Мертвоград Калугин Алексей

– Что – там?

– У патрульного под ногами…

– Ты это о чем? – непонимающе сдвинул брови Игорь.

– Да вон же… – Парень вяло, с неохотой как будто, снова кивнул в сторону стоявшего в двух шагах от них лейтенанта Ширшова. – Слизь какая-то у него под ногами… Копошится…

Игорь быстро закрыл глаза и протер веки согнутыми пальцами. Медленно сосчитал до четырех. Открыл глаза и направил взор не на лейтенанта, а дальше, гораздо дальше, почти в бесконечность. Контуры предметов и людей, оказавшихся в поле зрения чистильщика, сделались неопределенно-расплывчатыми. И тогда он медленно, стараясь ни за что не зацепиться, опустил взгляд.

– Верша!..

Закричал он так, что напарник вздрогнул.

– Да что б тебя в прах!.. Совсем обалдел, Гибер!..

Под ногами у Ширшова растекалась лужа полупрозрачной слизи, из которой вверх и в стороны тянулись извивающиеся, подобно щупальцам, выросты. Три или четыре щупальца, обвиваясь, будто гигантские змеи, опутывали ноги лейтенанта, а одно из них забралось уже выше колена. С краю два щупальца зависли, чуть приподнявшись над асфальтом, явно примеряясь, как бы дотянуться до Верши. Если заставить себя видеть только обросшую щупальцами студнеобразную массу и больше ничего вокруг, то можно заметить, как внутри нее тихонько, приглушенно мерцают крошечные серебристые искорки. Красиво. Как будто звезды далекой, чужой, незнакомой галактики.

– Уходи, Верша!.. Назад!.. Шоггот!..

На «шоггота» Верша среагировал мгновенно – чай, не первый день в «неотложке». И ведь надо же – перед тем, как назад отпрыгнуть, успел еще и лейтенанта толкнуть. Да только толку от этого никакого – ухватившись за человека, шоггот просто так уже не отцепится.

– Где?.. – Верша вытаращил глаза на Игоря. Как безумный. – Где шоггот?.. – и, выдернув из кармана двухцветные очки, сначала посмотрел себе под ноги.

– Да что происходит?.. – растягивая слова, совсем не по-командирски, но пока еще не слишком испуганно закричал лейтенант.

– Стоять! – рявкнул, как положено, на кинувшихся было к командиру на выручку патрульных Верша. – Стоять, иначе все передохнете!

То ли голос у чистильщика был соответствующим, то ли мысль о смерти как-то совсем не вдохновляла на подвиги. Бойцы остановились. Точно ноги их в расплавленный асфальт влипли. Автоматы наготове. Стволы по сторонам – ширь-ширь. Да только что от них толку.

Хорошая штука – шлем с затемненным забралом. Можно не беспокоиться о том, что кто-то увидит, какое дурацкое у тебя выражение лица. А в том, что лица патрульных были сейчас похожи на древнегреческие маски Комедии и Трагедии, разбитые на осколки и неумело собранные археологом-любителем, Игорь не сомневался. Он видел лица людей, оказавшихся в подобной ситуации. Они понимали, а может быть, и чувствовали каким-то сверхъестественным образом, что где-то рядом, совсем близко от них притаилась смерть. И это было не просто страшно, а жутко. Как остаться в темной комнате со скользким каменным полом и мокрыми стенами, зная, что вокруг кишат ядовитые змеи и пауки. Жутко до рвотных спазмов и звона в ушах. В то же время они не видели, не ощущали физически никакой угрозы вокруг. И это было странно. Это вызывало растерянность и недоумение. Как человек, проходящий сквозь стену. Жуткий страх, помноженный на хрусткую растерянность, искажал лица не хуже, чем мучительная боль. Такие лица старались прятать. Чтобы никто не увидел. Не узнал. Даже не вспомнил никогда.

Переход…

– Ах ты студень с киселем! – не то выругался, не то запричитал Верша, глянув сквозь очки лейтенанту под ноги.

