Весь в папу! Серова Марина

Глава 3

Катя дожидалась Сашку в кафе. Сегодня она проснулась и, к собственному удивлению, поискав Сашку по всему дому, обнаружила, что его нет. На столе лежала записка. Он должен был появиться в кафе «501» около двенадцати. Сейчас стрелка часов уже перевалила за половину первого, а Сашки не было.

Катерина тоскливо смотрела в окно, где на другой стороне улицы тусовались байкеры. Они торчали около своих мотоциклов. Катька почувствовала себя глубоко несчастной. Из-за того, что не было Сашки. Из-за того, что денег на вторую чашку кофе тоже не было. Из-за того, что, черт побери, у нее никогда не будет такого «Харлея», как у того высокого светловолосого парня.

Она посмотрела внимательней и вздрогнула. Обладатель «Харлея» показался ей знакомым. Ей отчего-то стало холодно. Она почувствовала себя снова в зарослях шиповника.

Он повернулся в профиль. Точно. Такой профиль был редкостью. Красивый, эллинский профиль. Катя залюбовалась правильностью черт. Длинные волосы были забраны в хвост. Взялся рукой за руль.

Этот жест ей что-то напомнил. Ночной стрелок…

Странно, но Катька не испытывала страха. Наоборот, ей захотелось подойти и дотронуться до него. Он все еще был существом из сказки. Она была очень рада встрече с ним!

«Он убийца», – попыталась она остановить свое восхищение. Но глубоко внутри она знала – убийцы не бывают такими прекрасными.

– Держись, золотце мое, скоро мы разбогатеем, – прозвучал над ее ухом голос Сашки.

Она собралась уже обратить его внимание на ночного стрелка. Но, подумав, не стала. Моторы взревели. Байкеры отправились в путь. Она проводила их взглядом.

– Что с тобой? – спросил Сашка недоуменно.

Она хотела сказать ему. Она даже открыла рот. Но смолчала.

– Ничего, – пожала плечами, – ничего особенного.

И улыбнулась.

В дверь постучали. Я оторвалась от чтения и крикнула:

– Открыто!

Робкий попался посетитель. Вместо того чтобы открыть дверь ногой и появиться на пороге с сакраментальным: «А вот и я!» – он повторил робкое царапанье. Я поняла, что без моей помощи он не обойдется. Спрыгнув с кровати, я подошла к двери и распахнула ее.

За дверью стоял Виктор Степанович Алексанов собственной персоной. Он подал знак сопровождающей его мрачной физиономии, выглядывающей из-за плеча. Физиономия выражала крайнее неодобрение моей, не вписывающейся в его мировоззрение фигуры.

Уж и не знаю, что подозрительного в моей простодушно-обаятельной внешности. Но вот не внушаю я гоблинам глубокого чувства симпатии… А жаль.

Кстати, при виде вышеназванного джентльмена на пороге моего бунгало я и сама остолбенела. Не каждый день к тебе в загородную резиденцию такие гости приезжают. Высокий гость огляделся. Кажется, он и сам был растерян.

– Добрый день, – поздоровался он. – Так вот вы какая, знаменитая Танечка Иванова!

Мне очень захотелось поинтересоваться, какая же я.

– Здравствуйте, – я все-таки решила быть вежливой.

– А я к вам по очень деликатному дельцу, – он подобострастно улыбался. Видимо, его дельце было весьма жизненным, раз он отыскал меня в дачных проулках.

– Позволите войти?

Я кивнула.

Он прошел внутрь, оглядел скромную обстановку моего убежища с недоумением, – думаю, особенно его поразило полное отсутствие в доме мраморных колонн. Сел на диван и продолжил:

– Меня, Танечка, изволят шантажировать. В милицию я обращаться не стал, да и не занимаются они этакими делами – сами знаете, какой у нас разгул преступности, а вас я рискнул побеспокоить…

Он выразительно помолчал, явно ожидая моих уверений в том, что это меня не обеспокоило.

Я сегодня решила побыть врединой, и ожидаемых заверений он не получил.

– Я, Танечка, как и все люди, слаб и грешен, – повинился он некстати. – И некоторые мои слабости засняли. А теперь требуют денег.

– Сколько? – мрачно поинтересовалась я.

– Десять тысяч долларов, – вздохнул он, разведя руками.

– Так заплатите, – безжалостно посоветовала я.

