Место отсчета Басов Николай
Ночью продвигаться было невозможно, но они попытались и разбили ночевку, только когда лошади дружно отказались идти, лишь мотая головой, но не делая вперед ни шагу, несмотря ни на какие понукания. А случилось это около полуночи. Костра не разжигали, хотя старшина первый согласился, что это глупо, в этом туманном, лилово-сером краю путника отслеживали каким-то иным образом, не как на равнинах Боловска. И все-таки обошлись без огня, может быть, просто потому, что слишком устали.
Часа за два до рассвета поднялись и тронулись, стараясь не очень налегать на коней, которым предстояло работать весь день... У них еще оставалась надежда, что к сегодняшнему вечеру они найдут тот каменистый островок, на котором последний раз так рассудительно и убежденно в своей правоте приняли ошибочное решение.
И в общем, они бы этот островок, наверное, нашли, если бы так не торопились. Или если бы получше ориентировались, почаще вытирали пот, а не озирались залитыми усталостью, ничего не видящими глазами.
Так или иначе, к вечеру ни на какой островок они не вышли. Когда это стало ясно, старшина поднял руку:
— Стой!
Рост с Пестелем охотно — не говоря уж о лошадях — замерли. Посмотрели на него, тяжело переводя дыхание. Это удивительно, но дышать тут в самом деле оказалось трудно, то ли потому, что воздух был другой, то ли они вообще были мало приспособлены бегать по липкому клею, которым теперь казались болота.
— Пестель, — хрипло, с натугой приказал Квадратный, — посмотри карту, где же этот чертов остров. Рост, сколько до них?
Ростик восстановил дыхание, вытащил бинокль, стер с него брызги грязи, отрегулировал окуляры.
— Менее двадцати, — нехотя, но уверенно сообщил он.
— Остров должен быть уже где-то тут, — отозвался Пестель. — Если его нет... Значит, мы его проскочили. Может, потому, что шли вчера в темноте, хотя...
— Что?
— Этот остров — начало целой гряды каменистых островков, по которым идти было бы не в пример легче. — Пестель говорил как пьяный, едва формулируя. — Но если можно промахнуться мимо одного острова, то мимо гряды...
— Понимаю, — кивнул старшина, — мимо гряды не промахнешься. Только если уж совсем заблудились.
— Что будем делать? — спросил Ростик.
Старшина оглянулся. Птичьи тучи над болотом висели близко, совсем близко.
— Пока светло, будем идти. А стемнеет — попробуем хорошенько отдохнуть. Именно так — отдыхать изо всех сил! Только лошадок вычистим, чтобы у них тоже поднялось настроение.
Они шли, потом устроили лагерь. Потом, задолго до рассвета, все вдруг поднялись. Даже лошади. Они вдруг перестали жевать сочнейшую траву на той крохотной — в три десятка метров диаметром — кочке, на которой пристроились на ночь.
Вскипятили чай, словно ничего уже не опасались. Пили его, прислушиваясь.
Все выглядело мирно, стихли даже обычные ночные звуки. Собственно, только это и подсказывало, что рассвет уже близок. Потому что темень стояла — глаз выколи. Внезапно, как всегда тут, пришел день. Просто он накатился пятном ярчайшего света с востока, высветил все до мельчайших деталей, до каждой росинки на траве, до волоска на холке лошадей. Квадратный вытряхнул последние капли из котелка, приторочил его к седлу, спросил:
— Ну, сориентировался по рассвету, где мы можем быть?
— Еще как сориентировался, — буркнул Пестель. — И все равно, по моему понятию, именно здесь все эти острова и должны начинаться.
— Значит, дело табак.
И тут Ростик высказал такое предположение, что его самого от этого прошиб пот:
— Только бы мимо перевала не проскочить, а не то... Старшина птицей влетел в седло.
— Плакать будем на похоронах, как говорила моя бабка, — почти пропел он в искристом, еще прохладном воздухе. — А пока — вперед!
Они тронулись, поначалу почти рысью. К полудню тащились, едва переставляя ноги, к вечеру лошади снова забастовали, пришлось слезать с седел и вести их в поводу.
Раньше они слезали на пару-тройку шагов, лишь чтобы помочь на трудном участке. Но участок кончался, и можно было снова взбираться на терпеливых лошадок. Теперь идти пришлось все время, это было мукой.