Ширшов подпрыгнул, по-козлиному взбрыкнув ногами. Как будто кто пятки ему щекотать принялся. Или раскаленное железо прикладывал. Должно быть, так или примерно так отплясывала мачеха Белоснежки, когда на нее надели раскаленные докрасна железные туфли, непонятно с чего вдруг подумал Игорь.

– Стой на месте, лейтенант! Стой, не двигайся!

– Да, чтоб вас всех!..

Лейтенант стиснул зубы, сжал пальцы в кулаки и чуть приподнялся на цыпочки. Казалось, вот сейчас он сорвется с места и кинется… Куда? Ну, в общем, куда-нибудь непременно кинется. Может быть, в бой, а может, в бега. Человек похож на маятник, находящийся в положении неустойчивого равновесия. На то, в какую сторону он качнется, влияют одновременно множество факторов, каждый из которых в отдельности настолько незначителен, что в иной ситуации его не стоило бы даже брать в расчет. Но сейчас все могло оказаться в зависимости от траектории полета пылинки. Или от взмаха бабочкиного крыла. А может, и от того, что увидела во сне девочка Аня, живущая на восьмом этаже двенадцатиэтажного дома, в котором есть зоомагазин и ларек «Pirat Bay».

– Стой на месте, лейтенант! Стой! Или хуже будет!

Очень хорошая, просто замечательная угроза. Эффективна всегда и при любых обстоятельствах. Скажите, вы хотите, чтобы вам стало хуже? Вряд ли вы ответите утвердительно, даже если в данный момент вам очень хорошо. Ну а если вам плохо, неужели вы пожелаете, чтобы стало еще хуже? Да можно ли вообще вообразить такую ситуацию, в которой хуже быть уже не может? Всегда, в любых условиях, при любых обстоятельствах человек надеется на лучшее. Даже если петля уже затянута на шее, ноги в пустоте болтаются и слышно, как шейные позвонки хрустят, ломаются.

Ширшов замер, прислушиваясь к самому себе, к своим ощущениям. Как человек, впервые почувствовавший укол в сердце.

Может быть, показалось?.. Может, и не случилось ничего?.. Может, все обойдется?..

Да нет, приятель, уже не обойдется. Прижало тебя всерьез, и времени у тебя в обрез.

Никогда не задумывался о том, сколько стоит человеческая жизнь?.. Нет, не твоя именно. А так, вообще – абстрактная?.. Вот у древних египтян Осирис, или кто-то там еще, взвешивал души людские на весах. Как мясник потроха в лавке. Какой-никакой, а все же способ объективной оценки значимости того или иного субъекта. Конкретного представителя рода людского.

– Мужики… – Лицо у лейтенанта Ширшова скривилось, сморщилось, на сторону поехало. Как будто он сливу неспелую раскусил. Или вдруг понял, как жалко ему себя, родного. – Верша… – Он быстро провел сухим языком по губам. – Гибер… Жуть твою!.. Ну, скажите же наконец, что за жесть?.. А?.. Мужики?.. Иль вы дуркуете?..

Верша показал лейтенанту палец – стой, мол, и не шебуршись, – и, как пенсне, нацепив на нос двухцветные очки, еще раз внимательно осмотрел прилипшего к лейтенанту шоггота.

Желеобразная тварь уже не пускала щупальца по сторонам, а старательно затягивала лейтенанта в студенистый кокон. Глядя на него, Верша вспомнил, как, впервые увидав такое, он попытался сжечь шоггота оказавшейся под рукой паяльной лампой. Вот тогда-то он и убедился воочию, что на самом деле шоггота не существует. Вернее, его не было на том уровне реальности, на котором обосновалось синеватое пламя, вырывающееся из сопла горелки, что держал в руках Верша. Пламя – отдельно, шоггот – сам по себе. Они не существовали друг для друга. И то, что человек видел шоггота, ровным счетом ничего не значило. Ни для него самого, ни для твари. Шоггот ведь тоже ощущал его на каком-то уровне доступной ему реальности. Вот только кем был для него человек? Добычей, жертвой, объектом, подлежащим немедленной трансформации?.. Может быть, он видел в нем врага? Такую же тварь, какой сам представлялся человеку?.. Об этом лучше было не думать. Всякий раз, когда Верша пытался представить себя на месте шоггота, он чувствовал, как в голове у него все начинает куда-то плыть. Мысли и образы, заполняющие сознание, приобретали странный, размазанный вид. А само сознание становилось похожим на молочную реку, в которую дурак, стоящий на холме, выливал одно за другим ведерки с яркими, чистыми красками. Это было невообразимо красиво и настолько же лишено какого бы то ни было смысла.

Верша хмыкнул многозначительно, спрятал очки в карман, помял пальцами подбородок и озадаченно посмотрел на Игоря:

– Что скажешь, Гибер?

– Неприятная ситуация.

– Это я уже понял. Что делать будем?

– Геннадий, – Игорь впервые обратился к лейтенанту по имени. Доверительно. И, когда тот посмотрел на него, показал пневмоинъектор, – сможешь сам укол себе сделать?

– Не знаю… Наверное… Да что со мной?!

– Ты только не суетись, – сделал успокаивающий жест Верша.

– Да я спокоен!

– Точно?

– Точно!

– Сними шлем.

– Зачем?

– Не спрашивай, а делай, что тебе говорят!

– Жесть твою!..

Ширшов щелкнул зажимом, сорвал шлем с головы и метнул его в Вершу. Санитар был к этому готов и легко увернулся.

– Теперь сосчитай до десяти.

– Зачем?

– Тебе что, трудно?

– Нет…

– Ну, так считай.

– Один, два, три, четыре…

– Медленно считай! Сначала!

– Один… Два… Три…

Игорь вставил в рукоятку пневмошприца картридж с сывороткой.

– Четыре… Пять… Шесть…

Верша приоткрыл заднюю дверцу фургона и жестом подозвал к себе патрульных.

– Семь… Восемь…

Двоим он вручил широкое асбестовое одеяло. Третьему показал проволочную петлю, закрепленную на длинном шесте. Как для отлова собак.

– Девять… Десять!

– Теперь сделай три глубоких вдоха.

Ширшов поначалу стиснул зубы – подумал, что над ним издеваются. Но тут же решил, а черт с ними, сделаю все, что велят. А уж потом!.. Лейтенант вдохнул так глубоко, что даже голова закружилась и глаза сами собой начали закрываться.

– Ага, повело его, – кивнул напарнику Верша.

– Куда? – прорвавшись сквозь полудремотное оцепенение, спросил Ширшов.

– Дело в следующем, лейтенант. – Верша в растерянности как бы или в нерешительности малость поскреб щеку, подцепил ногтями торчащий волосок, дернул и сморщился от боли. – В общем, тебя шоггот за ноги схватил.

– Кто? – Ширшов растерянно посмотрел себе под ноги и, дело ясное, ничего там не увидел. Уголки губ его обиженно, но вместе с тем и угрожающе поползли вниз. – Ты что, издеваешься, опоссум?..

– Естественно, сам ты ничего не видишь…

– Естественно?..

– И пока ничего не чувствуешь. Кроме легкого головокружения и странной усталости. Спать ведь хочется? Как будто три дня не спал?..

– Мне уже третий день спать хочется!

– Но не так, как сейчас?

– Нет, – лейтенант быстро-быстро замотал головой. – В смысле, ничего необычного я не чувствую!

– А когда почувствуешь, тогда поздно будет, – сказал Игорь. – Тогда ты уже сырцом станешь. И нам, то есть твоим ребятам, – он кивнул на патрульных, – придется тебя пристрелить. Устраивает такой вариант?

Ширшов снова уставился вниз.

– Жуть твою…

Он наклонил голову сначала в одну сторону, потом – в другую.

– Я ни рожна не вижу!..

Он похлопал себя ладонью по бедру. И только Игорь увидел, как вязкая полупрозрачная слизь потянулась за его ладонью.

Только он один?..

Продолжая наблюдать за лейтенантом, чистильщик искоса глянул на то место, где минуту назад на бордюре сидел парень, назвавшийся Семеном.

– Да что б тебя в прах! – в отчаянии всплеснул он руками.