Он удивленно вытаращился на меня. Я вела себя непредсказуемо. Но мне не нравился Виктор Степанович Алексанов. И я ничего не могла с собой поделать.

Впрочем, когда я поняла, что он готов расплакаться от моей жестокости, я сжалилась.

– Ну, хорошо, – сменила я гнев на милость, – но беру я дорого. Вам дешевле заплатить шантажисту. Я запрашиваю четыреста долларов в сутки.

Я даже зажмурилась от собственной наглости. Сейчас он уйдет. Наверняка уйдет. Может, это и к лучшему. Алексанов с возу – Татьяне Ивановой легче.

– Меня это устроит, – услышала я совершенно спокойный голос. Я расширила от удивления глаза. Ему эта сумма казалась нормальной. «Что ж, – усмехнулась я про себя. – Значит, не судьба мне вырваться из его отвратительного общества. Хоть денег заработаю. Тоже неплохо».

– Если вы хотите, чтобы я вам помогла, давайте договоримся сразу об одной вещи, – посмотрела я на него сурово, – вы ничего не будете от меня скрывать.

По-моему, он затрепетал от моей суровости. Я почувствовала себя немного удовлетворенной.

И попросила его рассказать мне всю историю.

Честно говоря, сексуальные подробности меня не интересовали. Поэтому я слушала про них вполуха, отметив, что бедняга страдает садомазохизмом.

– Вам придется назвать имена участниц вашей ночной оргии, – заметила я, – вполне возможно, что шантаж – дело их рук.

Он дернулся. Отчего-то называть их имена ему не хотелось.

– Это обязательно? – спросил он.

– Да, – пожала я плечами, – если вы действительно хотите найти шантажистов.

– Маргариты сейчас в городе нет, она уехала отдыхать, – тихо сказал он.

– Куда?

– В Испанию.

Мне показалось, что он врет. Хотя зачем ему это надо?

– А вторая?

– Вторая… Кажется, ее звали Валя. Она работает в «Октябрине».

Я присвистнула. Хорошая фирмочка. Из тех, что дают рекламы в газеты, где под изображением обнаженной дамочки публикуют предложения помочь провести презентацию и организовать отдых.

Алексанов смотрел на меня взглядом виноватого ребенка, которого застукали на месте преступления, когда он воровал конфеты. Несоответствие его представительной фигуры и этого взгляда меня развеселило. Я почти забыла всю глубину неприязни, которую он у меня вызвал.

– Кто еще мог знать, где расположено ваше любовное гнездышко?

Он пожал плечами.

– Только девочки, – сказал он, – моя жена не любит здесь бывать.

– А ваша жена… Она не могла это организовать? Вы с ней в хороших отношениях?

Он усмехнулся. Я все поняла. Его жене было абсолютно наплевать. Он оплачивал ее безоблачную жизнь, и ей этого вполне хватало. Я видела ее по телевизору. Обычная деревенская тетка, получившая от судьбы великолепную возможность жить, как светская львица.

Жена отпадала. Нормально мыслящая тетка не станет рубить сук, на котором она сидит.

Оставались пока только девочки из «Октябрины». Этим вполне могло прийти в голову подработать таким нехитрым и надежным способом.

Хотя… Ведь на кассете были и их лица тоже. Скорее всего им не нужна огласка. Тогда кто?

Пока я не знала. Пока я ничего не знала. Даже о моем клиенте я знала только то, что он позволял узнать о себе.

Я взглянула на него. Обеспокоен. Очень. Нервничает. Неужели дело только в шантаже?

– Это все?

Он замялся. Взглянул на меня, решая, можно ли мне доверять. Да, мой клиент явно хранит в своем шкафу скелет.

– Дело ваше, – равнодушно посмотрев в окно, сказала я, – не хотите откровенничать – не надо.

– Это может не относиться к делу, – пробормотал он.

– Тем более, – кивнула я. – Не может так не может.

В конце концов, с меня хватит и шантажа.

Алексанов уехал. Я осталась одна. Мой отдых, увы, подошел к концу.

История мне не нравилась. Сама личность Алексанова не отличалась притягательной силой обаяния. Напротив, он возбуждал антипатию.

Жесток, властолюбив, влюблен в деньги. Как теперь выясняется, еще и развратен.

Да и что я могла расследовать? Его экономические преступления? Еще чего… Никакого желания…

Найду шантажиста, и все. Вы свободны, госпожа Иванова.

