Падение небес Бобл Алексей

— А может и не съехать? С обрыва-то?

Туран взглянул в светлые глаза Разина.

— Да, уклон большой. Но иного выхода я не вижу. Ну, оградка там хиленькая, пробьем с ходу.

— А эти? — Разин кивнул на улицу. — Они за нами и по склону сунутся. Или будут вести на расстоянии, поверху, и монахов следом пошлют. Нам до утра оторваться от погони нужно.

— У вас гранаты еще есть?

— Есть. Две. Но жрецы на бросок не подпустят.

— Да, — Туран поджал губы, нахмурился. — Можно сделать по-другому.

Разин с интересом посмотрел на Турана, сообразив, что только сейчас задался вопросом: а кто таковы случайные попутчики?

— Ты на монаха не похож, — отметил Разин.

— Ты тоже.

— Я думал, ты из службы Крипты, из его ведомства.

— Из разведки, что ли? — Туран усмехнулся. — А я думал, что ты из его людей.

— Ладно, после обсудим, если живы будем. Говори, что у тебя за идея?

Туран изложил свой план. Разин задумался, не сводя глаз с самохода, замершего в другом конце переулка. Покачал головой.

— Если на самоходе установлена локация, — заговорил Туран, — которая чует металл, они нас не отпустят. Попытаемся прорываться здесь — наверняка встретим монахов, которые спешат на подмогу к этим, как их… в серебристых жилетах.

— Ладно, я скажу Музыканту, чтобы он поосторожней… Жди здесь.

Он вернулся в сарай прежним путем — через пролом. Илай полулежал на сиденье, рядом с Белорусом. Альбинос, обернувшись к ним, тихо выстукивал по борту несложный мотивчик, и они в лад бормотали вполголоса:

— Спелись, — подвел итог Разин, — отлично. Музыкант, слушай. Сейчас ты тем же порядком, каким въехал сюда, пробиваешь стену напротив, выезжаешь во двор и проламываешь забор, дальше вниз по склону. Где сумеешь, там затормозишь, и жди нас.

— А смысл?

— Эти уроды за нами следят, но не приближаются. Понимаешь, почему?

— Догадываюсь.

— Они погонятся за сендером, мы их встретим здесь, над склоном. Иначе с хвоста их не стряхнуть.

— А, так я с вами! — вскочил Тим.

— Нет, ты с Музыкантом. Там склон крутой, сендер трясти будет, может, ты язык прикусишь — всем облегчение выйдет. Тем более вы уже спелись. Ну вот и сбацаете чего-нибудь дуэтом, пока мы здесь закончим.

— Склон-то крутой? А, я сам сейчас погляжу, — Альбинос выбрался из сендера.

— Давай, только быстро. Я не знаю, когда подоспеют монахи. И гранаты дай мне.

— Две всего осталось!

— Вот и давай обе.

Разин вернулся к Турану и прошептал:

— Ну все. Теперь ждем. Сделаем по-твоему.

В сарае заработал двигатель. Альбинос подал сендер немного назад, чтобы разогнаться. Потом мотор взревел — Альб пошел на таран. Сендер проломил хлипкую стену и вылетел во двор, легко пробил ограду и покатился по склону. Впереди — У подножия холма — тонкими змейками серебрились под луной ручьи, бегущие по руслу старого Днепра.

Холм здесь был не слишком крутой, но порос кустарником, жесткие ветви сплелись, образовали упругую сеть, в которой вязли колеса. Мотор ревел, ветки ломались с оглушительным треском, а позади медленно рушилась кровля сарая. Когда сендер пробил вторую стену, хлипкая постройка окончательно лишилась опоры, начала складываться внутрь и оседать. Взметнулось облако сияющей в лунном свете пыли.

Даже если водитель полугусеничного бронированного самохода не имел аппаратуры слежения, он не мог не увидеть, как просела крыша сарая. Двигатель заработал громче, броневик покатил вдоль переулка, покачиваясь и переваливаясь в колеях. Разин протянул гранату Турану:

— Держи. Когда крикну — бросай под днище… давай!

Швырнув гранаты, Разин с Тураном упали, прикрывая головы. Громыхнувшие почти одновременно взрывы лишь качнули самоход, взвизгнули осколки, совсем немного, большая часть их ударила в днище. Туран приподнял голову. Кабина самохода была цела, под колпаком на сиденье сгорбился контуженый водитель, из-под передних колес валил дым.

