Освобождение Прозоров Александр

Глава четвертая

«Царь Филипп»

К большому удивлению Федора немедленно провели к царю. Проведя весь день в седле, и прибыв в ставку македонцев поздно вечером, почти ночью, Чайка рассчитывал хотя бы немного отдохнуть. А, кроме того, и перекусить. Проголодался он зверски, а небольшая стычка у реки только добавила ему аппетита. Приступать же к стратегическому планированию, по его мнению, нужно было только на свежую голову. Однако, македонский царь, видно, так долго его ждал, что не в силах был подождать еще немного до утра. Поэтому, едва отряд скифов появился во дворе особняка, а Демофонт обменялся парой фраз с другими офицерами Филиппа, как сообщил Чайке, что совещание состоится немедленно.

– Царь хочет видеть тебя сразу же по прибытии, – объявил Демофонт, слезая с коня, – я провожу.

Федор едва не спросил, дадут ли для начала поесть, но сдержался. Да и возражать не стал. Он, все-таки солдат. А значит, сначала война, а потом уже еда и сон. Конечно, слабая надежда еще была, что благоразумие возьмет верх и Филипп перенесет совещание на утро. Но для этого требовалось все же встретиться с самим царем.

Перекинувшись парой слов с Лехой, Федор понял, что его друг пока не горит желанием общаться с царем македонцев.

– Еще успеем, – проговорил Леха, хитро подмигнув своему другу, – ты там пока без меня займись дипломатией. Я это дело не очень люблю.

Чайка оценил тактичность своего друга, вспомнил выражение лица Демофонта после встречи с предводителем скифов, и не стал настаивать, хотя Леха и был, по воле случая, представителем своего царя в предстоящей кампании.

– Ну, тогда жди меня здесь, – ответил Федор и добавил, уже не очень уверенно, – я не долго.

Оставив скифскую охрану во дворе, Федор поднялся, придерживая ножны фалькаты, по широкой лестнице вслед за Демофонтом на второй этаж. Жили здесь богато, о чем свидетельствовали мраморные ступени и статуи античных героев вдоль парадной лестницы. Подобно статуям на той же лестнице рассредоточилось немалое число охранников. Тяжеловооруженных пехотинцев здесь было так много, что у Федора возникло ощущение, будто Филипп собрался выступать в поход немедленно. Двое рослых пехотинцев на последней площадке лестницы по знаку Демофонта отворили перед ним створки массивной двери и впустили в зал.

– А вот и посланец Ганнибала! – приветствовал его царь Филипп, изобразив радушие на лице, хотя Федор и не очень верил этому слащавому выражению. В глубине души Филипп предпочел бы в одиночку властвовать в Греции, но это ему пока не удалось, несмотря на все усилия. Приходилось искать союзников.

Филипп был среднего роста, бородат и широкоплеч. Имел, небольшой шрам на щеке, не слишком портивший его античный профиль. Умные и властные глаза, смотревшие на собеседника недоверчиво-изучающее, словно все время ожидая подвоха. Раззолоченные доспехи подчеркивали его крепкую мускулистую фигуру.

– Ганнибал шлет тебе пожелания удачи в предстоящей войне, – ответил в свою очередь Федор, подражая велеречивости македонян, и слегка поклонился. – Прошу простить, что не смог быть раньше. Со мной приплыла армия, и я должен был разместить ее на постой, отправив часть кораблей за новыми солдатами.

Услышав о новых солдатах, Филипп улыбнулся уже искренне.

– Тебе понравился лагерь, что мы выстроили специально для нее? – тут же спросил Филипп, скрестив руки на груди.

– Да, лагерь большой, – похвалил Федор, – и место выбрано удачно.

Македонский царь стоял у небольшого овального стола, на котором была разложена карта Греции с прилегающими морями и островами, искусно изготовленная на куске тончайшей кожи. Свет в зале давали факелы, висевшие в специальных кронштейнах на стенах и несколько подсвечников на самом столе. Зал же был небольшим, метров тридцать. Честно говоря, поднимаясь по столь богато отделанной лестнице, Федор ожидал увидеть нечто гигантское и парадно украшенное, но был приятно удивлен скромностью зала для совещаний. Эта встреча проходило вполне «по-деловому», – кроме стола и нескольких скамеек, здесь не было ничего лишнего. Разве что колонны по углам и пара статуй из мрамора со щитами и мечами в дальнем конце зала, дополнявшими внутреннее убранство. Да и людей, к удивлению Чайки было мало, – считая Демофонта, царя и его самого, у стола расположилось шесть человек. Не было также ни вина, ни яств. Поймав голодный взгляд Чайки, Филипп истолковал его верно и поспешил успокоить посланца Карфагена.

– Знаю, ты устал с дороги, Чайка. Но, наш друг Филопемен должен по делам службы отбыть сегодня же ночую назад в Ахайю. Поэтому я решил повременить со сном.

– Нет ничего важнее войны, – кивнул Федор, оглядывая нескольких военачальников, стоявших у стола, – выспаться я еще успею.

– Кстати, – завил Филипп, жестом приглашая Федора приблизиться и указывая на широкоплечего грека с некрасивым лицом и слегка искривленным носом, стоявшего слева от него, – вот и он сам.

Федор кивнул в ответ на молчаливое приветствие Филопемена, быстрым взглядом изучив внешность собеседника. Первое впечатление было скорее хорошим, чем плохим. Этот стратег показался Федору достаточно умным и хитрым, для той должности, которую занимал. Кое-что в его внешности, впрочем, свидетельствовало о том, что стратег часто впадал в гнев. Закончив свои краткие наблюдения, Федор спросил напрямик, входя в роль начальника ахейского флота и обращаясь сразу к обоим.

– И что заставляет Филопемена отбыть так быстро?

