Соло Бардаш Валерий

Протяжный вой разносился в темноте. Многократно отраженный, вой усиливался и достигал неподвижного тела, затерянного на высоте среди хаоса льда. Волна за волной тревожные звуки проникали глубже в тело и возбуждали ослабленный мозг. Возбуждение принесло с собой приятные грезы. Ему грезилось, что он лежит с закрытыми глазами под тенью редкой листвы небольшого деревца, окруженный жарким воздухом. Со стороны воды доносится шум накатывающихся волн, прохладный ветерок и детские голоса. Он лежит в приятном расслаблении, не забывая внимательно прислушиваться к звукам тонких голосов. Это становится делать все труднее. Посторонний, усиливающийся звук перекрывает голоса.

Он очнулся. Грезы улетучились, остались только тревожные, доносящиеся снизу звуки. Разбитое, скованное холодом тело оставалось неподвижным. В сознании медленно формировалась мысль. Монета! Только одно существо могло появиться в этом цирке. Он направил глаза вниз, но не смог ничего разглядеть в темноте. Монета, наверно, была возле палатки и не решалась идти дальше. Он лежал и слушал, как, не останавливаясь, собака отчаянно звала его вниз, в теплые долины, туда, где их ждет не дождется круглолицая женщина.

В сердце пришла тревога за Монету. Оно беспокойно застучало, наполнило кровью артерии, оживило мозг. Он думал о Монете, мечущейся по льду среди коварных трещин и острых камней. Если он ничего не предпримет, она пропадет здесь, вместе с ним, в этом покинутом людьми месте.

Он приподнялся и сел, свесив ноги в трещину. От правой руки не пришло никакой поддержки. Она свисала безжизненно, не причиняя боли, и взамен желала быть оставленной в покое. Придется обходиться одной рукой. Он отстегнул петлю от ледоруба и с ее помощью прикрепил правую руку к боку. Чтобы не болталась. Пытаясь неуклюже заложить под рюкзак отвязанный ледоруб, он промахнулся, ледоруб выскользнул и укатился со звоном вниз. Оттуда ответили громким лаем. Начало было обнадеживающим.

Он начал медленно спускаться лицом ко льду, аккуратно вбивая кошки и придерживаясь левой рукой за молоток. Под ногами вырисовались очертания приближающейся трещины. Он внимательно осмотрелся и стал перемещаться вправо, туда, где просматривался обход. Первый обход прошел удачно, он сделал еще несколько, пока не увидел впереди то, чего боялся больше всего, – трещину, обхода которой не было видно ни справа, ни слева. У него был выбор. Двинуться в одну из сторон наугад или дождаться дневного света и рассмотреть трещину получше. Выбор облегчился тем, что он стоял удобно, на выполаживании, у нижнего края другой трещины. Он снял рюкзак, вынул спальный мешок, подстелил рюкзак вниз, сел поверх, отстегнул кошки и залез по грудь в спальный мешок. Внизу перестали выть. Чувствуя его приближение и его состояние, Монета раздавалась громким лаем, в котором он слышал возбуждение и страх. Этот лай проникал в глубину его сердца, беспокоил и поддерживал. Последняя мысль уходящего в забытье мозга была о том, что он не закрепил ледовый молоток для самостраховки.

К утру небо затянулось темными тучами. Он вылез из мешка, встал на ноги и сразу увидел, где можно обойти трещину. По цирку опять разнесся лай. Он посмотрел вниз и увидел черную точку на льду, далеко от палатки, почти у начала ледового склона. Бог знает как она добралась туда. Он не мог позволить себе пропасть здесь и оставить ее одну.

Ущелье заволокла метель. Задул холодный ветер и захлестал острыми снежинками по лицу. Он уже не чувствовал свою замерзшую левую руку. Он молил ее продержаться еще чуть-чуть. Монета лаяла где-то совсем близко, там, где было выполаживание и спасение. Он продолжал спускаться лицом к склону, не замечая, что уже находится на ровном месте, пока не увидел под ногами свою исхудавшую собаку и не опрокинулся с облегчением на спину. Монета лизала его лицо и руки и набрасывала на него свои окровавленные лапы. Он гладил ее здоровой рукой и чувствовал на лице быстро замерзающую улыбку облегчения.