– Ну?.. – уставился на него Верша, верно решив, что подобное восклицание могло означать лишь еще одну гадость, явившуюся откуда не ждали.

– Парень сбежал! – указал на пустой бордюр Игорь. – Которого имитатор покусал!

– Ну и прах с ним, – безразлично махнул рукой Верша. – Сырцом он не станет. А ежели какую другую заразу подцепил – так то не наша, а его забота. Дураку свои мозги в башку не вложишь. Да и жалко, честно сказать… А, да ладно! – Верша еще раз, для убедительности, махнул рукой. – Что, это первый в жизни Буратино, которого мы встретили?.. Давай решать, как Генку вытаскивать.

– А в чем проблема? – осторожно поинтересовался Ширшов. – Я вроде бы и сам могу…

– Не можешь! – резко обрубил его речь Верша. – Понял?.. Сам ты сейчас ничего уже не можешь!

– Разве?.. – не спросил, а едва слышно промямлил лейтенант.

Все, понял Игорь, Ширшов израсходовал весь свой боевой запал. Но в данной ситуации это было хорошо. Чем меньше инициативы будет проявлять лейтенант, тем больше шансов на спасение у него останется. Чтобы вбить последний гвоздь, можно бы спросить, хочет ли он жить. Но, пожалуй, это уже будет слишком.

– Геннадий, посмотри, пожалуйста, сюда. Внимательно. – Игорь показал патрульному пневмошприц. – Сначала надо прижать жало пневмошприца к любому открытому участку кожи. Удобнее всего – в предплечье левой руки. Если ты, конечно, не левша. Когда прижал – плотно, но не сильно, – нажимаешь вот эту красную клавишу. И – все. Ты даже укола не почувствуешь. Понятно?

– А что в шприце?

– Сыворотка.

– Для чего?.. Или – от чего?

– Это особый состав, – терпеливо принялся объяснять Игорь, – который стабилизирует твое состояние и не позволит начавшимся в тебе изменениям зайти слишком далеко.

– Я ничего не понял, – затряс головой Ширшов. – Что именно вы собираетесь стабилизировать?

– Слушай, если ты будешь продолжать выяснять, что да как, то и стабилизировать будет нечего. – В своей обычной манере Верша объяснял все коротко и ясно. Хотя конкретики ему определенно не хватало. – Ты хочешь превратиться в сырца? Ну, так имей в виду, ты уже на полпути к этому. А может, и дальше!

– Давай шприц! – Ширшов протянул руку.

– Лови!

Не приближаясь, Игорь кинул лейтенанту шприц.

Ширшов поймал его и перехватил правой рукой.

Верша жестом велел патрульным быть настороже.

Ширшов до локтя отдернул левый рукав.

Вот сейчас-то оно и начнется. Самое что ни на есть веселье.

Лейтенант прижал жало шприца к коже, секунду помедлил и надавил клавишу активации.

В наступившей вдруг тишине слышно было, как прошипела плотная, тонкая струйка воздуха, пробившая капсулу с лекарством и вдавившая сыворотку лейтенанту под кожу.

Двое парней лет двадцати остановились за спиной у Верши. Оба высокие, худощавые. Одеты в кожаные шорты и жилетки. Длинные темные волосы у обоих заплетены в тоненькие косички с вплетенными в них разноцветными светящимися нитями. Мода нынешнего лета. Суровая, как приказ об отступлении из захваченного неприятелем города.

– Эй, а что тут у вас? – спросил один из парней у Верши.

– Рыбу удим, – не оборачиваясь, ответил чистильщик.

– Какую еще рыбу? – вполне серьезно удивился парень.

– Большую, крупную… – Верша подумал и добавил: – С красными плавниками.

– А какой в этом смысл? – спросил другой парень.

Вот ведь как завернул! Ни зачем, ни почему, а какой в этом смысл? Как будто в этой жизни вообще хоть в чем-то можно было обнаружить пусть хотя бы крупицу смысла. Даже до Исхода смысла не было ни в чем и нигде. А уж после него само по себе слово «смысл» утратило какую-либо конкретику и определенность. Нынче каждый мог понимать под ним все, что заблагорассудится. Вот, скажем, что имел в виду, говоря о смысле, парень со светящимися нитками в волосах?

Однако Верша тоже не особенно задумывался над проблемой поиска смысла, а потому ответил красиво и быстро:

– Мы к жертвоприношению готовимся.

Услыхав такое, оба случайных прохожих оживились. Со времен Исхода дикие, первобытные культы оттянули на себя большую часть оставшихся в городе душ. А попы, вместо того чтобы бороться, значит, за эти самые души людские, едва ли не первыми рванули из зачумленной Первопрестольной.

– Кому жертва-то?

– Знамо дело кому – Ктулху Великому! Да пребудет он вечно в славе и почестях!

– Так вы из Общества Ктулху!

– Мы из Гильдии чистильщиков! Йог твою Сатот!

Ребята в кожаных шортах настороженно переглянулись.

– А где рыба?

– Какая еще рыба? – не понял Верша.

– Ну, вы же рыбу будете в жертву приносить?..

– Рыбу сам жуй! – презрительно сплюнул Верша. – Ктулху только человеческие жертвы признает!.. Вот! Гляди! Начинается!

Лейтенант Ширшов выронил пневмошприц, прижал руку, в которую ввел сыворотку, к животу и согнулся в поясе, как будто у него началась кишечная колика. Лейтенант наклонялся все ниже, и в какой-то момент наблюдавшим за ним показалось, что он вот-вот уткнется лбом в асфальт. Но неожиданно тело лейтенанта распрямилось. Столь стремительно, как будто внутри у него сработала потайная пружина. Он откинулся назад, запрокинул голову, вскинул вверх сжатую в кулак руку с пульсирующими венами и закричал в темные, пустые и бесчувственные небеса. Это был странный, ни на что не похожий крик, без начала и конца, тянущийся на одной ноте и рвущийся, кажется, в бесконечность. Это был не крик безумца, чье тело разрывала на части боль – то был крик человека разумного, пришедшего в ужас от понимания того, что с ним еще только должно произойти.

Один из парней двумя пальцам взял приятеля за локоток, очень тихо прошептал:

– Пойдем отсюда.

И они начали осторожно пятиться, стараясь незаметно, неслышно отойти подальше. Уйти, раствориться во мраке. Они не понимали, что тут происходит, между фургоном с зеленым крестом и бронированным патрульным джипом, но, черт возьми, они точно знали, что не хотят принимать в этом участия!

Верша приметил, что ребята решили потихонечку убраться от чужих грешков подальше. Но ему сейчас было не до них. Начиналось действие, в котором ему была отведена едва ли не самая главная роль.

Крик лейтенанта оборвался в тот момент, когда никто этого не ждал. Вскинутая к небу рука упала вниз. Тело Ширшова дернулось в одну сторону. Будто марионетка, которую потянули за нить. Затем – в другую. Совершенно немыслимым образом лейтенант завел руку за спину и схватил себя сзади за шею.

И – покатило.

Лейтенант раскинул руки в стороны, и тело его затряслось, будто через него пропустили высоковольтный разряд тока. Разве что только глаза не светились, как лампочки, и икры из ушей не сыпались.

Верша взмахнул шестом, накинул проволочную петлю лейтенанту на шею и рывком повалил его на мостовую.

– Давай!

Вместе со стоявшим рядом патрульным они ухватились за шест и поволокли лейтенанта на другую сторону дороги, подальше от шогготова гнезда. Лейтенант рычал, сучил ногами, но руки у него были заняты – чтобы не оказаться удавленным проволочной петлей, ему приходилось держаться за основание шеста, на котором она крепилась. На это и был весь расчет. Иначе с сырцом не совладать. Живьем он, тварь, в руки, как правило, не дается.

– Ну, чего ждете! – вскинув голову, заорал на двух других патрульных Верша.

Растянув края асбестового покрывала, парни накинули его лейтенанту на ноги и, упав сверху, придавили дергающееся и извивающееся тело к асфальту.

Игорь ткнул в шею лейтенанту жало пневмошприца и нажал клавишу. Затем быстро сменил картридж и сделал еще одну инъекцию. Тройная доза сыворотки и лошадиная порция транквилизатора. Если и это не успокоит Ширшова, останется только вырубить его передозом инсулина. Кома – это такая штука, из которой, как из болота, сам не выберешься.

– С-суки… – глядя в небо, сдавленно прохрипел Ширшов.

– Ага, – кивнул Верша. – Ты нам потом еще спасибо скажешь, конечно. – Чистильщик толкнул локтем патрульного: – Держишь?

– Держу, – кивнул тот.

– Хорошо держишь?.. Крепко?

– Крепко.

– Ладно, давай держи. Выпустишь – он тебе первому голову свернет.

Патрульный это понимал. И к порученному заданию отнесся со всей ответственностью – натянул петлю так, что у Ширшова глаза закатились и язык изо рта вывалился.

– Эй, потише! Не усердствуй! – осадил парня Игорь. – А то, не ровен час, удавишь командира-то!

Верша распахнул заднюю дверцу фургона «неотложки». И оттуда на него, рыча и скаля зубы, вывалилась искусанная имитатором девица. Которую все, между прочим, считали упокоившейся если не с миром, то по необходимости, и, уж точно, всерьез и надолго. Верша, никак не ожидавший столь пакостного поворота событий, на миг растерялся. А нахальная девица схватила его за плечи, потянула к себе и щелкнула зубами в опасной близости от сонной артерии чистильщика. Услышав этот сухой щелчок, Верша в момент пришел в себя и со всей силы врезал девице кулаком в левую скулу. Та только головой тряхнула и посмотрела на Вершу весьма недобрым взглядом. Классический сырец, готовый гуллом обернуться. Тут уже никаких сомнений быть не могло. И Верша, не ведая сомнений, двумя короткими ударами сбил лежавшие у него на плечах руки. Девица, в этот самый момент вновь потянувшаяся к шее чистильщика, потеряла равновесие и резко подалась вперед. Что характерно, зубы скалить при этом она не забывала. Хотя, скорее всего, дело было вовсе не в особой агрессивности конкретной твари, а в том, что особое устройство ротового аппарата не позволяло ей полностью сомкнуть челюсти. Не упустив представившуюся возможность, Верша нанес серию коротких, но сильных ударов локтями по и без того распухшей физиономии гулла-кровопийцы. Тварь откинулась назад и тут же получила дверцей по лбу, затем – кулаком в нос и снова – дверцей по голове. Верша молотил без остановки, как будто перед ним был подвешенный на веревке мешок с песком, служащий для отработки самых грязных ударов боя без правил. Тварь успевала только рыкать в ответ и временами взмахивала руками, будто ища опору или что-нибудь, за что можно зацепиться скрюченными пальцами. Если бы чистильщик сделал паузу хотя бы на секунду, тварь извернулась бы, прыгнула и вцепилась в него. Как следует. И это был бы конец. Еще никому не удавалось победить сырца в честном, открытом бою. Потому что сырец и сам не станет драться честно. Удары со спины и ниже пояса – это именно то, что получается у твари лучше всего.

Работая попеременно дверцей и кулаком, Верша загнал гулла-сырца в глубь фургона, захлопнул дверь, привалился к ней спиной и посмотрел на небо. Все такое же черное, бездонное. Звезд не видно. Тоска.

– Эй, служивые! У кого автомат под рукой?

Одной короткой репликой Верша моментально привлек к себе внимание всех присутствующих. Чего, собственно, и добивался.

– Не до шуток, Верша, – недовольно буркнул Игорь.

Лейтенант, получив дозу транквилизатора, которая слона могла свалить, и не думал успокаиваться. Напротив, он, казалось, становился все сильнее и агрессивнее. Игорь старался не смотреть Ширшову в лицо – боялся, что уже не увидит в нем ничего человеческого. Он то и дело посматривал в сторону напавшего на лейтенанта шоггота, опасаясь, что тварь попытается вылезти из гнезда. Но шоггот вел себя тихо – сжался в плотный слизистый комок и сделался почти незаметным. В общем, такое поведение было наиболее характерным для шоггота. Как правило, он не искал жертву, а ждал, когда она сама к нему придет.

Верша качнулся вперед, когда гулл изнутри бросился телом на дверь.

– Девка ожила! – крикнул он.

– Какая еще девка? – рыкнул в ответ Игорь.

– У нас что, полная машина баб?.. Та самая, которую недавно загрузили!

Только теперь Игорь поднял голову и посмотрел на напарника.

– Она же мертвая.

– Я тоже так думал… – Верша снова дернулся от удара в дверь изнутри. – Да пристрелите же ее кто-нибудь!

Нет, Верша не шутил. Такими вещами – ночь бы в карман! – вообще не шутят! В особенности – чистильщики!

Игорь жестом попросил у патрульного автомат. Тот скинул с плеча «калашников» с откидным прикладом и протянул оружие чистильщику.

– Держите лейтенанта.

Игорь снял автомат с предохранителя, передернул затвор и подошел к Верше. Поставив ноги чуть шире плеч, Игорь откинул автоматный приклад, плотно прижал его к плечу и аккуратно прицелился. Точно – чуть выше головы Верши.

– Готов?

– Да.

Верша упал на мостовую.

Дверца фургона отлетела в сторону.

Игорь трижды плавно надавил на спусковой крючок. Три посланные в цель пули разнесли голову высунувшемуся было из машины сырцу.

– Все? – чуть приподнял голову Верша.

– Ну, если у тебя там больше никого нет…

– У меня? – Верша криво усмехнулся и поднялся на ноги. – Можно подумать, это я ее покататься пригласил!

Игорь поставил автомат на предохранитель и опустил ствол.

Верша заглянул в машину и густо выругался.

– Вот же, гать через болото… Теперь замучаешься отмывать.

Вся машина изнутри была уделана кровью и разлетевшимися по стенкам мозгами. Хорошо еще, что перегородка с водительской кабиной была закрыта – иначе бы и там была кровавая баня.

– Что с девчонкой случилось?

– Ты у меня спрашиваешь? – не то насмешливо, не то обиженно посмотрел на напарника Верша.

– У нее не было никаких признаков заражения.

– Ага. А еще я ее обработал, как всякую мертвую тварь. Нитрат серебра с инсулином. На всякий случай.

– А имитатор как?

Вытянув шею, Верша заглянул в машину.

– Вроде не шевелится…

Игорь подошел к напарнику, откинул в сторону ногу мертвой – теперь уж, надо полагать, окончательно мертвой девицы, подтянул мешок с трупом и расстегнул молнию. Имитатор был мертв. Или, по крайней мере, производил впечатление абсолютно мертвого тела. Струйка крови, вытекшая из пулевого отверстия в центре лба, успела засохнуть. Игорь застегнул молнию на мешке и затолкнул труп в машину.

– Ну и ночка сегодня, – глядя на напарника, покачал головой Верша. – Скажи, Гибер?.. Я, как до дома доберусь, сутки отсыпаться буду… Не, сначала душ приму… Или, еще лучше, ванну горячую.

– Почему девка ожила?

– Ты у меня спрашиваешь?

– А у тебя есть соображения?

– Не-а, – мотнул головой Верша. – Только автомат я теперь из рук не выпущу.

– Ну, если шоггот за ногу схватит, то и автомат не поможет.

– Если шоггот схватит, тогда я сам себе мозги вышибу.

Игорь внимательно посмотрел на напарника. Нет, Верша не дурачился. И героя из себя не корчил. Он действительно сделал бы то, что сказал. Причем – не задумываясь. Потому что сам не раз видел, что происходит с теми, кого коснулся шоггот.

– Не пойму, что происходит. – Игорь достал из машины сложенные вместе металлические рейки с фиксаторами. – Гаст точно был ненастоящий. Шоггота рядом не было…

– А тот, что лейтенанта хапнул?

– Он позже выполз… Мне на него тот парень указал, которого псевдогаст покусал.

– Парень увидел шоггота раньше тебя?

– Да.

– Такое вообще-то может быть?

– Не знаю.

– А что, если он тоже инфицированный?

– И что ты предлагаешь?

– Я не предлагаю, а спрашиваю.