Восход черного солнца Серегин Михаил

– Я, наверное, вся в грязи?..

– Ну, не так, чтобы очень. И давно ты блуждаешь по лесу?

– С сегодняшней ночи.

– До реки, милая моя, тебе осталось всего триста метров. Так бы и до Волги доковыляла.

– Похоже, я ходила кругами. Потому что все и началось почти на берегу Волги.

– Вот оно как. Как тебя зовут?

– Катя.

– А меня – Иван Павлович. Я председатель местного колхоза. Ты давно ослепла? Извините... за такой вопрос.

– Сегодня ночью.

– И где та сволочь, которая с тобой это сделала?

– А что, это так заметно?

Она услышала в ответ горький смешок.

– Я, конечно, еще не все в жизни видел, но к пятидесяти годам начинаешь во многом разбираться, так что... Если не хочешь – не говори, но после того, как я привезу тебя к матери, позвоните в милицию.

– Да-да, – едва слышно проговорила Катя. – Только что это изменит? Я ослепла, и никто не вернет мне зрение.

– Поверь, мне очень жаль, что с тобой произошло такое. Я постараюсь как можно быстрее доставить тебя домой.

Водитель прибавил скорость, ее отбросило на спинку сиденья.

– Да вы зря торопитесь. Куда теперь торопиться? Торопиться надо было раньше, – всхлипывая, проговорила она.

Обхватив лицо руками, Катя вдруг громко зарыдала, а председатель колхоза стал утешать ее по-мужски скупыми словами:

– Перестань, девочка, все обойдется.

Сочувствие лишь прибавило ей жалости к самой себе.

Она продолжала плакать.

– Ну вот мы и подъехали к дому, о котором ты говорила. Это точно сорок восьмой?

– Сорок восьмой, сорок восьмой.

– Только я не знаю, в каком подъезде ты живешь.

– А он угловой. Рядом еще две лавки стоят, на них недавно набили новые доски, так как старые все поломали.

– А, да-да. – Иван Павлович увидел около одного из четырех подъездов новенькие лавки. Правда, у одной из них уже была сломана спинка – мальчики время даром не теряют.

Иван Павлович вывел ее из машины и, поддерживая под руку, повел к подъезду.

– На какой этаж?

– Четвертый.

– И лифта в этом доме нет?

– Нет, – подтвердила она.

Иван Павлович никогда, наверное, не помогал передвигаться слепым, поэтому забыл предупредить, что впереди ступенька. Катя споткнулась, но провожатый успел подхватить девушку и не дал ей упасть.

– Извини, я не подумал, что... ты ничего не видишь.

– Да я в это тоже пока не верю. Вот придет мать с работы, будет ей подарок.

Они поднялись на нужный этаж, и тут выяснилось, что в квартире никого нет, а ключи Катя потеряла.

– Что же делать?

– Вообще-то у нас не очень серьезный замок. Может, вы просто выбьете его?..

Иван Павлович огляделся по сторонам. В подъезде пусто. Действительно, не стоять же с больной девчонкой на лестничной клетке.

– Послушай, ты давно здесь живешь?

– С рождения.

– Хорошо, значит, соседи тебя знают, ведь сейчас мы будем шуметь...

Плотный мужчина подошел к двери и осмотрел преграду, которую ему предстояло разрушить.

– Да. Ничего серьезного. Всего-навсего один замок.

Он отвел Катю к перилам, предложил ухватиться за них.

– Постой здесь, это недолго.

Иван Павлович разбежался и двинул дверь плечом. Дверь затрещала, но не открылась. Со второй попытки он бил уже ногой по замку, и этого оказалось достаточно.

– Вот и все, – удовлетворенно сообщил он.

– А я знаю, я слышала. Слышала, как грохнула о стенку в квартире распахнувшаяся дверь.

– Если дверная ручка немного попортила стену у вас в коридоре, то уж извините.

– Ничего, ничего. Главное, что теперь я дома. Спасибо вам большое. Сколько я должна вам заплатить?

– Да ты что? Ты лучше заходи давай и ложись на кровать, а придет мать – она тебе поможет. Извини, Катя, мне надо ехать.

Иван Павлович помог Катерине добраться до дивана и даже прикрыл пледом, лежавшим в кресле. Потом распрощался и поспешил уйти.

Вера Сергеевна пришла через час и увидела, что дочь спит на диване. Нервы у нее сдали, и, подбежав к Кате, женщина стала трясти девочку за плечо.