Оказалось, что ноги, да еще закованные в сталь, вязнут в булькающей грязи, заросшей травой, более чем по колено. Иногда кто-то, неловко поставив ногу, проваливался до середины бедра, и тогда выбираться было тяжелее, чем просто умереть... Дважды они забредали в такую трясину, что приходилось возвращаться, чтобы найти поверхность, способную хоть как-то держать их.
И все-таки они продвигались вперед. Медленно, очень тяжело, очень трудно, уже отчаявшись увидеть под ногами что-нибудь, кроме разводов качающейся, предательской трясины, которая ко всем прелестям еще и начинала их засасывать, стоило им только на миг остановиться...
Кажется, никогда за все предыдущие дни им не было так тяжко. Ростик, например, всерьез стал думать, что можно как бы случайно опустить автомат, нажать на затвор, потом как бы ненароком найти спуск... Вот только тогда его товарищам придется вести еще и его лошадь, тащить его пожитки, может быть, даже везти его тело. Они его не бросят, они ни за что не захотят его бросить. А значит, это будет выход лишь для него одного.
Стой, почти закричал он про себя, о чем это я думаю?! Это же... Таких даже слов нет, о чем я думаю. И он перестал думать вообще. А очнулся, когда вдруг впереди заорал Пестель:
— Эй! Эгей, смотрите, мы пришли!.. — Он орал и, кажется, даже пытался подпрыгнуть, как сумасшедший.
Ростик поднял голову, вытер пот, ничего не увидел. Он уже собирался сказать, что у Пестеля галлюцинации, и вдруг...
Это были камни, нормальные, черные камни, которые, как скалы на берегу моря, прорывали сочную зелень болота и поднимались на полметра. Нет, на метр. Но поднимались не просто так, а поднимали всю землю, словно выстраивали ее заново, словно были той опорой, на которой держалась твердая почва Полдневья.
— Не останавливаться, — захрипел старшина. — Вперед!
До камней осталось метров пятьсот. Ох и какими же тяжелыми эти метры показались всем, даже лошадям. Но они их все-таки прошли... Прошли и повалились на сухую, шуршащую поверхность, словно никогда не видели ничего красивее этого старинного, может быть, миллионнолетнего галечника.
Ростик полежал, приходя в себя, перевернулся на спину, посмотрел в низкое небо. Пестель проговорил:
— Тут когда-то море было. Только оно заболотилось, вот и получилось...
— Что бы ни получилось, а я рад, что это кончилось, — высказался старшина.
Потом эйфория прошла. Они поднялись, попытались счистить грязь. Вдруг старшина вздрогнул, поднял голову, провел воспаленным взглядом по дали, оставшейся позади.
— А эти... Километров десять, и то если очень захочется соврать, — признал он.
— Теперь они могут и отстать, — подсказал Пестель. — Просто потому, что тут не их среда, ноги они будут ранить или еще что-нибудь...
Ростик набрал воздух в легкие, попытался сосредоточиться, несмотря на усталость... Может, благодаря ей, это было нетрудно.
— Не отстанут, — твердо сказал он.
— Почем знаешь? — спросил старшина.
— Они не хуже нашего представляют, где кончается болото, если бы хотели нас просто шугануть...
Это рациональное объяснение вполне подошло.
— Пожалуй, — согласился Квадратный. — Тогда по коням. Отойдем от болота, пока светло.
Они тащились и после того, когда светло уже не было. Они даже не особенно понукали лошадей, те просто переставляли ноги, очевидно радуясь, что не хлюпает под копытами и нет этой удерживающей ногу на каждом шаге трясины. Потом все-таки и они идти уже не могли.
Сели, разбили лагерь. Даже ухитрились помыться в соседнем ручейке. Но поспать не получилось. Стоило смежить веки, как в голове начинала биться мысль — остановятся неизвестные преследователи у кромки болота или Ростик прав — пойдут дальше?
Поутру, когда уже и солнце стало припекать в полную силу, все стало понятно. Пылевое облако, как ранее туча всякой пернатой живности, повисло в небе, и совсем рядышком.
— Они уже на твердой земле, — сказал Ростик, передавая бинокль старшине. — И продолжают преследование.
Квадратный измерил расстояние.
— Километров семь. — Он посмотрел на лошадей, те стояли понуро, слишком понуро для хорошей гонки. — Ну, ладно, как бы там ни было... а им нужно еще доказать, что они не уступают нам в резвости на камнях.
