Русская рулетка Зверев Сергей
– Первый, Первый! Я – Четвертый! Высылайте подмогу! Панков ранен!
– Я – Первый, – донеслось из рации. – Слышу вас, доложите по форме.
– Какая форма? Е... вашу мать! Нас обстреляли из автомата! Меня самого сейчас пришьют... – Лепехин на мгновение поднял голову и выглянул в разбитое лобовое стекло «уазика».
Ему тут же пришлось пожалеть об этом.
Прогремела автоматная очередь, и несколько пуль с отвратительным металлическим скрежетом прошили распахнутую дверцу машины. Задело и боковое стекло, которое раскололось на несколько крупных осколков.
Лепехин, не понимая, что делает, рванулся в сторону да так, что снова оказался на асфальте. В одной руке у него был пистолет с пустой обоймой, в другой – микрофон рации с обрывком шнура. В сердцах отшвырнув его в сторону и беспрерывно матерясь, Лепехин стал заползать под машину. Он извивался, как змея, стараясь поскорее покинуть обстреливаемое пространство. Лишь оказавшись под днищем «уазика», Лепехин смог перевести дыхание.
– Ну, где они там, бля?.. – бормотал он, надеясь услышать завывание милицейских сирен.
Однако на улице было тихо, если не считать обрывков слов, доносившихся со стороны преступников.
– Весло, погоди, я сейчас.
– Уй, бля, больно же!..
Раненый бандит неподвижно лежал на спине, время от времени оглашая воздух громкими ругательствами и бранью в адрес своего неловкого напарника:
– Убери клешни, олень! Я сам...
– Как знаешь, Весло...
Напарник раненого, отзывавшийся на прозвище «Клим», в это время перезаряжал подобранный автомат. Запасной магазин он вытащил из расстегнутой клеенчатой сумки. Клацнув затвором, поднял автомат на вытянутой руке и, не целясь, дал очередь по милицейской машине.
Над ухом старшего сержанта Лепехина раздался грохот лопнувшей шины: пуля угодила в колесо. Воздух со свистом вырвался из продырявленного протектора.
Из-за шума Лепехин не слышал, как в машине надрывалась рация:
– Четвертый, Четвертый! Я – Первый! Высылаем помощь!
Один за другим вспыхивали огни в окнах окружающих домов, отдергивались занавески, высовывались лица беспечно-любопытных граждан. Их не пугало, что свистели шальные пули, каждая из которых могла рикошетом залететь в окно. Наблюдавшие за перестрелкой не сомневались, что это будет окно соседа.
Из своего укрытия старший сержант Лепехин не мог видеть противников, их закрывало колесо с лопнувшей шиной. Поэтому, зарядив свой «макаров» второй обоймой, он был вынужден высунуться наружу. Это едва не стоило ему жизни. Вначале он увидел над головой искры от пуль, врезавших по бамперу, и лишь какую-то долю секунды спустя услыхал треск автоматной очереди.
Лепехин с такой скоростью опустил голову, что впечатался лицом в асфальт. Теперь кровь текла не только из расцарапанной осколком стекла щеки, но и из разбитого носа.
– Уй, бля!.. – взвыл милиционер, с огромным трудом поднимая окровавленную физиономию. – Ты, падла, за это ответишь...
Внезапно из-за ближайшего перекрестка, сверкая включенными фарами и мигалкой, выскочили, завывая сиренами, два милицейских «лунохода», похожих, как братья-близнецы, на «уазик» Лепехина.
Услышав так горячо ожидаемые им звуки, Лепехин провел ладонью по верхней губе, размазал кровь по всему лицу и с кривой гримасой, отдаленно напоминавшей улыбку, пробормотал:
– Ну, бля, теперь вам п...ц!
Однако, судя по тому, что произошло, Клим думал иначе. Торопливо сунув бесполезный «ТТ» в наружный карман куртки, он стал поливать из автомата приближающиеся автомобили. Выпустив за несколько секунд весь рожок, Клим подхватил раскрытую сумку и бросился бежать по улице. О своем раненом напарнике он словно забыл.
Тот, беспомощно валяясь на земле, прокричал ему вслед:
– Стой, пес! Куда?
Некоторое время Клим бежал не оборачиваясь. Бег его нельзя было назвать стремительным, мешала, судя по всему, тяжело нагруженная сумка. Отдалившись буквально на десять метров от своего раненого напарника, он вдруг остановился, склонился над сумкой, и запустив туда обе руки, положил автомат рядом на асфальт.
Хотя ни одна из пуль, выпущенных Климом по приближающимся милицейским машинам, не попала в цель, поразив лишь пару деревьев, стрелял он не зря.
«Луноходы» резко затормозили, остановившись в полусотне метров от «уазика» старшего сержанта Лепехина. Из машин выскочили шесть человек в милицейском камуфляже и бронежилетах, вооруженные такими же короткоствольными автоматами, как и бандиты. Без всякой команды они немедленно открыли стрельбу, впрочем, столь же беспорядочную, как и с противоположной стороны. Пули веером летали над головой Клима, не причиняя ему никакого вреда. Он же тем временем что-то торопливо доставал из сумки, распихивая по карманам.
Однако милицейский огонь с каждым мгновением становился все прицельнее. Несколько пуль тренькнуло по асфальту в шаге от бандита.
Клим подхватил с асфальта автомат и, на ходу вытащив из сумки два автоматных рожка, бросился бежать налегке. Он перезарядил свой «калашников», отбросил в сторону пустой магазин и, обернувшись лицом к преследователям, дал по ним пару коротких очередей.
– Ну че, ментовье вонючее?.. – весело закричал он. – Схавали?
В тот момент, когда он обернулся, намереваясь налегке уйти от погони, его ожидал неприятный сюрприз: пуля угодила в левую лодыжку. Хотя из короткоствольного автомата Калашникова, который иногда презрительно называют «пукалкой», трудно вести прицельный огонь по причине исключительно низкой кучности боя, одному из милиционеров удалось-таки подстрелить Клима. Количество израсходованных патронов все-таки переросло в качество.
Не обошлось и без иных неожиданностей: десятка два пуль, выпущенных преследователями, рикошетом от асфальта ушли в стены ближайших домов, раздался звон разбитых стекол. В окнах стали мгновенно гаснуть огни, исчезать лица разбуженных обывателей.
Клим, словно споткнувшись, упал на асфальт и растянулся во всю длину тела. Автомат и еще один запасной магазин вылетели из его рук, подпрыгивая по мостовой с металлическим звуком.
– Суки... – прохрипел Клим. Провел рукой по сведенной болью лодыжке и в свете фонаря увидел на ладони размазанную кровавую кляксу. – Думаете – все?.. Нате, отсосите!.. Это дело у вас не прохезает...
Кривясь от боли, он еще раз ощупал ногу и, убедившись в том, что кость не задета, зло рассмеялся:
– Хрена вам, падлы...
Сунув руку в карман куртки, Клим вытащил «лимонку» и зубами выдернул из гранаты кольцо. Выплюнув его, приподнялся на колене и как пионер-герой бросил гранату в приближающихся врагов.
– Нате, похавайте!..
Граната пролетела метров пятьдесят, прежде чем взорваться. Сказались многочисленные тренировки на зоне, где Клим когда-то тянул срок. Там его высоко ценили как мастера «перебросного» жанра. Корефаны с воли наведывались к ограде колонии по нескольку раз в месяц, а то и чаще. На территорию зоны через запретку, включавшую в себя несколько деревянных и кирпичных заборов, а также рядов колючей проволоки, забрасывались вместе с увесистым камнем: «индюшка» (чай), «дым» (папиросы или сигареты), «хавло» (водка), «план» (анаша), «лавэ», они же «филки», они же «воздух» (деньги), «ксивы» и «малявы» (письма и записки). Таким же макаром из зоны на волю отправляли деньги и корреспонденцию, а также разнообразную продукцию зековского самопального производства: ножи с наборными ручками из цветной пластмассы, нательные кресты из бронзы и латуни, «шайбы» (перстни) из алюминия или стали. Так что рука у Клима была хорошо тренированной.
Глаза преследователей полоснула яркая вспышка, одновременно с ней раздался оглушительный грохот взрыва, засвистели, застучали по стенам домов, оконным рамам и фонарным столбам, припаркованным машинам крупные и мелкие осколки. Опять со звоном брызнули выбитые стекла, лопнули и зашипели, исходя воздухом, шины, покачнулись от взрывной волны сиротливо оголившиеся деревья.
