Жаркая вечеринка Серова Марина
– Да ты что, Тань? – она испуганно заморгала ресницами.
– Ничего. Говори, из-за чего они отношения выясняли?!
– Толик взял у Грушина сахар на реализацию, а тот требовал с него деньги.
– Много?
– Что много? – туповато переспросила Катерина.
– Катя! – Я строго посмотрела на нее.
– Двадцать тонн.
– По нынешним временам это около двухсот тысяч?
– Немного меньше, сто восемьдесят. Да что тебе Толик-то дался? Лидка вон у Грушина десять штук баксов взяла на квартиру полгода назад, ремонт там сделала, скоро переезжать будет. А должок теперь с нее спишется, что ли?
– Почему Абрамов не отдавал Грушину деньги? – поинтересовалась я, пропустив мимо ушей замечание по поводу Говорковой.
– Так ведь не продали еще.
– И Грушин этого не знал? – Я в упор посмотрела на присмиревшую Катьку.
– Как тебе сказать… – замялась она.
– Говори как есть, для тебя же будет лучше, – я видела, что Катька соврала мне, когда сказала, что сахар не продан.
– Ну, не весь еще продали…
– А может, продали и решили денежки покрутить? – прищурилась я.
– Ну что ты, Тань, – Катька обиженно надула губы.
– Так зачем же ты своего Толика поволокла туда, где будет Грушин?
– Да как-то не подумала. – Наклонив голову, Катька пожала плечами.
Памятуя о Катькином легкомыслии, в это поверить было нетрудно.
– Ладно, а теперь попробуй-ка вспомнить все с самого начала: как в сауну приехали, где кто был и чем занимался, – я ободряюще посмотрела на Ерикову.
– Ну, в кафе посидели, а потом, когда все уже датые были, решили в сауну поехать…
– Это твой Толя предложил?
– Ты и это знаешь? Откуда? – опять как-то обиженно прогнусавила Ерикова.
– Профессия у меня такая, – усмехнулась я. – Мне многое известно, так что лучше не ври и не выкручивайся, а то ведь я могу заподозрить что-то неладное.
– Да мы в этой сауне с Толиком не раз были. Там, надо сказать, неплохо, и Толик там – дорогой гость, – в глазах Катьки блеснула гордость. – Он и предложил всем туда двинуть, а что здесь плохого?
– Ничего, просто я должна знать все обстоятельства, понимаешь? Предположим, вошли вы в эту проклятую сауну, что было дальше?
И Катерина в своей путано-вязкой манере, постоянно спотыкаясь и возвращаясь к сказанному, отдавая дань бабскому красноречию, рассказала мне, что было дальше.
Облачившись в простыни, компания в полном составе сразу же заполнила обе сауны. Потом одни пошли в бассейн, другие – в душ, и в конце концов все собрались в комнате отдыха, чтобы продолжить возлияния. Порядок того, что происходило после, память Катерины воспроизвести отказывалась. А тут еще и утопленник – было от чего потерять голову!
Под конец Ерикова все-таки вспомнила, что, когда Беркутов стал звать на помощь, она была в массажной, но что она там делала и как туда попала, как ни билась, вспомнить не могла. Зато память Ериковой оказалась более цепкой, когда речь зашла о совместном посещении душа Шубиным и Купцовой. Это смешное обстоятельство навело меня на мысль, что людям больше свойственно следить за поступками других, а не за своими собственными.
Память Ериковой проявила прямо-таки дьявольскую изощренность, когда я спросила мою одноклассницу, кто стоял рядом с трупом в тот момент, когда она подошла. По ее словам выходило, что Беркутов со Ступиным как раз в этот момент вытаскивали тело на бортик, почти следом подошел Абрамов, затем подтянулись Шубин, Купцова, Говоркова и Лужина, последним подошел Верещагин. Что ж, это уже кое-что.
Я оставила Ерикову в состоянии легкого транса, вытряхнув из нее, пожалуй, все, что она могла хранить в своей черепушке. Среди самого разнообразного хлама там были и стоящие вещи. Например, информация о долге Говорковой Грушину.
Одно из бесспорных достоинств человека, а тем более частного детектива, – умение использовать время по максимуму. Для того чтобы лучше представить себе обстановку сауновских «посиделок», сразу после визита к Ериковой я решила поехать на Татарскую.
Рассказ Катерины был довольно эмоциональным и потому сумбурным. Мне он представлялся чем-то вроде облака с размытыми очертаниями. Оказавшись на месте событий, я наверняка смогла бы придать этому довольно эфемерному, в моем представлении, объекту более ясные и строгие контуры.
Возле сауны на Татарской было пусто. Холодный сильный ветер пробирал до костей, рвал волосы, бил наотмашь по лицу. Я нажала на красную кнопку звонка и ждала не меньше минуты, прежде чем дверь открылась.
– Чего надо? – грубо спросил грузный парень с заспанным лицом и всклокоченными волосами.
– Пожарная инспекция. Мне нужно осмотреть помещение, – резко сказала я, сунув ему под нос красные корки удостоверения и бесцеремонно проталкиваясь внутрь. Я порядочно задубела и вовсе не склонна была разводить антимонии.
Парень оторопел и отпрянул, пропуская меня в помещение. Он стоял, недоуменно почесывая затылок.
– Начальства нет, – как-то испуганно промямлил он, вынимая руку из колтуна волос.
– Неважно, я только проверю дымоходы, – не дожидаясь особого разрешения, я двинулась по коридору, – где у вас сауна?
– Прямо, через комнату отдыха и – налево.
Парень закрыл дверь и невесело поплелся за мной.
В коридоре было отвратительное освещение, пахло сыростью и вениками.
Миновав комнату отдыха, я оказалась в предбаннике и остановилась перед двумя дверями, обитыми деревянными рейками.
– Парные здесь? – строгим голосом спросила я парня.
– Угу, – промычал он.
– А эти двери куда ведут?
– Здесь бассейн, – указал он на стеклянную дверь, – а там душ.
Я заглянула в парные, втягивая ноздрями сухой горячий воздух. Неплохо было бы здесь засесть на некоторое время – я уже начала согреваться, но легкий озноб все еще бродил по телу. Испустив вздох сожаления, я открыла стеклянную дверь и ступила на кафельную плитку. В тускло освещенном помещении бассейна мои шаги отдавались четким эхом.
– Иди погуляй пока, – я обернулась к патлатому, – если понадобишься, я тебя позову. Как тебя кличут-то?
– Колей, – вяло отозвался мой сопровождающий.
– Иди, Коля, отдыхай, я скоро.
Коля снова почесал затылок и, пробубнив что-то нечленораздельное, флегматично поплелся назад.
Пройдя вдоль бассейна, в котором едва шевелилась зеленовато-голубая вода, я свернула направо, огибая заднюю стену сауны, и оказалась перед белой узкой дверью с надписью «массажная». Направо шли туалетные и душевые кабинки. Оставив их позади, я остановилась у комнаты отдыха.
Интересная планировка: никаких тупиков и из любого помещения можно пройти куда угодно. Спаренная сауна являлась центром, вокруг которого располагались бассейн, массажная, туалет, душ, комната отдыха и две сообщающиеся с ней раздевалки.
Убийца мог попасть в бассейн откуда угодно: из любой раздевалки, из парных, из комнаты отдыха, а также из туалета и душевой. Ситуация, как в романе Агаты Кристи, – убийство в замкнутом пространстве. Я не могла наблюдать за участниками вечеринки ни до, ни после трагедии, и временной ориентир – крик Беркутова, – от которого можно было бы протянуть нить расследования, был довольно зыбок. Дело в том, что установить точное время, когда Беркутов увидел мертвого Грушина, было практически невозможно. Можно было лишь с разной долей вероятности делать предположения о местонахождении в этот момент каждого из участников вечеринки.
Конечно, можно опросить всех по отдельности, но я сомневалась, что смогу по их рассказам воссоздать четкую временную картину.
Сколько прошло времени с момента смерти Грушина до того, как Беркутов обнаружил труп и поднял тревогу?
Убийца мог выследить Грушина, утопить его и, оставшись незамеченным, оказаться где угодно.
Я присела на широкий кожаный диван в комнате отдыха, пытаясь собраться с мыслями.