– Флот этолийцев[5], до сих пор стоявший у своих берегов, пересек залив и совершил грабительское нападение на Патры, – ответил Филопемен, и правый глаз его дернулся, – город осажден. Я должен вернуться в Ахайю, чтобы отразить нападение.

– Они осмелились напасть на чужое побережье, зная, что мы здесь? – не поверил своим ушам Федор, – не слишком-то они нас бояться. Значит, это демонстрация силы.

Он обвел взглядом присутствующих и произнес, отдавая первый приказ своему новому подчиненному.

– После того, как отгонишь флот этолийцев от Патр, твой флот должен совершить ответный набег на побережье Этолии. И, еще лучше, также высадить десант и осадить какой-нибудь город. Например, Навпакт.

– У Навпакта сосредоточены главные морские силы этолийцев, – ответил медленно ахеец.

Филопемен, впервые видевший Чайку, слегка напрягся, когда тот повел себя перед Филиппом как главнокомандующий. И Федор, поняв это, осекся на полуслове. Хотя такая договоренность имелась между Филиппом и Ганнибалом, но здесь, на совете, озвучена она еще не была. Чайка поднял вопросительный взгляд на царя македонцев, скользнув взглядом и по лицам его военачальников, которым также не пришлась по нраву излишняя самостоятельность гостя. Впрочем, царь, казалось, этого не заметил.

– С этого дня Филопемен, весь твой флот в распоряжении Федора Чайки, – объявил во всеуслышание Филипп, и добавил, с явным удовольствием, – а обе ваши армии в моем. Так что перейдем к обсуждению наступления.

– Сколько дней может занят это сражение? – все же осмелился продолжить разговор с ахейским стратегом Федор.

– Думаю дня три, не больше, – нехотя ответил грек, – этолийцы пришли не воевать, а грабить, как всегда. Когда они получат отпор, то долго не задержаться.

Федор удовлетворенно кивнул.

– После победы, приведешь свой флот обратно к берегам Акарнании, – взял, наконец, в свои руки главенство в разговоре царь македонцев, в голосе которого впервые звякнул металл, – если не получишь до той поры новых приказов. Потом и решим, как быть дальше на море. А сейчас нам нужно обсудить, как разбить армию этого проклятого Агелая, который не дает мне покоя уже так долго.

Федор посмотрел на карту, нашел на ней цель своего путешествия – город Ферм, – располагавшийся не так уж далеко от того места, где он сейчас находился и уточнил диспозицию.

– Сколько людей у этолийского стратега?

Прежде чем ответить, царь македонцев сделал царственный жест в сторону Филопемена и произнес:

– Ты можешь идти.

Поклонившись царю македонцев, Филопемен смерил на прощанье Чайку пристальным взглядом, и вышел. «Послал бог подчиненного, – подумал при этом Федор, – сам стратег и командовать хочет. Но, ничего не попишешь, друг Филопемен, придется повоевать не только во славу Греции, но и во славу Карфагена».

Филипп, между тем уже вещал о новом наступлении и том клубке проблем, в который сплелись отношения в Греции между союзами и отдельными полисами. О политике Федор слушал вполуха, лишь кивая головой, – слишком устал он за день, да и донесений уже начитался, был в курсе, – но, когда дело дошло до выступления войск «проснулся».

До вторжения Филиппа в Эпир и Акарнанию силы этолийского союза, разбросанные по всей территории, насчитывали около двадцати пяти тысяч пехоты и сорока двух кораблей в коринфском заливе, не считая гарнизонов нескольких городов. Конницы у них, в отличие от македонцев, было не много, а ту, что была, – меньше тысячи человек на весь союз, – Филипп высмеял. Однако Федор позволил себе усомниться в этих словах. Из донесений своих шпионов он знал о том, что мастерство этолийской конницы признавалось как в самой Греции, так и за ее пределами. Этолийские конные наемники служили даже в Египте. Но, «ставить на вид» македонскому царю, он не стал. Опасное это дело. В одном Филипп был прав, как бы ни были хороши этолийские всадники, их было мало. Большинство же эллинов вообще не признавали конницы, а зря.

А вот насчет порядков, царивших в пехотных частях, данные Филиппа и Чайки почти совпадали. Этолийцы, хоть и были неробкого десятка, выведенные в боях правила греческого военного искусства признавать не хотели. Доходило до того, что они не желали даже строить перед боем настоящую пехотную фалангу, не говоря уже о том, чтобы укреплять походные лагеря, выставлять дозоры и вообще подчиняться какой-либо дисциплине. Ну а если этолийцам представлялся случай заняться мародерством, то они его ни за что не упускали, наплевав зачастую даже на военные действия. В общем, в армии этолийского союза царил разброд и шатание. Федор только диву давался, как этот Агелай умудрялся держать в узде такую армию и еще выигрывать сражения. Просто батька Махно, не иначе. Филипп старался уверить Чайку, что разбить такую рыхлую армию не составит труда. Однако, Федор не слишком в это верил. Парадоксов на земле не мало. При такой убогой военной организации союз жил уже больше сотни лет и, прожил бы еще столько же, не случись на его пути Федора Чайки. Теперь же, раз их пути пересеклись, Федор за будущее этолян не ручался. Были на его пути враги и покруче. Были да сгинули.

После нескольких сражений этолийцев с македонцами Филиппа, в строю их армии осталось не более пятнадцати тысяч. Но и македонцы понесли большие потери. Стратег союза Агелай, оказался не так уж плох и отправил на встречу с богами больше семи тысяч македонцев, охладив их пыл. Захватив побережье реки Ахелой и, проведя еще несколько стычек, в основном в горных районах страны, царь счел за благо отступить до подхода подкреплений союзников.

Легкой победы у Филиппа не получилось, до осады городов дело не дошло, но теперь он горел желанием одним мощным ударом пробить брешь в обороне этолийцев на главном направлении, совершить марш-бросок и захватить Ферм, столицу союза, считая, что после этого союз перестанет существовать. У Федора этот план вызывал некоторые вопросы, поскольку кроме Этолии, самого большого полиса, в него входили и многие другие. При необходимости каждый мог выставить дополнительное ополчение, хотя, конечно, по отдельности, они не смогли бы противостоять объединенному натиску армии союзников под командой Филиппа. Но, кроме армии, были и вопросы другого плана. В Этолийский союз, например, входила Фокида с общегреческим святилищем в Дельфах, уже лет семьдесят находившимся под защитой и управлением этолийцев. Нападение македонцев на святыни, вряд ли усилит дружеские отношения к их царю со стороны остальных эллинов, с которыми он пытался заигрывать. Впрочем, Филипп не вчера родился и отлично знал об этом. Подумав, Чайка решил, что македонский царь вряд ли пойдет на их разграбление, даже если ему придется захватить Дельфы силой. Насколько Федор понимал своих союзников, эта война только начиналась. А где она закончится, каждый из союзников представлял по-своему. Так или иначе, начать предстояло с Этолии, у западных границ которой они сейчас находились.

– Пользуясь временным затишьем, Агелай сейчас спешно проводит набор среди народов, что живут на дальнем краю территории союза, – в тон его мыслям вещал Филипп, водя по карте рукой, – локры озольские, часть акарнанов, амфилохи, доряне, энианы, малияне и этейцы, – все они уже давно называют себя этолянами и живут по указаниям синедриона.

Филипп посмотрел в глаза Федору, сделал паузу и продолжал.

– Их синедрион уже давно принял решение о войне и мира не просит. Зато, узнав о скором подходе войск Ганнибала из Италии, активно ищет союзников на стороне. Мне доносят шпионы, что они почти договорились с Афинами о помощи.

– Сюда может подойти афинский флот? – озадачился Чайка, не ожидавший что это сухопутное столкновение перерастет и в широкомасштабную войну на море.

– Пока не ясно, – ухмыльнулся Филипп, распрямив спину, – купленные мною политики, разжигают спор в афинском совете, пытаясь убедить остальных, что дружить со мной намного выгоднее, чем воевать. Возможно, флот останется на месте. Но, гарантировать этого пока не могу.

Вновь склонившись над картой, царь резко провел рукой по ней от точки, обозначавшей Страт через половину территорию Этолии, вдоль большого озера, и остановил свой указующий перст у надписи «Ферм».

– Время терять нельзя, – объявил царь, обводя взглядом своих военачальников, – у Агелая сейчас не больше пятнадцати тысяч пехоты, разделенной на две неравные части. Одна, около пяти тысяч пехотинцев рассредоточена неподалеку за рекой Ахелой, чтобы сдержать нас в случае наступления и дать возможность основной армии подготовиться. Главная армия находится здесь, у озера, на подходе к столице, прикрывая направление основного удара по равнине. Пока этолийский стратег не собрал большого подкрепления, мы ударим внезапно. С прибытием Чайки у нас насчитывается почти тридцать тысяч человек, не считая флота. Этого вполне хватит, чтобы уничтожить противника и не дать ему отойти в горы.

«Столько же у тебя было и раньше, – невольно поймал себя на мысли Федор, – пока ты один их пытался утихомирить».

Филипп расправил плечи и посмотрел на своих военачальников сверху вниз, словно ожидая восхищенных возгласов.

– Мы выступим завтра, – продолжил он, – форсируем Ахелой и разобьем передовой отряд этолийцев.

Услышав о сроках наступления, Федор едва не крякнул.

– Но, моя армия еще не готова, – слабо возразил он, – понадобиться, как минимум три дня, чтобы прибыли оставшиеся солдаты из Италии и время, чтобы добраться сюда. Дорога, по которой мы добирались, непригодна для быстрой переброски армии и артиллерии. Это может занять еще несколько дней.

– Именно на это я и сделал расчет, – самодовольно ухмыльнулся Филипп, снисходительно поглядывая на посланца Ганнибала.

Федор в недоумением воззрился на полководца, ожидая продолжения.

– Их разведчики знают о твоем появлении и уверены в том, что я буду ждать полного соединения с твоей армией, а до тех пор не тронусь в путь, – тоном победителя объявил Филипп, – Агелаю эта мысль понравится, ему же нужно время собрать ополчение.

Царь македонцев пришел в такой восторг от своей мысли, что даже отдалился от стола с картой и сделал несколько шагов вдоль него, погрузившись в предвкушение скорой победы.

– Мой удар будет внезапным. Мы пробьем заслон этолийцев и начнем терзать армию Агелая, не вступая в генеральное сражение. Хотя и постоянно давая понять, что готовы к нему. Уверен, Агелай постарается уклониться от него, и будет отступать до самой столицы.

– А если он все же пойдет на это сражение? – вставил слово Чайка.

Македонский царь отмахнулся от этих слов, как от неуместных, и продолжал развивать свою мысль.

– Это внезапное наступление даст возможность мне захватить все земли вплоть до побережья. А когда мы окажемся неподалеку от Ферма, где будут сосредоточены основные силы этолийцев, твоя армия успеет подойти незамеченной, оказавшись в тылу у Агелая.

Видимо уловив выражение крайнего недоумения на лице, – Федор никак не мог себе представить, как именно можно подобраться незамеченным к городу, вокруг которого находятся войска, – Филипп разъяснил.

– Для этого ты пойдешь скрытно, другим путем. Демофонт укажет тебе перевалы, через которые вы сможете быстро преодолеть горы и зайти Агелаю в тыл.

Услышав, что из лагеря есть более удобный путь, чем та убогая тропинка, по которой они пробирались на встречу с македонским царем, Федор немного повеселел. До этого он с трудом представлял, как ему переправить по ней целую армию и артиллерию в сжатые сроки. Каждый поворот этой дороги предоставлял противнику отличную возможность для засады. «Впрочем, что это я, – пожурил сам себя Федор, вспомнив собственный боевой опыт, – я же прошел с Ганнибалом через Альпы, что я теперь сам что ли армию не проведу через эти холмы? Конечно, проведу, учителя у меня были не из худших».

Вспомнив о делах давно минувших дней, Федор ненадолго утерял нить разговора, настолько яркими они были. Ведь тогда Федор Чайка был всего лишь одним из тысяч морпехов Карфагена, отправившихся в поход на Рим. «Много воды утекло, – усилием воли Федор заставил себя встряхнуться, – но, пора и о настоящем подумать».

– Сколько у тебя слонов? – вывел его из задумчивости вопрос царя, внезапно сменившего тему.

– Что? – переспросил Федор, которого все сильнее клонило в сон, – а…десять.

– Десять африканских слонов, – повторил вслух Филипп, словно хотел насладиться каждым словом, – не много, но для одного хорошего удара хватит. Конницы у Агелая нет, однако слоны и сквозь пехоту протопчут мне дорожку.

Сказав это, македонский царь ухмыльнулся от собственной шутки.

– Кровавую дорожку. Этолийцы запомнят надолго, как идти против меня.

Он помолчал еще немного.

– Для усиления твоей армии, на которую будет возложена задача обходного маневра и удара в тыл, я придам тебе конницу под командой Демофонта, – сообщил Филипп, – полторы тысячи всадников. Этого будет достаточно, чтобы у тебя появился быстрый передовой отряд и возможность маневра в бою. Себе я оставлю еще две с половиной тысячи катафрактариев. Имея столько всадников, мы сможем постоянно терзать армию союза и, в конце концов, разорвать ее на части.

– Посланец Ганнибала привел с собой скифов, – вставил слово Демофонт, до той поры хранивший молчание.

«Ох, и любишь же ты их», – чуть не сказал вслух Федор, бросив косой взгляд на Демофонта и едва сдержавшись. Но Филипп, похоже, разделял мнение своего гиппарха[6].

– Ты привел скифов? – с удивлением переспросил Филипп, – разве царь Иллур уже здесь? Мне сообщали, что его войска лишь недавно покинули Истр, осадив Мессембрию и Апполонию.

– Нет, – отмахнулся Федор от такой перспективы, – царь Иллур все еще там, вероятно. Со мной лишь небольшой отряд его всадников, триста воинов.

И добавил со значением:

– Во главе которых стоит его кровный брат Алексей Ларин.

Филипп нахмурился еще больше, словно имя это было ему известно, но приятных воспоминаний не доставляло.

«Леха что, и этого знает? – не поверил своим глазам Федор, – вот ведь, действительно, везде поспел». Македонский царь ничего больше не говорил, а уточнять, так ли это на самом деле Федор не стал. Вместо этого, начальник экспедиционного корпуса постарался перевести разговор в другое русло.

– В моей армии одна пехота, – пояснил он, как бы извиняясь, – а эти триста воинов, все-таки добавят мне быстроты и возможности для маневра. Кому, как не македонцам, знать, что такое конница.

Он чуть было не сказал «хорошая конница», но не стал терзать больное самолюбие македонцев. Ведь именно их великий предок Александр сделал из вспомогательной конницы главную ударную силу в сражении. Скифы же осознали, что жизнь в степи без коня это не жизнь, так давно, что еще и Александр не родился на свет. Но, Федор был здесь не для того, чтобы устанавливать справедливость и промолчал.

– Ты прав, – неохотно признал Филипп, поглаживая свою бороду в задумчивости, – но, у тебя еще есть флот. И, если что-то пойдет не так, он нам тоже понадобиться. Объединив наши корабли с ахейскими, мы сможем блокировать залив и Этолию с моря.

– Если только Афины не придут им на помощь, – не удержался Федор.

– Думаю, до этого не дойдет, – отмахнулся Филипп, – разбив этолийцев на суше, передо мною откроется путь в глубину Греции. А по суше до Аттики совсем недалеко. Так что, жители Афин, скорее всего, проявят благоразумие и предоставят этолийцев мне.

«Ого, – только и подумал Федор, – вон ты куда замахнулся. Царь всея Македонии и Греции. Не торопись. Поживем, увидим, как тут все повернется».

Филипп, между тем, вновь обвел военачальников своим тяжелым взглядом и неожиданно объявил:

– Совет закончен. Завтра утром армия выступает в поход. А ты Федор, отправляйся к себе в лагерь и тоже готовься. Демофонт прибудет к тебе через несколько дней с последними новостями о наших успехах.

«Ну, наконец-то, – выдохнул Федор, у которого уже давно свело желудок от голода, – с этой войной и поесть, некогда».

– Сейчас же, по обычаю мы можем отпраздновать этот великий день.

Царь сделал знак и один из военачальников открыл дверь в соседний зал, в котором Федор разглядел огромный стол, ломившийся от всевозможных яств и кувшинов с вином. Издав счастливый вздох, Федор проследовал за всеми, подгоняемый чувством жажды и волчьего голода.

Впрочем, усталость быстро взяла свое. Подняв несколько чаш за здоровье царя и процветание Македонии, и выслушав вдвое меньше ответных тостов, Федор быстро захмелел. Чтобы не заснуть прямо здесь, он отпросился у Филиппа на ночлег и получил разрешение. Сам же царь, позвав наложниц и музыкантов, похоже, собрался пировать до утра.

Чайке предоставили апартаменты в том же особняке, Леху с солдатами хотели отправить в казармы, находившиеся в паре кварталов отсюда. Но, Федор напомнил Филиппу о том, что Ларин представитель царя Иллура. При упоминании этого имени Филипп вновь слегка нахмурился, но зато Лехе тоже нашлось место в особняке. В примыкавшей к дальнему крылу здания пристройке.

Глава пятая

«Два перевала»

Когда кельты с шумом и хохотом закончили выгружаться с кораблей, собравшись на берегу в пеструю толпу, Ларин жестом подозвал к себе Нордмара и приказал не размещаться надолго в лагере.

– Пусть твои люди немного отдохнут, – сообщил он, щурясь от неяркого рассветного солнца, – и выступаем. К вечеру этого дня мы должны быть далеко.

– Мои люди могут и не отдыхать, – ответил на это Нордмар, – если надо, мы готовы выступать хоть сейчас. Плавание на кораблях для нас уже отдых.

Кельтский вождь, облаченный в шкуру, стоял перед Федором, опершись на исполинский боевой топор, и поблескивал своей золотой торквой. Выглядел он действительно отдохнувшим и Федор решил воспользоваться выносливостью этих солдат. Да и Филипп уже прислал Демофонта с конницей. Так что больше Чайку ничто не удерживало от начала похода в Этолию.

– Ну, раз так, – довольно кивнул Федор, посмотрев на своих военачальников, обступивших его со всех сторон, – тогда покидаем лагерь немедленно. Исмек, готовь своих слонов.

Огромный лагерь, в котором и так жизнь не затихала ни на час, вскоре загудел, как разворошенный улей. Первыми его покинула македонская конница и скифы под командой Ларина. До перевалов, которые им предстояло вскоре преодолеть, Федор рассчитывал на конницу, как на авангард и разведчиков, которые смогут предупредить опасность. А может быть, учитывая их численность, даже остановить. Атаки в тыл он пока не ожидал, а потому все кельты и пехота Кумаха, в полном вооружении, спейра за спейрой, покинули лагерь. Где-то среди них находился Летис, которого Федор еще так ни разу и не видел, занятый государственными делами, но обещал себе хотя бы поговорить с другом при первой же возможности.

Следом за африканской пехотой устремился осадный обоз, перевозивший полевую артиллерию, инженеров и землекопов. В арьергарде вышагивали слоны и целая хилиархия морских пехотинцев, прибывших на кораблях. Федор решил поберечь свою ударную силу на случай внезапного нападения. Надежды на слонов в этой экспедиции возлагал не только он, но и сам Филипп.

Часть кораблей, в основном грузовые, Федор отправил назад в Италию. Весь военный флот он оставил здесь на случай боевых действий. Лишь из предосторожности разделил его, откомандировав половину судов назад к открытой воде в Аргос Амфилохийский, где они встали на якорь рядом с македонской эскадрой. На большинстве кораблей морпехи остались, хотя их численность и уменьшилась вдвое, поскольку остальных Федор взял с собой в поход. На морпехов, остававшихся на кораблях у лагеря, командующий экспедиционным корпусом возложил и его охрану. Для этих целей он даже разрешил, в крайнем случае, снять баллисты с кораблей. Чайка надеялся, что этого не потребуется, но на войне произойти могло все. Конечно, македонцы давно захватили эти места, но, кто знает, на что пойдет стратег этолийского союза. А этот лагерь стал теперь основной базой армии Федора Чайки и он не мог оставить без надежного прикрытия тыловые коммуникации.

На этот раз путь Чайки лежал гораздо левее того места, где они впервые увидели течение реки Ахелой. Они завернули не так круто, чтобы двигаться в направлении ее истоков, которые находились где-то позади, в Эпирских горах, но и форсировать реку им теперь придется примерно в паре сотен километров выше по течению. Македонская конница быстро оторвалась от основных сил, и полдня от них не было никаких известий. Лишь к вечеру, когда холмы стали переходить в скалистые горы, прибыл гонец от Демофонта. Он сообщил, что оба перевала, через которые армии предстояло пройти вглубь территории Этолии, уже в зоне видимости.

Эта новость порадовала Чайку, но Демофонт пока ничего не сообщал о том, свободны ли эти перевалы от противника и сколько еще до них добираться. Ведь вторжение Филиппа уже началось и первые новости с фронта, привезенные Демофонтом, хоть и были победными, но слегка озадачили Федора, который по-прежнему продолжал получать сведения от собственных шпионов. Если отбросить всю браваду македонцев, то новости были такие. Филипп форсировал Ахелой сразу в нескольких местах согласно своему плану на следующее утро, но был немедленно атакован на одной из переправ этолийской конницей. К счастью собственная конница у него имелась в достаточном количестве, и враг был отброшен.

Не дожидаясь окончания переправы все своей армии, Филипп, которому разведка доложила о солдатах противника, обнаруженных в соседней долине, немедленно отправил вперед авангард из двух тысяч пехотинцев, чтобы расчистить дорогу. Главный путь во внутренние земли Этолии лежал через эту долину.

Прибыв на место, македонцы столкнулись с ожесточенным сопротивлением этолийцев, встретивших их градом дротиков и камней из пращи, поскольку все склоны были усыпаны заградительными отрядами. Даже просто передвигаться по дороге было опасно. Главные же силы этолийцев, против обыкновения все же выстроили фалангу, перегородив путь. Однако, едва завидев противника, отступили без боя к дальнему концу долины. Македонцы, решив, что враг бежит, пустились в преследование, но настигнув этолийцев в узком месте, угодили в засаду. На них с обеих сторон обрушились пехотинцы почти смешав и без того разрозненный строй. С большим трудом македонцам удалось организованно отступить, оставив на поле боя убитыми больше трехсот человек. Долина осталась за этолийцами.

Филипп пришел в бешенство. К тому моменту разведчики донесли ему о наличии обходных путей по соседним долинам, оставленных этолийцами без присмотра или под небольшой охраной. Закончив переправу, царь сам возглавил конницу и, совершив обходной маневр, окружил, а затем выбил этолийцев из долины, по которой проходила главная дорога. Бой был жаркий, но македонцам удалось опрокинуть и рассеять противника повсеместно. Все, кто не погиб, бежали, а македонская армия устремилась в прорыв, вскоре втянувшись по двум соседним долинам в предгорья у Ахелоя. Пройдя почти сотню километров по этой местности и не встречая больше сопротивления, Филипп почти достиг равнинной части. Но здесь, в последнем ущелье, его вновь ожидала этолийская армия, на сей раз, заблокировав единственную возможную дорогу через перевал.

Согласно последним сообщениям от Демофонта, отправленного после этого к Федору, Филипп должен был уже взять этот перевал и спускаться на равнинную часть Этолии, где уже ничто не сможет его остановить. Узнав об этом, Чайка в лице Демофонта поздравил Филиппа с победами, но про себя подумал, что перевалы еще нужно взять. Стратег этолийцев Агелай прекрасно понимает, чем ему грозит прорыв македонцев на оперативный простор и постарается задержать их там как можно дольше.

«Неизвестно еще, что с нашими перевалами, – озадачился Федор, давая команду на ночлег в предгорьях, – мы до них еще не дошли. А если у Агелая хоть как-то поставлена разведка и он знает о нашем выступлении, то уж догадается, куда мы идем. И попытается преградить путь. Иначе ему придется туго».

Ночевка прошла без приключений, хотя и не очень удобно было разбивать лагерь на склонах гор для такого количества людей и животных, но поход есть поход. Подняв свои войска на рассвете, примерно к полудню они были под перевалами. Македонцы, бывшие здесь раньше, сообщили, что путь свободен.

– Либо я чего-то не понимаю, – пробормотал Федор, разглядывая впереди седловину невысокого перевала и скалистые уступы, покрытые снегом, сквозь которые петляла дорога, – либо этот Агелай не так прозорлив, как я себе представлял, и наше выдвижение осталось для него тайной. Что ж, тем хуже для него и всего этолийского союза. На войне, как на войне.

Первыми на перевал взобрались скифы, приняв его охрану у македонцев, двинувшихся ко второму перевалу. Минуя вместе с пехотинцами Кумаха перевал, Федор невольно залюбовался царившей вокруг красотой. Снег искрился под голубыми небесами, на которых не было ни облачка. День выдался ясный. И, хотя для скрытного продвижения Федор предпочел бы непогоду, укрывшую их низкой облачностью, он против воли радовался этой красоте.

– Если эти этолийцы и второй перевал не перекроют, – поделился с ним своими мыслями Кумах, – то мы так беспрепятственно дойдем и до Ферма.

– Твои слова да богам в уши, – усмехнулся Федор и сам слегка озадаченный бездействием этолийцев.

Возможно, Филипп своим мощным наступлением действительно связал все их главнее силы в одном месте, и стратег союза решил не распыляться на два фронта. Либо он вообще еще не знал о втором фронте. И такое было возможно. Хотя и удивляло Федора, – как можно не знать свои горы? Да этолийцы здесь каждую лазейку должны были знать и перекрыть заблаговременно, ведь информация о прибытии войска Карфагена у них точно была. «Не настолько же они глупые, чтобы дать нам соединить армии и ожидать победы в открытом бою», – размышлял Федор, ехавший на коне впереди пехотинцев Кумаха и рядом с ним самим, также восседавшим на лошади.

Когда путь их пошел вниз, он все пристальнее присматривался к тому, что творилось на втором перевале и дороге, ведущей к нему. Но, это было не так просто, поскольку путь уходил глубоко вниз, в безжизненную долину, где петлял среди камней. И все же Федор смог рассмотреть отряд скифов, скакавших впереди. Впрочем, скоро они скрылись за поворотом, исчезнув из виду. Одной из особенностей этой долины был ее крутой изгиб, который начинался в самой середине, сразу за скалой выступавшей слева и нависавшей над дорогой. Чайка с подозрением покосился на эту скалу, место было удобное для того, чтобы обстрелять отряд или спустить на проходивших по дороге камнепад. Деваться им было все равно некуда. Однако, по этому пути без потерь уже проехали все македонцы, а за ними и скифы, что вселяло в Федора некоторую уверенность. И все же…

Едва он миновал ту скалу, и колонна пехотинцев стала изгибаться, словно коричневая змея, как за его спиной раздался грохот и свист от падающих камней. Скала задрожала, несколько огромных валунов, прокатившись по ее склону, сорвались вниз и рухнули на головы несчастным пехотинцам, мгновенно превратив их в кровавую лепешку. Федор осадил коня и сделал знак остальным пехотинцам прекратить движение, ожидая новых обвалов и стараясь не обращать внимания на стоны раненных.

– Лучники к бою! – раздался рядом окрик Кумаха.

Несколько шеренг солдат сдернуло луки, развернувшись в сторону скалы и присев на колено. Другие выполнили этот маневр стоя. Но, команды пускать стрелы не последовало. Кумах медлил. Федор тоже напряженно вглядывался в навершие скалы. Поначалу он решил, что этолийцы решили отсечь конницу от пехоты и разбить их поодиночке. Однако, образовавшаяся насыпь была не настолько велика, чтобы полностью остановить продвижение войска. Нужно было спустить еще, как минимум два или три таких оползня, чтобы перегородить долину на достаточно длительный срок. Но, ни нового камнепада, ни атаки солдат противника не последовало. Чайка вообще не заметил наверху никакого движения. Колонна пехотинцев так и застыла, разорванная в одном месте этим нелепым камнепадом, придавившим, по меньшей мере, человек пятьдесят.

– Что думаешь? – спросил Федор у подъехавшего командира африканцев, не отрывая взгляда от скалы.

– Не знаю, – честно признался тот, – было похоже на атаку.

– Вот и я не верю, что ни упали сами собой, – кивнул Федор, прикрывая глаза ладонью от солнца, чтобы получше рассмотреть вершину скалы, – однако, больше нет никакого движения. Разве, что боги помогли в этот раз этолийцам.

– Ну, – усмехнулся Кумах, – если это все, на что способны греческие боги, то этолийцев их заступничество не спасет. Мы с ними быстро расправимся.

Остановившаяся колонна простояла на месте минут двадцать, но ничего больше не произошло, и Федор, приказав убрать раненых и убитых с дороги, решил двигаться дальше. С осторожностью африканская пехота миновала этот изгиб долины, и втянулась на предперевальный взлет. Закинув щиты за спину, солдаты с трудом переставляли ноги в кожаных сандалиях по слегка притоптанной каменой насыпи, служившей здесь дорогой. Когда они были уже на полпути к перевалу, Федор оглянулся назад и заметил слонов. Огромные животные двигались друг за другом, управляемые опытными погонщиками. Кроме погонщиков, слоны несли еще «полезную нагрузку», – в походном строю у каждого на спине был приторочен какой-то тюк. Оружие или части разобранных баллист, не поместившиеся на телеги. Там же мелькали и повозки с артиллерией. Подтягивался осадный обоз.

Вскоре навстречу Чайке прискакал, выбивая искры из камней, небольшой отряд скифов с посланием от кровного брата Иллура. Второй перевал тоже был свободен. Македонцы уже отправились вниз, чтобы еще сегодня успеть проверить брод. Река Ахелой находилась, если Федор правильно помнил карту, совсем недалеко от второго перевала. В конце длинного извилистого спуска.

– Ушам своим не верю, – произнес Федор, поправляя шлем на голове, и усмехаясь, – путь свободен. Неужели боги так сильно любят нас, что решили даровать победу даже без боя?

– Может и так, – кивнул ему Кумах, осматривая окрестные скалы, – во всяком случае, когда войско переправиться на другой берег больших преград на нашем пути уже не будет. Если только мы не решим перенести войну с равнины опять в горы.

– В любом случае, ночевать сегодня мы уже будем у переправы, – проговорил довольный Федор, и, обернувшись назад, добавил, сделав широкий жест рукой, – эти горы останутся позади. А дальше нас ждет равнина. И горе Агелаю, если он так глуп, что не попытался нас остановить.

Чайка был рад известию, но по давней привычке не делить заранее шкуру неубитого медведя решил немного подождать с празднованием. «Вот разобьем армию Агелая, возьмем Ферм, пустим на дно моря флот этолийцев, – рассуждал он, после небольшой передышки вновь взбираясь на коня, – вот тогда и попируем с Филиппом, он это дело любит, да и я не откажусь».

Однако, несмотря на то, что последний перевал, оделявший их от долгожданной долины, они прошли абсолютно свободно, что-то не позволяло Чайке поверить в окончательную глупость этолийского стратега. Судя по прежним донесениям, армия у него была, конечно, не из самых лучших и дисциплина хромала, но это не помешало ему прежде отбить все атаки Филиппа. Македонский царь, несмотря на все свою мощь и опыт, не смог в одиночку одолеть это «ополчение крестьян», как он его презрительно называл. Факт, впрочем, оставался фактом. Агелай наверняка знал, что в Акарнании высадилась армия Карфагена, и должен был перекрыть перевалы заблаговременно, как он это сделал на главном направлении. Пробился ли Филипп на равнину, до сих пор было неизвестно. Гонцам ехать в обход было далековато, быстрее было наладить связь, уже спустившись в долину. Но, связь сейчас не слишком волновала Федора, – план наступления был обсужден заранее, и каждая из армий имела свою задачу.

Покачиваясь в седле, Федор наблюдал, как его колонна петляла между скалистых отрогов, спускаясь к реке. Вокруг быстро темнело. Перевалы располагались довольно близко друг к другу, и все же одного дня было мало, чтобы спокойно миновать их. Чайка решился на переход сквозь второй, чтобы не ночевать в долине, где их могли запереть. Сумерки почти превратились в ночной мрак, когда слоны преодолели седловину, а обоз растянулся по обе части перевала. Федору пришлось продолжить движение, не зажигая огней, хотя это было и опасно. Враг мог оказаться поблизости.

Македонцы, которыми командовал Демофонт, вели себя так независимо, словно были отдельной армией, хотя и подчинялись в этом походе Федору. На этот раз Демофонт тоже увел своих людей вперед и, пользуясь тем, что день еще не окончился, беспрепятственно переправился на другую сторону, благо броды он знал. Скифы, шедшие следом, остановились на этом берегу, чтобы подождать основную колону.

Прибыв уже затемно к берегу реки Ахелой, оказавшейся на первый взгляд в этом течении более широкой и глубокой, Федор был вынужден заночевать там, где остановился. В узком ущелье, над которым со всех сторон нависали скалы. Его армия, передовой отряд которой скучился у воды, растянулась на несколько километров почти до самого предперевального взлета.

– Место для ночевки не лучшее, – сообщил Федор, собравшимся на берегу военачальникам, – но, выбирать не приходится. Кумах, выставь мощную охрану здесь у реки и вдоль осадного обоза. Пусть телеги выстроят так, чтобы было удобней защищаться от нападения. Солдаты пусть спят вполглаза. Костров не разводить. Пищу готовить можно, лишь как рассветет. После того и начнем переправу. Броды нам известны. Македонцы с той стороны прикроют нас от всяких неожиданностей.

Последние слова Федор сказал не очень уверенным тоном, поскольку и сам не был убежден, что македонцы ведут себя осмотрительно. Но выбора у него не было, поэтому оставалось сделать то, что зависело только от него. Он так и сделал. Получив приказ, Кумах, Исмек и Бейда, разошлись по своим местам, исполняя волю командования.

После долгого перехода армия должна была хорошо отдохнуть и поесть, но Федор решил отложить трапезу до рассвета. В противном случае вся дорога к перевалу покроется кострами, и это феерическое зрелище будет видно отовсюду. А Чайка предпочитал, чтобы противник, как можно позднее смог лицезреть всю его армию. Однако, не успели его уставшие и голодные солдаты устроиться на ночлег среди камней, как Федор сам заметил множество костров на другой стороне реки. Это македонцы спокойно готовили себе ужин, ничуть не заботясь о маскировке.

– Этот Демофонт решил неверное, что они невидимы, – проговорил Леха, приближаясь к шатру главнокомандующего, разбитого в сотне метров от пологого берега.

– Или, что бояться больше нечего, – ответил Федор, стоявший у входа в ожидании начальника скифов, с которым хотел обсудить план утренней переправы.

– Мои разведчики видели несколько человек на склонах гор, – ответил на это Ларин.

– С этой стороны реки? – напрягся Федор, напряженно всматриваясь в мигающие огни костров, с которыми он уже ничего не мог поделать.

– И здесь и там, – пояснил Леха, постукивая плеткой по своим мягким кожаным сапогам, – перевалы они почему-то не закрыли, но за нами наблюдают, командир.

– Значит, все-таки не боги, – пробормотал Федор себе под нос, вспомнив о камнепаде в долине.

– Ты о чем, командир? – не понял его Леха.

Но, Чайка ответить не успел. На другом берегу раздался грохот падающих камней и душераздирающие крики огласили долину реки Ахелой. Несколько костров погасло, а много других заволокло пылью.

– Да вот об этом, – просто ответил Федор, – сегодня днем такая скала рухнула в долине на моих пехотинцев. Меня чудом не зацепило.

Услышав грохот и крики на другом берегу, солдаты в лагере на этой стороне реки позабыли по сон и схватились за оружие. Выхватив мечи, они сгрудились у платок, ожидая нападения, но здесь пока все было тихо. Зато с той стороны водной преграды вслед за камнепадом поднялась невообразимая суматоха. Не успела пыль опуститься на камни, как Федор увидел мечущиеся тени и звон оружия. Там сражались конные и пешие.

– Похоже, наш друг Демофонт атакован, – заметил на это спокойно Ларин, и уточнил, сжимая плетку, – что будешь делать?

– Подожду некоторое время, – спокойно ответил Федор, – раз у него хватило ума развести костры ночью у переправы на вражеской территории, значит, хватит ума и отбиться. Сил у него достаточно. Не думаю, что на него напала вся армия этолийцев. Ну, а если что пойдет не так, поможем. Хотя соваться ночью вброд я не хочу.

Ларин одобрительно кивнул, ведь именно он отвечал за разведку брода через Ахелой.

– Пожалуй, ты прав. Вода доходит лошадям до брюха, а пешим почти по грудь будет. Если кого снесет на глубину, ночью половина просто утонет.

Поэтому они, молча, продолжили созерцать драку на другом берегу, которая, как и предвидел Федор, вскоре прекратилась. Ожесточенная схватка закончилась победой македонцев, вытеснивших этолийцев с берега или полностью уничтоживших этот отряд, рискнувший, наконец, атаковать авангард армии Федора. Шум на том берегу прекратился, но костров больше никто не зажигал.

– Думаю, Демофонт теперь до рассвета не сомкнет глаз, ожидая повторения атаки, – рассудил Федор, – ну, а нам, приняв меры предосторожности, можно и поспать. Утро уже скоро.

– Ты уверен? – на всякий случай уточнил Ларин.

– Уверен, – ответил Чайка, к которому только что прибыло двое посыльных из дальнего конца колонны, – осадный обоза никто не атакует, охрана выставлена. Сотне твоих бойцов приказываю патрулировать растянувшийся фронт армии, на случай возможного нападения. Остальным спать. Если что случиться, мы услышим это немедленно. А если нет, завтра утром нас обязательно попытаются атаковать снова. Так что, вздремнуть надо по любому. День был тяжелым.

Леха не стал больше спорить. Отправившись к расположению скифов, он немедленно отрядил сотню бойцов в караул, а сам лег спать прямо на камни, подстелив под себя лишь теплый плащ.

Остаток ночи пошел спокойно и с рассветом берег покрылся огнями, – кашевары готовили еду, чтобы накормить утомленных солдат перед новым днем пути. Пока солдаты насыщались и отдыхали, Чайка получил доклады от командиров о том, как прошла ночь, и посматривал на другой берег, где македонцы собирали лагерь. Ночной бой, похоже, выдался жестоким. Чайка разглядел, как бойцы Демофонта переносят убитых в сторону. Их счет шел на десятки. Он заметил так же, как большой отряд, человек триста катафрактариев, устремился в ущелье на разведку. Демофонт больше не хотел неожиданных нападений, которые, к счастью этой ночью не повторились. Остальное войско оставалось на берегу, ожидая начала переправы карфагенян, не торопившихся выступать. Этолийцев было не видно.

– Ну, пожалуй, пора и нам за дело, – решил Федор, перекусив горячей похлебкой и копченым мясом вместе со своими солдатами.

Он подозвал Ларина и приказал.