– Просыпайся, просыпайся, – бормотала она. – Ты что делаешь? Хочешь, чтобы у меня был разрыв сердца?

Катерина проснулась и, не поворачиваясь к матери, заплакала.

– Мама, уйди.

Вера Сергеевна сразу почувствовала неладное.

– Что случилось с дверью? Ты что, ее сама выбила?

– Да какая разница?..

– Ну-ка, посмотри на меня! – приказала мать.

Катя повернула к ней лицо с незрячими глазами.

– Господи! – Вера Сергеевна побледнела. – Ну-ка, сядь.

Посадив девочку, она заглянула ей в глаза.

– Ты что? Что с тобой? – Она начала трясти Катю за плечи.

– Мама, я ничего не вижу.

– Да как же это? Господи, как же так? Ты, может, дуришь меня? А?

Вера Сергеевна с надеждой посмотрела на дочь – у той по щекам текли слезы.

– Как же?..

– Мама, ты до туалета меня не проводишь? Я ведь теперь совсем ничего... совсем ничего не вижу.

Вера Сергеевна была ошеломлена. Но это же... Нет, она не могла поверить.

– Хватит, Катя. Хватит. Я и так устала. Я всю ночь не спала. Я же вижу, что у тебя с глазами все в порядке. Прекрати смотреть сквозь меня.

– Да ты что, дура старая! Не поймешь до сих пор, что я не вижу ничего! Меня изнасиловали в лесу и по голове трахнули.

Мать села рядом с дочерью, обняла ее и в голос заревела.

– Надо сообщить в милицию. Ты ведь знаешь, кто это сделал.

– Найдет кого твоя милиция? Вот по врачам помотаться – другое дело. Авось что и получится. Дай я пойду приму душ. Смою грязь. Черт, я до сих пор не могу привыкнуть к этой темноте.

– Как же ты выбралась из леса?

– Мама, я тебе все расскажу. Дай только искупаться – я вся грязная.

Мать помогла дочери забраться в ванну, открыла ей воду и вышла.

Вера Сергеевна боялась выпускать свое дитя надолго из поля зрения. Ей казалось, что девочка может наложить на себя руки. Хотя все может не так и безнадежно. Ее ударили, и она ослепла. Серьезная, конечно, травма, но ведь это же что-то связанное с нервами, значит, зрение может и вернуться. Мать утешала себя. Не выдержав, она заглянула в ванную.

– Ты чего? – спросила Катя, не поворачивая головы.

Ей теперь незачем поворачиваться. Ей достаточно просто слышать.

– Ничего, – пробурчала мать и пошла на кухню.

Когда Катерина вымылась, мать помогла ей сесть на стул.

– А почему ты не на работе? Где ты была?

– Где я была? – вяло проговорила Вера Сергеевна. – Ходила в милицию, заявляла, чтобы тебя нашли. Ты думаешь, это так просто – ждать тебя, пока ты там веселишься?

– И что сказали тебе в милиции?

– Сказали, что ты погуляешь денек-другой и придешь. И оказались правы. Только вот здоровье свое ты, девочка моя, оставила в каком-то лесу.

В тоне матери уже не было жалости. Она скорее отчитывала дочь, а не успокаивала ее.

– Вот-вот, видишь, какая ты, мама, всезнающая. Так скажи тогда, что мне теперь делать?

– А я тебе уже сказала. Сейчас я тебя одену, приведу в порядок. Ты останешься дома, а я пойду в милицию. Я этого так не оставлю. И ты даже не пытайся остановить меня. Я понимаю, что у тебя сейчас депрессия. Но я хочу, чтобы та скотина, которая надругалась над моим ребенком, была наказана. И меня никто не остановит.

«И меня», – подумала Катя, но не произнесла эти слова вслух.

Через какое-то время, наверное, ближе к вечеру, мать появилась в квартире не одна. По тяжелым шагам Катерина поняла, что к ним в дом пришел мужчина.

– Здравствуйте, – услышала она бархатный низкий голос. – Я старший следователь Упеков Вадим Леонидович. Я, как вы понимаете, из милиции.

– Да, да, понимаю, – откликнулась Катя, стараясь смотреть в ту сторону, откуда доносился голос.

Она сидела в кресле, поджав под себя ноги и спрятав их под полами халата.

– Я пошла вчера вечером с моим приятелем, с Петром, на свадьбу к его сводному брату...

Упеков внимательно выслушал Катерину, затем задал несколько уточняющих вопросов, после чего сказал, что это дело не должно быть слишком сложным и есть все основания полагать, что гражданина Ларецкого обязательно найдут.

