Аромат мести Серова Марина
– Изнасилования с убийствами?
– Нет. Просто убийства, кражи в особо крупных размерах, да и вообще – люди пропадают. Балык – класс! Люблю, когда он такой мягкий и не надо рвать его зубами.
Он такой, этот Владик, из него слова лишнего не вытянешь.
Я поняла, что наш разговор закончен.
Мне бы в постель и поспать хорошенько, но вместо этого я, несмотря на ночь, поехала в железнодорожную больницу.
Понимая, что в такой час меня навряд ли кто туда пустит, я забралась в больничный сад и, сориентировавшись по окнам корпуса, в котором произошло убийство, присмотрела приоткрытое окно коридора.
Первый этаж, клумба под окном. Я осторожно вскарабкалась на подоконник и открыла окно чуть пошире. Протиснулась, спрыгнула на пол и крадучись пошла в сторону лестницы, чтобы подняться на второй этаж.
Толкнув первую попавшуюся дверь с табличкой «Душ», я увидела в этой крошечной, плохо освещенной кабинке висевшие на крючках белые халаты. Надев один из них, я уже более смело пошла по коридору.
Вот она – процедурная. Я постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла.
Там при свете небольшой настольной лампы сидели три женщины в белых халатах. Пахло луком и спиртным. Я поняла, что это коллеги поминают Катю Хлебникову.
– Я извиняюсь за столь позднее вторжение, но мне хотелось бы взглянуть на место трагедии. – Врать все равно было бессмысленно.
Женщины находились уже в таком состоянии, что готовы были простить всех и каждого, кто мог бы помочь найти убийцу. Но я для верности показала им свою лицензию.
– Тебя Саша, что ли, нанял? – спросила самая старшая. Глаза ее были заплаканы.
– А кто это? – спросила я.
– Жених ее. Саша Сквозников. Курсант военного училища. Они пожениться должны были в сентябре.
– Нет. Меня нанял другой человек, но тоже очень близкий Кате. Вы не покажете, где нашли труп?
Они показали.
– Вот тут она, голубушка, лежала, – запричитала старшая.
– А почему здесь у вас так странно пахнет?
– Водкой, что ли? Или салатом?
Я не могла описать им тот едва различимый запах, который так насторожил меня еще в филармонии. Я просто чувствовала, что убийца Дани и Кати – один и тот же человек. Конечно, если его можно назвать человеком.
Понятное дело, то, за чем я пришла в эту комнату, уже успели подобрать эксперты. Потом здесь тщательно помыли полы. И все равно этот запах, похожий на яблочный, не давал мне покоя.
– Неужели никто не видел убийцу? – спросила я, принимая приглашение поучаствовать в этом грустном застолье и пригубив немного водки.
– Кто-то из пациентов говорил, что какой-то мужчина почти бегом бежал из корпуса к воротам, где его ждала белая машина…
– «Ауди», – сказала другая женщина, очевидно, медсестра.
Про белую «Ауди» я уже слышала от Сережи Климова, друга того самого Романа, которому Катя сделала свой последний в жизни укол.
Я попрощалась с женщинами и ушла.
Дома я долго не могла уснуть, смотрела телевизор и думала о событиях прошедшего дня.
Мой блокнот пополнился еще двумя именами: Клаус – иностранец, у которого я стащила зашифрованную записку, и Саша Сквозников – жених Кати Хлебниковой.
Я достала из сумочки и еще кое-что, засунутое в целлофановый пакет. Это были засохшие кусочки чего-то очень похожего на тесто. Я обнаружила их на полу туалета в филармонии, возле убитой Дани. «Может быть, – сказала я себе, – эта ерунда поможет мне найти убийцу».
Наутро я, выпив кофе и выкурив сигарету, поехала в театр драмы и напросилась на чай к одной своей приятельнице, актрисе. До репетиции оставалось минут сорок, и Наташа была рада поболтать с человеком, которого давно не видела. То есть со мной.
Белокожая блондиночка с чуть припухшими глазами и большим ртом без грима выглядела довольно непрезентабельно.
– У меня есть одна знакомая, я хочу выдать ее замуж, – начала я врать прямо с ходу. – Ты не знаешь такого режиссера Храмова?
– Бесполезный номер, – сказала Наташа, намазывая джем на булочку с маслом, – ему, по-моему, никто не нужен.
– Говорят, он вдовец и очень тоскует по своей жене…
– Чепуха. Жена его болела лет десять и была для него страшной обузой. Валентин Георгиевич – страшный жизнелюб. Он, наоборот, насколько я знаю, прямо-таки воспрял духом после ее смерти. У него прекрасная квартира в центре города, полно любовниц, машина шикарная… Он живет в свое удовольствие.
– А чем он занимается?
– Не знаю. Раньше он какое-то время работал в нашем театре, потом в ТЮЗе, а сейчас, мне кажется, нигде. Живет не то чтобы на широкую ногу, по ресторанам-то не ходит, но все равно… чувствуется, что деньги у него есть.
– Как ты думаешь, согласится он познакомиться с моей подругой?
– Не знаю. Она молодая?
– Ну… в общем, да. Как я. Только очень застенчивая.
– Э… нет, застенчивые ему не нужны. Он бабник, как ты не поймешь?
– И все-таки я попытаюсь… Ты мне не скажешь, где он живет?
– Знаешь тот дом возле центрального парка? Там живут одни артисты. Второй этаж, первая дверь налево. Если мне не изменяет память, там даже есть табличка «Храмов В. Г.».
– Тебе тоже приходилось там бывать?
– Ну, приходилось, и что ж с того?
– Я его, кажется, видела в филармонии… Представительный брюнет с проседью. На нем был еще такой красивый джемпер вишневого цвета и…
– Это он. Даже говорить нечего. Этот свитер ему привезла одна моя знакомая из Франции.
Продолжать дальше разговор о Храмове уже не имело смысла: я узнала, где он живет, а это, собственно, было все, что мне требовалось.
– Но его на мякине не проведешь, – неожиданно сказала Наташа. – Он гусь еще тот.
– В каком смысле?
– В том смысле, что палец ему в рот не клади.
– Ты проще выражаться умеешь? Популярнее, пожалуйста.
– Просто хитрый мужик, вот и все. Больше ничего тут не скажешь. По-моему, он занимается каким-то бизнесом. Чуть ли не девочек поставляет кому-то, но, возможно, это только разговоры.
– Какой интересный мужчина, – присвистнула я, – а я-то, дура, хотела познакомить его с приличной девушкой для создания, так сказать, семьи. Вот бы влипла.
И, обменявшись двумя-тремя ничего не значащими фразами, мы с Наташей расстались.
– Приходи на спектакль, – предложила она мне напоследок.
– Обязательно, – соврала я.
Уже в машине я подумала о том, что раз Храмов нигде не работает, то в этот утренний час он наверняка дома.
Я понимала, что Храмов – не убийца, но он заинтриговал меня своей запиской настолько, что я отложила визит к Саше Сквозникову.
Дом стоял в тихом зеленом переулке, и все живущие поблизости завидовали его жильцам. Всем было известно, что в этом доме шикарные, сделанные по индивидуальным проектам двухэтажные квартиры, с высокими потолками и прочими атрибутами комфорта. Говорили, что там в прихожих можно ездить на велосипеде.
Когда я звонила в дверь с табличкой «Храмов В. Г.», я и сама еще не знала, что скажу и как объясню свой визит.
Дверь открыл худощавый мужчина лет сорока.
– Вы – Храмов? – спросила я, хотя прекрасно видела, что это совсем другой человек.
– Нет. Но он дома, проходите, пожалуйста. – И мужчина впустил меня в квартиру.
Не знаю, как кого, а меня роскошь никогда не угнетает. Больше того, в подобной обстановке, находясь среди красивых и дорогих вещей, я словно оживаю. Вот и тогда, чуть не задев напольную китайскую вазу – всю розовую в птичках, – я спокойно прошла в просторную гостиную, села в предложенное мне кресло и стала ждать появления хозяина.
Он вошел стремительно – так обычно не ходят дома, – и комната тотчас наполнилась каким-то цитрусовым ароматом. Очевидно, Валентин Георгиевич только закончил свой утренний туалет.
– А я ждал вас, – сказал он, усаживаясь напротив меня в кресло, положив ногу на ногу. Он был в красном бархатном халате и черных бархатных домашних брюках. Гладко выбритое до синевы лицо, холодные голубые глаза, полные чувственные губы и аккуратный прямой нос. – Вас предупредили, что это произойдет здесь, у меня?
Я неопределенно кивнула головой.
– Да вы не бойтесь. Рано или поздно, но это должно было случиться. Вам сколько лет? Во всяком случае, не шестнадцать. А потому, голубушка, пора. Пора. – И он, потрепав меня по щеке, улыбнулся одними губами. Какой же у него все-таки жесткий взгляд!
Похоже, у Храмова на это время была назначена встреча с какой-то женщиной. Смутная догадка удивила меня. Но я прогнала ее прочь. Что такое должно произойти со мной сейчас? И что будет, если раздастся звонок и придет та девушка, за которую он меня принял?
– Некоторые мужчины предпочитают заниматься этим только по утрам, некоторые в ночные часы. Но, учитывая ваше состояние, я хочу предложить вам немного выпить. Разумеется, охлажденное вино ждет вас в спальне, и вы будете его пить с тем, кому предназначены, но все же…
– Нет, я не хочу пить.
– Тогда получите аванс, – и с этими словами Валентин Георгиевич достал из внутреннего кармана халата – очень интересное портновское нововведение – пачку долларов. На первый взгляд там было около тысячи баксов или даже чуть больше.
Я взяла деньги и спрятала их в сумочку. Конечно, его огромная квартира могла бы запросто сойти за публичный дом, но действовать вот так открыто, рано утром, да еще таким странным образом! Здесь крылась какая-то тайна.
В это время раздался звонок. Храмов сам пошел открывать. Меня разбирало любопытство. Что-то сейчас будет?
Он вошел не один. Рядом с ним стоял невысокий лысоватый человек в костюме и при галстуке. Типичный образчик чиновника областного масштаба.
– Вам туда, – сказал Храмов и указал на дверь. Человек взял меня за руку и потянул за собой.
Я была в некоторой растерянности. Что он собирается со мной делать за те деньги, которые мне только что вручили? Заниматься сексом? Это слишком тривиально. К тому же – за такие деньги! Быть может, девица, которая должна была сейчас находиться в этой спальне вместо меня, обладала какими-нибудь особенными физическими данными?
– Можете называть меня просто Аркадий, – сказал человек в костюме и принялся тут же освобождаться от него. Мы были одни в просторной, очень уютной спальне с большой кроватью, с зашторенным окном и маленьким ночником под розовым шелковым абажуром. – Я должен сразу оговориться, что сильно волнуюсь. Но я плачу за свои удовольствия.
Я заметила, как дрожат его руки, пытающиеся расстегнуть пуговицы рубашки. У него было белое, в рыжих веснушках, пухлое тело с небольшим животиком, какой вырастает у мужчин обычно к шестидесяти годам.
– Присядьте вот тут, возле меня, я никуда не тороплюсь… Давайте выпьем вина. – Он протянул руку к столику, на котором стояла бутылка темного стекла с яркой наклейкой, и я заметила, что Аркадий весь покрыт рыжеватым пухом. – Скажите, а почему такая приятная девушка, как вы, все еще… девственница?
Вот теперь все стало на свои места. Храмов торгует девственностью.
– Я ее берегла для вас, – сказала я, придвигаясь к нему поближе. Он был совершенно голый, и никаких признаков возбуждения пока не наблюдалось. Так что я была в безопасности.
Он выпил вина и закусил лимоном. Я отказалась. Он сам походил на небольшой кислый лимон.
– Вам надо радоваться, – сказал потенциальный дефлоратор и потерся щекой о мое плечо.
Пора было заканчивать спектакль.
– И часто вы бываете тут… с этой целью? – спросила я.
– Это зависит от моего финансового состояния, – честно признался он.
– А вот я здесь уже седьмой раз. – Я опустила глаза. – Вот так.
– Не понял. Вы хотите сказать, что бывали здесь, в этой спальне, семь раз и никому не удалось лишить вас девственности?
– Почему же. Очень даже удалось. Но потом одному хорошему врачу удалось так же хорошо восстановить ее. Я вам говорю это потому, что вы – самый мерзкий из всех мужиков, которых мне пришлось… Ну, неважно, что…
Я стремительно вышла из спальни и, столкнувшись в гостиной с Храмовым, молча пронеслась мимо него, ломая ногти, открыла все замки и буквально вылетела на свежий воздух. Меня прямо-таки трясло от чувства гадливости. Старые сладострастники! Какая мерзость!
Вспомнив о деньгах, которые лежали у меня в сумочке, я подумала, что вполне отработала их, наслаждаясь мужским стриптизом. И чего только люди не придумают, чтобы развлечься на фоне серого и беспросветного существования.
Теперь понятно, откуда у «несчастного вдовца» деньги. Вот только при его роде деятельности совершенно необязательно пользоваться шифрованными записками. Чертовщина какая-то.
И тут я увидела девушку. Она входила в подъезд, из которого только что выбежала я. Примерно такого же возраста, как я. Стройная. Как же ей нужны деньги, если она идет на такое! Вспомнив, что я все-таки занята поисками маньяка-убийцы, я решила проследить, выйдет девушка из этой страшной квартиры или нет. Сейчас, после моего внезапного ухода, Храмов с Аркадием, должно быть, уже разобрались, что к чему. И Аркадий наверняка вздохнет с облегчением, увидев эту овечку на закланье. Зато Храмов лишился доверенных ему авансовых денег.
Я села в свою машину и подъехала к «артистическому дому» на максимально близкое расстояние, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств успеть убраться отсюда как можно скорее.
Я искурила полпачки сигарет, прежде чем увидела выходящую из подъезда девушку. То, что именно она должна была встретиться с Аркадием, стало явным после первого же взгляда на нее.
Во-первых, у нее было совершенно красное лицо, во-вторых, растрепанные волосы, которые еще часа полтора назад были аккуратно заплетены в косу, в-третьих, изменилась ее походка. И вообще, она почти бежала, ничего не видя перед собой, поскольку плакала.
Эти старые скоты довели ее до слез и, наверное, заплатили только часть обещанных денег.
Я двинулась потихоньку вслед за девушкой. Теперь я, во всяком случае, была уверена, что Храмов если и сексуальный маньяк, то решает свои физиологические (и финансовые заодно) проблемы без ножа и крови. Что называется, по обоюдному согласию.
Девушка села в автобус, я поехала следом. Так я проводила ее до самого дома. Оставила машину у подъезда обычной пятиэтажки и без труда определила по звукам шагов и открываемой двери, где находится ее квартира. Навещать ее сегодня смысла не было – она явно находилась в шоке. Я решила оставить этот визит на потом.
Теперь мне предстояло встретиться с женихом Кати Хлебниковой. И я поехала в военное училище.
Глава 5
Шоколадные пирожные
Агент ЦРУ Клаус Круль (он же Дитрих Вайниц, Мартин Кох и др.) приехал в Тарасов с секретным заданием, связанным с разработанной на местном авиазаводе космической ракетой стратегического значения. Работа, проводимая им в течение двух долгих лет, подходила к концу. Было отснято на микропленку почти восемьдесят процентов всего материала. Оставались лишь расчеты и список российских заводов-смежников, а также имена главных конструкторов. Но это уже его не касалось.
Последняя шифровка, которую передал ему агент № 2 и которая должна была содержать сведения о местонахождении пленок, исчезла. Он хорошо помнил, как сунул ее в карман и как чувствовал ее рукой все время, пока шел от филармонии к гостинице. Он вынул руку из кармана только в номере, куда притащилась и эта скандальная девица. Валюты ей, видите ли, захотелось. Она бы ее и заработала, если бы не вела себя как последняя идиотка. Заорала зачем-то, а потом исчезла.
Клаус метался по номеру, силясь вспомнить, куда он мог деть листок с шифром. Проанализировав каждое свое движение, он пришел к выводу, что его украла эта шлюха. Быть может, она собиралась обчистить его карман, но вместо марок и долларов стащила листок? Иного объяснения он найти не мог. Оставалось найти ее во что бы то ни стало. Хотя, рассуждал он, она могла запросто выбросить ненужную бумажку в первую попавшуюся урну или просто разорвать на клочки и пустить по ветру. Навряд ли такая шальная девица будет искать урну. Не то воспитание. Поэтому после ее ухода он внимательнейшим образом осмотрел оба лифта, в которых она могла спускаться вниз, весь холл на первом этаже и даже прошел несколько кварталов по разным направлениям, выискивая в полной темноте обрывки листка. Но все было тщетным. Девица испарилась вместе с секретной шифровкой.
Был только один выход. С помощью условного знака дать понять агенту № 2, что им необходимо встретиться. Правда, это было очень опасно, поскольку в доме агента бывало очень много случайных людей. Бизнес, которым промышлял Храмов, а это именно он был агентом № 2, раздражал Клауса отсутствием вкуса. «Жадность до добра не доведет», – подумал он, припарковывая скромную вишневую «Вольво» к дому агента на следующее утро и наблюдая, как из подъезда выходит один из постоянных клиентов Храмова: чиновник Министерства культуры, рыжий таракан с повадками похотливого маразматика. Кажется, Аркадий.
Клаус заметил, что лицо у Аркадия злое, а походка неровная. Он еще и пьет вдобавок ко всему. Что-то они там, видимо, не поделили.
Интересно, выглянет Храмов в окно – как должен он делать каждое утро в половине двенадцатого – или нет. Если Клаус приезжал к нему на вишневой машине, то они должны были встретиться в этот же день в кафе «Белая лошадь» и обменяться пустыми бокалами из-под пива, в одном из которых будет информация. Если же приедет на белой, то встреча должна состояться на следующий день в филармонии, в антракте.
Клаус простоял положенные двадцать минут и вернулся в гостиницу. Для всех он являлся представителем германской фирмы по производству стирального порошка, об этом же свидетельствовала пластиковая карточка на лацкане его пиджака. Поэтому, наверное, в ресторане, где он обычно обедал, ему всегда старались угодить. Все-таки иностранец.
Когда подошло время десерта, он, подозвав к себе знакомого официанта, спросил, не привезли ли его любимые шоколадные пирожные.
– Привезли. Вам, как всегда, два и кофе с ликером?
Пока он ждал, когда ему принесут сладкое, он наблюдал за сценкой, разыгравшейся на улице как раз напротив его столика. Сквозь стеклянную стену, отделявшую гостиничный ресторан от набережной, он видел целующихся парня с девушкой, и в нем проснулся инстинкт. На девушке было желтое, в красный горох, платье и смешные белые сабо. Длинные рыжие кудрявые волосы ее блестели на солнце. В тот момент, когда парень обнял ее, платье девушки поднялось, оголив стройные загорелые бедра, и Клаус зажмурил глаза.
Ему принесли заказ, но он не слышал официанта. Увидев, что парень убегает в сторону автобусной остановки и девушка стоит одна в какой-то нерешительности, он быстро вышел из ресторана и направился к ней.
Глава 6
Немецкий гость
Сашу Сквозникова я увидела еще издали. Опустив голову, он шел по территории военного училища, больше походившей на ухоженный парк при какой-нибудь дворянской усадьбе. Стриженые газоны, подметенные асфальтовые дорожки, казармы красного кирпича, часовые у ворот.
– Вы меня звали? – спросил он, с удивлением рассматривая мой затрапезный джинсовый костюм и растрепанные волосы.
– Меня зовут Татьяна Иванова. Я частный детектив и расследую убийство девушки, которая погибла при таких же обстоятельствах, что и Катя. Может, слышали про случай в филармонии?..
Теперь он смотрел уже с интересом.
Я показала ему свою лицензию. Но он махнул на это рукой. Я понимала его – смерть невесты выхолостила его душу, все – или почти все – на какое-то время утратило для него свое значение. Зато он явно почувствовал горьковатый аромат мести, исходивший от меня, а точнее – от моей профессии. Ему представлялась возможность докопаться до сути.
– Я бы хотела спросить вас, когда вы в последний раз видели Катю?
– Сегодня, – сказал он и моментально стал белым как бумага.
– До этого.
– Позавчера вечером. Мы договорились встретиться в пять, а в три у нее намечалась примерка. Она хотела меня удивить… И удивила.
– Она не казалась вам чем-то расстроенной, не говорила о каком-нибудь знакомом или просто мужчине, который, скажем, домогался ее?
– Нет. У нее до меня был один парень, скромный такой инженер, но она не любила его.
– Какой он из себя, вы его видели?
– Видел. Он приходил к Кате за кассетами и книгами. Высокий, худой, бледный какой-то.
– Я просто хотела узнать, он мог это сделать? Отомстить?
– Нет. Он тихий и забитый. Он из тех мужчин, которых не интересуют ни деньги, ни карьера, он весь сдвинутый на работе. Катя рассказывала, что он постоянно опаздывал на свидания и оправдывался тем, что была срочная работа. Никогда не дарил цветов, не водил в кафе. Хотя, вполне возможно, что Катю он любил. Словом, он из тех, о ком говорят – не от мира сего.
– А как его зовут?
– Сергей. Белоцерковский.
– А как они расстались с Катей?
– Просто она встретила меня, поговорила с Сергеем и все объяснила. Мирно, без скандалов и оскорблений. Как цивилизованные люди.
– А где он живет, не знаете?
– Раньше жил с матерью, а недавно она умерла, и он переехал, кажется, к родственникам. Я точно не знаю.
– А где он работает?
– На каком-то заводе. Скажите, неужели можно найти в таком большом городе человека, который… словом, этого зверя?
– Можно. Спасибо вам, Саша. Вот вам мой телефон, если вспомните что-нибудь особенное или узнаете – позвоните.
Он кивнул головой и ушел. Я посмотрела ему вслед, и мне показалось, что он за время нашего разговора стал ниже ростом.
Вернувшись домой, я сделала себе бутерброды, сварила кофе и, устроившись с подносом на кровати, стала думать.
Какой смысл встречаться с инженером Белоцерковским, когда я чувствовала, что он здесь ни при чем. Что надо искать психически больного человека, сексуального маньяка, садиста.
Помыв посуду, я вернулась на кровать, достала из-под подушки «Книгу перемен», или «Гадание по ИЦЗИНУ» и принялась подбрасывать монетки. А что еще мне оставалось делать?
Пунктир, две линии, пунктир, линия, пунктир: «Одна из наихудших гексаграмм. Это не тот период, когда стоит приниматься за что-либо. Затаитесь и ждите. Мысли ваши недостаточно ясны. Некто из вашего окружения, занимающий высокое положение, протянет вам руку помощи. Прислушайтесь к советам этого человека…»
Затаитесь и ждите. Ничего себе, а в это время в городе погибнет еще какая-нибудь девушка?
Я достала листок с шифровкой и переместилась за письменный стол. Сняла с полки два тома тщательно изученных мною шифров и принципов подбора ключей.
Я сидела часа три, сопоставляя цифры и их последовательность, пока не прочитала примитивную и совершенно непонятную фразу. «Хлеб. Буква „б“. Контейнер».
Ничего себе задачка. В слове «хлеб» есть, конечно, буква «б», но что дальше? Какой контейнер?
От всего этого у меня разболелась голова.
Иностранец, шифр, контейнер, филармония, два трупа и море крови – да от такой солянки у кого угодно голова разболится.
Позвонили в дверь. Пришел Костя.
– Ну как дела? – спросил он, морща лоб, словно от боли.
– Продвигаются. – На него было больно смотреть.
– Я вспомнил одного парня, которого видел в филармонии.
– Проходи, – сказала я. – Будешь кофе?
Он прошел, и я налила ему кофе.
– Он постоянно крутился около буфета. У него красное лицо, и вообще он выглядел так, словно оказался в этом месте совершенно случайно. Я бы, может, и не запомнил его, но еще в самом начале, перед первым отделением, когда я зашел в мужской туалет, я заметил, что он стоит лицом к стене и гладит кафель. Он что-то шептал при этом. Странно, правда?
– Опиши его.
– Высокий, я бы даже сказал здоровенный. Мощный. Ужасно неприятный. Одет во что-то обычное, чуть ли не в футболку и какие-то серые штаны… Хотя постой… После антракта я видел его уже в куртке. Точно. Зеленая дешевая куртка, такие носят подростки, отстроченная, тонкая…
– А он был на втором отделении?
– Не знаю. Я встретил его снова возле буфета, он что-то ел, и такая гнусная у него была рожа…
Я вспомнила день, проведенный в филармонии, когда мне пришлось расспрашивать работающих там людей обо всех мужчинах, которых они запомнили в тот вечер. Я разговаривала даже с кассиршей, но та с уверенностью сказала, что контингент был обычный, все «интеллигентные, порядочные люди». Тип, которого мне только что описал Костя, действительно не вписывался в обстановку филармонии. Быть может, это был Миша Лавров – слесарь?
– Если хочешь, мы сейчас съездим туда и найдем одного человека, который очень подходит под описание твоего «гнусного», как ты выражаешься, типа.
Я переоделась, мы вышли и сели в машину.
Теперь слово «филармония» будет у Кости долго ассоциироваться с гибелью Дани.
Парадный вход был заперт. Очевидно, здесь такие порядки. Был полдень, и я решила, что стоит поискать служебный вход. Обойдя красивое, с колоннами, здание, мы увидели невысокое крыльцо и дверь, выкрашенную в зеленый цвет. Я нажала на кнопку звонка. За дверью произошло какое-то движение, после чего она открылась.
– Я ищу Михаила Лаврова, – обратилась я к незнакомому мужчине.
– Миш, тебя! – крикнул он, не впуская нас внутрь. Вскоре показался молодой мужчина с явно выраженными признаками алкоголизма на лице. Я бросила взгляд на Костю – он чуть заметно покачал головой: не тот.