Посланник смерти Косарев Александр

Глава девятая

Обретение чуда

Илья Федорович Хромов пришел на работу на полчаса раньше. В криминалистической лаборатории он первым делом включил атомно-абсорбционный спектрометр. Затем он вскрыл кейс, в котором лежало заветное полотнище, и выложил его на полированный стальной столик прибора.

«Пожалуй, будет достаточно сделать спектральный анализ ткани и чернил, – решил он. – Если ничего подозрительного не обнаружу, то останется только произвести изотопный анализ и выяснить приблизительный возраст коврика».

К тому времени, когда лаборатория стала наполняться сотрудниками, со своей первой задачей он справился. Проконсультировавшись с одной из сотрудниц, он выяснил, что ни материал, из которого сделан коврик, ни чернила такого химического состава никогда ранее не применялись для написания каких-либо посланий. Майор Хромов уложил рисунок в небольшой пластмассовый тубус и направился в цокольный этаж здания, где в двух смежных комнатах стоял укрытый за толстыми бетонными стенами ядерный спектрограф, оборудованный специальной приставкой, позволяющей с достаточно высокой точностью датировать возраст органических образцов.

– Ты чем сейчас занят? – обратился он к сидевшему за столом оператору Николаю Порошину.

– У вас, товарищ майор, что-то срочное?

– Да, пожалуй, срочное. Скажи мне, сколько времени занимает одно измерение на твоей «бандуре»?

– Это зависит от предполагаемой датировки образца, – ответил Николай. – Чем старее образец, тем большее время приходится его там выдерживать, – кивнул он на стоявший в центре комнаты массивный стальной цилиндр с сейфовой крышкой.

– Тогда взгляни-ка на образец сам, – майор развинтил свой тубус.

Николай Порошин потер между пальцами грубоватую ткань плохо отбеленного полотна и спросил:

– Что за кружки на нем нарисованы? В них смысл какой-нибудь есть?

«И он о том же! – с раздражением подумал Илья Федорович. – А он ведь физик, догадается быстро».

– Да нет, рисунки тут совершенно не важны, интерес представляет только ткань, – сказал он, стараясь казаться равнодушным.

– На первый взгляд, ей не менее тысячи лет, а то и поболее, – проговорил Николай. – Многое зависит от условий, в которых она хранилась, и от того, каким образом была в свое время изготовлена…

– Понял, понял, – перебил его Илья. – Скажи мне, хотя бы примерно, сколько времени потребует измерительный цикл.

– Сутки минимум, не меньше.

– Согласен, – сказал Хромов. – Надеюсь завтра после обеда получить от тебя результат.

Когда Хромов ушел, оператор аккуратно развернул странный коврик на столе. Убедившись, что полотнище не заражено радиацией, он уложил его на стеклянную подложку четырех пийного счетчика, установил крышку на место и включил форвакуумный насос. Дождавшись, пока разрежение в камере достигнет необходимого уровня, он установил таймер измерительного комплекса на двадцатипятичасовой рабочий цикл и нажал кнопку пуска. Покончив с этим, Николай вспомнил, что Хромов не оставил заявку на проведение работ, и позвонил ему, чтобы напомнить о ней.

– Да, да, сейчас принесу, – отозвался Илья и вспомнил о «брошке». «Вот, кстати, и ее отнесу Николаю, – решил он. – Пусть просветит».

Вынув диск из сейфа, он завернул его в бумагу и, заполнив бланк требования, направился вниз.

– Как, еще что-то принесли? – удивился Порошин, подбрасывая на ладони диск. – А с этим что прикажете делать?

– Сам пока не знаю, – пожал плечами Хромов. – Но для начала попытаемся выяснить, из чего сделан центральный камень и какова его внутренняя структура. Состав сплава мне, конечно, тоже интересен. Удельный вес, кристаллическая решетка и прочее.

– Понял, – кивнул Порошин, – по полной программе, значит.

Он подошел к стоявшей в центре комнаты лазерной установке, закрепил лоток на осевом рельсе и осторожно зажал в его зубчатых лапках «брошь». Проверив точность ориентировки, Николай подошел к пульту управления лазерной установки и включил блок питания.

– Эй, эй, – предупреждающе воскликнул Илья, – ты не очень-то усердствуй, а то перережешь мою железку.

– Не беспокойтесь, – недовольно дернул плечами Николай Алексеевич, – я только опорный сигнал сейчас выведу, ватт на двести. А кроме того, даже на самой полной мощности эта установка только фанерку и способна разрезать.

Он щелкнул тумблером, и тонкий красноватый лучик, отразившись в укрепленном напротив выходной линзы лазера зеркале, уперся в мутный камень «броши».

– Для начала мы подкатим к мишени дифракционный пирометр и с разных углов оценим величину внутреннего преломления луча, после чего будет ясно, монолитный использован кристалл или составной, – сказал Порошин.

– И что с того?

– Как что? Знание, конечно. Ты притащил сюда какую-то непонятную штуковину и хочешь, чтобы я во мгновение ока в ней разобрался. Так не бывает. Измерим когерентное отражение, определимся с видом кристаллической решетки, выведем соотношение по примесям…

Он хотел добавить еще что-то, но странный, похожий на скрежет звук, донесшийся со стороны лотка, заставил его замолчать.

– Это еще что такое? – недовольно буркнул он.

Илья первым бросился к установке и, прикрыв лицо ладонью, склонился над лотком.

– Что тут стряслось? – подскочил к нему Порошин.

– Посмотри, – указал майор на «брошь», – видишь, что с ней творится?

Николай тоже заслонился от слепящего луча и наклонился ниже. И в ту же секунду они одновременно вздрогнули от нового резкого звука и увидели тонкую зигзагообразную молнию, пробежавшую по торцу «броши».

– Гляди, гляди, – воскликнул Николай, – да она, кажется, делиться начинает! Нет, расти!

С возрастающим удивлением они следили за тем, как объект их исследования, буквально обвитый стремительно мечущимися вокруг него крохотными молниями, начал разбухать, одновременно скручиваясь вокруг своей оси, образуя некий новый предмет, напоминающий песочные часы.

– Вырубай! – крикнул Илья, почувствовав надвигающуюся опасность. – Вырубай скорее свою шарманку!

– Зачем? Ты же видишь, что твоя шайба как-то видоизменяется. Досмотрим уж до конца.

Не ответив, Хромов метнулся к блоку питания, намереваясь его отключить, но зацепился ногой за отставленное в сторону опорное колесо пирометра. Падая, он случайно задел рукой выступающий рычаг регулятора мощности. Лазер натужно загудел, и вся комната озарилась ярким кровавым светом. Хромов мгновенно вскочил на ноги и ударил по красной кнопке экстренного отключения. Лязгнули невидимые за обшивкой реле, и алый луч мгновенно погас.

– Ну и зря ты, – после некоторого молчания сказал Порошин. – К чему было так торопиться? Посмотрели бы, что в конце концов получится.

– Подожди… – предостерегающе вскинул руку Хромов.

Но было поздно. Пальцы не в меру любопытного Николая Алексеевича уже обхватили веретенообразное НЕЧТО, и в то же мгновение в лаборатории произошла фиолетовая вспышка, сопровождавшаяся шипением. Отброшенный назад какой-то сокрушительной силой, майор ударился спиной все о тот же злополучный пирометр и, потеряв на секунду сознание, упал на пол. Очнувшись, он некоторое время ползал на четвереньках, потеряв способность ориентироваться в пространстве. Наконец Хромов пришел в себя и с трудом поднялся на ноги. Пошатываясь и с хрустом давя обломки попдавших с потолка ламп, он обошел лазерную установку в поисках куда-то исчезнувшего техника. Из противоположного угла лаборатории раздался стон, и над одним из столов появилась голова Николая.

– Что это было? – еле выговорил он. – Меня будто ломом по голове долбануло.

Он удивленно осмотрелся вокруг и, опираясь на попадающиеся ему по пути предметы, подошел к майору.

– Ты что-то покрутил, – сказал Хромов, – вот оно и сработало.

– А кто же лазер выключил?

– Да что с тобой, Николай? Я, конечно.

Порошин недоверчиво взглянул на него и открыл было рот, чтобы что-то сказать, как взгляд его застыл, и он нечленораздельно замычал, протянув дрожащую руку к отклоняющемуся зеркалу. Хромов взглянул туда же и увидел в нем овальную дыру размером с теннисный мяч. Потом он решил посмотреть, что же сталось с его «брошью». Она лежала в своем первоначальном виде на обугленном лотке.

Когда электрики заменили в лаборатории лазерной спектроскопии разбитые светильники, Илья пригласил туда Шадского. Выслушав сбивчивый и во многом противоречивый рассказ экспериментаторов, Константин взял злосчастную «брошь» и, покачав ее на ладони, предложил:

– Давайте ее еще раз взвесим. Ведь масса тела является единственным параметром, который мы можем у «броши» проконтролировать после всех ее мыслимых и немыслимых превращений.

Шадский подошел к стоящим на соседнем столе электронным весам «Сарториус» и положил на них «брошь».

– Итак, – громко объявил он, – чистый вес этого предмета: два килограмма, сто тридцать два и шестьдесят семь сотых грамма. Проверь у себя, Илья, – повернулся он к майору, – сходятся ли новые показания с прежними?

Хромов в это время лихорадочно перелистал блокнотик с занесенными туда на прошлой неделе основными параметрами находок.

– Так, – скользнул он пальцем по глянцевой, мелованной бумаге, – диаметр, колиество камней, толщина…Ага, вот! У меня записано, что «брошь» весила две тысячи сто тридцать четыре грамма и еще пятьдесят две сотых.

– Ничего себе, дефицит массы составил практически два грамма! Но, может быть, первичные измерения ошибочны? – сказал Константин.

– Оставьте, оставьте свои инсинуации, – обиженно проговорил Порошин, – таких грубейших ошибок у нас не допускают!

Он засунул руки в карманы брюк и принялся вышагивать по кабинету.

– Эксперимент необходимо повторить, – наконец объявил он.

– Согласен, – кивнул Илья. – Завтра начальство узнает о сегодняшнем происшествии, и работать нам дальше будет сложновато.

Двадцать минут спустя, проделав все подготовительные операции, они все вместе собрались у пульта управления установкой.

– Ну что ж, с Богом, – тихо произнес Шадский и, настроив таймер аварийного отключения на одну минуту, включил лазерный луч.

Все трое, затаив дыхание, следили за «брошью», озаренной розовым отсветом луча. Но ничего похожего на то, что наблюдалось в прошлый раз, почему-то не происходило. Минута истекла. Звонко щелкнули контакты реле, и луч погас.

– Ну вот, – разочарованно произнес Шадский, – на сей раз совсем не реагирует.

– Переведи-ка, Николай, установку на режим непрерывного освещения, – посоветовал Хромов. – Вдруг дело как раз в этом?

Поразмышляв несколько секунд над этим предложением, Николай с явной неохотой шагнул к установке. Переключив режим освещения, он отскочил в сторону и отбежал к двери.

– Я лучше здесь постою, – сказал он.

Ожидание чуда продолжалось недолго. Вновь, как и в прошлый раз, звонко застрекотали торопливые электрические разряды, и трансформация началась. Хромов, таща упирающегося Константина за рукав, начал пятиться к двери, готовясь при малейшей опасности выскочить в коридор. Обуреваемый же любопытством Шадский, наоборот, не желая пропускать самое интересное, изо всех сил противился ему. Впившись взглядом в экран видеокамеры, он, позабыв обо всем, громко комментировал происходящее.

– Смотрите, – восторженно кричал он, – теперь она стала похожа на полосатый огурец! А сейчас напоминает формой китайский фонарик с пупырышками.

Но его восторга никто не разделял. Охваченный вполне понятным ужасом, Николай Порошин плавно перенес одну ногу за порог комнаты, и по его встревоженному виду было понятно, что он чувствует себя крайне неуютно. Хромов же, поняв, что оттащить Константина не удастся, отпустил его, но сам все же отступил назад. Внезапно пронзительный скрежет и пощелкивание резко прекратились и в комнате повисла тишина, нарушаемая разве только гудением трансформаторов лазерной установки.

– Эй вы, что там жметесь, – повернулся к своим коллегам Константин. – Идите сюда, посмотрите, что получилось!

– Ну уж нет, – пробормотал Порошин, перетекая своим объемистым телом в коридор, – хватит с меня и одного раза.

Хромов, чувствуя внутреннюю ответственность за благополучный исход эксперимента, решил приблизиться.

– Только ничего там не трогай, – предупредил он Константина.

Выключив луч лазера, он вместе с Константином принялся рассматривать лежащий на ложке предмет. От плоской, увесистой «брошки» не осталось и следа. Предмет и в самом деле удивительно напоминал старый китайский фонарик, украшенный винтообразной и словно граненой «ручкой», с пупырчатыми наростами. От самой же «броши» осталась фактически только та ее часть, на которой располагались белесый центральный камень и окружающие его кольцом мелкие зеленоватые камешки. Правда, теперь центральный камень изменил окраску и стал темно-сизого цвета, а его более мелкие спутники и вовсе горели, словно раскаленные угольки.

– Николай, выключи, пожалуйста, свет, – попросил Хромов, оборачиваясь к выглядывающему из-за двери оператору.

Почти в то же мгновение позади него щелкнул выключатель, и вся лаборатория погрузилась в полумрак. Все уставились на слабое голубоватое сияние, истекающее из торца лежащего на подставке трансформера. Илья проследил глазами за эфемерным потоком и, к своему удивлению, обнаружил, что тот не отклоняется зеркалом в сторону лазера, как и положено обычному световому лучу, а как бы проходит сквозь него, резко обрываясь, лишь немного не достигая стены.

– Ничего себе, – прошептал Константин, – это что еще за фокусы?

Боковым зрением майор увидел, что тот тянет руку, стараясь коснуться призрачного луча пальцами.

– Ты куда, – оттолкнул он его, – мы же договаривались!

– Да это просто свет какой-то, – неуверенно произнес Константин, неохотно отводя руку, – чем он может быть для нас опасен?

– И где же ты видел свет, который проходит наискосок через зеркало и оканчивается в полуметре от стены?

– Что вы там так долго обсуждаете? – вернулся в комнату набравшийся храбрости Николай.

– Иди сюда, – позвал его майор, – увидишь нечто занимательное.

Подождав, пока Шадский и Порошин вдоволь налюбуются диковинным зрелищем, Хромов подтолкнул их обоих к выходу.

– Пойдемте, мужики, отсюда, обсудим ситуацию.

– Да что же там обсуждать? – возразил Константин. – Давайте принесем эту штуку наверх, запрем до утра в сейф, а утром…

– Слышишь, Илья, он на завтра рассчитывает, – нервно хихикнул Николай. – Если бы он побывал с нами на первом представлении, не предлагал бы такую бредовую идею.

– Будет вам, – остановил Хромов начавшуюся было перепалку и выключил свет.

– Не хотите эту штуку трогать, не трогайте. Только покажите мне, как ее первый-то раз в руки брали.

– Я стоял здесь, – неуверенно пролепетал Порошин и неуверенно простер ладонь правой руки над граненой «сигарой». – И взял я ее прямо за середину, за хвостовик.

– А кнопок этих ты случайно не задевал? – спросил Константин, указывая на выступающие из переливающегося металла наросты.

– Да черт его знает, – растерянно пожал плечами Шадский, – может быть, я их действительно потрогал. Разве упомнишь? Все так быстро произошло…

Он умолк и, пятясь, отошел от подставки.

Согнувшись над подставкой, Константин осторожно коснулся сверкающей трубки одним пальцем. Ощутив им ребристую поверхность «фонаря», он на всякий случай резко отдернул руку и отпрянул в сторону. При этом бывшая «брошь» только слабо звякнула, и в лаборатории вновь воцарилась напряженная тишина. Несколько осмелев, Константин осторожно ухватил странный предмет за хвостовую часть и, стараясь не задеть ни один из шести каплеобразных наростов, поднял его над подставкой. Увидев, что «фонарь» уже находится в руке у Константина, Порошин с Хромовым непроизвольно попятились.

– Ты будь поосторожней с ней, – тихо проговорил майор, – не тряси.

– Да вы куда побежали? – удивился Константин, заметив торопливо удаляющихся от него коллег. – Я-то думал, мы сейчас ее со всех сторон сфотографируем.

– Нет, нет, – дружно воскликнули Хромов с Шадским, – лучше не будем!

– В таком случае я ее к себе отнесу, – сказал Константин, – пусть у меня в столе полежит.

– Нет, – возразил майор, – лучше положим ее ко мне в сейф, там она сохраннее будет.

С великими предосторожностями упрятав излучающий тепло трансформер в нижнее отделение сейфа Хромова, они разошлись, договорившись завтра же продолжить исследования…

На следующее утро, едва майор поднялся к себе на этаж, он увидел нетерпеливо вышагивающего около своего кабинета Константина.

– Илья, – бросился тот к нему навстречу, – пойдем скорее ко мне.

– Что там у тебя стряслось? – удивился майор. – Дай хоть плащ снять.

– У меня снимешь, – замотал головой Константин. – Кажется, свершилось невиданное чудо. Лучше поспеши, а то самое интересное пропустишь.

Через несколько минут они вошли в его кабинет.

– Садись, – Константин кивнул в сторону стоящего у монитора стула.

Хромов уселся и заинтересованно уставился на экран монитора, на котором вскоре появились знакомые тексты.

– Кажется, мне удалось найти ключ к этим текстам, – сказал Константин. – Вначале, по аналогии с китайским, я начал искать двусложные и трехсложные псевдобуквенные кластеры. Но попытка не удалась. Тогда я принялся перебирать все варианты буквенных композиций. Получилась тоже полная ерунда, поскольку я насчитал 264 буквы, что для нормального алфавита многовато. Я понял, что вновь двигаюсь не в том направлении. И когда я догадался поподробнее изучить строение, или, если хочешь, геометрию самих букв, то сделал удивительнейшее открытие. Оказалось, что буквы в нем на самом деле не так просты и состоят в основной своей массе как бы из двух частей, верхней и нижней. Гляди.

Перед глазами у Хромова появилось несколько значков, сгруппированных в неравные по длине строчки.

– Обрати внимание, – продолжал Константин, – вот на эти крючочки и волнистые палочки. Теперь посмотри вот сюда, пониже, – передвинул он изображение. Видишь, здесь те же буквы, только снизу у них появились какие-то дописки. Этих дописок я насчитал шесть, после чего предположил, что это что-то вроде гласных звуков, добавляемых к согласным для изменения звучания слога. Затем я обнаружил, что некоторые из этих букв никогда, ни в одном тексте не комплектуются с этими приписками. Я попробовал разные методики, но безрезультатно. И в один прекрасный момент меня осенило. Мне пришла в голову идея о том, что комплектуются попарно только настоящие, значащие буквы, остальные же являются некими служебными знаками. Как только я это понял и придал всем символам текстов условную разноцветную окраску, дальнейшая работа пошла значительно веселее. Довольно быстро мне удалось выявить значок, служащий в качестве точки. Отыскал я в текстах и геометрические знаки, истолкованные мной как числительные. Правда, их оказалось не десять, а почему-то двенадцать.

– Тут ты наверняка ошибся. Может, основных цифр все-таки десять, – перебил его Хромов, рассматривая выделенные синим цветом группы символов, – а остальные обозначают что-то иное – степени, например, или градусы какие-нибудь.

– Да нет, – покачал головой Константин, – не похоже. Честно говоря, этим вопросом я пока толком не занимался. Слушай дальше. Рассортировав все знаки, я выявил еще одну группу символов непонятного назначения в количестве пяти штук, которые непонятно к чему относились, но они ставились в начале каждого смыслового предложения. Я полагаю, что эти знаки выражают определенное время, в котором построена та или иная фраза.

– Так какие же это времена? – удивился Илья. – Времен всего три: настоящее, прошедшее и будущее, а значков пять.

– Видимо, в исследуемом языке существовали и какие-то другие времена. Например, очень далекое прошлое время и… и очень далекое будущее, – сказал Константин.

– Итак, что же после всех этих манипуляций у тебя в конце концов получилось? – поинтересовался Илья.

– Результат в общем и целом таков. Язык, на котором были написаны тексты, содержит, по-моему, всего двадцать восемь букв, из которых шесть играют роль гласных звуков. Кроме того, использовалось двенадцать числительных, пять определителей времени действия и как минимум один разделитель непрерывно ведущегося текстового ряда. Остается еще девятнадцать знаков, назначение которых мне пока не совсем понятно.

– Знаки препинания? – предположил Хромов.

– Может быть, – кивнул Константин, – но три из них встречаются только попарно, строго с тремя другими знаками, а четыре из оставшихся встречаются один-единственный раз именно в данной комбинации и больше нигде не появляются.

– Какой-то странный язык получается. И как ты обо всем догадался? – восхищенно посмотрел на Константина Илья.

– Старался, – засмущался Константин. – Но это только предварительные результаты. А сейчас ты увидишь самое главное.

Он нажал несколько кнопок на клавиатуре, и изображение на мониторе стало перемещаться таким образом, что в центре экрана оказалась надпись, скопированная с древнего коврика. Хромов напрягся. «Вот и настал момент истины, – подумал он, – сейчас мы узнаем, насколько верны мои предположения насчет того, что на нем изображен схематичный рисунок атома плутония».

– Неужели тебе удалось понять, что там написано? – повернулся он к Константину.

– Надеюсь, – ответил тот. – Я применил в данном случае метод известного аргентинского криптографа, – добавил он.

На мониторе снова началось движение. Буквы текста внезапно окрасились в различные цвета, откуда-то сбоку выплыла целая вереница иероглифов, которые начали прилепляться к некоторым одноцветным сочетаниям, тут же выпуская из себя ряды русских букв и слов. Двигались и перестраивались колонки «букв» и иероглифов. С быстротой молнии перебирались русскоязычные варианты переводов. Наконец, снизу появилось чистое поле, на котором начал собираться перевод.

– Рукописное воплощение божественного символа неодолимой силы, – хором принялись читать офицеры. – Возникающий в животе драконоподобного божества, хранящийся малыми частями в недрах небесного скорпиона и способный своим суставчатым телом преломить оковы земной тверди. Сияющий огненным блеском символ неодолимой силы столь ужасен в своей неукротимой ярости, что способен во мгновение ока испепелить народы и государства всей «Срединной империи». Заклинаю всех от соблазна приближаться к хранилищу «Символа неодолимой силы», возданной нам посредством «Небесного скорпиона». Да падет проклятье трех поколений на весь род отступников внутреннего храма Сверкающего мрака.

– Прелесть, – прокомментировал Хромов. – Мне даже кажется, текст каким-то образом перекликается с той небольшой припиской на китайском, которую нам удалось расшифровать еще в прошлый раз.

– Да, точно, – подтвердил Константин, – там тоже речь шла о некоем мрачном храме.

– Уж очень мрачном, – усмехнулся Илья, – если учесть, что рисунок, под которым сделана эта надпись, на самом деле чрезвычайно напоминает схематичное изображение атома плутония.

Утро 9 октября выдалось для майора Хромова крайне неудачным. Идя к лифту, он зацепился каблуком за отогнутый ремонтниками кронштейн и, пытаясь освободиться, напрочь его оторвал. Пришлось ему вернуться и сменить осеннюю пару на летние, не по погоде легкие ботиночки. Опоздав из-за этого на службу, он обнаружил на дверной ручке своего кабинета записку, написанную хорошо знакомым ему почерком заместителя начальника управления: «И.Ф., – срочно зайдите к 808-ю комнату. Говердовский».

«Наверное, кто-то успел “накапать” про вчерашнее!» – зло подумал Илья.

Не открывая кабинета, он развернулся и направился к Говердовскому, резонно полагая, что заставлять ждать начальство – себе дороже.

– Где вы пропадаете, Илья Федорович? – вместо приветствия сказала ему секретарша Говердовского. – Александр Дмитриевич уехал, но оставил для вас записку!

Взяв протянутую ему бумажку, Хромов прочел:

«Илья Федорович, подготовьте мне отчет по вчерашнему происшествию в лаборатории лазерной спектроскопии к 16.00. В случае моего отсутствия оставьте его у Марины.

Говердовский».

Хромов с досадой сунул записку в карман и отправился к себе, на ходу прикидывая, в какой степени ему следует посвящать начальство в это дело, заодно пытаясь догадаться, кто же так оперативно проинформировал руководство. Придя к выводу о том, что зловредная кляуза скорее всего последовала от электриков, он решил не вдаваться в историю появления исследуемых предметов в подведомственной ему лаборатории, а свалить все неприятности на еще недостаточно изученный эффект пьезоэлектрического разряда, якобы и вызвавшего образование узконаправленной ударной волны. Радуясь собственной находчивости, он составил докладную записку, и, завершив ее словами о том, что никто из личного состава не пострадал и что лично им приняты повышенные меры безопасности, Хромов, не дожидаясь назначенного часа, с легким сердцем отнес отписку наверх.

Прошло три дня, и майору стало казаться, что досадный инцидент исчерпан и забыт. Но в пятницу, когда до окончания рабочего дня осталось всего полчаса, зазвонил телефон внутренней связи.

– Хромов? Зайдите-ка ко мне на минуточку, – услышал он голос заместителя начальника управления.

Предупредив помощника, что ненадолго отлучается к руководству, он снял свой рабочий халат и торопливо вышел из лаборатории.

Полковник Александр Дмитриевич Говердовский ждал Хромова в кабинете не один. И судя по тому, что сам он стоял, а незнакомый Илье мужчина с круглой, обритой наголо головой сидел в вольной позе за его рабочим столом, находились они явно не на одной ступеньке служебной лестницы. Догадавшись, что незнакомец, судя по его поведению, имеет более высокое звание, Хромов решил представиться по всем правилам:

– Товарищ полковник, майор Хромов по вашему вызову прибыл!

– Здравствуй, майор, – недружелюбно приветствовал его Говердовский, – подходи ближе. Знакомьтесь, – повернулся полковник к своему гостю, – Хромов, Илья Федорович, заместитель начальника лаборатории физико-химических методов анализа.

Гость Говердовского поднялся и протянул через стол руку.

– Пасько, Борис Евсеевич, – представился он глубоким, слегка надтреснутым голосом, – генерал-лейтенант.

– Присаживайтесь, майор, – сказал Говердовский, в свою очередь, пристраиваясь на краешке своего собственного стола.

Илья Федорович сел.

– Так что же на самом деле произошло у вас в лаборатории? – спросил прямо в лоб полковник. – Что за взрывы вы там у себя устраиваете? Я вас именно об этом просил отчитаться. Или вы думаете, что, сочинив за десять минут эту «цидулю», – он небрежно потряс докладной запиской, – вы снимете все вопросы?

Хромов непроизвольно встал со стула и застыл по стойке смирно.

– Виноват, товарищ полковник, но от несчастного случая никто не застрахован.

– Я не требую от вас каких-либо оправданий, – отмахнулся тот. – Я требую только одного: объясните нам толком, что случилось на самом деле. Как-никак, а именно в тот момент, когда вы устроили фейерверк, в нашем здании на первом этаже произошло семь несчастных случаев. Да, да, Хромов, и нечего делать удивленные глазки! Четыре сердечных приступа, два случая внезапной потери сознания и совершенно необъяснимый случай потери ориентации в пространстве у одной из гражданских посетителей финансовой части. Все случилось буквально в одну секунду, как раз перед тем, как ваш Порошин вызвал электриков для замены якобы перегоревших ламп! Простого совпадения здесь быть не может. Поэтому мне необходимо знать, что за смертельные игры вы у себя устраиваете? Каких еще сюрпризов от вашей бурной деятельности нам ожидать в дальнейшем?

В кабинете на несколько секунд установилась напряженная тишина.

– Если рассказать кратко, – начал Илья, не на шутку встревоженный столь неожиданно прозвучавшими обвинениями в свой адрес, – то…

– Нет, майор, попрошу со всеми подробностями, – мгновенно отозвался из-за стола Борис Евсеевич, – причем с наимельчайшими!

Стараясь не пропустить ничего существенного, Хромов принялся рассказывать обо всех предшествующих злополучному взрыву событиях.

– История эта началась для меня 14 сентября этого года. В тот день я как раз был выписан из нашего госпиталя, что на Щукинской, и возвращался домой на метро…

Поведав обо всех обстоятельствах извлечения со дна реки Псел утопленного во время войны немецкого автосейфа, Хромов, увлекшись, встал со своего стула и подошел к висящей на стене большой грифельной доске.

– Ситуация складывалась таким образом, что мне постоянно приходилось разматывать эту историю как бы с конца. Поэтому и свое видение этой проблемы я начну излагать тоже, как бы отталкиваясь от своего личного мнения, базирующегося на полученных мною к настоящему времени результатах научных и архивных исследований. Итак, что же мы имеем к сегодняшнему дню? А имеем мы вот что! Найденный в автомобиле алюминиевый контейнер действительно состоял на вооружении Германии и применялся для оснащения диверсионных разведгрупп вермахта и абвера начиная с 1937 года. Кстати, и в дневнике о нем упоминается как об «аптечке Гюнтера». Удалось выяснить также, что изобретателем столь хитроумного контейнера действительно является некий Гюнтер Линч, активный деятель национал-социалистической партии, некогда работавший рядовым инженером в концерне «Сименс – Шуккерт». Собственно, больше мне сказать о контейнере нечего, за исключением того, что он был оборудован весьма изощренной системой самоликвидации. Записи в дневнике несомненно сделаны двумя разными лицами немецкой национальности. Основное содержание его процентов на девяносто, не меньше, посвящено довольно скрупулезному описанию некоего пешеходного маршрута, который проделала в 1939 году небольшая группа альпинистов, состоявшая первоначально из четверых немцев и еще двоих, видимо, местных проводников.

– А где они путешествовали, вернее, в каком районе, удалось выяснить? – спросил Говердовский.

– Привлеченному мной географу удалось определить только общее расположение интересующего нас района в системе Гималайского массива. Посмотрите, пожалуйста, сюда.

Он поднял руку и нарисовал на доске неровное зубчатое колесо, чем-то напоминающее свернувшегося клубком ежика.

– Вот так выглядит их маршрут, если перевести данные из дневника в графический вид, такой примерно формы. А вот место, где он ориентировочно пролегал, – продолжил он, старательно вырисовывая карту Китая, – скорее всего, находится тут. По всей видимости, группа альпинистов совершала обход некоего горного района, расположенного недалеко от королевства Непал. И хотя никаких географических координат в дневнике ни разу не упоминается, примерное местонахождение этого района все же удалось выяснить. Помогла одна случайность, вернее сказать, оплошность одного из составителей дневника. На одной из страничек он записал следующую фразу: «На западе алым отсветом загорелась заснеженная вершина Харумы». Удалось выяснить, что так некогда называлась одна из горных вершин Тибетского хребта. Поскольку тут же было указано местное время, то удалось вычислить, используя метод компьютерного моделирования, откуда в тот час была видна эта вершина. Оказалось, что площадь описанного экспедицией круга составила ориентировочно четыре тысячи квадратных километров.

– Чем, по вашему мнению, можно объяснить столь изломанную линию движения немецкой группы? – спросил генерал.

– Считаю, что не чем иным, как крайне пересеченным горным ландшафтом, по которому они двигались.

– Верно, но вы умалчиваете об одном существенном моменте! – грузно поднялся со своего места генерал. – Вот здесь, здесь и здесь, – он взял у Ильи мел и постучал по доске. – Ясное дело, по горам прямо не походишь, но все же давайте мух подавать отдельно, а котлеты – отдельно. Обратите внимание на три как бы врезающиеся внутрь очерченного круга клина. Их, очевидно, можно трактовать как три попытки проникнуть внутрь круга. Три попытки, – повернулся он к Хромову. – К чему же они привели? – Он обернулся к доске и поставил у одного из зубцов цифру один. – Чем закончилась первая попытка? Один из альпинистов, под псевдоним «Алеф», гибнет. Их остается пятеро. Вторая попытка была предпринята через девять дней пути. После второй попытки гибнут еще двое, да еще и як. Идем дальше. Третья попытка, по вашим словам, состоялась через неделю. Разбиваются еще один член основной команды и второй як из обоза сопровождения. Итак, из первоначального состава экспедиции в строю остаются только двое. Но после гибели четвертого члена команды дневник продолжает вести последний из оставшихся в живых немцев. Отсюда можно сделать вывод, что предпоследним погиб руководитель экспедиции.

– Да, вот именно, – воскликнул Илья. – Но самое поразительное состоит в том, что оставшиеся в живых все так же продолжают идти по маршруту. Проходит еще десять дней, и они предпринимают завершающую, четвертую, попытку проникновения. А через два дня в дневнике делается последняя запись. Наверное, и эта попытка оказалась неудачной, – сказал генерал.

– Нет, я не согласен, – покачал головой Илья. – Кто же организовал переправку чемодана с вещами и дневником к линии фронта? Да, вполне возможно, что какая-то трагедия с оставшимися в строю и произошла, но явно не фатальная.

– Майор, пожалуй, прав, – поддержал Илью Говердовский. – Как минимум один из них остался в живых. Предположительно, несчастный случай произошел с тем, кто вел дневник, поскольку записи внезапно прерываются. Но невредимым вполне мог остаться последний из проводников. И именно он на вьючных животных мог доставить своего пострадавшего спутника в одну из горных деревень или в один из горных буддистских монастырей и оставил его на попечение местных жителей.

– А когда была сделана последняя запись? – поинтересовался генерал.

– 28 июня 1939 года, – ответил Хромов. – О том, что случилось с ними впоследствии, мы, не имея достоверной информации, можем только догадываться. Но, видимо, последняя попытка проникнуть внутрь неприступного района оказалась успешной, пусть и частично. В результате чего им все же посчастливилось раздобыть или узнать нечто такое, что оправдывало и пот, и риск, и гибель их спутников. Очень может быть, что те предметы, что лежали в утонувшей машине, и были целью нескольких немецких экспедиций. И последняя из них свою основную задачу тоже выполнила не полностью. Пускай то, за чем охотилась эта шестерка, уже лежало в «аптечке Гюнтера», но находилась-то она за десять тысяч километров от рейха. Кроме того, пока последний из оставшихся в живых немецких путешественников приходил в себя после полученной травмы, началась Вторая мировая война. – При этих словах Говердовский и Борис Евсеевич многозначительно переглянулись. – Да, да, – перехватил их взгляд Илья, – причем на той стадии, когда в войну был втянут и Советский Союз. Это обстоятельство неимоверно осложнило возвращение последнего, оставшегося теперь в полном одиночестве, альпиниста в родной фатерланд. Мне удалось откопать уникальные донесения наших китайских товарищей, – продолжал он. – Вот что они сообщают в донесении от 3 октября 1940 года. Говорится об активизации немецких агентов в Тяньцзыне. В уютном городе, стоящем в устье реки, располагался один из крупнейших в Китае морских портов. Потом упоминается о появлении каких-то трех немецких коммерсантов в Гирине, на северо-востоке Китая. Правда, эта троица там долго не задержалась, вскоре ее видели в Харбине, городе, в значительной степени заселенном русскими эмигрантами.

– Какой датой отмечено сообщение? – уточнил генерал.

– 20 января 1941 года. Упоминалось, что один из них регулярно посещает самого известного местного эскулапа, некоего доктора от медицины Фу-Дженя. Имеется и еще несколько донесений на эту тему. Постепенно эта группа «торговцев» понемногу разрослась, и к тому времени, когда они добрались до приграничного селения Хэйхе, их было пятеро. Возможно, что двое примкнувших действительно были торговцами, которых троица взяла под свое покровительство для маскировки. Кстати, этот городишко расположен на Амуре, прямо напротив Благовещенска. И находились там коммерсанты до середины сорок первого года, когда… – Хромов полистал блокнот. – Как славно все сходится, – сказал он после небольшой паузы. – Судя по дате сообщения, коммерсанты спешно покинули Хэйхе, ровно за неделю до нападения немцев на СССР.

– Не понравился, наверное, чрезмерно строгий режим охраны на данном участке границы, – предположил Борис Евсеевич, – вот они и потащились дальше.

– Возможно, – кивнул Илья, – а может, просто им показалось, что там слишком людно. Короче говоря, предупрежденные о том, что вот-вот грянет война с Россией, «коммерсанты» снялись с насиженного места и двинулись дальше на север. Довольно долго они оставались в селении Хума, причем снова втроем. А весной сорок второго года двое неизвестно откуда взявшихся немецких натуралистов объявляются в селении Пань-Уюань. Это местечко в Китае знаменито своим горячим серным источником, в котором излечиваются самые труднозаживающие раны. Куда исчез их третий спутник, так и осталось загадкой. В середине ноября они покинули это местечко и вновь пустились в путь.

– Бьюсь об заклад, что они вновь направились к Амуру, – сказал Говердовский.

– Верно, – кивнул Хромов. – Сначала их следы обнаруживаются в приграничной Мохе, потом в Чзян-Джан-чкан, тьфу, черт, не выговоришь. Короче говоря, действительно, в районе, наиболее близком к Сковородино. Отсюда можно сделать вывод о том, что человек, дописывавший дневник, и один из харбинских коммерсантов – одно и то же лицо.

– Однако, где Амур и где Псел, – развел руками генерал. – Что-то ведь было и в промежутке?

– Следующий этап этой истории, – продолжил свой рассказ Хромов, – начинается в середине февраля 1943 года. Глухой зимней ночью на одном из участков советско-китайской границы совершила прорыв небольшая группа контрабандистов. Основной их задачей было осуществить переброску на нашу сторону одного-единственного человека и обеспечить ему огневое прикрытие, если пограничники попытаются эту попытку пресечь. Собственно, так все и получилось. Нарушение границы в районе станции Сковородино не прошло незамеченным, и наши стражи дальневосточных рубежей бросились за бандой в погоню. Действовали они по накатанной годами схеме, когда основные силы отрезали нарушителям возможность отхода и загоняли их поглубже на нашу территорию, принуждали к сдаче. Но в данном случае все шло не так, как обычно. Группа нарушителей углублялась в наш тыл, совершенно не выказывая желания повернуть назад. Решив, что лазутчики потеряли голову от страха, пограничники принялись по старинке их окружать, но тут же получили очень жесткий отпор. В этот драматический момент к месту боя и подоспела группа оперативников под руководством старшего оперуполномоченного Логунова. Кстати, мне удалось выяснить, что подобные группы были размещены как минимум на двенадцати пограничных заставах. Значит, о предстоящей переброске знали и к ней готовились! Так вот, оперативники подоспели к месту схватки в тот момент, когда двое из нарушителей, оставив позади себя группу прикрытия, начали уходить в сторону Транссиба. По несчастливой случайности двое нарушителей, из отходивших в направлении железнодорожной станции, почти сразу же напоролись на одного молодого оперативника, вернее будет сказать, на стажера, который, невзирая на ответный огонь, сумел ранить одного из них из пистолета. Другому же удалось ускользнуть. Из допроса пленного выяснили кличку того человека, которому удалось прорваться к железнодорожной магистрали, – «Хромой призрак». Под ней он и проходил в дальнейшем во всех документах и донесениях. Управление НКВД ДВО сразу же создало специальную оперативную группу, которая впоследствии и занималась розысками «призрака». Вернее сказать, на это была просто перенацелена группа Логунова, которая чуть-чуть не поймала его под Сковородино. Поскольку «призрак» оказался крайне хитрым и изворотливым агентом, то поиски его, несмотря на принятые меры, затянулись аж до июля сорок третьего года. Полгода неуловимый немецкий агент, преодолевая сплошные армейские заслоны, комендатуры и подвижные патрули, двигался на запад, проявляя невероятную смекалку и изобретательность. Чуть ли не ежедневно меняя личину, правдами и неправдами добывая необходимые документы и соответствующую одежду, он всегда уходил от майора Логунова и его команды, которые все время буквально дышали ему в затылок. И, наконец, в разгар лета 1943-го «призрак» и преследовавшие его смершевцы оказались почти в центре Курской дуги, и, что удивительно, именно в том месте, где целыми неделями со стороны немцев не звучало ни единого выстрела! Здесь в лесистой и сильнопересеченной местности «призрак» устроил на дороге засаду. По стечению обстоятельств в ловушку угодил капитан Синицын со своим адъютантом. Они ехали со своего полевого аэродрома на пункт радионаведения, но до места назначения так и не добрались. «Призрак» же завладел военной формой, документами и радиостанцией. Наверное, в тот же день он дал условленный сигнал, после чего затаился на выселенном хуторе. Видимо, к тому времени гитлеровцы знали, что он рядом с линией фронта, и со своей стороны тоже подготовились к его переброске. Ровно за сутки до последнего акта этой драмы они, собрав в кулак сильную бронетанковую группировку, бросили ее на прорыв наших позиций. Немецкое командование рассчитывало, что на противодействие беспримерной стальной армаде будут брошены все боеспособные части с прилегающих участков фронта, что, несомненно, облегчит действия спецподразделения абвера, которому было поручено любой ценой перетащить агента на оккупированную немцами территорию. И план их почти удался. Несмотря на то что буквально в последний момент логуновцы едва не настигли «призрака» в лесном убежище, немцы сумели вывезти своего подопечного на специально доставленном из Берлина бронеавтомобиле. Но в тот момент фортуна улыбнулась ему в последний раз в жизни. Через несколько часов броневик, в сейфе которого сидел сей «везунчик», был прижат танком БТ-7 к разрушенной переправе через реку Псел. Кстати, экипажем этого танка командовал отец одного из тех, кто через полсотни лет вытащил броневик из реки. Трудно представить себе, что чувствовал «призрак», когда везший его автосейф внезапно опрокинулся в реку и из щелей вентиляционной системы полилась вода.

– А позвольте спросить вас, Илья Федорович, – обратился к нему генерал, – сколько времени вы занимаетесь этим расследованием?

– Около полутора месяцев. Понятное дело, после работы, – стрельнул он глазами в сторону Говердовского, – по воскресеньям, праздникам.

– Что ж, за это время вам удалось узнать немало. Да, а что вы можете сказать по поводу прочих предметов из чемоданчика?

– Здесь у меня пока полный разброд, – смутился Илья. – Из-за недостатка времени удалось продвинуться совсем немного. Всего в чемодане находилось шесть предметов. Дневник. Кусочек скользкой ткани размером примерно двадцать пять квадратных дециметров. Причем первый же анализ выявил, что ткань эта оказалась совсем и не тканью. Во всяком случае, ни одной органической молекулы в ней не было найдено! И напротив, в ее составе мы обнаружили большое количество окислов редкоземельных элементов, что, согласитесь, характерно скорее для керамики, нежели для ткани. Далее по списку идет странное изделие, напоминающее мужской массивный перстень. Но он отличается от миллионов прочих колец и перстней тем, что имеет два обруча, в которые действительно можно просунуть палец. Причем обручи эти сделаны явно не на человека. Взрослый мужчина спокойно может просунуть туда два пальца сразу. Следующий предмет представляет собой увесистый металлический диск, украшенный мутным полукруглым камнем. Собственно, с тем диском, названным почему-то «брошью», и связан тот небольшой инцидент в лаборатории. Мы с Порошиным попробовали просветить этот камешек, чтобы выявить тип его кристаллической решетки. И тут началось что-то невероятное. Сначала послышался легкий треск, как будто в электросети случилось короткое замыкание, но нигде не искрило и запаха горелой изоляции я не ощущал. Я сразу крикнул Николаю, чтобы он срочно выключил установку. Но тут я случайно зацепился за стойку пирометра и, вместо того чтобы выключить ее, наоборот, вывел регулятор мощности на полную нагрузку. В следующую секунду мне все же удалось выключить лазер. А в это время Николай как раз протягивал руку к тому предмету, который получился из «броши». Я крикнул Николаю, чтобы он ее не трогал. Но тот успел коснуться похожего на огурец предмета, со сверкающей, будто граненой, рукояткой. И тут что-то громко хлопнуло и произошла короткая фиолетовая вспышка, но такой силы, что я был отброшен на пол, словно пушинка. Поднявшись через какое-то время на ноги, я увидел, что большая часть светильников разбита вдребезги, а Николай исчез. Но через несколько секунд он выбрался из-за стола целый и невредимый, а «брошка» вновь оказалась на своем прежнем месте и, что интересно, в прежнем обличье.

– Получается, что вспышка и сногсшибательный хлопок были для вас полной неожиданностью, – уточнил Говердовский, – и ничего подобного вы не ожидали?

– Совершенно верно, – подтвердил Хромов.

– Надеюсь, больше таких экспериментов вы не проводили? – в упор уставился Говердовский на Хромова.

– Да нет, – виновато опустил тот голову, – как раз и проводили.

– Как? – взорвался тот. – Вам что, одного урока оказалось мало?

– Во-первых, мы ничего не знали о последовавших за взрывом несчастных случаях. А во-вторых, мне казалось, что если не дотрагиваться до специфических наростов на теле этого предмета, то ничего страшного и не произойдет.

– И вы хотите сказать, что повторили все еще раз? – недоверчиво произнес полковник.

Илья обреченно кивнул.

– Так, и где же теперь эта штучка? – вскричал генерал, вскакивая из-за стола. – Она что, все еще здесь?

– Конечно, здесь, – пожал плечами Хромов, – у меня в сейфе лежит.

– Срочно все сдать в спецотдел, – гаркнул побледневший полковник, – и немедленно.

– Минутку, Александр Дмитриевич, – сказал генерал. – А вы, Илья Федорович, – обернулся он к майору, – оставьте нас, пожалуйста, наедине.

Илья вышел в приемную и уселся там в кресло. Минут через двадцать дверь кабинета распахнулась и полковник поманил его к себе:

– Ну, герой, заходи, – с усмешкой произнес он.

Илья, ожидая разноса, глубоко вздохнул и последовал за полковником. Но как только он закрыл за собой дверь, Борис Евсеевич буквально подтащил его к столу, около которого были составлены в кружок три стула. Усадив его на один из них, генерал расположился по правую руку от него, полковник – по левую.

– А теперь слушай меня очень внимательно, майор, – заговорил генерал. – Мы тут с Дмитричем посоветовались и вот что решили. Первое. На двое, нет, даже на трое суток мы тебя освобождаем от всех остальных дел. Ты должен подготовить подробный отчет обо всем, что сейчас рассказал. Далее. Завтра же сдашь все вещи из чемоданчика, да и сам его тоже. Курьера я пришлю. Не забудь приложить фотокопии старинных текстов и все распечатки сделанных вами переводов. Третье, – повысил голос генерал, видя, что Илья пытается ему возразить. – Третье! Соберешь максимальное количество информации о тех, кто вытащил броневик. И наконец, четвертое, самое важное. На отдельном листке ты напишешь мне подробный список всех лиц, которые так или иначе участвовали в твоих экспериментах. Естественно, включишь туда и тех, кто еще, кроме тебя, знает о существовании предметов из чемоданчика, пусть даже они просто держали их хоть раз в руках. Пока все.