Миссия доброй воли Ахманов Михаил

Во время долгой войны Земной Федерации с дроми (2306 – 2452) хапторы заняли нейтральную позицию; было очевидно, что они ждут разгрома одной из противоборствующих сторон, чтобы добить побежденного и атаковать ослабленного войной победителя. В этот период произошли первые боевые столкновения Звездного Флота с вооруженными силами хапторов, носившие эпизодический характер. Однако захватить их корабль и взять пленных не удавалось, и до второй половины XXVI столетия о них знали немногим больше, чем в XXIV веке. Интенсивное поступление данных началось во время войны с хапторами (2574 – 2578), когда после удачных боевых операций появились пленники, трофеи и электронные носители с ценной информацией.

Абрахам Лю Шэнь. «Межзвездные войны»

-Мебель из дерева, но не такая, как наша, а очень искусной работы. Листья, стебли, ветви, всякие завитушки... И цветы! Похожи на лилии, но мелкие, как полевой колокольчик. А вот листья покрупнее и выглядят необычно, наподобие человеческой ладони, но четырехпалой.

– Я видел такое, – задумчиво произнес Хурцилава. – Видел резную мебель в Посольском Куполе на Луне, у сервов лоона эо. Очень напоминает... Жаль, Эрик, что вы не сделали видеозапись.

– Моя вина, но я об этом даже не подумал. Я был... как бы поточнее выразиться... в полной прострации. Был изумлен и потрясен...

– Понимаю.

Они сидели на скамейках во внутреннем дворике, и это словно подчеркивало, что разговор ведется без лишних формальностей. Не совещание, а дружеская встреча, не отчет, а рассказ о странных событиях, которые необходимо обсудить по горячим следам... Эрик, однако, не обольщался – все же это был отчет.

Во дворе присутствовал весь штат миссии, включая Цезаря. Устроившись у ног Петровича, пес дремал, положив на передние лапы огромную голову. Что до коллег Эрика, те слушали его рассказ с живым интересом, время от времени переспрашивая и уточняя детали. Все, кроме Пака, облаченного в белый медицинский комбинезон, были одеты по-летнему, в шорты, майки и сандалии.

– Эта ткань на стенах, – произнес Харгрейвс. – Что вы можете сказать о ней?

– Голубого цвета и блестящая, точно шелк. Но я не уверен, что это материал вроде нашей ткани. Сначала она казалась инертной, но в определенный момент в ней стали появляться проблески, что-то похожее на искры и даже вспышки молний. Их длительность трудно оценить... искры возникали постоянно, а молнии... пожалуй, на доли секунды.

– Хмм... в определенный момент... – протянул Шошин. – Что за момент? Что случилось? Будь добр, поподробнее.

Эрик потер ладонью лоб:

– Мы говорили о лоона эо, и он заметил, что никто не встречался с живым представителем этой расы. Но у нас есть семейная легенда... не совсем предание, кое-что сохранилось в хрониках позапрошлого века... история Сергея Вальдеса, который, став Защитником, летал на торговом корабле с женщиной лоона эо. Однажды они приземлились в каком-то мире, занятом хапторами, и...

– Та планета, которая тебе снится? – прервал Эрика Петрович. – Не знаю, что написано в ваших семейных хрониках, но твой сон меня впечатлил, и я постарался кое-что припомнить. Случай зафиксирован в анналах Флота со слов коммандера Ракова – был у Вальдеса такой приятель, летали они вместе... Раков называл планету Пыльным Дьяволом – пылевые бури на ней чудовищные. Хапторы пытались ее колонизировать, а больше ничего не известно. В Звездном Атласе она, конечно, есть, но вот под каким номером? Пыльные бури случаются и на Марсе, этого недостаточно, чтобы идентифицировать планету. Но Вальдес там приземлялся, это без сомнения.

Наступила тишина. Потом Шошин спросил:

– Ты рассказал об этом Шаххаш’пихи?

– Да.

– И что он?

– Удивился. Пожалуй, даже пришел в возбуждение... И тогда появились искры и молнии на стенах, а еще, кажется, спектр излучения светильников стал другим.

– Что ты сам чувствовал? – поинтересовался Марсель Пак.

– Спокойствие. Честно говоря, я едва не уснул – особенно в те минуты, когда Шаххаш’пихи принялся вспоминать своих предков. Длинный, очень длинный список! Еще было ощущение безопасности, будто между мной и миром вдруг воздвиглась пелена... непроницаемая пелена, защищающая от злых умыслов...

– Волновая гипнотерапия, – пробормотал врач. – Гасит сильные эмоции... Хаптор тоже успокоился?

– Да.

– Быстро?

Поколебавшись, Эрик ответил:

– Мне кажется, он реагировал медленнее меня и не столь сильно.

– Очень интересные данные! Пусть медленнее, но на них это тоже действует... – Врач скрестил руки на груди и повернулся к торговому атташе: – Ричард, я припоминаю, что ряд изделий лоона эо, влияющих на психику, на планеты Федерации не ввозится. Действительно так?

– Существует список запретных товаров, – подтвердил Харгрейвс. – Гипноглифы, псевдоживые Собеседники, светящиеся ковры, зеркала, меняющие облик того, кто в них смотрит, и кое-что еще – не очень подходящие игрушки для людей. Все это вызывает как минимум галлюцинации или помешательство и быструю смерть. Ткань на стенах, о которой нам поведал Эрик, очень похожа на Покрывала Забвения... Впрочем, утверждать не берусь, я в этом не специалист.

– Для вас есть что-то полезное в информации Эрика? – спросил Хурцилава.

Торговый атташе пожал плечами.

– Как сказать... Эта резная мебель, бокалы, сосуды, светильники и волновые излучатели... Предметы роскоши и странные изделия лоона эо поставляют всем, и в этом нет секрета. Но объем таких поставок наверняка не очень велик и не идет в сравнение с тяжелой техникой, с агрегатами для преобразования планет. Если мы хотим внедриться на этот рынок, нужно знать, что конкретно поставляется, в каких размерах и по какой цене. – Внезапно Харгрейвс усмехнулся: – Если бы Эрик попал не в эти чертоги мира и покоя, а на склад с планетарным оборудованием, толка было бы больше.

– Все еще впереди, – сказал Эрик. – На склад мы тоже просочимся. Не сомневайтесь, Ричард!

Хурцилава подобрал длинные ноги, встал, прошелся вокруг скамьи, стараясь не задеть дремлющего Цезаря. Лучи солнца скользили по его лицу, песок поскрипывал под сандалиями. Он походил на гепарда, завидевшего добычу.

– Чудеса, которые Эрик увидел в этой комнате, вся эта мебель, посуда, ткани и остальное – это мелочи, повод удивиться, поговорить и забыть... Главное, коллеги, сам факт существования чертога мира и покоя, как назвал его Ричард. Сам факт! Вдумайтесь: в недрах Куршутбаима есть зал с особой техникой, смиряющей в какой-то степени негативные эмоции, ненависть, неприязнь... Пусть этот остров миролюбия создан не хапторами, но по их просьбе... Значит, они поняли, что нет смысла в вечной вражде, поняли это и вняли гласу разума! Nulla salus bello est! Нет блага в войне, как говорили латиняне! Значит, с ними можно иметь дело, и наши усилия не бесплодны. Считайте меня оптимистом, но таков мой вывод.

– Пожалуй, ты прав, – произнес Шошин после недолгого раздумья. – И коль мы узнали об этой комнате, почему бы ее не использовать? Вдруг наши переговоры с Гешехтом пойдут успешнее, если проводить их в чертоге мира и покоя? Мне бы это очень помогло. Глядя на эти тупые морды, я тянусь к бластеру, а там пустота!

– А мне казалось, что ты бок чешешь, – вымолвил с улыбкой Хурцилава. – Но, говоря серьезно, я не думаю, что нас пустят в Куршутбаим.

– Эрика же пустили, – откликнулся Марсель Пак.

– Он у нас на редкость везучий. Но должен уточнить: хотя внезапные милости Фортуны приятны и я их вполне одобряю, наш консул также отличается трудолюбием и усердием.

Хурцилава был скуп на похвалу, и от этих его слов Эрик зарделся. Он уже видел, как возлагают ему на темя почетный Венок Славы, как сидит он в этом венке среди друзей-сокурсников, как слушают они с раскрытыми ртами о его геройских подвигах, а Илона Линдстрем в тоске и слезах кусает локти. Поделом тебе, красавица! Проглядела свое счастье! Как говорят у хапторов, здоровы шишки, а ума под ними нет!

Сладкое видение растаяло, и Эрик заметил, что члены миссии смотрят на него, одни с отеческой улыбкой, другие с насмешкой.

– Ты далеко не улетай, не отрывайся от бренного мира, – молвил Петрович. – И не думай, что этот Шаххаш’пихи такой уж тебе друг. Что-то нужно ему, что-то он желает выведать... А потому, голубь сизый, держи нос по ветру.

– Непременное качество для дипломата, – подвел итог Хурцилава и распустил собрание. Но сам из дворика не ушел и сделал Эрику знак остаться.

Они сидели на скамье, нежась в солнечных лучах, падавших сквозь прозрачный купол. Цезарь приоткрыл один глаз, поглядел на Эрика, чихнул и снова задремал. Из коридора появилось смутное, едва заметное облачко; став на пару секунд видимым, УБР стремительно облетел двор и, не найдя врагов, скрылся в кухне. Оттуда доносились шелест и тихое позванивание – киберповар готовил обед.

– Хотите что-то еще мне рассказать? – спросил наконец глава миссии. – Что-то личное? Не стесняйтесь, консул. Я в курсе ваших... ээ... необычных способностей.

«Иначе и быть не может», – подумал Эрик, а вслух произнес:

– Я не совсем адекватно описал реакцию Шаххаш’пихи – ну, когда мы говорили о Вальдесе, о моем предке... Хаптор был удивлен, а еще, похоже, разъярился, и я уже думал, что он на меня набросится. Очень неприятное ощущение... Но все прошло очень быстро.

– Есть какие-то гипотезы?

– Не знаю... – Эрик повернулся, заглядывая в лицо Хурцилавы. – Я в полном недоумении, шеф! Раз в анналах Флота случай зафиксирован – я имею в виду посадку на той планете, – значит, так оно и произошло. Но остальное... остальное кажется мне сомнительным. Мне снились скалы, усеянные самоцветами, женщина лоона эо, спор с гигантом-хаптором о Владыках Пустоты... но все это сон и, возможно, не имеет отношения к реальности.

– Даже для нас, людей Земли, реальность многолика, и мы не всегда способны отличить ее от иллюзии, – послышалось в ответ. – Что же говорить о существе иной расы, иных устремлений, иного воспитания! Я не удивлюсь, если ваша история для него реальна, как эта скамья. – Хурцилава стукнул по скамейке согнутым пальцем. – Вот вам пример: мы считаем Владык Пустоты фантазией, а Шаххаш’пихи уверен, что они существуют. В Академии, Эрик, вас учили, что хапторы – раса прагматиков... Но они гуманоиды, как и мы, как кни’лина, как бино фаата, а гуманоидам присуща иррациональность. В той или иной степени... Хапторы не исключение.

– Я с огромным интересом выслушал ваши рассуждения, – произнес Эрик. – Теперь я хотел бы получить совет. Что-нибудь такое... не очень сложное.

Хурцилава усмехнулся:

– Вы его уже получили: держи, голубь сизый, нос по ветру. Это, в частности, означает: при контактах с хапторами исходите из того, что кажется реальностью им, а не вам. – Глава миссии сделал паузу и добавил: – В противном случае неприятности неизбежны.

Вечером они встретились в зале для совещаний. К служебным делам это не имело отношения – отмечали день рождения Харгрейвса, которому стукнуло сорок шесть. То был первый юбилей в их маленькой группе, и выпал он, по земному счету месяцев, на конец сентября. Пятеро коллег старались сделать это небольшое торжество приятным для именинника: Петрович с Паком занялись ужином, приготовив рыбные стейки, торт и экзотический салат из сладких листьев, на столе красовался коньяк из запасов Хурцилавы, коммандер Шошин произнес речь, краткую, но энергичную, и вручил Харгрейвсу подарок, медальон с голограммами всех членов миссии. Эрик занимался оформлением зала. Покопавшись в своих записях, он нашел фильм о Калифорнии, и теперь справа от стола плескалось море, а слева шумела на ветру пальмовая роща. Харгрейвс, уроженец Лонг-Бич, края вечной весны, растрогался и, с аппетитом уплетая местную рыбу, заметил, что калифорнийские виды делают ее похожей на тунца.

Когда все было выпито и съедено, Эрик пустил другую запись: теперь морскую гладь бороздили яхты, вдали от берега медленно и величаво плыл белоснежный прогулочный лайнер, а по пляжу бродили смуглые девушки в бикини. Глядя на них, члены миссии предались нежным мечтам и стали вздыхать, вспоминая оставшихся на родине возлюбленных, а Эрик вдруг обнаружил, что, против собственной воли, ищет среди красавиц стройную фигурку Илоны Линдстрем. Не вздыхал лишь Петрович, умудренный годами и жизненным опытом. Полюбовавшись пейзажем, он заметил, что расслабляться надолго нельзя, что нужно помнить о реальности, а лучший для этого способ – поучительный рассказ. Ну, например, о бойне, произошедшей на Анубисе, где столкнулись десантники тридцать шестой бригады и отборный корпус клана Ппуш. В этом сражении он поучаствовал лично и помнит, как кровь текла рекой и трупы, разрезанные лазером, валялись грудами.

Предложение отклика не вызвало. Харгрейвс, виновник торжества, сказал:

– Калифорния – рай, и я согласен, что такие виды расслабляют. Но есть пейзажи иного свойства, внушающие мысль о величии природы и титанической борьбе, происходящей во Вселенной. Вулкан Олимп на Марсе, земные Гималаи, пятый мир Центавра с его долиной гейзеров, Красное Пятно Юпитера... Или, скажем, взрыв сверхновой – это зрелище не только ужасает, но и вдохновляет.

– Несомненно так, – поддержал торгового атташе Марсель. – Мы живем в этом огромном здании уже четыре месяца, взираем на голые стены и эти чудовищные росписи в холлах, которые я не могу назвать картинами, и не думаем о том, что пора бы украсить свое жилище. Как врач считаю, что это пошло бы на пользу. В нижнем холле – вид на Джомолунгму, в верхнем – на Кордильеры, а в коридорах – полотна Шишкина, Рериха и Рокуэла Кента... Еще подойдут Айвазовский и французские импрессионисты, а из современных – Зейналов и Тиберий Ким. У Кима великолепные пейзажи Марса, а Зейналов...

В этот миг Эрика осенило.

– Погоди-ка, – сказал он. – Земные виды в мире хапторов приятны нам, но не местной публике. Я не против Кима, Шишкина и Кента и могу развесить в комнатах и коридорах все, что пожелает публика, вплоть до взрыва сверхновой. Но отчего бы не привлечь местные таланты? Вот Ххешуш... Он разрисует нам все потолки и стены, а мы ему заплатим, поддержав тем самым нищего художника. Хорошо заплатим, и когда об этом узнают, найдутся, вероятно, и другие живописцы. Живописцы, скульпторы, дизайнеры... Сможем конкурс объявить!

Харгрейвс поморщился:

– Не отрицаю, Эрик, ваш Ххешуш очень талантлив. Но его картина с погибшими в космосе, с грудой мертвецов... Не хотел бы я ее видеть всякий раз в каком-нибудь из коридоров. Согласитесь, в сравнении с Мане или Гогеном мрачновато!

– Так и не надо этой картины! – с жаром воскликнул Эрик. – Что закажем, то Ххешуш и нарисует... Хоть утро в сосновом бору! Обещаю, что мы с ним подберем самые жизнеутверждающие мотивы!

Тут он уставился на Хурцилаву, понимая, что последнее слово за начальством.

– Идея хорошая, – одобрил глава миссии, – но я предвижу кое-какие сложности. Мы не посольство, мы не владеем этим особняком, не обладаем экстерриториальностью, не имеет права покупать недвижимую собственность и землю. Мы гости, которых Шеггерен’кшу поселил на время в своем охотничьем заповеднике. Понравится ли хозяину, если его дом кто-то разрисует? Это, знаете ли, вопрос!

– С ним можно разобраться, – сказал Марсель. – Озадачим нашего «говорильника», пусть спросит у хозяина. Конечно, Шеггерен’кшу не похож на поклонника живописи, но вдруг!

Хурцилава покачал головой:

– Все не так просто, доктор, тут есть дипломатическая тонкость. Сезун’пага – опекающий нас чиновник, и его ранг не столь высок, чтобы тревожить правителя по пустякам. Представьте, он отправляется к владыке и говорит: эти ашинге хотят нанять одного из шуг’нихари, типа по имени Ххешуш, чтобы он разукрасил в доме потолки и стены... Нонсенс!

– И явный ущерб мнению о нашем здравомыслии, – добавил коммандер.

Кажется, они не представляют, что такое современная живопись, мелькнуло у Эрика в голове. Если бы Ххешуш рисовал кистью и красками, работы ему хватило бы лет на тридцать, а то и до конца жизни. Имелись, однако, и другие варианты.

– Все потолки и стены останутся в прежнем состоянии, ни капли краски на них не попадет, – произнес он. – Ххешуш уже умеет пользоваться световым пером. Его картины зафиксирует проектор, и мы наложим их на любую поверхность в виде голограмм. Одно прикосновение к прибору, и они исчезнут... то есть исчезнут со стен, но сохранятся в записи и, если угодно, на особой пленке. Нам не потребуются никакие разрешения.

– В самом деле... – пробормотал несколько ошарашенный Хурцилава. – Я почему-то решил, что это будут фрески... фрески, мозаичные панно, роспись по напыленной на стены основе...

– Техника живописи шагнула вперед, – с важным видом поведал Эрик. – Если вы, шеф, не против, я начну собирать предложения.

– В порядке старшинства, я первый, – тут же откликнулся Петрович, устремив мечтательный взор в потолок. – Хочу портрет! Большой! Чтобы мы с его величеством харши’ххе стояли в обнимку на священной шкуре, держа в руках фляжки с «Аннигиляцией»! В верхнем холле, в полный рост!

– Для Ххешуша это опасный сюжет, лучше я сам изображу тебя с владыкой и фляжками, – пообещал Эрик. – Но в холле такое не вывесишь, это политически неверный ход – могут заподозрить в оскорблении величества. – Сделав паузу, он спросил: – Ну, какие еще идеи?

– Мне вспоминаются рисунки книхов, которые ты нам показывал, – оживился Марсель Пак. – Мне кажется, в самый раз для верхнего вестибюля. Зал овальный, и я представляю, как по всему периметру мчатся книхи, а за ними – бескрайняя степь с зеленой травой, голубое небо, солнце и облака, облака...

– Да вы поэт, доктор, – сказал Хурцилава, одобрительно кивая. – Книхи – это хорошо... книхи, травка, солнце, облака, и никакой политики... Я согласен. Везите, Эрик, своего живописца.

Большие диваны из верхнего холла робот-паук перетащил в коридор, стены затянула матовая голографическая мгла, скрывшая прежнюю картину морской охоты. Помещение опустело, лишь в центре торчал столик с приборами и объемистой бутылью кхашаша – на тот случай, если художник пожелает освежиться. Ххешуш, одетый в новую хламиду, разглядывал зал с таким выражением, будто не мог поверить в свое счастье: эти высокие ровные стены, этот взметнувшийся ввысь потолок – все принадлежало ему, все станет полем для картины, миром, который он придумает. И чудесные инструменты на столе тоже были для него, и чистая одежда, и комната, в которой его поселили, и шкаф, набитый красками, карандашами и альбомами... Наверное, мысли Ххешуша неслись вскачь, словно книхи на будущей картине, или просто сделались книхами, нетерпеливо ожидая, когда он выпустит их на стены, в зеленую степь под утренним солнцем.

Эрик привез его в миссию еще до полудня, пару часов водил по залам и коридорам, знакомил с людьми и Цезарем. С двуногими проблем не возникло, а вот пес долго обнюхивал Ххешуша, косился на него темным глазом и порыкивал с угрозой – мол, веди себя, хаптор, прилично и не забудь, что пасть у меня побольше твоей. Ххешуша также представили Шихерен’бауху и его охранникам, но те отнеслись к новому обитателю миссии без интереса и удивления – для них он был презренным шуг’нихари, нанятым ашинге. Ясно, почему: ни один хаптор, даже беднейший пасеша, к ним в услужение не пойдет, для этого годятся лишь отверженные да потаскухи.

Закончив с этими делами, Эрик с Ххешушем поднялись в верхний зал, чтобы обсудить творческие планы. Например, такой: будут ли на картине только книхи или добавить к животным еще и всадников?.. И если добавлять, то в каком виде – в доспехах, в современном одеянии или голыми?.. Ххешушу очень хотелось изобразить воинов в броне, а Эрик, вспоминая Петрова-Водкина и его «Купание красного коня», стоял за обнаженную натуру. Наконец решили, что лучше обойтись без всадников, подчеркнув тем самым, что книхи – звери вольные и мчатся по степи куда хотят. Что же до конных воинов, то это сюжет другой картины, подходящей более для коридора, где можно вытянуть изображение в длину. Там Ххешуш хотел представить целый отряд, что возвращается с поля битвы: бойцы в порубленных шлемах и латах, израненные, окровавленные, везущие трофеи и тела погибших.

Наконец он взялся за палитру с перьями и единым взмахом нарисовал в воздухе контур скачущего книха. Верховое животное хапторов было крупнее лошади, но уступало ей изяществом: страшноватая морда с парой бивней, широкий мощный круп, ноги длинные, но толстоватые, шерсть кое-где свисает клочьями. Но кних Ххешуша являл образец благородства и грации, и Эрик, глядя на него, не мог сказать, как это получилось. Конечно, он видел, что ноги стали тоньше, а шея длиннее, что телесное, тяжелое, массивное сделалось воздушным, почти эфемерным, что кних не скачет, а как бы парит, – он видел все это, но поражался таланту художника, равно загадочному для землян, для хапторов, для прочих рас, сколько их есть во Вселенной. Тайну гениальности не смог раскрыть никто. Создать роботов, добраться до звезд и продлить жизнь оказалось легче.

– Ты рисуешь теперь гораздо лучше, – сказал Эрик. – Я бы так не сумел.

В ответ послышалось невнятное ворчание – Ххешуш трудился над мордой книха. Кажется, он хотел передать несвойственное зверю выражение – радость от беспредельной свободы и стремительного бега.

Эрик потихоньку удалился. Он побрел во внутренний дворик, размышляя над тем, что все разумные создания в Галактике взаимосвязаны, все, инстинктивно или сознательно, влияют друг на друга, и даже причиняя зло или то, что кажется злом, взращивают нечто новое, небывалое, чудесное. Он сам был тому примером – он, потомок фаата, захотевших вывести расу рабов, учинивших жестокость над Абигайль Макнил. Где они, эти насильники? Исчезли за Провалом, а кровь их, если вспомнить славных предков, послужила Земной Федерации – и послужила хорошо!

Другой пример – лоона эо. Конечно, они нуждались в Защитниках, но почему бы им не заключить контракт с определенной расой, пользуясь услугами существ, давно знакомых и понятных, а прочих держать на расстоянии? Это выглядело логично, и все же лоона эо меняли Защитников через несколько тысячелетий: сейчас – земляне, прежде – дроми, еще раньше – хапторы, а до хапторов, несомненно, были другие народы, другие племена, о коих даже легенд не осталось. Эти перемены как бы отсчитывали в Галактике череду эпох, порождавших все новые и новые космические расы; неофиты еще хранили память о союзе с лоона эо, ревновали и пытались мстить их новым избранникам, а более древние, более зрелые существа уже не играли в столь примитивные игры. Эти, возможно, уже забыли, кто стоял у колыбели их цивилизации, кто принес в их мир контурный привод и Портулан Даскинов, кто открыл им дорогу к звездам... Возможно, они считали себя такими же древними и мудрыми, как лоона эо, или все-таки помнили о былом партнерстве с ними и были благодарны им за науку. Среди земных философов, ксенологов и космистов бытовала теория, что перебор Защитников – цивилизационный проект, который тянется уже двадцать или тридцать тысяч лет. Это казалось очевидным; спорили же о том, сами ли лоона эо додумались до столь масштабной акции или приняли эстафету от даскинов.

Теперь вот Ххешуш... При мысли о нем на сердце у Эрика теплело. Он не считал себя наставником, понимая, что дар Ххешуша слишком велик, что хаптору не нужны учителя, только среда, в которой могли бы раскрыться его таланты. Ххешуш был из тех самородков-гениев, которые либо гибнут в безвестности, либо так влияют на представления своей эпохи, что мир после них заметно меняется. Быть причастным к его судьбе, пусть даже в скромной роли агента влияния, – большая удача!

Эрика настиг протяжный вопль. Его испустила явно нечеловеческая глотка – звук, раскатившийся по коридору, словно ударил в спину. Волна ужаса и чувство беспомощности захлестнули Эрика, как если бы кто-то с необоримой силой толкнул его в смерть, в небытие. Еще ему мнилось, что эти жуткие ощущения нахлынули внезапно, прервав счастливую эйфорию или транс, – так человек, погруженный в приятные сны, просыпается в огне нежданного пожара.

«Ххешуш!..» – подумал Эрик и, развернувшись, помчался в верхний холл. Что могло случиться с хаптором?.. Внезапный недуг, что-то вроде припадка или желудочной колики? О болезнях этой расы он имел лишь общее представление – кажется, в старости они умирали от сердечной ишемии, но Ххешуш был крепок и относительно молод. Допился до белой горячки? Но бутыль с горячительным хоть и выглядела объемистой, но все же не до такой степени, чтобы явить Ххешушу зеленых чертей. Да и пил он в последнее время гораздо меньше... Так что же произошло?

С этими мыслями Эрик ворвался в зал.

Тут застыли в воздухе два нарисованных книха, под ними валялась палитра со световыми перьями, а на столе, рядом с проектором, маячила невскрытая бутыль. Под самым потолком висел Ххешуш, оплетенный щупальцами УБРа; гибкие манипуляторы прижимали его руки к бокам, один отросток охватывал шею, но вопить не мешал – очевидно, робот дожидался команды, чтобы придушить чужака. Ххешуш орал и дрыгал ногами, а к пяткам его присматривался Цезарь, сидевший у стола. На морде пса явно читалось: допрыгну и цапну или не допрыгну?.. Пожалуй, допрыгнуть он мог – гравитация здесь была для мастифа меньше привычной.

– Перестань вопить, я уже здесь, – сказал Эрик со вздохом облегчения.

Ххешуш смолк и, вывернув шею, уставился на Эрика. Потом прохрипел:

– Я рисовал. Никого не трогал. А этот хуси-хуси поко как налетит, как схватит... Я помню, Рирех, дрался с такими... Прожжет лазером, и стану я дыркой без задницы...

– Не прожжет, – сказал Эрик и распорядился: – УБР, отпусти его.

Никакой реакции. Разве что Цезарь показал клыки и негромко рыкнул.

– Отпусти хаптора! Он находится здесь в качестве гостя! Поставь его на пол!

Опять ничего.

– Я же говорю, хуси-хуси поко, – буркнул Ххешуш. – Даже тебя не слушает.

Вытащив шарик вокодера, Эрик включил его и сунул в ухо.

– Петрович, беда у нас. Жду тебя в верхнем холле. Поторопись, будь добр.

– Иду, – послышалось в ответ.

Инженер примчался со свитой из трех «паучков» и, кажется, готовый к любым неожиданностям. Одет он был по-домашнему, в шортах, майке и панаме, но вооружен – и не мелким бластером, как у коммандера Шошина, а метателем плазмы устрашающих размеров, которым можно прожечь дыру в каменной стене. «Надо же, такую штуку протащил!..» – мелькнула мысль у Эрика. Впрочем, вряд ли Абалаков спрятал в багаже что-то недозволенное; очевидно, метатель он собрал здесь, из запасных деталей к киберповару и роботам-слугам.

Убедившись, что миссию никто не атакует, Петрович отставил оружие и с интересом воззрился на Ххешуша.

– УБР меня не слушает, – сказал Эрик.

– Голосовые команды воспринимаются только в боевом режиме. – Абалаков сдвинул панаму на лоб и почесал темя. – Впрочем, будь он в боевом, от нашего друга пыль бы осталась, да и той щепотка. Это я недосмотрел! Сейчас я его перепрограммирую.

Он принялся тыкать в клавиши комм-браслета.

– Пока я был рядом, УБР не покушался на Ххешуша, но стоило отойти... – начал Эрик.

– Пока ты стоял рядом, он считал хаптора пленным, – откликнулся Петрович. – А раз тебя нет, это уже не пленник, а диверсант, которого положено сдать воинскому начальнику.

Эрик огляделся:

– И где тут у нас начальник?

– А я на что? У кого коды доступа, тот и командир! – Петрович коснулся клавиши ввода, и Ххешуша осторожно опустили на пол. – Больше УБР нашего художника не тронет. Я внес его в список допущенных лиц и морд – восьмым, после Цезаря. – Он взвалил метатель на плечо и помахал роботам: – Пошли, ребята. Нам еще катер нужно подготовить, тесты контроля прогнать, дюзы продуть... Дел много!

– А зачем? – спросил Эрик, тотчас насторожившись. – Зачем катер? И как дюзы продуть, если их нет?

– Это, юноша, такое древнее заклятье. Как соберутся в старину чего-то запустить повыше стратосферы, так начинается продувка дюз, – пояснил Петрович. – А что до катера, так завтра Ричард на станцию летит. Причалы хочет осмотреть, на предмет стыковки с нашими торговыми корытами.

С этими словами он удалился.

Эрик бросил взгляд на Ххешуша. Тот стоял с обалделым видом, тер шишки на черепе, косился на потолок.

– Ты не беспокойся, больше робот тебя не потревожит. Ты рисуй, рисуй, – промолвил он. – Не буду мешать. Я загляну перед ужином.

Быстрым шагом Эрик направился в коридор, прикидывая, где сейчас Ричард Харгрейвс, в городе или в своем кабинете. Ему срочно понадобилось увидеться с торговым атташе.

ХХЕШУШ, НЕКОГДА ДРАХАРД’ШОГА

Будучи трезвым, он, как правило, не мог заснуть. Но кхашаш тоже не даровал полного забвения; виделись ему то трюм с мертвецами, то истекающий кровью Караха’бин, то офицер-экзекутор с широким ножом, то пол, заваленный кишками казненных. Случались и другие сны, столь же неприятные, а самым жутким был кабак, кхаш, откуда его гонят, не дав ни капли пойла. Со временем он выяснил, что память о войне, связанная с кровью, казнями и мертвецами, отступает, если перевести кошмар в рисунок, изобразить видение в реальности; правда, страшные сны не уходили навсегда, но хотя бы несколько дней его не тревожили. С кабаком было сложнее. С этим проклятым кхашем, со взглядами, что бросали на отверженного шуг’нихари, с работой на свалках, скотобойнях или в коллекторе для сбора нечистот... Определенно сложнее! Как нарисовать унижение, ненависть, безысходность?.. Это не отряд живых бойцов, не куча растерзанных трупов, не схватка на планете и не сражение в пустоте, где корабли, попав в потоки плазмы, расцветают огненным фейерверком... Ненависть, унижение – не картины, а чувства. Как их изобразишь!

И потому видение кхаша, где его не напоили, или трубы со сточными водами было особенно гнусным. Он ярился во сне, скрипел зубами, стискивал кулаки. Очнувшись на своем убогом ложе, долго глядел в потолок, испещренный трещинами и потеками, ощущая, как в нем копится злоба. Поднимался и, если находил чем платить, шел в кабак. Выплеснуть мерзкое чувство в рисунках он не мог, и потому его терзали ненависть, бессилие и безнадежность. Правда, имелись другие способы утихомирить злость – напиться, затеять ссору, сокрушить кому-то челюсть или врезать по рогам. Он был очень силен, его боялись, но пойло обычно побеждало. Кончалось всегда одинаково – его выбрасывали из кхаша.

Но сегодня он уснул, не выпив ни капли. Он спал на чистом ложе в просторной комнате, и за ее окном сияли над внутренним двориком яркие звезды. Он спал спокойно, и не являлись ему в снах ни мертвые соратники, ни офицер-экзекутор, ни скотобойня, заваленная гниющими внутренностями, ни даже страшный робот шуча. Робота усмирили, а что до всего остального, это случилось давно, очень давно... Наверное, в другой жизни, а в этой были только стены, на которых можно рисовать, только краски и чудесная палитра. Еще был Рирех и были пятеро его товарищей. Не шуча. Не ашинге. Не кирицу’ххе... Просто люди.

Ххешуш глубоко вздохнул во сне. Под его сомкнутыми веками стремительно неслись длинноногие книхи с гибкими шеями.

О существовании хапторов на Земле узнали еще в XXII веке, однако достоверную информацию в те годы получить не удалось. В конце XXIII века выяснилось, что до того, как дроми стали Защитниками лоона эо, данную функцию выполняли хапторы. В ту далекую эпоху у них уже имелись космические корабли, способные к межзвездным перелетам. Нельзя, однако, исключить, что этим достижением они были обязаны лоона эо, чей торговый караван посетил Харшабаим-Утарту в незапамятные времена. Примерно три с половиной – две тысячи лет назад контракт между лоона эо и хапторами был разорван, и последних в качестве Защитников сменили дроми. Это привело к долгому конфликту между двумя расами, который до сих пор находится в активной фазе. Но следует отметить, что хапторы никогда не вели боевых действий против транспортов лоона эо; их войны с дроми носили и носят характер столкновения двух могущественных звездных империй. С лоона эо хапторы продолжают интенсивно торговать.

Ю. Зорин, П. Блай. «Основы ксенологии», базовый учебник по соответствующей специальности, глава «Теория контакта», раздел «Хапторы»

Рубка была пуста – челнок шел на автомате, по лучу наведения, прямо к космической станции клана Хочара. Это являлось обязательным условием: никаких отклонений от заданной траектории, если ашинге летят на своем корабле. Очевидно, в Гезунде опасались, что пилот мог засечь боевые сателлиты, кружившие над Харшабаим-Утарту, поэтому курс проложили на максимальном удалении от всех стратегических объектов. Харгрейвс не прекословил; возможность осмотреть торговый комплекс он считал большой удачей.

Они устроились в салоне – торговый атташе, Эрик и Сезун’пага. «Говорильник» был не из крупных хапторов, но в кресло влез с трудом и потому, наверное, выглядел мрачноватым. Харгрейвс, наоборот, лучился от счастья; посещение станции являлось знаком доверия Гезунда и не только удачей, но и свидетельством его успехов. Что до Эрика, тот также испытывал подъем, предвкушая массу новых впечатлений.

Против его присутствия Харгрейвс отнюдь не возражал, заметив, что два переводчика гораздо лучше, чем один. Торговый атташе неплохо освоился с альфа-хаптором, но упрощенная версия не могла передать всех нюансов; полагаться же в этом на Сезун’пагу казалось рискованным. Свои обязанности чиновника по контактам хаптор выполнял с неизменной точностью, но проблема с земной лингвой не исчезла – временами понять его речь было делом непростым. Так что Харгрейвс и Эрик быстро сговорились и получили «добро» от Хурцилавы.

Сидя в креслах в передней части салона, они негромко беседовали, посматривая иногда на «говорильника». Тот к разговору не прислушивался, ерзал на сиденье, то вытягивал ноги, то подбирал их, то с видом мученика откидывался на спинку. Судя по ментальным импульсам, мысленно он проклинал узкозадых шуча и их нелепую анатомию, но терпел неудобства молча, как истинный дипломат.

– Нас встретит специалист клана Хочара, по имени... – Харгрейвс сверился с записями, – Раграш’шарх. Один из диспетчеров, как я понимаю. Не самый главный на станции, но все же тэд, лицо ответственное. Встретит и покажет стыковочные узлы, пакгаузы и грузовые терминалы. Затем побеседуем.

– Я заглянул вчера в планетарную сеть, – сказал Эрик. – Там есть описание станции и снимки терминалов – правда, общим планом, без подробностей.

– Видеозаписи личных впечатлений не заменят – тем более что над планетой шесть космических портов, и я не знаю, на какой вы любовались. Шесть торговых портов, не считая военных баз, – повторил Харгрейвс. – Два обслуживают внутрисистемные перевозки, четыре принимают корабли из дальнего космоса. Мы осмотрим одну из таких станций.

– Ту, на которую мы прилетели? – спросил Эрик. – Я имею в виду, на «Шинге шеге».

Торговый атташе покачал головой:

– Нет. Та станция над экватором, а порт, куда мы летим сейчас, полярный. Восемь тысяч двести километров от северного полюса. Но все четыре порта – стандартной конструкции и принимают корабли в одинаковом режиме. – Он понизил голос. – Корабли из колоний хапторов и транспорты с товарами лоона эо... Интересно, не правда ли?

– Еще как! – с энтузиазмом согласился Эрик. – Мы их увидим?

– Я не знаю, что нам покажут. Это станция клана Хочара, но у них соглашение с Хшак, которым, очевидно, принадлежит ряд терминалов. Эта зона может быть закрытой. Да и что там увидишь? – Харгрейвс хмыкнул и поднял взгляд вверх. – Ящики и коробки, коробки и ящики...

Они замолчали. Гравитация на мгновение изменилась, их мягко прижало к спинкам кресел – вероятно, катер описывал петлю.

«Ящики и коробки, коробки и ящики... – думал Эрик. – Разумеется, Ричард прав, глядеть на ящики совсем не интересно. Но вдруг повезет, как с тем волшебным залом в Куршутбаиме!» Огромный штабель ящиков возник в его воображении и тут же рухнул; ящики полетели вниз, ударяясь о терминальные конструкции и друг о друга, один из них рассыпался, затем другой, третий, и на пол полетело... что? Загадочные товары лоона эо, тайну которых он раскроет...

Эрик вздохнул. Все это было чистой фантазией. Никаких ящиков, никаких коробок, это лишь фигура речи... В реальности – контейнеры из сверхпрочного пластика, который даже лазер не возьмет. Возможно, с экранирующим полем... Если что и упадет, то не рассыпется.

– Кажется, прибываем, – сказал Харгрейвс и поднял взгляд на Сезун’пагу. – Пха, можно осмотреть станцию снаружи?

– Не взбранено, – отозвался «говорильник». – Секрет нет.

В воздухе развернулось изображение: громадный тор на фоне бархатной тьмы, усеянной звездами. Тут и там у колеса орбитального порта виднелись пристыкованные космические левиафаны – небольшие рыбки, прилепившиеся к подводной скале. Эрик прикинул, что станция может принять несколько сотен торговых кораблей, целый флот из обитаемых миров Галактики. Еще ему показалось, что три-четыре транспорта заметно крупнее остальных, но рассмотреть их в увеличенном масштабе он не успел – челнок уже вплотную приблизился к бесконечной металлической поверхности и плавно нырнул в отверстый зев приемного шлюза. Задвинулись створки гигантского люка, вспыхнул свет, послышалось шипение наполнявшего камеру воздуха. Прибыли!

– Ррр... ххы!.. – произнес Сезун’пага, вылезая из кресла. Кажется, то был вздох облегчения.

– Выходим, – сказал Ричард Харгрейвс, встал, одернул китель и прикоснулся к своему комм-браслету. Открылся люк, и они покинули корабль. Около челнока уже стояла охрана – два хаптора в форме и при оружии. Их комбинезоны цвета металлик отлично гармонировали с серыми невыразительными лицами.

Гостей встречали Раграш’шарх, диспетчер, и еще один ответственный чин, Шаргони’кшур, вероятно, помощник, похожий на диспетчера, как родной братец. Оба в темно-вишневых, туго обтягивающих животы хламидах с символом Хочара на груди, зубчатым полукругом, перечеркнутым молнией. Оба не очень высокие и полноватые, даже рога на их лоснящихся черепах выглядели мягкими и округлыми. Прежде такие особи Эрику не попадались, хотя встречал он всяких хапторов, мускулистых и огромных, вроде Ххешуша и Шихерен’бауха, или тощих и жилистых, как Сезун’пага. А теперь перед ним были два откормленных брюхана, подставивших пухлые длани под жирные подбородки.

Ответив традиционным знаком почтения, гости направились в сторону ворот с сомкнутыми лепестками диафрагмы. Тяготение здесь оказалось не больше трети нормального, как на земных перевалочных станциях; это облегчало работы с тяжелыми грузами, не мешая координации движений. «Вероятно, – подумал Эрик, – хапторы в таких условиях полнеют, низкая гравитация и обильная еда способствуют ожирению». В том, что едят здесь сладко и пьют крепко, он не сомневался – Раграш’шарх и его компаньон выглядели настоящими гурманами.

– Это первая секция технологического уровня, сюда прибывают транспорты с сырьем, – пояснил диспетчер, важно шагавший впереди. – Обычный груз – металлы и сжиженные газы. Здесь двадцать терминалов с надежным оборудованием, и мы осмотрим каждый. Ты, ашинге, можешь проверить, подходят ли они для ваших кораблей.

– Грузить-разгружать любой корабль, много усердный работник и точный механизм, – добавил Сезун’пага. – Ашинге смотреть на подходящий место.

Харгрейвс коснулся локтя Эрика.

– В переводе нет необходимости, я понимаю толстяка. – Затем он произнес на альфа-хапторе: – Не нужно осматривать эти стыковочные узлы. Мы не собираемся торговать металлом и сжиженными газами.

Помощник Раграш’шарха что-то буркнул, но слишком быстро и невнятно. Смысл Эрик не уловил.

– Шаргони’кшур спрашивать: какой продукт есть в поставка? – «Говорильник» оглянулся и ткнул когтистым пальцем в сторону катера. – Иначе сказать, какой товар везти корабль Ашингебаим?

– Изделия высокой технологии, – ответил Харгрейвс. – Например, машины для регулирования вулканической активности или борьбы с ураганами.

– На обитаемых континентах Харшабаим-Утарту нет вулканов, – поразмыслив, сказал Раграш’шарх.

– Но они есть в других ваших мирах, пха. Есть вулканы, ледники, безводные пустыни, ядовитая атмосфера, избыток или недостаток вод.

– Аха! Это верно, – согласился диспетчер. – Если ашинге желают, мы осмотрим другие терминалы, с механизмами для разгрузки машин. Больших машин! – Он растопырил руки. – Очень больших! Потом будет угощение. Ашинге довольны?

Торговый атташе подтолкнул Эрика, и тот, с изяществом подставив ладонь к подбородку, произнес:

– Благодарствуем, пха. Рррххх... Наше счастье безмерно.

Они уже стояли у ворот. Лепестки диафрагмы плавно разошлись, открывая перспективу широкого коридора, терявшегося в туманной дали. Его потолок светился, стены отливали металлом, пол был расчерчен непонятными знаками. Здесь гостей и хозяев поджидал шестиместный кар.

– Вот и славно! – Харгрейвс с облегчением вздохнул. – Хоть вес тут невелик, но расстояния большие, не для прогулок пешком.

Они устроились в экипаже. Шаргони’кшур обхватил пухлыми пальцами рычаг маневра, и кар бесшумно помчался вперед. С обеих сторон замелькали широкие проемы шлюзов и пакгаузов; одни выглядели тихими и темными, в других, залитых ярким светом, разгружались корабли, сновали хапторы в униформе, гремел металл, змеились шланги, подключенные к газгольдерам. Зрелище было любопытным, но кар проскакивал эти терминалы без остановки, продолжая скользить все дальше и дальше.

Эрик уже не заглядывал в эти гигантские залы, обнаружив, что у него есть занятие поинтереснее. Эманация Раграш’шарха казалась типичной для хаптора – неприязнь к чужакам, раздражение и мысль о собственном превосходстве смешивались в ней в равных дозах, точно в знакомом коктейле. Эти же чувства испытывал и Шаргони’кшур, но в его ментальных импульсах читалось что-то еще, смутное, неясное – пожалуй, не угроза, а опасение, даже страх. «Боится нас?.. – подумал Эрик. – Но почему? Нелепо! Двое землян на космической станции, среди тысяч солдат и работников, были абсолютно беспомощны».

Его размышления прервались – кар притормозил и повернул, очутившись в огромном ангаре. Здесь кипела работа. Из стыковочных шлюзов тянулись непрерывной чередой многоногие механизмы; в чреве каждого сидел хаптор, мощные захваты несли груз, мощные конечности топотали по стальной палубе, наполняя зал грохотом и лязгом. На взгляд Эрика, работали хапторы быстро, четко и слаженно. Механические грузчики тащили контейнеры размером с вагон и, соблюдая строгий порядок, расходились к складским площадкам, где он увидел высокие штабели, разграниченные ровными коридорами. Эрику не приходилось бывать в грузовых портах, поэтому минуту-другую он смотрел с интересом. Потом ему стало скучно. К тому же от яркого света слезились глаза, а грохот терзал уши.

Харгрейвс вышел из экипажа и, покусывая полные губы, окинул зал быстрым взглядом. Вид у него был разочарованный.

– Это что такое?

– Разгрузка крупногабаритных установок для управления климатом, – сообщил Раграш’шарх, не без гордости взирая на царившую в ангаре суету. – Доставлены с одной из технологических планет.

Торговый атташе пожал плечами:

– Периметр шлюзов слишком мал. Конечно, мы будем поставлять свои устройства не целиком, а в разобранном виде, но ряд деталей в эти шлюзы не пройдет. Кроме того, ваши механизмы... – Он повел рукой в сторону многоногих грузчиков. – Их мощность недостаточна. Тут есть терминалы с управляемой гравитацией?

Хапторы переглянулись, заговорили друг с другом, но в стремительном потоке рычаний, рева, хрипов и скрежета Эрик с трудом улавливал знакомые слова. Сезун’пага молчал, состроив каменную морду. Кажется, услышанное ему не очень нравилось.

– О чем они толкуют? – поинтересовался Харгрейвс.

– Похоже, спорят насчет терминалов, о которых вы спросили. По мнению Раграш’шарха, это закрытая информация, а его компаньон считает, что можно взглянуть, но издалека. Мол, не будет беды, если ашинге увидят то, о чем и так знают.

– Увидят что? – Торговый атташе насупился. – Причал с силовым полем и гравиприводом? Ну, прямо великая тайна!

Сезун’пага раскрыл рот:

– Тут хозяйствовать клан Хочара. Они очень, очень почтенный, очень любить гости. Пора к стол, говорить. Хашказа и кхашаш приятственно.

– Врет, – шепнул Харгрейвсу Эрик и произнес погромче: – Мы еще не голодны и полны сил. Но, возможно, пха утомился?

– Нет, – буркнул «говорильник» и захлопнул рот.

Спор диспетчера с помощником закончился. Раграш’шарх погладил живот и вытянул руку в сторону кара:

– Едем! На станции есть разные терминалы. Ашинге увидят.

– Другое дело! – Харгрейвс скривил рот и забрался на сиденье экипажа. – Раньше начнем, раньше закончим. Тогда и будет приятственный кхашаш.