Но тут водитель шевельнулся, тряхнул головой. Зарычал двигатель, раздался пронзительный скрежет, и вездеход дернулся. Пополз к сараю, хрустя и лязгая катками по гусеницам. Машина явно получила повреждения, но продолжала двигаться. На передке зажглись две фары — и яркий свет залил густой кустарник, ослепил тех, кто прятался в нем.

Разин с Тураном быстро отползли в сторону.

Вездеход смял кусты, въехал в сарай, разворотив стену еще больше. Туран вскочил, побежал следом. Разин с трудом поднялся, что-то бормоча под нос, и поспешил за ним.

Задняя часть гусеничной машины задралась, когда круглый колпак нырнул под уклон. Разин выбежал на край обрыва вслед за Тураном. Внизу, среди груд топляка, стоял сендер, сквозь рокот двигателя донесся голос Белоруса. Но слов было не разобрать.

— Отойди, — прохрипел Разин Турану.

Повел рукой, сопровождая спускающийся вездеход. Кожа на лбу собралась складками, губы едва заметно шевелились.

— Частичное уничтожение принимается! — вдруг рявкнул Разин, и Туран вздрогнул. — Подтверждаю!

С вытянутой руки сорвалось что-то, темнее самой ночи, устремилось к плавно качающейся корме вездехода. Потом над ней раскрылась воронка в ткани бытия, хлопок — и мотор стих. Звук оборвался резко, будто выключили радиоприемник. Туран не удержался, протер глаза — он никак не мог поверить, что часть вездехода попросту исчезла. Пропали дверцы люка, бронированный кузов и двигатель, закрепленный под рамой. На мгновение повисла звенящая тишина.

Туран вышел из ступора, взвалил на плечо пулемет и бросился за Разиным, который несся длинными скачками вниз по склону.

Водитель вездехода откинул колпак, полез из кабины. То, что осталось от его машины, замерло на середине склона. Снизу что-то проорал Белорус. Он приплясывал на заднем сиденье и размахивал руками. Водитель-жрец отступил на шаг от борта и вскинул пистолет. Но выстрелить не успел, подбежавший со спины Разин врезал ему коленом в поясницу. Охнув, монах упал и покатился по склону к сендеру.

Белорус забрался на багажник, спрыгнул на землю, вскидывая обрез навстречу жрецу.

— Стой! — Разин бросился вниз.

— Тим, не надо! — Туран также сообразил, водила вездехода нужен живым.

Грохнул выстрел, Белоруса окутало облачко дыма.

Когда Туран с Разиным подбежали к сендеру, водитель вездехода лежал неподвижно.

— Будет знать, как гоняться за Белорусом…

Разин сгреб Тима за жилетку, занес кулак.

Наверху, у пробитой ограды, зарокотал мотор, мелькнул свет фар, молочно-белые лучи прочертили небо.

Сплюнув, Разин опустил руку. Туран пробежал к сендеру, чтобы скорее закрепить пулемет на турели, пока не тронулись.

— Уходим! Монахи здесь! — крикнул Альбинос и завел мотор.

Разин оттолкнул Белоруса, нагнулся к убитому, щелкнул застежками и стащил с него жилет.

С обрыва ударил яркий свет — «тевтонец» уже выезжал на склон. Белорус прыгнул на заднее сиденье и развернулся, протягивая руку. Разин кинул жилет на багажник, ухватил ладонь, и Тим втащил его в набирающий скорость сендер.

Туран ударил длинной очередью по гребню холма. «Тевтонец», уже успевший перевалить на склон, теперь катился вниз, и стрелок не мог ответить — он держался обеими руками за раму, его трясло и качало. Туран взял ниже, когда «тевтонец» поравнялся с остатками гусеничного вездехода, и угодил в бензобак подбитой Разиным машины.

Оглушительно хлопнуло, одновременно полыхнуло. Застонал Илай, стараясь заслониться рукой от яркого пламени, взметнувшегося над вездеходом. Оно сразу перекинулось на машину монахов…

На вершине холма появились фигуры преследователей. Раздались крики, несколько человек побежали вниз, размахивая оружием. Однако самоходов у них не осталось, пешим гнаться за сендером было бессмысленно.

Альбинос вел машину по дну широкого оврага, в который превратилось после Погибели старое русло Днепра. Справа журчали отравленные ручьи — все, что осталось от великой реки. Около потоков тянулись топкие отмели, там сендер мог запросто увязнуть, поэтому Альб держался от них подальше. Дороги здесь не было, приходилось лавировать между грудами мусора, ржавыми остовами кораблей, косо вросшими в грунт древесными стволами, засыпанными мусором и поросшими неопрятными прядями ядовитого плюща.

Слева лежала густая тень, отбрасываемая холмистым берегом, в тень нырять было опасно, справа были топи. Альбинос вел сендер по довольно узкой полосе. Цели у беглецов сейчас не было, они просто удалялись от склона, на котором удалось оторваться от погони.

— Э, что это за хреновина! — Белорус привстал, чтобы указать рукой, но сендер подпрыгнул на очередном ухабе, и Тим снова свалился на место.

Впереди темно-синее ночное небо было перечеркнуто длинной и широкой тенью. Ровная, как пулеметный ствол, и широкая, как старинное шоссе, она косо возносилась над пересохшим руслом и заканчивалась острием, указывающим в сторону болот левого берега.

— Это что ж такое? — снова подал голос Белорус.

— Меч, — пояснил Разин. — Статую видели наверху?

— Ого.

— Под мечом тень. Притормози там, Музыкант. Осмотримся малеха.

В тени Альб остановил сендер. Подал голос Илай:

— Плохо. Езжай дальше.

Альбинос покосился на Разина, тот кивнул. Сендер медленно выкатился на лунный свет. Когда удалились от обломка статуи на полсотни шагов, мутант заговорил:

— Там прятался кто-то. Человек.

— Ну, так взяли бы его, и все. Чего уезжать было, папаша? — Белорус хотел ткнут Илая кулаком в плечо, но спохватился, вспомнив про рану на груди старого мутанта.

— Он в тебя из пистолета целил. — Илай сглотнул. — Сунулись бы, тебе конец.

— Ну так и надо было… — проворчал Разин.

— Здесь встань, — велел Илай.

— И что дальше?

— Пусть он выйдет, — мутант кивнул на Тима. — Прокрадется, а вы погодите немного, потом катите в тень. Человек на сендер поглядит, тут болтун его ухватит.

Белорус не посмел возразить. Ему было страшновато, но никому и никогда он не давал повода считать его трусом.

Альбинос развернул сендер и притормозил. Тим выскользнул наружу, его неизвестный наблюдатель видеть не мог, сендер заслонял.

— Погодить немного — это сколько? — спросил Альб, не оборачиваясь.

— Сто ударов сердца, — хрипло ответил Илай.

Альбинос хмыкнул. С ударами сердца это, конечно, хорошо… а какого сердца, левого или правого? У него-то их два, таким Альбинос уродился.

Пока он предавался размышлениям, вокруг стояла тишина. Белорус на удивление всем крался очень тихо.

— Поедем, что ли? — предложил Разин. — Пока этот болтун вперед нас чего не натворил.

— Он умеет тихо действовать, — успокоил Туран, — если нужно. А насчет болтовни…

Разин не дал договорить, поднял руку и шикнул, когда сендер подъехал к гигантскому мечу и снова оказался в тени… В темноте что-то дернулось, за разлапистой корягой завозились едва различимые фигуры. Альбинос притормозил, Разин с Тураном спрыгнули и пошли к коряге, оттуда показался Белорус, он тащил за шиворот человека. Тот хныкал и упирался.

— Вот. — Рыжий отвесил пленнику пинка. — Монах! Нынче ночью, куда ни сунься, по всему Киеву монахи.

— Как звать? — Разин навис над монахом. Тот был совсем молодой, с пушком на подбородке. — Ну!

— Хортей я, послушник. Отпустите.

— Хортей, значит… — Разин хорошо помнил разговор, который Крипта вел с посыльным в «Крещатике» перед тем, как напали люди Зиновия. — Кто тебя послал? Какое было задание?

Разин взял монашка за ворот, притянул.

— Говори, я ж правду от лжи легко отличу.

— Крипта послал, за самоходом следить, — Хортей всхлипнул, — люди Зиновия машину на тот берег переправили. Ну, я… Не убивайте, я правду сказал.

— Самоход? — оживился Белорус. — Это ж наш грузовик, это «Панч»! Точно!

Разин отпустил монашка.

Хортей шмыгнул носом и неохотно признал:

— Ваш, точно. Я видел тебя и приятеля тваво в Лавре. И этого, — Хортей махнул рукой на Илая, сидящего в сендере.

— Что с грузовиком? — подступил к пленнику Туран. — Его переправили?

— На тот берег перегнали, ага. А…

— Всем тихо, я буду спрашивать. — Разин покосился на Турана, перевел взгляд на Белоруса и подступил к монашку. — Слушай, Хортей. Твой напарник отправился в «Крещатик» доложить Крипте, так? Потом на «Крещатик» напали монахи Зиновия, Крипта погиб, так что в Лавру тебе возврата нет. Просекаешь?

Монашек округлил глаза, шумно вздохнул, а потом вдруг расплакался, слезы потекли по худым щекам, он смахивал их рукавами и тараторил:

— Я тут сидел, они самоход на левый берег перегнали, там скрылись, туда нам нельзя, заметили бы, место открытое, брат Авдюх ушел в «Крещатик», по сю пору не возвертается, я сижу один, холодно, жрать охота, в ручьях плещет чтось, чуды там живут, хищники, боязно было… А Крипта… Крипта… строго-настрого велел вызнать… и я сижу, а никто не возвертается, брат Авдюх, то есть, не возвертается…

Белорус похлопал монашка по плечу и с печалью в голосе произнес:

— Убит Крипта, хороший человек был. Жалко, не такой бы смертью хорошему человеку умирать, в спину застрелен. И Авдюх твой тоже, наверное, попался. Может, жив, а может, нет. Послушай, что я скажу…

— Замолкни, — перебил Разин. — Слушай, Хортей, тебе имя Губерт что-нибудь говорит?

— Так ведь к Губерту этот самоход и услали. Я что? Ничего не знаю, но те братья, которых Зиновий в конвой с самоходом, с ихним вот, отрядил, они промеж себя толковали — Губерту, дескать. А я не ведаю, что за Губерт такой.

Разин повернулся к сидящему в сендере Альбиносу:

— Помнишь, что твой Миха Ротник нам в Рязани толковал: воняет, как у Губерта на болоте? А там, на левом берегу — что, болота ведь?

— Болота тама, — всхлипнул Хортей. — Опасное место, никто не ходит. Дядька мой рыбарь был, чудов ловил в ручьях, так понесла его нелегкая в те болота, не возвернулся тож. Там чуды живут большие, страшные. Давно уже на болота никто не ходит. Дядька тож зря поперся.

— Никто не ходит, но самоход Губерту туда отправили? — Разин нахмурился.

— Значит, какой-то заднице по имени Губерт достался «Панч», — глубокомысленно подытожил Белорус. — Но это ненадолго, затопчи меня кабан! А сколько человек с «Панчем» ушло?

— Погоди, а почему ты здесь сидишь? — вступил в разговор Туран. — В этом самом месте?

Хортей неуверенно оглядывал людей вокруг себя и не знал, кому отвечать. Выбрал Турана, указал в сторону русла:

— Переправа здесь, по ней братья самоход увели. И еще с ними наш, орденский самоход был, с охраной, да «тевтонец». Всего десять братьев.

Потом обернулся к Разину:

— Не ведаю боле ничего. Отпустите меня?

— И куда ж ты пойдешь, бедолага? — спросил Белорус. — В Лавру, что ли?

— Не, в обитель нельзя мне, — Хортей потупился. — Если Зиновий верх взял, мне ничего доброго не светит. Сбегу, схоронюсь где… Отпустите уж, что ли?

— К Баграту ступай, — подал голос Илай. — Обскажи ему, что в Киеве вышло. В Москве Баграт, али в пути на Москву, с ним сила, вождь Чемба и много воинов. Ступай, скажи Баграту о предательстве в Лавре.

— Чемба? — удивился Белорус. — Это ж мутантский вождь? На Москву? Вот те на, какие дела в Пустоши творятся! Затопчи меня… И Баграт их ведет? Владыка Киевского Храма? Мутантов!

— Иди, Хортей, к Баграту, — повторил Илай. — Правду скажи ему.

— Если Баграт с мутантами, то не пропустят они парня, грохнут, едва он им на глаза появится, — заметил Туран. — Это же война, верно, старик?

— Точно, убьют и слушать не станут, — всхлипнул монашек.

— Если у него знак будет, то не грохнут, — возразил Альб, — наоборот, уберегут и к Чембе проведут короткой дорогой. Есть у тебя знак, Илай?

Он обернулся на сиденье.

Старый мутант потупился, потом обвел всех взглядом глубоких зеленых глаз и полез за пазуху. Вытянув мешочек с кохаром, сказал:

— Возьми. Покажи любому кочевому. Сразу проси к Чембе отвести.

— Да не станут его слушать, папаша, — заговорил Белорус. — Война же! Недосуг им будет кохар какой-то глядеть, ага? Да если хочешь знать…

— Не глядеть, а нюхать, — прогудел Илай, к которому вернулся прежний голос.

— Все, довольно. — Разин взял кохар, сунул монашку в ладонь, сдавил. — Иди на восток.

Он опустил пальцы в карман своей куртки, выудил серебряную монетку.

— На вот. На первое время хватит. Белорус…

— Чего?

— Пистолет Хортею верни.

— Держи.

— Ступай, — Разин заложил руки за спину.

Туран встал рядом, Белорус с другой стороны.

Монашек, спрятав пистолет в складках полурясы, пошел, то и дело оглядываясь, к правому берегу Днепра. Потом шаг его сделался короче, Хортей зачастил и побежал.

— Не дойдет, — Белорус громко цыкнул.

Никто не ответил. Тогда Тим злорадно добавил:

— А если голова на плечах есть, то и вовсе не пойдет к Москве. За кохар знаете, сколько серебра срубить можно? Продаст кохар — и в бега!

— Дурак ты… — Илай аж привстал, держась за дуги ограждения, постоял пару мгновений и опять опустился на сиденье. — Худо мне…

— Брось, папаша, — вяло сказал Белорус.

Все притихли. Силуэт Хортея исчез в темноте.

— Если его Зиновий перехватит, то сдаст нас сопляк, — нарушил молчание. Альб. — Либо сам расскажет, чтобы выслужиться, либо выбьют из него все пытками. Монахи это умеют. Приведет он сюда жрецов, никуда не денется. Сваливать отсюда надо.

— А мы здесь дожидаться не станем, — решил Разин.

— Э, а «Панч»? А грузовик наш? — вскинулся Белорус. — Его по этой дороге на левый берег перегнали. Вон туда. Нам за ним нужно! Ну, или подстеречь тех монахов, которые его сопровождали. А они, небось, этой же дорогой и поедут назад. Молодой сказал: еще самоход и «тевтонец», они никуда не денутся. Прихватим их, да и разузнаем, куда «Панч» отогнали, какому такому Губерту, некроз его забери.

— Не трещи, — оборвал Разин. — Я хочу на базу Губерта наведаться, там и «Панч» ваш, так что можно и вместе. Что скажешь, Туран?

— Годится.

— Тогда монахов встретим на том берегу. Здесь место ровное, открытое, засаду толком не устроить. А там вроде заросли, значит, там и встретим. Ну а сюда Хортей пусть ведет монахов, нас здесь уже не будет. Туран, проверь повязку деда — по-моему, кровит. Музыкант, распредели патроны, чтобы у всех под рукой были, а я схожу переправу гляну. Думаю, монахи у Губерта заночевали, утром обратно поедут. Подыщем место на левом берегу, встретим их. Белорус, тебе подумать, как следы замести.

Разин собрался покинуть спутников, но оглянулся.

— Да, Музыкант, отойдем-ка ненадолго.

Альбинос вылез из сендера и отошел в тень.

— Руку дай, — сказал Разин.

— Чего?

— Держи, не урони.

Альбинос почувствовал на ладони тяжелый кругляш генератора силовой брони.

— Э, а ты? Ты же сам… сам у меня взял!

— Не могу я больше. Не справляюсь с двумя агрегатами. Микропроцессор у меня не варит.

— Микро… Чего?

— Котелок. Мозги кипят, ясно? Ну, и броня, и сингулятор, ты же понимаешь, да? — Разин говорил с непривычными Альбу интонациями. Прежде-то он всегда был уверен в себе и фразы рубил четко, как приказы. — Они между собой через мою нервную систему общаются, понимаешь, что такое нервная система?

— Концепция определена, — Альбинос ухмыльнулся. — Понимаю.

— Ну вот, и я чувствую, тормозить начинаю. Они через мои нервы между собой контачат, а я из-за этого как вареный делаюсь. Я с бойца Губерта бронежилет снял там, на склоне. Он тоже ничего, броник, да и мне привычней. Так что держи свою шайбу пуленепробиваемую.

Альбинос стиснул кругляш в кулаке, вспоминая ржавый самоход неподалеку от Редута на горе Крым, скелет в кабине и этот самый кругляш, то есть генератор силовой брони, лежащий между желтоватых реберных костей. Скелет Ефрония Отшельника, которого, говорят, не брали пули… Алви Сид, которого тогда чаще называли Альбиносом, случайно нашел его кости и эту шайбу, которая в свое время так и не смогла защитить Отшельника. Потом была другая находка — разбитый воздушный корабль с беловолосым мертвецом внутри… И сингулятор, принадлежавший странному покойнику. Страшное оружие. Старик Орест, учитель Алви Сида, считал, что это техника доминантов, хозяев небесных платформ; из-за сингулятора и световой брони на Альбиноса охотились, многим хотелось завладеть этими бесценными устройствами, вот он и отдал их Разину — так спокойней…[1]

Альб тряхнул головой, прогоняя мысли о прошлом.

Егор быстро зашагал к бывшей стремнине Днепра, где журчали потоки мутной отравленной воды.

Альбинос подкинул на ладони генератор световой брони, потом глянул вслед Разину. Значит, этому здоровяку, человеку из прошлого, которому вроде бы не в диковинку всякие хитрые «агрегаты», — ему тяжело дается общение с доминантской техникой? А самому Альбиносу было просто? Во всяком случае, он не «тормозил», общаясь с Голосом, скорее уж у Голоса были трудности с пониманием. «Что же со мной такое? — в который раз подумал Альб. — Почему я не такой, как они? Вряд ли дело в двух сердцах, тут что-то другое…» Он догадывался, что может послужить объяснением, но боялся даже мысленно упомянуть свое сходство с золотоглазым пилотом, которого они с Эви нашли в шахте.

— Эй, Музыкант! — окликнул из сендера Тим. — Иди патроны считать, что ли? А то я засиделся уже.

Альбинос оглянулся, качнул головой и крикнул:

— Иду!

И зашагал к сендеру, на ходу сунув под рубаху генератор световой брони. Когда шайба присосалась к диафрагме, он ощутил уже знакомое покалывание по всему телу: устройство доминантов втянулось под кожу, словно растворилось и стало частью Альбиноса. В памяти всплыло слово, которое говорил его старый учитель Орест: «симбиоз».

Разин вскоре отыскал свежие колеи — верно, здесь прошли тяжелые машины, в топкой, перемешанной с илом почве четко отпечатались следы широких колес. Земля здесь была мягкая, вязкая, липла к сапогам, и каждый шаг сопровождался жирным чавканьем. Поток впереди журчал все отчетливее и звонче. Иногда сквозь плеск воды доносились гулкие хлопки, будто там ворочалось что-то тяжелое… Вот и ручей, блестит под луной, мерцает — течение быстрое. Разин остановился и присмотрелся. Колеи вели к мосткам из толстых досок, уложенных на камни и коряги и грубо сколоченных между собой поперечными плахами. После сезона дождей, когда ручьи вспухали, эти мостки, конечно, вода разрушала и обломки уносила вниз, но их восстанавливали сезон за сезоном. Где-то выше по течению до Погибели находился химкомбинат и склады удобрений. Сколько лет прошло, а всякий раз, когда вода в реке поднимается, вымывает новые порции отравы и несет по руслу Днепра ядовитые потоки… Что-то громко плюхнуло в ручье, взметнулись брызги. Разин остановился, дальше идти незачем, если прошли по мосткам тяжелые самоходы, то и сендер пройдет.

Над низким левым берегом лежал туман, в котором вяз лунный свет. С болота поднимались испарения, но сквозь них виднелось едва заметное бледно-коричневое пятно света — где-то очень далеко в болоте горели огни, их лучи едва достигали Днепра, слишком плотный был туман. В ту сторону вели мостки, и туда же указывала мечом отломанная рука железной женщины. Разин развернулся и пошагал обратно.

Когда он вернулся к сендеру, Альб спросил:

— Ну что там?

— Поедем, разберемся. Проехать можно. Заводи.

Разин опустился на соседнее сиденье и прислушался к ощущениям — вроде полегчало, шум в голове прошел, хотелось спать. Альбинос развернул сендер и медленно порулил к мосткам, в лунном свете уже показалась колея, оставалось только держаться ее. Белорус принялся разглагольствовать:

— Ну, будем говорить, поначалу все понятно — мы найдем подворье этого Губерта, заберем «Панч». А потом что? В Киев нам теперь соваться не с руки. Старый хрыч Зиновий нас не пропустит подобру. Слушай, Тур, а может, разнести им всю Лавру, к некрозу? С нашим-то «Панчем», с нашим оружием! А что? Подкатили, да и вмазали ракетами! Чтобы знал, хрен бородатый, с кем связался, а?

— Это глупо, — отозвался Туран, напряженно глядя вперед.

— Зато весело как!

— Во-первых, нас к Лавре просто так не пропустят; во-вторых, у монахов все под землю упрятано, и продолжают копать да катакомбы исследовать, ты же видел. Владыка Баграт велел под землю укрываться. Ну и в-третьих, Лавру-то за что? Не все монахи против нас, взять того же Хортея — нормальный же человек. Это Зиновий им головы задурил своими пророчествами.

— Зиновий — великий шаман, — прогудел Илай. — У него посох, в посохе духи живут, он с ними говорит, они подсказывают.

— Какие еще духи? — бросил Разин.

— Злые.

— А я тоже видел, — подхватил Белорус, — он с посохом советовался. Пошепчет, послушает, пошепчет, послушает… И камень такой на посохе, блестит!

— Это не камень, — возразил Туран, — а локация. И приемник там, наверное, и еще…

— Что за локация? — Разин слушал с недовольством, его-то не очень интересовали духи и шаманы. — И вообще, что в вашем грузовике такого, что Зиновий его Губерту отослал?

— Ракеты у нас там, — с готовностью стал рассказывать Белорус. — Елетроника, которая железо чует и туда ракету пуляет. Хоть омеговский танкер, хоть что прошибет. Знатная вещь, харьковскими оружейниками сработана, а то и вовсе из старых времен! Так что, Тур, у Зиновия на посохе такая же локация?

— Хренация, — перебил Разин. — Помолчи, что ли. Туран, что за посох?

— Я думаю, там у него в самом деле локация, экран такой, куда можно картинку перенести. Когда нас в Лавре схватили, Зиновий поднял посох и водил им туда-сюда, показывал нас тому, кто в локацию видит все, что перед посохом. Потом он Зиновию как по радио что-то сказал, тот ответил, вот и казалось, что с посохом он болтает. Понимаешь, Илай, это электроника, техника такая, а не духи.

— Духи везде, — стоял на своем старый мутант. — Духи в технике, в простой палке, в камнях живут.

Туран покосился на старика и продолжил:

— Вот я и подумал, что если у Губерта техника старая, до Погибели сработанная, вездеход, автоматы, которыми теперь охрана Зиновия вооружена, и все такое. Подумал: с Губертом он говорит через посох, так?

— Верно, — сказал Разин. — Музыкант, здесь осторожней. Держись колеи.

— Ладно.

Альбинос медленно повел сендер по свежим следам, оставленным монахами, подъехал к мосткам, сколоченным из досок, и снизил скорость еще больше. Мостки были покрыты толстым слоем грязи, ими часто пользовались. Сендер вкатился на доски, под колесами заскрипело, мостки гнулись, но держались надежно. Ручей журчал уже совсем рядом, потом доски прогнулись сильнее, плеск раздавался уже под сендером. Поток наверняка был неглубок, и над ним высились валуны, которые и служили опорой.

Рядом что-то оглушительно хлопнуло по воде, борт сендера обдало брызгами. В русле ручья заворочалось длинное тело.

— Это что было? — насторожился Белорус. — Это чуды? Про которых монашек толковал?

Белорус привстал, чтобы оглянуться, — сендер уже миновал середину потока, и тот, кто плескался в ядовитой воде, остался позади.