К полудню они доказали. Пылевое облако висело уже в пяти километрах. Пожалуй, если бы не эта пыль, можно было бы уже различить и некоторых из преследователей. Ростик все чаще останавливался, садился, стараясь уменьшить дрожь в руках, чтобы не так бились перед глазами окуляры, и пытался рассмотреть хоть одного из них. Наконец он не выдержал:
— Помимо скорости, они еще и маскируются, как черти.
— Значит, не тормозись, — резонно заметил Пестель. — Придет время — узнаем, какие они да как им это удается.
Гряда холмов перед глазами висела, как марево, как по книжкам в пустыне висит оазис, обещая воду и безопасность. После относительно прохладных болотин, каменистая пустыня заливала разведчиков волнами жара.
Они шли, шли, шли... Незадолго до вечера старшина предположил:
— Может, от части поклажи освободимся?
— Они сразу поймут, что мы на издыхании, — отозвался Пестель. — Да и нет у меня ничего, чтобы можно было...
— Вот догонят они нас, ничего нам уже не понадобится, — почти зло прошипел старшина.
Но Ростик знал, он злится на себя, и это, так сказать, святая злоба, она помогает ему двигаться и, если все кончится хорошо, будет уроком, который он усвоит навсегда.
А каков мой урок, подумал он. Ответа Ростик не знал. Выдумывание его требовало слишком большого напряжения, а сейчас следовало экономить каждое усилие тела, воли, сознания — чтобы уходить от преследователей, чтобы не отстать от друзей, чтобы не притормозить их.
Хуже всего, конечно, пришлось Пестелю. Он был самым малоопытным наездником из них. До сих пор биолога спасало только то, что у него из всех доспехов была лишь кираса да односторонние пластины до колен и чуть менее усталый конь...
— Долину кто-нибудь из вас видит? — незадолго до ночи спросил Квадратный.
Разведчики стояли на относительно высокой горке, даже непонятно было, зачем они на нее взобрались... Впрочем, понятно, если учесть, что спросил старшина.
Они повертели головами туда и сюда. Никакого намека на понижение уровня темных холмов перед ними не замечалось. Даже крохотный просвет между голыми, почти однообразными вершинами показался бы им знаком Судьбы, возможностью спасения. Но его не было.
— Хороши исследователи, — неожиданно хмыкнул Ростик. — Ну и где этот Олимп? Я помню, долина должна быть от него в паре километров.
Пестель достал карту. Потом взглянул на свои записи на ее обороте. Он делал их, когда ленился доставать путевой дневник.
— Он правее, — поколебавшись, сказал он. — Скорее всего, мы прошли левее гряды, там, в болотах значит, нужно забирать вправо.
— Но ты не уверен? — скорее подтвердил, чем спросил старшина. — Мне-то как раз кажется, что он левее. И нужно забирать...
Он указал гораздо левее, туда, где остроконечные скалы торчали, словно зубы в пасти старого медведя.
— Так что решим? — спросил Ростик.
Это была ошибка, он понял ее прежде, чем договорил. Потому что старшина подумал, что это призыв к его единоначалию, а проблему следовало решать иначе.
— Пойдем туда, — указал старшина налево.
Они пошли за ним. Теперь, когда он вдруг вздумал командовать, а не советоваться, никакими спорами уже дела было не исправить.
Они шли часа три и после наступления ночи. Шли по темноте, все больше убеждаясь, что если и выйдут к долине, то непременно проскочат ее. Но Квадратного невозможно было остановить. Он замкнулся и не отвечал даже на вполне дружеские подначки. Кажется, он уже и сам жалел, что так сгоряча выбрал этот путь, но исправить ошибку теперь было трудно. Повернув, они непременно попадали бы в объятия преследователей...
Незадолго до рассвета пошел дождь. Это было странно, в Боловске за все прошлое лето выпало всего-то три дождя, и каждый Ростик очень хорошо запомнил. Но тут был Водяной мир, здесь дожди могли выпадать чаще.
Едва стало ясно, что капли будут долбить не десять минут, а гораздо дольше, старшина поднял обоих спутников.
— Выступаем, — приказал он. — Пройдем сколько удастся, пусть даже и по темноте, а завтра постоим на месте. Вообще не стронемся. Ни пыли от нас, ни следов... Мы для них попросту растворимся в этой пустыне.
И у Пестеля, и у Ростика были на это возражения, но они не стали их формулировать. Они слишком устали, слишком вымотались. Они просто вскарабкались на лошадей и поехали.
Только-только беглецы дожили до рассвета, как сзади появился близкий, тревожный гул. Старшина спешился, лег на еще влажную после ночного дождя землю, положил на плоский камень ухо.