Милицейская погоня остановилась. Осколком разорвавшейся «лимонки» был ранен в плечо один из преследователей. Он скорчился на холодной мостовой. Ему на помощь тут же бросились двое милиционеров, которые, закинув на спину автоматы, потащили раненого в машину. Взревел мотор «уазика», автомобиль развернулся и со включенной мигалкой и воем сирены помчался в направлении городской больницы.
Теперь вооруженному бандиту противостояли лишь трое бойцов в камуфляжной униформе, если не считать старшего сержанта Лепехина, который, на свою беду, оказался слишком близко от того места, где разорвалась граната. Впрочем, можно сказать, ему повезло: ни один из осколков, ударивших по корпусу уже изрядно пострадавшего «уазика», не задел Лепехина. Старший сержант получил лишь контузию, на несколько мгновений потеряв сознание. Придя в себя, он почувствовал ужасную головную боль и звон в ушах, перемежавшийся с каким-то гулом, по правой щеке стекала теплая, липкая жидкость. Ощутив во рту противный металлический привкус, Лепехин шевельнул губами, и лицо его перекосила гримаса боли. К расцарапанной щеке, сбитому носу и лопнувшей барабанной перепонке добавился еще прокушенный язык.
С трудом обернувшись, Лепехин заметил лежащих позади его машины бойцов в милицейском камуфляже с автоматами. Приподняв руку, крикнул:
– Помогите!
А может быть, ему только показалось, что он крикнул, потому что никаких иных звуков, кроме звона и гула в ушах, не слыхал. После этого силы покинули старшего сержанта Лепехина, он уткнулся щекой в асфальт и затих.
Один из милиционеров подполз к Лепехину и приложил два пальца с разодранными до крови суставами к тому месту на шее, где располагается яремная вена. Остальные, прикрывая коллегу, дали несколько коротких автоматных очередей по бандиту, укрывшемуся за деревом.
В ответ Клим выставил из-за ствола толстой высокой липы руку с автоматом и шарахнул наугад по улице. Патроны в магазине кончились, и он стал менять рожок.
Возникло непродолжительное затишье.
– Ну, что там?
– Пульс нормальный, жив, – откликнулся милиционер, осматривавший Лепехина. – Ранен только или контужен...
– Там, кажись, второй в машине лежит.
– Сейчас гляну. Вы этого от домов отсекайте, чтоб не сбежал.
– Не боись, не уйдет. Скоро еще наши из ОМОНа подгребут!
Боец в камуфляже быстро выбрался из-под покореженного «уазика», нырнул в кабину и осмотрел Панкова, который едва слышно стонал.
– Ты, паря, живой?
– Угу, – сквозь зубы произнес Панков.
– Куда ранен, в ногу?
– Угу.
– Ничего, потерпи! Скоро все кончится.
Еще одна очередь прогремела из-за дерева, за которым скрывался Клим. Пули ударили по асфальту и рикошетом разлетелись в разные стороны.
– Что, суки?.. – донесся радостный крик бандита. – Вы у меня землю будете хавать! Очко-то не железное, играет?
– Вот паскуда!.. – выругался один из милиционеров. – Головы не дает поднять, да еще и горланит.
– Небось наширялся, – отозвался напарник. – Ему сейчас все по х...
Милиционер, осматривающий Панкова, выглянул из-за разбитого лобового стекла машины и увидел человека в гражданской одежде, который неподвижно лежал на асфальте метрах в двадцати перед машиной.
– Слышь, парень? – осторожно тронул он Панкова за плечо. – А кто это там валяется? Прохожего, что ли, зацепили?.. И сумка рядом...
– Не знаю, – через силу выговорил Панков. – Их двое было с сумками, когда мы подъезжали, один из сумки автомат достал, по нам как врезал...
– Понял, – кивнул боец. – Ладно, ты потерпи.
Он вынырнул из машины и ползком подобрался к раненому бандиту со странной погонялой – Весло.
