На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят. Том II. Гоголь. Леонов Владимир

Чацкйи – представитель старинного, но оскудевшего теперь дворянства, нищий по социальному положению – владелец всего трех сотен душ – неудачник по службе (участливый вопрос Молчалина: « Вам не дались чины, по службе неуспех» – и горько – гневная отповедь Чацкого – «Чины даются людьми, а люди могут обмануться»).

Он оказывается социальным беспризорником, бесправным изгоем, извергается с быстротой кометы из верхов общества – ведь для равноправного пребывания в нем нужно иметь такое же «сытое сознание» – с « именьем быть и в чине» (» Будь плохонький, да если наберется душ тысячи две родовых, тот и жених») или состоять в « бессловесных» Молчалиных, с помощью этой «бессловесности» и «прислуживанья» также доходящих через некоторое время « до степеней известных», то есть добивающихся и имений и чинов.

Создание колоритного образа Чацкого – «гонителя на Москву» – масштабная заставка всей литературной и общественной жизни страны, его мятежный пафос бросает яркий свет на всю социальную многослойность дворянской идеологии.

Образ Чацкого – это положительный образ просвещенного демократического дворянина, в котором сейчас так нуждается « вялая кляча российской истории».

Образ Чацкого – в значительной степени «alter ego» самого автора, рупор для высказывания собственных авторских взглядов.

Но еще в большей мере этот образ – детонатор латентных, скрытых от внешних взоров, пороков и прихотей высшего общества, скользящих на золотых паркетах «вертепного века», приносящего в угоду своей праздности и лени святость и благость.

Этот образ вобрал в себя изумительные по сатирической меткости зарисовки многоплановости московского дворянского общества – говоря современным языковым сленгом, был создан уникальный жизненно правдивый бренд под названием « Грибоедовская Москва» или «Фамусовская Москва».

Белинский называет Грибоедова «Шекспиром комедии», но можно и добавить, что Грибоедов – это тот, кто «убивал себя собственной мыслью».

Материал для своих персонажей и событий (которые протекают непрерывно в течение 24 часов, а одной площадке – в доме Фамусова) Грибоедов брал прямо из жизни. Современники говорили о зеркальности комедии: в ее действующих лицах они узнавали или самих себя или своих знакомых.

Да и сам Грибоедов не отрицал «портретности» выведенных им характеров: «Характеры портретны. Да! Портреты и только портреты входят в состав комедии… в них, однако, есть черты, свойственные многим другим лицам, а иные всему роду человеческому настолько, насколько каждый человек похож на всех своих двуногих братьев».

Можно смело утверждать: в сатирические «портреты» своих москвичей Грибоедов емко вложил сгущенную типичность, свойственную « всему роду человеческому».

В этом – и неувядающая сценическая жизненность пьесы вплоть до наших дней.

А еще и в том, что «новизна» пьесы позволила: создать двуединую интригу сюжета (любовь и общественная драма Чацкого); вывести «выдвижных» лиц и эпизоды; единое место и время действия (дом Фамусова, непрерывные 24 часа); классические образы наперсницы – Лизы и резонера, скептика и критика – Чацкого; стихотворный язык восходит к языку басен Крылова с самыми разнообразными рифмовками – все это придает стиху комедии легкость, подвижность, непринужденность (что не бывало ранее в драматическом произведении).

Язык «Горе от ума» явился полным откровением для современников:

А. Бестужев: «невиданная доселе беглость и природа разговорного русского языка в стихах»;

О. Сомов видел в комедии «всю живость языка разговорного… непринужденный, легкий язык, каким говорят у нас в обществе».

В. Ф. Одоевский: «До Г. слог наших комедий был слепком слога французских… у него одного находим мы в слоге колорит русский…»

Непосредственное, умственно – эмоциональное впечатление современников подтверждается всецело лингвистическим анализом: около 87% словаря «Горе от ума» составляют чисто русские слова с элементами народной речи, живого языка.

Своей формой (комедия и драма), своим языком (заостренно народным, русским), своим социально – общественным содержанием (конфликт просвещенности и невежества правящих кругов), «Горе от ума» произвело переворот в русской драматургии.