У кого есть надежное алиби? У Ступина с Верещагиным есть. При условии, что они не сговорились. Хотя какие могут быть общие дела у слесаря с кандидатом в депутаты? Можно, конечно, сделать предположение, что Верещагин подкупил Ступина, чтобы тот подтвердил, что они были вместе, но чем-то мне эта версия не нравилась.
У других вообще нет никакого алиби, но у многих скорее всего нет и явного мотива. Да, задачка не из простых!
Говоркова. Мотив как будто имеется, но могла ли она сделать это чисто физически? Женщине, если она не владеет специальными приемами, справиться с мужчиной довольно сложно. К тому же у Лидки была надежда, что ее состоятельный покровитель поможет ей.
Беркутов. Мог ли он убить? В школе он не выделялся никакими особенными талантами, учился ровно, но в отличники не стремился. Не был ни добрым, ни злым. Для того же, чтобы утопить человека, нужно основательно на него разозлиться.
А если принять во внимание его развод с Купцовой и то обстоятельство, что в последнее время Ольга жила с Грушиным?
Но ведь со времени развода прошло уже два года, и если бы Беркутов хотел отомстить, то, наверное, сделал бы это раньше. Или он все это время копил обиду и, воспользовавшись предоставившимся случаем, в лице Грушина отомстил сразу всем своим обидчикам? Судя по школьным годам, он не был злопамятным, но люди со временем меняются, а десять лет – срок немалый.
Закурив, я поднялась с упругого дивана и направилась к выходу.
Откуда ни возьмись появился Коля и с упреком посмотрел на дымящуюся сигарету в моей руке.
– Проверяла тягу, – объяснила я ему, – все в порядке.
Он услужливо распахнул передо мной дверь.
– Акт проверки получите по почте, – сухо сказала я и спустилась с крыльца.
Я сидела за рулем «девятки» и смотрела на проносящиеся мимо корявые стволы обнаженных деревьев, серые фасады домов, грязные сугробы, наподобие китайской стены отделяющие тротуар от дороги, и строила предположения, как встретит меня Купцова. Въехав во двор, заваленный снегом, я с трудом нашла где приткнуться.
Лифт поднял меня на четвертый этаж.
– Кто там? – раздался из-за двери недовольный, заспанный голос.
– Иванова Татьяна, я училась вместе с Грушиным.
Щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге я увидела стройную блондинку в коротком атласном халате. Ее большие, слегка асимметричные глаза уставились на меня с немым вопросом.
– Мне нужно с вами поговорить, – как можно любезней произнесла я.
– Это срочно?
– Да, и, мне кажется, это в ваших интересах.
– Вот как? – вскинула она прихотливо изломанные брови.
– Я расследую обстоятельства смерти вашего… э-э… Грушина Артема.
– Проходите, – устало сказала она и посторонилась, пропуская меня.
Пристроив куртку на вешалке, я прошла в просторную гостиную, выдержанную в бежево-абрикосовой гамме. Ничего лишнего: комплект мягкой мебели, книжные полки, дорогая аппаратура, журнальный столик со стеклянной поверхностью, в углу – небольшая тумбочка, на которой стоял симпатичный грибок настольной лампы, на окнах – светлые жалюзи. Пол застелен ковром, около подоконника в двух кадках сверкали упругими глянцевыми листьями фикусы.
– Садитесь, – Купцова указала на большой диван с плавно изогнутой спинкой. – Хотите выпить?
– Нет, спасибо, я за рулем, – ответила я, занимая предложенное место.
– А я выпью, – безразлично сказала она.
Она подошла к бару, плеснула в рюмку коньяка и, заправив за уши светлые выбившиеся пряди, села в кресло напротив меня. Я заметила, что руки ее дрожат.
– Вы что же, частный детектив? – спросила она как-то равнодушно.
– Вроде того.
– Так что же вы хотите узнать?
Она говорила медленно и спокойно, такая манера речи меня устраивала.
– Ольга… могу я вас так называть?
– Ну конечно, – согласилась она, сделав маленький глоток.
– Вы действительно думаете, что Грушину помог утонуть Беркутов?
Она неопределенно пожала плечами.
– Так решила милиция.
– Но вы ведь способствовали этому?
В ее глазах сверкнули недобрые огоньки.
– Я только сказала правду.
– Не могли бы вы повторить то, что сказали милиции?
Она беспокойно заерзала и, отведя взгляд в сторону окна, вдруг резко перевела его на меня. В нем было столько высокомерного недовольства и откровенной неприязни! Я подумала, что она не раз уже использовала этот отрепетированный прием, когда ей требовалось кого-то одернуть или осадить. Сделать вид, что я испугалась? Наверное, не стоит.
Я терпеливо ожидала ответа на свой вопрос. Наконец после кислой ухмылки Купцова выдавила из себя:
– Я сказала, что слышала, как Сергей с Артемом разговаривали на повышенных тонах и Сергей угрожал Грушину.
– А вы не знаете, о чем конкретно был разговор?
– Нет, не знаю, – отстраненно ответила она. Ее взгляд опять стал вялым и апатичным.
– Вы считаете Сергея способным на убийство?
– Не думайте, что если вы учились с ним в школе, то все о нем знаете, – снова оживилась Ольга, – да и те, кто с ним работает, представляют его этаким херувимчиком, не способным на дурной поступок, а я пожила с ним и знаю, чего от него можно ожидать. Он ревновал меня к каждому фонарному столбу, сцены закатывал, за нож хватался…
Ее синие глаза сузились от злобы, а лицо передернулось гримасой отвращения.
Довольно экспансивная дамочка Кто бы мог подумать!
– А вы повода для ревности ему не давали? – невозмутимо спросила я ее, не отступая под ее недобрым взглядом.
– Повода? Да повод всегда можно найти при желании, тем более если мозги не в ту сторону повернуты!
Она явно пыталась уйти от ответа.
– Скажите прямо, вы изменяли Беркутову? – Я вперила в нее холодный взгляд и почувствовала, как напряглись мышцы на ее лице.
– Он сам в этом виноват, придурок! – эти слова, полные ненависти и обиды, вылетели из нее, как пробка из бутылки шампанского. – Он же своим занудством каменную скалу мог из себя вывести: твердил постоянно одно и то же, в чем-то вечно меня подозревал, звонил мне на работу по сто раз на день, разве что детектива не нанимал, чтобы следить за мной. Не захочешь – изменишь!
– И вы в конце концов не выдержали? – Я подыграла ей, придав своему голосу сочувствие и мягкость.
Ее взгляд стал не таким неприязненным, синие льдинки в ее глазах растаяли, на губах появилась горькая усмешка.
– Представьте себе. – Она со вздохом поднялась, чтобы налить себе еще коньяку.
В этот раз она не тянула с выпивкой, а одним махом опрокинула содержимое рюмки себе в желудок.
– Я изменяла ему не ради удовольствия, хотя, не скрою: мне приятно ловить на себе заинтересованные взгляды мужчин. Не чужд мне и легкий флирт, – Ольга хитровато улыбнулась, – я надеюсь, вы меня понимаете.
Легкая асимметрия глаз придавала ее улыбке дополнительный шарм. Я молча кивнула.
– Может быть, выпьете кофе? – Она заметно потеплела, не то согретая коньяком, не то ободренная моей поддержкой.
– Я бы выпила соку или чаю.
Она неторопливой походкой, плавно покачивая бедрами, вышла на кухню и вскоре появилась с подносом, на котором стояла резная металлическая ваза с фруктами и стеклянный кувшин с апельсиновым соком.
Выпив полстакана сока, я достала пачку «Кэмела» и вопросительно посмотрела на Купцову.
– Дайте и мне сигаретку, я вообще-то бросила, но такое дело…
Мы закурили. Ольга поставила на столик пепельницу и с удовольствием затянулась, выпуская дым через тонкие ноздри.
Я обратила внимание на портрет, висевший на стене напротив меня. На нем широко улыбался мужчина в годах, с большими залысинами, мясистым носом и прищуренными глазками, глядящими из-под седых бровей.
– Это ваш родственник?
– Это Рон Хаббард, – усмехнулась Ольга, – основатель саентологии. Артем одно время увлекался его учением.
– Вы давно знаете Грушина? – Я решила воспользоваться временной «оттепелью».