Перестрелка между двумя омоновцами и Климом возобновилась и шла в вялотекущем темпе: на пару милицейских очередей Клим отвечал одной. Если бы не раненая нога, он бы рванул по улице, не выбирая маршрута. Но сейчас, отстреливаясь, он пытался выгадать время, чтобы сообразить, как поступить дальше. Однако время работало не на него, каждая секунда затяжки грозила встречей с разъяренными омоновцами, к которым в последнее время прочно прилипло прозвище, данное им каким-то остряком-самоучкой, – «гоблины». Чем злой гоблин с палкой-демократизатором, так уж лучше сразу «в Сочи» отправиться – эти будут месить так, что зоновская «заглушка» покажется легким массажем.
Так и не придумав ничего путного, Клим решил рвануть за угол, добраться по дворам до соседней улицы, где нет ментов, и попробовать остановить какую-нибудь тачку. Только так он мог вырваться из города.
Необходимо было преодолеть по открытому пространству не больше двадцати метров. Там, за углом, он мог чувствовать себя спокойнее. Казалось бы, что такое двадцать метров? Но это лишь на здоровых ногах три секунды бега... А когда у тебя в лодыжке сидит пуля калибра 7,62 миллиметра? Была бы с собой хоть чекушка водки: винтом внутрь заглотил, и все дела. Гоблины-то думают, он наширялся.
Но в этот вечер Клим был трезвым как стеклышко. Такое нечасто случалось в его сознательной жизни. А все дело в том, что ему и его корефану по кличке Весло, нужно было выполнить один важный заказ – всего-то пара часов работы, а после этого филки, шалавы, море водяры – гуляй, душа, отрывайся. Да вот менты поганые всю малину обосрали. Попробуй под автоматным огнем с раненой ногой пробежать двадцать метров. Два шага – и ты жмурик. А жить-то хочется...
Клим сунул руку в карман куртки, ощупал содержимое: две «лимонки» и две гранаты «РГД-5». В другом кармане родной «ТТ» и пара обойм, в «калашникове» еще полрожка. Автомат хоть и небольшой, но при таких условиях обуза, помешает бежать. Ладно, решено...
Клим перекинул «аксушку» в левую руку, достал из кармана гранату «РГД-5» и, стараясь не нагружать раненую ногу, поднялся, опершись спиной о ствол дерева. Выдернув зубами кольцо с предохранительной чекой, на мгновение выглянул из-за дерева. То, что он увидел, заставило его замереть в оцепенении. Двое ментов подобрались к раненому Веслу и, подхватив его под руки, на четвереньках оттаскивали в сторону своего «лунохода», третий прижался к стене дома и, заметив высунувшуюся из-за дерева физиономию Клима, выпустил в него длинную автоматную очередь.
Пули, словно рой разъяренных пчел, с жужжанием просвистели мимо, но Клим даже не обратил на них внимания. Его подстреленного корешка тащили под руки мусора. Да что же это такое творится?!
Чуть взвесив на руке гранату, как он делал в моменты особо ответственных перебросов, Клим прищурился и почти без замаха, от локтя, метнул гранату прямо в спины ненавистных конторщиков. Он не думал в этот момент, что могут убить его самого, что при взрыве может пострадать его корешок, всю свою злобу и ненависть к жабам-мусорилам вложил он в бросок.
Граната, перелетев через головы милиционеров, тащивших Весло под руки, упала в метре перед ними. До взрыва оставались доли секунды.
– Ложись! – успел выкрикнуть один из омоновцев и кинулся в сторону, закрывая голову руками.
Второй не успел отреагировать так быстро и лишь инстинктивно поднял руку, закрывая лицо.
От смерти его спас бронежилет. Не обошлось и без известной доли везения: когда граната рванула, осколки, летевшие в голову, приняла на себя рука. Кость перебило в двух местах, несколько осколков ударили по ногам, остальные пришлись по бронежилету.
Омоновец, успевший растянуться на асфальте, отделался ушибами и легкими ранениями мягких тканей плечевого пояса.
Весло был убит наповал. Ему достался лишь небольшой осколок, попавший волею случая в глазную впадину. Кусочек раскаленного железа как нож сквозь масло прошел через глазное яблоко и превратил половину мозга в красно-серую кашу.