Воздействие комедии вышло далеко за пределы литературной области: огромное количество стихов, по оправдавшемуся предсказанию Пушкина, «вошло в пословицу», большинство персонажей приобрело значение нарицательных имен.

Бесспорно и прямое литературное влияние «Горя от ума» на седьмую главу «Евгения Онегина» (картины московского общества), на сатиру Салтыкова – Щедрина.

Конфликт юноши – аристократа со «светом», столь батально развернутый Грибоедовым, будет затем повторен Пушкиным, Марлинским, Лермонтовым и Львом Толстым.

От Чацкого тянутся нити к Онегину и Печорину – их роднит между собой и общий генезис из обедневшего дворянского рода и культурное превосходство над средой, и стремление порвать с ними, тяга в чужие края.

Современное прочтение «Горе от ума» – сценическая постановка «Маскарад»

Действие комедии происходит в Москве в 20 – е гг. ХIХ в. в доме Фамусова – богатого дворянина, находящегося на государственной службе. Фамусов – вдовец, у него взрослая дочь Софья. В их доме живети секретарь Фамусова – Молчалин, провинциал, сделавший карьеру в Москве. Софья влюблена вМолчалина, который изображает взаимность, предполагая, что это поможет ему продвинуться по службе.

Другие персонажи появляются в гостях у Фамусова на балу по мере развития действия в течение одного дня. Все они – родственники или знакомые Фамусова, представители высшего общества, позднее в литературоведении получившего название фамусовская Москва.

В тот же в Москву из Европы после трехлетнего отсутствия возвращается Чацкий, с детства любящий Софью. Образуется классический любовный треугольник: Софья, Молчалин, Чацкий.

На протяжении четырех действий комедии развиваются и любовный, и социальный конфликты – столкновение «века нынешнего» с «веком минувшим».

Чацкий проповедует свободолюбивые идеи, заявляет о неоходимости самостоятельности мений и суждений, в то время как в обществе считается невозможным сметь свое суждение иметь, он возмущен тем, что общество преклоняется перед всем иностранным,

Чацкий проповедует свободолюбивые идеи, возмущен тем, что общество преклоняется перед всем иностранным, презирая родной язык, и говорит на смеси«французского с нижегородским».

Чацкий изучает науки, стремится к познанию нового, а Фамусов видит в этом болезнь, безумие молодого поколения двлрян, считая, что от этой опасности ужно оградить семью и государство и лучший способ для этого – собрать бы все книги да сжечь

Пьеса заканчивается катастрофой для Чацкого и в личном, и в общественном плане. Его сочли сумасшедшим. Герой вновь уезжает из Москвы «искать по белу свету, где оскорбленному естьчувству уголок».

Комедия «Горе от ума» – классическое произведение русской литературы. Самую высокую оценку пьесе дал А. С. Пушкин: «О стихах я не говорю: половина – должны войти в пословицу».

***

Комедия «Горе от ума» написана в стихах, в ней звучит живая и очень колоритная разговорная речь, у каждого персонажа особенная. Как предсказывал Пушкин, многие реплики персонажей пьесы стали крылатыми словами.

«И дым Отечества нам сладок и приятен!»

«Горе от ума» Александра Грибоедова – выдающееся произведение русской литературы, которое буквально сразу после его создания было разобрано на цитаты. Самые меткие выражения стали крылатыми и используются в качестве поговорок и афоризмов. Мы употребляем их ежедневно, слышим их с экранов телевизоров и не всегда помним, что автор этих крылатых выражений – поэт Александр Грибоедов. Предполагаем, что по количеству афоризмов и поговорок, «вышедших» из литературного произведения, «Горе от ума» является абсолютным чемпионом не только русской, но и мировой литературы. И это притом, что «Горе от ума» – это совсем небольшое по объёму произведение. Итак, слово Александру Грибоедову:

Высказывания цитируются в порядке их появления в тексте комедии «Горе от ума».

«Горе от ума», Действие I – крылатые выражения, афоризмы, цитаты:

  • 1. «…Минуй нас пуще всех печалей
  • И барский гнев, и барская любовь».
(Лиза, явление 2)
  • 2. «Счастливые часов не наблюдают».
(София, явление 3)
  • 3. «А всё Кузнецкий мост, и вечные французы,
  • Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:
  • Губители карманов и сердец!
  • Когда избавит нас творец
  • От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
  • И книжных и бисквитных лавок!»
(Фамусов, явление 4)
  • 4. «Не надобно иного образца,
  • Когда в глазах пример отца».
(Фамусов, явление 4)
  • 5. «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!»
(Чацкий, явление 6)
  • 6. «Где ж лучше?» (София) «Где нас нет».
(Чацкий, явление 6)
  • 7. «Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен?
  • Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
  • И дым Отечества нам сладок и приятен!»
(Чацкий, явление 6)
  • 8. «А впрочем, он дойдёт до степеней известных,
  • Ведь нынче любят бессловесных».
(Чацкий, явление 6)

«Горе от ума», Действие II – крылатые выражения, афоризмы, цитаты:

  • 9. «Служить бы рад, прислуживаться тошно».
(Чацкий, явление 2)
  • 10. «Свежо предание, а верится с трудом».
(Чацкий, явление 2)
  • 11. «Да это ли одно? возьмите вы хлеб – соль:
  • Кто хочет к нам пожаловать, – изволь;
  • Дверь отперта для званых и незваных,
  • Особенно из иностранных;
  • Хоть честный человек, хоть нет,
  • Для нас равнёхонько, про всех готов обед».
(Фамусов о москвичах, явление 6)
  • 12. «Дома новы, но предрассудки стары.
  • Порадуйтесь, не истребят
  • Ни годы их, ни моды, ни пожары».
(Чацкий о Москве, явление 5)
  • 13. «А судьи кто?»
(Чацкий, явление 5)
  • 14. «Где, укажите нам, отечества отцы,
  • Которых мы должны принять за образцы?
  • Не эти ли, грабительством богаты?
  • Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
  • Великолепные соорудя палаты,
  • Где разливаются в пирах и мотовстве…»
(Чацкий, явление 5)
  • 15. «Да и кому в Москве не зажимали рты
  • Обеды, ужины и танцы?»
(Чацкий, явление 5)
  • 16. «… злые языки страшнее пистолета!»
(Молчалин, явление 11)

«Горе от ума», Действие III – крылатые выражения, афоризмы, цитаты:

  • 17. «Я странен, а не странен кто ж?
  • Тот, кто на всех глупцов похож…»
(Чацкий, явление 1)
  • 18. «Чины людьми даются,
  • А люди могут обмануться».
(Чацкий, явление 3)
  • 19. «Зла, в девках целый век, уж Бог её простит».
(Княгиня, явление 8)
  • 20. «Ах, Франция! Нет в мире лучше края! —
  • Решили две княжны, сестрицы, повторяя
  • Урок, который им из детства натвержён.
  • Куда деваться от княжон! —
  • Я одаль воссылал желанья
  • Смиренные, однако вслух,
  • Чтоб истребил Господь нечистый этот дух
  • Пустого, рабского, слепого подражанья…»
(Чацкий, явление 22)

«Горе от ума», Действие IV – крылатые выражения, афоризмы, цитаты:

  • 21. «О! если б кто в людей проник:
  • Что хуже в них? душа или язык?»
(Чацкий, явление 10)
  • 22. «Поверили глупцы, другим передают,
  • Старухи вмиг тревогу бьют —
  • И вот общественное мненье!»
(Чацкий, явление 10)
  • 23. «Ах! Как игру судьбы постичь?
  • Людей с душой гонительница, бич! —
  • Молчалины блаженствуют на свете!»
(Чацкий, явление 13)
  • 24. «В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов…»
(Фамусов, явление 14)
  • 25. «Муж – мальчик, муж – Слуга, из жениных пажей —
  • Высокий идеал московских всех мужей.»
(Чацкий, явление 14)
  • 26. «Так! Отрезвился я сполна,
  • Мечтанья с глаз долой – и спала пелена…»
(Чацкий, явление 14)
  • 27. «Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
  • Кто с вами день пробыть успеет,
  • Подышит воздухом одним,
  • И в нем рассудок уцелеет.
  • Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
  • Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
  • Где оскорблённому есть чувству уголок!..
  • Карету мне, карету!»
(Чацкий, явление 14)

Кратко:

– Подписано, так с плеч долой.

– Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!

– Служить бы рад, прислуживаться тошно.

– Чуть свет – уж на ногах! И я у ваших ног!

– Кто беден, тот тебе не пара.

– Ученье – вот чума, учёность – вот причина, что нынче пуще чем когда безумных развелось людей и дел, и мнений.

– Забрать все книги бы да сжечь.

– Дома новы, но предрассудки стары.

– Где ж лучше? – Где нас нет.

– Ба, знакомые всё лица!

– Дались нам эти языки.

– Не надобно другого образца, когда в глазах пример отца.

Развернуто

– Ей сна нет от французских книг, А мне от русских больно спится.

– Минуй нас пуще всех печалей И барский гнев, и барская любовь.

– Счастливые часов не наблюдают.

Кто беден, тот тебе не пара.

– Подписано, так с плеч долой.

– Грех не беда, молва нехороа.

– Мне всё равно, что за него, что в воду.

– Блажен, кто верует, – тепло ему на свете!

– И дым Отечества нам сладок и приятен!

– Нам каждого признать велят историком и географом!

– Господствует ещё смешенье языков: Французского с нижегородским?

– Велите ж мне в огонь: пойду как на обед.

– Что за комиссия, Создатель, Быть взрослой дочери отцом!

– Служить бы рад, прислуживаться тошно.

– Свежо предание, а верится с трудом.

– Ах! тот скажи любви конец, Кто на три года вдаль уедет.

– Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, Ну как не порадеть родному человечку!..

– Дистанции огромного размера.

– Дома новы, но предрассудки стары

– А судьи кто?

– Ах, злые языки страшнее пистолетов.

– Я странен; а не странен кто ж?

– Но чтоб иметь детей, кому ума недоставало?

– Чины людьми даются, А люди могут обмануться.

– А смешивать два эти ремесла Есть тьма искусников, я не из их числа.

– Я глупостей не чтец, А пуще образцовых.

– Обманщица смеялась надо мною!

– Похвальный лист тебе: ведёшь себя исправно.

– Ба! знакомые все лица!

– Снаружи зеркальце, и зеркальце внутри

– Кричали женщины «Ура!» и в воздух чепчики бросали.

– В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов

– Читай не так, как паномарь, а с чувством, с толком, с расстановкой

– Где ж лучше? Где нас нет.

– Числом поболее, ценою подешевле.

– Ей сна нет от французских книг, А мне от русских больно спится.

– Минуй нас пуще всех печалей И барский гнев, и барская любовь.

– Счастливые часов не наблюдают.

– Кто беден, тот тебе не пара.

– Подписано, так с плеч долой.

– Грех не беда, молва нехороша.

– Мне всё равно, что за него, что в воду.

– Блажен, кто верует, – тепло ему на свете!

– И дым Отечества нам сладок и приятен!

– Нам каждого признать велят историком и географом!

– Господствует ещё смешенье языков: Французского с нижегородским?

– Велите ж мне в огонь: пойду как на обед.

– Числом поболее, ценою подешевле.

– Что говорит! И говорит, как пишет!

– Уж коли зло пресечь: собрать все книги бы да сжечь.

– Сюда я больше не ездок

– Карету мне! Карету!

– Ах! Боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!

– Собаке дворника, чтоб ласкова была

– Что говорит! И говорит, как пишет!

– Уж коли зло пресечь: собрать все книги бы да сжечь.

– Сюда я больше не ездок

– Карету мне! Карету!

– Ах! Боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!

– Собаке дворника, чтоб ласкова была

Список использованной литературы:

1. А. С. Грибоедов. Полное собрание сочинений в 3 – х томах. 1995

Пушкин Александр Сергеевич

(1799 – 1837)

Дух прекрасный и солнечный

Пушкин всей безудержной мощью таланта и воли носил в себе мироощущение солнца. Позитивное начало, присущее миру. Считал, что жить – это самое главное для человека, и тогда все, что укрепляет корни жизни – свято, благословенно.

«Быть без слез, без жизни, без любви» — не для него. Жизнь очищенная от слепых низменных чувств, бьющая огненным фонтаном – это его полнота Бытия, полнота Напряжения, полнота Наслаждения. И благодаря этой жертве он считал каждого человека – богом:

  • «И сладострастные прохлады
  • Земным готовятся богам»

И считал жизнь плодом мечты и гармонических настроений. «Порой опять гармонией упьюсь» – какое сочное, чувственное, физиологическое наслаждение: «упьюсь».

