Весёлое мореплавание Солнышкина Коржиков Виталий

— Когда после тяжёлого шторма мы подошли к Африке и стали на якорь у берега Аргентины…

Тут судно так тряхнуло, что Плавали-Знаем едва не вылетел в окно, а Солнышкин чуть не поехал по мыльной палубе. Это Федькин крутнул в сторону штурвал, потому что его передёрнуло от удивления. Ведь любой третьеклассник знает, что Аргентина находится в Америке!

Наверное, в другой раз Плавали-Знаем треснул бы кулаком по стенке и прогнал его от штурвала, но сейчас он только строго посмотрел на Федькина. Уж очень хотелось ему рассказать эту историю.

— Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины… — начал Плавали-Знаем снова.

— Но Аргентина находится в Америке, — сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы.

Плавали-Знаем насмешливо взглянул на него:

— Где-где?

— В Америке, — твёрдо ответил Солнышкин.

— Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина.

Петькин засопел. Ему совсем не хотелось спорить с начальством. Он уже собирался сказать: «Если вы её видели в Африке, то, значит, в Африке», но его опередил Федькин.

— Конечно, в Америке, — сказал он.

— Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились! — закачал головой Плавали-Знаем. — Я никогда ничему не… — Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: — А это что, во-первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А во-вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно?

Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог.

Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс:

— А всё-таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.

— Ну хорошо, — многозначительно сказал Плавали-Знаем и потряс перед ним пальцем. — Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту!

Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной.

Солнышкин вытирал палубу и думал: «Ничего, хуже не будет, чем с ним».

Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.

— В первом порту, в первом порту… — пробубнил ещё раз Плавали-Знаем и сбежал по трапу.

Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе «Даёшь!» не произошли куда более важные события.

НЕВЕРОЯТНОЕ СОБЫТИЕ В ТИХОМ ОКЕАНЕ

В последнее время с боцманом Буруном случилась удивительная перемена. При встречах с Перчиковым он улыбался, вежливо пожимал ему руку, будто сто лет не виделся, и радист был доволен: наконец наступил мир. Но он не замечал, как ухмыляется чему-то боцман за его спиной.

Как-то вечером Перчиков вышел понаблюдать за звёздами и помечтать о межпланетном путешествии. Он уселся на шлюпку и стал смотреть в тёмную высоту. Одни звёзды сверкали так близко, что их хотелось положить на ладонь, как снежок; другие мерцали так далеко, что при взгляде на них начинало тоскливо ныть сердце. Звёзд было множество. Они горели над трубой, мачтами и отражались в воде.

И вдруг Перчиков увидел, что несколько звёзд пропали. Он вскочил. Звёзды появились опять. Он хотел было сесть, но звёзды снова пропали.

«Что за чушь? — подумал Перчиков. — Видимо, их заслоняет какой-то предмет». И тут он вспомнил, что как раз в этом направлении находится его антенна. Перчиков вспомнил старые угрозы боцмана, его улыбку и в волнении бросился по трапу наверх. На его любимой антенне висели боцманские тряпки и развевалась штанина от федькинских брюк!

Такого подвоха, такой подлой насмешки Перчиков не ожидал. От ярости кончик носа у него едва не засветился.

«Вот что значит доверять льстивым улыбкам! Вот что значит потерять бдительность», — думал Перчиков. Он собрался уже сорвать штанину, но тут ему в голову пришла такая мысль, что он подпрыгнул от удовольствия, засмеялся и бросился к себе в каюту.

«Вот так Перчиков! Вот это Перчиков! — нахваливал он сам себя. — Ну, держись, Бурун, я проучу тебя, боцман!»

Перчиков открыл ящик стола и стал лихорадочно перебирать мотки магнитофонных плёнок.

— Что ты ищешь? — спросил с верхней койки Солнышкин.

— Эх, Солнышкин, ну и дело мы с тобой проделаем сегодня! Вот так дело! — засмеялся Перчиков, продолжая выкладывать на стол множество разных мотков.

На них были десятки голосов и весёлых разговоров, которые Перчиков ухитрялся потихоньку записывать для собственного удовольствия. Стоило плёнкам завертеться, и с них в любую минуту мог захохотать знакомый матрос, крикнуть начальник, запищать штурманский сынишка.

Наконец Перчиков вытащил какую-то плёнку и шлёпнул ею об стол.

— Вот она! Ну, теперь держись, Бурун!

Старый боцман спал за перегородкой и ничего не подозревал. Он видел уже десятый сон и выпускал тоненькие струйки храпа. Ему снились якоря, спасательные круги, штанина, которая болталась на антенне, и над всем этим кружились чайки.

Вдруг чайки разлетелись. Боцман вскочил и схватился за голову. Где-то рядом раздался знакомый крик:

«Ну-ка, где этот старый хрыч? Опять утащил у меня юбку на свои тряпки? Открывай каюту!»

И в дверь постучали. Боцман побледнел. Он узнал бы этот стук из десяти тысяч стуков. Но никак не мог сообразить, откуда в Тихом океане, посреди Охотского моря, объявилась его старуха. Бурун нащупал ногами тапочки и побежал к двери. Сперва он приоткрыл её только немного и поглядел в щёлку одним глазом. Потом открыл дверь пошире и высунул голову. Старухи не было!

— Фу-ты! — сказал боцман. — Вот так приснилось!

Он вытер пот и снова забрался на койку.

Но едва он задремал, как снова услышал самый настоящий стук и самый настоящий старухин голос закричал:

«Что, прячешься? Ну погоди, я до тебя доберусь!»

Сонный Бурун выскочил босиком в коридор, промчался из конца в конец с криком:

— Да отстань ты хоть здесь, не брал я никакой юбки!

 И вдруг остановился возле каюты Перчикова. Голос доносился оттуда. Боцман изо всей силы распахнул дверь и влетел в каюту. На койках давились от смеха Солнышкин и Перчиков. А на полу с вращающегося магнитофонного диска продолжали слетать грозные старухины крики.

Растерянный Бурун замигал глазами, надулся. Но потом почесал за ухом и зевнул:

— Ладно, в расчёте!

Спать ему уже не хотелось. Он даже сам стал посмеиваться над собой и над своей старухой. Но тут Солнышкин вскочил с койки с горящими глазами и шёпотом выпалил:

— Слушайте, слушайте! А голос начальника пароходства есть?

— А как же! — сказал Перчиков. — Да ещё какой!

— Что я придумал! — произнёс Солнышкин.

Тут он прикрыл дверь и стал говорить что-то такое, отчего Бурун и Перчиков громко прыснули, приговаривая:

— Вот это да! Вот это здорово! Выдающаяся мысль!

СТРАШНЫЕ ВОЛНЕНИЯ ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ

В кают-компании парохода «Даёшь!» шёл обед. Было солнечно и свежо. Все иллюминаторы были распахнуты, и за ними сверкали вершины Курильских островов. Ножи и вилки на белой скатерти горели от солнца ярче всяких драгоценностей. Из тарелок поднимался пар. За столом слышалось весёлое похрустывание. У всех был замечательный аппетит. Марина едва успевала подавать добавку.

Плавали-Знаем с хрустом всадил длинные зубы в сардельку.

— Пятую ест, пятую! — раздался за дверью восторженный шёпот. Это Стёпка-артельщик, потирая руки, чуть не лопался от счастья: наконец-то ему удалось угодить начальнику!

Все сделали вид, что ничего не расслышали, и продолжали работать вилками. Напротив Плавали-Знаем сидел доктор Челкашкин и ловко резал сардельку, словно делал операцию. Он нарезал её на мелкие кусочки, по одному отправлял их в рот и тщательно пережёвывал.

— Аппетит у доктора как у комара! — сострил Плавали-Знаем.

— Чрезмерное увлечение едой нередко приводит к смертельному исходу, — ответил Челкашкин и отправил в рот кусок сардельки.

— Зато кое у кого небывалый аппетит на всё: на сардельки и на каюты, — сказал Перчиков.

Он уже доел свою порцию. Плавали-Знаем промолчал.

— А до начальства эта история с каютой обязательно дойдёт, — снова затеял разговор Перчиков.

— Чихали мы на начальство! — не вытерпел Плавали-Знаем. — Слышали? Чихали!..

Но тут в коридоре послышался странный окрик. Все переглянулись, а Плавали-Знаем вскочил и быстро одёрнул мундир. Где-то возмущался начальник пароходства.

«До каких пор будет этот беспорядок? — кричал он за стенкой. — Опять эти бочки на палубе?»

Но через секунду всё пропало, будто ничего и не было. Плавали-Знаем осторожно оглянулся, потом, усмехаясь, посмотрел на Челкашкина и сказал:

— Разыгрываете? Опять ваши фокусы, доктор?

— Чревовещанием не занимаюсь, — ответил Челкашкин и вытер губы салфеткой.

В это время на палубе начался такой шум, что и у Челкашкина лицо стало насторожённым.

«Опять грязь, опять эти бочки! — кричал начальник пароходства. — Немедленно вызвать капитана! И нечего меня уговаривать».

Плавали-Знаем побледнел, вытянулся и шагнул в коридор. Начальника не было. «Прячут», — подумал Плавали-Знаем. Он осторожно поднялся в рубку, обошёл все помещения, но никого не обнаружил.

«А может быть, всё это померещилось? — подумал Плавали-Знаем и усмехнулся. — А может…»

Но тут он вспомнил громовые слова начальника, и сомнения снова навалились на него:

«А вдруг всё это на самом деле? Вдруг… — Неожиданная страшная мысль поразила его. — Может быть, это специально подстроено? Морякова вместо больницы — домой. Меня — сюда. А передо мной — незаметно — начальник пароходства для инспекции?»

От волнения он заметался по коридору, но тут же взял себя в руки.

«Плавали! — подумал он. — Выкрутимся!» И громко, так, чтобы все слышали, крикнул:

— Боцман, боцман!

Бурун словно вынырнул из-под ног. И тут же услышал громовой приказ:

— Бочки немедленно за борт!

Боцман крикнул:

— Солнышкин, за мной!

И они отправились выполнять приказ.

АРТЕЛЬЩИК ОТПРАВЛЯЕТСЯ В КОСМОС

Нужно сказать, что голос начальника пароходства Перчиков записал совсем на другом судне. Но так совпало, что и на пароходе «Даёшь!» стояли три никому не нужные бочки. Их оставили по особой просьбе артельщика, который уверял капитана, что они ему очень нужны. Так вот, самую большую ушлый артельщик приловчился использовать по своему усмотрению. После обеда, когда все шли снова работать, он с весёлой улыбочкой направлялся к бочке, приговаривая:

— Итак, отправляемся в ракету! Продолжаем наш космический рейс!

Он влезал в бочку, накрывался крышкой, и через минуту оттуда раздавалось еле уловимое посапывание. Все понимали, что артельщик трудится в каком-то уютном уголке, но про бочку никто не догадывался.

Когда Солнышкин и Бурун подошли к бочкам, артельщик уже занял своё излюбленное место.

— Ну-ка, взяли! — сказал Бурун и швырнул за борт первую бочку.

Она закувыркалась в воде.

— Есть! — крикнул Солнышкин. — Пошла! — И, подняв над собой, перекатил через борт вторую, от которой пахнуло вонючей селёдкой.

— Ну, последнюю! — крякнул Бурун. Бочка не поддавалась. — Ишь, отсырела!

— Может, там что-нибудь внутри? — спросил Солнышкин.

Но тут из рубки раздался крик Плавали-Знаем:

— Побыстрей, побыстрей!

— Пустая, — сказал Бурун. — Взяли!

— На старт! — крикнул Солнышкин.

И, пыхтя от натуги, они перевалили бочку за борт.

В это время артельщику приснилось, что его сажают в настоящую ракету и она с гулом поднимается в космос.

«Я не хочу в космос! — хотел крикнуть он. — Я не Я не Гагарин! Я не Титов! Вы перепутали, пустите!»

Но Солнышкин сказал:

— Старт! — и ракета взлетела.

Тут-то все и увидели, как бочка плюхнулась в одну сторону, а из неё, растопырив руки, с криком: «Я не Гагарин!» — шлёпнулся в воду ошалелый Стёпка-артельщик.

— Человек за бортом, человек за бортом! — закричал перепуганный Бурун.

А Солнышкин от неожиданности чуть сам не прыгнул за ним, но спохватился и с размаху швырнул вниз спасательный круг.

— Стойте! — вопил артельщик. — Спасите! — И хватался за круг, но круг переворачивался и шлёпал его по толстой спине. Наконец артельщик вцепился в него.

В это время судно остановилось, Петькин вывалил за борт штормтрап, и мокрый Степан взобрался наверх. От испуга он дрожал, как толстый щенок, но мысли у него, как злые собаки, уже кусали всех на свете, и больше всего Солнышкина.

«Я тебе запомню „старт“!» — думал он.

А на капитанском мостике стоял Плавали-Знаем и, сощурив глаз, думал:

«Позор! При начальнике пароходства! У кого же он прячется? Кто тут мой самый злой враг?»

НОВОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПАРОХОДЕ «ДАЁШЬ!»

За несколько часов Плавали-Знаем бувально изменился. Он похудел, щетина торчала, как иголки из сердитого ежа. Уши оттопыривались и вздрагивали при каждом звуке. Он мрачно бродил по коридору, заглядывал в каюты и каждого встречного прогонял с дороги движением указательного пальца. На судне стояла тяжёлая тишина.

«Где же он сидит?» — размышлял Плавали-Знаем и водил глазами по дверям кают.

— Хе-хе, хе-хе! — подкатился к нему, усмехаясь, обсохший артельщик.

— Что «хе-хе»? — зло передразнил его Плавали-Знаем. — Только пузыри умеешь пускать и дрыхнуть в бочке! — И он хотел махнуть в сторону указательным пальцем.

— Хе-хе! — расплылся опять артельщик. — Подойдите-ка, пожалуйста, к той двери и послушайте! — Он мигнул правым глазом и кивнул на каюту Перчикова.

— А что там?

— Посмотрите, посмотрите! — закивал Стёпка, и во рту у него вспыхнули три огонька.

Плавали-Знаем подошёл к каюте, приложил ухо к двери и вдруг вытянулся, как солдат на смотре. За дверью что-то тихо говорил начальник пароходства.

Лоб у Плавали-Знаем мгновенно взмок. Он хотел тут же распахнуть дверь. Но вдруг остановился и прислушался. Голос, как назло, стал ещё тише. Плавали-Знаем ничего не смог разобрать.

«Ладно, подождём, — решил он. — Подождём и… нечаянно встретимся в коридоре».

И он беззаботно стал прогуливаться взад-вперёд, ступая как можно мягче и поглядывая на потолок. Но из каюты никто не показывался. «Ничего! — сдерживал себя капитан. — Не будут же они сидеть вечность!» Но прошёл час, а начальник и не собирался выходить.

«Ждёт, ждёт, чтобы я сам пришёл! — тяжело дыша, рассуждал Плавали-Знаем. — Ну ладно…»

Он старательно одёрнул китель и, постучав, приоткрыл дверь:

— Прошу прощения, разрешите?

Но тут же голос его сорвался. В каюте был один Перчиков, а на столе вовсю тараторил маленький магнитофон.

Плавали-Знаем не поверил своим глазам.

Он с опаской огляделся, потом подошёл к столу и нагнулся над магнитофоном. Тот добросовестно продолжал повторять речь начальника пароходства на одном из торжественных собраний.

— Так! — прохрипел Плавали-Знаем. — Издеваться задумали? — Он одним движением сгрёб плёнки и подхватил магнитофон.

— Не имеете права! — подскочил Перчиков.

— Права? — повторил Плавали-Знаем и прищурил глаз. — Я вам покажу право! Я вам его покажу!

И он вышел из каюты. Сапоги его победно загрохотали, как танки, прорвавшие оборону противника.

Вся команда высунулась из кают и смотрела ему вслед. Плавали-Знаем грозно поднялся по трапу на капитанский мостик. Сзади него переваливался сияющий артельщик.

Слева над горизонтом поднимались Курильские острова. По всему морю бежали белые барашки. Судно подбиралось к самым глубоким местам Тихого океана.

— Утопить! — приказал Плавали-Знаем и с ненавистью вывалил в руки артельщику кипу плёнок и магнитофон.

— Сейчас? — с удовольствием спросил артельщик.

— Какая глубина? — крикнул в рубку Плавали-Знаем.

— Восемь тысяч метров! — раздалось оттуда.

— Мало! — рявкнул Плавали-Знаем и хищно прошёлся по палубе.

— Глубина? — спросил он снова через несколько минут.

— Девять тысяч метров!

— Мало!

И он прошёлся ещё раз в сладком ожидании экзекуции.

— А теперь? — крикнул он в третий раз.

— Десять тысяч метров!

— Бросай! — приказал Плавали-Знаем и выпятил грудь.

Артельщик размахнулся. Плёнки с жалобным свистом одна за другой полетели за борт. И следом за ними, кувыркаясь, нырнул в глубину магнитофон маленький бедный магнитофон. Только хлюпнула вода и по волнам побежали круги.

— Всё! — довольно всплеснул руками артельщик.

— Ну нет, это ещё не всё! — зловеще произнёс Плавали-Знаем и прищурил правый глаз.

И действительно, это было ещё не главное. Главное произошло ночью.

В полночь Солнышкин проснулся от холода. Он встал, чтобы закрыть иллюминатор и вдруг увидел, что дверь каюты распахнута, постель Перчикова разбросана, а его самого нет. Солнышкин в тревоге выскочил в коридор. В коридоре тоже никого не было. Он прошёл вперёд и увидел, как мокрый артельщик приклеивает на лоску приказов бумажку, на которой что-то нацарапано. Солнышкин пригляделся и с ужасом прочитал:

«За насмешки и издевательства над вышестоящими руководителями и непочтительное отношение к ним высадить на необитаемом острове радиста Перчикова. Приказ приведён в исполнение».

Артельщик прошёл мимо Солнышкина, хихикая и потирая руки.

— Теперь можно и поспать! — сказал он и ввалился в свою каюту.

Солнышкин вдруг почувствовал, что чубчик у него поднимается дыбом. Он вспомнил, что во сне ему казалось, будто пароход останавливался и будто в коридоре шла какая-то возня. Теперь он всё понял. Он бросился на палубу и выбежал на корму. Из темноты стал хлестать по лицу холодный дождь. Но и сквозь него было видно, что судно, набирая ход, удаляется от скалистого острова.

— Пер-чи-ков! — закричал Солнышкин в темноту. — Пер-чи-ков!

И ему показалось, что откуда-то издалека, со стороны острова, в ответ раздалось что-то похожее на «…ол-ныш-кин!». Но ударил гром, с порывом ветра сильнее хлестнул дождь, и всё пропало во мраке.

ЗАГОВОР

Но нужно рассказать всё по порядку.

Расправясь с плёнкой и магнитофоном, Плавали-Знаем с артельщиком спустились в каюту и закрылись на ключ.

— Вот так! — сказал Плавали-Знаем и подошёл к клетке со знаменитым попугаем. — А самого Перчикова мы высадим! — продолжал он и повернулся к артельщику.

— Куда? — вытаращил артельщик от удивления глаза.

— А самого Перчикова на необитаемый остров, — протяжно сказал Плавали-Знаем и посмотрел артельщику в глаза.

— На необитаемый остров! Перчикова на необитаемый остров! — крикнул знаменитый попугай.

— Ха-ха, здорово! — восхитился артельщик. — И без еды!

— Ну нет, мы не варвары! — великодушно произнёс Плавали-Знаем. — Мы дадим ему воду, продукты.

— Какие? — тревожно спросил артельщик.

— Ну, хлеб, полсотни сарделек.

— Хлеб! Полсотни сарделек! — прокричал попугай.

— Ого! Полсотни!

— Ну, два десятка, — согласился Плавали-Знаем.

— Десяток! — сказал артельщик и стукнул кулаком по столу.

— Два десятка бутылок минеральной воды «Ласточка».

— Два десятка минеральной воды «Ласточка», — повторил попугай.

— Не выйдет! — сказал Стёпка.

— Ладно, десять, — согласился Плавали-Знаем.

— Пять! — сказал твёрдо Стёпка. — И полбуханки хлеба.

Теперь оставалось только найти необитаемый остров. Плавали-Знаем открыл иллюминатор и в бинокль стал смотреть вперёд. Там один за другим темнели острова. Над ними ползли большие чёрные тучи и погромыхивал гром.

— Вон островок! — Стёпка показал на маленькое пятнышко.

Плавали-Знаем навёл бинокль:

— Не годится, там стоит дом.

— Или вот этот, — показал артельщик правей.

— Не пойдёт, рядом с ним стоят лодки.

И вдруг бинокль замер на одной точке.

— Вот здесь.

Перед ними поднимался каменистый остров. На верхушке его темнел лес, из которого можно было построить хижину. На берегу не было ни души.

— Вот это то, что надо! — сказал Плавали-Знаем и опустил бинокль.

Он поднялся в рубку и скомандовал:

— Лево руля!

У штурвала снова стоял Петькин. На этот раз и он открыл рот.

— Там скалы, — сказал он и замигал глазами.

— Плавали — знаем! — ответил капитан. Он посмотрел на карту и приказал: — К острову Камбалы!

Потом он спустился закрыть каюту и, поворачивая ключ, снова сказал:

— К острову Камбалы.

— К острову Камбалы, к острову Камбалы! — крикнул за дверью попугай и захлопал крыльями.

Стёпка-артельщик, выбрав десяток самых мелких сарделек, швырнул в шлюпку провиант, поставил пять бутылок «Ласточки» и поднялся в рубку.

Остров уже приблизился. Наступила ночь, все спали.

— Пора, — сказал Плавали-Знаем. Он встал за штурвал и приказал Петькину без шума помогать во всём артельщику. Тихо ступая, они спустились по трапу в коридор.

В это время открылась дверь каюты Перчикова. Он подремал и теперь шёл к себе в рубку принимать сигналы спутников. Но тут артельщик обхватил его одной рукой, а другой — пухлой, как подушка, — зажал радисту рот.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Петр Гаузе – коренной русак. Фамилия от предка, саксонца, который нанялся Петру Великому в драгунск...
«Гильем Аквитанский, сеньер де Ланже.Они остановились на опушке.– Не стоит идти дальше. Не хочу, что...
«Его папа был довольно известный и даже процветающий пианист. Он не унаследовал от папы музыкальный ...
«Старый Хаим Бейдер когда-то был молодым Хаимом Бейдером. Что с того. Все были молодыми. И в давние ...
«„Динь-дон“ – сказал терминал.Помедлил секунду и пропел снова: „Динь-дон, динь-дон“…Мелодичный перел...
«Все началось с того, что флейтист свернул на обочину.Они познакомились у подножия горы Копун, на по...