, моя дорогая девочка.

— Я вам не девочка! — Мои губы дрожали, язык заплетался, на глаза набежали злые слезы. — А все «дорогие девочки» проживают на улице Сладких Поцелуев… — Я не удержалась от сарказма.

— Куда ты и попала бы, не подоспей я вовремя, — многозначительно уточнил капюшон. — Но, слава Неназываемым, этого не произошло — очевидно, Колокол Судьбы ударил в нужный момент!

— Чего? — совершенно запуталась я, начавшая сильно сомневаться в адекватности своего странного защитника. — Колокол Судьбы?

Сьерр Никто плотнее завернулся в складки своего черного бархатного плаща и уселся рядом со мной. Я с подозрением оглядела его сухощавую угловатую фигуру и опасливо отодвинулась, ибо только теперь заметила — от этого мужчины не исходит запаха живой плоти, а его грудь не движется, что указывает на отсутствие дыхания. Да кто же он такой, Тьма его забери?!

Но мужчина не обратил ни малейшего внимания на мою импульсивную реакцию и заговорил:

— Ты уже побывала в Немеркнущем Куполе, а значит, твой жизненный путь определился. Но чтобы воплотить в реальность пророчество Неназываемых, этого слишком мало. Ты должна найти пропавший Колокол Судьбы и собственноручно откорректировать отзваниваемую им мелодию. И тогда ваше прошлое изменится, будущее покорится твоей воле, а ты сумеешь спасти Ардена!

— Ничего себе задание! — Я шмыгнула своим многострадальным носом, ошеломленная услышанным. — И где мне предстоит искать этот самый Колокол?

Сьерр Никто неопределенно передернул плечами и раздраженно добавил:

— Ты разве не поняла? Я же объяснил: Колокол Судьбы — пропал! Раньше, до начала войны и исхода эльфийских кланов из Блентайра, он висел в Немеркнущем Куполе. Но в день решающей битвы у Аррандейского моста произошло слишком много страшного и печального — одним из таковых событий стало исчезновение артефакта. Ныне в Куполе сохранился лишь излученный Колоколом свет, накопленный стенами святилища. Но скоро город умрет, погребенный под слоем песка, Купол — померкнет, а вместе с тем погибнет и весь наш мир.