— Они идут, раствориться не удалось, — признал он. — Вперед!
Этот день Ростик помнил плохо. От переутомления и боли, сковавшей тело, как ему казалось, от макушки до пяток, или даже еще дальше, от верхушки его шлема до копыт жеребца, он почти все время спал.
Потом, примерно часов в пять пополудни, они все-таки разбили лагерь. Просто уже не могли больше двигаться. И простояли, стараясь набраться сил, почти три часа. Сил они не набрались, тела — людей и животных — просто отказывались отдыхать. Они лишь более отчетливо осознали, как измотаны, истощены, как отупели от этой гонки.
Но за пару часов до ночи поднялись и снова пошли. Теперь было ясно, что перевал, ведущий домой, остался сзади. Теперь у них была лишь одна надежда, что преследователи, которых они до сих пор так и не рассмотрели, вдруг да повернут назад.
Но никто в это не верил. Судя по близкому шуму, их противник был полон сил и азарта. С чего бы ему было поворачивать?
Часть 3
Новые расы, новые отношения
13
Ростик почувствовал, что чья-то холодная, неуверенная рука коснулась его подбородка, который, как оказалось, торчал из спальника. Ростик прихлопнул ее, как муху, потом поднял глаза. Это оказался Пестель, но он даже не смотрел, как попалась рука. Его глаза, круглые, словно блюдца, уперлись во что-то, чего Рост не видел из-за кустика травы, растущего рядом с головой.
Ростик расстегнул мешок. Почему-то он проделал это медленно, словно боялся неосторожным шумом или движением нарушить какое-то хрупкое равновесие. Поднял голову и понял, почему и Пестель, и Квадратный, и даже лошади так тихо вели себя. Они попались.
Напротив них, буквально в сотне метров от их ночевки, стояла армия. Это были отлично обученные солдаты, многие из которых были затянуты в костяные доспехи, срезанные с панцирных шакалов. Они стояли строем, и длинные пучки тонких перьев беззвучно шевелились на концах их пик, сплошным лесом поднимающихся над головами.
— Как же их много! — невольно прошептал Ростик.
Потом он попытался понять, что же было странного в этих существах. Ну, головы, понятно, в шлемах, причем самых разнообразных. Некоторые сделаны из черепов животных, очень похожих на медведей или крупных гиен. Конечно, большинство держало перед собой щиты, но...
— Так и есть, это птицы, — сказал Пестель, которому, наверное, не давала покоя та же проблема — понять, кого напоминают их преследователи.
— Я бы сказал — курицы... Ну, то есть куры, — тоже шепотом проговорил старшина.
На самом деле, говорить об этих существах как о курицах было почему-то неверно. Потому что они были очень крупными, высотой почти в два метра. Во-вторых, у них было очень поднятое тело, которое они носили не параллельно земле, а вертикально, и это почему-то сразу, гораздо больше, чем все остальное, внушало мысль об интеллекте. В-третьих, у них были руки.
Вернее — Ростик вгляделся изо всех сил — крылья. Так же, как у обыкновенных клуш, из кожи предплечий торчали перья, уходящие назад красивыми, жесткими волнами, но на концах крыльев они кончались довольно сильным, многосуставчатым пальцем. Еще один палец рос откуда-то из середины предплечья и подходил к первому спереди. Они составляли весьма удобный инструмент для тонкой работы, а сложенные вместе, были так же сильны, как третий, самый сильный отросток, отходящий почти от самого локтя, толстый и мощный, как узловатый корень. Все три пальца могли удерживать и копья, и щиты и ловко складывались в кулак. Ростик еще раз проверился, нет, он не ошибся, таких мощных, тугих кулаков, которые скатывали эти птички на концах своих крыльев, он еще ни у кого не видел.
Зато ноги, обычные голенастые куриные ноги, торчащие из подобия юбок или нижних складок перьев — на таком расстоянии было трудно понять, — выдавали птиц. Кстати, вглядевшись, Ростик вдруг понял, почему преследователи так легко прошли по болоту — на некоторых из них были натянуты какие-то разлапистые чулки, явно сшитые из толстой кожи, с весьма надежными перепонками между тремя разноторчащими пальцами. Эти перепонки могли удержать на трясине не только солдата, но и куда более весомый груз. Почему-то Ростик был уверен, что такая вот обувка скрыта в походных мешках каждого из этих вояк. Просто некоторые сняли их на каменистой почве, чтобы поберечь, а некоторые нет — то ли потому, что были побогаче, то ли не желая ходить босыми.