Единственное утешение в этой истории…

В дверь постучали.

– Входите, открыто, – сказала я, вздохнув. Оказывается, и в Адымчаре нет покоя бедной Танюше…

Лидия Григорьевна вошла, держа в руках кастрюльку, источавшую великолепный запах тушеных грибов. Я почувствовала, как мне сразу захотелось есть.

– Танечка, грибов тебе вот пожарила… Поешь?

Лидия Григорьевна явно старалась угодить моей маменьке. Я улыбнулась.

– А вы за грибами ходили? – поинтересовалась я.

– Да не я, – махнула рукой соседка, – Анна Егоровна. Только она эти грибы мне отдала.

Я удивилась. Анну Егоровну я знала как грибную маньячку. Что за странное явление заставило ее заняться благотворительной раздачей грибов?

Я задала свой вопрос Лидии Григорьевне.

Она махнула рукой:

– Да ей какая-то свежая могилка примерещилась… Корвалолом отпаивать пришлось. Черт ее знает, чего придумывает!

Она переложила грибы в тарелку, очень огорчилась, узнав, что я уезжаю, посетовала, что столько работать нельзя, заболеть можно. И ушла.

Я и сама не хотела уезжать. Спокойный Адымчар всегда обладал для меня притягательной силой. Смотреть на Волгу со своего мыска я очень любила.

Впрочем, судя по происходящему, Адымчар становился неспокойным местом. То по ночам тетки приходят. То Алексанов приезжает. То пожилые леди находят в грибном месте свежие могилки… Чушь какая-то.

Завтра начнут разгуливать по нашим тихим дачам живые мертвецы, возглавляемые Оменом…

Да уж, хороша станет здешняя жизнь. Покой сменится мистическим бредом.

Я кончила собирать сумку. Закрыла дачу и пообещала вернуться как можно скорее. Было так жаль оставлять ее здесь совсем одну… А вдруг мертвецы изволят явиться в момент моего теперешнего вынужденного отсутствия?

Глава 4

Он уже второй час не мог справиться с собой. Она его взволновала. В ней был тот самый шарм, которого так не хватало окружающим его женщинам.

Тот шарм, который был у той девочки… Скрытая сексуальность, не обнаженная, как у его подружек, а тщательно спрятанная, даже от себя. Как будто знание собственного оружия может повредить его силе.

Он прикрыл глаза. Перед ним возник ее образ.

Эта презрительная улыбка, скривившая на мгновение ее чувственные губы… Этот быстрый взгляд, брошенный как утешительный приз… И полная недоступность. Он почувствовал ее мгновенно. Как в той девочке…

Он стиснул руки в кулаки. Сейчас он взорвется. Его дыхание стало тяжелым. Боль начиналась в области живота и поднималась выше, овладевая всем его телом. Он почувствовал, как в уголках глаз появляется влага. Это его физическая боль выходила вместе со слезами.

Через несколько минут он почувствовал, как она его отпускает.

Перед ним лежала картина. Он только что отдал за нее сумасшедшие деньги. Это был маленький набросок Гейнсборо. Прелестное лицо девушки с огромными улыбающимися глазами и легкой, немного презрительной улыбкой.

Так похожей на ее улыбку.

Он поцеловал ее. Она была прекрасна. И – недоступна, как любая настоящая красота. Именно это заставляло его так ненавидеть. И так любить.

Он достал нож. Посмотрел на изображение девушки в последний раз. Занес руку и разрезал набросок на две половины.

Девушка продолжала улыбаться.

Дома было тихо. Немного пахло одиночеством. Я включила телевизор, чтобы разговор хоть немного оживил мертвую тишину. Интересно, почему мой дом так обижается на мое отсутствие, что непременно старается показать свою обиду грустным молчанием?

Я знала, что мое появление обрадовало его. Но пока он не спешил проявить свои истинные чувства.

«Ничего, – подумала я, – помолчишь, помолчишь – и улыбнешься».

На столе валялся брошенный перед отъездом и забытый мешочек с моими магическими косточками.

– Я соскучилась по вас, – сообщила я им и взяла его в руки. Мне, как всегда, был нужен совет.

Я достала их из мешочка и сосредоточилась, зажав кости в ладонях. Долгое общение с ними позволяло мне почувствовать, как по моим рукам побежали слабые волны излучения.

«Права ли я, в своем неприятии Алексанова?»

31+8+20.

