Потемкин Болотина Наталья

Если формально при прохождении ступеней государственной службы действовали как писаные законы, в частности «Табель о рангах», так и неписаные, предусматривающие занятие должностей в зависимости от возраста, соотношения со служебной карьерой своих коллег, то фаворитизм был нарушением обычного прохождения службы. Вместе с тем он сам являлся принципом функционирования абсолютистского государства. Он не имел статусного характера, не предусматривался юридически. Следовательно, лица, пользующиеся такой властью, в данном случае не имели на нее формального права, и их положение было всегда нестабильно. Впрочем, это нарушение тоже регламентировалось обычаем, имело некоторые традиции. Фаворитизм — права немногих избранных — был тем самым исключением, которое лишь подтверждало обязательность служебных правил для остальных.

Исходя из этого, фаворит мог ограничиться устройством своих личных дел, представляя собой тип «случайного человека». В то же время, обладая определенными личными качествами: умением рисковать, политической интуицией, предприимчивостью и, наконец, стремлением служить царю и Отечеству, — фаворит мог осуществлять свою государственную деятельность, соотнося ее с объективными потребностями страны, и внести значительный вклад в реализацию политического курса.

Ярчайшим образцом такого типа фаворита — государственного деятеля можно считать Г.А. Потемкина, сумевшего успешно реализовать себя в государственной деятельности и оказавшего большое влияние на развитие и реформирование Российской империи второй половины XVIII в.

Г.А. Потемкин является достаточно характерной фигурой в ряду известных государственных деятелей XVIII в.: А.Д. Меншикова, Э. Бирона, А.И. Остермана, И.И. Шувалова и др. При всем личном своеобразии и человеческой неповторимости Потемкин в принципе укладывается в определенные политические традиции, связанные с осуществлением государственной деятельности фаворитом. Исполняемые им обязанности сложно разнести по конкретным сферам государственной деятельности. Занимая определенные посты, Потемкин в то же время участвовал в обсуждении и решении практически всех вопросов законодательства, внутренней и внешней политики, реформирования государственного аппарата и армии, создания Черноморского флота и т.п. По сути, он являлся вторым лицом в государстве, а по мнению некоторых биографов — даже соправителем императрицы.

Исторический опыт создал институт фаворитизма как часть государственного механизма, когда рядом с абсолютным монархом находился человек, облеченный особым доверием, занимавший почти все главные посты в государстве и связанный с правителем личными отношениями. Как любой абсолютный монарх, Екатерина считала, что эффективное царствование зависит в первую очередь от управителей, «и как все на свете держится людьми, то люди могут и управиться…». Она ничуть не сомневалась, что «в замечательных людях никогда не бывает недостатка, так как люди зависят от обстоятельств, а обстоятельства зависят от людей. Мне никогда не приходилось отыскивать людей, — говорила императрица, — но у меня всегда под рукой находились люди, которые мне служили и всегда служили хорошо. Кроме того, я по временам люблю новых людей: работа идет хорошо, когда они работают вместе и рядом с прежними». Апогей развития этой системы мы наблюдаем в последней четверти XVIII в., когда Потемкин, уже утратив место фаворита как такового, оставался фактически соправителем Екатерины на протяжении многих лет и не потерял ни одного своего поста. Некоторые объясняют это его тайным браком с Екатериной. Нельзя исключать влияние этого возможного фактора. Но нельзя забывать, что и с Григорием Орловым ее связывали достаточно сильные узы — десятилетняя связь и общий ребенок, но Орлов не достиг таких вершин в государстве. Скорее всего, сила личной привязанности Екатерины к Потемкину совпала с ее убежденностью в его способностях и незаменимости; ее уверенность укреплялась по мере раскрытия его всесторонней натуры. Действительно, неимоверно быстро прошедший ступени высших административных и военных должностей, делом доказавший свое соответствие им, выученный императрицей, Потемкин стал самой могущественной и влиятельной фигурой екатерининского времени.

4 февраля 1774 г. Григорий Потемкин прибыл в Царское Село. Начинается его сближение с Екатериной, о чем свидетельствует, например, письмо Д.И. Фонвизина к A.M. Обрескову: «Здесь у двора примечательно только то, что камергер А.С. Васильчиков выслан из дворца и генерал-поручик Потемкин пожалован генерал-адъютантом и в Преображенский полк подполковником». Об этом же новшестве, происшедшем в покоях императрицы, пишет мужу, новгородскому генерал-губернатору, Е.К. Сивере: «Новый генерал-адъютант дежурит постоянно вместо всех других… Говорят, он очень скромен и приятен».

Давнишний знакомый Потемкина поэт Василий Петров восторженной одой отозвался на пожалование Потемкину столь значимого при дворе генерал-адъютантского чина. Строки эти долгие годы были известны только специалистам, а теперь и вы можете познакомиться с традиционным для блестящего XVIII в. образчиком литературы, призванным воспевать доблести и таланты знаменитых личностей, героев («ироев») и знаменательные торжества:

* * *
  • Достоинства твои мы прежде почитали,
  • И славу имени готовились принесть,
  • Сбылося то, что мы усердно предвещали
  • Взведен Потемкин ты, тебя в достойну честь,
  • Возвышено твоей души великой свойство,
  • Военны подвиги и мужеско иройство.
* * *
  • Когда ты, отразив кичливого злодея,
  • Разсыпал стан его и ужас водворил,
  • Когда в Петрополь ты, победу ту имея,
  • Пришед, монархине Российской возвестил.
  • Дана верховныя старижи тебе держава,
  • Быстропарящая пустилась всюда Слава.
* * *
  • Обрадованная рекла тогда Россия:
  • «Сто крат блаженна я монархиня тобой,
  • Тобой возводятся предстатели такия,
  • Чтоб больше жиздимый распространить покой.
  • Мне добродетели сынов моих известны,
  • Сей истинный ирой, и друг при том нелестный».
* * *
  • Он свято соблюдет премудрые законы,
  • «И человеколюбие пребудет с ним.
  • Благодеяния низпослет милионы,
  • Под покровительством монархиня твоим.
  • Незлобив нрав его, душа Зефира тиша,
  • Он добродетель чтит других премногих выше».
* * *
  • Сие пророчество мы опытом узрели,
  • Для счастия наук, Потемкин, ты рожден,
  • И музы уж к тебе прибежище имели,
  • Любимец их тобой высоко награжден.
  • Не тем, что стоили труды его посильны,
  • Но тем, чем богатят щедроты преобильны.
* * *
  • Благополучия возшедшая планета!
  • Сияй к нам милостьми монаршими всегда.
  • Сего мы от тебя желаем ныне света,
  • Ко отвращению во обществе вреда.
  • Для счастья нашего твой век всего дороже,
  • Продли благополучие и жизнь его, о Боже!

С получением символического чина генерал-адъютанта Потемкин начинает открыто бывать во дворце, войдя в узкий круг самых доверенных людей Екатерины. Уже 7 марта Екатерина сообщает А.И. Бибикову, командированному для подавления Пугачевского восстания, о приближении к себе Потемкина, которого он хорошо знал: «Во-первых, скажу Вам весть новую: я прошедшего марта 1-го числа Григория Александровича Потемкина по его просьбе и желанию к себе взяла в генерал-адъютанты, а как он думает, что Вы, любя его, тем обрадуетеся, то сие к Вам и пишу. А кажется мне, что по его ко мне верности и заслугам немного для него сделала, но его о том удовольствие трудно описать. А я, глядя на него, веселюсь, что хотя одного человека совершенно довольного около себя вижу».

Двор пытается разгадать нового фаворита, понять, какой политики от него ожидать, надолго ли он, каков. Все обсуждают генерал-адъютанта, его внешность, манеры, поведение, поступки. Те, кто давно с ним знаком, сразу становятся любимы в обществе как возможные протеже. По сообщениям надежных информаторов, английский дипломат Гуннинг заметил в одной из своих депеш, что, «если рассматривать характер любимца императрицы, которому она, кажется, хочет доверить бразды правления, нужно бояться, что она кует себе цепи, от которых нелегко освободиться». Григорию Александровичу Потемкину с этого времени пришлось научиться жить на виду у множества людей, критически оценивавших каждый поступок, каждое слово, каждый взгляд вельможи.

Представитель прусского короля Фридриха Великого при дворе Екатерины II граф Сольмс 4 марта 1774 г. представил своему правительству подробный отчет о событиях жизни императрицы. Они, по его мнению, сильно осложняли принятие каких-либо важных политических решений в России: «…при дворе начинает разыгрываться новая сцена интриг и заговоров. Императрица назначила генерала Потемкина, недавно вернувшегося из армии, своим генерал-адъютантом, а это необыкновенное отличие служит вместе с тем признаком величайшей благосклонности, которую он должен наследовать от Орлова и Васильчикова. Потемкин высок ростом, хорошо сложен, но имеет неприятную наружность, так как сильно косит. Он известен за человека хитраго и злаго, и потому новый выбор императрицы не может встретить одобрения». Говоря о вхождении Потемкина в орбиту ближайших людей Екатерины, Сольмс опасается столкновений его с Орловыми и предполагает развитие ситуации: «Хотя теперь Орлов и не разчитывает уже на прежнюю благосклонность к нему императрицы, однако нет оснований предполагать, чтобы он желал разстаться со своим первенствующим значением, и так как новый любимец, по-видимому, настолько же честолюбив, насколько тщеславен, то надо думать, что эти два соперника согласятся разделить между собой влияние на дела». Наблюдая за двором со стороны, прусский дипломат не мог знать о действиях опытной в управлении Екатерины, которая сумела иначе решить вопрос между Потемкиным и Орловым.

Положение, занятое Г.А. Потемкиным при дворе, было совершенно особое, ни прежде, ни после никто не достигал подобных успехов. Это отмечали и современники князя: «Любимцы ее (Екатерины II. — Н.Б.) не имели до сего никакого важного значения в правительстве…» «Никогда еще ни при дворе, ни на поприще гражданском или военном, — писал французский посол граф Л.-Ф. Сегюр, — не было царедворца более великолепного и дикого, министра более предприимчивого и менее трудолюбивого, полководца более храброго и вместе нерешительного». Положение Потемкина не зависело от того, кто именно занимал в Зимнем дворце ближайшие апартаменты к внутренним покоям императрицы — А.П. Ермолов или А.Д. Ланской, A.M. Мамонтов или кто-то другой. Оно было основано прежде всего не на интимной связи, и потому было значительно серьезнее, прочнее и не прекращалось с окончанием фавора — оно коренилось как в согласии государственных идей и политических целей, так и в тождестве взглядов и намерений. Об этом писала и сама Екатерина: «У князя Потемкина были качества, встречающиеся весьма редко и отличавшия его между всеми другими: смелый ум, смелая душа, смелое сердце. Вот почему мы всегда понимали друг друга».

Так началась блистательная карьера Г.А. Потемкина, состоявшаяся благодаря его разносторонним способностям. Екатерина II сумела увидеть их и оценить. В марте 1774 г. Г.А. Потемкин получил чин генерал-адъютанта и был назначен подполковником Преображенского полка, в мае — членом высшего совещательного органа — Совета при высочайшем дворе, генерал-аншефом и вице-президентом Военной коллегии, в декабре награжден орденом Св. Андрея Первозванного, 10 июля 1775 г. возведен в графское достоинство, в 1776 г. пожалован в поручики Кавалергардского корпуса и 27 февраля того же года стал князем Священной Римской империи с титулом светлейшего.

Екатерина II очень довольна, когда удается порадовать своего любимца знаками государственных наград. «Здравствуй, миленький, и с Белым Орлом, и с двумя красными лентами, и с полосатым лоскутком, который, однако, милее прочих, ибо дело рук наших. Его же требовать можно как принадлежащий заслуге и храбрости», — веселится довольная императрица, поздравляя Потемкина с получением синей ленты польского ордена Белого Орла, двух красных лент орденов Св. Анны и Св. Александра Невского, носившихся через плечо, а полосатый лоскуток (черно-оранжевая ленточка) принадлежал к боевому ордену Св. Георгия 3-й степени, полученному Потемкиным еще в 1770 г. Боевые награды, говорит Екатерина, несоразмерно дороже, чем парадные награждения.

Назначение Потемкина подполковником Преображенского полка, полковником которого была сама Екатерина, показало двору, что это не временное увлечение императрицы, что Потемкин нечто более серьезное, чем один из фаворитов. «Все странною манерою идет, — сообщает графиня Е.М. Румянцева своему мужу, бывшему командиру Потемкина фельдмаршалу П.А. Румянцеву о переменах при дворе, — не так, как прежде, в публике сдержана благопристойность, так что и отмены никакой нету, а больше все старых менажируют, подполковничество гвардии их (Орловых. — Н.Б.) с ног срезало и доказывает, что он преодолел, потому что Алексей Григорьич здеся и в бытность его при нем определяется другой в полк. Григорий Александрыч теперь ту методу ведет, что сказывает, что во всех ищет дружбы… Граф Чернышев весьма смутен, ходит и твердит, что в Ерополец жить поедет… Я теперь считаю, что ежели Потемкин не отбоярит пяти братов, так опять им быть великим. Правда, что он умен и может взяться такою манерою, только для него один пункт тяжел, что великий князь не очень любит, и по сю пору с ним ничего не говорил, как и приехал из армии; да не мудрено это будет, вперед все сделается, сын с материю на такой ноге нонеча, что никогда так не бывали, он может к ней идти, коли хочет, и сам обо всем с нею говорить… И графа Панина состояние или кредит стал гораздо лучше; он нонеча так делался, что и мало ездил в эти дни, когда такая перемена делалася у двора и по наружности никакого виду, а Григорий Александрыч с ним очень хорошо…»

Екатерина Михайловна Румянцева, занимая должность обер-гофмейстерины при малом дворе наследника престола Павла Петровича, была прекрасно осведомлена в придворных интригах, и ее письма к мужу чем-то напоминают реляции о событиях военной кампании. Действительно, она показала, что Потемкин повел правильную политику при дворе — старается быть другом всем. И еще один урок придворной жизни дала ему сама Екатерина II: «Только одно прошу не делать: не вредить и не стараться вредить Кн[язю] Ор[лову] в моих мыслях, ибо я сие почту за неблагодарность с твоей стороны. Нет человека, которого он более мне хвалил и, по-видимому мне, более любил и в прежнее время, и ныне до самого приезда твоего, как тебя. А есть ли он свои пороки имеет, то ни тебе, ни мне непригоже их расценить и разславить. Он тебя любит, а мне оне друзья, и я с ними не расстанусь. Вот те нравоученье: умен будешь — приимешь; неумно будет противуречить сему для того, что сущая правда». Потемкин понял — после своего назначения подполковником Преображенского полка он посетил своего предшественника Алексея Григорьевича Орлова, брата прежнего фаворита Григория, и беседовал с ним о делах полка. Уже 25 сентября 1774 г. в письме из Пизы, куда он отправился выполнять важнейшую государственную миссию по захвату самозванки Таракановой, Алексей Орлов одобрял меры, разработанные Потемкиным для восстановления состояния Преображенского полка, выказывал ему дружеские чувства, жаловался на плохое здоровье. Орловы должны были принять нового любимца императрицы, которого они давно и хорошо знали.

Особо доверяя Потемкину, Екатерина советовалась с ним при подготовке официальных писем к Орловым и ставила своего ближайшего помощника в известность о характере переписки: «Голубчик, при сем посылаю к вам письмо к графу Алексею Григорьевичу Орлову. Есть ли в ортографии есть ошибка, то прошу, поправя, где надобно, ко мне возвратить». Ровные отношения с Орловыми сохранил Потемкин и в последующие годы, когда уже занял крупные посты в государстве. 21 августа 1788 г. Алексей Орлов благодарил его за заботу о своем воспитаннике — внебрачном сыне Александре Чесменском (тот состоял в штате князя). «При сем случае, — продолжал герой екатерининских времен, — посылаю к вашей светлости лучшаго из моих кипрского вина двенадцать бутылок за печатею моею, которое я в бытность мою в Санкт-Петербурге обещал вашей светлости по приезде вашем в Москву… желаю от сердца моего оное употребить во здравие».

Приехав ко двору и вступив в покои императрицы, сумел Потемкин сблизиться и с графом Н.И. Паниным, поддержавшим его в противовес влиянию своих противников — Орловых и З.Г. Чернышева. Об этом свидетельствуют донесения иностранных дипломатов. Представитель прусского короля Фридриха Великого при дворе Екатерины II граф Сольмс, с каждым днем меняя свое впечатление от Потемкина, сообщал в своей депеше от 7 марта 1774 г.: «…перемена любимца, по-видимому, не тревожит Панина. Напротив того, мне кажется, он доволен ею и надеется извлечь из нее некоторые выгоды. Более того, он разсчитывает на то, что это событие повлечет за собою падение Орловых и уменьшит влияние князя Григория Григорьевича на императрицу… Пока еще Потемкин не имеет ни доверия, ни партии, ни друзей. Если для приобретения тех и других он будет придерживаться графа Панина, то скорее будет хорошо, чем дурно… Боюсь только, чтоб Потемкин, имеющий вообще репутацию лукаваго и злаго человека, не воспользовался бы добротою Панина». Ему вторит и английский дипломат Гуннинг: «Г. Потемкин продолжает поддерживать величайшую дружбу с г. Паниным».

Спустя несколько дней граф Сольмс окончательно убеждается в том, что Потемкин обладает небывалым влиянием на Екатерину и прочно вошел в политическую элиту: его правительство должно учитывать этот факт при подготовке каких-либо дипломатических проектов. 18 марта, комментируя произведение Потемкина в подполковники Преображенского полка, прусский представитель приходит к следующему заключению: «По-видимому, Потемкин сумеет извлечь пользу из расположения к нему императрицы и сделается самым влиятельным лицом в России. Молодость, ум и положительность доставят ему такое значение, каким не пользовался даже Орлов. Григорий Григорьевич будет скоро забыт, и вся фамилия Орловых ниспадет в общий уровень». А 24 марта Сольмс сообщает, что «они (Орловы. — Н.Б.) во всеуслышанье говорят, что уже утратили доверие и намерены совершенно удалиться от двора. Камергер Васильчиков очистил свое помещение во дворце, и теперь там по-прежнему будет собираться Совет. Князь Орлов также очищает свои покои во дворце, куда переселится новый любимец, помещавшийся до сих пор в дежурной генерал-адъютантской комнате».

Стране и сохранению государства в это время угрожает самое крупное социальное потрясение XVIII в. — восстание под предводительством Емельяна Пугачева, отличавшееся массовостью, большей организованностью, четко выраженными целями. Наряду с казаками в восстании приняли участие различные группы населения, каждая из которых преследовала свои цели: крестьяне и заводские рабочие Урала боролись против крепостного права, борьба нерусских народов Поволжья носила национально-освободительный характер. Антиправительственная пропаганда Пугачева находила отклик среди простого народа, положение которого было действительно тяжелым: несмотря на филантропические призывы Екатерины II к умеренности и терпимости, эксплуатация крестьян и работных людей на заводах с каждым годом становилась все невыносимее. В ходе восстания Пугачев, объявивший себя счастливо спасшимся императором Петром III, и его сторонники создавали органы управления, подобно существовавшим в России того времени, самозванец подписывал указы, составленные на манер царских, и жаловал своих приближенных дворянскими титулами, создавая, таким образом, параллельные государственным институты власти и иерархию чинов.

Волна восстания, сопровождавшаяся обильным кровопролитием и проявлениями варварства и вандализма, катилась по просторам Российской империи, наводя ужас на дворянское общество. Жертвами недовольных стали тысячи дворян, чиновников, священников, горожан, простых солдат, не подчинившихся самозванцу.

С первых же шагов своего возвышения Потемкин не только постоянно дежурит во дворце, но и становится единственным докладчиком по военным делам. По его рекомендации против Пугачева в Оренбург Екатерина все-таки отправляет А.В. Суворова; Потемкин же советует ей обратить внимание на тех или иных способных людей, которых знает по действующей армии. Екатерина писала ему: «Батинька, пошлите повеление в обои армии, чтобы, оставя самое нужное число генералов при войсках для возвращения полков в Русь (после заключения мира с Турцией. — Н.Б.), прочие генералы-поручики и генералы-майоры ехали каждый из тех, коим повелено быть при дивизии Казанской, Нижегородской, Московской и прочих бунтом зараженных мест… и чтоб каждый из них взял с собой невеликий эскорт и везде бы объявляли, что войска идут за ними…» Это должно было внушить надежду сторонникам стабильности и самодержавной власти и страх сочувствующим самозванцу Пугачеву.

Самое деятельное участие принял Потемкин в назначении П.И. Панина в «спасители отечества» летом 1774 г., когда стране угрожало восстание Емельяна Пугачева. Считаясь с влиянием Н.И. Панина, он с его помощью рассчитывал еще более укрепить свое положение при дворе. Уже 7 марта Павел Панин в ответ на сообщение своего племянника князя А.Б. Куракина о фаворе Потемкина, высказывает мнение о неординарности нового любимца императрицы и предполагает, «что сей новый актер станет ролю свою играть с великой живностью и со многими переменами, если только утвердится». Потемкин, несомненно, прилагал все усилия к тому, чтобы занять ведущее место в системе власти, участвовать во внутренней и внешней политике и активно влиять на разработку и реализацию важных государственных проектов. 9 апреля 1774 г. скончался А.И. Бибиков, и войска, действовавшие против Пугачева, остались без начальника, в то время как бунт, охвативший всю заволжскую сторону, начал принимать все более и более грозные размеры. Перед этим П.А. Румянцев ослушался приказа Военной коллегии и не отпустил из армии А.В. Суворова под предлогом того, что тот находился «на посту в лице неприятеля». В начале июля 1774 г. Екатерина решилась поручить начальство князю П.М. Голицину, но курьер, ехавший с этим приказом, был остановлен в Нижнем Новгороде по причине небезопасности дороги.

Тем временем обстановка накалялась, пугачевщина грозила захватить все большие территории. В этих трудных обстоятельствах Екатерина решила собрать чрезвычайное заседание Совета при высочайшем дворе, членом которого уже стал Потемкин. Письмо графа Никиты Ивановича Панина своему брату Павлу в Москву живописует это заседание. Открылось оно заявлением самой императрицы о решении принять личное начальство над войсками и ехать «для спасения Москвы и внутренности империи». «Безмолвие между нами было великое, — пишет Никита Панин. — Государыня ко мне одному обратилась и с большим вынужденней требовала, чтоб я ей сказал, хорошо или дурно она сие сделает. Мой ответ был, что не только не хорошо, но и бедственно в рассуждении целости всей Империи…» Граф Панин сказал, что волнение «презрительной черни» не заслуживает столь решительных мер. Желание Екатерины поддержал Потемкин. Панин решился на следующий шаг для отвращения императрицы от ее решения. «После обеда, — продолжает Никита Панин, — взял новаго фаворита особенно и, облича дерзость его мыслей, которой ни лета, ни практика ему не могут дозволить, и повтори резоны, мною сказанные, угрожающие разрушением Империи, объявил ему, что на отвращение сего я решился ехать против Пугачева или ответствовать за тебя… Вот, мой любезный друг, каковым образом жребий твой решился». Панин-старший поспешил известить брата о его назначении, сообщив ему эту новость как решенное дело. Тем не менее Екатерина еще не отказалась от идеи ехать самой в Москву, видимо, Панин выставил определенные условия назначения своего брата во главе войск, вызывавшие у нее настороженность и опасения. Свидетельством этого является ее письмо к Потемкину, где звучит обеспокоенность далеко идущими планами Панина: «Увидишь, голубчик, из приложенных при сем штук, что господин граф Панин из братца своего изволит делать властителя с беспредельною властию в лучшей части империи…» Но Потемкин находит выход: он предлагает перехватить у Панина инициативу выдвижения его брата, и 29 июля 1774 г., в тот самый день, когда Екатерина подписывает полномочия Панину, направляет ему письмо. Потемкин напоминает генералу об их беседе в январе в Москве, когда Петр Панин говорил о своем желании «охотно принять команду войск, отряженных против бунтовщика и государственного злодея Пугачова», и сообщает, что именно он рекомендовал его императрице, а Н.И. Панин подтвердил желание своего брата. В этом же письме Потемкин предлагает не только помощь в политическом решении вопроса, но и напоминает о своих возможностях: «Ежели я найдусь к чему ни есть вам потребен, не щадите меня: я всякое ваше приказание с охотою исполню».

Реакция Екатерины и противодействие Потемкина не остались незамеченными для Н.И. Панина. Вслед за письмом фаворита он посылает тревожное сообщение брату, где пишет, что необходимость прибегнуть к его помощи против Пугачева воспринимается «внутренно крайним и чувствительным себе уничтожением, и следовательно, разстроганное сим чувствие обратилось все против меня…». Никита Панин высказывает недоумение изменением отношения к нему Потемкина, совсем недавно искавшего дружбу, но опытный политик видит в этом желание фаворита стать самостоятельной политической фигурой: «…а тот, которому бы надобно было мне служить подпорою уже от некотораго времени, забыл все свои предо мною обеты, и хотя, как я думаю, не сделался мне еще врагом, но по последней мере по рвению своего высокомерия и надменности оставил меня так, как и многих других, в которых увидел он, что более ему нет собственной нужды». Никита Панин чувствует угрозу своему положению при дворе с усилением влияния Потемкина. Возлюбленный Екатерины постепенно осваивался при дворе, подбирал команду верных сторонников, создавал себе придворную партию, которая стала бы гарантом его самостоятельности и независимости как политического деятеля. «Я уверен, мой любезный друг, — заключает он в письме в Москву с описанием назначения Павла, — что ты собственным своим прорицанием уже довольно постигнешь, в каком критическом положении я теперь и как очевидно извлекают меня из участвования в твоем деле, как будто бы в возмездие тому, что крайность привела к употреблению тебя, а из сего выходит самое притеснение и всем моим делам…»

При общих распоряжениях по усмирению Пугачевского бунта не забыты были и косвенные средства: два агента были посланы по непосредственному распоряжению Потемкина в Оренбург со значительной суммой денег. После решительного сражения Михельсона с мятежниками казачьи атаманы арестовали самозванца и выдали его отряду правительственных войск. С поимкой Пугачева восстание быстро угасло. Екатерина смогла убедиться в правильности своего выбора: Потемкин не только оказал ей должную помощь в скорейшем подавлении восстания, но и сумел нейтрализовать братьев Паниных. Их последующая переписка свидетельствует о постепенном охлаждении между Паниными и Потемкиным, чье положение к этому времени значительно укрепилось.

Докладные записки Потемкина этого периода на имя Екатерины с ее собственноручными резолюциями свидетельствуют о его большой осведомленности и участии в мероприятиях по поводу волнений в крестьянском сословии, в раздаче наград лицам, отличившимся во время подавления Пугачевского восстания. Имея большой опыт работы с депутатами-«иноверцами», Потемкин и тут хлопотал о назначении наград и льгот некоторым «инородцам» по аттестациям покойного генерала Бибикова и генералитета, причем на все предложения Потемкина императрица дала положительные резолюции.

Потемкин как наиболее приближенное лицо к Екатерине II был посвящен в секретные дела, связанные со следствием по восстанию Пугачева: он знакомился с материалами Казанской тайной комиссии, и императрица требовала от него не только высказывания своего мнения, но и действий. Пленный пугачевец, назвавшийся Мамаевым, заявил на допросе поручику Г.Р. Державину, что яицкие казаки послали в Петербург доверенных людей с ядом, чтобы отравить Екатерину и наследника Павла Петровича с женой. Императрица писала своему фавориту и советнику по этому поводу: «Я думаю, что гора родила мышь. Однако есть ли где сих шалунов отыскать должно, то чаю здесь, в Царском Селе… А приметы при сем посылаю». К этому же мнению пришел и Потемкин, сообщавший генерал-прокурору Сената князю А.А. Вяземскому (первому министру правительства Екатерины II) о своих планах в отношении опасных слухов, связанных с серьезнейшим политическим преступлением — покушением на жизнь членов императорского дома: «Мне кажется, что это не новое и, хотя больше на вздор, нежели на дело походит, однако ж в столь важнейшем пункте, как драгоценному здоровью касающемуся, не худо сделать строгое изыскание, что я здесь произвесть не оставлю».

Еще 10 мая Гуннинг доносил в Лондон: «Потемкин действительно приобрел гораздо больше власти, чем кто-либо из его предшественников». К великому удивлению большинства членов Совета при высочайшем дворе, куда входили самые важные лица империи, имевшие чины 1-го и 2-го классов (согласно «Табели о рангах»): граф Н.И. Панин, оба князя A.M. Голицины, граф З.Г. Чернышев, граф К.Г. Разумовский, князь Г.Г. Орлов, князь А.А. Вяземский, Потемкин занял место среди них. Когда он первый раз появился в Совете, 5 мая, у него был еще чин 3-го класса, но уже 30 мая 1774 г. последовал указ о назначении его вице-президентом Военной коллегии с чином генерал-аншефа. Хорошо осведомленный Гуннинг спешит донести в Лондон 21 июня: «Генерал Потемкин присоединен к графу Захару Чернышеву в Военный департамент. Это такой большой удар, нанесенный последнему…», причем дипломат считал именно Чернышева главной пружиной всех придворных интриг.

Потемкин сам просит Екатерину доверить ему какую-нибудь работу в Совете, и она находит повод: «Миленький, как ты мне анамнесь говорил, чтоб я тебя с чем-нибудь послала в Совет сегодни, то я заготовила записку, которую надлежит вручить кн. Вяземскому. Итак, есть ли идти хочешь, то будь готов в двенадцать часов или около того».

Первоначально Совет при высочайшем дворе был учрежден в 1768 г. Екатериной II для решения всех дел, связанных с начавшейся русско-турецкой войной. Собрания Совета обычно проходили два раза в неделю и чаще, по мере надобности. Каждый член по вверенной ему части должен был предлагать к рассуждению нужное по обстоятельствам, а прочие члены должны были «оговаривать предложенное своими мнениями и суждениями, не перебивая один другому речь и начиная в подавании голосов обыкновенно с младших членов, а при разсуждении, как кому придет мысль». В Совете, особенно в первое время его существования, довольно часто присутствовала сама императрица, а также присылала собственноручные записки, выражавшие ее волю или обращавшие внимание членов Совета на определенный интересующий ее вопрос. Совет являлся только совещательным органом, не имевшим никакой исполнительной власти, но выполнение его постановлений возлагалось на разные правительственные места и лица, причем те были обязаны сообщать о результатах.

Поступавшие в Совет бумаги разделялись на два разряда: одни для сведения, другие непосредственно для обсуждения. Последние поступали в Совет от разных учреждений или чиновников и касались всех наиболее важных вопросов внутренней и внешней политики России. По ходу обсуждения и принятия решений составлялись протоколы, которые в отсутствие Екатерины в Совете подносились ей на высочайшее рассмотрение.

Совет не принимал участия в разработке важнейших законодательных актов, но тем не менее они ему предъявлялись и принимались благожелательно. Таким образом, Совет занимался в основном текущими административными делами, и целью совещаний являлось осведомление административной верхушки о важнейших событиях и соотношение действий учреждений и должностных лиц.

Как свидетельствуют протоколы Совета, Потемкин неоднократно участвовал в прениях и высказывал свои предложения по вопросам размещения войск в Крыму, финансового управления, дипломатических отношений России с Турцией после заключения Кючук-Кайнарджийского мира. О заслугах Потемкина в заключении мира с Турцией двенадцать лет спустя вспоминала Екатерина II в беседе со статс-секретарем А.В. Храповицким: «Кн[язь] Вяземский, гр[аф] За[хар] Чернышев и Н.И. Панин во все время войны разные делали препятствия и остановки; решиться было должно дать полную мочь г[рафу] Румянцеву, и тем кончилась война. Много умом и советом помог к[нязь] Г.А. Потемкин. Он до бесконечности верен, и тогда-то досталось Чернышеву, Вяземскому, Панину…»

Потемкин был хорошо осведомлен о ходе переговоров с Турцией благодаря письмам своего армейского приятеля генерал-поручика Николая Васильевича Репнина. Его послания настолько насыщены информацией, что, по его словам, «церемониально уже негде кончить, места не осталось, а люблю Вас искренно»; старинный приятель мог позволить именовать могущественного фаворита «мой друг сердечной». 15 сентября 1774 г. Репнин сообщал из Фокшан, что по прибытии застал фельдмаршала Румянцева и его помощников больными лихорадками и горячками, которыми славился южный климат в XVIII в., да так сильно, что «из всего города сделалась больница». Наряду с описанием состояния дел, связанных с заключением 10 июля Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией и завершением посольства, Репнин сообщает, что проездом через Тулу «купил Вам, то есть шефу драгунскому, ефес палашной, а козаку запорожскому (Потемкин получил титул гетмана Запорожской Сечи, реорганизованной спустя несколько лет. — Н.Б.) Григорию Потемкину огниво, так нужную казаку вещь»; кроме этого приятель «из любопытства» посылал Потемкину из Севска чубуки из говяжьих костей, глиняные трубки, платок и мешок для табака — все это изготовляли жившие там пленные турки.

Преданный товарищ, храбрый военачальник, способный политик, талантливый государственный деятель — именно в Потемкине Екатерина нашла столь необходимое ей сочетание ума и верности. В письмах к нему и ко многим своим корреспондентам императрица не переставала восхищаться деловыми качествами своего любимца, его фантазии и инициативе, творческому подходу в решении тех или иных вопросов. «Генерал, у меня голова кружится от вашего проекта, — писала Екатерина однажды Потемкину. — Вы не будете иметь никакого покоя от меня после праздников, пока не изложите ваших идей на письме. Вы человек очаровательный и единственный; я вас люблю и ценю от всего моего сердца».

25 октября 1774 г. Совет при высочайшем дворе рассуждал по представлению Потемкина о местах, где необходимо расположить остающиеся в Крыму войска второй армии «для содержания татар в страхе», и счел нужным оставить 3 тысячи в Еникале и Керчи, а прочие расположить в Таганроге. Следующее заседание по этому вопросу состоялось 1 декабря, и в целях побуждения Турции к выполнению трактата «рассуждено» было, опять же по представлению Потемкина, расположить остающиеся около Крыма войска второй армии на зиму в новороссийских селениях. Участвовал Потемкин и в обсуждении реляций генерал-фельдмаршала графа П.А. Румянцева о полученных им сведениях, касающихся до военных приготовлений Порты Оттоманской против венского двора, а также министерских депеш. При рассмотрении 11 мая 1775 г. реляций Румянцева о неизбежной потери части денег, причитающихся России от Порты, в случае их перевода через Голландию, Потемкин представлял, «что лучше было бы оставить сии деньги для обращения в торговле, нежели отправлять теперь отсюда наши товары, и особливо железо, которое за всем облегчением дорого стоить будет, не зная еще точно, что из них там (в Порте. — Н.Б.) нужнее и потому выгоднее продано быть может, и, что отправляя в таком случае суда наши в Константинополь пустыми или с малым числом товаров, можно будет и на них отвезть несколько турецких пленных». Совет принял решение поручить А.А. Вяземскому рассмотреть этот вопрос более подробно, чтобы оставить хотя бы половину денег для торговли, а затем доложить императрице.

Участие Потемкина в реальном государственном управлении в 1774–1776 гг. контролировалось и регулировалось непосредственно самой Екатериной. Среди множества любовных записочек этого периода встречаются лаконичные замечания или указания императрицы, поручения, связанные не только с его прямыми обязанностями, но и дающие ему своеобразные уроки управления, поощряющие его инициативу. «Возись с полком, возись с офицерами сегодня целый день, — пишет ему Екатерина в марте 1774 г. и продолжает уже о личном, — а я знаю, что буду делать: я буду думать об чем? Для вирши скажешь: об нем». В другой записочке указание на неизвестное письмо Потемкина, в котором Екатерина «об Обрезкове все вычернила, а только оставила то, чтоб с канцелярией остался в фельдмаршалской диспозиции». (A.M. Обресков принимал деятельное участие в Фокшанском конгрессе. Когда Румянцев получил полномочия на ведение переговоров, он медлил с приездом и опоздал в деревушку Кючук-Кайнарджи, где был подписан мирный договор.) Коротенькое послание Екатерины: «Посылаю вам бумаги, которые вы желаете. Интерес, который вы к ним проявляете, может причинить мне лишь радость» — говорит о том, что она всячески поощряла желание Потемкина помогать ей и участвовать в решении насущных вопросов государственного управления. Однако фаворит все более и более времени уделял делам, что не раз служило помехой свиданиям. Об этом несколько записочек раздосадованной Екатерины: «Я искала к тебе проход, но столько гайдуков и лакей нашла на пути, что покинула таковое предприятие к вышнему моему сожалению…», и в другой раз: «Сердце мое, я пришла к вам, но, увидав в двери спину секретаря или унтер-офицера, убежала со всех ног. Все же люблю вас от всей души».

Фаворит и даже, возможно, тайный муж для Екатерины четко отделялся от чиновника, которому она, иногда и в достаточно резкой форме, давала уроки государственной деятельности и четкие рекомендации в решении тех или иных вопросов внутренней политики. Именно этим объясняется своеобразие ее посланий Потемкину. Недаром она называла его своим лучшим «выучеником». Одно из писем Екатерины II накануне награждения Потемкина орденом Св. Александра Невского (21.04.1774 г.) начинается обращением: «Миленький, здравствуй. Надобно правду сказать, куда как мы оба друг к другу ласковы», а затем уже о делах: «При сем прилагаю записки, кои я сегодни заготовила для объявления сего же дня. Прошу их ко мне возвратить, есть ли в них не найдешь, чего поправить. А есть ли что переменить находишь, напиши, милуша, душа моя». Упоминаемые документы относились, по-видимому, к заседанию Государственного Совета, состоявшемуся 24 апреля, где заслушалась реляция Бибикова об успехах правительственных войск и рапорт генерал-поручика князя Ф.Ф. Щербатова о смерти Бибикова и о принятии им команды. А вот и наставление государыни, основанное на житейском опыте и вызванное, вероятно, каким-либо неудачным высказыванием или поступком Потемкина: «Великие дела может исправлять человек, дух которого никакое дело потревожить не может. Меньше говори, будучи пьян. Нимало не сердись, когда кушаешь. Спечи дело, кое спеет трудно. Принимай великодушно, что дурак сделал».

Анализируя послания Екатерины к Потемкину за 1774–1777 гг., создается впечатление, что он не только выполнял свои обязанности по полученным должностям, но и являлся фактически личным секретарем императрицы, занимаясь ее различными деловыми поручениями. Посылая Потемкина в Совет, она давала ему распоряжения о передаче своих записок обер-прокурору Сената А.А. Вяземскому, изучении докладов Казанской тайной комиссии, советовалась по назначениям в Синоде, памятуя о работе Потемкина в этом учреждении; он участвовал в подготовке манифеста, объявлявшего «о преступлениях казака Пугачева» и манифеста о Мировиче. К этим манифестам относится резкая записка, в которой Екатерина отчитывает Потемкина за промедление в работе: «…понеже двенадцатый час, но не имели в возвращении окончания Манифеста, следственно, не успеют его переписывать, ни прочесть в Совете. И посему он остановит еще на несколько дней других. И до того дня, буде начертания наши угодны, просим о возвращении. Буде неугодны — о поправлении». В работе не должно быть промедления, он должен все успевать и на должном уровне, ведь сама Екатерина, начиная с раннего утра, занималась вопросами управления государства. Причем императрица должна была вникать абсолютно во все и не терпела, даже от близкого человека, когда что-либо оставалось вне ее поля зрения. Она писала фавориту в конце 1774 г.: «А репортиции без меня и, не показав мне, выпустить не должно… Да и ни один шеф Военной коллегии сие делать не мог. Я тебя люблю, а репортиции прошу казать». Екатерина не безрассудная женщина, выполняющая все предложения фаворита, она самодержавная монархиня, и ее решение должно быть единственным и окончательным.

Еще один пример практического «обучения» можно найти в переписке Екатерины и Потемкина. В марте 1775 г. императрица назначает родственников фаворита — братьев Михаила и Павла Сергеевичей Потемкиных — «для исследования и щета соляных дел». Соль была важной статьей дохода государственной казны. Военные расходы на борьбу с Портой и разорение губерний, охваченных пугачевским восстанием, привели к серьезному напряжению финансов России. И все же Екатерина решила сделать «подарок» населению, сбавив цену с продаваемой соли. Изучить состояние дел и было поручено братьям Потемкиным. Далее, как можно предполагать, сам Потемкин составил указ (он не сохранился), касающийся разбора злоупотреблений, связанных с солью, но он был критично оценен Екатериной: «…указ о соляном разбирательстве весьма пространен. Это первый его порок. Другой есть то, что дело еще до кончания века не кончится тем обрядом, и столько винных по всей империи сыщем, что более будет крика, нежели добра… И так, дабы добро зделано было, а вред, колико возможно, отвращен был, мое мнение есть указ переписать коротче и просто сказать, что как мое желание есть видеть устройство и порядок во всех частях и доходах и того для…» В заключение императрица сообщает, что поручила А.А. Вяземскому составить указ по этому вопросу и, по получении его проекта, «…который мне понравится, того и подпишу, или же из обеих сочиню своим лаконическим и нервезным штилем, в котором обыкновенно более дела, нежели слов». Как ни любит, как ни ценит Екатерина Потемкина, она ясно дает ему понять, что в делах государственных ему не будет послабления. Он должен совершенствовать свои способности и стремиться как можно лучше и организованнее исполнять порученные дела, превнося при этом свои инициативы и предложения. Но Потемкин, несмотря на преподанный урок, настаивал на своем варианте указа, где, по словам Екатерины, было некое «противуречие»; на это Екатерина довольно резко отвечала: «Прошу, написав указ порядочно, прислать к моему подписанию и притом перестать меня бранить и ругать тогда, когда я сие не заслуживаю». Последнюю точку в споре поставила императрица, издав 21 апреля 1775 г. указ о ставке «с продажи соли, с каждого пуда по 5 копеек», а накануне она велела Потемкину больше не возвращаться к этому вопросу.

Принимал участие Григорий Потемкин и в подготовке «Учреждения для управления губерний» — крупного и значительного законодательного акта екатерининского времени. Восстание Пугачева и его стремительное распространение по России показали несовершенство губернского управления, и всю весну и лето 1775 г. Екатерина работала над губернской реформой, привлекая к этому труду многих заинтересованных и опытных государственных деятелей. В числе них был и наш герой, которому в дальнейшей работе пришлось заниматься и непосредственной организацией местного управления на основе «Учреждения о губерниях». Уже на последнем этапе подготовки этого государственного акта Екатерине особенно важно было мнение фаворита, она писала: «Просим и молим при каждой статье поставить крестик таковой +, и сие значить будет апробацию вашу. Выключение же статьи просим означивать тако — #. Переменение же статьи просим прописать точно». Но императрица, вопреки мнению многих, не беспрекословно подчинялась воле Потемкина. Не он властвовал над ней, а Екатерина была абсолютной монархиней, самодержицей Всероссийской; ни один государь, стоявший во главе империи, никогда не отдавал своей власти фаворитам, они лишь позволяли пользоваться близостью к монарху. Получив от Потемкина бумаги по губернской реформе с его пометками и ознакомившись с его замечаниями, Екатерина поступает так, как считает необходимым: «вторые бумаги, касательно губерний, я тоже читала и об оном приказала с тобою объясниться, ибо число жителей по уездам некоторым вышло из прилагаемой препорции. Луче оные, то есть уезды, умножить».

Во время торжеств в Москве по случаю заключения Кючук-Кайнарджийского мира Потемкин получил знаменательную должность — он был назначен руководить Оружейной палатой в Кремле. 24 января 1775 г. состоялся указ о поручении «в главное смотрение» Потемкину «производимый разбор в Мастерской Оружейной палате». Вполне возможно, что назначение фаворита на этот пост носило парадный характер, но Екатерина прекрасно знала об увлечении Потемкина старинными вещами и редкими книгами. Князь был широко образованным человеком, знал несколько языков, увлекался музыкой, поэзией, философией; он был знаком и помогал многим деятелям культуры, литературы, искусства. В одном из писем Екатерина (наверное, после посещения 6 апреля 1775 г. Патриаршего дома, «где бывает мироварение») предлагает Потемкину: «Батинька, я тринадцать лет назад приказала Коллегии экономии, чтоб все, что мироварению надлежит, зделать серебряное. И теперь вижу, что варят в серебре, а понесут в церемонии всенародно миро в оловянных премерзких сосудах. Пришло мне на ум на сей случай: пока поспеют серебряные, не можно ли дать взаймы из Мастерской или Оружейной кувшины серебряные, но с тем, чтоб опять поставлены были в Грановитую к праздникам мирного торжества? И буде мысль моя Вам нравиться, прикажи по ней исполнить, слышишь, душа».

Торжества в Москве, посвященные подписанному 10 июля 1774 г. в болгарской деревушке Кючук-Кайнарджа мирному договору, должны были поставить Екатерину II в ряд чтимых народом законных монархов, действовавших на славу России. Мир с Портой Оттоманской закреплял новую расстановку сил на международной арене, увеличивая роль и влияние России на европейские дела. Значение этого события подчеркивала пышная церемония, продолжавшаяся несколько дней. Екатерина и весь двор заблаговременно прибыли в Москву и проводили время в работе, поездках, развлечениях. Московский генерал-губернатор князь Михаил Никитич Волконский почти каждый день докладывал императрице посредством «полицейских записок», часто через Григория Потемкина, о малейших происшествиях, случавшихся в эти дни в городе: 23 мая 1775 г. загорелась кровля на доме сенатора Маслова из-за искры, выскочившей из трубы; 23 и 24 мая вдруг пошел снег и покрыл все кровли, ударил небольшой мороз, но «болыпева вреда цвету не зделано», однако уже 25 мая ночью мороз «на деревьях цвет побил, мало нынешной год яблок будет»; 2 июня ночью в доме княгини Гагариной за Никитскими воротами в людских покоях от «небрежения поставленной пред образом лампады сделался пожар». Но в большинстве писем Потемкину говорится, что в городе, слава Богу, все спокойно, и приложенные «полицейские записки» должны проинформировать фаворита и императрицу о благополучном состоянии древней столицы и хорошей организации городского управления.

Во время отъезда императрицы в село Тайнинское в Москве случилось неприятное происшествие. О нем 19 мая генерал-прокурор Сената А.А. Вяземский известил письмом Григория Потемкина и просил передать приложенную реляцию Екатерине. Что же так обеспокоило высоких чиновников? По отъезде императрицы «один сумасшедший надворный советник Рогов» зашел в Московскую контору Синода и «писал странные указы». Вяземский был уверен в безумии этого человека, но проступок слишком серьезен — покушение на абсолютное право государыни издавать указы, а в те времена политический сыск работал очень тщательно, и по малейшему подозрению заводилось дело. В связи с этим Вяземский сообщает ближайшему к императрице человеку — Потемкину — о своих действиях: с Рогова и регистратора, видевшего «указы», взята подписка о неразглашении, приказано «сведать» у жены и слуги провинившегося, с кем он знаком и кто к нему «хаживал». На следующий день в 10 часов поутру московский генерал-губернатор князь М.Н. Волконский сообщил Григорию Потемкину, что знает провинившегося Рогова и он уже совершал странные поступки: «Этот самой тот Рогов, что по дежурстве моем вынимал шпагу пред караульным фрунтом во дворце».

Начало празднования заключения Кючук-Кайнарджийского мира ознаменовалось торжественным въездом 9 июля 1775 г. Екатерины II в Москву в золоченой карете, запряженной восьмеркой богато убранных лошадей, в сопровождении наследника престола Павла с супругой и двора. Вечером состоялась всенощная служба в Успенском соборе древнего Кремля. На следующий день императрица и весь двор присутствовали на торжественной церемонии литургии и благодарственном молебне в Успенском соборе Кремля, а затем прошло награждение героев войны в Грановитой палате. По окончании церемонии пышный кортеж отправился в Пречистенский дворец. Ехавший за каретой Екатерины II верхом, в красном плаще, Григорий Потемкин — тоже герой этой войны — разбрасывал в народ серебряные памятные жетоны с надписями: «Мир с турками» и «Приобретен победами».

Москвичи и гости из других городов, приехавшие посмотреть на грандиозный праздник, были ослеплены блеском двора Екатерины II, величием монархини, оглушены пушечной «салютацией», громом оркестров, многоголосьем московских колоколов и в первую очередь подвешенного накануне самого большого колокола звонницы Ивана Великого. Для народных гуляний, начавшихся 21 июля 1775 г., было подготовлено Ходынское поле. Сценарий придумала сама императрица, а для постройки комплекса увеселительных сооружений призвала необычного архитектора — знаменитого Василия Баженова. Свои идеи о порядке празднования победы над Оттоманской Портой Екатерина изложила иностранным корреспондентам, чтобы и просвещенная Европа узнала о достижениях русского оружия.

Самое подробное письмо с описанием предстоящего праздника было адресовано, конечно же, барону Гримму, в котором Екатерина передавала свой разговор с архитектором В.И. Баженовым: «…в трех верстах от города есть луг; вообразите себе, что этот луг — Черное море, что из города доходят до него двумя путями; ну, так один из этих путей будет Дон, а другой — Днепр; при устье первого вы построите обеденный зал и назовете его Азовом, при устье другого вы устроите театр и назовете его Кинбурном. Вы обрисуете песком Крымский полуостров, там поставьте Керчь и Еникале, две бальные залы; налево от Дона вы расположите буфет с вином и мясом для народа, против Крыма вы зажжете иллюминацию, чтобы представить радость двух империй о заключении мира. За Дунаем вы устройте фейерверк, а на той земле, которая должна представлять Черное море, вы расставите освещенные лодки и суда; берега рек, в которые обращены дороги, вы украсите ландшафтами, мельницами, деревьями, иллюминированными домами, и вот у вас будет праздник без вымыслов, но зато прекрасный, а особливо естественный… Направо от Дона будет ярмарка, окрещенная именем Таганрога». Эту идею государыни Баженов и его команда воплотили в жизнь с блеском и поразительной фантазией. Они устроили на Ходынском поле турецкие крепости и европейские дворцы, минареты и колокольни, причудливые павильоны и галереи, построенные в различных архитектурных стилях, морские суда, с которых зрители смотрели фейерверк и иллюминацию, «изобретенные» мастером Матвеем Мартыновым и исполненные Михаилом Немовым. Несколько поколений москвичей вспоминали об этом празднестве, вернувшем на время городу его древнюю славу столицы, рассказывали детям и внукам о фонтанах вина и пива, пирамидах с жареными быками и прочей снедью, предназначенных для угощения простого народа, о выступлениях балансеров, канатоходцев, искусных театральных представлениях и пышном маскараде.

Григорий Потемкин был поражен великолепным исполнением грандиозного замысла Екатерины. В XVIII в. формируется традиция отмечать знаменательные события и путешествия государей по стране великолепными торжествами, несущими в себе и определенные идеологические функции представления в художественном виде подданным и соседним государствам величия и могущества Российской империи, незыблемости и значимости самодержавия. Опыт, полученный в 1775 г. в Москве, Потемкин с блеском использовал во время разработки сценария путешествия Екатерины II в Новороссию и Крым в 1787 г., после чего его фантазии досужие иностранцы назвали «потемкинскими деревнями». Приметил Потемкин во время посещения Ходынского поля в свите императрицы и еще один важный момент: силуэт Крымского полуострова, обрисованный на поле песком, навел его на мысли об опасности существования такого соседа у южных границ России. «А вот если бы дойти до моря, чтобы оно разделяло нас с Турцией, так и безопаснее будет и земли там плодородные», — задумался тогда Григорий Потемкин.

10 октября 1775 г. в Кремле состоялся парадный прием турецкого посла, вручившего Екатерине II грамоту о вечном мире и подарки от султана. В день аудиенции в Кремле от Никольских ворот до Красного крыльца Кремлевского дворца была расставлена казацкая конная команда, лейб-гусарский эскадрон и лейб-гвардии гренадерские роты под предводительством Юрия Владимировича Долгорукова. Обыкновенный во дворце лейб-гвардии караул был умножен элитной гренадерской ротой лейб-гвардии Преображенского полка, и фрунт стоял у Красного крыльца, а кавалергарды расположились в Грановитой палате по обеим сторонам от дверей до трона без ружей и в богатом уборе. В передней комнате до Грановитой палаты, там, где должен был пройти турецкий чрезвычайный и полномочный посол, также были поставлены лейб-гвардии Преображенского полка гренадеры без ружей.

Уже утром в Кремлевский дворец в силу учиненных повесток съехались статс-дамы, фрейлины и прочие знатные дамские особы, одетые в так называемое русское платье и робронды, знатное духовенство, придворные кавалеры, первых пяти классов мужские особы и состоящие при дворе чужестранные министры, военные штаб и обер-офицеры, знатное дворянство — кавалеры были в обыкновенном цветном платье. Двор ждал приезда посла, Их императорские высочества Павел с супругой в начале второго «изволили пойти на золотую решетку в тайник», чтобы оттуда наблюдать церемонию аудиенции. Когда объявили, что прибыл посол, его торжественно препроводил в Грановитую палату обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин, где на троне под балдахином восседала Екатерина II во всем императорском уборе, в малой короне. Слева от нее стоял Ее императорского величества генерал-адъютант, Военной коллегии вице-президент и разных орденов кавалер его сиятельство граф Григорий Александрович Потемкин. На троне с правой стороны от императрицы был поставлен специальный стол, покрытый золотой парчой, для «положения приемной от посла Султанской грамоты». Несколько поодаль от трона полукругом расположились приглашенные персоны. Церемония аудиенции окончилась в 3 часа дня.

Вечером Екатерина, переодевшись в русское платье, осматривала султанские подарки, а на следующий день в честь турецкого чрезвычайного и полномочного посла был дан бал, во время которого, как отмечает «Камер-фурьерский журнал», он несколько раз выходил в комнату «для отдохновения», курил табак и имел беседу с генерал-фельдмаршалом П.А. Румянцевым-Задунайским. 27 ноября в Пречистенском дворце состоялся маскарад, посол и его свита прибыли в турецком платье. Их потчевали «конфектами, кофеем и сорбетом», затем посол был «трактован вечерним столом». Во время посольского трактования (приема) Ея императорское величество «соизволила из дверей смотреть в маске малое время». Екатерина и ее двор веселились на этом маскараде до 4-го числа пополуночи.

Подарки турецкого султана пополнили коллекцию Оружейной палаты. Сохранившаяся коллекция документов XVII— XVIII вв., известная под названием «Архив Оружейной палаты», представляет великолепную возможность не только для изучения состава музея, но и для исследования процесса управления этим учреждением Григорием Потемкиным. Особого внимания заслуживают журналы и протоколы заседаний присутствия палаты, благодаря которым мы имеем информацию обо всех словесных приказаниях Потемкина и их исполнении. Уже через два дня после своего назначения он посылает в порученное ему ведомство по принятой системе управления «Предложение», в котором «предлагает» представить ему подлинники книг и описей «всем имеющимся в палате вещам», а также собрать всех мастеров, необходимых для осмотра, оценки и исправления вещей, хранящихся в Мастерской и Оружейной палатах. В тот же день в журнале конторы записано решение о посылке рапорта Потемкину с приложением описных книг и реестра мастеров, служителей и купцов серебряного ряда, определенных для оценки. 27 января Потемкин прибыл лично и осматривал «государственные регалии и знатныя богатыя разных уборов вещи», а на другой день «смотрел Уложение Алексея Михайловича в серебряном ковчеге». Надо полагать, что осмотр царских регалий был непосредственным образом связан с подготовкой торжеств по случаю заключения мира, и на Потемкина была возложена задача их организации. 30 января последовало новое «предложение» князя конторе, в котором он сообщает о разделении комиссии о разборе вещей на две экспедиции: первая должна была работать под руководством лейб-гвардии Преображенского полка секунд-майора Толстого, вторая поручалась полковнику Колюпанову. При этом на все время «разбора» в палатах должен был быть выставлен караул Преображенского полка. В заключение Потемкин приказывал о «всем порядке и целости обоих палат» докладывать ему.

Под руководством Потемкина (он занимал пост «главного смотрителя» Мастерской и Оружейной палат до самой смерти) началась работа по приведению в порядок и изучению церковной утвари, образов, уникальных вещей, старопечатных и рукописных книг, некоторые из которых, как свидетельствуют документы, князь брал к себе для прочтения. В 1784 г. выяснилась необходимость создания новой, более полной описи рукописных книг, которая была составлена асессором Новоселовым и охватывала в хронологическом порядке 1103 книги за 1589–1722 гг.