– Около года, вернее, я и раньше его знала, но чисто визуально, а год, как мы с ним сошлись.
– Вы жили у него?
– Нет, он приезжал несколько раз в неделю, у нас были свободные отношения.
– Вас это устраивало?
– Вполне. – Она закинула ногу на ногу и поправила полу халата.
– Вы часто виделись с Сергеем после развода?
– Первое время он наведывался регулярно, но когда понял, что поезд, как говорится, ушел, немного остыл.
– А кто был инициатором развода?
– Подавал на развод он – хотел припугнуть меня, но, когда я согласилась, пошел на попятную, но было уже поздно: он мне надоел.
– А какие отношения были у него с Грушиным? Я что-то не припомню, чтобы они особо конфликтовали в школе.
– Ну вы скажете тоже – в школе! – усмехнулась она. – Им сколько тогда лет-то было?! Какие у них могли быть конфликты?
– Хорошо. А о каких недавних конфликтах вы знаете? – невозмутимо спросила я.
– Знаю только, что у них были довольно натянутые отношения, которые, сами понимаете, не улучшились, когда Сергей узнал, что мы с Артемом стали встречаться.
– Сергей ревновал вас к Грушину?
– Себя переделать трудно, – философски заметила Купцова, – тем более такому человеку, как Сергей. Ведь не секрет, что шеф Сергея и Грушин были соперниками: оба должны были избираться по одному округу, а Сергей «горел» на работе, я бы сказала, слишком увлекался, принимал интересы Верещагина за свои собственные. Я думаю, вы не живете иллюзиями и знаете, что на избирательную кампанию из федерального бюджета выделяются большие деньги. Все эти народные избранники, став депутатами, пользуются огромными льготами, я уж не говорю о других возможностях. Поэтому-то они и грызут друг другу глотки за каждый голос, покупают избирателей за кур, водку или стиральный порошок. Все идет в ход.
«А ты не так глупа, как я подумала вначале», – отметила я про себя, наблюдая, как Купцова тушит сигарету в пепельнице.
– Что же касается ревности, – продолжила Ольга, – мне кажется, что он всегда будет меня ревновать. А уж будучи подшофе, Сергей с трудом сдерживал свои эмоции.
Я поняла, куда она клонит, и спросила:
– Кто-нибудь, кроме вас, слышал, как Беркутов выяснял отношения с Грушиным?
– Не знаю, может быть, нет. Какое это имеет значение?
– Пока не знаю, но надеюсь это выяснить. Кстати, вы не жили вместе с Грушиным только потому, что хотели сохранить свободу ваших отношений?
Лицо Купцовой снова приняло настороженно-напряженное выражение.
– Не только…
– Почему же еще?
– Разве вы не знаете, что Артем был женат?
– Вы имеете в виду, что он был женат до последнего времени?
Ответом мне был уничтожающий взгляд. Купцова брезгливо передернула плечами и, надменно вскинув подбородок, сказала:
– Он собирался подавать на развод. Единственное, что его останавливало, – предвыборная кампания.
Она снова подошла к бару, видно, мой последний вопрос пришелся ей не по душе.
– Когда Беркутов закричал, где вы находились? – я резко сменила тему.
Ольга снова одним глотком осушила рюмку. Мне показалось, что она пытается собраться с мыслями, прежде чем ответить.
– Точно не помню, кажется, в раздевалке. Я уже столько выпила к тому времени.
– И вы не помните даже, с какой стороны подошли к бассейну?
Я сунула в уголок рта сигарету и прикурила, краем глаза наблюдая за Купцовой. Она все еще держала пустую рюмку в слегка подрагивающей руке.
– Ну… наверное, оттуда и подошла. Да какая вам разница?
Я проигнорировала ее восклицание.
– Вы хотя бы помните, кто был рядом с телом Грушина, когда вы появились?
– Может быть, не всех…
– И все же.
– Ну… Ступин, Абрамов… Ерикова, кажется… Шубин и Беркутов, конечно.
– Кто подошел после?
– Самым последним подошел Верещагин, значит, Лужина и Говоркова – перед ним, не помню в какой последовательности, мне было не до того.
Неплохая память для человека, которому было «не до того». То же самое говорила Ерикова.
– Тогда у меня больше вопросов нет, – успокоила я Купцову. – Если хотите, могу поставить вас в известность, когда что-то прояснится.
– Вы думаете, что это не Беркутов?
– Не хочу вас разочаровывать, но скорее всего – нет. – Я затушила недокуренную сигарету и вышла в прихожую.
– Кто же тогда? – спросила она, когда я уже надевала «харлейку».
– Алиби нет ни у кого, – спокойно ответила я, – значит, это мог сделать…
– Любой из нас, вы хотите сказать? – закончила она за меня.
– Вот именно, – я закрыла за собой дверь.
Глава 3
Когда я вышла от Купцовой, сквозь разрывы серых облаков продирались робкие солнечные лучи. Со двора пришлось выезжать задним ходом, потому что развернуться было негде. Я неторопливо доехала до кафе-подвальчика, в котором готовили сочных цыплят на вертеле. Гриль был моей давней слабостью, к тому же мой многострадальный желудок уже давно и настоятельно требовал пищи.
Основательно заправившись и стерев с губ томатно-чесночный соус, я продолжила путь. Теперь он лежал к грушинскому офису, чей адрес напомнил мне о некоторых моих предыдущих расследованиях. Дело в том, что офис Артема находился в том же четырнадцатиэтажном здании, где располагались конторы некоторых моих бывших клиентов.
Я приткнула машину на обочине и, миновав проходную, поднялась на лифте на пятый этаж. В коридоре было пустынно, пахло сухой бетонной пылью и провинциальной тоской, хотя за многочисленными дверьми, как нетрудно было предположить, жизнь кипела. Офис Грушина находился в конце коридора. Входная дверь была приоткрыта. Я потянула за бронзовую ручку и очутилась в довольно просторной комнате. За столом, опустив глаза на лежащие перед ней бумаги, сидела миловидная девушка в светло-сером костюме. Густые русые волосы волнистыми прядями падали ей на плечи, почти закрывая лацканы пиджака. Когда я вошла, она подслеповатым взглядом уставилась на меня из-под очков в металлической оправе.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась я, – я бы хотела поговорить с заместителем господина Грушина.
– С Яковом Григорьевичем? – спросила девушка, глядя на меня с легким недоумением.
– Да, наверное. Видите ли, я была знакома с Артемом Александровичем…
Она понимающе посмотрела на меня.
– Какое несчастье… – печально проговорила она, качая головой.
– Так могу я увидеть Якова Григорьевича? – сухо спросила я.
Мой вопрос вывел ее из состояния рассеянной грусти.
– Яков Григорьевич сейчас в бухгалтерии, я позвоню.
Она пробежалась тонкими пальцами по кнопкам телефона.
– Свет, пригласи-ка Якова Григорьевича. – И через секунду с мягким подобострастием: – Яков Григорьевич, тут к вам…
– Иванова Татьяна Александровна, – поспешно представилась я. – Скажите, что я знакомая Грушина и пришла поговорить с ним об Артеме Александровиче.
Передав информацию и выслушав ответ, она сказала мне:
– Яков Григорьвич просил вас подождать, он освободится через пять минут и примет вас. – Она указала мне на стул: – Присядьте.
Я села на кожаное сиденье, на котором сменяющие друг друга в неустанном труде ягодицы предыдущих посетителей оставили широкую полукруглую вмятину. Прошло по крайней мере минут десять-двенадцать, прежде чем Яков Григорьевич принял меня в кабинете Грушина.
– Знаю, знаю, – сказал он, торопливо поздоровавшись и испытующе пройдясь по мне маленькими колючими глазками. – Горе-то какое!
Глядя на Якова Григорьевича, я почему-то с трудом могла поверить, что смерть Грушина была для него действительно тяжким потрясением. Может, он имел в виду жену Артема, а может, просто поспешил представить свидетельство своей глубокой человеческой сострадательности. Маленького роста, худощавый, экспансивно-юркий Яков Григорьевич, казалось, с трудом мог усидеть на месте. Он без конца и без всякой надобности поправлял очки с толстыми стеклами, барабанил пальцами по столу и суетливо вертел головой в мелких черных кудряшках.