Место отсчета Басов Николай
Боловская кивнула.
— Это мы трое. Остальных ранило, они не могли работать. После боя мы взобрались на башню, ее хоть и поуродовало, но нас она выдержала, и попробовали крутить рычаги. Вот только один самолет нас опять заметил и атаковал. Пришлось снова прятаться. А потом он ходил кругами, как леший... И мы ушли окончательно, что с ним сделаешь?
— Правильно действовали, молодцы, — отозвался старшина.
— Так, с нападением все понятно. Кто знает, что было вчера в городе?
— Я знаю, — от дальней печки поднялся высокий, плечистый парень. Кажется, он был одним из тех, кто ковал доспехи. Сейчас у него в руках была алюминиевая миска со свежей кашей и ложка. Не выпуская их из рук, он подошел к Ростику, опустился на корточки и, продолжая есть, стал рассказывать: — В общем, дело — дрянь. Они высадились сразу в центре, на заводе и, я слышал, на аэродроме. Из них выскочила тьма пурпурных. Все с ружьями, знаешь, немного похожи на наши, вот только ствол...
— Знаю, — кивнул Ростик.
— Ну вот, стали распихивать людей по домам. Многие разошлись и носа на улицы не кажут — что поделаешь, оккупация. Это было позавчера. А вчера около полудня вдруг появились люди и стали орать, что Борщагов объявил себя гауляйтером. Для тех, кто будет оказывать сопротивление, вяжут ошейники из колючей ветлы, знаешь, есть такие кустики?
— Не знаю, но это не важно.
— На терновник похоже, довольно неприятная штука, — договорил кузнец. Он доел свою кашу, облизал ложку и сунул ее за голенище сапога, а миску передал кому-то из тех, кто в темноте ждал своей очереди.
— Так, говоришь, оккупация? — переспросил Квадратный. — Я им покажу оккупацию! — Внезапно он взъярился.
— Тихо, старшина. Криком не поможешь.
— А чем, чем поможешь?!
Ростик подумал. Идея, которая пришла ему в голову, была глупой. Он и сам считал так. Вот только она была единственной, а потому, может быть, и правильной. И все-таки торопиться не стоило, потому что, следуя ей, он поведет в бой людей и не простит себе, если выяснится, что они гибли зря. Впрочем, в такой ситуации зря никто не погибнет.
— Говоришь, оккупация?
— Да, оккупация. И пришли они надолго, если...
— Если — что?
— Если мы их не вышвырнем отсюда. — Кузнец встал и пошел к своей печке.
— Я тоже об этом думаю, только не знаю, как это сделать, — произнес ему в спину Ростик.
Кузнец повернулся. Постоял и возвратился, сел рядом. Уже не на корточки, а на длинное полено, которое занимал Эдик. Журналисту пришлось подвинуться.
— Так какие будут идеи? — спросил Ростик.
Он ждал, ждал того приступа, который начинался тошнотой, болью, слепотой, холодом, а кончался отчетливым пониманием, что и как нужно делать. Иногда это было сильнее, иногда слабее, но такой приступ еще ни разу не приводил к ошибке.
Пробовать-то он пробовал, да только сейчас ничего не получалось.
Это могло иметь два объяснения: или его первая идея была правильной, или все будет развиваться независимо от их воли и желаний. С этим соглашаться не хотелось, но и поделать, кажется, ничего было нельзя.
Неожиданно заговорил Пестель:
— Рост, пожалуй, нужно связаться с Чужим городом. Как минимум, нам подскажут, какую тактику следует избрать в этой ситуации.
Ростик набрал побольше воздуху в легкие, огляделся. Вокруг сидело до смешного мало людей, но он был уверен в своей правоте и произнес:
— Я думаю, пока они не закрепились, следует атаковать.
— Атаковать? — переспросил кто-то, не поверив своим ушам.
— Атаковать, нападать, штурмовать — как угодно.
— Да что же мы можем сделать, если они нас взяли как цыплят в корзинке?
— Они нас «взяли», потому что мы были не готовы. Теперь роли поменялись — не готовы они.
— Откуда ты знаешь?
Ростик не видел в темноте того, с кем ведет разговор, но решил не мелочиться и рассказал про бой грузовика с пятью летающими лодками. Его рассказ произвел впечатление.
— Нападать — это дело, — произнес кузнец, когда в холле установилась тишина.