Но его кореш Клим об этом не знал. В данный момент он, сильно припадая на раненую ногу, бежал в ближайший двор. Вслед ему застрекотала запоздалая автоматная очередь, но бандит уже успел скрыться за углом, оставляя за собой на асфальте цепочку кровавых пятен.
Единственный из омоновцев, уцелевший в схватке, чертыхаясь на ходу, бросился к раненым. Убедившись, что все, кроме захваченного в плен бандита, живы, побежал к машине. Передав по рации обстановку и запросив дополнительной помощи, сообщил, что продолжает преследование.
Глава 3
Клим бежал, сжимая в руках автомат. Лицо его было покрыто крупными каплями пота. Рана болела все нестерпимее, он уже почти не мог ступать на правую ногу, и бег замедлился, превратившись спустя некоторое время в передвижение мелкими шагами.
Больше всего Климу хотелось сесть на какую-нибудь скамейку и покурить, но сейчас это было бы слишком опасно. Во-первых, где-то на хвосте висела погоня. Во-вторых, и Клим это хорошо понимал, если сядет, уже не сможет подняться. Сердце заходилось в бешеном стуке, губы пересохли, перед глазами поплыли цветные круги.
Клим находился в проходном дворе жилого дома, и до желанной цели – плохо освещенной улицы, по которой проехали сразу несколько автомобилей, – оставалось еще метров сто.
Он даже схватился рукой за раненую ногу, помогая себе при ходьбе. Мешал идти чертов «калашников». Но Клим не мог бросить оружие, в котором оставалось еще полмагазина патронов. Кто знает, что ждет его впереди?
Словно в подтверждение худших опасений Клима, со стороны улицы, к которой он так стремился прорваться, раздался вой сирен.
– Твою мать!.. – выругался Клим. – Менты...
В поисках спасения он стал затравленно оглядываться по сторонам. Сзади, в свете уличного фонаря, мелькнул силуэт человека в униформе.
«Обложили, гады легавые, – мелькнуло в затуманенном болью и страхом мозгу. – Шибес вам, крысоловы! Не закоцаете! Я еще живой...»
Он увидел свет в окне квартиры первого этажа в ближайшем к нему подъезде и почти без раздумий рванул туда.
Эх, если бы не раненая нога, он давно оторвался бы от преследователей и ушел дворами. В крайнем случае мог бы схорониться где-нибудь в подвале, разгрузить карманы от хлопушек и свалить, дождавшись удобного момента. А так, найдут стопари красноголовые, по кровавым следам найдут...
Оставался только один выход.
Подскакивая на раненой ноге и беспрерывно матерясь, Клим преодолел несколько ступенек, которые вели к лестничной площадке первого этажа и позвонил в дверь, обитую рваным, облезшим дерматином.
Несколько мгновений никто не отзывался.
– Ну, где вы там? – сквозь зубы шипел Клим. – Открывайте, падлы!
Он снова и снова нажимал на кнопку звонка, пока наконец из-за двери не донесся перепуганный женский голос:
– Кто там?
– Свои, мать, – прохрипел Клим.
– Какие свои? У нас все свои уже дома.
– Открывай, сучье вымя!.. – заорал бандит. – А то «лимонкой» дверь подорву.
Раздался щелчок замка, и дверь чуть приоткрылась. В щели на фоне покрытой выцветшими обоями стены показалось некрасивое женское лицо. При первом взгляде было трудно даже определить, сколько лет хозяйке квартиры: то ли тридцать, то ли шестьдесят. Грубые мясистые щеки, тяжелый подбородок, опухшие, с огромными мешками глаза невыразительного серого цвета, жирные, не мытые волосы.
– Что... – произнесла она и тут же осеклась, увидев направленный прямо в переносицу автоматный ствол.
– Открывай, сука... – прошипел Клим. – А то – урою.
Зазвенела дверная цепочка, и в следующее мгновение Клим навалился плечом на двери, не ожидая дальнейших приглашений.
Хозяйка, одетая в засаленный халат и шлепанцы на босу ногу, испуганно отскочила назад.
– Ни звука! Прибью!
Клим захлопнул за собой входную дверь и привалился спиной к стене прихожей. Из раны по насквозь промокшей штанине на рваный половик стекала кровь.
В дверном проеме единственной комнаты за спиной хозяйки стояла девочка лет тринадцати с насмерть перепуганным лицом. Дрожащими пальцами она теребила ситцевую ночную рубашку.
В квартире стоял стойкий запах браги, на который Клим поначалу не обратил внимания.
Зло глянув на хозяйку, он повесил на дверь цепочку и проговорил:
– Ну, че зенки вылупила? Не видишь – раненый я. Дай сесть.
Некрасивая тетка в грязном халате неопределенно махнула рукой в сторону комнаты.
– Там у нас.
– Есть еще кто-нибудь в хате?
– Нет, одни мы с дочкой.
Клим, сильно припадая на раненую ногу, прошел в комнату и с облегчением плюхнулся на разложенный, застеленный диван. Автомат положил стволом вперед рядом с собой.
Хозяйка квартиры и ее дочь неподвижно застыли в дверях.
Клим стащил с головы вязаную шапочку, вытер ею пот с побледневшего лица. Шумно потянув носом воздух, принюхался и подозрительно осмотрел квартиру с убогой обстановкой: колченогий стол, уставленный пустыми банками и бутылками, продавленное кресло, черно-белый телевизор на ножках в дальнем углу.
– Ты что тут, чимер гонишь? – обратился к хозяйке. – Чего брагой воняет?
Хозяйка развела руками.
– Надо же как-то жить. Незамужняя я...
– Водяра есть?
– Нет, только брага.
– Ну так чего ты стоймя стоишь? Давай сюда и бинт какой не забудь.
Хозяйка исчезла где-то на кухне. Девочке, которая по-прежнему стояла, неотрывно глядя на нежданного ночного гостя, Клим приказал:
– Сними мне ботинок, кровью заплыл.
Девочка нерешительно подошла к дивану, опустилась на колени, стала расшнуровывать ботинок.
– Дяденька, – неожиданно подняв голову, спросила она, – вы бандит?
– Не-а... Я – Жан-Поль Бельмондо, – зло рассмеялся Клим. – Ты давай, шевели клешнями и не боись, не трону.
Опустив глаза, девочка осторожно сняла окровавленный ботинок.
– Уй, бля... – ругнулся Клим, поморщившись от боли. – Ты это... вымой ботинок, поставь сушиться. Он мне еще сгодится.
Брезгливо морщась, девочка двумя пальцами взяла ботинок и вышла из комнаты.
Плотная штора на единственном окне скрывала происходившее во дворе, но, судя по шуму машин и крикам ментов, они были совсем рядом. Сейчас пройдутся с фонариками по кровавому следу, который Клим оставил за собой, вычислят хату и начнут ломиться. Это Климу никак не могло понравиться.
Он вынул из кармана куртки две «лимонки», положил рядом с автоматом.
В комнату наконец вошла хозяйка. В одной руке она держала бутылку с мутной желтоватой жидкостью, закрытую бумажной пробкой, в другой – длинный кусок белой тряпки.
– Все, что нашла... – словно оправдываясь, сказала она.
– Давай сюда, – прохрипел Клим, – и суку свою тащи. Станете дергаться – всех на хрен взорву, а будете сидеть тихо – не трону.
Он взял протянутую бутылку, зубами вытащил бумажную пробку, выплюнул ее на пол.
– Что, стакана не нашлось? – криво усмехнулся он, глядя на хозяйку.
Та молчала, словно язык отнялся, потом схватила вышедшую из ванной комнаты дочку и прижала к себе.
– Побудь со мной, Леночка. Не бойся, – выговорила она дрожащим голосом.
– В кресло! – скомандовал Клим.
Заложницы покорно выполнили его приказание. Девочка села на колени к матери.
Клим глянул на бутылку, резко выдохнул и приложился к горлышку. Пил крупными глотками, опустошил половину, при этом не сводя глаз с заложниц. Сделав последний глоток, поморщился, передернулся и приложился лицом к рукаву.
– Крепкая, зараза, – одобрительно отозвался о самогоне. – На чем?
– На зерне пшеничном, – уныло ответила хозяйка. – У нас в деревне только так и делали.
– Ладно, – мгновенно захмелев, кивнул Клим.
Почувствовав значительное облегчение, плеснул остатки жидкости из бутылки на раненую лодыжку.
– Во, сучара!.. – едва слышно вырвалось у него сквозь плотно сжатые губы.
Он перевязал рану тряпкой, на которой тут же расплылось красное пятно.
Крики за окнами становились все громче.
Наморщив лоб и осоловело водя головой, Клим пытался сообразить, что делать дальше.
– Эй, малая, выключь свет, – наконец произнес он и, кивнув головой в сторону прихожей, добавил: – Там пусть остается.
Девочка поднялась с кресла, щелкнула выключателем и снова присела на колени матери.
– Что ты собираешься делать? – еле слышно спросила хозяйка.
Клим, подложив под голову подушку, откинулся к стене. Нащупав рукой гранату, продемонстрировал ее заложницам.
– «Лимонку» видишь? Сиди и не рыпайся.
В полутьме было видно, как мясистые щеки хозяйки задрожали, и она беззвучно расплакалась, уткнувшись лицом в плечо дочери.
– Не реви! – прикрикнул Клим. – Ненавижу, когда бабы парашу разводят.
Хозяйка успела несколько раз шмыгнуть носом, и вдруг раздался звонок в дверь. Хотя Клим и ожидал чего-то подобного, звук, распоровший тишину в квартире, застал его врасплох. Хмель мгновенно улетучился. Бандит приподнялся на диване, не выпуская гранату из рук.
– Тихо... – прошипел он заложницам, хотя те сидели как мыши.
Несколько секунд спустя, прозвенел повторный звонок.
Потом из-за двери донесся голос:
– Эй! Парень, мы знаем, что ты там. Отзовись...
Клим, напряженно вслушиваясь в каждый звук на лестничной площадке, молчал.
– Эй, парень, не дури!.. Отзовись. Нам с тобой поговорить надо.
– Пошли на х... суки красноперые!.. – не выдержав, закричал бандит. – Не о чем базарить.
Возникла некоторая пауза, затем тот же голос произнес:
– Плохо слышно, подойди ближе к двери.
– Да, бля... – злорадно засмеялся Клим. – Щас, я тебе на цирлах подбежал. У меня тут две бабы. Будете ломиться – я им бошки поотрываю.
– Мы знаем, что у тебя заложники. Не делай глупостей, парень. Не тронешь заложников – сам останешься жив.
– Чтоб я вам, ментам поганым, поверил... Другим будете лепить горбатого! Отвалите от хаты! И чтоб под окном не ошивались... А то базара не будет!
– Ладно. Еще что?
– А ни хрена мне не надо, есть у меня все: и хавка, и хлопушки. Если ваша ментура будет тут воздух портить, я «лимонку» рвану. Пошли на хрен отседова! Ясно?.. А как балдоха взойдет – побазарим!
На обдумывание слов Клима у милиционеров ушло некоторое время. В квартире было слышно, как за дверью, на лестничной площадке несколько человек о чем-то разговаривают.
Кажется, один из них был настроен решительно, потому что несколько раз повторил слово «штурмовать». Другие уговаривали его набраться терпения и подождать до утра. И, наконец, более трезвая точка зрения взяла верх.
– Эй, парень! – донеслось из-за двери. – Мы согласны. Только при одном условии...
– Чего еще? – развязно крикнул Клим.
– Дай слово, что с заложниками ничего не случится.
– Бля буду!
Как видно, эти слова, хорошо известные в воровской среде, вполне удовлетворили участников переговоров с той стороны. Потому что оттуда немедленно крикнули:
– Добро, только вот еще что...
– Ну че?..
– Тебя как зовут?
– Митькой, – снисходительно ответил Клим, припомнив старый блатной прикол – когда не хотят открывать настоящее имя, называются Митькой.
Но противоположная сторона была, казалось, вполне удовлетворена.
– Слушай, Дмитрий, у тебя там телефон есть?
– А че?
Неожиданно громким всхлипыванием напомнила о себе хозяйка.
– Есть у нас телефон, – пробормотала она.
– Ты же не хочешь, чтобы мы до утра под дверью стояли и кричали на весь подъезд?
– Знаю я вас, легаши, – все равно пасти будете.
– Если что вдруг понадобится, звони по 02.
Читать бесплатно другие книги:
