Каюта Покровский Александр

Испытывали изолирующий противогаз…

  • Испытывали изолирующий противогаз.
  • Новенький.
  • Целый час
  • В нем песок перебрасывали.
  • И горячим кислородом
  • Дышали.
  • Градусов пятьдесят.
  • Я потом десять лет
  • Отхаркивался.

Веню волной стащило за борт…

  • Веню волной стащило за борт.
  • Не нашли…
  • Нас с Серегой отправили
  • К его жене,
  • Она открывает нам двери
  • И говорит:
  • «Наш папа еще не пришел».
  • А глаза уже безумные.

«– Когда вы преодолеете…»

  • – Когда вы преодолеете свое скверноступие? —
  • Говорил мне, курсанту, мой непосредственный командир,
  • И начальник,
  • И зам командира взвода
  • Во время строевых занятий на плацу.
  • И я безжалостно колотил ногами
  • И думал о том, как было бы славно
  • Поместить его среди кур
  • Тогда, только он взмахнет руками, —
  • И сейчас же вокруг него полетели-полетели
  • Перья
  • И пух,
  • Как из порванной перины.

Если корабль стоит на ремонте…

  • Если корабль стоит на ремонте,
  • На нем собирают всякую шваль.
  • Молодому лейтенанту
  • Годки темную в кубрике устроили.
  • Он их по подъему поднял —
  • Вот его и побили.
  • За ногу на трапе схватили —
  • Он и упал.
  • На другой день я к ним спустился.
  • Железный прут в газету закатал.
  • Первого же, кто бросился,
  • По морде…
  • В общем,
  • Встали,
  • Как миленькие…

«– Портрет вождя перекосоеблен…»

  • – Портрет вождя перекосоеблен – и ни одна блядь
  • Не удосужилась поправить! —
  • Это Вася Смертин надрывается насчет того,
  • Что портрет Ленина висит криво.
  • А в здании никого – все на занятиях, только юноша-дневальный.
  • А лето – и окна все открыты, и кажется,
  • Это кричит сам дом:
  • – Партрет важдя-я!..
  • А дом стоит на краю плаца, а вокруг еще много-много домов
  • И от стен тех домов отражается: – О-блин!
  • О-блин! —
  • Это эхо.
  • А потом он подходит к ребенку-дневальному, соблюдая дистанцию,
  • А ребенок пугается, глаза – плошки.
  • – Да вы не дневальный! Вы – хуй! Хуй!
  • А из окон: – У-й! У-й!
  • А в канцелярии женщина слышит.
  • Вася смущается, заглядывает туда: «Извините».
  • Осторожненько прикрывает дверь
  • И находит глазами мальчишку:
  • – Повторяю! Вы – хуй! хуй!
  • – «У-й! У-й!»
  • А после Васи Смертина был еще Валера Живодеров.

«На безрыбьи и жопа пирожок!»

  • «На безрыбьи и жопа пирожок!» —
  • Он любил это повторять.
  • Наверное, не сам придумал.
  • Куда ему,
  • Он же тупой.
  • А тут недавно сказали,
  • Что он умер.
  • По телефону разговаривал…

На строевых занятиях…

  • На строевых занятиях,
  • Когда «роба под ремень»,
  • Выступает соль на рабочем платье
  • И на спине
  • Собирается в кружева,
  • И получается рисунок —
  • Такая странная контурная карта.
  • Я всегда думал:
  • «Для чего все это? И к чему страдать в самое пекло?»
  • А офицер так увлеченно проводил с нами все это время,
  • Что пот струился и у него по вискам.
  • И я спросил его:
  • «Какой в этом смысл?»
  • А он мне:
  • «Никогда не жалей себя,
  • И тогда подчиненные выполнят для тебя любую глупость».
  • И я не жалел себя.
  • И мои подчиненные,
  • Глядя на то, как я сам себя так удачно насилую,
  • Выполняли любую глупость.

В автономке…

  • В автономке
  • Молодые матросы
  • На камбузе
  • Объедались так,
  • Что потом кому-нибудь
  • Обязательно вырезали аппендицит,
  • А над доктором шутили:
  • – Док! Когда отхватишь чего-нибудь?
  • И док говорил:
  • – Молодежь дозревает,
  • А желающим, из старшего поколения,
  • Могу отхватить хоть сейчас.

Офицеры…

  • Офицеры
  • Жаловались на неустройство,
  • На быт и все такое,
  • Но как-то робко так, неуверенно, сюсяво, забито.
  • И приехал генерал.
  • Всех построили сейчас же.
  • – Ну что вы тут ноете? – сказал генерал. – Что
  • Вы за офицеры! Вы офицеры или что?
  • Вот вам! – ткнул он в первого попавшегося. —
  • Родина дала квартиру!
  • – Никак нет! – завозражал тот. – Только общежитие!
  • – Ну вот! – не расстроился генерал. —
  • Родина дала вам общежитие!
  • Как бы я хотел, чтоб разверзлись небеса
  • И чтоб они – те небеса – насрали бы
  • На того генерала
  • Огромную вавилонскую кучу.

Цепляясь за скалы краями…

  • Цепляясь за скалы краями,
  • Ползут по земле облака,
  • Туманы встают и, ручьями
  • Напившись, бунтует река.
  • В краю том, туманном и сером,
  • Где стаяли сны младых грез… —
  • Именно на этом месте запнулся
  • Корабельный поэт и прозаик,
  • Запнулся, остановился и попросил меня:
  • – Продолжи, а? —
  • И я продолжил:
  • – Я вынул порядочный ХЭРОМ,
  • Я там себя в жертву принес.

«– Вставайте, кислорода нет!»

  • – Вставайте, кислорода нет! —
  • Меня будит подчиненный.
  • Вставать надо неторопливо, лениво чертыхаясь.
  • Надо сползти с верхней коечки, рвануть дверь,
  • Потом забраться на боевой пост,
  • Обязательно зевнуть, чтоб показать им,
  • Что у тебя внутри никакой паники.
  • Это важно.
  • Вот и хорошо,
  • Главное – поправить пенсне,
  • И они тоже успокоились:
  • Подумаешь – кислорода нет…

Я на ощупь могу определить…

  • Я на ощупь могу определить,
  • Как работает прибор,
  • По вибрации…
  • А еще могу —
  • И по свисту, и по гулу…
  • Столько лет уже прошло,
  • А я до сих пор во сне
  • Могу определить,
  • Как работает прибор…

Пурга

  • Боже мой, какая пурга,
  • И ноги совсем не чуют дороги,
  • И я на каждом шагу проваливаюсь по колено,
  • А под штанину набивается снег
  • И сейчас же там тает,
  • Потому что я вышел часа два назад,
  • Но окончательно уже заледенел;
  • А снежные хлопья летят в глаза
  • И оседают на ресницах.
  • Ни черта не видно,
  • И когда я дойду, совершенно стемнеет,
  • Потому что полярная ночь, и я иду к тебе.
  • Мне бы только до Полярного дотянуть.
  • Господи, какая пурга!
  • Неужели не ходят катера?
  • Только бы они ходили,
  • А под сердцем вдруг разливается невероятная теплота,
  • И кто-то, кажется, нежно прижался к щеке, выдохнул:
  • «Прости».
  • За что?
  • Что это со мной?
  • Неужели я спал на ходу?
  • Наверное, так замерзают.
  • Надо поколотить ногами.
  • «Бродячие собаки хуже волков», —
  • Кто-то мне это сказал.
  • Не успеешь оглянуться, а стая уже налетела.
  • Говорят, нападают с ходу.
  • Какие глупости лезут в голову.
  • Лучше я представлю себе твое лицо.
  • Вот это да!
  • Оказывается, я не могу вспомнить.
  • Только глаза.
  • Они – темные, жгучие,
  • И волосы от пота липнут к щекам.
  • Ты всегда так трудишься, когда мы вместе,
  • Будто на свете никого-никого нет, кроме нас,
  • Но тебе все угрожают
  • И хотят меня отнять,
  • Будто это последний день в нашей жизни.
  • А потом ты трогаешь меня руками,
  • Точно не доверяешь своему зрению
  • И тому, что я рядом.
  • Ты жмешь мою плоть очень сильно, и я
  • Почти кричу,
  • Но потом отпускаешь.
  • Наверное, тебе хочется доказать,
  • Что я существую, и что существуешь ты,
  • Что я плотный.
  • Ты прикладываешь ухо к моей груди
  • И говоришь мне: «Дыши», —
  • Я дышу,
  • А ты слушаешь биение сердца.
  • Я спрашиваю: «Зачем это тебе?»
  • А ты говоришь: «Мне надо», – и сердишься.
  • Не надо на меня сердиться – я твой
  • И выполню любое твое желание.
  • Ты вдруг приказываешь мне
  • Сосать твой палец,
  • А потом говоришь:
  • «И все другие. По очереди», —
  • И я смеюсь,
  • Потому что я не успеваю перехватывать их губами.
  • А потом вдруг серьезно берешь мою руку,
  • Глядишь на меня исподлобья,
  • Будто хочешь пресечь мои возражения,
  • И указательным пальцем
  • Водишь себе
  • По деснам,
  • По нёбу,
  • По языку,
  • Словно предлагаешь попользоваться собой изнутри
  • И с помощью плоти передать мне свой трепет.
  • Застонав, повалишь меня на спину,
  • Садишься мне на грудь, почти на лицо,
  • И наползаешь,
  • Словно я – твой самый большой враг
  • И меня надо захватить, раздавить, поглотить.
  • Ты словно хочешь затянуть меня в себя.
  • Я понимаю.
  • Ты доказываешь,
  • Что никто не имеет на меня никакого права,
  • Кроме тебя,
  • Но оно бесспорное,
  • Ты домогаешься меня так, как только
  • Можно домогаться
  • Мужчины,
  • И я попался,
  • Никто не в обиде,
  • И ты соскальзываешь в полном изнеможении
  • И, двинувшись назад, достигаешь бедер, а потом вдруг,
  • Что-то придумав, помещаешь обе свои
  • Ступни мне на грудь,
  • Слегка надавливая большими пальцами ног на шею,
  • Уставясь мне в глаза.
  • – Скажи…
  • – Да нет же.
  • – Тогда ешь. Ну?
  • И я ел, лизал, покусывал твои ноги,
  • А ты смотришь на меня жадно, а потом
  • Жалко,
  • Погаснув,
  • Ты говоришь, что холодно, и с головой
  • Уходишь
  • Под одеяло
  • И там находишь себе пропитание.
  • Мой член никак не может к тебе
  • Приноровиться,
  • По временам ему очень больно,
  • И ты чувствуешь, что ему больно, но тебе хочется еще и еще,
  • В тот момент тебе не было никакого дела
  • До моей боли.
  • Мне больно и сладко, и я почти умираю.
  • Все рядом.
  • Может быть, в этом никто не виноват,
  • Может быть, это старше нас?
  • Может быть, это так же, как моя жизнь?
  • И, может быть, жертве, которую съедят,
  • Тоже больно и сладко?
  • Может быть.
  • И я – твоя послушная
  • Собственность,
  • И поэтому меня нужно мять, хватать за щеки, тянуть в низ живота,
  • Все мое тело вздрагивает,
  • И ты чувствуешь, что мне нехорошо,
  • И сильно ко мне приникаешь,
  • Словно хочешь погасить меня,
  • Словно тебе очень важно поймать, уловить,
  • Зафиксировать,
  • Пришпилить булавкой,
  • Это мое вздрагивание, выгибание,
  • Словно ради него все и было,
  • Ты начинаешь целовать, целовать, целовать,
  • Лизать мою шею,
  • Покусывать плечи,
  • И я слышу твое дыхание, хрипы, колотье в груди.
  • Без звука, резко, нетерпеливо сдвигаешь мое лицо
  • Себе в пах,
  • И я уже знаю, что надо делать:
  • Языком измерять глубину
  • И меня всегда удивляет, как твоя плоть, нежная,
  • Анемичная,
  • Выдерживает мой натиск.
  • Мой язык слишком груб,
  • Но тебе, тебе нужно сильно и грубо,
  • Глубоко.
  • Но я уже не могу, я задыхаюсь,
  • А ты льешь что-то сладкое,
  • И я должен все это пить,
  • И в тебе все клокочет,
  • Именно так, и звуки эти очень древние,
  • Так клокочут вода или птица.
  • И ты сильно тянешь меня к себе,
  • Быстро и резко раздвигаешь мои ягодицы,
  • Я не противлюсь тебе,
  • И вот твои узкие пальцы, твоя кисть входит в меня,
  • В мой анус.
  • Так глубоко,
  • Что разворачивает и раздирает изнутри.
  • – Тебе хорошо? – с хрипом ты говоришь.
  • – Тебе хорошо!
  • – …
  • И я не могу сказать, что мне больно
  • И стыдно,
  • И даже не знаю, чего больше, стыда или боли,
  • И я говорю, что мне хорошо,
  • Конечно, конечно,
  • Очень,
  • Очень,
  • Да,
  • Господи!
  • Я иду к тебе по ниточке.
  • Она только между мной и тобой проложена.
  • Я, как во сне,
  • А может, это я засыпаю,
  • Так бывает.
  • Пурга, снег в ботинках.

Коломбина, Коломбина…

  • Коломбина, Коломбина,
  • Приходи к нам ночевать.
  • Мы тебя же, Коломбина,
  • Будем долго согревать,
  • Ручки будем целовать,
  • Целовать, целовать…

На кактусе живет тля…

  • На кактусе живет тля —
  • Я ее обрабатывал всякими ядами,
  • Промывал горячей водой,
  • Шепча разные проклятья, со зверской рожей
  • Намотал на спичку ватку, смоченную в марганцовке,
  • И выскребывал ее из кактусовых пазух и подмышек.
  • Тля умирала, но не сдавалась,
  • Тля держалась изо всех сил,
  • Она даже на соседний кактус
  • Не перепрыгивала,
  • Потому что этот для тли был родиной.

Капает. Сквозь сон я ясно слышу…

  • Капает.
  • Сквозь сон я ясно слышу – капает.
  • Господи! Да это ж вода в отсеке.
  • Остатки сна с лица, как паутину…
  • Вскочил —
  • А это в ванной капает.
  • И, надо же, слышно
  • Сквозь закрытую дверь.
  • Броситься, побежать,
  • Скатиться вниз
  • И в яму
  • Потянуть на себя,
  • Задраить.
  • Снова броситься, побежать, схватить,
  • Потянуть, задраить,
  • И еще и еще раз —
  • И все это за секунду до пробуждения.

Говорил помощнику…

  • Говорил помощнику:
  • Не надо ставить молодежь на выгрузку спасательных плотов,
  • Он же тяжкий, зараза, больше ста кило!
  • Как его удержать?
  • А тут еще в люк не лезет,
  • Хоть плачь,
  • Ну и сорвался,
  • Только и успел что ухватить его рукой,
  • И боль, как паук,
  • От пяток до затылка,
  • И в спине что-то хрустнуло,
  • И дальше – все,
  • Улетел вслед за ним.
  • Сижу – в глазах круги
  • Лиловые.
  • – Что, не удержал? – (это командир)
  • А у меня даже голоса нет, верите?
  • Только клекот какой-то получается.
  • – Виноват… – говорю, потому что больше
  • Ничего
  • Не выговаривается.

У тебя же был пожар…

  • У тебя же был пожар…
  • Ну вот!
  • Скажи только: «Боюсь.
  • Вхожу в отсек и боюсь
  • Замкнутого пространства».
  • Пойми, это никак не проверить,
  • Поэтому никто из врачей
  • Не сможет доказать, что ты
  • Симулируешь,
  • И тебя спишут.
  • Вчистую.
  • И пенсию твою никто не тронет…

Больно… Тисками сжимает…

  • Больно…
  • Тисками сжимает,
  • Это мы в Баренцево море вошли,
  • По щиколотки,
  • А когда ляжешь на грудь,
  • То и вовсе с дыханием судороги,
  • Словно всхлипываешь,
  • И воздух не проглотить,
  • А он полдня плавал,
  • Когда смыло,
  • Пока его подобрали,
  • А он и сказать-то толком ничего не мог.
  • А нам интересно было,
  • Что он чувствовал,
  • Вот мы в воду и полезли…

Тепло – это внутри…

  • Тепло – это внутри,
  • Гладить надо что-нибудь
  • Мягкое,
  • Внутри себя придумать
  • И гладить,
  • гладить, —
  • Тогда уснешь
  • Быстро-быстро
  • И не будешь вздрагивать
  • Всем телом,
  • С головы до пят,
  • И
  • руками бить не будешь
  • Спящую жену.

Ой вы, горы-горы…

  • Ой вы, горы-горы,
  • ой сопки, ой пригорки, ой лощины,
  • ой,
  • как мы ехали-ехали-ехали,
  • ой,
  • как мы добирались до службы, ночью,
  • потому что все время ночь,
  • с разгону грудью о борт,
  • потому что сзади бежит к машине толпа
  • офицеров,
  • а кто-то ухватился руками,
  • и в спину его ударили,
  • и он, пьяненький, въехал под задние колеса,
  • а руки вцепились в борта – не оторвать,
  • и лезут через него
  • головы-ноги-шинели,
  • а потом и его подхватят и забросят в глубь,
  • пока машина урчит и набирает ход.

В соседней роте нашли вора…

  • В соседней роте нашли вора.
  • Он часы украл.
  • А дело происходило
  • На ОС-15.
  • Ему в трюме сказали:
  • «Завтра будем тебя судить».
  • Он ночью за борт выбросился.

А что вы думаете…

  • А что вы думаете,
  • Знаете, как у нас бьют,
  • Если у своих воруешь?
  • Возьмут в круг и – бляхами.
  • Только свист стоит.
  • А от вида крови
  • Все только распаляются.

Самые трусливые…

  • Самые трусливые
  • Должны быть самыми храбрыми,
  • Самые гадкие
  • Должны быть самыми мужественными,
  • Гнусные – добрыми,
  • Черствые – честными.
  • Никуда
  • не денешься:
  • Кругом – вода.

Другие люди вокруг…

  • Другие люди вокруг,
  • По-другому живут,
  • По-другому дышат,
  • По-другому слышат,
  • Их бы в подводники на несколько лет,
  • И они бы все делали, как мы.

Сердце тюкает…

  • Сердце тюкает
  • Слышу, как оно это делает:
  • – Тюк-тюк-тюк…
  • Лед кололи на дороге ломами.
  • Теперь из рук ручка вываливается,
  • Открытку не могу подписать,
  • Пальцы не держат.
  • На почте спросили:
  • – Вы пьяный?
  • А я сказал:
  • – Просто устал…

Протискиваюсь между трубами…

  • Протискиваюсь между трубами —
  • Там есть место, но узко, черт!
  • Надо туда обязательно влезь,
  • Чтоб до компрессора добраться,
  • И лезу, хоть в солнечное сплетение,
  • Больно уставился кусок трубы.
  • Надавливаю, наваливаюсь на него
  • И сдвигаю в сторону – фу! —
  • Вот и протиснулись,
  • Сейчас все исправим,
  • И раскладываю инструменты,
  • И тут же – просыпаюсь,
  • Долго лежу, ничего не понимая,
  • А потом начинаю искать тот кусочек трубы,
  • Что так больно впивался в сплетение…

У подводной лодки железные внутренности…

  • У подводной лодки железные внутренности,
  • Желтые отсеки,
  • Желтые приборы.
  • Говорят, этот цвет успокаивает,
  • Даже песенка такая есть,
  • «Желтая субмарина», —
  • Это значит, она такая внутри —
  • А раньше все красили серым,
  • Потому что считалось,
  • Что они на лодках долго не задерживаются.
  • А потом на лодках стали жить
  • Годами,
  • Стали все красить
  • В желтое.

Траву люблю…

  • Траву люблю,
  • И чтоб она подстрижена была,
  • И чтоб на ней роса,
  • И цветы,
  • Давно росу на траве не видел,
  • То автономка, то еще чего-нибудь…

А вы знаете, как трудно…

  • А вы знаете, как трудно
  • Нести карабин на согнутой руке?
  • И ходить по плацу по квадрату
  • Раз-два-три! – поворот, раз-два-три – пируэт!
  • Рука деревенеет, затекает и немеет,
  • Будто паучок пронзил локоть иголкой
  • И напустил в него своего новокаина.
  • А потом рука и вовсе становится ватной
  • И гнется туда-сюда,
  • И пальцы сами собой разжимаются.
  • Потренируйся вот так часов шесть подряд —
  • И рука запомнит, и через много-много лет,
  • Будет легко сминать пустую консервную банку
  • Словно она картонка.
  • А если б спросили: «Что нужно
  • Мальчугану, чтобы быстренько повзрослеть?»
  • Я бы ответил:
  • «Нужно боли учить».

Вот стою и изучаю…

  • Вот стою и изучаю
  • Бородавку на подбородке
  • У начальника.
  • А она какая-то коротко стриженная
  • И похожа на маленького, осиротевшего ежика,
  • Перенесшего сыпной тиф
  • И страдающего то ли тучными глистами,
  • То ли вдохновенными запорами,
  • Потому что при разговоре
  • Она корчится вроде бы от боли,
  • А разговор-то все больше о воинской
  • Дисциплине.
  • Правда, говорит только он,
  • А я с чувством внимаю, внимаю, внимаю
  • И постепенно осознаю, осознаю, осознаю,
  • Какой я большой негодяй…

«– Ро-та-а! Падъ-ем!..»

  • – Ро-та-а! Падъ-ем! —
  • Может, со мной приключится проказа,
  • И паралич,
  • Или отвалится нос?
  • Как после этой команды я по-ни-ма-ю
  • Чле-на вреди-те-лей,
  • Источивших на что-то полезное свой
  • Так умело скрываемый от окружающих
  • Член…

Тут один почил в бозе…

  • Тут один почил в бозе,
  • Не выдержал того, что уволили в запас,
  • Пил,
  • Потом язва на десне превратилась в рак.
  • Перед смертью он сказал:
  • «Нужно починить часы…»

«Сколько плывешь?..»

  • «Сколько плывешь?»
  • «Восемь».
  • «Километров?»
  • «Часов».
  • «А бежишь?»
  • «Двадцать четыре».
  • «Часа?»
  • «Ну да».
  • «Откуда это?»
  • «От прошлого».
  • «Зачем это тебе?»
  • «Так…»

Шизофреники сразу выявляются…

  • Шизофреники сразу выявляются.
  • Два дня не прошло, как привезли молодняк из учебки,
  • Они, как только лодку увидели,
  • Так и готово – один есть,
  • Вскочил на подоконники и говорит: «Что ж я маме скажу?» —
  • И вниз сиганул,
  • И схватить не успели.

На подъеме флага выстроились…

  • На подъеме флага выстроились.
  • Тишина.
  • Слышно только, как дождинки капают.
  • Вокруг все серое до невозможности.
  • И тут верхний вахтенный говорит:
  • «Порешить бы вас всех».
  • А у него в рожке тридцать пуль.
  • Еле успели автомат вырвать —
  • Положил бы две шеренги:
  • Плотно стояли.

Утопленника выловили…

  • Утопленника выловили —
  • Он в ледяную воду сам прыгнул.
  • Механик быстро-быстро
  • Делал ему
  • Искусственное дыхание,
  • Часто-часто
  • Дышал – рот в рот,
  • Взмок весь,
  • Потом веки ему оттянул
  • И говорит:
  • «Готов!»

Лейтенант на крейсере рапорт…

  • Лейтенант на крейсере рапорт
  • Подал:
  • «Прошу списать меня на берег.
  • Укачиваюсь».
  • Ему рассмеялись в лицо,
  • А он пошел и повесился.

Мы Ленина любили…

  • Мы Ленина любили
  • В начальных классах.
  • Один только Пашка
  • Все понимал.
  • Он в ленинском уголке
  • Стучал пальцем по картонному мавзолею
  • И шептал:
  • «Уль-я-ны-ч, вылезай!»

…Отжимался от пола двести раз…

  • …Отжимался от пола двести раз.
  • Но на флоте он совершенно поехал.
  • И с лодок его списали,
  • Потому что стал пить.
  • Он мне все время говорил:
  • «Меня никто не любит.
  • Они меня преследуют, следят», – и голос у него срывался,
  • А я не знал, что ответить,
  • Как утешить, защитить.
  • Ему диагноз поставили: «шизофрения, мания преследования»,
  • Он был, как испуганный ребенок,
  • Все спрятаться хотел.
  • Его уволили в запас.
  • Он уехал к себе и вроде зажил хорошо,
  • А потом его жена позвонила и сказала:
  • «Сашу убили…»

А когда под винты затянуло…

  • А когда под винты затянуло,
  • Он хотел за ним в воду прыгать,
  • Его оттащили, навалились и держали,
  • Потому что вырывался и орал: «Суки!
  • Он же еще живой!»

Ну и сны снились…

  • Ну и сны снились
  • На подводной лодке!
  • Цветные.
  • И действующие лица те же, что и в отсеках,
  • И такие натуральные сны, что проснешься
  • И не знаешь, было все это
  • Или не было,
  • И спросить не у кого.
  • Вернее, можно было спросить,
  • Только стеснялся:
  • Еще подумают, что спятил.
  • Смотрю, как-то напарник входит
  • Какой-то не такой,
  • «Ты чего?» – «Ничего».
  • А потом оказалось,
  • Что и ему снится примерно то же самое:
  • Всякая чертовщина.
  • Тогда и договорились:
  • Рассказывать и расспрашивать, чтоб узнать,
  • Что было во сне, а что – наяву.
  • Входишь и говоришь:
  • «Слушай, было такое-то и такое?» —
  • Если нет – значит, сон…

Их готовили для железа…

  • Их готовили для железа,
  • Приучали постепенно,
  • И они привыкли, вросли,
  • Оно вошло в их существо,
  • В плоть, между жилами,
  • Это видно было по походке
  • И по разговорам, и потом
  • Они ругали его на чем свет стоит,
  • Так ругают соседей
  • Или дожди,
  • Они готовы были бежать с него куда угодно,
  • И там уже предполагалось
  • Жить, жить…
  • Но скоро оказалось, что без него они не умеют.
  • Когда железо сгнило, они умерли.
  • Все.

«– Раз! Два!..»

  • – Раз! Два! —
  • Это мы учимся сдергивать автомат
  • С плеча по хлопку старшины
  • До совершеннейшей одури.
  • – Раз! – и уже передернул затвор,
  • Потому что страшно ночью:
  • Когда идешь на пост,
  • Все кажется, что смотрит кто-то
  • Из-за спины.
  • Я даже сейчас чувствую,
  • Когда за спиной кто-то стоит,
  • Всегда оборачиваюсь и смотрю человеку в глаза.
  • А во сне до сих пор сдергиваю с плеча
  • По хлопку старшины:
  • – Раз! – и уже готово.
  • Скажи: «Два!»
  • – Два! —
  • Я уже выстрелил.

Я когда-то рыл могилу за 20 минут…

  • Я когда-то рыл могилу за 20 минут
  • На скорость —
  • Так мы спорили.
  • А мы спорили тогда на все подряд,
  • На всякую ерунду:
  • Кто проскачет быстрее на четвереньках
  • Или сильней проорет —
  • Потому что были курсантами.
  • А тут убили офицера —
  • И нас послали рыть.
  • А когда долго роешь яму
  • То ничего в ней скорбного нет,
  • И поэтому мы смеялись, и шутили,
  • И кидались друг в друга
  • Комьями глины,
  • Только когда привезли гроб и родню
  • И начались всякие крики,
  • Мы отошли в сторонку и надолго там замолчали.

«– Встать-сесть! Встать-сесть!..»