«Вас беспокоит справедливое недоверие к одной особе. Подозрение это было вызвано одним обстоятельством, которое повергло вас в смятение, так как были задеты ваши застенчивость и стыдливость».

Ну, предположим, что игрища Виктора Степановича повергли меня не в такое уж смятение. Конечно, застенчивость и стыдливость мне присущи, но эти бесценные качества девичьей души несколько потухли под давлением суровой реальности.

Мое недоверие сочли справедливым. Более того, мне показалось, что мои косточки намекают туманно на некое обстоятельство в прошлом моего клиента, которое никак не назовешь благопристойным.

Я кинула во второй раз.

33+20+2.

«На вашем горизонте появится особа, которая захочет помешать вам принять выгодные деловые предложения. Ее усилия тщетны».

Интересно, как эту самую особу зовут и где она живет. Хотелось бы разрушить ее коварные планы раньше, чем она успеет приступить к их осуществлению. Жаль, что язык костей аллегоричен. И они не дают точных имен и адресов…

34+9+18.

«Вы вспомните о том, что у вас есть старый и верный друг, способный поддержать вас и даже преподнести сюрприз».

Спасибо за напоминание. Я помню о Мельникове. Правда, сюрпризы от него лучше не получать.

Все. Сеанс закончился. В этот момент кости сами выпали из моих рук, образовав следующее сочетание:

34+10+18.

«Против вас действует тайный противник, но, если вы будете осторожны, он разоблачит сам себя в самый неожиданный момент».

Меня предупреждали об опасности. Спасибо. Я постараюсь быть осторожной.

Леночка появилась на пороге алексановского кабинета неожиданно. «Как всегда», – усмехнулся про себя Виктор Степанович. Он мгновенно создал видимость напряженной работы.

Переложил бумаги с одной стороны стола на другую, сделал вид, что весь в трудах и Леночкиного появления даже не заметил.

Леночка кашлянула. Он поднял глаза и посмотрел на нее с удивлением. Откуда, мол, вы здесь, прелестное создание?

– Трубочку возьмите, Виктор Степанович, – с достоинством молвила Леночка, и по этому ее достоинству Виктор Степанович моментально догадался, что звонит Брызгалов.

– Хорошо, – кивнул он и поднял трубку.

Леночка осталась стоять в дверях. Алексанов вопросительно вскинул вверх брови.

Она поняла его молчаливый приказ и удалилась. Ему показалось, что она оскорблена его недоверием. Он усмехнулся. Доверять Елене было бы самой большой глупостью на свете.

– Алло, – сказал он, как только дверь за ней закрылась. В телефоне отчетливо был слышен щелчок, по которому Виктор Степанович определил, что их подслушивают, и догадываться с трех раз, кто это делает, Алексанову было не нужно. Пускай.

– Чего ты опять натворил? – спросил его Брызгалов голосом директора школы.

Он вздохнул. Иногда ему мечталось, что Брызгалова наконец-то посадили. Или пристрелили. И он свободен.

Но… Виктор Степанович не был идиотом. Он понимал, что стоит только произойти исчезновение Брызгалова из пределов народной видимости, как его, алексановская, песенка тоже будет спета.

Поэтому надо было мириться.

– Да ничего, – пробубнил он.

– А детектившу нанял зачем?

«Тебя выслеживать», – хотелось сказать Алексанову. Но негоже собаке кусать хозяйскую руку. Потому он смолчал.

– Проблемы кой-какие появились, – признался он.

– А я бы твои проблемы не решил… – укоризненно протянул Брызгалов.

– Как? – спросил Алексанов. – Наслал бы дюжих своих молодцев? А я потом с органами разбирайся? Или привлек бы своих знакомых с Запада? Мне сейчас на гребне популярности находиться не климатит. Ты уж извини.

– Ладно, не обижайся, – добродушно проворчал барин. – Ты уж сразу в бутылку полез. Ты в этой детективше-то уверен?

– Нормальная, – пожал плечами Алексанов, – умная, но не в перехлест. Осторожная. И цены заламывает гигантские. Значит, деньги любит. Так что молчать будет.

– Ну и ладно. Фамилия-то у нее какая?

– Иванова, – нехотя пробурчал Алексанов.

На другом конце трубки воцарилось зловещее молчание. Потом трубка прошипела:

– Иванова?! Уж не та ли, которая недавно сатанистов накрыла?