— Нам нужно оружие, которое могло бы заваливать их самолеты. Крупнокалиберный пулемет отлично подошел, только он был один. Сейчас у нас есть одна их пушечка, но для боя ее маловато. Кто может предложить что-нибудь еще?
В темноте поднялся мужичок. Когда он вышел на свет, Ростик чуть не шагнул ему навстречу. Это был Чернобров, старина-водила. Похоже, именно с ним Ростик и препирался в темноте. Он проговорил:
— В пристройке центральной усадьбы совхоза Квелищево есть арсенал. Я видел там бронебойные ружья. Мне кажется, они подойдут.
— Ты точно видел? — Кузнец поднялся и потянулся всем своим могучим телом. — А боеприпасы?
— Боеприпасы там тоже есть — сам возил.
— Тогда так, — проговорил Ростик. — Все, кто не хочет тут сидеть и ждать, пока ему свяжут ошейник, выходи строиться во двор. — Заметив, что Квадратный сделал было движение, подбирая раненую ногу, он веско добавил: — Раненых прошу обеспечивать тыл.
Первыми после этого призыва рядом с кузнецом стали три девушки. Но и без их порыва желающих вернуть себе город было много. В строю оказались практически все. Еще и препираться пришлось, чтобы хоть кто-то остался, — например, три обсерваторские тетки во главе с Перегудой.
21
Двигаться без доспехов в самом деле было сплошным удовольствием. Но всему приходит конец, и Ростик поверх отцовской тельняшки и кожаной поддоспешной куртки облачился в свои скафандроподобные железки.
Самому справиться с этим было трудновато, но ему усиленно помогал Пестель. Окинув взглядом его слабенькую кирасу и втайне радуясь, что биологу из-за ранений придется остаться в обсерватории, Рост мрачновато пошутил:
— Когда погибну, можешь забрать мои доспехи, вот только ноги придется удлинить или, наоборот, — отрезать. Да и с руками тоже...
— Даже не думай, — резче, чем хотелось бы, отозвался Пестель.
Шутки не получилось.
До Квелищева было довольно далеко, больше десяти километров, да еще в темноте, да еще по непонятно чьей территории. Да еще то и дело втыкаясь в стаи шакалов. Их почему-то развелось в округе больше обычного.
— И чего их столько? — спросил Ростик, ни к кому особенно не обращаясь.
Ему ответил Чернобров:
— Трупов много. Вот они и чуют.
Ростик оторопел:
— Чьих трупов?
Никто ему не ответил. Поэтому Ростик решил, что люди вокруг знают что-то такое, чего не знает он. Это его сбило с толку, но, в общем, злиться не было желания.
К хутору они подошли, когда до рассвета осталось часа два, самое время для неожиданного нападения. Расстановка сил прошла легко и быстро. Почти каждый в свое время так или иначе воевал, понимал ситуацию совсем неплохо и действовал расчетливо. Именно по этой расчетливости Ростик вдруг понял, что новым противникам люди не верят, ждут какого-то подвоха и, пожалуй, даже боятся.
Это казалось странным. Война с насекомыми была очень тяжелой, а их не боялись. Нападение саранчи — летучих крысят — тоже вышло очень кровавым, со множеством потерь и в людях, и в имуществе горожан, а их почему-то просто пережидали. А этих боялись, как гитлеровцев, как чоновцев во время продразверсток, как заградотрядов, которые в любой момент могут ударить в спину, и никто из чекистских палачей не будет считаться виновным.
Но произносить никаких укрепляющих дух речей Ростик не стал. Тем более что сразу после весьма напряженного перехода почему-то похолодало. Да и тишину полагалось соблюдать.
Все и получилось как по писаному.
Впрочем, охранников всего-то оказалось пятеро. Двоих взяли рояльными струнами, наброшенными на тощие, белеющие в темноте шеи, двоих зарезали ножами под каски, а последний, тот, кого поймали на одиночном обходе в самом темном закуте, так испугался, что даже не пискнул и тем более не воспользовался оружием, когда его мигом окружили нападающие.
Потом взломали и вошли в склады. Первый оказался набит каким-то тряпьем, — кажется, это были армейские палатки, оставшиеся еще с тех времен, когда под Боловском ставили летние лагеря для солдатиков. Это происходило еще на Земле, и Ростик, перебирая в свете факелов шуршащий, пропитанный какой-то химией брезент, почувствовал с особенной ясностью, что то время никогда не вернется.