Пушкин упивался гармонией жизни. Это то, ради чего и стоит жить! Это и есть мировоззрение солнца, когда постоянно и каждый день всходит мера страстей вольных и дозволений, что с подоплекой мудрости библейской озвучил апостол Павел: «Все мне позволительно, но не все мне полезно».

Пушкин в разные периоды по – разному представлял себе образ поэта, по – разному понимал его назначение. Он нередко высказывал диаметрально противоположные точки зрения.

В одном месте Пушкин заявляет: « И, обходя моря и зесмли, глаголом жги сердца людей». В данном случае он отождествлял поэта с пророком, оратором, требовал, чтобы тот шел к народу, воспитывал людей.

В следующий раз – утверждение противоположное. Пушкин требует, чтобы поэт удалился от людей « на берега пустынных волн», «Ты царь: живи один». Поэт говорит толпе: «Подите прочь – какое дело поэту мирному до вас!»

В другом суждениии – поэт нелюдим: «Непонимаемый никем… Проходишь ты, уныл и нем. С толпой не делишь ты ни гнева, ни нужд, ни хохота, ни рева, ни удивленья, ни труда».

А в этих размышлениях – поэт для него уже сам человек толпы. Поэт как «гуляка праздный», как легкомысленный «ленивец». Для него истинный поэт – это тот, кто смеется « забаве площадной и вольности лубочной сцены».

Можно предположить, что во всех ликах – поэт подлинный, настоящий. Ведь он вместил в себя все многообразие литературных жанров – пророчество, проповедь, молитва, юмор и шутка.

Пушкин в этих обликах мирил Разум со Страстью. Мирил естественно, без глумления и скабрезности. Он, как и Толстой, который говорил о разумении, высоко ставил Разум Да здравствует разум!»), но и, как Достоевский, который провозглашал хотение, призывал «жизнь полюбить больше, чем смысл ее».

Основная тема творчества Пушкина – это мадригал, поклонение Ее Величеству Жизни. Жизнь – вот истинная дама его сердца. И он постоянно приглашал ее, как пылкий кавалер, на танец.

Переход от весеннего сумасбродства к осенней грусти, от сладострастия любви и еды к почти монашескому, келейному, уединению мудреца, от созерцания вечернего города к скитанию среди полей и дооблачных дубов – вот гармония, диалектика жизни, ее ноктюрн и ее проповедь: «Жизнь полюбить больше, чем ее смысл».

Вся диалектика жизни, все ее призмы и магниты, все полюса, все ее оттенки нашли в Пушкине своего певца

Пушкин внушал – жить, жить, жить…

Ведь к этой золотой мере жизни стремился герой романтической поэмы Пушкина Алеко – как и Пушкин, русский скиталец, который никогда не смог уйти от своей бунтующей души. И здесь Пушкин чувствовал себя в заговоре с героем против сплоченной посредственности, которая под видом полной гармонии в сущности стремится к созданию спокойной клетки для человека – человек как узник чужой души и данник чужой воли.

Пушкин воспринимал мир как «жизненный пир»:

  • ««Душа полна невольной грустной думой;
  • Мне кажется, на жизненном пиру
  • Один с тоской явлюсь я, гость угрюмый,
  • Явлюсь на час – и одиноко умру».

Пушкин ценил фонтан жизни, который не должен пересыхать. Ценил остроту переживания. Его интересовали те, кто видел в жизни Праздник, который от рождения подарен Творцом. Он презрительно говорил: «Пусть остылой жизни чашу тянет медленно другой». Этот «другой», трус, человек будней жизни, не вызывает у Пушкина желания подражать ему.

Поэт трепетен перед теми, тремя, в «Египетских ночах», которые готовы отдать жизнь за одну ночь с Клеопатрой.

В такой жертве – они боги:

  • «И сладострастные прохлады
  • Земным готовятся богам»

Все они, эти три героя, три земных бога – они за Сладострастие, за полноту и интенсивность переживания Жизни.

И даже Пугачев в глазах поэта – герой интенсивного переживания жизни, Пугачев говорит: «Чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что Бог даст!».

Именно так формулирует Пушкин свой жизненный принцип.

Когда – то Рабиндранат Тагор писал:

«В день, когда смерть постучится в твою дверь, что ты предложишь ей?

О, я поставлю пред моей гостьей полную чашу моей жизни. Нет, я не отпущу ее с пустыми руками».

Пушкин поставил «перед смертью полную чашу» своей короткой, но такой огненной жизни.

Дионисийская (вакховская), испепеляющая страсть за Наслаждение. Как Пир во время Чумы. Наслаждение до самого конца Жизни. Праздник и трагедия, Пир и Чума во имя жизни и во время жизни – Пушкин объединяет, смешивает эти две стихии подлинной жизни: трагедия во время праздника или праздник во время трагедии.

Для него смерть – естественный, необходимый компонент жизни: без ежеминутной возможности смерти жизнь не была бы так сладка: «Перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал».

Хвала тебе, трагедия, хвала тебе смерть, вы нужны жизни, вы ее обостряете, вы даете ей соль.

«Итак – хвала тебе, Чума» – и это тоже Пушкин.

Пушкин до последнего вздоха (при всей глубине и трагизме жизни) умел держаться на поверхности. Умел ходит по ступенькам, одного не умел (и не хотел) – сидеть на них.

Он шел по пучине и не тонул, брел по морю, как посуху, хотя знал и видел, какое оно глубокое и темное.

А Тютчев после него погрузился в глубь – в смерть, в вечность.

Да, мысленно, философски Пушкин знал о глубине жизни, но не всматривался вниз, где подводные камни. А смотрел вверх, в небо и упустил камни подводные из виду, и разбился (об окружающий быт).

Прав, десятки раз прав Борис Пастернак, когда говорит, что раньше думали, что поэзия – это высокие горы, а за поэзией – то надо нагнуться.

Пушкин необычайно гармоничен, музыкален, свое творчество он называет плодом мечтаний и гармонических затей.

Почти все русские композиторы писали, прельщенные прелестью и гармоничностью его стихов. Сколько опер, романсов, песен написано на его слова!

Даже мрачный немецкий философ Ницше и тот не удержался и написал музыку к стихотворению Пушкина «Заклинание» (перевод Боденштедта).

Гармония – это то, ради чего, считает Пушкин, и стоит жить. Позже Достоевский даст исчерпывающий ответ, что гармония есть: «…в твоем собственном труде над собою. Победишь себя, усмиришь себя – и станешь свободен».

Но, Пушкин требовал гармонизировать страсти, а Достоевский принял его требование за проповедь христианского смирения (приводил в пример Татьяну).

Видимо, точнее уловил трепет души Пушкина другой русский писатель – М. Горький, когда утверждал, что человек дорог ему «своим чудовищным упрямством быть чем – то больше самого себя… выдраться из хитростей разума, который, стремясь якобы к полной гармонии в сущности – то стремиться к созданию спокойной клетки для человека»

Пушкин кровно переживал унижение другого таланта, как свое унижение; он чувствовал, ощущал всеми фибрами своей души, что толпа – это тупая, косная сила, но в любой момент может извергнут, как из кратера вулкана, огненную лаву агрессии, злобы. Пушкин боялся ее и ненавидел. Он словно предчувствовал, что она его самого все равно убьет.

«О люди! Жалкий род, достойный смеха!» – восклицает поэт в стихотворении «Полководец». Он на стороне непризнанного «полководца» («полководец» – не он ли сам?): «Непроницаемый для взгляда черни дикой, в молчанье один ты с мыслию великой».

Наращивая свою презрительность к «черни дикой», лишая ее каких – бы то не было достоинств, Пушкин пишет: «Подите прочь – какое дело поэту мирному до вас!». И добавляет: «Душе противны вы как гробы».

Не место было ему, поэту, в толпе света, не место ему было, поэту, на балах, в салонах. Но он родился в этой среде и не мог изменить свою жизнь. Как Алеко, он мог сказать:

  • «И я бы желал, чтоб мать моя
  • Меня родила в чаще леса,
  • Или под юртой остяка,
  • Или в расселине утеса»

Свет, царский двор, государственная служба, салоны, мир придворных и светских людей.

Необходимость «быть как все», подчиняться безликой толпе… подчиняться начальникам, семье, жене, мнению света. Мучил и терзал его этот быт, как зевсов орел, терзавший душу и тело Прометея.

Пушкин хотел высокого в жизни, высоких идеалов, пусть и иллюзорных: как Дон Кихот – добра, как Татьяна – любви. Пушкин стремится к этим образам, как река – в море: созданному до него – Дон Кихоту, и им создаваемой – Татьяне. И только по одной причине: у обоих идеалы – первый принимает мельницы за великаны, вторая – светское ничтожество (Онегина) за идеал.

Пушкин понимает, ощущает, что без всего этого, без высокого, без высоты души будет выработан тип (а он проявился позднее в литературе) антидобра, антилюбви, тип лакея Смердякова – он принципиально не признает высокого, ни добра, ни любви. А вот они же, и Дон Кихот, и Татьяна (и с ними – Поэт, Пушкин) – хранители чистоты…

И здесь же – все из реального мира, мира низкого, практического, фактического, как и мельницы – и тот же генерал – муж, и Онегин – франт.

Татьяна – икона женственности

Татьяна – она и добро и любовь в одно и то же время. Любовь у нее пронизана моральностью. Татьяна пишет Онегину:

  • «Ты говорил со мной в тиши,
  • Когда я бедным помогала
  • Или молитвой услаждала
  • Тоску волнуемой души?

Для Татьяны (через сердечную призму Пушкина) любовь была из той области, где нравственность и красота – одно, целостное, слитное. Онегин являлся ей в миг высшей духовности, когда она помогала бедным, то есть в миг нравственного подъема. Она делилась с ним своей душевной радостью, он виделся ей идеалом бескорыстия, добра и любви.

А он по факту, по практике – «молодой повеса». Но это для нее ничего не значит. Ведь она хранит (в отличие от него) его идеализированный, возвышенно – романтический образ и не хочет этот образ снижать (нет интрижек, случайных связей).

Перед практическим, утилитарным умом Дон Кихот и Татьяна беззащитны, как всякие люди, несущие в себе каплю идеала. И все – таки образы дон Кихота и Татьяны будут во веки веков, вопреки всей скабрезности и пошлости, привлекать к себе сердца, будут вызывать удивление и неподдельное восхищение.

Фигура Татьяны Лариной – одна из самых загадочных фигур в русской литературе. Говорить о ней – это все равно, что «вычерпывать неисчерпаемое».

Фауст у Гете, Раскольников у Достоевского, Екатерина у Островского – каждый по – своему идет, но преступает какие – то моральные нормы. Татьяна не идет на это – даже для своего счастья.

«Божественная» матрица, чистейшая в своей естественности, заложенная Пушкиным в образ Татьяны – это величественный монумент Женщине, сумевшей обуздать свои страсти. Ее фамилией поэт, может быть, даже и бессознательно, как бы подчеркнул в ей семейное начало. Лары – домашние боги древних римлян, боги очага.

Лев Толстой в «Анне Карениной» продолжил историю Лариной, однако проследил другой вариант этой коллизии (страсти и верности). Он как бы задался мыслью: а что было бы, если бы Татьяна поступила по – другому?

В другом произведении – в «Казаках» – Лев Толстой проследил и вторую линию в пушкинском творчестве – линию «ухода».

Поэта Пушкина – человека с необычными по силе страстями – давило общество, оно толкало его, выбрасывало из себя, наконец, привело к смерти. Мысль о возможности побега из общества, из цивилизации, от семьи, от государства всю жизнь преследовала Пушкина («давно, усталый раб, замыслил я побег»). Художник предчувствовал свой безвременный конец, что общество не даст дожить ему до глубокой и спокойной старости, что оно его задушит, «приспит» как мать ребенка. Он предугадал, на самом взлете жизни, личной и поэтической – увидел дуло пистолета: «Мне страшен свет» – горечь рвалась из него, как фонтан из подземного ключа.

Пушкин размышлял, искал пути и способы бегства, но брел в жизненном лабиринте, как в темном туннеле – не видел выхода: «И всюду страсти роковые, и от судеб защитынет» («роковое их слияние» (доброго и недоброго) – чуть позже у Тютчева).

А может, сойти с ума? Тогда и спрос будет невелик за вольности и вольнодумства! Пушкин видит в этом один из выходов, сбросить с себя пыль раба, прикованного к «колеснице» света:

  • «Когда б оставили меня
  • На поле, как бы резво я
  • Пустился в темный лес!
  • Я пел бы в пламенном бреду…»

«Да вот беда: – мыслит поэт, – сойти с ума, и страшен будешь, как «чума», и «посадят на цепь дурака», и «сквозь решетку как зверка дразнить тебя придут». Да, и это не выход.

По лермонтовскому выражению – «невольник чести» – утомленный почти военной дисциплиной высшего света, Пушкин готов был добыть волю даже ценою высшего, что он признавал в мире – разума. Невольник Приличий, понятия Чести, понятия Долга – он хотел только одного, он хотел Воли.

В отличие от Пушкина, надломленный морально, Лев Толстой все же дожил до старости, дожил в семье… но все – таки нашел силы для «ухода» от семьи, от общества, воплотив в жизнь этот пушкинский огненный мотив («…усталый раб, замыслил я побег»). И, как и Пушкин, далеко не ушел от себя – умер на полустанке.

***

Духовная жизнь человечества обладает своей притягательной симметрией: поэты всегда существуют в двойном измерении – одному поэту противостоит другой как бы его антитеза. Пушкин и Лермонтов, Тютчев и Некрасов, Фет и Блок, Есенин и Маяковский.

Пушкин – это непременно мера, гармония, то Лермонтов – это безмерность, диссонанс.

Если Демон пытается только смущать Пушкина, то у Лермонтова он есть ведущая сила, поводырь (пусть и невидимый, но всесильный и фатальный).

Если пророк у Пушкина готов «глаголом жечь сердца людей», величественен, и духом силен, и благороден, то у разочарованного Лермонтова пророк, наоборот, антипод – оплеванный, побитый камнями, как мелкая птица, «пробирается торопливо» незаметной сторонкой через «шумный град».

Пушкинский пророк – символ веры, демон Лермонтова – символ неверия и беспомощости.

Пушкин ввел Очарование, ввел Наслаждение. Лермонтов – разочарование, пессимизм.

***

Пушкина влекла, притягивал фигура непризнанного, осмеянного Героя, не получившего при жизни признания, не понятого ни светом, ни толпой (словно списывал с себя!). Поэта занимала, интриговала фигура отвергнутого пророка. «Полководец» – не понимаемый, не оцененный современниками нравственный и духовный постамент народа:

  • «Непроницаемый для взгляда черни дикой,
  • В молчаньи шел один ты с мыслию великою…
  • Народ, таинственно спасаемый тобою,
  • Ругался над твой священной сединой»

«Ты был непоколебим пред общим забужденьем» – в это видит Пушкин непреходящую ценность пророка, человека совести и стыда. Он через призму данного образа просвечивал себя; он видел в нем фигуру, равную себе.

Смелость говорить правду, руководствоваться внутренним голосом совести, а не шепотом и пересудами света – таков призыв Пушкина к герою.

Слушаться голоса Совести – это его, Пушкина, вера и его завет.

***

«Моцарт и Сальери» – глубокое философское пушкинское произведение. В нем поэт, словно в пучок, собрал важнейшие философские проблемы.

Пушкин не просто ставил вопрос (первая задача художника), но давал и решение, давал по – сократовски, не подносил на блюдечке готовое, а исподволь подталкивал, подводил читателя к собственной мысли, чтобы тот сам вынес напрашиваемое решение.

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Его папа был довольно известный и даже процветающий пианист. Он не унаследовал от папы музыкальный ...
«Старый Хаим Бейдер когда-то был молодым Хаимом Бейдером. Что с того. Все были молодыми. И в давние ...
«„Динь-дон“ – сказал терминал.Помедлил секунду и пропел снова: „Динь-дон, динь-дон“…Мелодичный перел...
«Все началось с того, что флейтист свернул на обочину.Они познакомились у подножия горы Копун, на по...
«Сидя в углу, Петер терзался душевной смутой.Против обыкновения, это не было связано с вечным спутни...
В книге две новеллы в жанре «романа с историей», как в своё время выразился Шпенглер о своём великом...