Отличительной чертой Мастерской и Оружейной палат под управлением Потемкина было совершенствование функций государственного хранилища ценностей и зарождение музея «Оружейная палата», что выражалось в увеличении количества посетителей сокровищницы. По несколько часов в день продолжались осмотры «государственных регалий и прочих богатых вещей» знатными персонами, иностранными послами, иногда в сопровождении самого Потемкина. Так, за 11 октября 1775 г. есть запись в журнале о его словесном распоряжении: «чтоб в Мастерской, и Оружейной, и в Грановитой палатах везде очистить для того, что завтрашний день в десятом часу пополуночи изволит смотреть вещей Ее императорское величество». В тот же день должен был быть допущен в палаты и знаменитый архитектор Василий Баженов, для «рисования булав, буздыханов, пернатов, топориков и протчих… вещей». Документы Оружейной палаты сохранили любопытное свидетельство о посещении и осмотре царских сокровищ императором Священной Римской империи Иосифом II, приехавшим в Россию для встречи с императрицей под именем графа Фалькенштейна. «Июня 7 дня, воскресенье, — зафиксировал журнал Оружейной и Мастерской палат за 1780 г., — надворный советник Райкович прибыл пополуночи в 8-м часу и находился в Казенной Мастерской и Оружейной полатах, что в Московском Кремлевском дворце вверху за золотою решеткою, в которую прибыл его светлость генерал-аншеф государственной Военной коллегии вице-президент, Мастерской и Оружейной полат верховный начальник и разных орденов кавалер князь Григорей Александрович Потемкин пополуночи в 9-м часу. И осмотря хранящиеся во оных полатах короны и скипетры, и прочия регалии, и золотую и серебряную посуду, и все вещи, сколько во оных полатах есть, и спрося, все ли в готовности и в тех полатах, кои со оружеными и конюшенными вещми, вышел в Успенский собор, в котором тогда отправлялась Божественная литургия. И по тем и паки во 2-м часу пополудни во оные прибыл с прибывшим в Москву графом Фанкенштейном (Фалькен-штейном. — Н.Б.) ис его свитою, причем были генерал-порутчик и кавалер Михаила Михайлович Измайлов и генерал-порутчик и губернатор граф Остерман, и сенатской обер-прокурор князь Волконский, и прочие генералы и его преосвещенства Платон Московский и Калужский. И как во оных так и в состоящих к Потешному дворцу со оружейными и конюшенными вещми казенных полатах оной граф Фанкенштейн все находящиеся вещи изволил смотреть. И вышли из оных полат пополудни в 3-м часу, и те полаты заперты и запечатаны казенною надвороного советника Райковича печатьми. Определено о том записать в журнал впредь для ведома». Столь важная миссия Г.А. Потемкина лишний раз показывает, насколько сильным было его положение при дворе и сколь велико его участие не только в решении внутриполитических, но и внешнеполитических задач, стоящих перед Российской империей. Посещение Оружейной палаты в сопровождении Потемкина, осмотр хранилища и особенно знаменитой грамоты императора Максимилиана, адресованной русскому царю Ивану III, где он обращался к русскому царю — «цесарь», позволили укрепить союз государств и впоследствии создать антитурецкую коалицию Австрии и России.

Особый интерес проявлял Потемкин к церковным вещам и книгам, находящимся под его «смотрением». Еще в 1774 г. он брал для переделки ризу Чудова монастыря, а находясь во главе Оружейной палаты, князь заботился о сохранности и описании церковной утвари. По предложению Потемкина часть ветхих вещей, которые, по его мнению, «столь обременяют смотрителей, что и взыскать не можно», были розданы по церквям, а для «украшения “большого Успенского собора” из Оружейной палаты отданы образа».

20 декабря 1775 г. Екатерина и императорский двор отправились в Петербург, в Царское Село императрица прибыла в ночь с 23-е на 24-е, причем последние 164 версты от Новгорода она ехала без остановки, разместившись в дорожных почивальных санях; впереди посменно сидели два кавалергарда, а сзади — по два придворных лакея. Уже в конце января 1776 г. в отношениях Екатерины с Потемкиным начался кризис, не оставшийся без внимания сторонних наблюдателей. В это время императрица сближается со своим новым секретарем П.В. Завадовским, рекомендованным именно Потемкиным. Любопытно, что он сумел сделать самостоятельную карьеру уже после окончания фавора: много занимался вопросами просвещения и организацией системы образования, а при Александре I стал первым российским министром образования. Английский поверенный в делах Оак доносит в Лондон в январе 1776 г.: «Императрица начинает видеть в другом свете вольности, которые позволяет себе ее любимец…» Читая переписку Екатерины с Потемкиным за февраль — июнь 1776 г., понимаешь, что это один из самых драматичных моментов, во всяком случае в жизни фаворита: он не раз срывается, угрожая уйти со всех постов, или настаивает на удалении Завадовского. Проявляя поразительное терпение, Екатерина делает все, чтобы сохранить Потемкина в системе власти: «Прочитав, душатка, твои письмы, нетрудно решиться: останься со мною. Политичны же твои предложения все весьма разумные»; и в другом письме: «Когда ни поступки, ни слова не могут служить доказательством, тогда или воображение наполнено пустотою и своенравием, либо подозрением равномерно пустым, как бы то ни было, не имев на сердце, ни за душой оскорбительной для тебя мысли, пребываю в надежде, что бред сей наискоре кончится, чему истинная пора». Надо признаться, Потемкину было чего опасаться: он хорошо знал всемирную и русскую историю, да и видел судьбу Григория Орлова и других. Он мог лишиться всего.

Трагичность ситуации, нерешительность Потемкина и его неровное поведение было замечено многими при дворе. Эти смутные дни в жизни фаворита Екатерина Михайловна Румянцева описывала в письмах к мужу, им небезразлично было положение Григория Александровича при дворе — уйдет он, и неизвестно, чего ожидать от нового фаворита. «…Ты, батюшка, пишешь, чтобы я тебе писала, что найду примечательного, — докладывает фельдмаршалу графу Румянцеву 27 февраля 1776 г. из Царского Села его жена, пристально следящая за придворной жизнью, — истинно сказать, что так мудрено, непонятно здесь видеть, а заочно, чаю, и мудренее кажется. Григорий Александрыч по наружности так велик, велик, что захочет, то сделает. Третьего дня, в вечеру уже это было, на братнином дежурстве, чтобы конную гвардию отдали в команду, что как полк весь этот опустился. Это было поутру, что дала приказ писать, а там остановили, опять в вечеру послали, а многие уверяют, что горячность уже прошла, та, которая была, и он совсем другую жизнь ведет; вечера у себя в карты не играет, а всегда там прослуживает, у нас же на половине такие атенции в угодность делает, особливо по полку, что даже что на покупку лошадей денег своих прислал 4000 р., и ходит с представлениями, как мундиры переменять и как делать и все на апробацию. Вы его бы не узнали, как он нонеча учтив предо всеми. Веселым всегда и говорливым делается, видно, что сие притворное только; со всем тем, чего бы он ни захотел и ни попросил, то, конечно, не откажут». Потемкину не только не отказывали в просьбах, но Екатерина искала всяческие способы, чтобы смягчить горечь разрыва. 2 мая 1776 г. она писала русскому посланнику в Варшаве графу Стакельбергу: «Желая отблагодарить князя Потемкина за заслуги, оказанные им государству, и намериваясь предоставить ему герцогство Курляндское», далее следовала инструкция императрицы о том, как довести дело «до объявления герцогского стула вакантным». Но проект этот так и не был реализован.

Екатерина II — мудрая самодержица и опытный руководитель — не хотела терять столь способного «выученика», чей потенциал обещал большие выгоды для России. Свидетельством окончательного примирения и понимания Потемкиным своего положения является его письмо Екатерине, где он сам формулирует свое жизненное кредо: «Моя душа бесценная, ты знаешь, что я весь твой и у меня только ты одна. Я по смерть тебе верен, интересы твои мне нужны, как по сей причине, так и по своему желанию. Мне всево приятнее твоя служба и употребление заранее моих способностей…»

Фаворит не упал, как ожидали многие, его могущество и влияние возрастало соразмерно производимым успехам в решении вопросов государственного управления, внутренней и внешней политики, проведения военных реформ. С каждым днем Екатерина получала новые подтверждения правильности своего выбора.

Продолжал исполнять Григорий Потемкин при дворе и должность генерал-адъютанта, представляя нередко, как когда-то его Григорий Орлов, новых любимцев Екатерине II, но теперь почти все они были его протеже. В целях обеспечения безопасности и спокойствия в покоях императрицы в сентябре 1779 г., во время своего дежурства во дворце, он сообщил капралу караульного Кавалергардского корпуса «Дворцовый приказ»: «Строжайше наблюдать, чтоб в той комнате, где кавалергардский пост состоит, от приходящих в оную, какого б звания и чина ни были, подобающее двору благочиние соблюдаемо было, и чтоб не токмо ни малейшаго безчинства, но и шуму не происходило, в чем как самому господину капралу и часовым строго смотреть, и есть ли бы кто выходить стал из благопристойности, то о таковых немедленно докладывать дежурному генерал-адъютанту». К приказу был приложен список почти из 200 человек, допускаемых во дворец, в том числе разрешалось «во время балов и концертов пропускать во внутренния комнаты княгиню Дашкову и детей ея, дочь и сына Семеновскаго полку капитана», — Потемкин неизменно благоволил к Екатерине Романовне.

Незыблемость положения в окружении императрицы, его политическое влияние и значение постепенно становились аксиомой придворной жизни, и при всех тех колкостях, которые позволяли себе многие вельможи и фавориты Екатерины II в переписке с другими лицами, в официальной жизни и письмах к светлейшему соблюдалась необходимая почтительность и соответствующий пиетет. В 1778 г. сменивший Потемкина в покоях императрицы П.В. Завадовский пишет П.А. Румянцеву из Петербурга о том, что «князь ГП (Григорий Потемкин. — Н.Б.) не имеет против себя балансу». Неизменность доверия Екатерины и продолжение ее благосклонности удивляют многих, такого еще не бывало при дворе: меняется фаворит, прежний уходит в тень. А здесь Потемкин получает все новые и новые знаки внимания императрицы, Завадовский пишет о добрых словах Екатерины по случаю заложения города Херсона и ее желании изготовить специальную медаль на память этого происшествия. Не без тени зависти он замечает: «Во все века редко Бог производил человека столь универсального, каковым есть князь Потемкин: везде он и все он…»

Часто сопровождал письма Екатерины к Потемкину в 1783–1784 гг. своими записочками очередной фаворит императрицы — 22-летний конногвардеец Александр Дмитриевич Ланской. Отличавшийся скромностью и мягкостью, он находился «в случае» с конца 1770-х годов и имел огромное влияние на Екатерину, испытывавшую к нему самые нежные чувства. Скромностью и сентиментальностью отличаются его коротенькие записочки к всесильному вельможе, обращения — самые почтительные: «любезнай дядюшка», «батюшка князь». Александр Ланской сообщает Потемкину о состоянии здоровья императрицы, интересуется самочувствием князя, поздравляет с праздниками, благодарит за письма и присылаемые фрукты, подчеркивает свою «истинную привязанность» к Потемкину. Это письма не соперника в мнении Екатерины, а преданного союзника, понимающего значение и влияние светлейшего. Снова императрица берется за переделку покоев для нового фаворита в одном из дворцов, оставляя комнаты и для Потемкина, еле заметным на бумаге красным карандашом она набрасывает поручения дворцовым чиновникам: «1. чтоб протопить зимой мои новыя комнаты и те, кои подо мной, чтоб не сыры были; 2. средней комнаты между спалны нынешной князя Потемкина и А. Дм. Ланс[кого] зделать двери в сад, дверей же общих; вышесказанные спален в той средней комнаты закладывать кирпичей… 5. картины, кои над диваном поставить по будущей леты под новыми моими комнатами в покои А. Дми. Ланс[ого] в третьей комнате от дверей дома. В той же комнате отградить для постели место перегородкою, как в Петербурге у него спальня отгорожена».

Летом 1784 г. Ланской опасно заболел и умер от «злокачественной горячки в соединении с жабой» на двадцать седьмом году жизни. Эта смерть так поразила сердце могущественной государыни, что многие ее приближенные опасались за жизнь Екатерины. Именно Потемкин с графом Федором Орловым, как писала императрица барону Гримму, утешали ее: «Они начали с того, что принялись выть заодно со мною, тогда я почувствовала, что мне с ними по себе, но до конца было еще далеко». В продолжение целого года носила императрица траур по своему любимцу. Горечью потери делилась она с Гриммом: «Это был юноша, которого я воспитывала, признательный, с мягкой душой, честный, разделявший мои огорчения, когда они случались, и радовавшийся моим радостям»; любящая женщина надеялась, что он «будет опорой моей старости».

15 июля 1786 г. начался роман Екатерины с 28-летним адъютантом всесильного князя Потемкина Александром Матвеевичем Дмитриевым-Мамоновым. Еще 12 февраля 1784 г. отец будущего фаворита Матвей Дмитриев-Мамонов благодарит светлейшего за пожалование сына в генерал-адъютанты и «особливую милость» к сыну. 27 февраля 1785 г. он снова пишет к князю: «Все, что имеет сын мой со дня определения ево в службу и до нынешняго настоящего времени, то имеет он от Вас единаго, и Ваша светлость были ему покровителем, что и обязывает не только меня, но и всю мою семью к вечной Вам благодарности». Рекомендованный Потемкиным фаворит пришелся по душе императрице, ей нравится характер Дмитриева-Мамонова, его склонность к занятиям музыкой и гравированию. Он также с неизменным почтением писал к своему светлейшему покровителю: «…беру я смелость повторить Вам прежние мои уверения о том наисмерейшем почтении и совершенной преданности, с коими во всю жизнь мою пребуду вашей светлости милостивого государя всепокорнейшим слугою». В записочках к Екатерине Дмитриев-Мамонов не раз говорил о своей любви и адресовал к ней самые нежные слова. «Скажи мне, — обращался к императрице фаворит, — что меня очень любишь, и верь, что я с моей стороны верно, искренно и нежно люблю тебя».

Но и в этом романе Екатерина не нашла успокоения: фаворит увлекся 15-летней фрейлиной Дашенькой Щербатовой. Верный помощник Потемкина Гарновский, неизменно информировавший князя о придворной жизни в столице, когда тот занимался делами на юге России, в начале 1789 г. настойчиво просит князя приехать в Петербург. Князь выступил миротворцем, и на время отношения Екатерины с фаворитом восстановились, но вскоре выяснилось, что Дмитриев-Мамонов обручился с княжной Щербатовой, и императрица настояла на свадьбе. Сердце ее вновь страдало: сила ли обстоятельств, обманчивость ли мужчин или недостатки характеров, но Екатерина все время оказывалась одна. Только Потемкин по-прежнему оставался верным, преданным другом и помощником, все знающим и все понимающим человеком, на которого она всегда могла положиться. Ему будет поручено решение важнейших стратегических вопросов внутренней политики: освоение бескрайних южных земель, строительство городов и портов, превращение этого района в мощную сельскохозяйственную и промышленную область страны. Его деятельность будет способствовать постепенному расширению территории Российской империи до берегов Черного моря — естественных границ, а это, в свою очередь, решит и важнейшие внешнеполитические задачи укрепления мощи государства. Теперь Екатерина выпустила своего «выученика» на простор государственной деятельности, и он должен доказывать каждый день, что способен и может успешно управлять огромным краем, быть крупным политическим и государственным деятелем.

Глава 9.

ГОСУДАРЕВ НАМЕСТНИК

Разрыв мужчины и женщины, как правило, приводит к расставанию навсегда, люди прекращают видеться, вычеркивают некогда близких из своей жизни. Бывает и иначе, если их связывают еще и дружеские, уважительные отношения. Екатерина постаралась сохранить Потемкина как хорошего советчика и использовать потенциал своего любимца в области государственного управления. Перестав занимать покои фаворита, Григорий Потемкин оставил за собой уголок в сердце императрицы и на долгие годы стал для нее необходимым помощником в делах государственных. Отныне для милого друга приготовлены важнейшие поручения, его совет необходим по самым сложным вопросам жизни страны и ее роли в мировой политике, курьеры с письмами Екатерины II и ответами светлейшего несутся по бескрайним просторам Российской империи, загоняя лошадей. В посланиях императрицы теперь основное место отводится насущным проблемам управления, но сохраняется неизменно ласковое обращение, доверительный тон, ее интересует здоровье часто болеющего на юге Потемкина.

Справедливости ради надо заметить, что письма Екатерины к другим губернаторам и наместникам, конечно же, не сравнимые по тональности с адресованными к князю, также носили в некотором роде характер личных посланий. Она писала о своем здоровье, о событиях при дворе, обсуждала вопросы, не относящиеся напрямую к роду их деятельности или территории. Вот прекрасный образец — письмо Екатерины II рижскому генерал-губернатору графу Ю.Ю. Броуну от 10 марта 1785 г. из Москвы, где наряду с рабочими вопросами говорится о здоровье императрицы и ее трудах:

«…Я приказала Сенату потребовать от вас копию с распоряжений шведского правительства в Лифляндии, касающихся надворных и земских судов, дабы по ним, насколько это возможно, устроить внутри империи судебные места, которыя причиняют мне много хлопот и еще далеки от моих предположений, но я все таки духом падать не буду. Здоровье мое меня нисколько не тревожит; я встаю, самое позднее, в 6 часов и сижу до 11 в моем кабинете, куда ко мне приходит не тот, кто у меня в милости, но кому, по его званию, есть до меня дело, и часто приходят лица, которых я еле знаю по имени. Кто у меня в милости, тех я приучила уходить, если дело их не касается. После обеда нет ничего, а вечером я вижусь, кому охота придти, и отправляюсь спать, самое позднее, в половине одиннадцатого…»

В таком положении дел можно увидеть феномен фаворитизма как метода управления. Не будучи связанными с императрицей интимными отношениями, чиновники высшего эшелона власти пользовались ее личной симпатией и доверием, что в большой степени влияло на назначение их на должности. В свою очередь, они чувствовали себя ответственными не только как государственные служащие, но и как доверенные лица Екатерины II, ведь от них требовалось эффективное исполнение должности и верность монархине.

На светлейшего князя Григория Александровича Потемкина была возложена важнейшая задача в области внутренней политики государства — обеспечение безопасности южных границ России и освоение приобретенных после первой русско-турецкой войны земель. Заслуги Потемкина в обустройстве России в той или иной степени признавали не только положительно относящиеся к нему историки, но и критики.

В результате заключения Кючук-Кайнарджийского мира в 1774 г. была в основном реализована программа русской внешней политики в отношении Турции и Крыма, разработанная в период 1760–1770 гг. Черное море и проливы стали доступны для русского торгового судоходства. На русское купечество распространялись все права и привилегии, которыми пользовались в Турции представители других держав, и перед русской внешней торговлей открылись новые широкие перспективы. По Кючук-Кайнарджийскому договору в состав России вошла территория между Бугом и Днепром, а также крепости Керчь, Еникале и Кинбурн. Были подтверждены древние права России на территорию Кабарды, вступившей в русское подданство еще в середине XVI в.; Азов и приазовские земли, завоеванные при Петре I, окончательно закреплялись за Россией. Крымское ханство отделилось от Оттоманской империи и провозглашалось независимым.

Укрепление стратегических позиций России в Северном Причерноморье после подписания Кючук-Кайнарджийского мира сделало излишним существование знаменитой казацкой вольницы — Запорожской Сечи как заслона против внешних врагов; кроме этого, наличие автономных окраин потенциально угрожало целостности и безопасности государства. 4 июня 1775 г. укрепленная Запорожская Сечь была окружена войсками под командованием генерал-поручика П.А. Текели и сдалась без сопротивления. Уничтожение Запорожской Сечи было «вверено в диспозицию» Григорию Потемкину. Уже 18 июня генерал Текели получает от Потемкина ордер с предписанием: собрать церковную утварь и, описав ее, прислать к нему, сделать перепись населения по слободам, назначить места для желающих поселиться в Днепровской провинции, как стали именовать Запорожскую Сечь, а «затверделых в грубости старшин, также и самых распутных пьяниц стараться всеми возможными образами удалить…». И только 3 августа 1775 г. последовал высочайший манифест об уничтожении Запорожской Сечи. Ее земли вошли в состав двух новых губерний — Новороссийской и Азовской, образованных из прежней Новороссийской губернии (существовавшей в 1764–1775 гг.), новых приобретений и земель Войска Донского.