Второй и третий склады оказались продуктовыми. Серьезной еды в них, конечно, не было, но соли, каких-то трав и вездесущей местной фасоли оказалось немало. Ростик на минуту задумался: если город еще прошлой осенью заготовил столько этой фасоли, почему же так голодали в убежищах люди, но ничего не придумал. Наверное, решил он, в правилах так называемой советской власти было морить людей голодом. Как начали при Ленине, так и не смогли остановиться. Даже когда еда лежала на складах.
Ну, Бог им судья. В конце концов, они пришли сюда не за фасолью. В конце третьего склада оказался еще один выход, даже ворота. И перед ними стояло пять новеньких ЗИЛов, чуть-чуть запыленных, но блестящих, словно они были выходцами с другой планеты.
А ведь и в самом деле — с другой планеты, усмехнулся Ростик, не из Полдневья, а с Земли. Чернобров сразу сунул факел, который нес перед собой, одной из девиц, кажется цыганке, поднял капот машины и стал упоенно копаться в моторе. Ростику даже пришлось сказать:
— Чернобров, мы ведь не ради твоих цацек сюда вломились.
— Погоди, командир, если эти цацки заведутся, мы отсюда гораздо больше добра увезем. Да и назад будем топать не на своих двоих.
— А топливо? — спросил кузнец.
Ему Чернобров даже не ответил. Он лишь мотнул головой в темный угол. Когда Ростик подошел к этим стенам с факелом, то увидел несметное количество металлических двухсотлитровых бочек. Кузнец пощелкал согнутым пальцем по одной из них.
— Полна, — прокомментировал он.
— Чернобров, ты думаешь, это бензин? — повернулся к счастливому водиле Ростик.
— А как же... Только вы там факелом-то не очень. Не то поджаримся тут — сам Господь не узнает, где из нас кто.
Кузнец деловито кивнул и отошел. Ростик подался за ним. И только потом спросил:
— А оружие? Ты же говорил — противотанковые ружья и все такое?
— Ищите, — отозвался водила. Он был счастлив. Даже стал что-то пояснять цыганке, которая взобралась на бампер и через его плечо попробовала заглянуть в утробу мотора.
— Командир, — вдруг раздался голос из-за ворот. Ростик подошел, ворота были не на запоре. Вернее, они когда-то были заперты, но замок давно сбили, вероятно, решили, что живой часовой будет надежнее. В прежние времена этого бы не хватило, а сейчас... Сейчас так было даже удобнее машины вывести и самому выйти.
Ростик вышел из склада, превращенного в гараж. Тут стояла хохлушка. Она затараторила:
— Оружие нашлось. В складе за оцинкованными воротами... Пойдемте, я вам покажу.
Оружия на самом деле оказалось не очень много. Но ружья были. И патронов к ним нашлось немало. Только тут Ростик понял, что возня Черноброва с грузовиком имела смысл — на руках они вряд ли могли уволочь больше трех-четырех этих невероятно тяжелых бандур. И как их носили в Отечественную?
Ростик вернулся к Черноброву:
— Ну, ты скоро?
— Для ремонта трех машин, заправки, загрузки оружием... До рассвета управимся.
— До рассвета? — Ростик задумался. — Тогда так, даю тебе троих ребят, командуй, а мы устроим налет на их гарнизон. Чтобы они нас не упредили.
— Это дело, — кивнул кузнец. Он вообще теперь не отходил от Ростика ни на шаг.
— Командир, троих будет мало. Что я сделаю с тремя-то?
— Потом, когда мы их припечем, отошлю всех, кто сможет работать, оставлю только прикрытие для наблюдения за противником, — пояснил Ростик.
Так и сделали. Оставить кузнеца в гараже стоило Ростику труда. Кузнец сопротивлялся, но когда стало ясно, что только он может управиться с залитыми под завязку бочками с бензином, нехотя согласился. Еще оставили цыганку и какого-то мрачного верзилу, который, как выяснилось, страдал куриной слепотой.
Остальных Ростик построил, выдал оружие и приказал атаковать только после его, командирского, выстрела. Но внезапной, аккуратненькой атаки не получилось. Неожиданно прибежала цыганка, посланная Чернобровом. Она почти отчаянно заорала:
— Идет, от Квелищева свежий караул идет! Впереди — пурпурный. А за ним пять человек.
— Взвод, слушай мою команду! — Ростик повернулся к неровному ряду людей. — Атакуем в поле, чтобы как можно быстрее добежать до их казарм. Если они успеют организоваться — хана нам, долго не выстоим.
Даже не разбивая людей по отделениям, как партизан каких-то, Ростик повел отряд вперед. Свежий караул подошел к складам, отстоящим от самой деревни и окруженным колючей проволокой, метров на сто, когда их встретил дружный, даже слишком щедрый огонь. Ярко освещенные своими же факелами, полусонные караульные полегли все.
Ростик работал полученным от Перегуды карабином Токарева, таким, к которому привык во время обороны вагоноремонтного завода. Выставив прорезь до минимума, он поймал на мушку пурпурного и, как было договорено, сделал первый выстрел. Тонкая, низенькая фигурка с белыми волосами, сверкающими от факелов как новогодний дождь, сломалась в груди, словно у чужака разом оказалось перебито все тельце.
А больше стрелять Ростику не пришлось, все кончилось быстрее, чем он успел еще раз прицелиться. Зато потом пришлось бежать вперед, и даже подгонять отстающих криками. И все-таки они опоздали.
На главной площади деревни при свете десятков факелов, невесть откуда появившихся, уже толкались и люди и пурпурные. Этих, правда, было маловато, всего душ шесть-семь. Их и положили в первую очередь, несмотря даже на то, что ответный огонь вели как раз люди. Но без командиров перебежчики оказались менее стойкими, быстро залезли назад в казарму и не очень-то стремились оттуда вылезти.
Среди них оказалось двое убитых, и один раненый полз по грязи к своим, в сторону бывшей совхозной усадьбы. Ростик поймал было его на мушку, потом отвел ствол. Стрелять в эту копошащуюся в холодной ночной грязи фигуру он не мог.
Его добил кто-то другой. Один точный выстрел из «калаша», как в аптеке, вогнал пулю между напряженных лопаток, раненый стих. Гарнизон Квелищева отозвался на этот выстрел слитным огнем. По нему Ростик без труда понял, что люди в казармах считают себя окруженными со всех сторон и плохо представляют, что даже круговую нужно держать с расчетом.
И все-таки даже их, деморализованных, лишенных офицеров и испуганных свыше всякой меры, пришлось оставить в покое. Для атаки не было сил, а подползти к усадьбе скрытно не получалось — кто-то из самых догадливых после пары попыток подпалил соседние хаты, и в округе стало светло как днем.
Ростик приказал отойти к складам всем, оставив с собой всего четырех ребят, которым следовало изображать подготавливаемую атаку.
22
Едва пришел рассвет, от Черноброва прибежала запыхавшаяся цыганка. Она доложила:
— Машины стоят заправленные и загруженные. Только вас ждем.
Ростик быстро выстрелил в сторону усадьбы три раза подряд, потом нашел еле видные силуэты рассыпавшихся по укрытиям вокруг площади своих людей и убедился, что его поняли. Каждый из них стал деловито, но и без особой спешки уходить.
Все было в порядке. Теперь только бы на плечах не вытащить к складам этих горе-оккупантов, и все пройдет удачно, решил Ростик. Но отход получился легким. Оказавшись за Околицей, они все разом так поднажали, что подбежали к складам прежде, чем прекратилась ответная стрельба в деревне. Раздумывая, по кому теперь там стреляют, Ростик подошел к Черноброву.
— Ну, — спросил, пытаясь умерить сбитое бегом дыхание, — готово?
— А як же? — решил блеснуть познаниями украинского водила. — Четыре машины заправлены под завязку, загружены — две оружием, одна боеприпасами, а еще на одну набухали горючки. Ее я сам хотел...
— Водителей нашел?
— Нашел, даже в избытке оказалось. Кстати, командир, склад подрывать будем?
— Зачем же подрывать, лучше мы сюда еще разок наведаемся, когда будет нужно. А вот лишние машины обездвижить не мешает.
— Уже сделано, — Чернобров с сознанием кивнул.
— Кстати, о бензине...
Ростик задумался, представляя себе возможный вариант на будущее. Горючее хотелось бы вывезти, оно давало шанс, в случае чего, добраться, например, до Чужого города. Конечно, на это пока рассчитывать нечего, но если все пойдет не так, как хотелось бы, — никуда не деться, придется использовать и эту возможность.
— Командир, горючка — это свобода маневра. Фьють — и нету нас нигде!
— Ладно, пойдешь со своей горючкой впереди всех. И смотри, выбирай дорогу, чтобы пыли было поменьше. Скоро светает, они свои самолеты запустят по всем направлениям, не хочу, чтобы нас сверху накрыли. Кстати, если накроют — бросай свою свободу маневра и перебирайся на другую машину, понял?
— Командир, я думаю... — начал было водила, но на споры времени уже не осталось.
— Чернобров, того, что есть в баках, хватит, чтобы добраться до Чужого города и назад вернуться, а рисковать и везти никому не нужное горючее под огнем летунов — не разрешаю. Ты их не видел, а я знаю — они сожгут тебя с первой же атаки. И не спорь, это приказ.
Чернобровый водила заворчал, как старая собака, но больше не возражал. Кажется, Ростик угадал, он не видел летающие лодки в действии, и крыть ему было нечем.
Рассредоточившись по кузовам так, чтобы в каждой машине, кроме нагруженной бензином, оказалось, как минимум, два стрелка с противотанковыми ружьями и боеприпасами, Ростик приказал трогать. Открыли ворота, оказалось, что солнце, будь оно неладно, уже включилось, как всегда, на полную катушку. Света разом стало столько, что их было видно всем жителям Квелищева.
Люди в самом деле высыпали на улицы, провожая глазами тех, кто устроил ночью переполох. Теперь они уходили — как победители, без потерь, получив то, за чем сюда приехали... И даже летающих лодок не было видно.
Выехав на обширный такыр и попетляв на нем, чтобы не было понятно, в какую они сторону, собственно, направляются, Чернобров дал волю своему шоферскому гонору — газанул так, что три машины немедленно стали отставать. А до деревни оставалось меньше пяти километров, и рвать что есть мочи было, пожалуй, рано. Ростик высунулся из кабины и приготовился уже пальнуть из своего карабина в воздух, чтобы привлечь внимание Черноброва, но тут головная машина вдруг затарахтела как-то странно и на глазах стала терять ход. Хорошо еще, что случилось это возле довольно приличной рощицы белоствольных раскидистых кустиков, похожих на помесь березы с зонтиком, и Чернобров сумел по инерции подкатить к ней. Но совсем под укрытие спрятался уже с помощью следующей машины, которую вел кузнец. Тот не стал долго раздумывать, подъехал тихонько к заглохшему грузовику, уперся в его задний бампер своим бампером и втолкнул под спасительную листву.
Тут сделали привал. Чернобров, ругаясь на кого-то, кто не добавлял масла в картер, когда это следовало сделать, снова полез под капот, а остальные машины стали его ждать. Поняв, что никто не уезжает, Чернобров высунулся на минуту на свет и проорал:
— Да вы давайте вперед, я вас догоню!
— Нет, лучше чинись поскорее, — твердо сказал Ростик, спрыгнув на землю и оглядываясь в сторону деревни, города и всего видимого ему небосклона. — Распыляться не будем.
— Так тут же пути километра четыре осталось. Пять минут езды, разок газануть —и в дамках...
— Ты что-нибудь слышал про массированный огонь? Пока мы вместе, даже тебя можем прикрыть, а если распылимся, тогда...
— Командир! — вдруг заорал кузнец.
Он один занялся делом — залез на крышу грузовика, который стоял ближе других к опушке, и рассматривал деревню. Ростик влетел к нему наверх, чувствуя, как под ними обоими прогибается мягкое железо, и попытался рассмотреть хоть что-нибудь между листьями.
А в деревне в самом деле все выглядело куда как серьезно. Почти всех жителей Квелищева, сколько ни на есть, согнали в центр. Тут уже лежали тела пурпурных, их было шестеро. Скорее всего, разводящего тоже нашли, решил Ростик. Потом вперед выдвинулся еще один пурпурный, который вдобавок ко всему ходил с легким хлыстиком. Он обошел трупы друзей, потом прошелся вдоль ряда мирных граждан. И вдруг стал, прямо как в картинах о военной поре, показывать своим хлыстиком на кого-то.
Солдаты, которые очень боялись, что с ними тоже что-нибудь сделают, ретиво бросились исполнять приказы. Их толчки и удары прикладами ясно говорили — они хотят спасти свои шкуры показным рвением. Наверное, пурпурного это устраивало.
— Что они делают? — хрипло спросил кузнец.
Ростик даже не ответил. Он на мгновение отвел глаза и увидел, что почти весь его отряд, даже Чернобров, которому полагалось бы чинить мотор, стоит вытянув шеи и следит за происходящим в деревне.
Тем временем выбранных вытолкали к трупам, построили в подобие неправильной, неумелой шеренги, и Ростик быстро их подсчитал. У него получилось около пятидесяти человек. Много, почти по десятку за каждого пурпурного.
А потом построились солдатики. Все стало окончательно понятно. Пурпурный поднял свой хлыстик и резко опустил его. Из толстых ружей ударили серые молнии. Люди, стоящие над телами пурпурных, вспыхивали как свечи, некоторые отлетали назад от слишком сильного удара, кто-то бросился бежать, кто-то опустился на колени...
Не помогло, конечно, ничего. Слишком велика была огневая мощь ружей, слишком меткими и жестокими оказались стрелки.
Закончив расправу, пурпурный легкими покачиваниями хлыстика стал снова вызывать кого-то из толпы.
— Что, опять? — не понял кузнец.
Ростик ждал. На этот раз пурпурный вызвал крепких, здоровых мужичков. Они послушно потопали вперед, стали складывать убитых на тела пурпурных. Куча получилась как в кадрах кинохроники о немецких концлагерях. Конечно, немецких, подумал Ростик, ведь о русских лагерях никто такой вот хроники не снимал. Да и слишком много было русских лагерей, наверное...
Потом они облили кучу тел бензином, принесенным из склада, и подожгли. Пока эти чудовищные похороны не закончились, никого из стоящих на площади не отпустили. Несколько человек упали, то ли от жары и безжалостного солнца, то ли от горя. Их поднимали и заставляли смотреть... Ростик больше не мог. Он спустился на землю, подошел к уныло копающемуся с какой-то железкой Черноброву.
— Все, кончай, пересаживайся на другую машину, поехали.
— Так ведь немного осталось, через четверть часа тронемся, — вяло отозвался шофер.
— Чернобров, не нужен нам больше этот бензин.
— Как так не нужен?
— Я думаю, — искренне ответил Ростик, — никто ни в какой Чужой город не поедет.
— Как же так? Что же будем делать? — спросила хохлушка.
Ростик оглянулся, оказалось, они все стояли тут, слушали его. Лица у большинства были серыми, как небеленый лен, цыганка пустила слезу, словно ребенок.
— Будем нападать.
— Что, вот так, как есть, полувзводом пойдем на них в лоб? — спросил, недоумевая, кузнец. — Мы Квелищево не смогли отбить, а тут — целый город...
— Нет, — жестко отозвался Ростик. — Мы сделали ошибку, нам следовало не оружие вывозить, а народ выводить. Больше мы так не ошибемся.
— Партизанщина? — полуутвердительно поинтересовался Чернобров.
— Именно, — ответил кузнец. Он повеселел, для него даже такой вот отчаянный, ненадежный план был лучше, чем никакого плана.
— И все-таки если мы будем их атаковать, а они за каждого пурпурного будут убивать по десятку наших... — спросила, хлюпая носом, цыганка, — какая же тут партизанщина. Это все равно что в своих стрелять.
Ростик шагнул к ней так резко, что она отпрянула.
— Именно поэтому и нужно нападать. Чтобы спасти хоть кого-нибудь, чтобы вывести хоть часть жителей. — Он мотнул головой в сторону Квелищева: — Ты думаешь, там, под угрозой расстрела, — жизнь? Ты думаешь, они, чувствуя на себе ошейники рабов, живут?
Ростик попробовал успокоиться, провел рукой по лицу. И тогда цыганка шагнула вперед, положила ему руку на плечо, что совсем не вязалось с его вспышкой:
— Да, я все понимаю, командир. Ты не казни себя, не ты виноват, никто не знал, с какими... с кем нам пришлось столкнуться. — Она подождала, пока Ростик посмотрит в ее черные как смоль глаза. — Все было правильно, и все будет правильно. Будем нападать — и спасать, кого еще можно спасти.
Машину с бензином закатили подальше в кусты, закидали ветками, а на остальных докатили до обсерватории. И хотя ехали со скоростью всего-то километров двадцать, пылевой шлейф, остающийся сзади, беспокоил Ростика все время. Он успокоился только после того, как машины закатили в один из сараев, поцелее остальных, и разгрузили оружие.
Теперь стволов было куда как достаточно. Почти два десятка автоматов и несколько карабинов. Себе Ростик оставил карабин, он решил, что отныне его целью станут пурпурные, и так будет всегда, пока он будет видеть их перед собой или пока они не завалят его. Но об этом он не думал, именно так — не думал.
И конечно, у них было двенадцать противотанковых ружей. Все их пустить в дело было невозможно, просто нет стольких опытных стрелков, но шесть-семь человек, пожалуй, могли с ними управиться. И боеприпасов к ружьям оказалось навалом. Чтобы с ними не возиться, Рост приказал разложить их по солдатским сидорам. Но это было лишней предосторожностью, особой маневренности для первого боя им не потребовалось. Не успели они позавтракать, как сверху прибежал бледный Перегуда.
— Ростик, вы знаете, они идут, — доложил он мягким, откровенно испуганным голосом.
Ростик вышел во двор. Шакалы исчезли, в сером небе висело пять летающих лодок. По дороге от города к обсерватории двигалась длинная колонна. Рост всмотрелся в идущих к ним людей.
— Многовато их для нас, — отозвался Чернобров. Кто-то сзади испуганно ахнул. Ростик опустил бинокль.
— Это не солдаты, это пленные.
— Зачем тут пленные? — спросил кузнец.
— Наверное, хотят унести продовольствие или демонтировать обсерваторию.
— Они хотят забрать телескоп, — заволновался Перегуда. — Понимаете, он позволяет тут видеть все в округе за сотни километров, это же огромная ценность!
— Эти пленные — главная ценность, — произнес Ростик, стараясь, чтобы его голос звучал потверже. — Отобьем их, и нас станет без малого батальон. — Он посмотрел в лица собравшихся людей. — Понятно? Никто не отозвался.
— Тогда так — к бою! И я оторву голову каждому, кто выстрелит раньше меня. Бронебойщики, снимать летунов в упор, и не мазать, исправлять ошибки будет некому.
— Это точно, — согласился Чернобров. — Пурпурные так исправят, что мало не покажется.
23
Колонна, которая подходила к обсерватории, при ближайшем рассмотрении оказалась гораздо многочисленней, чем списочный батальон. Тут была без малого тысяча человек.
Ростик, устроившись под заваленной конструкцией радиотелескопа с Чернобровом, который тоже изъявил желание бить из противотанкового, и тремя девушками, державшимися вместе и вполне достойно действовавшими под Квелищевом. Им отвели нехитрую должность заряжающих, но они же, разумеется, должны были сменить Ростика и водилу, если мужички не смогут почему-либо управиться с ружьями.
Колонна подползала все ближе. Ростик опустил бинокль. Хохлушка сказала:
— Конвоиров немного, всего-то десятка два. И они довольно замызганные, так что если ребята сообразят, им не дадут ни разу выстрелить.
— Колонну ведут не конвоиры, а самолеты эти, хрен их дери!.. Если мы их отвлечем — все будет тип-топ, — отозвался Чернобров.
Мне бы такую уверенность, подумал Ростик, но вслух не стал ничего говорить.
— Скорее бы, — вдруг произнесла хохлушка.
— Недолго уже, — отозвался Ростик. Он и не ожидал, что его голос прозвучит так спокойно.
До колонны в самом деле оставалось не больше четырехсот метров. А до самолетов и того меньше. Но два из них отошли в сторону ближайших рощ, их действия было трудно предвидеть, но Ростик надеялся, что эта пара струсит и удерет.
— Вы не подумайте, — зашептала вдруг девушка, — я не от страха спрашивала. Я подумала...
— Нет хуже, чем болтовня перед боем, — прервал ее Чернобров. — А мандраж, он у всех бывает. У меня, вон даже у командира...
«Неужели они не видят, что я едва соображаю от волнения?» — спросил себя Ростик. Хохлушка посмотрела на Ростика, — должно быть, в ее глазах он не выглядел взволнованным. Чтобы уверить девушку в этой мысли, Рост старательно успокоил выражение своих глаз и повернулся к ней.
— Если у вас будут дрожать руки, лучше возьмите автомат, я сам буду заряжать, — сказал он.
Девушка сжала кулачки, закрыла глаза, шумно выдохнула и расслабилась. Потом посмотрела на руки. На ее грязной ладони лежали два бронебойных патрона. Они казались чудовищно большими по сравнению с этими пальчиками и колечками, которые вошли в моду незадолго до Переноса. Кажется, их назвали неделькой, по числу дней.
— Не будут, товарищ командир.
Все, теперь уже ничего изменить нельзя. Ростик посмотрел на колонну. До нее осталось метров двести, уже можно было разглядеть лица, еще не выражение на них, но лица. Ростик вдруг напрягся, он попытался вспомнить, отдал ли он приказ бить по конвоирам одиночными и строго прицельно, чтобы своих не зацепить? Кажется, отдал... Стало чуть легче. А они говорят, что он спокоен. Ростик усмехнулся.
Черноброва это как-то очень зацепило.
— Ты чего зубоскалишь?
— Над собой, Чернобров, исключительно над собой.
— Мне бы твои нервы...
Один из самолетов вдруг наклонился, как для атаки, и пошел вперед, на обсерваторию. Ростик поймал его на мушку.
Оба пилота за прозрачными стеклами сидели в своих металлизированных шлемах, как два болванчика на комоде. Один явно работал рычагами больше другого. Зато поворотная турель под пилотской кабиной повернулась туда-сюда, словно искала цель. Если бы Ростик просто прятался, это его бы взволновало. А так...
Прицельная прорезь сравнялась с мушкой. И все это легло поверх кабины, до летающей лодки осталось метров семьдесят. Ростик постарался не дышать и плавно надавил на гашетку.
Удар в плечо оказался очень резким, несмотря на сошки, на которых стояло ружье. Определенно девчонки не справятся, решил Ростик. Горячая гильза выкатилась из затвора, хохлушка все-таки чуть подрагивавшими пальцами вставила новый патрон.
Сзади, спереди, по бокам ударили выстрелы. Где-то совсем рядом рявкнуло еще одно ружье. Ростик скосил глаза, ах да, это же Чернобров...
Летающая лодка, схлопотавшая гостинец Ростика, попыталась повернуться боком, чтобы задействовать бортовую пушку, и каким-то образом из-за этого потеряла скорость. Или они просто не верили, что технология людей позволяет так быстро перезаряжать свое оружие. Так или иначе, она припозднилась...
Ростик присел, стараясь поднять ствол как можно выше, чтобы нанизать на прицел эту бочку над собой, летевшую уже метрах в пятидесяти над ним. Но не получилось, тогда он встал, подхватил ружье, как обычный автомат, упер приклад в бедро и пальнул, словно из самопала, — без прицела, просто вверх...
И попал. Да не просто попал, а угодил под брюхо, сразу за кабину пилотов. Долгое-долгое мгновенье он видел, как его болванка прошивает хлипкую серую обшивку самолета, а потом из пробоины вырывается язык пламени, а потом он расползается, превращаясь в ослепительный сноп огня, и вдруг машина пурпурных начинает распадаться, превращаясь на глазах в факел...
— Ура! — заорала хохлушка, срывая каску с головы и взмахивая ею как флагом.
Ростик схватил ее за руку и присел. Ружье отбило ему ногу, кроме того, ему полагалось продолжать бой, но... Собственно, в этом уже не было особой нужды.
Из трех близких лодок дымила еще одна. Странно припадая то вниз, то вверх, она потащилась даже не в сторону города. Кажется, она не сделала ни одного выстрела. Зато третья попыталась придавить засаду огнем сверху. Она пронеслась на бреющем, поливая обсерваторию зелеными лучами, потом развернулась, и тут кто-то очень ловко ее уделал, причем по первое число.
Она взорвалась, утонув в шаре невероятного размера, состоящем из белесого пара, рыжего, яркого пламени и темных, разлетающихся в разные стороны обломков, оставляющих дымные следы...
Тем временем первая лодка, которую подстрелил Ростик, воткнулась-таки в землю. От ее удара о грунт даже поверх боевого шума прокатился грохот. А потом она громко хлопнула несколько раз и тоже взорвалась.
— Хорошо горят, — с понятным удовлетворением проговорил Чернобров, отложил ружье и взял автомат. — Ну что, рванули в атаку, что ли?
Читать бесплатно другие книги:
