Песнь Сюзанны Кинг Стивен

«Да», — так же шепотом ответила ей Миа. С черепашкой в руке Сюзанне как-то сразу стало очень хорошо. С черепашкой она почувствовала себя в полной безопасности. «Смотри — черепаха, — подумала она. — Смотри — черепаха, панцирь горой, тащит на нем весь шар земной». Такие строки? Она предположила, что, пожалуй, все вспомнила правильно. Ведь к Башне они шли по Лучу. Медведь на одном конце — Шардик. Черепаха на другом — Матурин.

С миниатюрной черепашки, найденном в потайном кармане в материи мешка она перевела взгляд на скульптуру у фонтана. За исключением разницы в размерах и материале, скульптуру у скамьи сработали из какого-то темного металла, который кое-где поблескивал медью, обе черепахи были совершенно одинаковыми, вплоть до царапины на панцире и клинообразного скола на носу. На мгновение у нее перехватило дыхание, да и сердце, похоже, тоже остановилась. В этом невероятном походе к Башне она шла от события к события, иной раз ото дня ко дню, ни над чем не задумываясь, просто влекомая тем, что Роланд называл ка. А потом что-то происходило, что-то из ряда вон выходящее, позволяющее ей пусть на чуть-чуть, но увидеть более общую картину, и вид этот заставлял ее замирать в благоговейном восторге и изумлении. Она чувствовала силы, которые не могла не то, чтобы понять, даже представить себе. Некоторые, как шар в ящике из «дерева призраков», олицетворяли зло. Но эта… эта…

— Вау, — произнес кто-то. Скорее, выдохнул.

Она подняла глаза и увидела бизнесмена, весьма процветающего, судя по костюму, который стоял у скамьи. Он проходил через сквер, возможно, направлялся на какое-то столь же важное, как и он сам, мероприятие, совещание, конференцию, а может, даже на заседание в ООН, штаб-квартира которой находилось поблизости (если, конечно, ее за эти годы не перенесли в другое место, город, страну). Но вот остановился у скамьи, как вкопанный. Дорогой брифкейс выпал из правой руки. Глаза широко раскрылись, взгляд не отрывался от черепашки в руке Сюзанны — Миа. Лицо расплылось в широченной, несколько глуповатой, словно ее обладатель обкурился травкой, улыбке.

«Убери ее! — в испуге воскликнула Миа. — Он ее украдет!»

«Пусть только попробует», — ответила Детта Уокер. Голос звучал расслабленно, ее забавляла эта идея. Выглянуло солнце, и Сюзанна, все ее составляющие, вдруг осознали, что день-то, если отбросить все остальное, прекрасный. Великолепный. Потрясающий.

— Она прекрасная, великолепная, потрясающая, — вновь заговорил бизнесмен (а может, дипломат), который напрочь забыл о своих делах. Повторил те же определения, что возникли в голосе черной женщины, но соотнес их с черепашкой, вырезанной из слоновой кости.

«А ведь так оно и есть», — подумала Сюзанна. Она прекрасно понимала незнакомца. И Джейк тоже бы понял… да еще лучше, чем она. Она рассмеялась. В ее голове рассмеялись Детта и Миа. Миа, пожалуй, против воли. И бизнесмен или дипломат тоже рассмеялся.

— Да, и день и черепашка, — подтвердил бизнесмен, на английском он говорил с легким скандинавским акцентом. — Какая очаровательная у вас вещица! Какая очарофательная у фас вещица!

Да, черепашка очаровательная. Маленькое очаровательное сокровище. И однажды, впрочем, не так уж и давно, Джейк Чеймберз нашел что-то на удивление похожее. В книжном магазине Келвина Тауэра Джейк купил книжку Берил Эванз «Чарли Чух-Чух». Почему? Потому что книжка позвала его. Позже, аккурат перед тем, как ка-тет попал в Кэллу Брин Стерджис, автор у книжки сменился. Им стала Клаудия-и-Инесс Бахман, и тем самым попала в члены постоянно расширяющегося ка-тета Девятнадцати. Джейк положил ключ в эту книжку и Эдди вырезал двойник ключа в Срединном мире. Ключ Джейка завораживал людей, которые его видели, и они с готовностью выполняли любые просьбы мальчика. Как и у ключа Джейка, у черепашки из слоновой кости был двойник; она, Сюзанна, сидела рядом с ним. Черепашка завораживала людей точно так же, как и ключ Джейка. И вопрос теперь заключался лишь в одном: появится ли у них готовность выполнять просьбы того, кто держал черепашку в руке?

Судя по тому, как скандинавский бизнесмен смотрел на черепашку, Сюзанна решила, что ответ, скорее всего, будет положительный. Подумала: «Дад-да-чака, дад-да-паха, не волнуйся, крошка, у тебя черепаха!» От этого глупого стишка Сюзанна едва не расхохоталась. А Миа она сказала: «Позволь мне все уладить». «Уладить что? Я не понимаю…» «Знаю, что не понимаешь. Вот и позволь мне все уладить. Договорились?» Ждать ответа Миа не стала. Повернулась к бизнесмену, радостно улыбаясь, подняла черепашку так, чтобы он мог хорошо ее видеть. Переложила из правой руки в левую, заметила, как его глаза последовали за черепашкой, хотя голова, с величественной гривой седых волос, не шевельнулась.

— Как ваше имя, сэй? — спросила Сюзанна.

— Матиссен ван Вик, — ответил он. Глаза медленно перемещались вслед за черепашкой, которая вернулась в правую руку. — Я второй заместитель посла Швеции при ООН. Моя жена завела любовника. Меня это печалит. Кишечник у меня вновь функционирует нормально. Лечебный чай, который порекомендовал мне массажист отеля, подействовал, и меня это радует, — пауза. А потом. — Глядя на вашу skolpadda[30], я становлюсь счастливым.

Сюзанна пришла в восторг. Если б она попросила мужчину скинуть брюки и опорожнить вновь функционирующий нормально кишечник прямо на тротуаре, он бы выполнил ее просьбу? Несомненно.

Она огляделась, убедилась, что поблизости никого нет. Это, конечно, радовало, но она решила, что не стоить тянуть с задуманным, лучше все сделать, как можно быстрее. Джейк со своим ключом собрал целую толпу. Ей же хотелось по возможности этого избежать.

— Матиссен, — начала она, — вы упомянули…

— Матс.

— Простите?

— Зовите меня Матс. Мне так больше нравится.

— Хорошо, Матс. Вы упомянули…

— Вы говорите на шведском?

— Нет, — ответила она.

— Тогда будем говорить на английском.

— Да, я бы не возражала.

— Я занимаю важный пост, — глаза Матса ни на мгновение не отрывались от черепахи. — Я встречаюсь с влиятельными людьми. Я бываю на коктейль-пати, куда красивые женщины приходят в «маленьких черных платьецах».

— Должно быть, вам это в кайф. Матс, я хочу, чтобы вы заткнули пасть и открывали ее, лишь когда я задам вам прямой вопрос. Вы это сделаете?

Матс закрыл рот. Даже очень смешно провел рукой вдоль губ, словно застегнул их на молнию, но глаза его не отрывались от черепашки.

— Вы упомянули отель. Вы живете в отеле?

— Йя-я, живу в нью-йоркском «Плаза-Парк-Хайатт»[31], на углу Первой авеню и Сорок шестой улицы. Скоро перееду в квартиру в кондоминиуме…

Матс, похоже, понял, что опять говорит слишком много, и закрыл рот. Сюзанна торопливо обдумывала продолжение разговора, держа черепашку перед грудью, чтобы ее новый друг видел ее очень хорошо.

— А теперь, Матс, слушайте меня внимательно.

— Я слушаю, чтобы слышать, госпожа-сэй, и слышать, чтобы повиноваться, — Детте, конечно, это понравилось: говорил-то белый.

— У вас есть кредитная карточка?

Матс гордо улыбнулся.

— У меня их много. «Америкен экспресс», «МастерКард», «Виза». У меня есть «Евро-Голд-кард». У меня…

— Хорошо, это хорошо. Я хочу, чтобы вы пошли… — она запнулась, потом вспомнила название отеля, — …в отель «Плаза-Парк» и сняли номер. Сняли номер на неделю. Если вас спросят, скажите, что этот номер для вашей подруги, — тут в голове мелькнула неприятная мысль. Конечно, это Нью-Йорк, север, 1999 год, и хотелось бы верить, что общество развивалось в правильном направлении, но в этом следовало убедиться заранее. — Они не станут возражать из-за того, что я — негритянка.

— Нет, разумеется, нет, — в голосе явственно слышалось изумление.

— Снимите номер на свое имя и скажите портье, что жить в нем будет женщина, которую зовут Сюзанна Миа Дин. Вы понимаете?

— Йя-я, Сюзанна Миа Дин.

Что еще? Естественно, деньги. Она спросила, есть ли у него наличные. Ее новый друг достал бумажник и протянул ей. Продолжая держать черепашку в одной руке, так чтобы Матс ее видел, другой Сюзанна порылась в бумажнике, кожаном, дорогом, известной фирмы «Лорд Бакстон». Нашла пачку дорожных чеков, для нее бесполезных, учитывая витиеватую подпись с немыслимыми загогулинами, и примерно две сотни долларов, старую, добрую, американскую «капусту». Достала их и бросила в пакет от «Бордерс», в котором не так уж и давно лежали туфли. А когда подняла голову, ее ждал неприятный сюрприз: к бизнесмену присоединились парочка герлскаутов, лет четырнадцати, с рюкзаками на спине. Они уставились на черепашку. Блестели глаза, блестели влажные губы. Сюзанне сразу вспомнились девушки-зрительницы на «Шоу Эда Салливана»[32] в тот вечер, когда ведущий пригласил Элвиса Пресли.

— Это кру-у-у-то, — выдохнула одна.

— А-ахренительно, — откликнулась вторая.

— А теперь, девочки, идите по своим делам, — приказала Сюзанна. Лица сморщились, на обоих отразилась печаль. Они вдруг стали похожими друг на друга, как близняшки из Кэллы.

— А надо? — спросила первая.

— Да! — отрезала Сюзанна.

— Спасибо, сэй, долгих дней и приятных ночей, — ответила вторая. Слезы покатились по щекам. Ее подруга тоже заплакала.

— И забудьте, что видели меня! — добавила Сюзанна, когда они повернулись, чтобы уйти.

Наблюдала за ними, пока они не вышли на Вторую авеню и не зашагали к Верхнему Манхэттену, после чего вновь взглянула на Матса ван Вика.

— Тебе тоже пора пошевеливаться, Матс. Бери ноги в руки, двигай в отель и сними номер. Скажи им, что твоя подруга Сюзанна скоро придет.

— Что значит, бери ноги в руки? Я не понимаю…

— Это значит, поторопись, — она протянула ему бумажник, жалея о том, что не рассмотрела как следует все эти пластиковые карточки, и гадая, почему их так много у одного человека. — Как только снимешь номер, отправляйся по своим делам, уж не знаю, куда ты шел, когда оказался в сквере. Забудь, что видел меня.

И тут Матс заплакал, совсем как девочки в зеленой форме.

— Я должен забыть и skolpadda?

— Да, — Сюзанна вспомнила гипнотизера, которого видела в каком-то телевизионном варьете-шоу, может того же Эда Салливана. — Никакой черепахи вы не видели, но до конца дня будете пребывать в прекрасном расположении духа, слышите меня? Будете чувствовать себя… — «словно выиграли миллион баксов, крон»? Возможно миллион баксов для него ничего не значил, а миллиона крон не хватило бы на стрижку. — Будете чувствовать себя так, будто вас назначили послом Швеции в ООН. И перестаньте тревожиться насчет любовника вашей жены. К черту его, так?

— Йя-я, к черту этого парня! — воскликнул Матс и уже заулыбался, пусть и продолжал плакать. Что-то удивительно детское проглянуло в этой улыбке. Глядя на нее, Сюзанна одновременно радовалась и огорчалась. Ей захотелось сделать для Матса ван Вика что-то еще, раз уж была такая возможность.

— А ваш кишечник…

— Йя-я?

— Будет ко конца вашей жизни работать, как часы, — Сюзанна подняла черепашку повыше. — Когда вы обычно справляете большую нужду, Матс?

— Сразу после завтрака.

— Пусть так и будет. До конца вашей жизни. Если только вы не будете заняты. Будете опаздывать на встречу или куда-то еще, просто скажите… э… Матурин, и желание облегчиться перенесется на следующий день.

— Матурин.

— Совершенно верно. А теперь идите.

— Я не могу взять skolpadda?

— Нет, не можете. Идите, сейчас же.

Он уже шагнул от скамьи, остановился, вновь посмотрел на Сюзанну. И хотя щеки оставались влажными, на губах играла хитрая, даже озорная улыбка.

— Может, мне следует взять ее? Может, она моя по праву?

«Давай поглядим, что получится из твоей затеи, козел», — подала голос Детта, но Сюзанна, которая все больше и больше чувствовала себя лидером этой странной триады, по крайней мере, на текущий момент, осадила ее.

— Почему вы так сказали, друг мой? Скажите, прошу вас?

Озорства в улыбке прибавилось. «Только не говори, будто не понимаешь», — читалось в ней. Так, во всяком случае, воспринимала эту улыбку Сюзанна.

— Матс, Матурин. Матурин, Матс. Вы чувствуете?

Сюзанна чувствовала. Хотела сказать ему, что это всего лишь совпадение, потом подумала: «Кэлла, Каллагэн».

— Я чувствую. Но skolpadda не ваша. И не моя.

— Тогда чья? — умоляюще. И, прежде чем рассудок смог остановить ее (хотя бы скорректировать ответ), Сюзанна сказала правду, которую знали душа и сердце:

— Она принадлежит Башне, сэй. Темной Башне. И туда я ее возвращу, если будет на то воля ка.

— Да пребудут боги с тобой, леди-сэй.

— И с тобой, Матс. Долгих тебе дней и приятных ночей.

Она проводила шведского дипломата взглядом, потом посмотрела на вырезанную из слоновой кости черепашку: «А ведь это забавно, не так ли, Матс, старина?» Миа черепашка не интересовала, ее заботило только одно: «Этот отель. Там будет телефон?»

Сюзанна-Миа сунула черепашку в карман синих джинсов и заставила себя подождать двадцать минут на скамье в скверике. Провела это время, восхищаясь своими отросшими ногами (кому бы они ни принадлежали, ножки были, что надо) и шевеля новенькими пальцами в новых (отобранных, украденных) туфлях. Однажды закрыла глаза и перенеслась к зал управления «Догана». Желтых и красных огней прибавилось, машины, установленные под полом, гудели сильнее, но стрелка на индикаторной шкале, маркированной СЮЗАННА-МИА лишь на чуть-чуть сдвинулась по желтому сектору в сторону красного. На полу начали появляться трещины, как она и предполагала, но пока они не выглядели угрожающими. Ситуация, конечно, оставляла желать лучшего, но Сюзанна склонялась к тому, что с этим можно жить. «Чего мы ждем? — спросила Миа. — Почему мы здесь сидим?»

«Я даю шведу шанс сделать в отеле все, что нам нужно, и уйти», — ответила Сюзанна.

И когда она решила, что времени прошло достаточно и номер наверняка заказан, собрала мешки, поднялась, пересекла Вторую авеню и двинулась по Сорок шестой улице к отелю «Плаза-Парк».

Вестибюль заливал приятный глазу послеполуденный свет, отраженный стоящими угловыми панелями зеленого стекла. Сюзанна никогда не бывала в таком прекрасном зале, разумеется, за исключением собора святого Патрика, и все-таки чувствовалось в нем что-то чужое. «Потому что это будущее», — подумала она. Видит Бог, свидетельств тому она видела предостаточно. Автомобили стали меньше, их обводы разительно изменились. Большинство молодых женщин, которые попались ей по пути, выставляли напоказ нижнюю часть живота. Виднелись и бретельки бюстгальтеров. Лишь увидев их четвертый или пятый раз кряду на коротком отрезке Сорок шестой улицы, Сюзанне удалось убедить себя, что это какой-то необъяснимый изыск моды, а не случайная небрежность хозяйки бюстгальтера. В ее дни, если из-под платья вдруг вылезала бретелька или подол комбинации, женщина стремглав бросалась в ближайший туалет и приводила одежду в порядок. Что же касается голых животов…

"С голым животом тебя арестовали бы где угодно, за исключением разве что Кони-Айленда[33], — подумала она. — Двух мнений тут быть не может".

Но наибольшее впечатление на нее произвело другое, ощущение, что город стал больше. И она подразумевала под этим не только высоту домов. Город гремел. Вибрировал от распирающей его энергии. Даже воздух нес в себе особый отпечаток Нью-Йорка. Женщины, которые стояли в ожидании такси на тротуаре перед отелем (с виднеющимися бретельками или без оных), могли быть только нью-йоркскими женщинами; швейцары (два, а не один), которые останавливали такси, могли быть только нью-йоркскими швейцарами; таксисты (она изумлялась, как много среди них черных, и даже увидела одного в тюрбане), могли быть только нью-йоркскими таксистами, но все они стали… другими. Мир точно сдвинулся. Словно ее Нью-Йорк, Нью-Йорк 1964 года, играл в детской бейсбольной лиге, а этот выступал в одной из высших[34].

Войдя в вестибюль, Сюзанна остановилась, чтобы достать черепашку из кармана джинсов и собраться с духом. Слева находился салон красоты. Там сидели две женщины, о чем-то оживленно болтали, и взгляд Сюзанны на мгновение задержался на них. Она просто не могла поверить своим глазам, настолько женщины оголили ноги. Действительно, их юбки (эти полоски материи считались юбками? Ха-ха) едва прикрывали признаки пола. А ведь она смотрела не на девочек-подростков или молоденьких студенток. Этим женщинам было глубоко за тридцать (а может, и за шестьдесят, она же не знала, каких успехов добилась наука за последние тридцать пять лет).

Справа Сюзанна увидела небольшой сувенирный магазинчик. В царящем в нем полумраке кто-то наигрывал на пианино блаженно-знакомую мелодию, «Ночь и день», и Сюзанна знала: пойди она на звук, обязательно увидит обитые кожей стулья, множество поблескивающих бутылок и джентльмена в белом, который почтет за счастье обслужить ее, хотя до вечера еще далеко. И это грело душу.

Прямо перед ней расположилась регистрационная стойка, а за ней восседала самая экзотическая женщина, какую Сюзанне довелось увидеть за всю жизнь. В ней смешалась белая, черная и китайская кровь. В 1964 году такую женщину, какой бы она ни была красивой, в приличном доме не пустили бы на порог. А здесь одели в ладный костюмчик и посадили за регистрационную стойку большого первоклассного отеля. Темная Башня могла шататься и мир, возможно, все сдвигался и сдвигался, но Сюзанна подумала, что эта красотка за регистрационной стойкой — живое доказательство того (если такие доказательства требовались), что далеко не все разваливалось или двигалось в неправильном направлении. Девушка разговаривала с одним из жильцов отеля, который жаловался по поводу счета за просмотр фильмов в номере по кабельному каналу, что бы это ни означало.

«Не бери в голову, это же будущее, — вновь сказала себе Сюзанна. — Научная фантастика, как город Луд. Лучше не вникать в подробности».

«Мне без разницы, какая она и в каком мы году, — подала голос Миа. — Когда я окажусь рядом с телефоном? Я должна заботиться о малом».

Сюзанна уже прошла мимо таблички на треноге, потом повернулась, пригляделась к надписи:

" С 1-ГО ИЮЛЯ 1999 Г. НЬЮ-ЙОРКСКИЙ ОТЕЛЬ «ПЛАЗА-ПАРК-ХАЙАТТ» СТАНОВИТСЯ ОТЕЛЕМ «КОРОЛЕВСКИЙ ООН-ПЛАЗА» ЕЩЕ ОДИН БОЛЬШОЙ ПРОЕКТ «СОМБРА/СЕВЕРНОГО ЦЕНТРА»

«Сомбра», как в роскошном кондоминиуме «Бухта Черепахи»… который так и не построили, — подумала Сюзанна, — судя по башне из черного стекла на углу. А Северный центр — это Норд сентр позитроникс. Любопытно".

Она почувствовала резкий приступ головной боли. Сильной боли, от которой едва не раскололась голова. И она знала, чья это работа. Миа, которую нисколько не интересовали ни «Сомбра корпорейшн», ни «Норд сентр позитроникс», ни сама Темная башня, начала терять терпение. Сюзанна понимала, что должна вразумить ее, хотя бы попытаться. Миа целиком зациклилась на малом, но, если она хотела его сохранить, ей, возможно, придется, пусть немного, но расширить свой кругозор. «Она будет бороться с тобой за каждый чертов шаг, если ты изберешь этот путь, — вставила Детта. И голос звучал очень уж радостно. Любила Детта хорошую драку. — Ты это понимаешь, не так ли?» Она понимала. Подождала, пока жилец объяснит, в чем проблема: он заказал какой-то фильм, называемый "категория Х[35]", по ошибке, не против того, чтобы оплатить просмотр, но только без соответствующего указания в счете. После того, как девушка решила вопрос, к стойке подошла Сюзанна. Ее сердце гулко билось.

— Как я понимаю, мой друг, Матиссен ван Вик, снял мне номер, — начала она, заметила неодобрение, с каким красотка смотрит грязную рубашку и нервно рассмеялась. — Очень хочется принять душ и переодеться. Несчастный случай, знаете ли. За ленчем.

— Да, мадам. Позвольте взглянуть, — женщина отошла к какому-то устройству, гибриду пишущей машинки и маленького телевизионного экрана. Нажала на несколько клавиш, посмотрела на экран, повернулась к Сюзанне. — Сюзанна Миа Дин, так?

«Ты говоришь правильно, спасибо тебе», — едва не сорвалось с языка Сюзанны, но она успела плотно сжать губы.

— Да, совершенно верно.

— Вас не затруднит показать мне какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность?

На мгновение Сюзанна остолбенела. Потом сунула руку в плетеную сумку и достала орису, взявшись за сектор с тупой кромкой. Ей вдруг вспомнились слова Роланда, сказанные Уэйну Оуверхолсеру, одному из самых крупных землевладельцев Кэллы: «Наше дело — свинец». Рисы, конечно, не следовало считать пулями, но они тоже несли смерть. Одной рукой она протянула красотке тарелку, второй — черепашку, вырезанную из слоновой кости.

— Это вас устроят? — вежливо спросила она.

— Что… — начала красотка и замолчала, как только ее глаза сместились с тарелки на черепашку. Они широко раскрылись, остекленели. Губы девушки, покрытые чем-то розовым и блестящим (Сюзанна подумала, что это скорее леденец, чем помада), чуть разошлись. Послышалось: «Ох-х-х-х…».

— Это мое водительское удостоверение, видите? — пояснила Сюзанна. К счастью рядом никого не было, даже коридорного. Несколько человек из тех, кто поселился в отеле во второй половине дня, ловили на тротуаре такси, вестибюль практически полностью опустел. В баре за сувенирным магазином мелодия «Ночи и дня» сменилась более меланхоличной «Звездной пылью».

— Водительское удостоверение, — восторженно, с придыханием согласилась девушка за регистрационной стойкой.

— Хорошо. Мне нужно где-нибудь расписаться?

— Нет… Мистер ван Вик снял номер… все что от меня требуется… это проверить ваши… могу я подержать черепаху, мэм?

— Нет, — ответила Сюзанна, и красотка заплакала. Сюзанна изумленно наблюдала за этим феноменом. Так много людей она заставила плакать только однажды, когда в двенадцать лет сыграла на скрипке (первый и последний раз).

— Нет, мне нельзя ее подержать, — сказала красотка, слезы текли ручьем. — Нет, нет, мне нельзя, мне нельзя ее подержать, о, Дискордия, мне нельзя…

— Перестаньте хныкать, — приказала Сюзанна, и хныканье тут же прекратилось. — Дайте мне ключ от номера, пожалуйста. Но вместо ключа женщина смешанных кровей протянула ей маленькую папку с карманом на правой внутренней стороне, в котором лежал пластиковый прямоугольник. На левой внутренней стороне, вероятно его написали там, чтобы не подсмотрели потенциальные воры, Сюзанна увидела номер снятой для нее комнаты, 1919. И нисколько не удивилась. Миа, естественно, о такой ерунде и не думала.

Внезапно Сюзанна покачнулась. Ее повело в сторону. Ей пришлось взмахнуть рукой (в которой она держала «водительское удостоверение»), чтобы сохранить равновесие. Она уже думала, что валится на пол, но все-таки устояла на ногах.

— Мэм? — осведомилась девушка за регистрационной стойкой. На лице отразилась легкая, очень легкая тревога. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, — кивнула Сюзанна. — Только… Вдруг закружилась голова, но теперь все в порядке.

Но не могла при этом не подумать: «А что, черт побери, произошло?» Впрочем, ответ она и так знала. Ноги-то принадлежали Миа. Миа! А Сюзанна вела автобус с того самого момента, как они встретили мистера Я-не-могу-взять-skolpadda, вот тело и начало возвращаться к прежнему, безногому состоянию. Бред какой-то, но правда. Тело приводило себя в соответствие со своей хозяйкой.

«Миа, чего ты ждешь? Занимай мое место». «Не могу. Пока не могу. Займу, как только мы останемся одни». Господи Иисусе, Сюзанна узнала этот тон, узнала его очень хорошо. Сучка стеснялась.

— Что это такое? — спросила Сюзанна девушку за регистрационной стойкой, указав на пластиковый прямоугольник. — Это ключ?

— Да, разумеется, сэй. Его используют как в лифте, так и для того, чтобы открыть дверь. Просто вставьте в щель в направлении, указанном стрелкой. И быстро вытаскивайте. Когда на двери загорится зеленый огонек, может заходить. У меня в сейфе чуть больше восьми тысяч долларов. И я отдам вам их все за эту прелесть, вашу черепаху, вашу skolpadda, вашу tortuga, вашу kavvit, вашу…

— Нет, — оборвала ее Сюзанна и вновь пошатнулась. Ухватилась за край стойки. Пол уходил у нее из-под ног.

— Я иду наверх, — она собиралась сначала зайти в сувенирный магазин и потратить часть денег Матса на новую рубашку, если их там продавали, но теперь понимала, что с покупкой рубашки придется повременить. Со всем придется повременить.

— Да, сэй, — не мадам, не мэм, эти обращения забылись. Черепашка действовала. Стирала черту между мирами.

— Вы сразу же забудете, что видели меня, понимаете?

— Да, сэй. Отключить вам телефон?

Миа зашлась криком. Сюзанна даже не потрудилась ее успокоить.

— Нет, не нужно. Мне должны позвонить.

— Как скажете, сэй, — Глаза девушки не отрывались от черепашки. Ни на долю секунды не отрывались от черепашки. — Приятного вам отдыха в «Плаза-Парк». Позвать коридорного, чтобы он помог донести ваши вещи?

«Неужели я выгляжу такой малохольной, что не могу донести эту ерунду?» — вскинулась Детта, но Сюзанна лишь покачала головой.

— Очень хорошо.

Сюзанна начала поворачиваться, но следующие слова девушки за регистрационной стойке заставили ее резко развернуться в обратную сторону.

— Скоро придет Король, король Глаза.

Сюзанна вытаращилась на девушку за регистрационной стойкой, ее удивление больше смахивало на шок. По рукам побежали мурашки. Лицо же красавицы оставалось бесстрастным. Темные глаза не отрывались от черепашки. Губы разошлись, теперь они выглядели влажными не только от блеска, но и от слюны. «Если я задержусь у стойки чуть подольше, — подумала Сюзанна, — слюна потечет по подбородку и начнет капать на пол».

Сюзанне очень хотелось поговорить о Короле и Глазе, она понимала, сколь это важно, и могла поговорить, потому что именно она контролировала тело, сидела за рулем автобуса, но опять пошатнулась и поняла, что не может продолжить разговор, если, конечно, не хочет добираться до лифта на руках и коленях, с волочащимися позади пустыми штанинами. «Может, позже», — подумала она, уже зная, что позже не получится. Потому что пружина катящегося к вечеру дня закручивалась все туже.

Она двинулась через вестибюль к лифту, походкой бывалого моряка. Но, как выяснилось, женщина смешанных кровей сказала еще не все, и в ее голосе, хотя говорила она об ужасном, звучало лишь легкое сожаление.

— Когда придет Король и Башня рухнет, сэй, все красивые вещицы, вроде вашей, разрушатся. А затем наступит тьма и не будет ничего, кроме воя Дискордии и криков кан-тоев.

Сюзанна ничего не ответила, хотя мурашки уже добрались до шеи, а волосы встали дыбом. Ее ноги (точнее, чьи-то ноги) быстро теряли чувствительность. Будь она в платье до колен, а не в джинсах, увидела бы она, как ее прекрасные новые ноги становятся прозрачными? Увидела бы, как кровь бежит по сосудам, ярко-алая вниз, по артериям, более темная, отработанная вверх, по венам, к сердцу? Увидела бы переплетенье мышц?

Она думала, что да.

Нажала на кнопку «Вверх», убрала орису в плетеную сумку, моля, чтобы один из трех лифтов открылся до того, как она упадет. Пианист переключился на «Штормовую погоду».

Двери среднего лифта раздвинулись. Сюзанна-Миа вошла в кабину и нажала на кнопку «19». Двери закрылись, но кабина не тронулась с места.

«Пластиковая карточка, — напомнила себя Сюзанна. — Нужно воспользоваться пластиковой карточкой».

Она увидела щель, вставила в нее карточку, естественно, по направлению стрелки. И когда вновь нажала на кнопку с числом «19», кнопка засветилась изнутри. Мгновением позже кабина начала подъем, а Миа взяла управление на себя.

Сюзанна отступила в глубь салона, то бишь, своего разума, испытывая облегчение и усталость. Да, пусть порулит кто-то еще, почему нет? Пусть кто-то еще ведет автобус, хотя бы короткое время. Она чувствовала, как ноги наливаются силой и массой. И ее это вполне устраивало.

Миа могла быть чужаком в чужой стране, но училась она быстро. Выйдя из лифта на девятнадцатом этаже, заметила табличку со стрелкой и номерами под ней: 1911-1923, и быстро зашагала по коридору к номеру 1919. Зеленый ковер, с высоким, густым ворсом, мягко пружинил под ее (их) украденными туфлями. Она вставила ключ-карточку, открыла дверь, переступила порог. В номере стояли две кровати и телефон.

«Как мне заставить его звонить?»

Сюзанна рассмеялась, вопрос действительно ее развеселил. «Сладенькая, ты не первая, кто об этом спрашивает, поверь мне. Может, миллионная. Он или зазвонит, или нет. Когда сочтет нужным. А пока почему бы тебе не осмотреться. Не поискать место, куда сможешь положить свою амуницию».

Она ожидала возражений, но Миа спорить с ней не стала. Закружила по комнате, не сподобившись раздвинуть шторы (а Сюзанне очень хотелось взглянуть на город с высоты), сунулась в ванную (как во дворце, мрамор и множество зеркал), потом в стенной шкаф. И там, на одной из полок, рядом с пластиковыми мешками, в которые жильцы клали вещи, предназначенные для химчистки), стоял сейф. Надпись на нем Миа прочитать не смогла. У Роланда время от времени возникали аналогичные проблемы, но их причина таилась в различиях между алфавитами английского языка и Высокого слога Внутреннего мира. Сюзанна полагала, что у Миа проблемы куда серьезнее. Хотя похитительница ее тела и знала цифры, Сюзанна сильно сомневалась, что мать малого вообще умеет читать.

Сюзанна выступила вперед, но не стала полностью перехватывать контроль над телом. Какое-то время смотрела двумя парами глаз на две надписи, отчего голова закружилась, а к горлу подкатила тошнота. Потом две надписи слились в одну и она смогла прочитать написанное:

"Этот сейф предназначается для хранения личных вещей. Администрация «Плаза-Парк-Хайатт» не несет ответственности, за оставленные в сейфе вещи. Наличные и драгоценности следует хранить в сейфе отеля в вестибюле. Чтобы набрать код, нажмите на четыре кнопки с цифрами плюс «ENTER» Чтобы открыть сейф, наберите ваш код и нажмите на кнопку «OPEN».

Сюзанна ретировалась и позволила Миа выбрать цифры. Та остановилась на единице и трех девятках. Набранный код совпадал в текущим годом, и грабители, скорее всего, попробовали бы эту комбинацию одной из первых, но, по крайней мере, он отличался от номера на двери. А кроме того, цифры Миа выбрала правильные. Цифры силы и власти. Знаковые цифры. Они обе это знали.

Задав код, Миа попробовала открыть сейф. Дверца не подалась, поэтому она последовала указаниям: вновь нажала на те же четыре кнопки с цифрами и на кнопку «OPEN». Внутри сейфа что-то зажужжало, дверца распахнулась. Она положила в сейф выцветший красный мешок с надписью «ТОЛЬКО СТРАЙКИ НА ДОРОЖКАХ СРЕДНЕГО МАНХЭТТЕНА», ящик едва уместился на полке, и плетеную сумку с орисами. Закрыла и вновь заперла сейф. Подергала за ручку, убедилась, что дверца не открывается, удовлетворенно кивнула. Пакет от «Бордерс» по-прежнему лежал на кровати. Она достала из него пачку денег, сунула в карман джинсов, в тот, где не было черепашки.

«Нужно купить чистую рубашку», — напомнила Сюзанна незваной гостье.

Миа, ничья дочь, не ответила. Понятное дело, рубашки ей были до фонаря, чистые или грязные. Миа интересовал только телефон. Какое-то время, пока предродовые схватки не донимали ее, она не хотела думать ни о чем, кроме телефона.

«А теперь мы посовещаемся, — продолжила Сюзанна. — Ты обещала, и это обещание тебе придется выполнить. Но не в том банкетном зале, — ее передернуло. — Где-нибудь снаружи, слышишь меня, я прошу. На свежем воздухе. Тот банкетный зал пахнет смертью».

Вновь Миа не стала спорить. У Сюзанны возникло смутное ощущение, что другая женщина роется в памяти, просматривает, отметает, просматривает, отметает… и, наконец, находит то, что может подойти.

«Как мы туда попадем?» — равнодушно спросила Миа.

Черная женщина, которая теперь являла собой двух женщин (опять), села на одну из кроватей, положила руки на колени. «Как на санках, — ответила Сюзаннина часть. — Я буду толкать, ты — направлять. И помни, Сюзанна-Миа, если ты хочешь, чтобы я тебе помогала, я должна услышать честные ответы».

«Ты их услышишь. Только не ожидай, что они тебе понравятся. Или, что ты их все поймешь».

«Что ты…»

«Неважно. О, боги, никогда не встречала человека, который задает так много вопросов! Время коротко! Совещаться мы можем только до телефонного звонка. Поэтому, если ты хочешь, чтобы…» Сюзанна не дала ей закончить фразу. Закрыла глаза и откинулась назад. Кровать не остановила ее. Сюзанна провалилась сквозь нее, падая все дальше и дальше, сквозь пространство, сквозь время. Откуда-то издалека доносилось позвякивание колокольцев Прыжка или тодэша, как называли его Мэнни. "Вновь я куда-то иду, — подумала она. И:

— Эдди, я тебя люблю".

КУПЛЕТ:

Commala — gin — jive!

Ain’t it grand to be alive?

To look out on Discordia

When Demon moon arrives.

ОТВЕТСТВИЕ:

Commala — come — five!

Even when the shadows rise!

To see the world and walk the world

Makes ya glad to be alive.

Строфа 6. Галерея в замке

1

Она падала в свое тело, и ощущение это вызвало воспоминание ослепляющей яркости: Одетта Холмс шестнадцати лет, сидящая на кровати в комбинации и натягивающая на ногу шелковый чулок. То мгновение, пока воспоминание держалось, нос щекотал аромат духов «Белые плечи» и запах мыла «Кусочек красоты» компании «Пондс», мыла ее матери и позаимствованных у матери духов. Уже достаточно взрослая, чтобы ей дозволяли душиться, она думала: «Это весенний бал! Я иду с Натаном Фриманом!»

Потом все ушло. Сладкий запах мыла «Пондс» сменил свежий и холодный (а иногда сырой) ночной ветерок, и осталось лишь чувство, такоя странное и такое удивительное, растягивания нового тела, словно оно было чулком, который кто-то надевал на голень и колено.

Она открыла глаза. Ветер дул порывами, бросая в лицо мелкую пыль. Она прищурилась, скорчила гримаску, подняла руку, словно собиралась отразить удар.

— Сюда! — позвал женский голос. Не тот голос, который ожидала услышать Сюзанна. Не резкий, торжествующий клекот. — Сюда, здесь не так дует!

Сюзанна повернулась и увидела высокую и миловидную женщину, которая махала ей рукой. И облик Миа во плоти изумил Сюзанну, потому что мать малого оказалась белой. Вероятно, в Одетте имелась некая белая составляющая, которая особенно раздражала Детту Уокер, исповедовавшую предельную расовую нетерпимость!

Она опять стала безногой и сидела на грубо сколоченной тележке. Стояла тележка у выемки в низком парапете стены. Сюзанна выглянула за парапет и перед ней открылась самая жуткая, самая пугающая местность, какую ей только доводилось видеть в своей жизни. Гигантские скалы тянулись к небу и налезали друг на друга, уходя к горизонту. Блестели, как инопланетные кости, под яростным светом лунного серпа. На почтительном удалении от этой лунной усмешки сверкали мириады звезд. Среди скал, отвесных стен и обрывов вилась узкая, пропадающая вдали тропа. Глядя на нее, Сюзанна подумала, что любому отряду пришлось бы идти по этой тропе лишь колонной по одному. "Взяв с собой достаточно припасов. Тут не растут ни грибы, ни физалис[36]". А за всеми этими скалами, тускло и злобно, источник находился за горизонтом, то разгоралось, то слабело темно-алое зарево. "Сердце розы, — подумала Сюзанна и тут же пришла другая мысль:

— Нет, кузница Короля". Она смотрела на пульсирующий, зловещий свет, ощущая свое бессилие, охваченная ужасом, не в силах оторвать взгляд. Сжаться… разжаться. Разгореться… притухнуть. Зараза, сообщающая о себе небу.

— Сейчас же иди ко мне, а не то вообще не сможешь прийти, Сюзанна из Нью-Йорка, — вновь позвала Миа, одетая в мексиканскую шаль из плотной материи и вроде бы кожаные штаны, оканчивающиеся чуть ниже колена. Голени были в струпьях и царапинах, на ногах — huaraches[37] на толстой подошве. — Ибо Король может завораживать даже на расстоянии. Мы — в Замке на стороне Дискордии. Ты хочешь закончить жизнь на скалах у подножия этой стены? Если он заворожит тебя и прикажет прыгнуть, ты прыгнешь. И стрелков, которые у тебя в друзьях, здесь нет, так что помочь тебе они не смогут, так? Нет, нет. Ты тут сама по себе, совсем одна.

Сюзанна попыталась оторвать взгляд от этого пульсирующего зарева, но поначалу у нее ничего не вышло. Паника пышным цветом расцвела в ее рассудке (если он заворожит тебя и прикажет прыгнуть) и она ухватилась за нее, как за спасительную соломинку, заострила и проткнула кокон страха, который обездвижил ее. Еще с мгновение напоминала статую, а потом так резко подалась назад, что ей пришлось ухватиться за край телеги. Иначе свалилась бы на булыжники, которыми вымостили вершину крепостной стены. Очередной порыв ветра, словно в насмешку, плесканул пылью в лицо и волосы.

Но это притяжение… зачарованность… волшба… как ни назови, отпустило, исчезло. Она посмотрела на собачью тележку (так Сюзанна ее назвала, а как она называлась на самом деле, значения не имело) и сразу поняла, как с ней управляться. Большого ума для этого и не требовалось. Мула, которой тащил бы ее, не было. Роль мула отводилась ей самой. Телега эта и рядом не стояла с тем удобным, легким креслом-коляской, которое они нашли в Топеке, и поездка на ней разительно отличалась от прогулки на крепких, сильных ногах, которые довели ее от скверика на Второй авеню до отеля. Господи, как же ей недоставало ног. Уже недоставало.

Но не оставалось ничего другого, как обходиться без них.

Она ухватилась за деревянные колеса телеги, напряглась, ничего не добилась, прибавила усилий. И когда уже смирилась с тем, что с «трона» придется слезать и добираться до Миа на своих четверых, колеса противно заскрипели, видать, давненько их не смазывали, и телега покатилась к Миа, которая стояла за квадратной каменной колонной. Колонн этих было великое множество, они, вместе с плавно закругляющейся стеной, уходили в темноту. Сюзанна предположила, что в стародавние времена (до того, как мир сдвинулся) лучники использовали колонны для защиты, когда осаждающие стреляли по ним из луков или катапульт, а может, из чего еще. А потом выступали в проемы между колоннами и открывали ответный огонь. Как давно это было? В каком мире? И сколь близко от этого замка высится Темная Башня? Сюзанна чувствовала, что достаточно близко. Она толкала тяжелую, неудобную, скрипящую телегу и смотрела на женщину в мексиканской шали, стыдясь, что запыхалась, не проехав и двенадцати ярдов. Несколько раз она глубоко вдохнула влажный, с каменным привкусом воздух. Колонны, вроде бы она припоминала, что назывались они merlons, уходили вправо от нее. Слева она видела круглое озеро черноты, окруженное каменными, частично порушенными стенами. Далее, над дальней стеной, высились две башни, да только одна превратилась в руины, уничтоженная ударом молнии или мощным взрывом.

— Место, где мы стоим — галерея, — объяснила Миа. — Дорожка, которая тянется по всему периметру Замка-над-бездной, когда-то он назывался Замком Дискордия. Ты говорила, что тебе нужен свежий воздух. Я надеюсь, этот тебе подойдет, ага, как сказали бы в Кэлле. Замок расположен далеко от Пограничья, на просторах Крайнего мира, совсем рядом с тем местом, где закончится ваш поход, найдете ли вы Башню или свою погибель, — она помолчала, потом продолжила. — Вероятнее всего, погибель. Однако мне нет до этого никакого дела, нет, отнюдь. Я — Миа, ничья дочь, мать одного. Я забочусь о моем малом и больше ни о ком. Кроме малого мне никто не нужен, ага! Ты хочешь посовещаться? Отлично. Я расскажу тебе, все, что смогу, и только правду. Почему нет? Так или иначе, мне-то без разницы.

Сюзанна огляделась. Когда повернулась к центру замка, там, где, по ее разумению, следовало находиться внутреннему двору, на нее пахнуло гнилью. Миа увидела, как она поморщилась, и улыбнулась.

— Ага, они давно умерли, и машины, которые построили те, кто пришел позже, в основном, остановились, но запах их смерти все еще висит здесь, не так ли? С запахом смерти это обычное дело. Спроси своего друга — стрелка, истинного стрелка. Он знает, потому что часть этого запаха — его работа. И немалая часть, Сюзанна из Нью-Йорка. Гибель миров висит на его шее, как гниющий труп. Однако, он слишком далеко зашел в своей решимости и наконец привлек внимание сильных мира сего. Он будет уничтожен, ага, и те, кто стоит рядом с ним. Я ношу его смерть в своем животе, и меня это совершенно не тревожит, — она вскинула подбородок к звездному свету. Шаль облегала набухшие груди… и, Сюзанна видела, раздутый живот. В этом мире Миа была беременной. Более того, на сносях.

— Задавай свои вопросы, я готова к ответам, — продолжила Миа. — Только помни, мы существуем и в другом мире, в том, где мы связаны воедино, в одно целое. Мы лежим на кровати в гостинице, словно спим… но мы не спим, не так ли, Сюзанна? Нет. И когда телефон зазвонит, когда позвонят мои друзья, мы покинем этот замок и пойдем к ним. Если ты уже успеешь задать свои вопросы, отлично. Если нет, тоже отлично. Спрашивай. Или… может, ты не стрелок? — и ее губы изогнулись в пренебрежительной улыбке. Сюзанна подумала, что очень уж она наглая, да, действительно наглая. Слишком наглая для человека, который не сможет найти дорогу с Сорок шестой улицы на Сорок седьмую в том мире, куда они должны вернуться. — Так спрашивай, говорю тебе!

Сюзанна вновь посмотрела на черный, разрушенный колодец, который когда-то был сердцевиной замка, его центральную, самую укрепленная часть, с ареной для турниров, навесными башнями, подземельями и еще Бог знает чем. Она изучала средневековую историю и помнила некоторые термины, но как давно это было. Конечно же, где-то там находился и банкетный зал, в который она ходила за едой, пусть и короткое время. Но кормежка эта осталась в прошлом. Если Миа будет слишком сильно на нее напирать или зайдет слишком далеко, она узнает об этом на собственной шкуре.

А пока, подумала Сюзанна, начнем с относительно простого.

— Если это Замок-над-бездной, то где Бездна? Я тут не вижу ничего, кроме нагромождения скал. И этого красного зарева на горизонте.

Миа, ветер играл ее черными, до плеч волосами, мягкими, как шелк, совершенно прямыми, без намека на курчавость, свойственную волосам Сюзанны, указала на дальнюю стену по другую сторону черного колодца, где высились башни и тоже тянулась галерея.

— Вот это — центральная крепость. За ней — город Федик, теперь заброшенный, все умерли от Красной смерти тысячу лет тому назад, а то и больше. Дальше…

— От Красной смерти? — переспросила Сюзанна, удивленно и одновременно испуганно, пусть и не понимала, чем вызван страх. — От Красной смерти Эдгара По? Как в новелле[38]? — а почему нет? Разве они уже не забредали (к счастью, выбрались оттуда) в страну Оз Лаймена Френка Баума? Кто еще мог попасться им на пути? Белый кролик и Черная королева[39]?

— Женщина, я не знаю. Могу сказать лишь одно: за заброшенным городком высится наружная стена, за стеной — огромный разлом в земле, в котором живут чудовища, копошатся там, размножаются и строят планы вырваться наружу. Когда-то над разломом стоял мост, но он давно как рухнул. В незапамятные времена. Они ужасны, эти чудовища, и обычные люди, что мужчины, что женщины, сходят с ума, лишь глянув на них.

Тут она удостоила Сюзанну собственного взгляда. Переполненного сарказмом.

— Но не стрелки. Конечно, такие, как ты, с ума не сойдут.

— Почему ты насмехаешься надо мной? — спокойно спросила Сюзанна.

На лице Миа отразилось недоумение, потом она насупилась.

— Разве это моя идея прийти сюда? Стоять на холоде там, где Глаз Короля марает горизонт и даже саму луну своим грязным светом? Нет, женщина! Она принадлежала тебе, так что нечего мне выговаривать!

Сюзанна могла бы ответить, что идея забеременеть ребенком демона принадлежала отнюдь не ей, но понимала, что сейчас не время начинать словесную перепалку, убеждая собеседника, или в данном случае, собеседницу, что дура именно она, а не ты.

— Я ничего тебе не выговариваю, — возразила Сюзанна, — только спрашиваю.

Миа нетерпеливо взмахнула рукой, как бы говоря: «Хватит толочь воду в ступе», — и чуть повернулась, встав в пол-оборота к Сюзанне. А потом пробормотала: «Я не пошла ни в больше-чем-дом, ни в никакой дом. И в любом случае я выношу моего малого, ты слышишь? Как бы ни легли карты. Выношу и выкормлю.»

И вот тут Сюзанна поняла многое, если не все. Миа насмехалась, потому что боялась. Пусть знала она многое, очень уж значительная ее часть была Сюзанной.

«Я не пошла ни в больше-чем-дом, ни в никакой дом», например. Это фраза из «Невидимки», романа Ральфа Эллисона[40]. Когда Миа проникла в Сюзанну, она приобрела две субличности по цене одной. Это Миа, и никто другой, вытащила из небытия (или из глубокой заморозки) Детту, и именно Детте особенно нравилась эта фраза, в которой выражалось глубокое презрение и подозрительность негров к тому, что иногда называлось «усовершенствованное послевоенное образование для негров». Ни в больше-чем-дом, ни в никакой дом; я знаю, что я знаю, другими словами, до меня дошли такие слухи, мне шепнули об этом на ушко, дорогая, сорока принесла на хвосте.

— Миа, а кто второй родитель твоего ребенка? Какой демон стал ему отцом, ты это знаешь?

Страницы: «« « 12345678 » ... »»