  • – Встать-сесть! Встать-сесть! —
  • Старшина нас тренирует,
  • Мы не приняли присяги,
  • Мы не приняли, но знаем,
  • Что приказы командира
  • Или просто размышленья —
  • Все для нас веленье Родины,
  • А старшина такой же, как и мы,
  • Только он попал в училище с флота,
  • А не просто из школы,
  • И учимся мы с ним в одном классе,
  • В том самом, где сейчас мы приседаем,
  • А в ушах у меня ненависть стучит зелеными молоточками,
  • А потом, через много лет, он бросится ко мне навстречу:
  • «Саня!» —
  • А я никак не могу пожать ему руку,
  • Потому что в ушах все еще – «Встать-сесть!..»

А на пятьдесят шестые сутки…

  • А на пятьдесят шестые сутки
  • В автономке
  • Начинает казаться,
  • Что все это происходит не с тобой
  • И люди все какие-то ненастоящие,
  • А механизмы
  • Придуманы кем-то.
  • А потом дотрагиваешься
  • До кого-нибудь
  • Случайно,
  • Чувствуешь тепло —
  • И отпускает…

На Новый год…

  • На Новый год
  • Лейтенанты собрались у Машкина в общежитии
  • И пили шампанское, как гусары, из горла,
  • Сидя на краю открытого окна,
  • Свесив ноги с четвертого этажа,
  • А потом решили бутылки бить.
  • – Об чего?!
  • – Об унитаз!
  • – Раз!
  • Первая же развалила унитаз до основания
  • В мелкую крошку.
  • Полгода надоедали соседям:
  • – Разрешите у вас облегчиться? —
  • Летом пошли воровать унитаз на стройке:
  • В городке ведь не купить.
  • Обратно шли, надев унитаз Сереге Бажену на голову, —
  • Так просто удобнее.
  • Так их, с мраморной головой, и взяла комендатура.
  • Комендант выслушал эту историю и сказал:
  • – Отпускаю.
  • А помощнику своему объяснил так:
  • – Пусть хоть гадят по-человечески…

Двоих размазало…

  • Двоих размазало
  • По переборке:
  • Их послали сравнивать давление
  • По вдувной —
  • Там дырку заделывали
  • Ну и накачали, конечно, отсек воздухом,
  • А они решили, что через переборочную дверь
  • У них быстрее получится.
  • Они летели по воздуху метров десять,
  • Пока не превратились в паштет, завернутый в ветошь.
  • Я теперь просто отношусь
  • К любой смерти,
  • В том числе и к своей
  • Собственной.

Девушка в самолете рассказывает…

  • Девушка в самолете рассказывает о спасательном жилете:
  • Как надевать, надувать, куда дудеть,
  • А я вспоминаю, что у нас их называли подосиновиками,
  • Потому что оранжевые и сверху среди волн хорошо различаются,
  • Очень удобно собирать.
  • Трупосборниками.
  • Потому что через пятнадцать минут в ледяной воде
  • Сердце все равно останавливается.
  • У соседей при выходе из бухты всю швартовую команду смыло
  • Одним ударом волны —
  • Так они даже ход не сбросили
  • И не искали.
  • Зачем?
  • И так когда-нибудь подберут.

Не знаю, не знаю…

  • Не знаю, не знаю,
  • Откуда берется одиночество:
  • Ты ведь не один,
  • Ты в море, на корабле,
  • И здесь еще сто человек —
  • И все вы всунуты в железную такую
  • Штуковину,
  • Полную всяческих каверз,
  • А она под водой
  • Крадется —
  • И одиночество к тебе тоже подкрадывается:
  • Вот кольнуло вроде, вот еще…
  • А я знаю, как с ним бороться:
  • Нужно прижаться к чему-нибудь спиной,
  • Сильно,
  • Потому что оно подбирается
  • Со спины.

Хотения в одиннадцати эпизодах

Хочется каких-то простых вещей:

Во-первых

Хочется, чтоб встал утром и солнышко светит, и чтоб тепло и лето, и чтоб каждый день, как заново родился, чтоб радостно и здорово от того, что радостно.

Во-вторых

Хочется хлеба с маслом и чтоб из рук не вываливался, а если и вывалится, чтоб не маслом на пол, а то потом вечно какие-то крошки выковыривать и всякую ерунду счищать.

В-третьих

Хочется, чтоб с разбегу и в море, а вода теплая и в ней рыбки и прозрачное дно, и чтоб нырнул и красивую ракушку непременно отыскал.

В-четвертых

Хочется искупать красного коня.

Найти его, обязательно красного, потому что другие купали, о чем и свидетельства имеются, а ты еще нет; так вот хочется искупать и чтоб он мягкими губами у тебя с ладони что-нибудь такое собирал.

В-пятых

Хочется кактусов.

Ты вышел – впереди обрыв, внизу море голубое, а до моря тропинка вьется, и вдоль нее они же и растут.

Кактусы.

Мда.

Только не плоские лепешки, а такие огромные желто-зеленые шары.

Колючие-колючие.

В-шестых

Хочется нежности.

Очень хочется.

И не только своей собственной, когда ты такой нежный-нежный, но чтоб и тебе.

Чтоб подкрались сзади, обхватили, ворковали, целовали и дети, и не дети.

Женщины или же девушки, например.

А что? Я не против женщин и девушек.

Да.

Я всегда за.

Потому что девушки… ну и женщины, конечно, они же иногда… так здорово выглядят, когда светятся изнутри, и ты в ответ светишься, и тоже хочешь, чтоб изнутри…

А сам чушь молотишь, а может, и не чушь, но молотишь-молотишь…

В-седьмых

Хочется каких-нибудь невероятных картин, и чтоб всем ясно было, что ты их написал, и чтоб спрашивали: как вам это удалось, – а ты чтоб отмалчивался и скромно пожимал плечами, потому что именно в этот момент ты и обучился необычайной скромности, чего раньше в тебе днем с огнем, но вот теперь – о-го-го!

В-восьмых

Дочку хочется. Сын уже есть, и он вырос.

Он такой большой, что, кажется, и не сын.

Он все про свое, а ты ему какую-то глупость, а он тебе в ответ, и разошлись по комнатам, а потом сошлись, виноватые или не виноватые, но не совсем, и столько хочется сказать ему, но слова все какие-то грубые, и лучше бы помолчать или постоять и простить…

А дочку хочется, потому что у нее же такие мягкие волосики должны быть, и еще они виться должны, потому что локоны.

Да.

Конечно, локоны.

И они щекочутся, когда по лицу.

В-десятых

Хочется играть в снежки, когда бежишь, торопишься, смеешься. Схватил, слепил, бросил, попал – а теперь бегом спасаться, а то догонят и намылят шею.

И, наконец, в-одиннадцатых

Хочется в пургу, когда на тебе доха до полу, а потеплело и метет, глаз не открыть, а тебе хорошо и здорово, и рядом ни одного человека – пусто, пустынно.

Находился, зашел в дом.

А это дом в горах, потому что и пурга в горах, а в доме какие-то люди, а тебя от тепла развезло, и ты уже плохо соображаешь, они говорят о пурге, о дороге, о том, что все замело, и теперь ждать непонятно сколько.

Они говорят и говорят, неторопливо жужжат, а у тебя в руках стакан с горячим вином.

Ты его отхлебнул – и сейчас же понимаешь, что нет ничего лучше, и тебя затопила теплота, и голова тянется к столу, упала на руки, и ты уже спишь, а люди все еще слышны, потому что они где-то рядом…

Хочется…

Нас иногда железными называют…

  • Нас иногда железными называют.
  • Ага.
  • А Саня на пирсе плакал.
  • Только я и видел.
  • Бывает.
  • После автономки и не такое
  • Бывает.
  • Человек сам ничего не замечает.
  • Идет и плачет.
  • – Ты чего, – говорю, – Саня?
  • А он говорит:
  • – Да так…

Почему-то вспомнил…

  • Почему-то вспомнил,
  • Как жена встречала.
  • Обняла – и мы стояли, стояли
  • Молча.
  • А потом как зачирикала,
  • Не остановить.

Преставился…

  • Преставился.
  • Сказали – помер.
  • Мужик был отвратительный,
  • Вредный-превредный,
  • А тут, как узнал, что он концы отдал,
  • Так даже расстроился.
  • Не знаю почему.
  • Потом позвонили и говорят:
  • «Ошибка! Жив!»
  • И я подумал: «Вот сука, а?!»

Нужно лечь и сказать себе…

  • Нужно лечь и сказать себе:
  • «Не спать, не спать, только расслабиться», —
  • Тогда обязательно уснешь
  • Крепко.
  • Но как только зазвонит будильник —
  • Резко перекатился с боку на бок
  • И по нему рукой.
  • А жена говорит: «Ты меня пугаешь».

Утро. Холодрыга. Залив парит…

  • Утро. Холодрыга. Залив парит.
  • Вахтенный, балбесина, уснул
  • И по корпусу в воду сполз,
  • Как поплавок.
  • А я дежурным стоял.
  • Поднялся наверх —
  • Слышу сопенье.
  • Зверь, что ли, никак не разглядеть.
  • Потом вижу – плывет, чудище,
  • К штормтрапу.
  • В валенках, канадке, тулупе, шапке
  • И автомат на груди.
  • Ничего не потерял.
  • Я ему: «Купаешься, что ли?»
  • А он мне: «Ну-у…»

Авария случилась…

  • Авария случилась
  • С выбросом углекислоты.
  • А при пяти процентах
  • И дышится чаще,
  • И в жар бросает,
  • И я подумал: «Стоп! Только без паники», —
  • Потом пошел к начальству.
  • «Что?» – спросило начальство.
  • «Лучше бы всплыть», – сказал я.

Первокурсниками…

  • Первокурсниками
  • мы очень любили своих командиров отделений —
  • комодов.
  • Они были с третьего курса
  • и, казалось, все знали наперед,
  • всегда такие уверенные в себе
  • и во всем.
  • Это обожание не проходило даже тогда,
  • когда они нас наказывали.
  • Я все это вспомнил почему-то сейчас,
  • когда на меня смотрит столько матросских глаз.
  • В них надежда.
  • Ее нельзя обмануть.
  • А мне страшно, потому что
  • нужно посылать их в огонь
  • и самому туда за ними идти…

Эй! Вы!.

  • Эй! Вы!
  • Не сносить вам головы!
  • Не сберечь вам тела,
  • Теплого, злого, верткого,
  • Упрямого,
  • Пахнущего задохнувшейся рыбой…

Боль у плеча…

  • Боль у плеча,
  • А потом до локтя,
  • И кисть немеет.
  • Это груз сорвало, —
  • И он на вахтенного.
  • Его-то я успел оттолкнуть,
  • А сам вот…
  • Задело…
  • Ееееб… т…

Согнуться…

  • Согнуться,
  • Выбросить руки,
  • Схватиться за поручни,
  • Послать туловище вверх,
  • Опять согнуться,
  • Выбросить,
  • Схватиться,
  • Послать,
  • И еще, и еще раз…
  • А потом вдруг понимаешь,
  • Что ты давно уже…

Свист – и как по пирсу лупануло!.

  • Свист – и как по пирсу лупануло!
  • Штормовое предупреждение, —
  • И нас послали швартов ослабить.
  • Только подошли – он лопнул,
  • Перед глазами просвистело.
  • Первое, что сказали:
  • – Ну, блядь!..

Соленую воду пили…

  • Соленую воду пили, —
  • Глупость, конечно, —
  • Сделали по два глотка.
  • – Чего ж вы остановились, товарищ лейтенант?
  • Допивайте – и будете настоящим подводником…

Первое в лагуне несут…

  • Первое в лагуне несут,
  • А оно колышется.
  • Сверху комбижир.
  • В два пальца.
  • Я как посмотрел, —
  • Так блевать и потянуло…

Голоса слышу…

  • Голоса слышу
  • Часто.
  • Шепот, клекот —
  • Не разобрать.
  • Мы переборку задраили,
  • Как полагается при пожаре,
  • И они там остались.
  • Сначала кричали,
  • А теперь я голоса слышу…

Качает! Сутками!.

  • Качает! Сутками! Вверх – вниз.
  • Уже желчь одна изо рта идет.
  • Сначала мне казалось, что с ума сойду.
  • А потом придумал:
  • Нужно бабу себе представить,
  • И как ты ей вставляешь.
  • Еще и еще раз,
  • И в рот,
  • И в глаза…

Торпедолов перевернулся…

  • Торпедолов перевернулся.
  • Они собрались в пузыре.
  • Из них только один
  • Всплыл.
  • И не потому, что там десять метров
  • По затопленным коридорам
  • Плыть нужно было,
  • А потому, что сразу для себя решили:
  • Все!

Ничего нельзя трогать…

  • Ничего нельзя трогать
  • Просто так в отсеке.
  • От этого – взорвешься,
  • От того – утонешь,
  • А так?
  • А так и вовсе сгоришь.

Если смоет в жилете…

  • Если смоет в жилете,
  • То чайки все равно нападут
  • И обклюют череп
  • До костей.
  • Может, и врут про это,
  • Но только чайка-бургомистр
  • Пакет с мусором здорово разрывает
  • И крысу убивает
  • С одного удара.

Я – одиночка…

  • Я – одиночка.
  • Мне и одному хорошо.
  • Я себя так приучил.
  • Только в драке иногда
  • Спина холодеет,
  • И тогда мне бы хоть кого,
  • Чтоб ее прикрыть.

Иногда, словно заторможенность…

Иногда, словно заторможенность какая-то, сидишь и смотришь на комья каши в тарелке и думаешь: вот она будет кашей и завтра, и послезавтра, так что лучше, наверное, смотреть на вот этого парня напротив, он тоже будет и завтра, и послезавтра, но в отличие от каши тут хоть можно изучать его лицо, что ли, или нос, или кожу на носу, она ноздреватая, и если уменьшиться самому до размеров микроба, то эти поры на коже превратятся в лунные кратеры. Забавно было бы, наверное, скатываться по стенкам этих кратеров.

После этой мысли ты улыбаешься и говоришь этому парню:

– Здравствуй!

Хотя до этого вы с ним год ни о чем не говорили, не знакомились и ты даже не знаешь, как его зовут.

И, о чудо, в ответ он тоже улыбается и тоже говорит тебе:

– Здравствуй!

У нас база лежит между скал…

У нас база лежит между скал, как холодец в тазу, оттого-то все и слышно.

Петров швартовался.

А когда Петров швартуется, тогда деревья гнутся и скалы от мата звенят.

Часа полтора это все происходило, потому что буксиры его совершенно не понимали.

А на пригорке жены и дети стоят, которые пришли своих пап с моря встречать.

Ну и слушают все.

Естественно.

А командующий у нас сам не последний на флоте матерщинник и знает, что к чему.

Ну и заложили ему все это в лучшем виде.

Вызывает он Петрова.

А тот, пока шел, исстрадался весь: «За что? За что?»

Входит, – и командующий ему:

– Владим Семеныч… вы, говорят… материтесь?!!

А тот с порога:

– Пиззздят! Товарищ командующий, пиззздят!..

«– Давай! Полезай!..»

  • – Давай! Полезай!
  • – Куда?
  • – В говно!
  • – Так просто?
  • – Нет, туфельки одень!
  • Это мы цистерну грязной воды чистили.
  • Голыми руками.

Вы знаете, я послан на эту планету…

Вы знаете, я послан на эту планету в командировку.

Я спросил только: «Надолго?»

И мне сказали: «На одну астрономическую секунду».

Времени, как видите, немного, и поэтому меня здесь все должно радовать: красный цвет, люди ходят не на четвереньках, и едят они, по всей видимости, не целлофановые пакеты.

А воздух-то какой вкусный, Господи! Боже ж ты мой!

Какой тут воздух! Просто бальзам, а не воздух. Уф-а! Уф-а! Хочется все время дышать.

И вода!

Вы видели где-нибудь во Вселенной столько воды?

Нет, вы не видели нигде во Вселенной столько воды, да и не могли видеть.

Можно было бы, конечно, воплотиться в дельфина, и тогда я все время был бы в воде, но в этом случае командировка, я думаю, была бы в пять раз короче и я не смог бы играть с ведущим всей этой затеи в шахматы.

А так мы с ним играем.

– Вам шах, протоплазма! – говорит он мне.

– Ах, – говорю я ему, – ваше Превосходительство, какой ловкий ход!

Читать бесплатно другие книги:

«По своему обыкновению, майор Александр Степанович Махонин въезжал в занятый населенный пункт вслед ...
«Он был самым старым человеком в районе, а может быть, и во всей Башкирии, и его звали всего чаще не...
«Когда уже ничего нельзя было сделать и это означало, что все надежды теперь бессмысленны, когда уже...
Андрей Бычков – яркий и неординарный прозаик, автор девяти книг прозы, шесть из которых вышли в Росс...
«Так было и в ту ночь, когда без двадцати три смолк рев мощных „мерседесов“ и настала какая-то стран...
«Была ночь, ночь чужой страны, когда самой страны не было видно, только фосфоресцирующие знаки, напл...