– Не знаю, – признался Виктор Степанович, – я про твоих сатанистов не слышал.

– Они не мои. Но если ее зовут Татьяна, это она. И тогда советую тебе быть начеку.

– А что?

– Она опасная дамочка. Хитрая и умная, стерва.

Алексанов отчего-то обиделся. И обсуждать этот вопрос не захотел. Поэтому они попрощались, и Алексанов понял – глаз да глаз за ним теперь будет. И благодаря этому проклятущему глазу брызгаловских ребят как бы ему не влететь в неприятности…

Мельников, как это ни странно, объявился сам. Я уже собиралась отправиться в облпрокуратуру, дабы разыскать его, как телефон мой разразился веселым звоном, и, подняв трубку, я услышала голос Мельникова.

– Тань, – спросил он меня без всякой подготовки, – тебе вермишель нужна?

Я задумалась. Вопрос о вермишели пока не возникал в моем сознании. Я даже не знала, нужна она мне или я смогу перекантоваться без вермишели еще некоторое время. Просто когда тебе звонит твой лучший из друзей и спрашивает о продуктах питания, это означает, что финансовый кризис мощными щупальцами вцепился и в наши ряды.

– Нет, – решила я.

– Жалко, – огорчился Андрюшка. – У меня ее целый мешок.

– А зачем ты ее брал? – удивилась я. Мельников никогда этакой запасливостью не отличался.

– Стадному чувству подчинился, – горестно признался Мельников. – Все брали. И я взял.

– Маше Поляновой отдай, – посоветовала я, – у нее сенбернаршу кормить нечем.

Мельников замолчал. Он явно не был готов отдать полмешка с трудом добытой вермишели собаке. Но здравый смысл победил.

– Ладно, – согласился он, – собака почти человек. Позвоню.

Он уже собирался повесить трубку, как я заорала:

– Подожди!

Он испуганно спросил:

– А что? Ты передумала?

Я его разочаровала своей непоследовательностью.

– Да нет… У меня же к тебе дело! Только разговор, Мельников, никак не назовешь телефонным.

– А-а… – протянул он. – Ладно, зайди ко мне на работу.

Мы договорились о встрече. Мельников долго листал свой ежедневник, наконец было выбрано устраивающее нас время. Я повесила трубку и облегченно вздохнула.

Одна ниточка у меня появилась.

Я решила дернуть и за вторую. Полистав газетку, приходящую на дом в качестве бесплатного презента, я нашла телефон «Октябрины».

Ответом мне были короткие гудки. Сразу стало понятно, что наш народ имеет склонность к презентациям и банкетам, которые обязывалась обустроить «Октябрина». Я опять набрала номер. Дозвониться оказалось делом сложным. Посмотрев на часы, я увидела, что мне пора.

Что ж, придется дозваниваться позже. Ведь общение с Мельниковым, судя по предсказаниям чисел, должно преподнести мне некий сюрприз. И вполне возможно, что именно там я получу еще одну нить, ведущую меня к шантажистам.

Сашка не знал, стоит ли рассказывать Катерине о его афере. Или просто, дождавшись конца предприятия, принести ей кейс с долларами?

Он понимал, что Катька его игры не одобрит. Она всегда была трусишкой.

Но переполнявшее его ликование рвалось наружу. И он смотрел на Катю с тем видом, исполненным загадочности, который свойствен людям, собирающимся преподнести тебе сюрприз.

Катька этого сюрприза очень опасалась. Но бороться с Сашкой, решившим заняться подпольными махинациями, было бесполезно. Поэтому она смиренно ждала, когда возлюбленный обрушит на ее невинную голову шквал речей.

Она, правда, пыталась оттянуть момент откровенности. То стирала, то срочно требовалась уборка, то пора было заняться ужином.

Сашка ее молчаливое сопротивление уловил. Ее мельтешение начало его раздражать. Он попробовал завладеть ее вниманием, предложив ей попить чаю.

Она кивнула, но сказала:

– Сначала завари…

Это его немного возмутило. С чего бы ему этими делами-то заниматься?

Но, поразмыслив, он решил не связываться. Он смиренно заварил чай и даже сделал бутерброды.

Катька в это время остервенело оттирала раковину в ванной.

– Кать… – позвал он ее.

– Сейчас, – повернулась она к нему. Прядь волос упала ей на глаза. Она раскраснелась, и личико ее стало прелестным.

Он залюбовался ею.