Предмет вожделения № 1 Литвиновы Анна и Сергей

– Но ведь если ему сказать, он же ни за что не согласится! – со всей убедительностью проговорила Таня. – И нас с тобой не пустит!

– И правильно сделает.

– Вот из-за этой его перестраховки и приходится все делать, – ей не хотелось повторять слово «втайне», и Таня сказала:

– Самостоятельно.

– Нет.

Павел покачал головой. Голый по пояс, он был красив, как греческий бог. Как Адонис какой-нибудь.

– Ну, Пашенька…

– Нет. Ни за что.

– Паша!..

– Я сказал, нет.

– Ну, тогда я поеду одна.

– Не смей.

– Я уже обо всем договорилась. С ним.

– Это не имеет значения.

– Неужели ты не понимаешь, что это он? Наверняка он?

– Абсолютно не факт, – отрубил Паша.

Но Таня взглянула ему в глаза и увидела: уверенности в его взгляде нет…

– И будь я Валере не падчерицей, а просто сотрудницей, какой-нибудь сержанткой, он бы без вопросов меня на эту встречу отправил, – распаляясь, сказала Таня. – Потому что шанс-то какой! Маньяк сам в наши руки идет! Мы его на живца возьмем! С поличным!

– Нет, – буркнул Паша. И снова его голос прозвучал как-то неуверенно.

«Он соглашается со мной! Готов согласиться!» – молча возликовала Татьяна. И продолжила атаку:

– А отчим надо мной трясется, как наседка над яйцом! И из-за этого мы такую возможность теряем…

– Валерия Петровича можно понять, – строго сказал Синичкин.

– Понять-то можно, но маньяка-то мы упустим!

И, значит, все было зря!

– Таня, если ты сейчас же не прекратишь, я пойду к Валерию Петровичу, – строго сказал Павел. – И расскажу ему, что ты замышляешь.

«Вот ведь упрямец!»

И тогда… Тогда Таня использовала последнее средство.

Она положила руки на его плечи – держа кисти на отлете, чтобы не испачкать Павла картофельным крахмалом на пальцах. Прижалась к нему всем телом, потерлась щекой о его щеку и прошептала прямо в ухо:

– Пашенька, миленький! Ну, я очень, очень прошу тебя. Я ведь никогда и ни о чем тебя не просила.

Ну, пожалуйста. Ну, ради меня. Защити меня, а? Ведь ты же такой сильный, Паша… И ты понимаешь, что мы с тобой правы. Нам нужно это сделать…

И она почувствовала, как Синичкин одновременно и отвердел, и размягчился, и поплыл под ее руками.

– Пашунечка! Я так тебя прошу – как никогда и никого ни о чем не просила. Ну, пообещай мне, пожалуйста.

Синичкин молчал.

– Ну скажи «да».

Павел, кажется, стиснул зубы – чтобы не вырвалось предательское согласие.

И тогда она запрокинула назад голову и посмотрела ему прямо в глаза таким взглядом, каким взирала только на очень любимых мужчин.

– Ну скажи, – хрипловато-призывно прошептала она.

– Да, – против воли сказал Павел.

Она слегка отстранилась от него.

– Да, да! – шепотом прокричал он. – Черт возьми, да!

Одиннадцатое июля, пятница.

Ночь

Его опять обвели вокруг пальца.

Видимо, он уже очень стар и ни на что не годен.

А скорее – проблема в том, что в этом мире нельзя доверять никому.

Даже близким.

А он – доверился.

И получил щелчок по носу. Очередной щелчок.

Нет, от Татьяны, этой авантюристки, можно, видимо, ждать чего угодно. Но Паша, Паша! Этот надежнейший человек, абсолютно ему преданный кремень Синичкин! Он, Павел, значит, пошел у нее на поводу!

Валерий Петрович в расшнурованных ботинках на босу ногу стоял у барака – под высоченным тополем – на том месте, где вечером находился «пежик».

Теперь машины и след простыл. И вместе с ней исчезли и Татьяна, и Павел.

…Накануне поздно вечером они чудесно посидели за импровизированным ужином, накрытым в барачной комнате на двух колченогих табуретах. Танюшка, лисичка, обволокла его своей заботой: «Валерочка, скушай еще сосиску. Валерочка, добавки картошечки хочешь?» И он расслабился. Впервые с воскресенья, с начала этой истории, расслабился.

Они были втроем, все вместе, и никому из них в данный момент ничего не угрожало. Экс-полковник даже выпил банку пива. И затем спокойно уснул.

А проснулся посреди ночи, и… На кровати в его комнате нет Пашки. А из соседней комнатухи исчезла Татьяна. И «пежика» как не бывало.

А ведь во сне ему, кажется, приснилась разгадка этой истории.

Ему бы сейчас полежать спокойно, додумать все до конца – и он бы понял. Все понял. Обо всем догадался.

Но нет, когда он увидел, что кровать рядом с ним пуста, мысли сбились, полетели совсем в другом направлении.

Он посмотрел на часы со светящимися стрелками.

Без четверти два.

Что же там было у него во сне?

Хвостик клубка, который, казалось, вот-вот размотается, ускользнул от него в тот момент, когда он проснулся. Проснулся и понял, что он в комнате один.

Один, один… Это была новая данность. И с этим надо было смириться. И думать о деле.

Господи, о чем же он догадался только что во сне – почти догадался?

– Значит, так, Паша. – Татьяна стояла перед Синичкиным серьезная, сосредоточенная. – План предлагается следующий.

Часы на кухне в квартирке в Замоскворечье, которую арендовала Садовникова, показывали без десяти два. Таня демонстрировала Павлу свои временные владения.

– Через час он придет…

– А если не придет? Передумает?

– Ты что, – ухмыльнулась она, и в голосе ее прозвучала деланая обида, – хочешь сказать, что он найдет кого-нибудь лучше меня?

– Может быть, он найдет кого-то доступней тебя? – усмехнулся Павел. – И дешевле?

– Тогда – если он вдруг не появится – я сама ему позвоню. Телефон его у меня записался. И совращу его. И заманю.

– Ну а что дальше?

– Будем исходить из того, что он придет вовремя?

– Давай.

– Ты, Павел, спрячешься в этот шкаф. Пистолет при тебе?

– Вот – газовый.

– А выглядит как настоящий.

Синичкин вздохнул:

– Выглядит-то он выглядит, да только не тем стреляет…

– Какая разница! Главное – ты, Пашенька, со мной. И, значит, спасешь меня от кого угодно.

– Ах ты подлиза!

Она покачала головой:

– Нет. Я просто в тебя верю… Короче, Паша, ты прячешься в стенной шкаф… Он приходит, этот маньяк несчастный… Ты скрываешься – до тех пор, пока я не закричу: «На помощь!» Ну или что-нибудь вроде того… А дальше уж ты на него бросаешься и начинаешь тут же его колоть. У тебя с ним наступает момент истины. Ты Богомолова читал?

– Нет.

– «В августе сорок четвертого» не читал?!

– Кино смотрел.

– Кино – ерунда. Все равно, как выпускник Высшей школы милиции, ты должен знать, каким образом раскалывают преступников, взятых непосредственно на месте преступления. Они ведь легче колются, правда?

– Когда как.

– А ты его расколешь.

– А если он сразу, с порога, ударит тебя?

Таня пожала плечами:

– Тебе придется следить за обстановкой.

– А если он ударит ножом?

– Но ты ведь слышал – Валера рассказывал: он сначала связывает свои жертвы, а потом только начинает их мучить…

– А если он сразу полезет к тебе – как мужчина?

– Но ведь Валера говорил, что он импотент и у него ни с одной из жертв никогда ничего не было.

– А все-таки – если?..

– Не знаю. – Татьяна зябко обняла себя за плечи. – Наверное, тогда я закричу.

Синичкин прошелся по квартире, выглянул в окно за жалюзи. По улице, освещенной молочным светом фонарей, проезжали редкие машины.

– Таня, можно спросить?

– Смотря что.

– Тебе не страшно?

– Еще как! А тебе?

– Страшно. За тебя. Может, ну ее к бесу, эту ловлю на живца? Может, вызовем ребят с Петровки? У нас еще час времени, они успеют приехать. Они просто возьмут его, этого извращенца, и потрясут. Зато – минимум риска. А?

– А если он уйдет в несознанку?

– У наших ментов мощные методы. Душу из него вытрясут. Прямо тут.

– А если его папаша, этот генерал ФСБ, прознает, что мы здесь засаду устроили? И догадается – на кого засада? И приедет раньше ментов?

– Откуда он узнает! Мы же на Петровку будем звонить, а не в ФСБ.

– А ФСБ у нас все знает. И то, что происходит на Петровке, – тоже. Нет уж, Пашенька, милый!.. Давай доведем это дело до конца. Вдвоем. Без всяких ментов.

Ведь ты же мне обещал. Сдержи свое слово, ладно?

Синичкин набычился и пробурчал:

– Хорошо.

– Ну, где она?

– Я не знаю.

– Говори, говори, говори!

Удары посыпались один за другим. Он закрыл голову руками. Захрипел:

– Не надо… Прошу вас… Пожалуйста… Перестаньте…

Один из мучителей дернул другого за рукав.

– Осторожней, Кобылин. Не перестарайся.

– Да пошел он!.. Черт, я руку об него разбил…

Он рыдал у их ног – уже сломленный, уничтоженный, жалкий:

– Ну не надо! Не знаю я ничего! Не видел я ее!

– Слушай, гнида!.. Ты мне надоел. Сейчас я включаю в сеть утюг, и.., будет очень больно. Очень. На стену полезешь. Я тебе обещаю.

А он все валялся у них в ногах и плакал:

– Ну не знаю я ничего!

– Давай, Кобылин, тащи аппарат.

– А-а, чтоб тебя!

Кобылин в сердцах разогнался, прыгнул – и обеими ногами ударил человечка в голову. Тот дернулся, страшно закричал, откатился, замер.

Кобылин нагнулся к нему, потряс:

– Еще ? Хочешь еще ?

– Не надо… Не надо… – Лежащий захлебнулся слезами. Из носа потекла струйка крови. – Я знаю… Знаю, где она. Я все скажу… Она… Она…

Без четверти три ночи у Таниного подъезда в свете ночного фонаря появился мужчина. Спустя минуту у нее зазвонил мобильный телефон.

– Господи, я так боюсь… – прошептала она и перекрестилась.

Сняла трубку. Сквозь просвет жалюзи они видела, как мужчина, стоящий внизу, говорит в мобильник.

– Привет, это Василий.

– Здравствуй, Васечка.

Таня сделала усилие, чтобы голос не дрожал. Кажется, у нее это получалось плохо. Даже с высоты второго этажа мужик под окном казался ей огромным.

– Я пришел к тебе, Танюшка. Впускай.

– Сейчас. Минуту. Я не одета.

– Ну, так тем более впускай! – хохотнул мужик.

Татьяна сделала нетерпеливый жест в сторону Синичкина: давай, мол, прячься.

Павел обратил внимание, как она побледнела, как заострились черты ее лица.

– Давай, дорогой, – вымученно проговорила Таня в трубку. – Заходи не спеша. Второй этаж. Квартира пять. Код двадцать один пятьдесят три.

– Лечу!

По разговору Тане показалось, что ее гость поддавши. И еще что-то было в нем… Что-то странное…

Чего не должно было быть… Она не могла понять, что именно… Слишком уж сильно волновалась.

Павел бросил ей:

– Таня, не спускай с него глаз. Кричи сразу же.

Нет – за секунду до «сразу же». – И он скрылся в стенном шкафу.

Татьяна прикрыла створки так, чтобы оставить Пашке щелочку для обзора.

И в этот момент в дверь грянул нетерпеливый звонок.

Валерий Петрович Ходасевич сидел на лавочке рядом с бараком и курил.

Ночь простиралась над Россией: над Москвой, над Мележем, над всеми полями, особняками и бараками.

Млечный Путь раскинулся на полнеба. Два спутника одновременно летели в две разные стороны.

Валерий Петрович закурил очередную сигарету – и тут наконец-то вспомнил. Вспомнил, что ему приснилось и что он напрочь забыл при пробуждении.

Вспомнил – возможную разгадку и то, какой чудной и странной показалась она ему во сне. Не может быть!

А почему, собственно, не может?

Он втоптал в землю окурок и бросился в свою барачную комнату – одеваться.

Василий Павлович Еремин, сын генерала ФСБ, художник и предполагаемый сексуальный маньяк, оказался настоящим громилой.

Рост – под два метра. Косая сажень в плечах. Ручищи – как у молотобойца. Рыжая, плохо постриженная борода, придающая внешности нечто разбойничье.

– Проходи, – предложила Таня. Ее всю колотило, и она молилась, чтобы маньяк не заметил, как она волнуется.

Гость, впрочем, тоже выглядел слегка смущенным.

От него исходили волны перегара.

– Обувку сымать? – спросил Василий.

– Нет. Так проходи.

Таня инстинктивно отступила в самый дальний конец комнаты, к окну.

Гость, нагнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел в комнату.

– Чай? Кофе? – автоматически спросила Татьяна.

– Нет. Вот от водички не откажусь.

Он тяжело плюхнулся на диван. Тот жалобно скрипнул под его весом.

«А сможет ли с ним справиться Паша?»

Таня достала из холодильника минералку, из серванта стакан. Руки подрагивали. Она вскрыла бутылку.

Налила воду. Бутылка звякала о стекло. Вода пролилась. Таня закусила губу. От страха ей хотелось закричать. Заорать – бессмысленно и громко, заколотиться, убежать.

Все время, пока она наливала воду, гость осматривал ее с ног до головы – как вещь, как породистую лошадь.

Татьяна поставила перед ним стакан на журнальный столик.

– А ты красивая, – пробасил гость.

– Знаю, – коротко ответила она, но голос все равно успел дрогнуть.

Он схватил ее за кисть.

– Иди ко мне!

Он дернулась, вырвалась.

– Ты чего?

– А деньги? – выкрикнула она, отступая к окну.

– Ох, горяча, – усмехнулся гость. – Я, пожалуй, на ночь останусь. Сколько будет стоить?

– Нет! – выкрикнула она.

– Почему?

– Мы договаривались на час – значит, на час.

– Что, другого ждешь? – Пьяный гость тяжело набычился.

– Нет. Просто… Устала. Спать хочу.

– Да ладно, подумаешь – ночь не поспишь. Это ж твоя работа, шлюха.

– Попрошу без оскорблений.

– А чего я сказал?

– Ладно, проехали. Деньги на стол.

«Что-то совсем не то, – металось в голове у Татьяны. – Не то и не так. Я не ждала, что он окажется таким. И что теперь будет?»

Мужик полез в бумажник Он оказался набит деньгами, зелеными и российскими.

– Долларами платить? – усмехнулся он. – Или в рублях по курсу?

– Лучше долларами.

Гость выложил на стол пять сотенных бумажек.

– Будешь шевелиться, получишь на чай. Ну, чего стоишь?

– А что делать?

– Ты че, дура? Раздевайся!

Танин отчим, Валерий Петрович, быстрым шагом вошел в райотдел мележской милиции.