– К тому же, если у него сломана нога, это нам поможет, – заверил бархатный голос.

Катерина не видела этого человека, но она представляла его себе невысоким, с большим лбом и умными карими глазами. Почему-то ей казалось, что у Вадима Леонидовича обязательно должны быть усы.

Когда Упеков ушел, в Катином воображении остался нарисованный ею портрет старшего следователя.

«Красивый мужчина», – почему-то подумала Катя. После всего случившегося у нее не возникло ненависти к мужчинам вообще. Встречаются среди них мерзкие уроды, и на ее беду с одним из таких ей пришлось столкнуться.

– Мам, – позвала Катерина.

– Что, доченька?

– Сейчас ночь или день?

– Сейчас вечер, половина девятого. Как ты, девочка?

– Ничего.

– Ничего не болит?

– Кроме души, в которую нагадили, сволочи. – Она уткнулась в подушку и заплакала.

Вера Сергеевна села рядом и стала гладить дочь по волосам.

– Сейчас тебе нужно набраться сил. Мы с завтрашнего дня начнем ходить по врачам, и, я думаю, нам должно улыбнуться счастье.

– Один раз оно мне уже улыбнулось...

– Ну, ну, ну, успокойся, – мать запустила мягкую руку в дочкины светлые волосы и легонько их потрепала.

В девять вечера никто звонка не ждал. Диван едва скрипнул, когда мать поднялась и пошла открывать.

– Спроси – кто, – бросила ей вслед Катя.

– Это Иван Павлович. Я подвез сегодня вашу дочь. Вы, должно быть, Вера Сергеевна?

Женщина резко распахнула дверь.

– Что вам нужно? – довольно грубо спросила Вера Сергеевна.

– Мама, мама, успокойся, – Катя встала и на ощупь двинулась в коридор. – Я тебе еще не сказала. Этот человек... он сегодня помог мне. Он подобрал меня. Ему надо сказать спасибо.

– Я переживаю за то, что сегодня выворотил вам весь косяк, – сказал Иван Павлович. – Вот пришел доложить, что завтра утром пришлю плотника. Он поменяет всю дверную коробку. Вы уж извините меня за подобные действия, но у меня просто не было времени стоять под дверью. Нужно было ехать, а девочке поскорее лечь.

– Да ничего, ничего. Это вам спасибо за мою дочь. Может быть, пройдете?

– Да нет, уже поздно, а мне до дома час езды. Просто будьте готовы, что завтра часов в десять придет человек и займется вашей дверью. Замок, кстати, не хотите поменять?

– Да нет. Не жалуемся пока. – Вера Сергеевна поблагодарила председателя.

Иван Павлович повернулся, пожелал спокойной ночи, и мать с дочерью еще долго слышали его удаляющиеся шаги. Наконец внизу хлопнула входная дверь.

– Ну, и как тебе мой спаситель?

Мать улыбнулась. Дочь не могла этого видеть, но почувствовала.

– Он мне в женихи годится.

– А что, хорошая была бы пара. Он тебе понравился?

– Ты прямо вот так вот все хочешь знать. Лучше давай-ка мы пройдем с тобой на кухню, я включу там свет, и ты посмотришь на лампочку. Вдруг к тебе возвращается зрение, а ты и не знаешь об этом.

Вере Сергеевне хотелось, очень хотелось в это верить. Подняв голову дочери за подбородок, она попросила ее посмотреть на лампочку, горевшую на кухне.

– Ну как? Видишь что-нибудь?

– Ничего.

Катя убрала руки матери.

– Я ничего не вижу. Все?! Поняла?! И больше никогда, слышишь, никогда не заставляй меня это делать!

Наутро действительно пришел плотник, но он был не один. Председатель колхоза приехал сам.

– Ты одна? – спросил он после того, как Катя, на ощупь провозившись около двух минут, открыла дверь.

– Одна, – подтвердила она.

– Поехали. Я тебя сейчас доктору покажу. Он в Саратове один из лучших. А может, и самый лучший. Профессор.

– Но будет ли из этого какой-то толк?

– Откуда же мне знать? Пока мы съездим, дядя Вася будет заниматься дверью. А к нашему приезду у него должно быть все готово. И думаю, что нужно поставить еще один замок. По нынешним временам у вас слишком уж слабые запоры.

– А у нас и брать нечего, – ответила Катя. – Вы что, не видите? У нас здесь не дворец... Простите, мне одеться надо.

– Я вырастил двух взрослых дочерей, у меня взрослый сын, и если я увижу тебя в рубашке, то беды никакой не будет. Тебе, конечно, не повезло с глазами, но на дорогу ты выползла, надо сказать, вовремя. Ты уж извини меня, говорю, как есть. Я сегодня всю ночь проворочался. Меня сюда совесть привела, да и жена надоумила: мол, это тот случай, когда надо помочь. Раз уж так получилось, что наши пути-дорожки пересеклись, я тебе помогу, девочка. Сколько можно, столько и сделаю.

– Спасибо. Мне только шестнадцать, и я не думала, что у нас еще остались люди, которые могут что-то сделать не за деньги, а от чистого сердца.

– Да, я тоже про себя не очень-то хорошо думал. Сам себе вот удивляюсь.

Он помог найти Кате ее вещи, потом деликатно отвернулся, когда Катя одевалась.

Затем немолодой мужчина и девочка сошли вниз, где он усадил ее в машину.

– Ну что? Как тебе, удобно?

– Удобно, – подтвердила она.

– Тогда поехали.

– Знаете, это не так страшно не видеть, когда сидишь в четырех стенах, а не находишься на улице. Главное помнить, где что лежит, и всегда класть на то же самое место. И тогда можно вполне обходиться без посторонней помощи. Только вот телевизор превратился в радио, а я люблю кино, точнее говоря, любила.

– Ну-ну, – подбодрил он ее, – сейчас приедем к доктору, он даст нам толковую консультацию для лечения.

– А что, ваша жена действительно не возражала, чтобы вы мне помогли? Она знает, сколько мне лет? Она знает, что я высокая и симпатичная, даже несмотря на то, что слепая?

– Знает, знает! – засмеялся он. – Я ей все рассказал. А ты, похоже, убеждена, что мужчины с деньгами все до одного озабочены только тем, как бы затащить к себе в постель красивую девочку. Конечно, жизнь не без того, но есть же границы.

– Границ нет.

Иван Павлович усмехнулся:

– Я не буду с тобой спорить.

Доктор оказался огромным человеком. Это Катя поняла по собственным ощущениям. Огромные руки обняли ее за плечи и усадили на стул, при этом голос доносился откуда-то сверху.

– Так, что тут у нас. Смотри прямо перед собой... Теперь посмотри налево... Направо... Значит, говоришь, что тебя сильно ударили?

– Да, – подтвердила Катерина.

– Куда?

Катя показала на область над правым ухом.

– Понятно, – задумчиво произнес врач. – Так. Прежде чем делать какие-то выводы, давай подождем недельку. Веди спокойный образ жизни. Главное сейчас – лежать. Две недели покоя и только покоя. Никаких активных действий. Я имею в виду наклоны вперед, болтание головой из стороны в сторону. Исключить всякую подвижность. Не волноваться. Нам нельзя допускать, чтобы у тебя поднималось кровяное давление. Запомнила?

– Да. Я сделаю все, что вы говорите. У меня есть шансы, доктор?

– О шансах будем говорить через две недели, а сейчас выполни, пожалуйста, в обязательном порядке все, что я тебя просил.

– Что сказал тебе врач? – поинтересовался Иван Павлович, после того как доктор пригласил его, чтобы он вывел из кабинета пациентку.

– Сказал, что я должна провести две недели в полном покое. После этого надо снова ехать к нему. Вы мне поможете?

– Конечно. Ровно через две недели я приеду, и мы отправимся к профессору в гости.

– А как зовут доктора? Вы мне так и не сказали.

– Тебе это важно? – вопрос прозвучал неожиданно грубо. – Извини, я не хотел тебя обидеть. Здесь нет никакого секрета. Это профессор Лебедев. Олег Савельевич. Кстати, к нему не так-то просто попасть на прием, но говядина, свинина, творог и сметана делают свое дело. Люди городские ценят деревню, и деревня отвечает им тем же. Каждый делает, что умеет.

Они вернулись домой, где их ждала Вера Сергеевна, новая дверная коробка и дядя Вася – умелые руки, которого мама Кати угостила водкой.

– Я смотрю, у вас уже все дела сделаны. – Иван Павлович провел Катерину в комнату и посадил на диван. – Ну, Вера Сергеевна, счастливо вам оставаться, а мы поехали. Так, Василий? – Иван Павлович придирчиво осмотрел работу и остался доволен. – Не зря ты в колхозе лучший плотник. Только что же ты так надрался? Забыл, что тебе сегодня еще в коровнике ворота в порядок приводить? Наш Парнишка погнался за телкой и рассадил их. Бык у нас такой, по кличке Парнишка. Голова размером с обеденный стол. Как-нибудь покажу тебе. А, Катерина, как думаешь?

– Я буду лежать, – в ее голосе прозвучало такое упрямство, что мать с Иваном Павловичем переглянулись. В их взглядах было одновременно и удивление, и одобрение.

«Похоже, воля у нее не сломлена», – именно так можно было понимать дружно поднятые брови матери и председателя колхоза.

После того как женщины остались одни, Вера Сергеевна порасспросила Катерину о деталях поездки и в результате этого разговора укрепилась в своей надежде на выздоровление дочери.

Прошло два дня. Мать снова предложила Кате посмотреть на яркую кухонную лампочку. И снова безрезультатно.

На третий день Вера Сергеевна отправилась в милицию, чтобы узнать, как двигается дело ее дочери. У нее из головы не шло высказывание Упекова о том, что расследование не будет сложным.

Вера Сергеевна уже видела, как присутствует на суде, где к длительному заключению приговаривают мерзавца, который надругался над ее дочерью. Она знала, что насильников в тюрьмах не любят, и надеялась, что там с этим подонком сурово посчитаются.

В ночь на одиннадцатые сутки, после того как Катя ослепла, ей в деталях приснились события той кошмарной ночи. Она еще раз пережила весь ужас путешествия по ночному лесу, когда слепые глаза ничего не видят, ноги спотыкаются о любой корень, ветку или бугорок. И самое страшное, что восход солнца ничего не изменил, она все равно ничего не увидела...

Катерина проснулась вся в поту, села на кровати и попыталась успокоить дыхание. Нашарила на полу тапочки и пошла в туалет. Затем побрела на кухню – хотелось пить. Она открыла дверь. Свет не включала. Лишь несколько первых дней ей казалось, что стоит нажать на пупку – и сразу увидишь свет. Однако она очень скоро освободилась от своих иллюзий и больше уже не щелкала выключателем.

Добравшись до кухни, она нащупала чайник на плите и попила прямо из носика. Вспомнила, что где-то в холодильнике должна была стоять баночка с йогуртом. Вере Сергеевне хотелось побаловать дочь чем-то вкусным. Мать, конечно, спала чутко, но сейчас ей хотелось, чтобы дочь постепенно научилась свободно ориентироваться и самостоятельно брала то, что ей нужно.

Открыв холодильник, Катя приготовилась на ощупь найти баночку. Но тут ей в глаза ударил свет. Девушка вздрогнула от неожиданности и зажмурилась. Она резко захлопнула дверцу холодильника и отступила на шаг. Потом, волнуясь, нашарила на стене выключатель и включила свет.

В надежде она поглядела на лампочку. Катя знала, что лампочка должна быть довольно яркой, но ей удалось разглядеть только нечеткий контур дешевого светильника, висевшего под потолком. Но и это была уже победа! И это уже здорово!

Как выяснилось, частично зрение вернулось к правому глазу.

– Значит, я уже не совсем слепая!

Не выключив свет в кухне, Катерина добралась до комнаты матери.

– Мама, мама!

– Ты что ходишь? – проснувшись, недовольно проворчала Вера Сергеевна. – Ложись.

– Мама, я вижу.

– Да ты что?!

Вера Сергеевна поспешно вскочила с кровати, и они обе направились на кухню.

– Я вижу. Немного. Правым глазом.

– Неужели все образуется? – Мать не верила в свое счастье. – Неужели все образуется! Ты ложись, дочка, ложись, не стой. Доктор сказал лежать две недели.

– Проходите, Иван Павлович.

Председатель колхоза был поражен.

– Ты видишь?

– Я не могу пока разглядеть вашего лица, а только контуры. В общем, примерно таким я вас себе и представляла. Невысокий, плотный, широкое доброе лицо. Я с каждым днем вижу все лучше. Правда, пока только одним глазом, – добавила Катя.

– Ну вот и отлично. Поехали, доложим о наших успехах доктору.

– Со вчерашнего дня мама вышла на работу. Я теперь в доме одна. Напишите ей записку, чтобы она не волновалась.

– Похоже, ты больше не будешь гулять по ночам.

– Да, – согласилась Катя, – жизнь многому учит.

Они приехали к Лебедеву, который действительно оказался здоровенным дядькой. Доктор был искренне рад, что у Катерины с глазами наступило улучшение.