Новороссийская губерния была учреждена в 1764 г. с центром в городе Кременчуге. Ее управление первоначально было поручено генерал-поручику А.П. Мельгунову, а незадолго до заключения Кючук-Кайнарджийского мира, указом 31 марта 1774 г., Г.А. Потемкину. 16 января 1775 г. штат Потемкина по его представлению был уравнен со штатом малороссийского генерал-губернатора, что свидетельствовало о значимости полученной должности и новом высоком статусе фаворита. Вскоре после Кючук-Кайнарджийского мира состоялось новое районирование на юге. По указу 14 февраля 1775 г. была создана Азовская губерния, включившая в свой состав часть Новороссийской губернии (Бахмутский уезд), новые приобретения по Кючук-Кайнарджийскому договору и «все жилища» Войска Донского, сохранявшего фактически свою автономию. Одновременно Герольдмейстерской конторе Сената предписывалось организовать подбор кадров в губернскую и воеводскую канцелярии из находящихся не у дел военных чинов и сочинить гербы для новых городов.

Новороссийская губерния включала в себя бывшую Ново-Сербию с Новослободским полком и 15 сотен Левобережной Украины. В связи с тем, что часть Азовской губернии между Днепром и Бугом, а также Кинбурн не соприкасались с остальными частями губернии, 20 октября 1775 г., после ликвидации Запорожской Сечи, был издан новый указ о границах Азовской и Новороссийской губерний. Кинбурн вместе с «углом земли» между Днепром и Бугом и территорией Запорожья отошел к Новороссийской губернии. Тогда же к ней были присоединены два сотенных местечка Миргородского полка — Потоки и Омельник — и пять сотен Полтавского полка вместе с Полтавой, Будищем и Решетиловкой. К Азовской губернии дополнительно были отнесены местечки Старые и Новые Водолаги и город Тор с его уездом, взятые из Слободской губернии.

Таким образом, в состав Новороссийской и Азовской губерний, существовавших до 1784 г., входили: некоторые старые районы Украины, полоса недавней колонизации к северу от запорожских земель (бывшие Ново-Сербия и Славяносербия), запорожские земли и пустынный край, приобретенный в Русско-турецкую войну 1768–1774 гг. Кроме упомянутых губерний и Днепровской линии (11.01.1776 г.) Потемкину было поручено управление Астраханской и Саратовской губерниями (23.02.1775 г.), Войском Донским (февраль 1775 г.). Одновременно он стал командиром всех войск, поселенных в Астраханской, Новороссийской и Азовской губерниях, наместником которых он был назначен в 1775 г. В Новороссийское наместничество входили Саратовская, Астраханская, Новороссийская и Азовская губернии.

Должность генерал-губернатора или государева наместника определялась «Учреждением о губерниях» (1775 г.), хотя оно еще не распространялось на эти пограничные районы. Статья 81 знаменитого екатерининского «Учреждения» (в его подготовке участвовал и Потемкин) гласила, что «должность генерал-губернатора есть строгое и точное взыскание чинить со всех ему подчиненных мест и людей, о исполнении законов и определенного их звания и должностей». Однако в круг обязанностей наместника входило и пресечение всяких злоупотреблений, и принятие мер в случае голода или недостатка припасов, и сохранение государственной безопасности в пограничных местах, а в случае возмущения — принятие мер к его усмирению и т.п. Все это указывает на двоякий характер должности. Исторические обстоятельства того времени придали ей такой оттенок, вследствие которого она не могла оставаться обыкновенным губернским установлением. Наместники, пользующиеся личной дружбой и полной доверенностью императрицы, действовали совершенно самостоятельно, сосредотачивая в своих руках не только главный местный, но и общий административно-политический надзор. Они сделались представителями не только местной администрации, но и политическими деятелями, проводниками государственных соображений. При этом высшая власть издавала общие распоряжения, а наместник с учетом «исторических условий», удобства и необходимости реализовывал их, привнося свое субъективное мнение. Личный состав наместников был действительно замечателен. Г.А. Потемкин, П.А. Румянцев, А.П. Мельгунов, Я.Е. Сивере — таковы доверенные лица Екатерины II. Чрезвычайная власть, вверенная им, принесла значительную пользу для проведения государственных указов, совершенствования управления, развития регионов и прекращения социальных выступлений.

До присоединения Крыма в новых областях на юге России существовало отличное от общероссийского, установленного «Учреждением», управление военно-гражданского образца: губерниями руководили военные губернаторы, территория делилась на полки, действовали одновременно военная и гражданская власти.

Ни о чьей государственной деятельности не высказывалось столько критических мнений и едких замечаний, как о работе Потемкина на посту наместника южных губерний. Говорили о том, что он ничего не делал, занимался только развлечениями и мечтал превратить степные просторы в собственное княжество. При организации руководства вверенных ему губерний Потемкин мог использовать три возможных модели управления, с разной степенью своего личного вклада.

Первая предполагала непосредственное участие в создании нормативных актов, на основе которых строилась система местного аппарата, а Потемкин через личную канцелярию мог руководить губерниями, составляя доклады Екатерине на основе получаемых рапортов.

Вторая модель управления подразумевает, что формированием основных нормативных актов, органов местного управления и проведением всей работы занимается канцелярия Потемкина, а он подключается только на этапе докладов императрице.

Третью модель можно определить, как «потемкинские деревни», т.е. личное участие Потемкина носит декоративный характер.

Изучая нормотворческую документацию и другие материалы, связанные с управлением губерниями, можно с полной уверенностью сказать, что Потемкин использовал первую модель, замкнув на себе решение всех вопросов жизнедеятельности губерний. Подтверждением высказанного нами суждения могут служить многочисленные доношения губернаторов, сопровождавшиеся экстрактами из судебных дел, различными ведомостями о доходах и расходах по губерниям, ценах на основные продукты (хлеб и т.п.), штатах, содержавшихся колодников (арестантов), родившихся и умерших и т.д. Иногда в день Григорий Александрович Потемкин успевал просматривать до 80–100 документов, вникнуть в суть рассматриваемых вопросов, подготовить черновые наброски посланий императрице, продиктовать распоряжения-ордера чиновникам в столицу и подчиненным в губернии. Как бы удивились злословы, увидев кипу бумаг на столе князя, датированную одним днем.

Вот любопытный образчик легендарной истории, повествующей об анекдотической бездеятельности Потемкина, рожденной в среде людей, видевших и оценивавших только внешнюю сторону событий, не зная о трудных часах в работе князя. Как вспоминали, на Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда князь был в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного его разрешения, но никто не смел войти к нему с докладом. Молодой чиновник по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Служащие канцелярии поручили ему это сложное задание с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Петушков с бумагами вошел прямо в кабинет. Потемкин сидел в халате, босой, нечесаный, грызя ногти в задумчивости. Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: «Подписал!..» Сослуживцы к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: «Молодец! Нечего сказать». Но кто-то всматривается в подпись — и что же? На всех бумагах вместо князь Потемкин — подписано: Петушков, Петушков, Петушков… Вот из таких исторических рассказов-легенд складывался образ Потемкина-фаворита, занимавшего должности без способностей и талантов, человека бездеятельного и ленивого.

Читать и анализировать скучные делопроизводственные бумаги, рисующие каждодневные заботы чиновников разного уровня по управлению и развитию государства, конечно же, менее интересно, чем собирать исторические анекдоты и легенды. Но приходит время, когда интерес к подлинной истории побеждает стереотипы и ставит все на свои места. Необычайно интересно наблюдать живой процесс деятельности Потемкина на посту наместника, его методы и приемы управления новыми, только вошедшими в состав Российской империи землями, где он мог в полной мере проявить свои таланты и реализовать самые фантастические идеи.

Необходимо отметить, что Астраханская и Саратовская губернии, не являясь непосредственно пограничными, не претерпели значительных изменений в своем управлении. Вступив в звание генерал-губернатора Астраханской губернией, Потемкин в первую очередь поставил себе задачу «разсмотреть положение границ ея, и защиту оных от обыкновенных соседственных набегов» и представил 11 апреля 1776 г. свой доклад Екатерине II. Говоря о расположении иррегулярных войск, Потемкин высказывает три серьезных замечания к существующей системе прикрытия границы: «1) что дистанция, занимаемая Моздокским казатским полком, поселенным по самому Тереку в пяти станицах весьма слаба; 2) что от Моздока до Азова, простирающаяся на 500 верст граница, против черкес и кубанцев, совсем не прикрыта; 3) что, напротив того, внутренняя ея с другими губерниями граница по Волге безплодным образом Волгским войском заселена так, что оное, пользуясь исключительными привилегиями, по положению места своего, никакой военной службы не отправляет, а угнетается единственно мелкими и до прямой службы совсем не принадлежащими». Как действенную меру, Потемкин предлагает заселить указанные им опасные места в обороне границы «Волгским войском» и поселить несколько слобод из военных отставников, объединив все эти войска в один корпус и наименовать его Астраханским казачьим войском.

Получив одобрение императрицы, Потемкин отправил Астраханскому губернатору И.В. Якоби ордер с планом переселения людей и создания Астраханского казачьего войска, которое надо привести в такое положение, чтобы оно могло «заграждать» границу от «хищных соседей». Астраханская губерния в это время являлась форпостом российского государственного управления на Кавказе, что придавало ей особую значимость. Процесс вхождения народов Северного Кавказа в состав Российской империи был сложным и многотрудным.

Нередко силой правительственных войск государство подавляло сопротивление некоторых горских «князцов и узденей», после чего они приносили присягу на верность и «кабардинские владелцы и уздени и весь черный народ» подписывали «Обязательства», в которых говорилось: «…всех пленных, которыя в прошедшее замешательство захвачены под крепостми и по лини/и/ на дорогах, забранных под Калинивской станицей чеченцами, как они злодейство сие учинили по поводу вашему и вместе с вашими владелцами и узденями… равно и пограбленные до сего у кизлярских и моздокских обывателей у грузин и армян вещи и товары отыскать и возвратить вам, при нынешней же претензии безоговорочно, а сверх того и всех пленников российских, какие прежде сего захватены и какие толко в Кабарде есть без изъятия до одного представить подполковнику Таганову вашему приставу, а с ними доставить и дезертиров, которые из войск российских бежали к вам в прошлое лето».

Здесь же кавказским народам предписывалось «все, что угодно будет Ея императорскому величеству приказать, должны вы так, как и в присяге вашей сказано, исполнять повелении Ея и отнюдь не имеете противу речить, а принимать всякое премудрое Ея величества установление за святое правило, разумея, что вы вечно подданныя Ея величества… Все, что усмотрено будет к лутчему поправлению благосостояние вашего и что, ежели впредь придложено будет от главнаго вашего началника принимать всякое к тому учреждение з благодарным духом и не препятствовать…». У подлинного татарского обязательства были приложены «старших владелцов и узденей чернилные печати и чернаго народа палцы».

В 1777–1779 гг. по предложению Г.А. Потемкина была создана укрепленная линия от Моздока до земель Войска Донского, состоявшая из крепостей, между которыми располагались редуты, посты и заставы. Именно светлейшему князю предстояло заниматься налаживанием добрососедских отношений между горскими народами и русскими переселенцами, занимавшими земли новой укрепленной линии, организовывать систему управления. В декабре 1779 г. «Малой Кабарды черного народа старшины и все того народа общество» принесли присягу.

В утверждение клятвы кабардинские владельцы «целовали Коран» и прикладывали вместо печатей и подписей «пальцы» за себя и за весь свой народ. Сначала кавказская знать сама занималась решением вопросов управления на своих землях, а русские военные чиновники под управлением Потемкина обеспечивали жизнедеятельность крепостей Моздокской линии, безопасность жителей, улаживали взаимоотношения горских народов с поселенцами и вмешивались в юрисдикцию «владельцев» в случае, когда они не справлялись со спорными вопросами. На Северном Кавказе постепенно складывалась система русской администрации, развивались торговые связи между населением Кавказского наместничества и горскими жителями, которые, с определенными трудностями, включались в политическую и экономическую жизнь Российской империи. Заслуга Потемкина в том, что организовано это было по возможности мирно и взаимовыгодно.

Потемкин стал инициатором переселения на укрепленную линию между Моздоком и Азовом иностранных колонистов, в основном немцев, поселенных в 1760-е гг. около Саратова. 16 сентября 1778 г. генерал-прокурор Сената князь А.А. Вяземский писал ему, что «согласно словесному моему с Вашею светлостию объяснению» он подал соответствующий доклад императрице, и тот был удостоен «высочайшей конфирмации». Для реализации идеи Потемкина в саратовские колонии будет послан нарочный от Канцелярии опекунства иностранцев, он займется отбором колонистов, одновременно будет составлена смета на организацию переселения и строительство новых домов, обзаведение скотом, семенами и «прочим нужным для хлебопашества»; все материалы в обязательном порядке пройдут «апробацию» государева наместника в новых землях. Князь Вяземский также предлагал Потемкину «для лутче же достоверности в сем предприятии от общества желающих к переселению колонистов человек двух или трех свозить и на те места, куда их переселять назначается, дабы они сами доброту земли и все свои выгодности наперед знать могли». Кроме этого, в Сенате была составлена ведомость о «числе душ, объявивших желание к переселению в Кавказское наместничество» по 22 губерниям Российской империи; всего высказало такое желание 39 698 человек (26 229 мужчин и 13 469 женщин).

Осенью 1776 г. губернатор Астраханской губернии И.В. Якоби, а также губернаторы Новороссийской губернии М.В. Муромцев и Азовской — В.А. Чертков получили секретные ордера Потемкина, предписывающие им всячески помогать графу П.А. Румянцеву-Задунайскому, командовавшему всеми войсками «к стороне Крыма» в его требованиях, «касающихся до земских распорядков», что было связано со сложной политической обстановкой на южных рубежах государства.

В целях поощрения лиц, доставляющих информацию о соседних землях, Потемкин весной 1777 г. представил Екатерине II доклад, основанный на рапорте И.В. Якоби, просившего разрешения награждать недорогими часами и тульской работы вещами людей, употребляемых для разных «разведываний».

Заботясь о «народном удовольствии» жителей Астраханской губернии, Потемкин обратился в Сенат за разрешением сложить таможенную пошлину с вывоза, привозимого из Персии, хлеба и красного дерева, называя основную причину, — удаленность и пограничное состояние города Астрахани. Сенат разрешил беспошлинный привоз не только хлеба и красного дерева, но и любого строевого и дровяного леса, что, несомненно, благоприятно сказалось на развитии края.

Следующим шагом Потемкина по управлению Астраханской губернией стала полная смена состава правления, кроме прокурора, о чем он доложил в июне 1776 г. рапортом Сенату. В нем называется причина столь решительных мер: «…известясь из репорта Астраханской губернской канцелярии, — пишет Потемкин, — о запущенных бывшими в оной присутствующими разных годов не решенных интересных челобитчиковых и апелляционных делах… не оставил предписать той канцелярии], чтобы для решения всех запущенных дел присутствующия съезжались каждой день сверх положенного времяни в присутствие после обеда, и о успехах того решения присылали краткие ведомости, сколько когда ими решено будет». Обращаясь в Сенат, Потемкин просит в случае поступления жалоб на замедление в рассмотрении дел «приписать» их предыдущему составу правления, на что Сенат решил считать распоряжения Потемкина основательными. В 1776 г. в Сенате при обсуждении плана города Саратова, составленного предыдущим Астраханским генерал-губернатором П.Н. Кречетниковым после пожара, было определено предоставить осуществление плана на усмотрение Потемкина.

В ходе организации вновь учреждаемого Саратовского наместничества И.В. Якоби по приказу Потемкина подготовил ему 12 ноября 1780 г. для рассмотрения два списка чиновников, желающих вступить в штат (в одном те, которые уже находятся на службе в губернии, в другом — претенденты из отставных или других губерний). Отличительной чертой местного управления Саратовской губернии было введение в штат представителей иностранных колонистов. Кроме того, учитывая, что в это время Саратовская губерния являлась основным источником соли для всего государства, Якоби предлагал учредить особый департамент при казенной палате.

По присланному от Потемкина расписанию наместничество делилось на 10 уездов. Колонисты пока оставались в ведомстве опекунской конторы, а земли распределялись по уездам с тем, чтобы по окончании устройства поселений на «линии» объединить их в одну округу. Торжественное открытие Саратовского наместничества состоялось 3 февраля 1781 г. с принесением присяги дворянством и купечеством, о чем на следующий день И.В. Якоби рапортовал Потемкину, а тот доложил императрице.

При вступлении в дела, относящиеся к организации Новороссийской и Азовской губерний, Потемкин потребовал у подчиненных губернаторов Муромцева и Черткова, находящихся на местах, полные статистические сведения о состоянии губерний и свои предложения по устройству границ, строительству крепостей и созданию должных условий для заселения и экономического развития земель. Уже 29 июля 1775 г. губернатор Азовской губернии Василий Чертков рапортовал, что «повеленное описание, план и прочее до сей губернии относящиеся сведения доставить он неумедлит». Здесь же он сообщал о препятствиях в строительстве «новой линии» (Днепровской) и писал, что «если построение сей линии да и других крепостей в Новороссийской губернии не будет прямо зависеть от распоряжений вашего высокографского сиятельства, как главного повелителя обеих губерний, то время… будет проходить больше в отвращении различных в работах препятствий и во многих, да иногда и излишних, неминуемых переписках с разными местами…».

9 сентября того же года Потемкин доложил Екатерине, что поручил генералу-поручику П.А. Текели и губернаторам В. Черткову и Муромцеву «разсмотреть границы того края и положить число нужное крепостей для обороны пределов и в преграждение могущих быть от тамошних соседей покушений, соображая укрепления оных с образом войны и вооружения окрестных тех народов». 18 сентября Потемкин писал о поручении, данном своим подчиненным, членам Сената, особо указывая на то, что они должны были, «войдя во все наиподробнейшия тех мест обстоятельства и сообразив чувствуемыя жителями изнеможении, с тою пользою, каковая по пограничности оных ожидаема быть должна» представить «общее свое мнение» о районировании земель и устройстве укрепленных мест. Согласуясь с мнением своих подчиненных, Потемкин предложил императрице построить одну крепость на стечении рек Буга и Днепра, а вторую — на Никитинском перевозе. Ее резолюция: «наименовать первую Херсон, а другую — Словенск». Посылая рапорт в Сенат, Потемкин приложил описание границ Новороссийской и Азовской губерний.

В развитие указа Екатерины II от 8 марта 1776 г. об укреплении границ губерний от возможных нарушений мира со стороны Турции Потемкин предлагал: во-первых, определить губернское правление в крепости Словенске, положение которой «столь полезно, что служит она не только к отвращению всяких набегов, но и к достаточному сопротивлению, а особливо противу легкако и не имеющаго всех нужных снарядов неприятеля…»; кроме этого, «окруженное ретрашементом предместье может служить к довольному помещению не только мещан, но и к безопасному убежищу в случае нужды сельских жителей… Сия крепость прикрывать будет тамошней перевоз чрез Днепр и впадающую в оной речку Подпольную».

Во-вторых, по мнению Потемкина, основанному на донесениях губернаторов, выбранное место для постройки Херсона с гаванью «за мелкостию там воды» не подходит. Он задумывает устроить крепость при Глубокой пристани, «где в разных кварталах как морские, так и сухопутные силы со всеми их принадлежностями, в разных отделениях расположась, удобно защищены будут, где и главной для оных крепостей арсенал полагается».

В-третьих, Потемкин полагает необходимым «для занятия пространства между Словенским и Херсоном и ради прикрытия нужнаго там чрез Днепр перевоза» устроить крепость под названием Новогригорьевская.

В-четвертых и в-пятых, для удобной связи между крепостями Херсон и Екатеринск и «ради распространяющихся по реке Бугу с довольным успехом ретраншированных селений вербованных казак арнаут» необходимо устроить две крепости — Новоалександровскую и Новопавловскую, названные, по всей вероятности, в честь сына и внука императрицы.

Последним пунктом Потемкин представляет постройку крепости Екатерининской, «под которую занимается самое наивыгоднейшее пред протчими в той околичности место, где ныне состоит Екатерининский шанец с прибавлением к нынешним его линеям некоторых нужных укреплений потому, что в пункте сем смыкаются польския и турецкия границы».

Потемкин планирует построить указанные крепости за пять лет и посылает реестры о необходимых суммах и количестве мастеровых людей для производства работ, расписывая все погодно. Главным инженером при крепостях Новороссийской губернии и Днепровской линии генерал-губернатор считает необходимым назначить находящегося при Днепровской линии в должности инженер-подполковника Шалыгина, показавшего себя опытным специалистом.

Одно из первых предложений по изысканию средств на обустройство губерний было сделано в апреле 1776 г. Потемкин предлагал денежные средства, оставшиеся после уничтожения Запорожской Сечи (120 000 р.), использовать на составление городского капитала, из него жители губерний по установленным правилам могли получать на распространение «домостроительства и торговли в разсуждении заселяемых ими степных почти мест».

Осуществление планов Потемкина продвигалось не без трудностей. Так, например, 27 августа 1776 г. он сделал выговор генералу А.И. Медеру, которому в 1775 г. было поручено строение крепостей. Как пишет в ордере князь, вместо успехов «не могу еще поныне получить от вас и проектов тем крепостям с сметами… Итак, подтверждая в последний раз, ожидаю скорейшаго отправления от вас проектов и смет…».

Вскоре после образования Новороссийской и Азовской губерний было разработано несколько проектов по их устройству. Они были составлены губернатором Азовской губернии В.А. Чертковым (1726–1793) по поручению Г.А. Потемкина и на основании его рекомендаций. Василий Алексеевич Чертков принадлежал к древнему дворянскому роду. В 1748 г. он поступил на государственную службу и в 1764 г. был произведен в бригадиры с назначением обер-комендантом крепости Св. Елизаветы, построенной по ходатайству сербского генерал-майора Хорвата для защиты сербских переселенцев. В 1771 г. он был пожалован в генерал-майоры и с 1776 по 1782 г. исполнял должность Азовского губернатора, был командиром Днепровской линии, а с 1777 г. — генерал-поручиком поселенных в Азовской губернии регулярных и иррегулярных полков и шефом Пики-нерского Луганского полка. Надо заметить, что В.А. Чертков, кроме хорошего знания обстановки в губернии, обладал и литературным талантом. Его перу принадлежит комедия «Кофейный дом» (1770) и «Обряд при Высочайшем шествии Екатерины II через Харьковское наместничество» (1787).

Проекты, составленные Чертковым, оказали большую помощь Потемкину, показав мнение человека, хорошо знакомого с местными проблемами. Начиная государственную деятельность, Потемкин еще не имел сформировавшейся собственной канцелярии, и Чертков стал одним из первых его сподвижников, творчески воплощая распоряжения и предлагая нововведения. Дальнейшая карьера губернатора Азовской губернии сложилась удачно. В 1782 г. Василий Алексеевич был назначен генерал-губернатором Воронежского и Харьковского наместничеств и в 1787 г., в день торжественного посещения Харькова императрицей Екатериной II, пожалован брильянтовым перстнем и 6000 руб. на подъем во вновь вверенную ему Саратовскую губернию.

К сожалению, проекты Черткова не датированы, поэтому нельзя однозначно говорить о том, что первично: его предложения или план Потемкина? Скорее всего, это было творческое развитие идей двух талантливых личностей.

В первой записке Чертков предлагал построить новые города: Екатеринослав, Павлоград и Мариуполь. «Состоящие в оной губернии, — писал Чертков, — обширные пустые земли для заселения раздавать желающим всякого звания и чина людям, пользующимся дворянским правом…» По мнению губернатора, на поселение следует принимать как вышедших из внутренней России, так и из-за границы, и выдавать им на «обзаведение в домоводстве» на каждую семью определенную сумму, провиант, семена и оказывать другую необходимую помощь. Чертков считал необходимым учреждение в губернии училищ, госпиталей и др.

Его второй проект, подготовленный совместно с губернатором Н. Языковым, — «Учреждение оборонительное или военное, относящееся к страже и обороне границ», посвящен обеспечению безопасности границ Азовской губернии. Для «соблюдения внутренняго спокойствия» губернаторы считали первоочередным содержать в оборонительном состоянии границу с крымскими и кубанскими татарами по рекам Конские Воды, Берде и Ее. Для этого необходимо кроме уже строящихся крепостей на Днепровской линии перегородить реки плотинами через пять или семь верст между крепостями, а также и в Таганрогском уезде, поселить слободы из определяемых к переходу из России однодворцев. «На случай, естли б каким ни есть образом, — говорилось в 5-м пункте плана, — какия-либо хищники сквозь таковую линию прокрались во внутренности, смежно с теми государственными селениями, основать таковые же однадворческих с равным укреплением четырнадцать пятидесятдворовых слобод». Поселенные таким образом однодворцы должны были снабжаться порохом и амуницией, чтобы в случае «нужды» составить пехотную ландмилицию (поселенные войска), «удобную к отражению всяких набегов». Губернаторы подробно перечисляли, какие полки следует расположить в крепостях и селениях по Днепровской линии, «все ети воинския команды не токмо будут содержать пограничную стражу и обуздают неистовыя предприятия хищников, но в случае каких-либо безпокойств составят в обеих частях нарочитыя деташаменты, кои сами собою, особливо безпорядочно толпамы воюющим, не только достаточно сопротивляться, но и сильной отпор зделать», — считали авторы «Учреждения».

На основе собранных данных и проектов Потемкин в 1778 г. представил Екатерине II «Учреждение по Новороссийской и Азовской губерниям». Оно состоит из семнадцати глав с приложением примерных штатов губернских учреждений. «Учреждение» очень подробно определяет границы губерний и состав городов.

В Новороссийской губернии предполагалось вновь построить города Херсон, Ольга, Никополь, Владимир; крепости Новопавловскую, Новогригорьевскую по Бугу. Кроме названных, оставались губернский город Славянск (Кременчуг), Новые Сенжары, Полтава, Днепроград; крепости Св. Елизаветы, Овлиопольская. В Азовской губернии должны были возникнуть города: Екатеринослав, Павлоград и Мариуполь. Среди старых упоминаются крепости Александровская, Белевская; города Тор, Бахмут и др. Крепости Керчь и Еникале должны были находиться под особым военным управлением в связи с отдаленным положением.

Отдельная глава «Учреждения» посвящена раздаче земель под поселение, так как «польза государственная требует необходимо, чтобы все лежащие в праздне… земли были, конечно, заселены…». Землю следовало отводить в вечное и потомственное владение всем, кроме помещичьих людей и государственных поселян, и освобождать их от налогов на 10 лет. В селениях, городах и крепостях должны были быть построены по одной церкви на казенные деньги, а в предместьях церкви строились по желанию обывателей на их иждивение.

В четвертой главе «О способах к населению земель людьми» определялось, что «на поселение принимать всем губерниям людей, выводимых из-за границы, равным образом и свободных, ни за кем по крепостям и другим правам не состоящих». За переселение крестьян на новые земли дворяне награждались чинами. Предполагалось установить специальные льготы для поощрения к земледелию бывших запорожцев. Кроме них льготы на 5 лет были установлены для однодворцев.

Особое место уделяется в «Учреждении» сохранению и разведению лесов, что связано со степным положением губерний. Специальная глава «О дозволении строить мельницы, о фабриках и заводах и каким образом в каких местах жилые дома строить» разрешала отводить земли под фабрики и заселять их, но только выходцами из-за границы. Для прочности и безопасности от пожаров рекомендовалось в городах и крепостях строить казенные и партикулярные здания из камня или кирпича, для чего поощрялось заведение кирпичных и черепичных заводов.

«Внутреннее земское правление в уездах ведать и управлять исправникам; в казенных местечках и слободах определенным урядником, а под оными в каждом селении особливо быть по выбору обществом, и в званиях тоих обычаем по одному атаману или по выборному войту, да по одному десятскому» — так определялась система управления в государственных селениях.

Одновременно «Учреждение» затрагивало вопросы записи в купеческие и мещанские цеха, проведения ревизий, создания сельских и казенных магазинов для продовольствия на случай неурожая, содержания дорог, мостов и перевозов, организацию почт, школ, госпиталей, типографии и аптек. Определялись источники доходов с губерний и состав городового капитала.

Кроме «Учреждения» сохранились несколько черновых записок подобного содержания. Можно предположить, что они являлись основой для его разработки или сопровождающими его документами.

Необходимо рассмотреть еще один очень любопытный проект, относящийся к разработке планов по устройству земель, присоединенных к Российской империи в 1774 г. Это «Мнение о Новой России», которое структурно имеет много общего с «Учреждением». Однако существуют и определенные различия. «Мнение» предполагает разделить Новую Россию на две губернии: Азовскую (Екатеринославскую) и Кременчугскую (Елизаветградскую). Особое внимание уделялось укреплению границ губерний, для чего предполагалось построить укрепленную линию с крепостями и определялось количество гарнизонов в них. Всего должно было быть 479 воинских и государственных селений. Более подробно во «Мнении» разбирается система управления губерниями и преимущества, предоставлявшиеся определенным чинам.

Рассмотрев содержание нескольких проектов по устройству Новороссийской и Азовской губерний, можно говорить о глубокой разработке проблем административного, экономического и культурного освоения края его наместником — Григорием Александровичем Потемкиным — и подчиненными ему чиновниками.

Своеобразие государственного устройства Новороссийской и Азовской губерний как пограничных земель хорошо видно и из мнения, возможно, принадлежащего перу генерал-прокурора Сената А.А. Вяземского. Ему, например, Потемкин 23 марта 1776 г. посылал для рассмотрения и сведения реестр провинций в Новороссийской и Азовской губерниях, а может быть, и свои планы об устройстве губерний. Автор мнения считает необходимым разделить штаты на две части, «составя из оных: 1-е Земское или внутреннее учреждение, со внесением всего до земского устройства принадлежащего; 2-е Оборонительное или воинское учреждение, в котором должно содержаться все относящееся к обороне и военным распоряжениям». Часть провинций, в основном уже довольно заселенных, автор считает возможным разделить по Уложению о губерниях 1775 г., а малозаселенные земли, такие как, например, Кинбурн, должны состоять «под особым правлением».

9 декабря 1781 г. Екатериной II был подписан указ Потемкину о распоряжениях по случаю предстоящего открытия Новороссийской и Азовской губерний, в нем говорилось о необходимости составить план по предполагаемым губернским и уездным городам и определить сроки их открытия.

В развитие этого указа и как ориентир для формирования Управы Благочиния в мае этого же года Екатерина подписала указ о «сочинении таковых штатов каждому городу вверенных им (генерал-губернаторам. — Н.Б.) губерний… на основании полицейского устава…». К рескрипту был приложен примерный штат полиции Санкт-Петербурга, Москвы и прочих городов. Штаты губерний ежегодно печатались в адрес-календарях по сведениям, поступавшим из губернских канцелярий в Петербург. Посмотрим на примере Новороссийской губернии за 1781 г., какая же структура местного управления была создана Потемкиным. Губернская канцелярия помещалась в Кременчуге, во главе ее стоял генерал-майор, Днепровского пикинетного полку шеф, губернатор Н.Д. Языков. При нем: секретарь провинциальный Иван Белоусович; губернские товарищи: коллежские советники В.Ф. Нелюбов, Е.И. Седнев; прокурор подполковник В.Т. Золотницкий. Кроме этого, в губернской канцелярии служили секретари, казначей, землемер, пограничные комиссары, обер-провиантмейстер, доктор, штаб-лекарь, аптекарь, лекарь, архитектор, земский комиссар, почтмейстер и валтмейстер. В каждой провинции были должности воеводы, прокурора, казначея, секретаря, землемера. В полках действовала полковая канцелярия и суд.

Губернская канцелярия Азовской губернии помещалась в Екатеринославе (ранее в Азове), возглавлял ее губернатор В.А. Чертков. При ней были заведены специальные должности для управления переселенцами, так, например, «при албанских делах: писменных дел правитель, для переводу греческого языка по албанским делам, для переводу турецкого, татарского и других азиатских языков, для словесных переводов». Была создана специальная межевая экспедиция (для отвода новых земель), в которую входили: землемер, межевщики, пограничные комиссары. Существовали также Комиссии о поселении выведенных из Крыма христиан, должности «присутствующих в Армянском магистрате, греческом суде, в католическом суде». В Таганрогском порту находился портовый директор и цолнер (таможенный надзиратель). Делопроизводство велось на русском и частично на языках народов, населявших данную территорию.

Особое внимание в 1779 г. было уделено Потемкиным организации границ Войска Донского. Еще 18 февраля 1775 г. Потемкин отправил свое «предложение» на Дон в верхние и нижние юрты всем атаманам и казакам, наказному атаману Алексею Иловайскому и всему Войску Донскому, где сообщил о полученной конфирмации на его доклад о преимуществах Войска Донского. Для правления всех земских дел, по предложению Потемкина, учреждалось войсковое гражданское правительство, ему вверялось все хозяйственное внутреннее распоряжение, сбор доходов и расходов и все относящееся к промыслам, торговле и прочее, подлежащее гражданскому суду, на основе «генерального во всем государстве установления, с соблюдением данных оному войску привилегий». Учреждаемое правительство должно было находиться под управлением самого Потемкина. Военные дела поручались войсковому атаману, он также подчинялся князю. Всем старшинам и полковникам Войска Донского объявлялись штаб-офицерские чины.

12 августа 1776 г. Потемкин подал в Сенат рапорт, уведомлявший о полученном представлении канцелярии Войска Донского. В нем говорилось о той «великой нужде» в работах, которую терпят старшины и иные чины, будучи часто в походах; в связи с чем они просят разрешить покупать в «великороссийских местах крепостных людей». Потемкин, обращаясь в Сенат, поддерживал их просьбу (ее рассмотрели в марте 1777 г.). Защищая интересы казаков, он просил Сенат о сборе подушного оклада только с состоящих в войске «налицо».

Неудивительно, что, входя во все проблемы функционирования Войска Донского, Потемкин лично занимался проектом устройства его границ с губерниями. В ноябре 1779 г. он подал доклад Екатерине II, в котором говорилось: «Всемилостивейшая государыня! Для прекращения безпрестанных споров, бывших у Войска Донскаго с разными владельцами в разсуждении смежности владеемой Войском Донским земли с разными губерниями, в прошлом, в 1766, году отправлен был для обмежевания оных и для утверждения границы генерал-майор Медер, которой по причине бывшей войны не мог оное окончить, а потому и отправлен был туда по прозьбе онаго Войска для размежевания земель подполковник Герман с командою, которой с желаемым успехом окончав порученное ему дело и добровольным обоих сторон согласием, уничтожа все бывшия до сего споры и доставя обоюдное спокойствие, представил сочиненную им генеральную о всей Войска Донскаго земле карту с показанием, какия земли и рыболовныя косы уступает Войско по разным весьма нужным местам в Азовскую губернию и какия именно места в замене первых получает. Я, поднося как оную карту, так и описание границ и уважая подвиг Войска Донскаго уступкою весьма нужных мест в пользу как греческих колоний, так и для поселенных полков, а особливо стремительность онаго к успокоению всех бывших до сего споров, с большею с своей стороны уступкою.

Не могу оставить без уважения того артикула, в котором оное согласится не могло, в разсуждении устья реки Дона, где, так называемая, государева тоня[5], от самаго ими покорения Азова одному оному Войску принадлежала, а потому, находя средство сие, доставляющее Войску Донскому прямое благоденствие, достойным правосуднаго Вашего императорскаго величества воззрения, приемлю смелость всеподданнейше просить об утверждении сего добровольнаго с обеих сторон размежевания ко всегдашнему оных спокойствию оставлением помянутой государевой тони Войску Донскому и о высочайшей конфирмации как оной карты, так и подносимого при сем описания».

Войско Донское имело общую границу с Азовской губернией от устья реки Миуса по берегу Азовского моря до устья реки Кальмиуса, далее по левому берегу до вершины, затем по хребту между Кальмиусскими и Торскими вершинами на устье Корсунского колодезя по левому берегу речки Булавина и до вершины реки Каменки и далее до реки Донец. Определены были границы уездов для крепостей Таганрога, Святого Дмитрия, Азова и задонской стороны. Без замечаний Потемкина остались границы Войска Донского со Слободской и Белгородской губерниями. Внимание его привлекло описание границы с вверенной ему Астраханской губернией, в части от Грачевской крепости с калмыцким кочевьем. Здесь Потемкин добавляет на полях, что «…как порядочной границы не было, а только именным указом 1756 года запрещено было калмыкам приближаться к Дону; то на основании помянутаго указа полагается ныне для обоюднаго спокойствия граница вновь, отделяющая калмык от Дона на тридцать верст в гору…». Это должно было способствовать обеспечению безопасности жителей и служить к сокращению столкновений между казаками и калмыками. Последним было разрешено иметь «прибежище» около Дона в глубокую осень и в жестокую зиму только с тем, чтобы они «никаких обид казакам не делали, а напротив того, к Войску Донскому за назначенную границу, — как далее приписано рукой Потемкина, — с согласия с калмыцкими владельцами конныя и скотския табуны по случаю нужды для пазбы гонять и для звериной ловли выезжать…».

Во втором варианте описания донской границы также есть замечания и исправления Потемкина. Так, например, в пункте, относящемся к упоминаемой уже в донесении Потемкина «государевой тоне», он добавляет, что она принадлежала Войску с «самого взятья Азова», и отмечает особую значимость в решении этого вопроса для казаков.

Одновременно с созданием целостной системы безопасности границ новых земель и организации действенной системы управления губерниями Потемкин должен был заселить прежде довольно пустынные земли и обеспечить их быстрое хозяйственное развитие.

С 1776 г. начинается новый этап в колонизации Новороссии. Независимость Запорожской Сечи уничтожена. Крымское ханство стало фактически вассалом России. Турция значительно ослаблена и не может претендовать на возврат Новороссийских земель. Все это создало исключительно благоприятные условия для ускоренного заселения плодородных земель Северного Причерноморья. Характерно, что в 70-е годы решающую роль в деле освоения новых земель начинает играть так называемая «помещичья колонизация». Помещики, получая огромные массивы земель, поселяли на них в основном добровольно пришедших сюда украинских крестьян.

В 1776–1778 гг. правительство не издавало никаких специальных законодательных актов, регулирующих переселенческое движение, хотя в августе 1778 г. начался перевод в Азовскую губернию христиан (греков и армян) Крымского ханства.

В 1779 г. были опубликованы три «Жалованные грамоты» христианам греческого, армянского и римско-католического закона, вышедшим из Крыма в Азовскую губернию на поселение. Переселенцы освобождались на 10 лет от всех государственных податей и повинностей; все их имущество перевозилось за счет казны; каждый новосел получал на новом месте 30-десятинный надел земли; государство строило для неимущих «поселян» дома и снабжало их продовольствием, семенами на посев и рабочим скотом; все переселенцы навсегда освобождались «от военных постов» и «дачи в войско рекрут». На перевод из Крыма греков и армян было затрачено 75 092 руб. и, кроме того, 100 тыс. руб. в виде компенсации «за утрату подданных» получили крымский хан, его братья, беи и мурзы. Деньги, как видно из именного указа императрицы Г.А. Потемкину, отпускались из канцелярий опекунства иностранцев Саратова и других городов. По указу 1783 г. в «селениях греческих, армянских и римских законов» позволялось иметь «греческого и римского закона суды, армянский магистрат».

Г.А. Потемкин стремился к заведению школ и гимназий для детей переселенцев, в которых сохранялось бы преподавание на национальных языках. Уже в 1776 г. он приказал В.А. Черткову позаботиться о «школе для малолетних (албанцев. — Н.Б.), где бы не токмо первоначальные, но и вышния науки на греческом, российском, татарском и итальянском языках все нужное преподавалось, с таким различием, чтобы сироты и бедных отцов дети обучались на казенном, а достаточные на своем собственном иждивении содержаны были…». Здесь же Потемкин писал о необходимости больницы с аптекой.

Еще в 1775 г. в Россию начинают возвращаться из-за границы «беглые воинской службы». 5 мая 1779 г. был опубликован манифест «О вызове воинских нижних чинов, крестьян и посполитых людей, самовольно отлучившихся за границу». Всем этим лицам объявлялось «прощение» и предлагалось в течение двух лет вернуться на родину; им были обещаны земли, личная свобода и временное освобождение от податей. Помещичьи крестьяне могли не возвращаться к своим помещикам, а переходить на положение государственных крестьян. По всей вероятности, беглые недостаточно активно возвращались на родину, так как 21 апреля 1780 г. был опубликован новый манифест, продлевавший срок их переселения и расширявший предоставляемые привилегии и льготы.

В отношении беглых крепостных правительство проводило противоречивую политику: с одной стороны, оно старалось удовлетворить помещиков, желавших разыскать и вернуть своих беглых крепостных, с другой — исходило из более широких интересов дворянского государства, нуждавшегося в заселении окраин в целях упрочения границ. Это противоречие нашло свое отражение в следующем ордере Г.А. Потемкина новороссийскому губернатору Муромцеву от 31 августа 1775 г.: «…являющимся к вам разного звания помещикам с прошениями о возврате бежавших в бывшую Сечь Запорожскую крестьян объявить, что как живущие в пределах того войска люди неизъемлемо все и вообще под именем того войска вступили… в военное правление и общество, то и не может ни один из оных возвращен быть…». Однако в том же ордере сообщалось о намерении правительства бороться с крестьянскими побегами в будущем.

Указом 25 июня 1781 г. о переселении государственных и помещичьих крестьян из внутренних губерний в Азовскую и Новороссийскую губернии Северного Причерноморья было, наконец, официально дозволено заселение Новороссии переселенцами из внутренних губерний. По этому указу предписывалось перевести до 24 000 экономических крестьян «добровольно и по собственному их желанию», а также до 26 000 помещичьих крестьян «на розданные и впредь раздаваемые помещикам земли».

Таким образом, в 1776–1782 гг. наблюдались исключительно высокие темпы прироста населения Новороссии, главным образом за счет заселения помещичьих земель. За небольшой период (примерно 7 лет) население края (в границах начала XIX в.) почти удвоилось (возросло на 79,82%). Особые законы, изданные еще в 1763–1764 гг., регулировали положение иностранных колонистов. Иностранцы могли селиться в городах или сельских местностях, индивидуально или колониями. Им разрешалось заводить мануфактуры, фабрики и заводы, для чего они могли покупать крепостных людей и крестьян. Колонисты могли открывать торги и ярмарки без обложения пошлинами. Ко всему этому добавлялись различные ссуды, льготы и иные поощрения. Была специально учреждена канцелярия опекунства иностранцев.

В период между Кючук-Кайнарджийским миром и присоединением Крыма контингент иностранных колонистов имел свою специфику: среди них было большое количество подданных Оттоманской империи. После Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. началось массовое переселение в Россию молдаван, волохов, болгар, албанцев, греков и поляков. Во время пребывания русского флота в Архипелаге многие греки и албанцы поступили на русскую службу, а по окончании войны заявили о своем желании поселиться в России. Они размещались в основном в Таганроге, Керчи и Еникале. Русское правительство предоставило им денежную ссуду для переезда и различные льготы. На строительство для них домов, гостиного двора, магазинов и других зданий в Керчи и Еникале, как видно из ордера Г.А. Потемкина генерал-майору и обер-коменданту Борзову, предназначалась особая сумма.

В 1776 г. началось переселение в южную Россию польских евреев, привлекавшихся сюда правительственными указами в целях оживления ремесла и торговли. Особую группу составили шведские переселенцы из Эстляндии с острова Даго (Хиума). В 1782 г. в Херсоне и Павлоградском уезде поселились 61 корсиканский солдат и несколько греков и итальянцев с захваченного испанцами острова Минорки.

По указу от 16 ноября 1781 г. на территории Новороссии была произведена первая по счету ревизия, учитывающая одновременно и на общих основаниях население этого района. Она показала значительное увеличение общей численности населения. Прирост составил 35,5 тыс. душ м.п. (1781 г. — 157 526 душ м.п., 1783 г. — 193 451 душа м.п.), причем в это число входят и переселенцы, и естественный прирост, и какая-то часть населения, учтенная благодаря повышению качества произведенной переписи.

Официальное законодательство и непосредственная деятельность Потемкина способствовали переселению в основном зажиточных крестьян из центральных районов и иностранных переселенцев, способных к ремеслу и земледелию. Такая колонизация вновь приобретенного края оказала непосредственное влияние на хозяйственное освоение Новороссии, хотя оно несколько отставало от темпов ее заселения.

Начиная с эпохи Потемкина можно говорить о значительном росте земледелия. После приобретения Россией берегов Азовского, а затем и Черного морей и устройства портов экономическая жизнь Новороссии вошла в новую эпоху оживленной торговли, вовлекшей в свою сферу и земледелие путем организации экспорта русской пшеницы в Западную Европу.

Необходимость скорейшего освоения Новороссии, в особенности стратегически важных пограничных районов, побудила правительство оставить в силе изданный 22 марта 1764 г. «План о раздаче в Новороссийской губернии казенных земель к их заселению». Этим планом, подготовленным Новороссийским губернатором A.M. Мельгуновым и братьями Н.И. и П.И. Паниными, определялась вся земельная политика на юге России в течение последней трети XVIII в. Согласно «Плану» вся земля разбивалась на участки из 26 десятин (на земле с лесом) и 30 десятин (на безлесой земле). Получить землю («участок») в наследственное владение могли «всякого звания люди» при условии поступления их на военную службу или записи в крестьянское сословие. В разделе «О преимуществах» торжественно объявлялось, что поселенцы, независимо от того, откуда они пришли, будут пользоваться всеми правами «старинных российских подданных».

План 1764 г. привел к созданию в Северном Причерноморье помещичьего землевладения. «Всякого звания людям» было дано право получить в собственность крупные земельные имения (не более 1440 десятин) при условии заселения их за свой счет вольными людьми из-за границы в течение трех лет. Незаселенные участки возвращались в казну. По истечении льготных лет (от 6 до 16) владелец имения должен был платить в казну поземельный сбор с каждого участка (30 десятин), однако, «вполы» государственного поселения (т.е. по 2,5 коп. за десятину). Это уменьшение объяснялось тем, что «помещики своим коштом должны заселять» выделенные им земли.

В целях развития промышленности и торговли земля давалась всем желающим также для заведения мануфактур: «Всякому дозволяется заводы и фабрики заводить, и к тому удобные места давать; а особливо такие фабрики и заводы, с которых вещи на сооружение полков потребны; т.е. суконные, полотняные, конские, овчарные и другие полезные; на все оные на вспоможение заимообразно из казны давать деньги, взимая по шести процентов в год» (гл. VI, п. 4).

После Кючук-Кайнарджийского мира в развитие «Плана» 1764 г. были изданы новые постановления, вызванные расширением колонизируемой территории. 28 апреля 1781 г. азовский губернатор В.А. Чертков довел до сведения Азовской губернской канцелярии о следующем распоряжении Г.А. Потемкина: земля по-прежнему предоставляется «всякого звания и чина людям», однако «пользующимся дворянским правом»; она дается им при условии, что в течение 10-летнего льготного срока они должны поселить на каждые 1500 дес. не менее 15 дворов. Исходя из распоряжений Потемкина, местные администраторы издавали собственные инструкции, разъясняющие отдельные пункты «Плана» и дополнявшие его постановления.

По мере заселения края в нем все шире распространялось земледелие. В обзоре состояния Азовской губернии в 1782 г. отмечалось начало земледельческих работ на «обширном пространстве плодовитых и тучных земель, которые прежде бывшими запорожцами оставлены были в небрежении».

В процессе хозяйственного освоения Северного Причерноморья возникали новые населенные пункты, в том числе и города. Для массовой застройки новых городов и ремонта старых крепостей необходимо было развитие добычи строительных материалов: камня, извести, глины и строительство кирпичных и черепичных заводов. Многочисленные переселенцы, притекавшие в южную Россию, несли туда свои знания и технические навыки. Это способствовало развитию ремесла и мануфактурной промышленности, что, в свою очередь, стимулировало рост городов.

В основании и развитии южных городов большое значение имели административные соображения. В соответствии с ними особое внимание уделялось губернским и областным центрам, чем, собственно, и объясняется вложение колоссальных средств в строительство таких городов, как Кременчуг, Екатеринослав I (в дальнейшем Новомосковск), Екатеринослав II, Симферополь, Вознесенск. Именно в них намечалось сконцентрировать наибольшее число общественных зданий различного назначения и превратить их в крупные экономические и политические центры южного края.

В связи с поселением на Азовском побережье греков, выведенных из Крыма в 1779 г., при устье Кальмиуса появился город Мариуполь. Еще в 1776 г. В. Чертков, по поручению Г.А. Потемкина осматривая местность в районе рек Кальчик и Каль-миус, писал ему о выгодах основания города по реке Кальмиус. «Рассмотря препровождаемое… в оригинале поданное от его преосвященства готфийского и каффийского митрополита Игнатия, за подписанием его и депутатов от выехавших из Крыма греков, обязательное свидетельство, что они для заведения города и поселения хлебопашцев признают земли и места достаточными и способными», — писал Г.А. Потемкин в ордере на имя В.А. Черткова 29 сентября 1779 г. Грекам были предоставлены определенные льготы: «кроме греков до минования 10 льготных лет, никому другой нации никаких земель ни под селения, ни под строение домов и прочаго не отводить и рыбными… никому не пользоваться… приказать им отвесть заблаговременно (на осень и зиму. — Н.Б.) квартиры в Бахмутском уезде».

Мариуполь был назван в честь императорского высочества благоверной государыни и великой княгини Марии Федоровны, жены наследника престола Павла Петровича. Особенностью формирования города являлось то, что греки, несмотря на этническую общность, были выходцами из различных частей Крыма и отличались друг от друга некоторыми обычаями, особенностями быта и даже языком. В связи с этим они селились компактными группами, что стало причиной возникновения различных районов города.

Губернатор Азовской губернии В.А. Чертков докладывал Г.А. Потемкину о необходимости построить в Мариуполе каменную церковь во имя святой Марии Магдалины и четыре каменные дома из специальной таможенной суммы, определенной на строение городов всей губернии. Впоследствии эта церковь стала соборной. В конце XVIII в. жители города, помимо церкви Марии Магдалины, соорудили Харлампиевский, Рождественско-Богородицкий и Успенский храмы. При основании города в Успенскую церковь греками была перенесена чудотворная икона Божьей Матери; в 1786 г. в каменной церкви святых мучеников Федора Стратилата и Федора Тирона, построенной греками, как докладывал Г.А. Потемкин Екатерине II, «сделался пожар, от которого вся внутренность церковная с сосудами и утварью сгорела».

В Мариуполе находился греческий суд, учрежденный в 1780 г., в котором по штату был один председатель, четыре заседателя, «городничий из них же грек» и т.д. В 1781 г. В.А. Чертков докладывал Г.А. Потемкину, что часть домов в Мариуполе уже построена, другие же или только начаты, или еще не достроены. Из ведомости, приложенной к рапорту, видно, что в городе и предместье была уже выстроена одна церковь, 54 казенных и столько же частных домов, шесть казенных и 60 частных лавок; для людей, еще не отстроившихся, были сооружены 473 казенные землянки.

В конце столетия Мариуполь значительно окреп экономически. В 1795 г. в нем имелись: 21 табачная, одна кожевенная, три войлочные фабрики, один кирпичный завод, четыре кузнецы, десять мельниц, а также 163 торговых заведения, три кофейни и постоялых двора, четыре харчевни, несколько складов. Здания в городе были одноэтажные и имели скромный облик. В Мариуполе проживало 2623 человека (кроме дворян, чиновников и священников). Заметно увеличилось число жилых строений. Из камня было выстроено 118, из земляного кирпича — 121, из дерева — 213, а из плетня — 17 домов.

Для вновь устраиваемых городов были разработаны общие правила застройки, впрочем, не всегда соблюдавшиеся из-за нехватки материалов и времени. В указанном проекте «Мнения о Новой России» имеется специальная глава «О строениях», в которой говорится, что «в губернских и провинциальных городах и крепостях для казенных потребностей, как то: по одной церкви, цейхгаузы, пороховые погреба, караульни, губернские и провинциальные канцелярии, казенные школы, сиротские дома и госпитали, губернские, обер-комендантские, офицеров дворы, а для нижних чинов казармы строить каменные, а по крайней мере мазанки из кирпича и покрыть железом или черепицей, а по нужде гонтом или дранью; заборы же в каменных столбах решеткою; в предместье делать строение деревянное или плетеное, набивая глиною и покрывая крыши гонтом или дранью».

Яркой страницей в истории Новороссии стало строительство Херсона, начатое в 1778 г. по указанию Г.А. Потемкина. Здесь решено было устроить верфь для сооружения судов для будущего Черноморского флота, кроме того, Херсону отводилась роль главного торгового города Южной России, складочного пункта для товаров Украины. Близостью турецкой крепости Очаков и владений крымского хана объясняется выбор для Херсона места в значительном отдалении (70 верст) от открытого моря, где Днепр недостаточно глубок. Об этом еще 17 сентября 1778 г. предупреждал П.А. Румянцев князя Г.А. Потемкина: «Место тамошнее может быть удобным для назначенных строений, но неудобным к выводу судов…» Решено было спускать порожние суда на камелях в Глубокую пристань (50 верст от моря) и там нагружать товары. Г.А. Потемкин, докладывая об этом решении, предлагал проект канала и гавани Днепровской, предусматривающий переводить корабли без камелей. Проект этот так и не осуществился. Руководство строительством Херсона было возложено на генерал-цейхмейстера и генерал-капитана флота Ивана Абрамовича Ганнибала (дядя матери А.С. Пушкина); однако Екатерина II писала Г.А. Потемкину: «Ты прав: без тебя Херсон не будет построен…» 11 сентября 1779 г. И. Ганнибал докладывал Г.А. Потемкину, что уже начали производиться земляные работы в цитадели и «…цивильное в крепости строение равно успевает…». По указу императрицы мастеровых и работных людей для сооружения Херсона «надобно было брать из полков». Она же приказывала Г.А. Потемкину, что «Адмиралтейство должно находиться под защитой укреплений», должны были быть построены специально и дома для команд и мастеровых.

Долгое время в петербургском высшем свете ходили слухи о ссоре Ганнибала с могущественным вельможей. Прибыв весной 1783 г. в Херсон, Потемкин обнаружил, что дела в адмиралтействе обстоят из рук вон плохо, и о своем недовольстве деятельностью начальника крепости Ганнибала доложил императрице 16 мая: «Ох, матушка, как Адмиралтейство здесь запутано и растащено… Поверьте, что работать начали с того только дня, как я приехал. Я все неустройства приписываю к одной лености, но леность и беспечность непростительные, превосходящие всякую меру». Иван Абрамович в это время уже приехал в Петербург и, как пишет Екатерина II, «уверил меня, что крепость совершенно в безопасном положении противу нечаянного нападения, и что корабли отстраиваются…»; за сообщение об исправной службе он получил орден Св. Владимира 1-й степени. В результате И.А. Ганнибал был вынужден уйти в отставку.

Замыслы и планы Г.А. Потемкина не всегда совпадали с реальными возможностями государства. Не хватало материалов, рабочих и финансов. В письме Потемкину, написанном в 1783 г., Екатерина II сожалела, что «в Херсоне строения военные и си-вильная не таковы, как желалось; надеюсь, что усердием все исправлено будет». Примерно в это же время стало известно о желании императрицы посетить вновь приобретенные земли, в том числе и Херсон. Потемкин энергично начал предпринимать меры к благоустройству города. Осенью 1783 г. он вел активную переписку с полковником К. Гаксом о ходе строительства в городе. В письмах к нему от 3 августа и 14 октября Г.А. Потемкин особо указывал на необходимость «к совершенному окончанию гошпиталя и чтоб прочность оного ответствовала назначенной к употреблению на то немалой суммы…». 7 октября К. Гакс докладывал князю, что за 1783 г. были сделаны фундаменты для гауптвахты, архиерейского дома, домов священников, городовой школы и другим строениям. Планы фасадов должен был рассмотреть и утвердить сам Потемкин. Он уделял внимание даже мелочам, рекомендуя построить две бани — для больных и здоровых, настаивая на скорейшей постройке пивоварен и т.д.

В связи с возведением крепости, города и адмиралтейства в Херсоне появились кирпичные заводы, предприятия по обжигу извести, добыче камня и глины. Росту города активно содействовала торговля. В 1782 г. был издан указ о свободной торговле хлебом и мясом, с 1785 г. действовала коммерческая верфь. Херсон являлся также крупным административным и культурным центром. Кроме уездных учреждений здесь размещались управления морского и военного ведомств.

В 1784 г. Г.А. Потемкин был вынужден сменить инженера К. Гакса, как не справившегося с требуемым объемом работ. С 1 февраля 1784 г. руководство застройкой города возглавил инженер Н.И. Корсаков, он привез с собой архитектора Буржуа. Однако строительство продвигалось с трудом; Г.А. Потемкин докладывал Екатерине II в конце 1784 г. о недостатках в крепостном строении, отсутствии магазинов и госпиталей. «Я, — писал он, — употребил все способы к умножению зданий…»

Старания Потемкина были оценены императрицей. Во время путешествия по Новороссии и Крыму в 1787 г. она писала своему внуку Константину: «…здешний город очень выстроился; из моих окошек вижу направо крепость, противу окошек адмиралтейские магазины, а налево — три военных корабля…» Графу Я.А. Брюсу она сообщала, что «не токмо военные, но и гражданские строения все в лучшем виде, одним словом, Херсон почитать можно между самыми лучшими городами нашими».

Дали свою оценку и иностранцы, сопровождавшие Екатерину II. В письме к Г.А. Потемкину граф А.Ф. Сегюр, посол Франции в России, восторгался Херсоном, как и другими городами, которые они посетили. Он же говорил в своих записках о почти уже оконченной крепости, казармах на 800 000 человек, адмиралтействе со всеми принадлежностями, арсенале, публичных зданиях, воздвигаемых в разных местах. Особенно Сегюру понравились «несколько церквей прекрасной архитектуры». Строительство города не замедлялось и после посещения его Екатериной II. 26 мая 1790 г. Г.А. Потемкин приказывал архитектору Старову: «В Херсоне купол на соборной церкви переделать наподобие того, что на моей круглой зале в Петербурге, и колокольню назначить. В фасадах колонны, где есть, поправить, чтобы рвы проходили ровно».

Путешествуя в 1799 г. по Крыму и Бессарабии, Павел Сумароков посетил Херсон. Впечатление о городе он оставил в своих записках. Кроме большого количества каменных зданий военного и гражданского назначения имелись и деревянные постройки. Путешественник отмечает планомерность застройки города, великолепную отделку домов и качество постройки укреплений в адмиралтействе и крепости.

В 1778 г. при устье реки Кильчени (правый приток Самары) был основан город Екатеринослав. Постепенно обнаружилось нездоровое местоположение Екатеринослава, что повлекло перенесение города на Днепр. Однако в районе Екатеринослава I населенный пункт сохранился и получил название г. Новомосковска.

Князь Г.А. Потемкин связывал с Екатеринославом II самые честолюбивые надежды и мечтал о создании не просто города — столицы края, прославляющего Екатерину, но и города, осуществляющего репрезентативную функцию власти, влияющую визуально на восприятие ее мощи и силы. Он писал в своем проекте: «…где же инде, как в стране, посвященной славе Вашей, быть городу из великолепных зданий? А потому я и предпринял проекты составить, достойные высокому сего града названию. Во-первых, представляется тут храм великолепный в подражание Святого Павла в Риме, посвященный Преображению Господню в знак того, что страна сия из степей бесплодных преображена попечениями Вашими в обильный ветроград, и обиталище зверей — в благоприятное пристанище людям, из всех стран текущим.

Судилище, наподобие древних базилик в память полезных ваших узаконений. Лавки полукружием на подобие Пропилеи или преддверия Афинского с биржею и театром посредине.

Палаты государския, где жить и генерал-губернатору, во вкусе греческих и римских зданий, имея посередине великолепную и пространную сень. Архиепископия при соборной церкви Преображения с дикастериею и духовной школой.

Как сия губерния есть военная, то призрение заслуженным престарелым воинам — дом инвалидный со всеми возможными выгодами и с должным великолепием… Университет купно с академиею музыкальною или консерваториею…»

Уделяя большое внимание культурному развитию края и распространению просвещения, Потемкин разработал проект «О училище Екатеринославском», в нем говорится: «что как край сей удален от столицы, где знатныя училища находятся, в близости же народов как своих, так и чужестранных, склонных весьма к учению, то в благодение… народам и в соответствии высокому имени сего города благоволите всемилостивейшая] гос[ударыня] основать Екатеринославскую академию…» В дальнейшем Г.А. Потемкин передал в Екатеринославский университет свою личную библиотеку. Он возлагал особые надежды на этот очаг культуры. При университете должны были открыться академии художеств и музыки, хирургическое училище и народная школа.

Для осуществления своих планов Потемкин привлек лучших архитекторов. Еще в 1783 г. на юг прибыл знаменитый зодчий М.Ф. Казаков с архитекторами И. Егоровым и И. Селеховым. В 1786 г. был утвержден новый проект, выполненный К. Геруа. Город занимал высокий холм между Днепром и Долгой балкой и был расчленен прямоугольной сеткой улиц, направление которых соответствовало прямому углу излучины Днепра. Центр планировался в виде большой прямоугольной площади, смещенной к реке. Ее предполагалось застроить по проектам К. Геруа большими общественными зданиями, перечисленными Потемкиным в «Начертании города Екатеринослава».

В указе Екатерины II отмечалось, что «проект всем тамошним публичным зданиям вмещают в себя все надобности и выгоды при наблюдении красоты и прочности тут приличных, а потому и позволяет произвести оные в действие». Однако проект К. Геруа, кроме чрезвычайной грандиозности, имел и ряд других существенных функциональных и композиционных недостатков. Как иностранец, архитектор недостаточно учитывал специфику русского городского быта. Не было предусмотрено устройство отдельных площадей различного назначения, как то: рыночной, сенной, соборной и т.д.

8 том же 1786 г. началась заготовка строительных материалов, нашли средства для проведения работ, их должен был возглавить один из ближайших помощников Потемкина на юге М.Л. Фалеев. Тогда же было выделено финансирование на содержание Екатеринославского университета, открытого согласно указу 1784 г., но так и не начавшего свою образовательную деятельность при жизни его устроителя Потемкина. Университет должен был разместиться на Монастырском острове.

9 мая 1787 г. во время путешествия Екатерины II в Крым состоялась торжественная закладка Екатеринослава. На этой церемонии присутствовал австрийский император Иосиф II и многочисленные иностранные послы. Вот как это торжество описывает граф Л.-Ф. Сегюр: «9 мая — в царском шатре отслужили молебен, и государи, в присутствии архиепископа, совершили закладку собора нового города в чрезвычайно красивой местности». Будущим жителям выдавались строительные материалы и устанавливались льготы, а 5 июля 1787 г. была учреждена «Экспедиция для строения губернского города Екатеринослава».

Во время своего первого визита на юг Украины в 1787 г. архитектор И.Е. Старое составил проект дворца для Г.А. Потемкина. Огромное здание (длиной около 120 м) разместилось на высоком берегу Днепра, главным фасадом обращенное к городу. Особенностями здания являлись отсутствие парадного двора и фронтальность композиции, чем подчеркивалась общественная значимость дворца правителя в структуре губернского центра. Возле дворца английский садовник Уильям Гульд разбил сад, о котором писал князю: «…дом будет иметь отменные выгоды, а сад будет отвечать оному во всем своей полезностью и приятностью». Там же размещались две оранжереи, но к 1794 г. они пришли в ветхость и разрушились.

Великолепный план К. Геруа по застройке Екатеринослава величественными и монументальными зданиями не смог реализоваться по вполне объективным причинам. Невозможно одним росчерком пера, пусть и поддержанного всемогущественным князем Г.А. Потемкиным, создать за короткий срок то, для чего требуются годы даже при благоприятных местных условиях. В 1790 г. к проектированию Екатеринослава был привлечен И.Е. Старос. 15 февраля 1790 г. датирован первый проект зодчего, разработанный в Яссах и через месяц утвержденный Г.А. Потемкиным. Достоинством планировки являлись хорошо продуманные размеры кварталов, их удачное по масштабу соотношение с широкими улицами и просторными площадями. Наряду с планом города Старос спроектировал основные общественные здания. Русско-турецкая война замедлила строительство города. Возводились лишь административные здания. Слева от потемкинского дворца были сооружены деревянные дома для губернатора и канцелярии. Неподалеку от казначейства располагалась группа деревянных зданий, перенесенных из Екатеринослава I вместо постройки каменных, где разместились присутственные места и палаты.

Уже после смерти Г.А. Потемкина екатеринославский наместник В.В. Каховский докладывал Екатерине II о состоянии города: «По сему разбиты ныне кварталы, означены места, где быть каким строениям, и раздается под строение домов частным людям… Восемь каменных небольших домов строятся по планам, врученным мне от покойного генерал-фельдмаршала (Г.А. Потемкина. — Н.Б.). При генерал-губернаторском доме не велел он строить никаких служб, видно, что предполагал обратить оной в публичное здание. Построение моста в сем городе почитал он нужным». В 1792 г. в Екатеринославе было уже 546 казенных строений.

Деятельность Потемкина в области внутренней политики, и конкретно в управлении вверенных ему губерний, в период между заключением Кючук-Кайнарджийского мира и присоединением Крыма — это организация своеобразной базы для дальнейшего расширения территории Российской империи и превращения Северного Причерноморья в цветущий и плодоносный край. Обеспеченная надежными границами, эта территория сделалась объектом интенсивной колонизации в условиях политики льгот и поощрений для переселенцев, а результатом стали известные сдвиги в экономике края, развитии сельского хозяйства и промышленности. Согласно ведомости, составленной 27 марта 1783 г., с момента занятия Потемкиным своей должности по 1783 г. существенно увеличилось количество жителей в Новороссийской и Азовской губерниях.

Значителен личный вклад Потемкина в разработку и осуществление проектов устройства новых губерний. Уже на этом этапе он выработал свой собственный метод руководства, позволявший достаточно быстро и эффективно решать вопросы организации органов власти, хозяйственного обеспечения. Активно участвуя во внутренней политике, Потемкин становится одной из центральных ключевых фигур в государстве, имеющей громадное влияние, основанное уже не только на личной привязанности императрицы, а и на вполне определенных результатах его деятельности, которые считал весомыми и сам князь.

В 1783 г. он писал Екатерине, подводя некоторые итоги своего управления краем: «При определении меня по высочайшей милости генерал-губернатором нашел я в обеих губерниях Новороссийской и Азовской 150 тысяч жителей. Во время моего правления столь много осчастливлен беспрерывными милостями В[ашего] и[мператорского] в[еличества] край Екатеринославский, что, несмотря на все безпокойства войною и пребыванием войск, заразительной 6ол[езнью] и саранчи, число жителей умножилось по приложенной у сего ведомости знатным числом, посев хлеба и домостроительство год от года приходит в лутчее состояние. Я не оставлю поощерять хлебопашество и принуждаю садить деревья. Он (Екатеринославский край. — Н.Б.) приведен уже в единообразное положение установленных В[ашим] имп[ераторским] ве[личеством] наместничеств и все жители с благодарностию чувствуют плоды монарших Ваших попечений».

Глава 10.

«ДАР БЕСКРОВНЫЙ…»

Одним из неоспоримых достижений Потемкина, признаваемым как сторонниками, так и критиками князя, в области внешней и внутренней политики является «бескровное» присоединение Крымского полуострова к Российской империи в 1783 г. Его современник С.Н. Глинка поэтически, может быть немного высокопарно, осветил этот исторический факт в своих «Записках»: «…заботы его были о древнем царстве Митридатовом, и он это царство принес России в дар бескровный. Чего не успели сделать века от покорения Казани и Астрахани, чего не успел сделать Петр I, то один совершил этот великан своего времени. Он смирил и усмирил последнее гнездо владычества монгольского».

В результате заключения Кючук-Кайнарджийского мира Крымское ханство отделилось от Оттоманской империи и провозглашалось независимым, о чем говорилось в 3-м пункте мирного договора: «Все татарские народы: крымские, буджатские, кубанские, едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы без изъятия от обеих империй имеют быть признаны вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти, но пребывающими под самодержавной властью собственного их хана чингисского поколения, всем татарским обществом избранного и возведенного, который да управляет ими по древним их законам и обычаям, не отдавая отчета ни в чем никакой посторонней державе, и для того ни российский двор, ни Оттоманская Порта не имеют вступаться как в избрание и в возведение помянутого хана, так и в домашние, политические, гражданские и внутренние их дела ни под каким видом…» Однако ситуация в Крыму была неопределенна и сложна. Турция, хоть и согласилась на признание независимости Крыма, готовилась к новой войне. Турецкий султан, являясь верховным халифом, держал в своих руках религиозную власть и утверждал новых ханов, что оставляло возможность реального влияния на Крымское ханство. В итоге татары в Крыму разделились на две группы — русской и турецкой ориентации, столкновения между ними доходили до настоящих сражений.

Еще в 1771 г. ханом был избран султан Сагиб Гирей из древней алчингизской фамилии, а его младший брат Шагин Гирей — в калги-султаны. После вывода из Крыма российских войск в 1774 г. Оттоманская Порта согласилась почтить независимое ханство публичным посольством. Затем Турция в 1775 г. повлияла на крымцев с целью избрания угодного ей султана Девлет Гирея ханом, на что Россия, хотя и возражала, но смотрела спокойно до 1777 г. По свидетельству очевидца крымских событий И.М. Цебрикова, «всероссийский двор, видя, что турки, весьма хитро свергнув хана Сагибы, по завоевании им восстановленнаго, утвердили Девлета ханом, все устроить в авантаж Порты обещавшего, и которой под предлогом вольности, стал было, России недоброжелательствовать, того ж 1777 г. принужденным нашелся в осень секретно двинуть корпус войск в Крым, и со стороны своей посредством нагайских орд калгу Шагин Гирея чрез остров Тамань в Крым ввел, где силою войск утвержден он над всею областью татар законным ханом…».

Повествование Цебрикова о крымских событиях до сих пор было неизвестно исследователям. Между тем оно дает очень точный анализ противостояния России и Турции в крымском вопросе и действий Потемкина по присоединению Крыма, что позволяет по-новому оценить роль князя.

Личность Шагин Гирея очень своеобразна для Востока. Он учился в Салониках и Венеции, знал несколько языков и был человеком не только с европейским образованием, но и с европейскими взглядами. Став ханом, Шагин Гирей попытался осуществить свою грандиозную мечту: преобразовать ханство в черноморскую империю, европеизировав общество, но делал это он не считаясь с национальными татарскими обычаями. Экономическая слабость Крыма, поспешность в проведении реформ, нежелание считаться с традициями — все это вызвало широкое недовольство, вылившееся в ноябре 1777 г. в бунт.

В декабре 1777 г. после высадки в Крыму назначенного в Стамбуле ханом Селим Гирея III восстание охватило весь Крымский полуостров. Началась гражданская война. Русское правительство пристально следило за событиями. 6 ноября на заседании Государственного совета Потемкин заявил, что нужно сделать все необходимые приготовления для возможной войны и быть в состоянии нанести сильный удар. Совет высказался за всевозможные меры к сохранению мира, но, поддержав князя, рекомендовал быть готовыми к войне с Турцией из-за Крыма. Восставшие против Шагин Гирея татары были разбиты русскими войсками, а хану была оказана денежная помощь для укрепления его власти.

В конце апреля 1778 г. командование Крымским корпусом принял на себя А.В. Суворов. Ему предписывалось препятствовать возможной высадке турецких десантов, не доводя дело до войны. Он должен был поддерживать Шагин Гирея и одновременно, выполняя поручение Потемкина, организовать вывод из Крыма христианского населения на новые земли в Новороссийскую и Азовскую губернии. Шагин Гирей пытался воспрепятствовать этой акции: он даже покинул Бахчисарай и кочевал в окрестностях своей столицы, посылая жалобы Румянцеву на Суворова и резидента А.Д. Константинова, якобы допускавших самоуправство и нарушение обязательств русского правительства. Но Румянцев и Потемкин поддержали Суворова, и к 16 сентября 1778 г. в Россию было выведено более 30 тысяч армян и греков.

Таким образом, в Крыму складывалась следующая ситуация: Россия формально признавала независимость ханства, но в то же время Потемкин предпринимал шаги по его ослаблению, пользуясь недовольством татарской знати по отношению к нововведениям Шагин Гирея.

10 марта 1779 г. Россия и Турция подписали новую Анайлы-Кавакскую конвенцию, по которой Россия должна была вывести свои войска из полуострова и, подобно Турции, не вмешиваться во внутренние дела ханства.

Осенью 1781 г. ситуация в Крыму опять обострилась и привела к новому восстанию против Шагин Гирея. Его возглавили старшие братья хана — Батырь Гирей и Арслан Гирей. Как писал современник, никто точно не знал причин возмущения, султаны подняли мятеж «с зависти ль, либо по подыскам Порты или же под существенным предлогом, которой братья главным претекстом объявили, что они, видя народ, в Крыму обитающ, отягощенным новым от него Шагина в разных видах установлением…», а кроме того, «как уже весна наступала, в кое время обыкновенно крымцы к бунту по теплоте свободу имели». В конце мая 1782 г. тревожные известия достигли Потемкина, который получил письмо от своего родственника М.С. Потемкина из Петербурга: «Казалось бы, на самое короткое время отсюда отлучились (в это время князь был в Москве. — Н.Б.), а с двух сторон так важные пришли известия. Судьба не допускает Вас быть в удалении».

В июне уже Екатерина шлет Потемкину письмо, призывая его к действию: «Не токмо желание мое узнать о твоем добром состоянии принуждает меня послать к тебе сего нарочного, но и самая нужда по делам: в Крыму татары начали снова немалые безпокойства, от коих хан и Веселицкий уехали водою в Керчь… Теперь нужно обещанную защиту дать хану, свои границы и его, нашего друга, охранить. Все сие мы б с тобою в полчаса с тобою положили на меры, а теперь не знаю, где тебя найти». Князь поспешил в Петербург.

3 августа императрица в письме к Шагин Гирею обещала направить ему на помощь военные силы для усмирения мятежников и утверждения его безопасности и предлагала хану прибыть в Петровскую крепость, куда должен был приехать и Потемкин, имевший необходимые полномочия. Потемкин считал, что новый бунт — это следствие «неминуемого и всегдашнего подстрекания татар против России», усилившегося из-за привязанности хана к России. Князь настаивал на введении войск в Крым, и «естли Вам не подать помощи ему, сим некоторым образом дознают, будто бунтовщики имели право возстать на хана… Я Вас уверить могу, что татар большое число, увидя войски, отопрутся от прозьбы Порте вознесенной и вину всю возложат на начальников возмущения».

8 августа 1782 г. Потемкин направился на юг, где 23 сентября встретился с Шагин Гиреем в Петровской крепости. В беседе с ханом князь передал ему личное послание императрицы, которая решила ввести войска в Крым, рискуя при этом пойти на открытый конфликт с Турцией, и посоветовал Шагин Гирею, «дабы по приведении в порядок крымских дел будущею весною побывать и на Кубане, чтоб и тамошния народы персонально привесть в лутчее состояние».

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Дада промышляет любовью за деньги. Летом цепляет «клиентов» на пляже, зимой ищет «спонсоров» в ресто...
Не самое приятное ощущение – обнаружить себя в тесной металлической ячейке старого заброшенного морг...
Предал генерал Россию, предал солдат, погибших в Чечне, продался боевикам за обагренные кровью долла...
Спасательный батискаф, потерявший управление, не самое надежное судно в штормящем море. Но именно в ...
Частный детектив Татьяна Иванова расследует убийство Алика Прокопьева. Молодой человек после смерти ...
Частный детектив Татьяна Иванова назначает деловое свидание подруге в баре «Восторг», не предполагая...