— Килограммов шестьдесят каждый, — вдруг высказался старшина уже в полный голос, шок от неожиданности прошел. — Опасные бойцы. Как же они так легко нас застукали?
— Стало светлее, я поднял голову, а они уже тут, — ответил Пестель.
Ростик тоже поднялся, деланно спокойным жестом взял в руки автомат. Потянулся, а потом, неизвестно почему, помахал воинственным курам рукой.
— Ну, ты поосторожнее... — начал было старшина.
Но неожиданный жест Ростика имел ответ. Один из вояк в более пышной, чем у других, юбке вдруг вышел вперед и стукнул себя по грудному панцирю так, что одна из лошадок даже вздрогнула.
— Бьэгурмлесс-И! — прокричал он.
— Ну и ну, язык сломаешь, — отозвался старшина. — Но в общем понятно, бегимлеси. — Он вышел вперед, тоже хлопнул себя по панцирю и прокричал: — Человек!
— Нет, лучше сразу во множественном числе, — запротестовал Пестель.
— Он вышел вперед. — Люди!
Тогда и старшина объявил, что он тоже — люди. Значения это не имело никакого, но эффект был в целом удовлетворительный. Тот самый бегимлеси, который вздумал представляться, вдруг откуда-то очень быстро извлек пращу, раскрутил ее и выстрелил в...
Ростик покрутил головой, приглядываясь к старшине и к Пестелю, но камень, пущенный с невероятной силой, вдруг хлопнул по панцирю его. Рост даже качнулся. Но тут же он вскинул автомат, палец сам перевел скобу на одиночный огонь, затвор щелкнул, словно бы подчинялся силе мысли, и Ростик выстрелил.
Бегимлеси отпрянул назад, а потом с шумом, словно из камеры выпускали воздух, осел на землю. Из толпы вышел еще один бегимлеси, этот был очень здорово вооружен, в его панцирях была заметна изрядная доля украшательства, да и выглядел он... авторитетнее, чем другие.
Он наклонился над пращником, опустил ему на грудь крыло, поковырялся где-то своими корявыми пальцами, потом поднял голову и что-то очень негромко сказал стоящим сзади. По рядам пернатых вояк прошел сдержанный клекот.
— Отличный выстрел, кстати, — прокомментировал Пестель. — Может, они подумают, что мы все так стреляем?
— Да, это может их остудить, — проговорил старшина, но было ясно, что сказанное — лишь надежда, и такая же несбыточная, как попытка раствориться в дожде перед самым носом этих солдат.
И тогда тот бегимлеси, который проверил смерть пращника, сделал еще одну удивительную вещь. Он вытянул вперед крыло с нацеленным, словно пистолет, пальцем и прокричал:
— Л-Ди!
И начал довольно спокойно, неторопливо снимать одну свою доспешину за другой.
— Вот это да! Он нас вызывает! — догадался Пестель. — Бережет жизни своих солдат и хочет драки только между командирами...
— Почему ты так думаешь? — спросил старшина. Но потом вдруг и сам стал расшнуровываться.
— Ты чего? — удивился Ростик. — Неужели... Тогда почему ты?
— Я — командир. И к тому же... — Квадратный скептически окинул взглядом Ростика, — у тебя нет ни одного шанса.
— У курицы самое слабое место — шея, — вдруг проговорил Пестель, не отрывая взгляд от бегимлеси. — Если удастся смять позвонки...
Старшина кивнул, но вслух ничего не сказал. Ростик стал ему помогать.
Разоблачившись, оба бойца пошли навстречу друг другу. И тотчас в стане пернатых послышались крики, хлопки, глухой стук костяного оружия. Ростик мог поклясться, что бегимлеси не просто поддерживают своего вожака, но и получают удовольствие от всего этого представления.
Зато люди удовольствия не получали. Тем более когда Квадратный подошел к бегимлеси поближе. Тогда стало ясно, что из-за расстояния они неправильно оценили их размеры. Пернатые оказались гораздо выше двух метров, и вес их приближался к сотне килограммов. К тому же они были гораздо лучше вооружены — помимо чудовищных кулаков, у них оказался тупой, но очень твердый на вид клюв, почти петушиные шпоры на ногах и когти на лапах. Складывалось впечатление, что одним удачным для себя ударом бегимлеси может сразу же решить исход поединка.
— Посмотрим, — прошептал Ростик, сжимая автомат. — Посмотрим.
Но вдруг и Квадратный преобразился. Он стал каким-то чуть более низким, распластанным по земле, хотя и остался, конечно, на ногах, и со всех его сторон стали торчать те или иные части рук, будто бы он вырастил парочку дополнительных конечностей.
Бегимлеси разогнался, бросился вперед, выставив когти на ногах, помогая себе удержаться в воздухе крыльями... Но старшина остался стоять, он лишь неуловимым движение перетек чуть в сторону, ровно настолько, чтобы атака пернатого окончилась неудачей, а сам при этом нанес довольно внушительный удар кулаком — только хлопок прокатился в утреннем воздухе.
Тогда бегимлеси развернулся и бросился чуть более расчетливо. Он бил ногами, пытался достать Квадратного прямыми ударами кулаков, пару раз даже пробовал клюнуть его... Когда эта атака закончилась, стало ясно, что старшина не пострадал. Он по-прежнему стоял шире и ниже обычного, по-прежнему был быстр, неуловим и при каждом удобном случае наносил встречный тычок.
Подробности боя с такого расстояния видно не было, Пестель сделал движение вперед, но Ростик его остановил, почти грубо оттолкнув назад. Это имело смысл, если бегимлеси все разом бросятся в атаку, каждый метр пространства, отделяющий их, позволит сделать лишний выстрел, а то и не один. А кто знает, какой именно выстрел может их спасти?
Ростику самому очень хотелось посмотреть на то, что там происходило, но он не позволял себе расслабиться. Он ждал атаки, был готов к ней и знал — пока он готов, ее не последует.
Внезапно характер поединка изменился, бегимлеси, видимо, понял, что с приличного расстояния он достать человека не сумеет. Тогда он пошел в ближний бой. Тело пернатого, то и дело теряющего свои перья, почти слилось с бледным, гибким телом старшины. Пыль вокруг них закрыла почти все, что там творилось... И вдруг она разом улеглась.
Оказалось, что Квадратный сидит на спине пернатого и зажимает его длинную, подвижную шею локтем правой, поддерживая и помогая ей всей силой своей левой руки. Бегимлеси бился, словно сумасшедший, оказалось, что он умеет наносить удары назад, и локтями крыльев, и шпорами ног, ему даже удавалось совсем неплохо бить головой... Но каждый взрыв активности сопровождался затишьем, когда он вынужден был собираться с силами. И по мере того как старшина не отпускал своего противника ни на мгновение, стойко выдерживая все его удары, лишь иногда уворачиваясь, чтобы самые сильные щелчки клюва не приходились в лицо, эти затишья становились все дольше.
Наконец ноги пернатого стали подламываться, он оседал. Тогда Квадратный попросту стал давить, стараясь своим весом прижать к земле... Ростику не было видно, но он подозревал, что захват старшины стал еще сильнее, может быть, даже крушил позвонки шеи под поросшей тонкими перьями кожей...
Наконец вождь бегимлеси распростерся на земле. Он лежал, лишь иногда подрагивая, уже конвульсивно, даже не пытаясь наносить осмысленные удары, просто пробуя стряхнуть с себя этого ловкого противника... Но Квадратный не выпускал его из зажима. Он, очевидно, помнил о живучести куриц, о том, что даже с отрубленной головой иные из них принимаются вполне бодро бегать по двору. И он давил, лежа на противнике, обливаясь потом, тяжело дыша...
Ростик опустил бинокль, который тут же почти выхватил у него Пестель.
— Он победил, — сказал биолог.
— Ты здорово подсказал про шею, — сказал Ростик. Потом он опомнился и поднял автомат. Пестель понял его, отдал бинокль и тоже схватил оружие.
В самом деле, лучшего момента для нападения и быть не могло. К тому же возникала возможность спасти своего командира, вырвать победу, уже упущенную им... Но пернатые даже не думали об этом. Они странно приседали один за другим, словно делом чести было повторить жесты умирающего вождя. Оружие их опускалось, головы странно втягивались в грудь, под перья, юбки касались земли...
— Что-то он уж очень долго его душит... — проговорил Пестель.
И словно бы в ответ на эти слова в воздухе отчетливо разнесся сухой, твердый, резкий звук. Как ветка сломалась.
Тело бегимлеси под Квадратным дернулось и замерло — пернатому сломали шею.
Старшина поднялся, нетвердо, словно пьяный, пошел к своим. В пыль за ним капала кровь. Но он шел, а пернатый остался лежать, и каждый понимал, что он может пролежать тут вечно или пока его не обглодают стервятники и шакалы.
И тогда Квадратный сделал такое, чего Ростик от него никак не ожидал. Он вдруг повернулся, причем ноги его заплелись, и он чуть не упал. Но он справился, стал над поверженным врагом, выпрямился и медленно, торжественно поклонился его телу, всему войску пернатых, которые смотрели на него, всему этому странному народу.
Потом он опять попробовал идти, а пернатые вдруг стали выкрикивать что-то. Это не были, конечно, приветствия или что-то, связанное с восторгом перед победителем, но в них звучало такое чувство, что даже Ростик опустил автомат. Стало ясно, что атаки не будет, ее просто не может быть — люди победили.
Мельком Ростик подумал, что, возможно, бегимлеси атаковали бы, если бы бой был менее захватывающим, или длился чуть дольше, когда они совсем уже завелись бы для драки, или если бы их вождь победил... Но все получилось так, как получилось, и они выжили.
Шагов за двадцать до их стоянки Квадратный все-таки упал, но это значения уже не имело. Ростик с Пестелем подняли его, отнесли и уложили на один из спальников. Ростик спросил:
— Ты сможешь привести его в порядок?
Пестель посмотрел на раны, на глубокие, сделанные, наверное, клювом дыры в мускулах на плечах и обнаженной груди старшины... Это были не порезы, а именно дыры, ямки, постепенно заполняющиеся кровью и сукровицей. Боль от них, должно быть, была жуткая...
— Вообще-то, как ни странно, очень серьезных травм не видно, — подвел итог своему осмотру Пестель. — Может, и справимся, если у нас будет пара дней передышки.
— Будет, — твердо ответил Ростик.
Он поднялся на ноги, повернулся к пернатым. Те подняли своего вождя, уложили его на странную конструкцию, собранную из копий и кусков кожи. Вероятно, походные носилки имели одинаковый вид для всех армий всех миров. Ростик задумался, зачем Квадратный поклонился поверженному и побежденному противнику. Но ничего не придумал. Он даже не придумал, нужно ли и ему кланяться телу застреленного пращника, которого понесли следом за убитым в рукопашной вождем. Не понимая, зачем он это делает, Ростик на всякий случай поклонился.
И каково же было его удивление, когда многие бегимлеси стали гротескно, но вполне однозначно раскачиваться ему в ответ... Хотя нет, не ему, а людям, их умению биться, их победе.
Жаль, что мы оказались врагами, подумал Ростик, глядя на уходящих пернатых. Мы могли бы так отлично потолковать... Но может быть, в будущем это можно будет как-то исправить?
14
На этой стоянке они провели два дня. Это были чудесные дни, несмотря на то что Квадратному здорово досталось. Они полной грудью вдыхали воздух отдыха и относительной безопасности, они бездельничали и наслаждались покоем.
Да и старшина уже к вечеру второго дня почувствовал себя лучше. Причем настолько, что хотел было взобраться на лошадь, чтобы отправиться назад, в Боловск. Едва удалось его отговорить, вернее, ни Рост, ни Пестель просто не встали с травки, на которой загорали, и Квадратный сдался.
Третья ночь на этом месте тоже прошла спокойно. Дежурили Ростик и Пестель, и хотя ни один из них не поднял тревоги, утром выяснилось, что одному и второму в ночи, на невероятном расстоянии почудился отсвет какого-то огня.
— Не может быть, — убежденно ответил Пестель на невысказанный вопрос — Наверняка показалось. Эту территорию даже бегимлеси не считают своей, это ничейная земля.
— Или она принадлежит тем, кого даже они побаиваются настолько, что не решаются захватить беглецов силой, всего лишь устраивают поединки, которые, конечно, разрешены на любой территории, — высказал Ростик свое подозрение.
Разумеется, они уже обсуждали, что послужило причиной такому отменно благородному поведению пернатых. И ни к чему не пришли. Но вот выяснилось, Ростику неожиданно забрела в голову новая идея.
— Ты полагаешь?.. — старшина не договорил, но, как оказалось, он все слышал, лежа на своем спальнике, без доспехов, греясь на солнышке.
— Да, я полагаю, тут была уже не их юрисдикция, и они отлично понимали это.
— Думаешь, тут все поделено? Все эти болота, холмы, степи.
— Почему же тогда никто не заявил прав на Боловск? — начал горячиться Пестель.
— Откуда ты знаешь, что атаки насекомых не были как раз заявкой?
Пестель тряхнул головой:
— Никогда об этом так не думал.
— Об этом никто так не думал, — ответил Ростик, — а следовало бы.
— Хорошо, пусть ты даже прав. — Старшина решил перевести спор в конструктивное русло. — Мы спаслись тем, что случайно забрели на чужую территорию? Но это значит, что нам грозит другая беда, где же она?
— Та самая, которой, по твоей гипотезе, опасались пернатые? — поддержал старшину Пестель.
— Может, тот огонь?
После этого разговоры как-то сами собой утихли. И все стали дружно собираться.
Самым удивительным было то, что лошадки тоже не протестовали. Они, конечно, не восстановились после последнего марша, но даже не пытались дергаться, когда им на спины снова стали укладывать тяжелые седла и нагружать полегчавшие, но еще изрядно увесистые дорожные сумки.
Часа за три до полудня, насколько его удавалось определить на глазок, они отправились в путь. И проехали совсем немного, не больше пяти километров, как вдруг откуда-то сзади долетел отдаленный, очень печальный, но вполне однозначный рык.
Старшина остановил свою лошадку, повернулся, насколько позволяли ему перевязки под доспехами, которые он с большим трудом натянул на себя, и приложил руку к глазам. Ростик посмотрел на него, достал бинокль. Он искал хоть что-нибудь примерно в тех местах, где была разбита их стоянка, но ничего не видел. И вдруг...
Он даже дернулся в седле и, конечно, сразу потерял это из поля виденья. Пестель, который не спускал с него глаз, Дожидаясь своей очереди, спросил:
— Что такое?
— Не знаю. — Ростик передал ему бинокль. — Что-то очень... необычное. Я видел только тень.
— Да что с тобой? — спросил старшина. — Раньше ты так не дрожал?
— Я и не дрожу, — огрызнулся Рост. — Я видел только тень... А тени бывают очень...
— Да какая тут может быть тень? — спросил Пестель. — Тут вечный полдень.
— Что бы это ни было, нужно сматываться, — решил старшина. — Может, на этот раз обойдемся без игры в казаки-разбойники.
Но это им не удалось. Они попытались выжать из лошадок хоть какую-нибудь прыть, но те только тихонько ржали, но темпа не прибавляли. Впрочем, часа через два после полудня они стали проявлять признаки нервозности.
Это казалось странным, потому что ничего не было видно, никто за ними не гнался. Сзади расстилалась ровная, просматриваемая на десяток километров каменистая равнина. Слева непроходимым занавесом висели холмы, справа... Вот справа, в полукилометре, начинались овражки, буераки и эти торчащие, словно зубы, скальные обломки. Пестель предложил:
— Может, спустимся вниз, там можно спрятаться...
— Уже один раз растворялись в пространстве, — буркнул Ростик. — Хватит. Попробуем ясно и однозначно показать, что нам тут ничего не нужно, что мы сматываемся, это остановит любого смышленого патрульного, если он не патологический убийца.
Вот в этот-то момент из скал сбоку и донеслось еще одно рычание. Это было очень странное рычание, словно выло несколько разных существ одновременно. В нем слышался и хриплый, очень воинственный скрежет голосовых связок, и вой крупного, но вполне миролюбивого степняка, которому хватает падали, и какой-то почти осмысленный лай, похожий на древний язык воинственного племени... Пестель вздрогнул:
— Он с нами разговаривает?
— Не исключено, — отозвался старшина, переводя коня на рысь. — А мощная зверюга, наверное.
— Недаром с ним бегимлеси отказались встречаться, — отозвался Ростик.
— М-да, мощная... — Голос старшины выдал задумчивость. — Тут удушающим захватом не обойтись. Приготовить гранаты, — приказал он.
— А еще лучше, дайте-ка их мне, — предложил Ростик.
— Зачем? — удивился Пестель.
— Я из них связку сделаю, знаешь, какими во время войны танки подрывали.
Старшина кивнул. Он не протестовал, когда Рост брал на себя определенные командные обязанности. В этом проявлялся его класс командира. Ну и опыт, конечно.
Следующий раз преследующая их зверюга — теперь в этом не могло быть никакого сомнения — отозвалась часа в четыре. На этот раз она оказалась очень близко, гораздо ближе, чем хотелось бы. Если бы не складки местности справа, где она соревновалась с лошадьми в скорости, Ростик определил бы расстояние до нее точнее, но и так ему показалось, что между ними осталось не больше трех, максимум четырех километров.
— Он бежит по оврагам, а мы по равнине, и то... — высказался Пестель.
Читать бесплатно другие книги:
