Где собака зарыта? Серова Марина
– Значит, никто на тебя не нападал? – облегченно вздохнув, уточнила я.
– Нет. Это я так, придумала, чтобы все правдоподобно было. Тем более что на Глебку вон напали какие-то идиоты… А мама вообразила невесть что.
– Оксана, я берусь забрать твой паспорт у этого твоего тюти. И матери ничего не скажу. А ваши проблемы с будущим ребенком регулируйте сами.
– А как же насчет нападения? – тут же спросила Оксана.
– Это мои проблемы. Я придумаю что-нибудь, чтоб выглядело все правдоподобно.
Оксана пристально посмотрела на меня, словно желая понять, можно ли доверять мне. Наконец отвела взгляд и тихо сказала:
– Хорошо.
– В таком случае одевайся и едем щемить тютю, – подытожила я.
Оксана собралась быстро. Натянув на себя кожаные штаны и куртку, увешанную разными металлическими фенечками, она порывисто вышла из комнаты.
– Мы уезжаем вместе с Оксаной, – прокомментировала я ситуацию вышедшей из кухни Алле Николаевне.
– Куда? – удивилась та.
– Искать паспорт, – коротко бросила я и вышла из квартиры.
Глава 2
Дверь нам открыли быстро. На пороге стоял долговязый сутулый парень в очках. Уши его были заткнуты двумя черными кругляшами – наушниками от плейера. Оксана вперед меня влетела в прихожую, оттесняя парня в глубь квартиры.
– Ты чего? – несколько испуганно спросил парень, выдергивая из ушей наушники.
– Давай сюда паспорт, козел! – заорала Оксана.
– Какой паспорт? – попробовал прикинуться тот шлангом.
Я заглянула в квартиру и оценила обстановку. Вроде бы никого, кроме худосочного меломана, здесь не наблюдалось.
– Ты в квартире один? – на всякий случай спросила его непререкаемым тоном.
– Да, – ответил он, совсем растерявшись.
– Очень хорошо, – и, подскочив к нему, я внезапно толкнула его на стоявший рядом диван.
То ли парень оказался таким хлипким, то ли мой напор был одновременно неожиданным и сильным, но меломан полетел на диван, чуть было не сломав его при этом.
– Где паспорт? Быстро гони его сюда! – заорала я, попутно вынимая из кармана джинсов поддельное милицейское удостоверение. Сунула ему документ в лицо и продолжила натиск: – Если отдашь по-хорошему и кое о чем расскажешь, мы, так и быть, не будем заводить на тебя дело.
– Какое дело? – Парень немного стал приходить в себя, и по его виду я заметила, что он вообще-то осознал, что перед ним находятся две женщины. – Вы что наезжаете-то?
– Мы не наезжаем, а снимаем показания, – гнула свою линию я. – Ты что, думаешь, тебе все шуточки? А в камеру со взрослыми дядями, враждебно настроенными, не хочешь?
– Мишель, отдай лучше по-хорошему, – вступила в разговор Оксана, чем очень мне помогла, так как я забыла спросить впопыхах, как зовут ее жениха.
– Михаил, ты должен понять всю остроту момента, – поддержала я невесту.
Михаил вдруг, собравшись с силами, ринулся вперед и попытался толкнуть меня на пол. Однако я легко отработала нападение. Рванула руку на себя, потом подняла его вверх – благо весил паренек всего килограммов пятьдесят с гаком, – и через секунду он с грохотом приземлился на пол квартиры.
– Бля-а-а! – послышался сакраментальный его стон.
– Ты понял, что с тобой не шутят? – спросила я.
– А ну-ка, вставай, вставай немедленно! – Оксана подскочила к нему и стала весьма энергично тормошить его и пинать.
Краем глаза она очень уважительно на меня посмотрела. На нее, видимо, большое впечатление произвело то, как легко и непринужденно разобралась я с ее парнем.
– Сейчас, – простонал Михаил. – Подожди…
– Где паспорт? – я была неумолима.
– В ящике шкафа, – промямлил Михаил. – В среднем, в углу.
Я тут же сориентировалась и открыла средний ящик серванта, стоявшего напротив. Наряду с какими-то бумажками, ручками и фломастерами в дальнем углу его обнаружилась темно-красная паспортина, такая самая, которой некогда гордился великий горлан революции Владимир Маяковский.
Я открыла его и убедилась, что нашла то, что искала.
– Очень хорошо, Миша, – сказала почти ласково. – Но это не все. У меня к тебе еще есть вопросик.
Внутренне, впрочем, я не очень рассчитывала на успех, так как Михаил совершенно не вязался у меня с образом того, кто мог бы организовать покушение на брата Оксаны. Но для проформы, когда он очухался и снова сел на диван, я строго произнесла:
– Ну а теперь рассказывай, зачем ты Глебу череп проломить пытался…
– Какому Глебу? Какой череп? – удивление паренька было столь неподдельно, что я сразу же поняла – этот путь ложный.
Оксана, правда, активно поддержала меня и, надавав Михаилу пощечин, требовала от него признания в нападении на брата. Совсем сникший Михаил отбивался от нее как мог и, в конце концов, когда Оксана поостыла, приложив руку к груди, поклялся, что ни к какому нападению в подъезде он не причастен. Чем я на тот момент вполне удовлетворилась.
– Оксана, пора ехать, – посмотрела я на часы. – Пора сказать твоей маме, что все нормально.
– Нет, я хочу поговорить с ним, – вдруг заартачилась она.
– Потом, у меня нет времени, мне тоже надо отдыхать, – проявила я настойчивость. – А на часах уже одиннадцать.
Оксана посмотрела на Михаила с какой-то тоской. Хотя по выражению ее лица было видно, что ею владеют смешанные чувства: от непонятной симпатии и некоторой жалости к нему до неприязни и стремления постоянно унижать его. Да и Михаил в силу своей внешности и склада характера провоцировал на это. Если бы у меня действительно было достаточно времени, я бы провела с ним психологический тренинг, но денек нынче выдался весьма напряженным. После того как нашелся паспорт, я почувствовала в себе упадок сил и непреодолимое желание отдохнуть.
– Ты особо не переживай, все наладится, – как-то вяло успокоила я хозяина квартиры перед выходом и даже поправила ему ворот на рубашке. – Купи ей что-нибудь в подарок завтра…
Оксана в этот момент спускалась вниз по лестнице. Михаил угрюмо кивнул и отвернулся.
Через полчаса я уже сидела перед Крашенинниковой-мамой и, напрягая весь свой нереализованный талант актрисы, расписывала ей картину разборки с Оксаниными одногруппниками по институту, которые решили подшутить над ней после очередной дружеской попойки. Поскольку студенты были как бы люди свои, я просила маму не раздувать из этой мухи слона. Одногруппники полностью раскаялись и отдали паспорт. Оксана же сразу не призналась, потому что не хотела подставлять своих друзей. Стоявшая рядом Оксана все время утвердительно кивала и попутно заверила мать в том, что она в той пирушке никакого участия не принимала. Про беременность Оксаны я, естественно, не сказала ничего. В конце концов, пускай молодежь сама разруливает свои проблемы. Родит – хорошо, сделает аборт – ее дело…
Алла Николаевна очень внимательно выслушала мой рассказ. Однако ее не убедило то, что случай с Оксаной не связан с наездами на ее семью. Она решительно требовала от меня продолжения расследования. Безусловно, нападение на Глеба было делом гораздо более серьезным. С этим вынуждена была согласиться и я. Мы расстались на том, что завтра мой день начнется с того, что я вплотную займусь проработкой версий о нападении на ее сына.
Следующее утро началось для меня с приятной констатации того, что один пункт из предъявленных мне для расследования был успешно закрыт. Оксане вместе с ее другом можно было лишь пожелать успешно урегулировать свои отношения. Оставались Глеб и его мама. Я решила сначала заняться делом футболиста, а мать и ее проблемы с официальными органами оставить напоследок.
Долги… Ну, допустим. Но… Крашенинников – какая-никакая, но звезда, и зарабатывает весьма прилично. Если верить Навашину, который вчера только и делал, что говорил о перспективах команды, в ближайшем будущем доходы Глеба только увеличатся. К тому же и мама небедная, в крайнем случае раздала бы долги сына… Нет, тут что-то не то.
Милицейская сводка о нападении на Глеба, с которой через знакомых в милиции я успела ознакомиться, ничего существенного не дала. Приметы парней Глеб сообщил весьма расплывчатые, ссылаясь на плохое освещение в подъезде, опросы свидетелей ничего не дали, никаких номеров машин и других обычных в таких делах зацепок не было.
Я решила, как всегда бывает в спорных ситуациях, обратиться к костям.
3+17+29.
«Смело начинайте действовать, и результат будет сверх ожиданий».
Рекомендации, как всегда, оказались абстрактными. Кости как бы давали мне карт-бланш на то, что я считала нужным. А интуиция в данном случае подсказывала мне, что необходимо ознакомиться со средой, в которой жил Глеб Крашенинников. То есть с головой окунуться в мир спорта.
И я решительно направила свою «девятку» к стадиону «Авангард». Там достаточно быстро нашла Фахрутдинову и попросила ее показать мне, как пройти в администрацию футбольного клуба. Та как-то лукаво подмигнула мне и объяснила, что это совсем рядом, нужно лишь пройти метров сто.
Я поблагодарила ее и минуту-другую спустя входила в трехэтажное здание с большими окнами. На втором этаже разыскала кабинет менеджера и постучала в дверь.
– Войдите, – пробасили изнутри.
Я открыла дверь и увидела, как сразу же изменилось настроение у человека, сидящего за столом. Подняв голову от каких-то бумаг, которые перебирал с удрученным видом, он при виде меня непроизвольно улыбнулся.
– Татьяна, это вы?
– Да, и к вам по делу, – небрежно сказала я, подходя к столу. – Мы уже достаточно продвинулись в работе, и интересы расследования требуют, чтобы я ознакомилась с обстановкой в футбольной команде.
– Да? Почему? – На лице Навашина сразу же появилось выражение крайней настороженности.
– Необходимо отработать все версии… Может быть, нападение на Глеба связано с его спортивной карьерой…
– Гм… Гм… – покашлял Навашин. – Но… Как это сделать? Дело в том, что наш главный тренер будет против.
– Почему?
– Он не терпит никакого вмешательства в дела команды. Разрешает разве что спонсорам… Я не могу представить вас как частного детектива.
– А вы представьте меня своей подругой, – прямо сказала я, кокетливо глядя Навашину прямо в глаза.
Он тут же, по своему обыкновению, смутился и покрутил головой.
– Ну? Что же вы молчите?
– Хорошо, – сказал Навашин. – А что вы хотите?
– Мне надо бы познакомиться с руководством, игроками, словом, как-то незаметно войти в коллектив.
– Вообще-то сегодня у нас тренировка, – Навашин посмотрел на часы. – Через полтора часа. Можно с этого и начать…
– Прекрасно. Значит, решено – я ваша подруга. Или, может быть, – я придала своему лицу озабоченности, – у вас уже она есть и руководство об этом знает?
– Нет, – Навашин почему-то покраснел. – Нет у меня подруги.
– В таком случае через полтора часа – вперед!..
Навашин провел меня по коридору, раскрыл дверь с табличкой «Главный тренер» и широко улыбнулся невысокого роста седенькому крепышу с мелкими кудряшками. Тренер, облаченный в адидасовский костюм, курил, сидя за столом. Перед ним были разложены схемы футбольного поля, на которых он что-то задумчиво чертил.
– Вот, Владимир Григорьевич, знакомьтесь, это Татьяна! – Навашин представил меня тренеру.
Хозяин кабинета не торопясь поднял голову и окинул меня холодным взглядом. Видимо, удовлетворенный первичным тест-контролем, он позволил себе слегка улыбнуться и как-то вяло пригласил нас садиться.
– Это моя подруга, – сказал Навашин. – А это наш тренер, Гараев Владимир Григорьевич. Дело в том, что Татьяна очень хотела поприсутствовать у нас на тренировке. Я подумал, что здесь нет ничего такого…
– Н-да? – недоверчиво проскрипел тренер. – Ну что ж, пускай поприсутствует.
Он еще раз оглядел меня, и на этот раз я заметила в его глазах явные огоньки мужского интереса. «Ах ты старый ловелас!» – так и просились наружу слова.
– У тебя все? – спросил тренер.
– Да, – ответил Эдуард.
– В таком случае идите на поле и не мешайте мне готовиться к тренировке.
Мы тут же согласно закивали головами и вышли из кабинета. Глаза Навашина светились радостью и излучали безудержный оптимизм. «Собственно, наверняка таким и должен быть менеджер футбольного клуба, ставящего перед собой глобальные спортивные задачи», – в душе усмехнулась я. Хотя и подозревала, что этот его оптимизм навеян скорее тем обстоятельством, что сегодня он проведет вечер в моем обществе.
За те полтора часа, которые мы провели, беседуя в ожидании тренировки, Эдуард преодолел свое природное смущение. Он даже осмелился пригласить меня вечером отдохнуть, и я милостиво согласилась.
Мы подошли к кромке поля, где уже находились футболисты. Среди них я с удивлением обнаружила крепкого чернокожего парня с минимумом прически на голове.
– Это Алдейро, бразилец, – вполголоса пояснил Навашин, заметив мое недоумение. – Мы его купили в Форталезе в прошлом году – во время тура по Бразилии. Способный технарь, в одиночку троих обведет… И театрал неплохой. В штрафной площадке падает, как на мине подрывается. Три пенальти в сезоне сделал.
Футболисты не обратили на нас особого внимания, сосредоточиваясь перед тренировкой. Мы прошли чуть дальше и уселись на тренерскую скамейку. Немного погодя на поле появился Гараев, и игроки сразу же столпились вокруг него.
– Алдейро! – строго обратился Гараев к бразильцу. – Меньше финтов, чаще играй в стенку с партнерами. Здесь тебе не Бразилия, у нас защитники костоломнее, чем в немецкой бундеслиге!
Негр послушно закивал и посмотрел на тренера уважительно, как старательный ученик воскресной школы на падре. Наставления заняли не очень много времени, и вскоре футболисты выбежали на поле. Гараев присел рядом с Навашиным на скамейку.
– Привет, – неожиданно вырос перед нами улыбающийся во весь рот смуглый брюнет со складками на лице.
С этим обликом совершенно не вязалась мощная шевелюра, шапкой покрывавшая его круглую голову.
– О, прошу любить и жаловать, Танечка, это наш диспетчер, полузащитник Роман Шлангман, – представил брюнета Навашин. – Душа коллектива, так сказать, тамада футбольного клуба.
– У меня национальность такая, – пошутил Шлангман, широко мне улыбаясь. – Я всех запугал – если что против вякнут, я смело могу обвинить коллектив в антисемитизме.
– Я тебе сейчас прилюдно обрезание сделаю! – послышался громовой окрик Гараева. – Почему опаздываешь? Быстро на поле, кончай базар. И это капитан команды!
Шлангман развел руками, улыбнулся и быстро побежал к центру стадиона, где уже установили мяч. Немного погодя две команды, составленные из игроков основного состава и дубля «Авангарда», уже сражались в тренировочном бою.
Как только началась игра, Гараев стал весьма импульсивно реагировать на каждую оплошность своих игроков, постоянно используя матерные слова. После тренировки, продолжавшейся часа два, я сделала вывод, что он вполне мог бы претендовать на место лидера в конкурсе на знание русского ненормативного фольклора среди тренеров первой лиги.
Все время, что продолжалась игра, я старательно пыталась разобраться, что же происходит на поле. Мало-помалу начала втягиваться в события, чему помогали комментарии Навашина.
Самой сильной в команде, как выяснилось, была линия полузащиты, в которой Роман Шлангман, Александр Цыбизов, Борис Плющев и Павел Фокин умело вели пас и достаточно быстро переводили игру от обороны к атаке.
Вратарь Андрей Семушкин, здоровенный, почти двухметровый гигант, также показался мне надежным стражем ворот. Был момент, когда мастер ударов издалека, Плющев, «зарядил» метров с двадцати пяти в верхний угол. Семушкин как истребитель вертикально взлетел с места и перевел мяч на угловой.
Насчет другой жизненно важной для футбольной команды игровой линии, а именно защиты, очень красноречиво высказался спустя несколько минут второй тренер клуба Евгений Сумароков.
– Тьфу ты!.. Нет у нас ни х… никакой защиты! – яростно стукнул он кулаком по колену, когда на правом фланге мяч пролетел между ног левого защитника Олега Рудикова, и Алдейро, прорвавшись к воротам, забил гол.
– Надо покупать и левого, и правого, – согласился со своим помощником Гараев. – А этих всех – в задницу!
– Именно там они постоянно и прописаны в последнее время, – со злостью подчеркнул Сумароков. – Воображают себя звездами, а сами горазды лишь водку пьянствовать да… колядовать по-черному!
Про двух других защитников, здоровенного и несколько тяжеловесного Виктора Уфанова, по образному выражению Навашина, «последней баррикады клуба», и тощего высокого Михаила Доронина, тренеры промолчали, но особых восторгов по поводу их игры не высказали.
После тренировки в комнате отдыха состоялся так называемый «разбор полетов», когда Гараев вместе с Сумароковым, вооружившись бумажными планами футбольного поля, объясняли футболистам их ошибки.
– У нас остались очень важные матчи, – подытожил обсуждение Гараев. – Надо собраться и особенно сосредоточиться на выездных играх. Хватит уже получать пинки от спонсоров и газетчиков за то, что не умеем играть на выезде. Цель абсолютно ясна – мы должны войти в высшую лигу. Никаких других задач у нас нет. И всем, подчеркиваю, всем, – тренер особо остановил взгляд на красавце Рудикове и еще одном крайнем защитнике, Алексее Пригарине, которого мать-природа также не обделила мужской красотой, – это нужно усвоить. Никакой водки и никаких баб!
– А как же группа поддержки, Владимир Григорьевич? – пошутил Шлангман, который был капитаном команды и на этих правах мог позволить себе более свободно разговаривать с тренером. – Для чего вы ее создаете?
Ответом на эту невинную шутку был грохот тренерского кулака по столу.
– Я тебе покажу группу поддержки! – завопил Гараев. – Сторожей ко всем приставлю, буду вытаскивать из-за столов и из кроватей!
Фокин не удержался и улыбнулся:
– А если с женами, то как же?
– С женами… можно, – выдохнул Гараев.
Воцарилась пауза, которую спустя несколько секунд прервал главный тренер, снова, уже более сдержанно, стукнув кулаком по столу. Насколько я поняла, это был его любимый способ общения с окружающими.
– Все свободны, утром тренировка, вечером выезжаем в Дальнегорск.
Игроки послушно закивали и засобирались к выходу. Навашин попросил меня подождать у него в кабинете, а сам он должен обсудить с Гараевым кое-какие дела.
Я в кабинет не пошла, предпочтя подождать его на улице. Спустя некоторое время увидела, что к зданию подошла целая группа молодых девчонок. Бросилось в глаза, что все они были очень мажорно одеты. Изящные кожаные курточки, модные ботиночки, обтягивающие джинсы…
Я поняла, что это и есть та самая группа поддержки из девочек-шейпингисток, которых Фахрутдинова «одолжила» на время футбольному клубу.
На вид девчонкам было от шестнадцати до двадцати лет, и глаза их явно никогда не были на мокром месте, когда они разглядывали себя в зеркало. Стройные, красивые, длинноволосые – брюнетки, блондинки, шатенки.
Но долго разглядывать их мне не пришлось. На улице появился Навашин, который, во-первых, пригласил шейпингисток на беседу с главным тренером, а во-вторых, удивился, что я жду его на улице, а не в кабинете.
– Воздух очень хороший. И вечер тоже… – объяснила я. – Теплые деньки-то скоро кончатся.
– Да, – согласился Навашин. – Я, кстати, освободился, мы можем ехать.
– И куда же поедем? – с улыбкой спросила я.
– Думаю, что в «201». – Так назывался один из центральных баров, находившийся в подвале на единственной пешеходной улице города.
– Что, на тебя спортивный режим не распространяется? – лукаво спросила я, незаметно переходя с ним на «ты».
– Во-первых, водку пить я не собираюсь, а во-вторых, у Гараева довольно часто коротит башню, и искры летят во всех подряд. И сегодня он так меня достал, что просто необходимо отдохнуть.
Мы уселись в его «Опель», и вскоре, совершив круг по центральным улицам, машина остановилась на перекрестке с пешеходным проспектом. Навашин припарковал ее в ряду блестящих иномарок между «Мерседесом» и джипом «Чероки».
Дальше нужно было идти пешком. Наступал вечер, отовсюду гремела разностилевая музыка, на проспекте тусовалась молодежь. Совсем рядом с баром на небольшой площадке народ развлекался караоке. Я не удержалась от улыбки, когда увидела, как лысый парень в черной майке, обвешанный цепями, пытался поразить собравшихся познаниями в рок-классике.
«Йестер-дэй! Олл май тр-раблз симт со фар эвэй!» – орал он в микрофон жутко лажовым голосом, не попадая в тональность. Несмотря на все это, девушка, которая пришла вместе в ним, явно была в восторге.
– Пойдем вниз, там лучше поют, – сказал Эдуард, беря меня за локоть и указывая на подвальчик, над которым светились крупные цифры «201».
Он пропустил меня вперед, и мы вошли в слегка затемненное помещение. На небольшой эстраде четверо музыкантов тихо изливали свою в данном случае ностальгию, облеченную в форму ненавязчивого джаза.
Эдуард заказал мороженое и кофе для себя и мартини для меня и, придав лицу задумчивое выражение, начал откровенно заглядывать мне в глаза. Я поспешила отвлечь своего спутника и перевести беседу в деловое русло.
– Эдик, – доверительно начала я, – мне надо, чтобы ты рассказал мне о команде. Словом, дал характеристику тренерам и игрокам.
Навашин не заставил долго себя упрашивать и вскоре уже выкладывал мне информацию обо всех и вся порцию за порцией.
– В общем, защита у нас слабая. Вся бухает напропалую, особенно толстяк Уфанов. Но чтоб свалить такую тушу – алкоголя надо много. Как-то он даже на поле под этим делом вышел, и ничего. Андрюха Семушкин, воротник наш, тот ни-ни. Он вообще какой-то слишком уж наглухо пробитый, я порой удивляюсь, как у него хватает ума понимать, в какой угол бросаться за мячом.
– Тупой, что ли? – уточнила я.
– Угу. Но вратарь ничего себе. У нас даже купить его хотят на следующий сезон, в Москву… Зато полузащитники наши все как на подбор умные, – улыбнулся Навашин.
– А нападение?
Навашин тяжело вздохнул.
– Нападение у нас – это Глеб Крашенинников. Который, как ты отлично знаешь, сейчас выбыл из строя. Глеб у нас звезда местного масштаба. Бразилец Алдейро, который играет с ним в паре, – это так, скорее для понта. Я думаю, что в Рио-де-Жанейро на пляже таких Алдейро – каждый второй. По-русски понимает хреново, объяснять нужно ему все очень долго… Только мат выучил в совершенстве, сволочь, – улыбнулся Навашин. – Иногда как завернет по-своему, по-португальски, а между словами наше, родное и знакомое… Сидишь, слушаешь, и крыша едет потихоньку.
– Ну а руководство?
– Гараев – типичный самодур, почти истерик. Сумароков более выдержанный, он порой удачно компенсирует загоны нашего главного. Ну а я, администратор, – вот он весь перед тобой.
Навашин улыбнулся и взял меня за руку. Мартини уже достаточно рассосался в моем организме, музыка со сцены звучала весьма душевная, и я почувствовала, что мне это приятно. Этот человек, большой и несколько неуклюжий… Я явно чувствовала к нему симпатию.
– Таня, давай потанцуем, что ли? – чуть с хрипотцой произнес Навашин.
Я согласно кивнула и встала из-за столика. Во время танца почувствовала, как у моего партнера сильно бьется сердце. В другой момент я просто отметила бы, что очередной мужчина волнуется в моем присутствии, но сейчас этот факт пробудил внутри меня исключительно теплые и добрые чувства. Я сильнее обняла Навашина и почти всем телом прижалась к нему.
Потом мы еще некоторое время сидели за столиком вдвоем, о чем-то разговаривали, но я не придавала этому большого значения. Почувствовала только, что отдыхаю по-настоящему, может быть, первый раз за последние несколько месяцев.
Как-то само собой получилось, что Эдик пригласил меня к себе. Было уже около десяти вечера, и характер нашего дальнейшего общения был ясен обоим, хотя в открытую это не говорилось ни мной, ни им. Просто я почувствовала, что нами обоими владеют одни и те же импульсы.
Мы вышли из бара, прошлись пешочком по улице, а потом Эдик, щелкнув дистанционкой, открыл дверцы своего «Опеля». Вскоре мы уже катили по вечерним улицам города.
Свеженький ветерок сентябрьского вечера приятно продувал салон машины, и мне показалось, что я на полных парах мчусь к новым, неизведанным доселе ощущениям. Полностью расслабила свое тело в кожаном кресле, закрыла глаза и наслаждалась ощущением полета…
И очнулась лишь, когда Эдик уже притормозил свою машину возле подъезда.
– Мадемуазель Татьяна, прошу на выход! – галантно сказал он, указывая на подъезд.
Я расправила плечи и с неохотой вышла из машины. Мне хотелось, чтобы чувство, овладевшее мной во время поездки, продлилось хотя бы еще чуть-чуть.
Я и не подозревала, что мои ощущения совершат в тот вечер головокружительный кульбит.
Едва мы вошли в подъезд, как сразу буквально наткнулись на двух парней спортивного вида. Мне тут же показалось, что парни были плохо знакомы с правилами поведения в общественных местах, поскольку, о чем-то беседуя, они загородили своими телами проход.
– Пройти дайте! – недовольным тоном заявил Навашин.
Один из парней повернул голову, высокомерно оглядел нас и после некоторой паузы спросил:
– Это ты Навашин?
– Ну я, – сохраняя недовольство в голосе, ответил Эдик.