Япония. Вся правда. Первая полная антология катастрофы Цирулев Роман

Читая многодневные «сводки с полей» из Фукусимы, кажется, что ликвидаторы аварии сражаются с каким-то непобедимым многоголовым чудовищем, который будто играет ними: только удастся взять под контроль ситуацию на одном реакторе – проблемы возникнут на втором, работники станции ринутся их устранять – полыхнет на третьем, потом – снова на первом, и так далее. В адрес компании TEPCO было высказано достаточно критики за нерешительность, нерасторопность, халатное отношение к опаснейшему объекту. Действительно, в некоторые моменты казалось, что компания просто не знает, что делать, и опускает руки или, что немногим лучше, горестно хватается этими руками за голову. К тому же, как выяснилось, система безопасности станции действительно была не до конца продумана и не рассчитана на землетрясение и цунами такой силы. Однако справедливости ради надо сказать, что справиться с ядерным реактором (а тем более четырьмя) с выведенными из строя системами охлаждения – задача не из легких. Ядерная реакция – не та вещь, которую можно взять и отключить нажатием кнопки. Произошедшее в Фукусиме наглядно показало, что ядерная энергия при всей своей прогрессивности и экологичности (пока она находится под контролем) все еще одно из самых неуправляемых достижений человечества, и управляться с ней надо с крайней осторожностью.

В предыдущей главе мы восстановили внешний ход событий по дням, а иногда и часам. Теперь же попробуем разобраться, что случилось внутри реактора? Как именно стихия нарушила его нормальную работу? Почему случились многочисленные взрывы и выбросы пара? Наконец, почему работникам станции никак не удавалось все это остановить?

Поскольку вся Япония находится в сейсмически активной зоне, на каждой атомной станции в этой стране установлены высокоточные сейсмические датчики, которые регистрируют любое движение земной коры и при малейшей опасности дают сигнал об остановке реактора. Так произошло и в этот раз – 11 марта датчики зафиксировали первые свидетельства мощнейшего землетрясения, и сразу был запущен процесс заглушки трех первых реакторов станции, которые работали в тот момент.

Как уже было сказано, реактор нельзя взять и отключить нажатием одной кнопки, этот процесс требует времени. Сначала в активную зону реактора погружаются специальные регулирующие стержни, которые поглощают избыточные нейтроны (нейтроны выделяются при распаде ядра урана или плутония и, обладая огромной скоростью, способствуют распаду других ядер – это и называется цепной реакцией) и замедляют таким образом ядерную реакцию, снижая мощность реактора. На «Фукусиме-1» это было сделано сразу после поступления сигнала о землетрясении, и через три минуты реакторы работали на 10 % своей мощности, а через десять – полностью перестали производить энергию.

Однако погружение регулирующих стержней – только первый этап остановки реактора. Даже когда все нейтроны поглощаются и новых распадов ядер урана не происходит, продолжается распад продуктов разложения урана, что все равно сопровождается выделением огромного количества тепла, которое необходимо от реактора отводить. Процесс охлаждения идет постепенно – в нормальных условиях он занимает несколько дней. Но буквально через несколько минут после остановки реакторов случилось новое бедствие – на станцию, практически не затронутую собственно землетрясением, обрушилось цунами.

Как уже было сказано, охлаждение реактора происходит за счет циркуляции холодной воды, которую качают мощные насосы, работающие от общей электросети, а также подключенные к запасным дизельным генераторам на случай перебоев с электроэнергией. Эти генераторы и были разрушены цунами, которое уничтожило все связи станции с общей энергетической сетью и привело к ее обесточиванию. Этот удар гигантской волны и стал источником всех тех дальнейших бед, с которыми целые недели боролись герои Фукусимы. Таким образом, еще раз подтвердилась истина, которую хорошо знают японцы: самое страшное – это не землетрясение, каким бы сильным оно ни было, самое страшное – это то, что приходит после землетрясения: беспощадное цунами.

Неужели строители станции были настолько недальновидны, что не учли возможность удара цунами? Учли, но не такой силы. Напротив станции недалеко от берега была построена стена, призванная как раз защищать ее от цунами (ее легко увидеть на многочисленных фотографиях АЭС со спутника), но эта стена рассчитана на волну высотой 5,7 метра, что считается бедствием невиданной силы. В этот же раз высота волны составила 14 метров! То есть в два с половиной раза выше запланированной при строительстве. Атака стихии 11 марта 2011 года была совершенно невиданной даже для Японии силы, и к ней не были готовы даже привыкшие к постоянной опасности жители этой страны. Конечно, задним числом можно сказать, что ученые могли и должны были предвидеть и столь разрушительные бедствия, но история, как известно, не знает сослагательного наклонения, и что случилось, то случилось.

После выхода из строя дизельных генераторов станция еще некоторое время охлаждалась с помощью резервных батарей, рассчитанных на работу только во время кратковременного ремонта генераторов и совершенно неспособных их заменить. Через несколько часов они разрядились, и вода по реактору циркулировать перестала, начав нагреваться от раскаленной (и продолжающей нагреваться, так как распад продуктов разложения урана продолжался) активной зоны. Естественно, вода стала быстра закипать и, превратившись в пар, повышать давление внутри корпуса, угрожая превысить предел его прочности и вырваться наружу, нарушив таким образом герметичность оболочки, а это, в свою очередь, чревато попаданием большого количества сильно радиоактивных веществ в окружающую среду.

Чтобы предотвратить разрушение оболочки, инженеры станции субботним утром произвели запланированный выброс пара на первом реакторе – открыли аварийные клапаны и выпустили пар из контейнмента, куда он сбрасывался в результате повышения температуры в самом реакторе. Внешний корпус энергоблока к тому времени оказался уже не вполне герметичным (под действием температуры, а отчасти, возможно, и из-за землетрясения), что привело к резкому росту радиации поблизости. Однако это было меньшее из зол – вероятная разгерметизация активной зоны грозила куда более значительным заражением территории. После этого с помощью мобильной электростанции в реактор для его охлаждения была подана вода (раньше это сделать было нельзя, так как она бы тут же испарилась и только еще сильнее повысила внутреннее давление).

Вместе с паром наружу попал так называемый реакторный газ – смесь летучих радиоактивных компонентов, образующихся в активной зоне реактора, которые, однако, не усваиваются человеческим организмом и быстро рассеиваются в атмосфере. Поэтому сам по себе выход наружу горячего пара не представлял бы большой опасности – однако вскоре после этого в атмосфере возле станции обнаружили продукты разложения урана – радиоактивные и очень опасные для человека цезий, стронций и йод. Это могло означать только одно – что успела расплавиться оболочка по крайней мере части твэлов и продукты распада из них попали в состав газа, а значит, можно ждать дальнейших серьезных выбросов радиации. Внутри контейнмента ее уровень уже тогда в сотни раз превышал норму.

К сожалению, этих мер оказалось недостаточно. Остававшаяся в реакторе вода от соприкосновений с раскаленными циркониевыми твэлами и под действием радиации превращалась в кислород и водород, который скапливался под куполом реактора в таком количестве, что его давление уже через несколько часов превысило запас прочности, и на первом реакторе прогремел взрыв. Об этом и следующих взрывах в новостях будут говорить, что «над станцией внезапно поднялся белый дым» – этот дым и есть водород, вырвавшийся наружу. Только, в отличие от запланированного выброса пара, в этот раз разбушевавшийся газ не очень заботился о сохранности реактора, а потому корпус энергоблока серьезно пострадал. В следующие дни подобные взрывы произойдут также на втором и третьем реакторах, где происходили те же самые процессы, что и на первом, только несколько медленнее. Однако важно понимать, что эти взрывы не связаны с детонированием непосредственно ядерного топлива и произошли вне активной зоны – над ней и сбоку, что снизило их силу и уберегло сами реакторы от разрушения. Особенности конструкции реактора такого типа также уберегли его от пожара после взрыва – там, по сути, просто нечему гореть.

Когда стало понятно, что реактор уже не спасти и даже если кризис удастся преодолеть, он все равно больше никогда не сможет работать из-за сильного разрушения активной зоны, руководство компании TEPCO решилось на охлаждение реактора морской водой – мера, которая при любом раскладе делает его в дальнейшем непригодным к использованию. Из-за остановки системы циркуляции воды и частичного нарушения ее контура охлаждать реактор морской водой приходилось только внешне и всеми подручными способами – с вертолетов, пожарными машинами, водометами и т. п. Конечно, подобные способы охлаждения сами по себе гораздо менее эффективные, чем предусмотренные конструкцией реактора. Кроме того, они небезопасны – при контакте холодной воды с раскаленным цирконием твэлов, во-первых, моментально образуется большое количество пара, что снова ведет к повышению давления внутри реактора, а во-вторых, резкий температурный перепад может вызвать трещины оболочки и дальнейшее разрушение топлива. И то и другое сопровождается дальнейшими выбросами радиации, так что уже тогда было понятно, что спасти ситуацию можно только ценой серьезного радиационного заражения окружающей территории, а возможно, и ценой здоровья людей, участвующих в аварийном охлаждении. Однако, если бы оно не производилось, риск был бы еще выше – под действием растущей температуры твэлы продолжали бы плавиться, а вместе с ними и само ядерное топливо (именно это называется английским словом «мелтдаун», которым так пугали своих читателей СМИ в разгар аварии), и раскаленная смесь циркония и урана стекала бы на самое дно реактора, куда не достают регулирующие стержни, а значит, свободные нейтроны после ядерного распада поглощаются в гораздо меньшем количестве, и реакция ядерного распада вновь ускорится, что резко повысит температуру, а вместе с ней и давление, и приведет к разрушению корпуса реактора с выбросом в атмосферу большого количества пара с содержанием продуктов разложения урана из тех самых расплавленных твэлов. В этом случае радиоактивные дожди могли бы пройти на большой территории и заражение затронуло бы многие страны, а не только окрестности АЭС.

На четвертом реакторе проблемы носили несколько другой характер. В момент землетрясения он был на профилактике, поэтому топлива в активной зоне там не было, но взрыв пара и вслед за ним пожар произошли на складе отработанного топлива, который также находится внутри здания реактора. Стержни из активной зоны попадают туда по специальным каналам для безопасного охлаждения. Этот склад иногда называют бассейном, потому что использованные твэлы в нем хранятся в воде, которая циркулирует, поддерживая безопасную температуру и не давая распространиться радиации. Кроме того, там находится определенное количество борной кислоты, которая поглощает избыточные нейтроны и не дает возобновиться ядерной реакции. Из-за общего нарушения системы охлаждения уровень воды в бассейне упал ниже необходимого, и часть стержней оказалась выше этого уровня (кроме того, часть воды могла выкипеть, как это произошло на первых трех реакторах); из-за прекращения охлаждения их температура стала расти (даже в отработанных твэлах еще долго продолжаются процессы, связанные с большим выделением тепла), оставшаяся вода закипать и повышать давление, что и стало причиной взрыва и вызванного им пожара. Естественно, здесь также имело место частичное расплавление топливных стержней и связанный с этим выброс радиации, объем которого из-за горения только увеличился. Эксперты сходятся на том, что таких проблем на четвертом блоке уж точно можно было избежать – вероятно, специалисты TEPCO в первые дни настолько были поглощены происходящим на первых трех реакторах, что на неработающий четвертый даже не обратили внимания, забыв о том, что там все же есть большое количество отработанного ядерного топлива.

По замыслу ликвидаторов аварии, ее охлаждение «подручными мерами» должно было производиться лишь первое время – чтобы сбить температуру реакторов и не дать им нагреться до такого состояния, когда может возобновиться реакция ядерного распада в активной зоне, пока будет восстанавливаться электроснабжение и налаживаться система охлаждения станции. Однако этот процесс затянулся – уровень разрушений был выше, чем изначально предполагалось, что потребовало более длительных работ, а сил на ликвидацию в первые дни было брошено недостаточно. Однако впоследствии вынужденный сброс воды сам стал источником новых проблем – из-за наличия большого количества воды внутри реакторов запустить систему охлаждения технически было невозможно. Этот замкнутый круг только усилился, когда были обнаружены многочисленные бреши и утечки – вода, которой заливали реакторы, выходила наружу, пропитывала собой землю в районе станции, попадала в океан. Только теперь уже – побывав в жерле реактора! – эта вода из обычной превратилась в радиоактивную, а часть ее, которая соприкасалась непосредственно с ядерным топливом, – просто в смертельно опасную. Попытки операторов найти и заделать бреши казались такими же суетливыми и беспомощными, как несколько ранее попытки охладить раскаленные реакторы, однако их можно понять – проблемы в Фукусиме буквально грузились одна на другую. Ведь остановить постоянную подачу воды тоже было нельзя – иначе вновь могла бы начать расти температура в реакторе. Таким образом, ту воду, которая текла со станции, только теперь уже насыщенная радиоактивными изотопами, и от которой нужно было как-то избавляться, люди сами же и продолжали постоянно заливать в реактор – у них просто не было выбора. Некоторое количество воды вынужденно было сброшено в океан, конечно, это была так называемая низкорадиоактивная вода, которая не должна представлять опасности для животного и растительного мира Мирового океана. Какие объемы радиоактивного йода, цезия и стронция из жерла атомной станции в итоге все-таки попали с водой в землю и море, пока оценить сложно, но в том, что полностью избежать их утечки не удалось, можно практически не сомневаться. И даже когда ситуация более-менее стабилизировалась, это не означало прекращения выбросов радиации – по самым оптимистичным прогнозам, они будут продолжаться 3–4 месяца с момента аварии, а на полную ликвидацию последствий уйдут годы.

Остается главный вопрос: в чем же причина того, что казавшаяся поначалу если не несерьезной, то хотя бы контролируемой авария приобрела такой масштаб? Ведь на станции не случилось ни катастрофического взрыва, ни разрушения реакторов – ничего такого, что с самого начала говорило о непоправимости аварии. Полному и подробному ответу на этот вопрос еще будут посвящены десятки публикаций, от серьезных научных исследований до статей в популярных журналах, однако некоторые выводы можно сделать уже сейчас.

Одна из причин – конструктивные недостатки самой станции. Как выяснилось (к сожалению, только на практике), станция не была готова к столь сильному землетрясению и еще менее – к последовавшему за ним цунами. Это с натяжкой можно объяснить тем, что землетрясение было исключительной силы – как мы уже говорили, самое сильное за историю Японии, однако готовой станция в сейсмоопасной зоне должна была быть и к нему – ведь в мире случались землетрясения и сильнее.

Землетрясение 11 марта 2011 года магнитудой 9,1 стало, по разным оценкам, четвертым или пятым по силе с 1900 года по данным геологической службы США. Сильнее его только землетрясения 1960 года в Чили (9,5), 1964 года на Аляске (9,2) и в 2004 году у берегов острова Суматра в Индонезии (9,1, оно же породило самую разрушительную в новейшей истории волну цунами, поразившую многие страны Индийского океана). Землетрясение 1952 года на Камчатке обладало такой же силой, что и нынешнее японское, – 9,1.

Причем сами реакторы к бедствию оказались готовы – они выстояли и не получили значительных повреждений, которые практически не доставили бы хлопот, не выйди из строя система охлаждения. Прочными оказались здания реакторов и к взрывам водорода: разрушение внешней облицовки – ничто по сравнению с серьезным повреждением активной зоны. Но создается впечатление, что японские проектировщики при продумывании безопасности взглянули на проблему не очень широко – и, уделив максимальное внимание самому «сердцу» станции, недостаточно ответственно отнеслись к другим постройкам на ее территории. Отдельное строение, где помещались резервные дизельные генераторы, оказалось очень непрочным и близким к поверхности земли, что еще более странно, учитывая непосредственную близость моря и возможность цунами. Видимо, проектировщики посчитали, что какие-то запасные генераторы – это вам не ядерный реактор, на них можно и сэкономить. Но в итоге, как мы уже знаем, корнем проблемы оказался именно коллапс этих генераторов, после которого оказалась обесточенной система охлаждения, и энергоблоки начали нагреваться. А когда энергоблок с загруженным ядерным топливом нет возможности охладить, прочность и сейсмоустойчивость его корпуса, как мы понимаем, играет уже очень второстепенную роль. Кроме того, как мы помним, большое количество проблем создал склад отработанного топлива, который располагался на четвертом этаже четвертого блока. Если бы на его месте были запасные генераторы, они бы не отключились из-за цунами – вода бы до них просто не достала. А из бассейна с отработанными твэлами ближе к земле, напротив, вода бы так легко не ушла, и подать ее туда в случае опасного роста температуры было бы намного проще. На «Фукусиме-1» же все было устроено с точностью до наоборот. Так что налицо очевидные просчеты в конструкции станции, что тем более удивительно, зная не только высокие требования к безопасности в атомной энергетике после чернобыльской аварии, но и традиционную японскую аккуратность.

Но кроме конструкционного важнейшую роль сыграл и человеческий, или, если так можно выразиться, «управленческий» фактор. Во-первых, в Японии просто отсутствовала система управления кризисами на АЭС – некий заранее очерченный круг людей, принимающих решения и обладающих полномочиями, вступающими в силу в экстренной ситуации. В России такая система есть после чернобыльской аварии, японцы же на чужих ошибках решили не учиться и дождались своих – в самый ответственный момент решения принимать оказалось просто некому. Вся ответственность свалилась на управляющую компанию Tokyo Electric Power, которая вообще-то занимается энергетическим бизнесом, а не техногенными катастрофами; если так можно выразиться, она больше похожа на министерство финансов, чем на МЧС. Впрочем, оправдывать TEPCO тоже не стоит, в крупной компании, занимающейся столь серьезным делом, как атомная энергетика, должна быть продумана модель действий в кризисной ситуации. Видимо, продумана она не была, так как практически все эксперты (а тем более общественное мнение) сходятся в том, что компания действовала медленно, нерешительно и неэффективно. Люди, работавшие на станции, не могли не понять, что произойдет в момент отключения электроэнергии. Соответственно, в этот же самый момент, пока работали запасные генераторы и никакой аварии с выбросом радиации еще не случилось, а значит, на станции беспрепятственно можно было проводить любые работы, должно было начаться подключение к альтернативным источникам электроэнергии любой ценой. Времени на это было, по позднейшим заключениям экспертов, не меньше 15 часов. Для страны с такими технологическими и экономическими возможностями, как Япония, это не должно было стать проблемой. Несмотря на официальное отсутствие армии, численность японских Сил самообороны достаточно велика, к ним еще можно прибавить пожарных, полицию – людей, кому государство может приказывать, и в демократической Японии предостаточно. Транспортное сообщение, дорожная сеть – на уровне самых развитых стран мира, мобилизацию и переброску к месту аварии можно было бы осуществить за несколько часов, ведь специалисты-ядерщики уже тогда понимали, что страна стоит на пороге крупнейшей ядерной катастрофы. Вместе с людьми к станции могли бы быть подогнаны мобильные генераторы электроэнергии (или плавучие – станция на берегу моря). Пока они бы вырабатывали свой ресурс – новые. Одновременно со всем этим производилось бы восстановление постоянного электроснабжения и подключение станции к единой энергосистеме. После этого система охлаждения могла бы вернуться к стабильной работе, и реакторы постепенно были бы охлаждены до нормального безопасного состояния вообще без выброса радиации. На этой стадии о «Фукусиме-1» уже даже перестали бы говорить в новостях – это совершенно рабочий, рядовой процесс. Но, к сожалению, в этом сценарии слишком часто встречается частица «бы». В реальности же всех этих действий предпринято не было. Ответственных не нашлось, инструкций – тоже, а без этого работники станции и руководство TEPCO в буквальном смысле сидело и смотрело, что же будет дальше. В первые часы, когда все можно было поправить, вообще не предпринималось никаких действий. Попытки аварийного охлаждения начались только когда реакторы действительно нагрелись до опасного состояния – как будто инженеры на них думали, что «а вдруг пронесет». Попытки подведения запасного электричества начались слишком поздно – уже после нескольких аварий с выбросом радиации, после которого работать на АЭС в нормальном режиме уже было нельзя. Когда же электричество худо-бедно было подключено, оказалось, что реакторы уже настолько разрушены из-за все это время шедших в них процессов, что запитывать ими, по сути, уже нечего – приходится продолжать заливать воду из насосов и пожарных машин, которая потом сама создает новые проблемы, вытекая из реактора уже сильно «пропитанной» радиацией.

Примером эффективного урегулирования ситуации, сложившейся в Фукусиме, может стать кризис на Армянской АЭС в 1988 году, где, кстати, были установлены реакторы, аналогичные японским. Тогда, 7 декабря в 11.41, на северо-востоке Армении произошло землетрясение, которое позже будет названо Спитакским (по названию города, который оно полностью разрушило) и унесет жизни 25 тысяч человек, а в первое время известное всем просто как «землетрясение в Армении». Во время бедствия почти весь персонал покинул станцию, хотя серьезных повреждений она не получила и угрозы не представляла. Но атомная станция, пущенная на самотек, опасна даже в отсутствие каких-либо признаков природных катастроф. Совет Министров СССР и Минатом для предотвращения аварии из-за возможного перегрева реакторов оперативно перебросили на обезлюдевшую станцию работников других АЭС, причем большей частью с Кольской АЭС в Мурманской области, откуда до Армении, скажем так, несколько Японий. Эти люди быстро восстановили подачу воды и спасли реакторы. Впоследствии по решению Совмина Армянской ССР станция была остановлена из-за сохранявшейся сейсмической опасности и вновь открыта только уже властями независимой Армении.

Армянскую АЭС, а вместе с ней и жителей окрестных городов и сел спасло четкое понимание ситуации ответственными руководителями и их решительные действия. «Административный ресурс» у руководства СССР был велик, и в данном случае – как это и бывает в кризисных ситуациях – он оказался жизненно необходимым. Японии же понимания ситуации и этого ресурса не хватило, последствия чего нам теперь хорошо известны.

Вот что по поводу действий управляющей компании сказал «Росатому» зам. директора Института проблем безопасного развития атомной энергетики Валерий Стрижов: «У меня сложилось впечатление, что система управления неадекватна ситуации. Наверное, она хороша для нормальных условий, но не годится для тяжелой аварии, когда нужна мгновенная реакция. Японские коллеги говорили, что они выносят рекомендации, но результатов не знают: слишком длинная, многоступенчатая система согласований. Полномочия по ликвидации аварии передавались из рук в руки – сначала эксплуатирующей компании TEPCO, потом Министерству экономики и торговли, и, наконец, ситуацию взял под контроль премьер-министр. Вот после этого работы на площадке несколько активизировались.

Персонал делал свою работу как положено, пытаясь в невероятно тяжелых условиях возобновить охлаждение реакторов. Правда, мы сильно удивились, когда во вторник объявили, что 250 сотрудников станцию покидают и остаются только 50. Возможно, это было вызвано необходимостью поменять команду, которая пребывала в шоковом состоянии.

Но вот если оценивать работу по ликвидации аварии с точки зрения внешнего управления, особенно в первые дни после случившегося, когда им занималась компания TEPCO, то я бы поставил три с минусом или даже двойку. Потеряна площадка, что самое плохое. Первые дни она была чистая, там бы спокойно работали люди, стягивалась бы техника. А после выбросов уже пришлось защищать персонал».

Второй Чернобыль?

Как только начались первые признаки чего-то непонятного, но очень тревожного и опасного, что происходит на АЭС «Фукусима-1», с экранов телевизоров и из уст обычных людей стало доноситься страшное слово – Чернобыль. Это и понятно – с чем еще ассоциируется у простых обывателей атомная катастрофа, как не со взрывом на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года. Сразу посыпались рассуждения и спекуляции на тему, похожа ли японская авария на то, что случилось в свое время в Киевской области, достигнет ли она ее масштабов, сколько людей и какие страны окажутся жертвами нового радиационного облака, подобного тому, что накрыло тогда Восточную Европу. СМИ с радостью подхватили подзабытую за 25 лет тему Чернобыля и вновь ввели в обиход такие щекочущие нервы понятия, как «зона отчуждения», «саркофаг над реактором» и «доза излучения в столько-то рентген или бэр», хотя общепринятой единицей измерения уже стал зиверт и его производные. И хотя полученное работниками станции облучение можно перевести в бэры, а строительства саркофага и появления долговременной зоны отчуждения вокруг станции действительно не избежать, между авариями на ЧАЭС 1986 года и на «Фукусиме-1» 2011 года на самом деле больше различий, чем сходств. Попробуем в них разобраться.

Первое и ключевое – на этих двух станциях использовались разные типы реакторов. В Чернобыле – реактор типа РБМК (реактор большой мощности канальный), водо-графитный, что во многом и предопределило масштабы последствий чернобыльской аварии. На фукусимской же станции стоят кипящие водо-водяные энергетические реакторы (ВВЭР), гораздо более безопасные.

В первое время после аварии в прессе можно было заметить путаницу с определением типа реактора, установленного на АЭС. Она была связана с тем, что система классификации ядерных реакторов, принятая в России и на Западе, различается. В России обязательной характеристикой реактора является тип используемого в нем теплоносителя (вещества, с помощью которого энергия от ядерной реакции передается в генератор и в конечном счете преобразовывается в электроэнергию) и замедлителя (вещества, используемого в активной зоне для замедления нейтронов и поддержания таким образом ядерной реакции). В водо-водяном реакторе в качестве обоих этих компонентов выступает вода – отсюда и его название. А, к примеру, в водо-графитном реакторе, как на Чернобыльской АЭС, в качестве теплоносителя выступает все та же вода, а в качестве замедлителя – графит. На Западе же реакторы называют в соответствии с используемым теплоносителем, поэтому, к примеру, если реактор относят к типу BWR (Boiling Water Reactor) – это означает, что теплоносителем в нем является кипящая вода, а если PWR (Pressurized Water Reactor) – горячая вода под давлением, и так далее. Таким образом, реакторы, сделанные по проекту компании General Electric для «Фукусимы-1», относятся к западному типу BWR и к отечественному типу ВВЭР одновременно. Кроме того, этот реактор является корпусным, то есть его активная зона находится в толстостенном корпусе в форме цилиндра (ни в той, ни в другой классификации это не отражено). Подводя итог, можно дать такое наиболее развернутое определение устройству «Фукусимы-1»: там установлены корпусные кипящие водо-водяные ядерные реакторы.

Чернобыльский реактор имел много недостатков, каждый из которых сыграл свою роль в масштабах аварии. Во-первых, он не был корпусным, то есть из-за банальной экономии его активную зону не защищала сверхпрочная металлическая оболочка: без нее построить реактор оказалось гораздо дешевле. Кроме того, графит, хоть и является эффективным замедлителем нейтронов, необходимым для поддержания реакции, – горючее вещество, и продолжавшийся несколько дней пожар (свою роль в его силе сыграла и отделка крыши здания энергоблока прекрасно горящим битумом вместо огнеупорных материалов – опять же следствие экономии, если не преступной халатности) распространил радиоактивные вещества на многие километры. Еще один конструктивный недостаток такого реактора – регулирующие стержни в нем вводятся в активную зону слишком медленно (за 18 секунд вместо 3), и в момент аварии они как раз не успели вовремя встать на место и предотвратить саморазгон реактора, приведший к многократному повышению мощности и взрыву. Помимо всех этих недостатков уже после катастрофы вскрылись многочисленные нарушения технологии, которые иначе как преступными не назовешь: уже упомянутое использование горючего битума, уменьшение высоты подреакторного помещения ради экономии бетона, из-за которого была уменьшена и длина регулирующих стержней, использование бракованной стали, бетона, недостаточно прочного кирпича…

В Фукусиме использовались гораздо более надежные реакторы. Во-первых, они имеют надежный корпус и герметичный контейнмент, да и вообще их конструкция оказалась весьма прочной – несмотря на все взрывы и удары стихии, критические с точки зрения безопасности элементы устояли. Кроме того, как мы уже знаем, в водо-водяном реакторе не используется графит, и в активной зоне вообще нет ничего, что могло бы гореть, поэтому пожар там исключен. Отсутствие воды в реакторе или наличие в воде борной кислоты, поглощающей нейтроны, не дает ему поддерживать цепную реакцию, поэтому о саморазгоне неуправляемого реактора речи не идет – то, что взрыв активной зоны, которого так боялись не разбиравшиеся в теме активисты и журналисты, невозможен, специалистам было ясно с самого начала. В Чернобыле же и разрушенный реактор, заваленный обломками графита, продолжал цепную реакцию с выделением огромного тепла и чудовищной радиации.

Серию взрывов в Фукусиме нельзя даже отдаленно сравнивать со взрывом на ЧАЭС, потому что они имеют совершенно разную природу. В Чернобыле в результате авантюрного эксперимента, связанного с отключением системы автоматического регулирования и использованием энергии вращения турбины в момент остановки реактора, реактор вышел из-под контроля операторов, на нем произошел саморазгон и огромный скачок мощности (в 100 раз). Раскаленные твэлы разлетелись на куски, газы, образовавшиеся от соприкосновения воды с графитом, сдетонировали и нарушили герметичность реактора, в который ворвался воздух. Образовавшаяся смесь сдетонировала еще раз – уже гораздо сильнее – и разворотила реактор, разрушив даже крышу энергоблока и выбросив наружу обломки внутренностей реактора, куски графита и ядерного топлива. В результате начался затяжной пожар, и радиоактивная пыль поднялась на многие километры в атмосферу, распространившись по огромной территории. Героическими усилиями пожарных (большинство из которых умерли из-за сильнейшего облучения в течение месяца) удалось предотвратить распространение пожара на соседний третий энергоблок и потушить его, однако вывернутое наружу жерло реактора продолжало извергать мощнейшие (несравнимые с фукусимскими) дозы радиации еще очень долго, забирая все новые и новые жертвы. Точное количество погибших и пострадавших от чернобыльской катастрофы нельзя будет назвать еще долго – патологии, вызванные радиационным заражением, иногда проявляются через несколько поколений.

В Фукусиме ничего подобного не случилось. Как мы уже знаем, сработала система оповещения о землетрясении, и три работавших реактора были быстро заглушены. Правда, существуют до сих пор неподтвержденные данные, что один из регулирующих стержней на первом реакторе по какой-то причине не до конца вошел в активную зону, однако именно этот факт, даже если он и имел место, для станции вовсе не оказался роковым. После остановки реакторов ударило цунами, которое вывело из строя электроснабжение и оставило обесточенными насосы, качающие воду в систему охлаждения реактора. Все дальнейшие проблемы были связаны именно с этим. Нагревающаяся в реакторе вода от соприкосновения с раскаленным цирконием распадалась на кислород и водород, который при повышении давления начал взрываться. И хотя этих взрывов было несколько и они случились сразу в нескольких реакторах, все они были внешними по отношению к активной зоне реактора. Здесь еще важно отметить, что, поскольку водород легче воздуха, он просто физически не мог взорваться под реактором (что в теории могло бы быть наиболее разрушительным, хотя корпуса реактора, как оказалось, были сделаны на славу) – все взрывы были сбоку или над активной зоной, что еще снизило причиненный ей ущерб. В самой же активной зоне процессов, подобных чернобыльским, не шло – цепная реакция прекратилась, никакого взрыва изнутри не было. Да, наличие в окружающей среде вокруг станции радиоактивных изотопов йода, цезия и стронция говорит о том, что некое нарушение герметичности активной зоны все же имело место, но оно (хоть и является само по себе очень серьезным фактом), судя по масштабам выбросов радиации, не может идти ни в какое сравнение с чернобыльским, где активная зона в разрушенном и расплавленном виде буквально оказалась «на улице». Японские же взрывы и выбросы пара, хоть и повышали окрестный уровень радиации, отправляли в атмосферу по большей части летучие газы с очень коротким периодом полураспада и практически не причиняющие вреда человеку. Кроме того, ни один из взрывов водорода не вызвал пожар – вопреки известной пословице, в этот раз дым был без огня. Как мы уже говорили, гореть в реакторе фукусимского типа просто нечему. Впрочем, на четвертом блоке несколько раз вспыхивал пожар на складе отработанного топлива, но ущерб и выброс радиации от него также нельзя сравнить со смертельными языками чернобыльского пламени, забросившими радиацию аж в Скандинавию, – само топливо пожаром затронуто не было.

Вывод из всего этого такой – аварии в Фукусиме и Чернобыле имеют совершенно разную проблему, и сравнивать их можно разве что по последствиям, прежде всего по выбросам радиации. Назвать точные данные здесь еще нельзя, так как выбросы могут продолжаться еще длительное время после аварии, но уже ясно, что «шансов» даже близко приблизиться к чернобыльской по этому показателю у фукусимской аварии нет (и слава богу!). Тем не менее, загрязнение все же оказалось очень серьезным и потребует трудоемкой и опасной дезактивации и консервации станции (которая будет заморожена вся, включая почти не пострадавшие 5-й и 6-й блоки), а также создания долговременной зоны отчуждения вокруг нее. Впрочем, о радиационном заражении мы еще поговорим подробнее.

Аварию в Фукусиме скорее можно сравнить с инцидентом на американской АЭС Три-Майл-Айленд, случившимся в 1979 году и до Чернобыля считавшимся самой серьезной ядерной катастрофой в истории. Ранним утром 28 марта на втором блоке станции (где был, как и в Фукусиме, установлен водо-водяной реактор) отказали питательные насосы системы охлаждения и возникла угроза перегрева реактора. На этот случай было предусмотрено включение аварийной системы подачи воды, однако, несмотря на видимость ее нормальной работы, вода в парогенераторы так и не поступила, причину чего удалось установить только значительно позже. В дальнейшем ряд ошибок, допущенных операторами реактора, привел к выходу его из-под контроля и частичному разрушению активной зоны из-за роста температуры. Окончательно охладить реактор удалось только через месяц, в течение которого в атмосферу и в воды Саскуиханны (той самой «индейской» реки, по которой плавали на пирогах герои романов Фенимора Купера) попадали радиоактивные вещества. Хотя действительно серьезного загрязнения удалось избежать, и даже не потребовалась эвакуация окрестного населения (губернатор Пенсильвании лишь порекомендовал жителям временно покинуть пятимильную, т. е. примерно семикилометровую зону вокруг станции), на тот момент авария была беспрецедентной.

Общие черты чернобыльской и фукусимской трагедий неожиданно проявляются в другом – и советское правительство в 1986 году, и японское в 2011-м с явной неохотой делились истинной информацией о положении дел. Конечно, доступность информации в нашем случае была гораздо выше, чем в СССР, где в первые и самые опасные дни после аварии люди продолжали загорать под радиоактивным облаком, во время спешной эвакуации из Припяти они даже не могли предположить, что не вернутся в свои дома больше никогда, информация в СМИ ограничилась небольшой заметкой в газете «Правда», а постепенное рассекречивание информации началось уже потом, во многом под давлением обеспокоенного Запада. Пожарные, тушившие пылающий реактор, даже не знали, какой опасности подвергаются, и тем более не были обеспечены никакой защитой от радиации, в результате чего все они умерли в ближайшие месяцы. Десятки тысяч человек были в приказном порядке посланы на станцию для ликвидации последствий, и далеко не все они получали необходимую защиту.

В Японии сегодняшнего дня, конечно, до такой степени умолчать информацию об аварии мирового масштаба было бы просто невозможно. С самых первых часов трагедии в новостных выпусках всех ведущих мировых информационных каналов появились кадры с четырьмя тогда еще целыми кубиками-реакторами, которые разрушались буквально на глазах у всего мира. Интернет заполонили слухи, версии, попытки анализа ситуации, мнения экспертов в ядерной области, пессимистические и оптимистические прогнозы и т. п. Однако за всеми попытками СМИ дать исчерпывающий ответ на вопрос: «Что же происходит сейчас в Японии?» – чувствовалась неуверенность от банальной нехватки информации. От демократической Японии ждали явно более полного (а точнее, стопроцентного) обеспечения всех заинтересованных информацией о событиях на станции. Нехватку сведений объясняли и самими проблемами на станции (нарушена связь, не хватает дозиметров для точных замеров радиации), и неочевидным распределением ответственности за происходящее на станции (какая-то информация поступала от TEPCO, какая-то – от правительства), и даже особенностями японского менталитета, однако к концу апреля советник премьер-министра Госи Хосоно все же признал: факт сокрытия части информации от общественности был. Сделано это было, разумеется, из лучших побуждений – чтобы избежать паники и т. п., однако общественность отреагировала на это признание резко негативно. Подтвердилось то, о чем некоторые подозревали с самого начала, – Япония сознательно преуменьшает масштабы катастрофы, ограничивая распространение данных о количестве радиации и занижая уровень опасности по общепринятой в мировой практике шкале оценки ядерных происшествий INES. Позже, чем нужно, была создана и зона эвакуации вокруг станции. Соответственно, не лишены основания и другие подозрения – например, об уровне радиоактивности воды, попавшей со станции в океан. По уверениям TEPCO, речь идет лишь о низкорадиоактивной воде, содержащей, скажем так, не самые опасные из имеющихся на «Фукусиме-1» радиоактивных веществ – йод-131 и цезий, – однако пессимистичные прогнозы предполагают попадание в океан плутония с третьего реактора, а также нептуния и полония, испарение которых может создать опасность онкологических заболеваний в нескольких сотнях километров вокруг. Превышение уровня радиации в рыбе, выловленной в районе северо-восточного побережья Хонсю, было зафиксировано уже в конце марта.

Природная катастрофа – землетрясение и цунами у северо-восточного побережья Хонсю – породила техногенную катастрофу на атомной станции, которая, в свою очередь, стала причиной экологической и гуманитарной катастрофы на большой территории: природа оказалась заражена, люди были вынуждены в спешке покинуть свои дома, возможно, навсегда. Все это вместе причинило огромный экономический ущерб Японии, а также нанесло тяжелую психологическую травму не только ее народу, но и всему населению земного шара. Как говорится, беда не приходит одна, и катастрофы, подобные фукусимской или чернобыльской, меняют наш мир навсегда. Попробуем разобраться в том, какие последствия для Страны восходящего солнца и для всей планеты будет иметь произошедшее в префектуре Фукусима весной 2011 года.

Главный враг

Любое атомное оружие имеет два поражающих фактора – быстрый и долговременный. Быстрый – это взрыв невиданной и невообразимой человечеством доатомной эпохи силы, сметающий все живое и неживое в радиусе многих километров вокруг своего эпицентра. Ущерб от него чудовищен, однако мгновенен – взрывная волна распространяется за несколько секунд и исчезает навсегда. Второй фактор невидим и неосязаем, но гораздо более коварен – это радиация, высвобождающаяся во время взрыва и заражающая территорию на долгие годы, а иногда и тысячелетия, в зависимости от типа начинки атомной бомбы. Его эффект, вначале незаметный, может проявиться через годы, а может и вовсе дать о себе знать только внукам людей, в свое время оказавшихся в зоне высокой радиации. Этот невидимый враг убил выжившую во время взрыва Хиросимы Садако Сасаки и погубил здоровье многих японцев, живших впоследствии на территории бомбежек 6 и 9 августа 1945 года.

Справедливости ради надо сказать, что радиационное заражение тогда было не столь сильным, каким оно могло бы быть, скажем, от взрыва боевой ядерной боеголовки современного образца. Сброшенные на японские города бомбы «Малыш» и «Толстяк» были достаточно примитивными с точки зрения современных технологий. К примеру, в «Малыше» реакция деления происходила всего в 700 граммах урана, что в тысячи раз меньше, чем во время работы ядерного реактора. Тем не менее и эта радиация отразилась на здоровье десятков тысяч людей, многие из которых умерли в последующие годы.

Во времена бомбардировок Хиросимы и Нагасаки само явление радиации еще не было широко известным, и не существовало такого понятия, как радиационная безопасность. Люди, многие из которых вовсе не подозревали о существовании какой-то опасности в районе взрыва, селились на старых местах уже вскоре после бомбежки; правительство этому особенно не препятствовало. Главным шоком и главной скорбью японцев, связанной с атомными бомбардировками, стали именно сами взрывы и гигантские разрушения от них, а не последующее заражение территории. Именно поэтому в их сознании атомная угроза прежде всего выглядит как угроза атомного оружия, а не радиации. Этим частично можно объяснить и готовность японцев развивать атомную энергетику, несмотря на то что они продолжают оставаться самыми последовательными борцами за полное уничтожение и запрет всех ядерных арсеналов.

Но за прошедшее со Второй мировой войны время понятие радиоактивного излучения и связанной с ним угрозы стали известны любому образованному человеку и даже вошли в массовую культуру, породив немало фантастических произведений, сюжет которых строится вокруг этой угрозы. А после аварии на Чернобыльской АЭС мир и вовсе охватила настоящая радиофобия, сильно подорвавшая, кстати говоря, авторитет и перспективы всей атомной отрасли. Новый ее всплеск случился после аварии на «Фукусиме-1», мир охватила паника, подогреваемая тем, что никто толком не понимал, насколько опасны выбросы со станции, куда они могут добраться и как именно повлиять на людей. Но достаточно было одного магического слова – радиация, – чтобы люди по обе стороны океана бросились скупать не только дозиметры и йод (обыкновенный, дабы с его помощью защититься от смертельно опасного йода-131), но и места в бункерах, заблаговременно построенных на случай конца света, – в США цена «номера» в таком заведении подскочила в 10 раз.

Что же представляет собой пресловутая радиация? Это различные виды частиц и электромагнитных полей, испускаемые радиоактивным веществом и способные ионизировать другие вещества, то есть наполнить их «лишними», нехарактерными частицами. Какие вещества являются радиоактивными? Если вспомнить школьные уроки химии, к радиоактивным относятся химические элементы из нижних рядов таблицы Менделеева, то есть вещества с высокой атомной массой, ядра которых неустойчивы и склонны к распаду за определенный период времени.

Существуют разные типы радиоактивности, то есть разные вещества обладают способностью к различным типам излучения. Наиболее опасными являются альфа-излучение (положительно заряженные частицы из двух протонов и двух нейтронов, идентичные атому гелия) и бета-излучение (поток отрицательно заряженных электронов или положительно заряженных позитронов), однако они обладают слабой проникающей способностью, и для защиты от них достаточно любой одежды. Серьезную опасность для здоровья человека представляет попадание альфа– или бета-частиц внутрь организма человека, например, с пищей; на коже оставляют радиационные ожоги, но внутренних органов сквозь нее не достигают.

Наибольшей проникающей силой обладает гамма-излучение (излучение фотонов), поэтому на практике оно является одним из самых опасных – гамма-лучи могут проникнуть под многие преграды, и от них очень непросто скрыться. Внутри ядерного реактора имеет место нейтронное излучение – поток обладающих огромной энергией нейтронов, высвобождающихся во время реакции ядерного распада. В зараженной радиоактивностью местности этих реакций уже нет, поэтому нейтронное излучение там отсутствует, однако при нарушении герметичности реактора потоки нейтронов могут ионизировать окружающую среду вокруг него, поэтому для аварии на «Фукусиме-1» этот вид излучения также актуален.

Также существует всем известное рентгеновское излучение, по своим свойствам наиболее близкое к гамма-излучению.

Во всех новостях о японской аварии (и в предыдущих главах этой книги) использовалась хорошо нам теперь знакомая единица измерения – зиверт, который бывает также милли– и микро– (на самом деле, как и для любой единицы измерения в десятеричной системе, возможно и множество других приставок), однако это не единица измерения радиоактивности вообще, а дозы радиации, полученной живым организмом. Единицей же измерения радиоактивности служит беккерель (Бк), который соответствует одному распаду в секунду. На практике это совсем немного, поэтому помимо кило-, мега– и прочих беккерелей используется единица кюри, получившая свое название от фамилии знаменитой супружеской четы, сделавшей огромный вклад в ядерную физику (а Мария Кюри даже стала ее жертвой – она умерла от лейкемии, вызванной многолетней работой с радиоактивными материалами). 1Ки = 37 млрд. Бк.

Кюри и беккерелями измеряют непосредственно количество распадов в единицу времени, которое еще не говорит о его влиянии на окружающую среду, величина же воздействия ионизирующего излучения (экспозиционная доля) измеряется в рентгенах, а на практике чаще в микрорентгенах и миллирентгенах. Приборы, измеряющие радиацию, показывают именно мощность экспозиционной дозы в единицу времени (обычно в час). Воздействие радиации непосредственно на человека раньше зачастую измеряли в бэрах (биологический эквивалент рентгена) – именно эту единицу можно встретить в описаниях чернобыльских событий, но сейчас общепринятым является уже известный нам зиверт, который равен 100Р и является огромной величиной. В Фукусиме на зиверты счет шел только непосредственно внутри реакторов, за их же пределами речь шла только о микро– и миллизивертах. Уровень излучения на местности также измеряется в зивертах в единицу времени, к примеру, уровень в 500 мЗв/ч означает, что, если провести час в этом месте, человек получит дозу в 500 миллизивертов – это очень серьезная величина.

Полностью избежать радиации невозможно – практически в любой точке планеты в природе или в творениях человеческих рук присутствуют элементы, которые «фонят». Нормальным естественным уровнем радиации считается 0,1 мкЗв/ч (по большей части от природного газа радона-40, исходящего из-под земли, поэтому жители первых этажей рискуют больше), но в некоторых местностях он может доходить до 1 мкЗв/ч – все еще ничтожная величина, не мешающая тому, чтобы люди жили здесь хоть всю жизнь и оставались здоровыми. Кроме того, любой современный человек периодически подвергается повышенным уровням излучения – например, при рентгенографических исследованиях (кому из нас никогда не делали рентген?), в самолете на большой высоте (уровень может доходить до 20 мкЗв/ч) и даже при прохождении сканирующих рамок в общественных местах. Для работников АЭС «Фукусима-1» из-за чрезвычайности ситуации максимальный уровень облучения был поднят со 100 до 250 мЗв (250 000 мкЗв) – совершенно огромная и «недостижимая» для обычного человека величина. При получении подобной дозы они уже проходили обязательное медицинское обследование и, если надо, получали лечение, однако непосредственное влияние на здоровье оказывают дозы еще большие – от 500 мЗв. Лучевая болезнь начинается при дозе 1–3 Зв (1000–3000 мЗв), облучение более 10 Зв означает почти неминуемую смерть в течение нескольких дней.

Здесь важно сразу отметить одну деталь, на которой обычно не акцентировали внимание СМИ, описывающие происходящее в Японии, – случайно или намеренно, желая пощекотать нервы читателям. Когда сообщалось о повышении уровня радиации, скажем, в Токио, речь шла о превышении не максимального, а естественного уровня радиации. К примеру, сенсационный заголовок типа «В Токио уровень радиации вырос в 100 раз» означал, что радиационный фон в японской столице составил вместо 0,1 мкЗв/ч все еще ничтожные 10 мкЗв/ч. Действительно, это стократное увеличение, но его воздействие на токийцев было в два раза менее существенным, чем если бы все они вдруг очутились в летящем самолете – очевидно, спасаясь от радиации. А поскольку подобные увеличения радиационного фона если и имели место, то были очень кратковременными, никто из жителей Токио на самом деле не имел шансов получить дозу больше, чем при перелете до не столь далекого Сан-Франциско.

Если вновь взглянуть на сводки новостей из Фукусимы, то самая большая величина, которая там фигурирует – 1000 мЗв/ч (1Зв/ч). Именно такой радиоактивностью обладала часть воды, утечку которой из реактора много дней пытались приостановить ликвидаторы. То есть близости такой воды в течение 15 минут достаточно для максимально разрешенной дозы работников АЭС, а в течение пары часов – для почти гарантированной лучевой болезни со всеми возможными последствиями, включая рак, нарушение иммунной системы, генетические изменения, сокращение продолжительности жизни и т. п. Однако работники станции соблюдали необходимую осторожность, и никто из них подобному облучению, по крайней мере по официальным данным, не подвергся.

Больше трех десятков человек были освобождены от работы на станции в связи с превышением максимальной дозы радиации, установленной в размере 250 мЗв. Это значит – люди достигли предела того уровня, который считается относительно безопасным, после чего им стали оказывать необходимую помощь, и есть основания надеяться, что фатального вреда радиация их здоровью не причинит, даже несмотря на то, что уровень в 250 мЗв считается нормой только в этой экстренной ситуации, до этого он составлял 100 мЗв. Уверенными в отсутствии опасности для их здоровья все же быть нельзя – во-первых, данные об уровнях радиации вполне могут быть неточными (как мы помним, дозиметров на станции долгое время не хватало), во-вторых, помимо непосредственной дозы есть и другие показатели серьезности облучения, да и вообще, радиация слишком коварная и незаметная вещь, чтобы точно говорить о состоянии здоровья людей. Вообще, в современной медицине принято положение, что любое облучение, не связанное с естественными источниками, считается вредным и опасным «по умолчанию». Однако важен тот факт, что в Фукусиме, в отличие от Чернобыля, с самого начала внимательно следили за уровнем облучения, которому подвергаются люди, и старались ни в коем случае не допускать избыточных доз. Впрочем, как бы ни скакала радиация при многочисленных событиях во время ликвидации (выбросы пара, взрывы водорода, утечка воды), ее уровень даже близко не приблизился к чернобыльскому, где пожарные тушили развороченный реактор под прямым излучением в сотни рентген, причем толком не понимая этого, так как реальный уровень опасности никому не сообщался. В Чернобыле первые пожарные и работники станции уже через полчаса начинали падать в обморок, испытывать рвоту и головокружение из-за огромных доз радиации, а в считаные недели многие из них умирали на глазах врачей, которые могли только развести руками – в Фукусиме же ничего подобного не происходило.

Тем не менее, помимо непосредственно уровня радиации важнейшую роль играет изотопный состав радиоактивных веществ, непосредственно влияющий на то, насколько они усваиваются организмом. К примеру, даже если человек подвергся относительно небольшой дозе излучения, но в его организм при этом проник йод-131, он может там отложиться и впоследствии вызвать рак щитовидной железы. К сожалению, без выбросов тяжелых и опасных изотопов в Фукусиме не обошлось.

Первоначальные выбросы из реакторов (в связи с управляемым стравливанием пара и взрывами водорода) содержали в основном инертные газы, которые не усваиваются человеческим организмом, а к тому же быстро рассеиваются в атмосфере и имеют очень короткий период полураспада, то есть их негативное действие на окружающую среду успевает закончиться еще задолго до того, как могли бы пройти радиоактивные осадки. Однако вскоре в районе станции были обнаружены более тяжелые элементы, являющиеся продуктами распада урана и плутония (самих этих элементов, наиболее опасных, обнаружено не было, хотя опасения такие имелись). Это йод-131 с периодом полураспада 8 дней, цезий-137 (133 года) и стронций-90 (28 лет). Как видно, два последних сохраняют свою активность в течение длительного времени, а это значит, что территория вокруг станции обречена на изоляцию в течение как минимум нескольких десятилетий. Наличие радиоактивных цезия и стронция в Зоне отчуждения вокруг станции не означает само по себе, что природа там обречена на умирание или на шокирующие метаморфозы (вроде знаменитого «рыжего леса», возникшего рядом с Чернобыльской АЭС через несколько дней после аварии), однако сам факт их присутствия делает любую деятельность человека там слишком опасной – никто не может гарантировать, что именно в этой самой пылинке, которую вы случайно вдохнули у себя на заднем дворе, не содержится доза радиоактивных изотопов, достаточная для возникновения серьезного заболевания. Кроме того, движение атмосферы могло перенести частички радиоактивной пыли на большие расстояния и извергнуть их на землю в виде радиоактивного дождя в каком-нибудь самом неожиданном месте. Хотя, повторимся, количество выбросов было не столь значительным, чтобы не рассеяться достаточно быстро по атмосфере в небольшой концентрации, случайно «подхватить» эти изотопы можно будет в течение еще нескольких десятилетий. Поэтому уже сейчас понятно (и почти сразу было понятно), что многолетнее существование Зоны отчуждения в радиусе хотя бы 20 км вокруг станции неизбежно, с другой стороны, разговоры о том, что вся Япония окажется непригодной для жизни, мягко говоря, преувеличены.

С йодом-131 ситуация несколько иная – его период полураспада всего 8 дней, но, во-первых, это не значит, что через 8 дней он полностью потеряет свою активность (на то и полураспад), во-вторых, попасть в организм жителей не только Японии, но и других стран (включая российский Дальний Восток и даже далекую Калифорнию) он, теоретически, мог и за это время, а в-третьих, он особенно хорошо усваивается организмом. Дело в том, что человеку необходим йод для нормального функционирования щитовидной железы, и если организм испытывает нехватку обыкновенного йода, его место с легкостью может занять радиоактивный йод-131. А «внедрившись» в щитовидную железу, он станет постоянным источником ее облучения, что с очень высокой долей вероятности может привести к раку этого органа. Именно этим фактом была вызвана имевшая место во многих странах «йодная истерия» – люди скупали йодные таблетки и обыкновенный йод и судорожно их принимали, даже не всегда удосужившись узнать, как это делать правильно (йод в чистом виде внутрь принимать ни в коем случае нельзя, он очень токсичен и может вызвать в том числе и летальный исход – так что можно пить только раствор в небольшой концентрации).

Еще одним аспектом заражения окружающей среды, а в перспективе, возможно, и важнейшим, является загрязнение радиацией вод. Как известно, ликвидаторам не удалось полностью избежать утечки радиоактивной воды в океан, и хотя речь шла прежде всего о низкорадиоактивной воде, поводов для спокойствия это не дает. Во-первых, эта информация может быть не точной, во-вторых, и низкорадиоактивной воды в океан попало предостаточно (уже к концу апреля ее количество превысило 500 тонн), а контролировать перемещение радиации по Мировому океану практически невозможно. TEPCO постаралась построить некие заградительные сооружения в бухте у станции, которые действительно смогли сдержать распространение значительной части радиации, однако очевидно, что другая ее часть все же ускользнула, и ей ничто не мешает облучить того самого тунца, банку с консервами из которого через год откроют в Мехико или Ростове-на-Дону. Также океанская вода имеет свойство испаряться, и радиоактивные частицы из нее могут попасть в легкие людей просто с дыханием. И хотя наиболее пессимистичные прогнозы о полном отравлении Мирового океана и призывы целиком отказаться от морепродуктов вряд ли имеют достаточно оснований – уровень загрязнения все же не тот – заражение океанских вод это наиболее тревожное последствие выбросов с «Фукусимы-1» из-за своей непредсказуемости. Пока еще прошло слишком мало времени, чтобы мы могли объективно оценить его эффект.

Солнце и ветер вместо атома?

Авария на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года породила настоящую радиофобию по всему миру. Людей, осознавших, что они тоже могут стать жертвами невидимого и беспощадного врага – радиации (атомные электростанции к тому времени существовали уже очень во многих странах мира) – накрыла волна страха за свое здоровье и здоровье своих потомков. Активисты экологических организаций проводили многочисленные акции, требуя существенного сокращения или полного отказа от мирного атома. Имиджу ядерной энергетики, до того бурно развивавшейся, был нанесен огромный урон. Даже несмотря на то, что это наиболее чистый (при нормальной работе АЭС почти не загрязняют окружающую среду, особенно в сравнении с тепловыми электростанциями) и мощный источник энергии, их строительство после «чернобыльского шока» резко замедлилось на долгие годы. Только в последнее десятилетие наметился новый подъем ядерной отрасли – события прошлого забывались, уровень безопасности (по крайней мере, по уверениям ядерщиков) рос, потребности в недорогой энергии тоже. Но в марте 2011 года произошла авария на «Фукусиме-1» – и все признаки радиофобии вновь налицо.

Протесты против использования мирного атома начались в первые же дни после того, как стало очевидно, что в Японии произошла авария крупнейшего масштаба и мирового значения. Мировые лидеры начали публично выражать свою позицию по поводу ядерной энергетики – одни говорили, что произошедшее в Фукусиме вынуждает их провести дополнительные проверки отрасли, сократить ее развитие или вовсе свернуть национальную ядерную программу, другие, наоборот, уверяли, что события в Фукусиме на энергетику их страны никак не повлияют.

Уже на следующий день после землетрясения «Гринпис» выступил с критикой строительства атомных станций в сейсмоопасной зоне, причем сразу же было сказано о трещинах в стенах реактора, наличие которых якобы скрывала компания TEPCO (так это или не так, точно выяснить не удалось, потому что стены вскоре обрушились; впрочем, причиной бед станции в любом случае стали не эти трещины). Вскоре появились и разоблачения скандально известного сайта Wikileaks, судя по которым, МАГАТЭ еще несколько лет назад констатировала, что «Фукусима-1» и ряд других японских АЭС не выдержат сильного удара стихии, однако никаких действий предпринято не было. В свою очередь, представители атомного лобби поняли, что их ждет тяжелое будущее на долгие годы.

Wikileaks («викиутечки»; приставка «вики-» обозначает способ наполнения сайта информацией от всех пользователей в практически свободном режиме; аналогичным образом работает интернет-энциклопедия «википедия» и множество других сайтов) – интернет-сайт, где публикуются ставшие достоянием общественности секретные документы самого разного характера. Сайт работает уже несколько лет, однако мировую славу получил в 2010 году после многочисленных скандальных публикаций, связанных с военными операциями стран Запада в Ираке и Афганистане; его создатель Джулиан Ассандж был в числе претендентов на звание «человек года» по версии влиятельного журнала Time, однако уступил основателю социальной сети Facebook Марку Цукербергу.

Еще через день начались акции противников атомных станций. В Берлине манифестация из пяти сотен противников мирного атома перекрыла центральную улицу Унтер ден Линден, а еще 60 000 человек выстроились в живую цепь от Штутгарта (столицы федеральной земли Баден-Вюртемберг) до расположенной в 45 км от него атомной станции Некаверстхайм, требуя таким образом отказа от ядерной энергетики. Их выступление не осталось без внимания: вскоре канцлер Ангела Меркель объявила о приостановлении работы всех немецких АЭС, построенных до 1980 года, на три месяца для их проверки. К концу марта было достигнуто соглашение в рамках Евросоюза о проведении стресс-тестов на всех АЭС на его территории. В апреле массовые протесты против строительства АЭС прошли в Индии.

В России правительство сразу же дало понять, что отказываться или просто сокращать темпы развития атомной энергетики не намерено. Эту логику можно понять – землетрясения и цунами российским АЭС вроде как не угрожают, а потребность в энергии только растет. Однако дополнительных проверок, поставивших на уши работников всех отечественных атомных объектов, избежать не удалось. От некоторых реакторов устаревшего типа и вовсе было решено отказаться, а значит, будет ускорено строительство новых, более безопасных реакторов, что ударит по потребителю – энергия станет дороже. Соседняя с Россией Белоруссия и вовсе в эти дни занималась разработкой межправительственного соглашения с Россией о строительстве новой атомной станции на своей территории.

Не поддалась атомному страху и Турция, которая подтвердила свое намерение продолжать проект по созданию своей первой АЭС (также в сотрудничестве с Россией), даже несмотря на то, что предполагаемый район строительства находится вблизи линии тектонического разлома, и там не исключена вероятность серьезного землетрясения.

Но нашлись и такие страны, на которых события в Японии повлияли прямо противоположным образом. К примеру, правительство Таиланда решило пересмотреть свои планы по строительству пяти АЭС на своей территории, причем не скрыло, что склоняется и вовсе отказаться от этого плана. Здесь нелишним будет напомнить, что Таиланд был в числе стран, пострадавших от сильнейшего в современной истории цунами 2004 года, распространившегося по Индийскому океану после землетрясения вблизи побережья индонезийского острова Суматра. Для пересмотра норм безопасности остановил все проекты новых АЭС и соседний Китай. Также от своей атомной программы отказалась Венесуэла.

Однако все эти судорожные действия первых дней – как в поддержку атомной энергии, так и против нее – были не более чем импульсивными и не до конца продуманными порывами, которые лидеры тех или иных стран совершали, скорее, из своих политических интересов, а не приняв во внимание истинные возможности и потребности своих стран. Ведь если чуть-чуть отойти от атомной истерии и поразмыслить трезво, любому здравомыслящему человеку становится понятно, что атомные станции по всему миру нельзя просто так взять и закрыть. Ведь за десятилетия своего существования они заняли если не лидирующее, то прочное положение в производстве электричества и отвечают за значительную долю ежедневно производимой и потребляемой энергии (а в некоторых странах АЭС являются и вообще ее доминирующим источником – к примеру, во Франции до 80 % энергии вырабатывает именно «мирный атом»). А без энергии остаться не готовы, скорее всего, даже самые рьяные противники АЭС. Да даже если бы и были во всем мире такие резервные мощности по выработке электричества, что отключение АЭС прошло бы безболезненно, на что бы их заменили? Ведь известно, что, когда атомная станция работает без сбоев, это самый экологически чистый источник электричества.

При разговоре о возможном отказе от небезопасных или вредных для окружающей среды типов электростанций часто звучит модное словосочетание «альтернативные источники энергии». Однако будем объективными – полноценно заменить гигантские АЭС ветряные, солнечные, приливные, геотермальные и прочие электростанции пока не в состоянии, а скорее всего, и никогда не будут в состоянии. Прежний канцлер ФРГ Герхард Шрёдер заявил в свое время амбициозную программу полного отказа от АЭС с повсеместным строительством «ветряков», однако через несколько лет от этой благой идеи пришлось отказаться – слишком дорого и неэффективно. Если даже богатая Германия, известная социальной ориентированностью своей экономики и большим влиянием «зеленых», не потянула отказ от атома, то что уж говорить о менее благополучных странах с растущими потребностями, таких как Турция и Иран, для которых строительство АЭС является одной из магистральных задач. Да и не так «безгрешны» на самом деле ветряные станции – при большом количестве (а их требуется именно большое количество, потому что выработка энергии очень невелика) они создают неестественный шумовой фон, нарушающий спокойствие и людей, и животных, а также ненормальную вибрацию в воздухе, сбивающую с толку перелетных птиц. В результате, не производя никаких вредных выбросов, эти установки все равно способны серьезно нарушить экосистему местности, в которой они находятся, а если их строить по всей стране, как хотели в Германии, то и целой огромной территории. Другие виды альтернативных источников энергии, во-первых, тоже не отличаются большой выработкой, а во-вторых, очень сильно привязаны к географическим условиям – понятно, что приливную станцию в степи не построишь, точно так же, как солнечную в дождливых и холодных областях. Так что эти виды энергии являются скорее хорошим, но локальным решением для каких-то отдельных, зачастую отдаленных от густонаселенных районов местностей, но вряд ли могут быть универсальным источником энергии в реальных условиях сегодняшнего дня, хотя у стран ЕС и имеются серьезные планы на их счет. Мощным источником энергии являются гидроэлектростанции, но, во-первых, их строительство также всегда сопряжено с нарушением экосистемы большой территории (затопление местности), а во-вторых, опять же, ГЭС может работать только там, где есть большие реки. Таким образом, единственной реальной альтернативой атомной станции остаются старые добрые ТЭС – тепловые электростанции, работающие за счет сжигания топлива – угля, нефти или газа. Но… именно с ними экологи борются еще пуще, чем с АЭС, потому что такие станции хоть и не угрожают выбросом радиации, однако загрязняют атмосферу стабильно, ежедневно и беспощадно. А еще и с катастрофической скоростью тратят невозобновляемые ресурсы.

Кстати, насчет выбросов радиации мы погорячились – некоторые виды угля при сжигании еще как повышают радиационный фон. Конечно, угольные станции считаются позапрошлым веком, и их количество в развитых странах неуклонно сокращается, однако в «третьем мире» они все еще играют очень важную роль из-за своей дешевизны – в среднем производство одинакового количества энергии на ТЭС на 30 % дешевле, чем на АЭС. Передовым и развивающимся видом тепловых станций являются газовые, хотя в большей степени из-за того, что запасов природного газа в мире еще очень много, а не из-за своей чистоты. По сути, это все тот же источник загрязнения воздуха и создания парникового эффекта.

Надежды ученых на получение принципиально нового, чистого и практически безграничного источника энергии связаны с управляемой реакцией термоядерного синтеза, однако ее осуществление в промышленных масштабах – дело будущего. В настоящее время на юге Франции идет строительство международного экспериментального термоядерного реактора, на право построить который, кстати, претендовала Япония, однако проиграла конкурс. Если этот проект окажется успешным, возможно, в мировой энергетике начнется совершенно новая эра, но пока отказаться от атомных электростанций мы можем лишь ценой электричества в собственных домах…

Сколько стоит авария?

Современному человеку свойственен прагматизм. Хорошо это или нет, но практически все крупные события, к которым приковано внимание публики, принято измерять в деньгах. Трагедия в Фукусиме не стала исключением – сколько бы страху ни нагнала японская радиация на человечество и каким бы уроном ни угрожала экологии всей планеты, очень скоро люди начали задаваться вопросом: сколько (в миллиардах долларов) потеряет богатая Япония из-за природных напастей? Сколько ей придется потратить на восстановление? Кто сильнее всего пострадает, а кто выиграет от последних событий?

Непосредственные экономические потери Японии от аварии на АЭС «Фукусима-1» помимо потери одного из крупнейших источников энергии, еще далеко не отработавшего свой ресурс и средства, вложенные в его строительство, в основном имиджевые, – люди во всем мире начинают с настороженностью относиться к японским товарам, боясь радиации, и доходы японских компаний падают. Однако надо помнить, что землетрясение и цунами не только создали аварийную ситуацию на многострадальной АЭС, но и вызвали обильные разрушения на большой территории, поэтому уместно оценивать экономические потери Страны восходящего солнца комплексно – как от непосредственных потерь предприятий и инфраструктуры, так и от психологических факторов.

Наибольшее внимание и наибольшие страхи потребителей по всему миру были прикованы к ведущей и наиболее востребованной отрасли японской промышленности – автомобилестроению. От землетрясения пострадали и временно прекратили свою работу заводы крупнейших японских автоконцернов – «Тойота», «Хонда», «Мазда», «Ниссан» (на ряде предприятий последнего пылали крупные пожары), их работа была восстановлена только в двадцатых числах марта. На экраны попали заставляющие обливаться кровью сердца любого автолюбителя кадры, на которых неуправляемое цунами смывало и уничтожало десятки новеньких «Ниссанов» и «Инфинити», покупатели которых так и не дождались своих машин. Это сразу же вызвало ажиотажный спрос на японские автомобили во многих странах мира, включая Россию, – люди бросились покупать машины, боясь, что скоро возникнет их нехватка, продавцы, в свою очередь, подняли цены. Активизировался и преступный мир – в ожидании дефицита запчастей повысилась угоняемость японских машин, которые злоумышленники просто разбирали на части. Автопроизводители действительно испытали множество проблем – после остановки головных заводов началась цепная реакция проблем на дочерних предприятиях в разных странах мира, где не хватало запчастей.

Помимо автомобильных компаний временно были вынуждены приостановить свою работу и производители популярной во всем мире японской техники – «Сони», «Тосиба», «Мицубиси электрик».

Однако очень скоро автопрому Японии был нанесен новый удар: мир охватила радиофобия из-за событий на «Фукусиме-1», и спрос на японские машины резко упал – люди боялись, что новые автомобили из этой страны могут быть заражены радиацией. Надо сказать, что этот страх не был лишен оснований – только в порту Владивостока было задержано несколько десятков излишне «фонящих» автомобилей, реализация которых в России была запрещена. Российские таможенники и власти достаточно резко высказались о своих японских коллегах, заявив, что экспортные машины должны проходить тщательную проверку на радиацию не по прибытии в порт назначения, а во время погрузки в самой Японии. Частные лица, которые ввезли машины по собственной инициативе, были вынуждены из своего кармана оплачивать дорогостоящую дезактивацию. И хотя такие случаи были скорее исключениями, вернуть доверие общественности к своим детищам японским производителям стоило огромных трудов и до конца еще не удалось. «Ниссан» уверял своих клиентов, что тщательно проверяет все свои новые машины, которые, вообще-то говоря, собираются в отдаленных от префектуры Фукусима районах, где радиационный фон не выше обычного. Дозиметры закупили даже некоторые дилеры (в том числе и в Москве), чтобы прямо в салоне доказывать особо недоверчивым, что будущий семейный автомобиль их здоровью никак не угрожает.

Наличие заводов по всему миру позволило автопроизводителям сгладить эффект от вынужденной остановки производства (в самой тяжелой ситуации оказалась «Мазда», у которой наибольший процент продукции производится непосредственно в Японии), однако столь длительное, даже частичное приостановление производства оборачивается миллионными потерями, точный размер которых можно будет оценить только по итогам года. И хотя к фатальным последствиям для автомобильного бизнеса такая пауза, конечно, не приведет, доходы японских производителей в 2011 году, очевидно, будут самыми низкими за последние годы. Кроме того, экономисты успокоили напуганных покупателей и по поводу слухов о будущей нехватке машин и техники – конкуренция на рынке сейчас столь высока, что спрос без предложения не останется, машин хватит на всех. Таким образом, производители из других стран от кризиса в Японии только выиграют – так, по прогнозу информационного агентства Associated Press, американский гигант General Motors по итогам 2011 года должен вернуть себе статус крупнейшего автопроизводителя мира, которым ранее обладала японская «Тойота». Хотя ее заводы были вновь запущены после землетрясения уже 26 марта, восстановление производства в полном объеме и со всеми деталями от мелких поставщиков намечено только на ноябрь – декабрь 2011 года.

Радиофобия затронула спрос не только на автомобили и технику, но и на все остальные японские товары во всем мире. Напрямую она коснулась, конечно, рыбы и морепродуктов, особенно после известий о сбросе радиоактивной воды в океан. Если раньше в хороших японских ресторанах по всему миру наличие рыбы из самой Японии было знаком качества и способом привлечения посетителей, то теперь оно стало антирекламой, люди перестали туда ходить.

Вскоре начались и ограничения на импорт японских морепродуктов, а также другой сельхозпродукции (повышенный уровень радиации был выявлен, в частности, в молоке и шпинате) на государственном уровне. Россельхознадзор в начале апреля ввел временное ограничение на поставки рыбы и всей морской продукции с почти 200 предприятий, расположенных вблизи от эпицентра аварии, а через несколько дней их количество было доведено до 242. Для справки: в 2010 году на долю Японии приходилось около 10 % российского импорта морепродуктов (57000 тонн). Частично прекратили импорт морепродуктов из Японии США и некоторые другие страны, а Индия и вовсе ввела трехмесячный мораторий на любые поставки продовольствия из Страны восходящего солнца.

Поскольку удовлетворительного ответа на вопрос, насколько опасным для морской фауны является заражение океанских вод радиацией со станции, получить практически невозможно, страх перед тихоокеанскими морепродуктами может жить еще долго, а его обоснованность подтвердит или опровергнет только время. На вызванный им «рыбный кризис» повлияет и тот немаловажный факт, что 20 % рыболовного флота Японии оказалось разрушенным от удара цунами.

По оценкам аналитиков, ВВП Японии, составивший в 2010 году 4,38 триллиона долларов, в 2011 году снизится на 1,5 % (более 65 млрд долларов) – огромный удар для любой развитой экономики, «заточенной» под рост или, в крайнем случае, стабильность, но не падение. Однако в этой встряске есть и положительный момент – необходимость восстановления разрушенных предприятий, ускоренного строительства на пострадавших территориях и развития инфраструктуры даст толчок деловой активности и в конечном итоге станет катализатором ускоренного роста экономики, когда первоначальный кризис удастся преодолеть. Среди отраслей, которые должны выиграть от катастрофы, выделяются строительство и металлургия – спрос на их услуги и продукцию резко вырастет.

С осмыслением масштабов потерь от землетрясения, цунами и радиации прогнозы относительно суммы ущерба только растут – первоначальная оценка в 170 млрд долларов очень скоро выросла до 300 млрд, и весьма вероятно, что и эта сумма является далеко не последней: по мнению некоторых лондонских банкиров, она вполне может достигнуть триллиона долларов. Компании TEPCO, кредитный рейтинг которой упал до минимальных значений, могут быть предъявлены иски в совокупном размере более 20 млрд долларов, а сама она, скорее всего, перейдет в управление государством. Токийский биржевой индекс Nikkei в течение первой недели после землетрясения упал более чем на 10 %; более резкое падение он испытывал лишь дважды в истории. Огромные убытки, естественно, понес и страховой сектор. В ожидании сокращения спроса со стороны Японии несколько упали мировые цены на нефть, что отразилось на всей мировой экономике, однако выросли цены на газ – Япония резко увеличила импорт природного газа для своих ТЭС в условиях экстренной остановки 11 своих атомных реакторов, то есть одной пятой от их общего количества в стране. В условиях кризиса, спровоцированного также войной в Ливии, выросли цены на самый, по крайней мере «психологически», надежный ресурс – старое доброе золото.

Тот факт, что Япония обладает столь развитой и разноплановой экономикой, в перспективе облегчает ей выход из настигшего ее кризиса, но в то же время переносит его бремя на остальной мир – японские товары и инвестиции играют такую важную роль в экономических процессах по всему земному шару, что нарушение их бесперебойного движения создает трудности для всего мирового экономического организма. Особенно пострадали ближайшие соседи Японии, такие как Южная Корея и страны Юго-Восточной Азии.

Беженцы в своей стране

Развитие атомной энергетики во всем мире замедлится, крупные промышленные компании понесут большие убытки, на восстановление инфраструктуры уйдут миллиарды долларов… За всеми этими последствиями мы чуть не забыли самого, наверное, главного – судеб людей, потерявших не только своих близких и свои дома, но и свою родину, свои города и деревни. АЭС «Фукусима-1» находится в не самой населенной части Японии, но она стоит отнюдь не посреди пустыни – после начала аварии свои дома, находящиеся в 30-километровой зоне вокруг станции, покинули около 140 000 человек. Что стало с этими людьми и что ждет их в будущем?

Людей, живущих в непосредственной близости от АЭС, эвакуировали уже 11 марта, сразу после первого повышения уровня радиации. На следующий день была создана Зона отчуждения радиусом 20 км вокруг станции, жителям которой рекомендовалось покинуть свои дома, и вторая зона – от 20 до 30 км, – где людям можно было оставаться дома, но по возможности не выходить на улицу и держать окна и двери закрытыми. Начиная с 25 марта им так же рекомендовалось уехать из своих домов. Ключевое слово здесь «рекомендовалось» – в течение долгого времени эвакуация вовсе не была обязательной просто потому, что у японского правительства нет достаточных полномочий, чтобы заставить людей быстро покинуть свое место жительства и отправиться неизвестно куда. Впрочем, жители окрестностей к рекомендациям своего правительства прислушались, и 20-километровую зону покинули почти 80 000 человек, осталось лишь несколько сотен «маргиналов». В зоне вахтовым методом работали несколько сотен полицейских и солдат, которые занимались инспекцией территории для защиты покинутого жителями имущества (к чести японцев, случаев мародерства, столь частых при масштабных природных катастрофах во всем мире, практически не было), а также поиском тел погибших. Эвакуированных людей, у которых не было возможности поехать к родственникам в другой части Японии, разместили во временных лагерях, устроенных в школах и общественных учреждениях городов в соседних префектурах. На произвол судьбы людей не бросили, хотя в условиях нехватки всего и проблем с транспортом после землетрясения обеспечить беженцев всем необходимым было непросто. Но как бы хорошо власти ни заботились, жизнь во временном лагере может быть сносной (а для оптимистов даже интересной) несколько дней, максимум неделю, а потом становится вся тяжелее – люди устают от стесненных условий, страдают от своего неполноценного положения, хотят домой. Многие потеряли близких людей или неделями ничего не знали об их местоположении, что делало их состояние еще хуже. Поэтому некоторые тайком возвращались в свои дома в Зоне отчуждения, потому что охранялась она не так строго, как могла бы. Позже, когда режим Зоны отчуждения был ужесточен и в дело вмешалась полиция, этих людей снова отправляли за ее пределы, но уже в приказном порядке.

Жители эвакуированных областей неоднократно просили власти разрешить им хотя бы ненадолго вернуться домой, и эти просьбы были услышаны – 11 апреля, через месяц после аварии, Зона была открыта, чтобы люди могли уладить срочные дела и взять с собой необходимые вещи, забытые в спешке эвакуации.

Через 10 дней, 21 апреля, после визита премьер-министра Наото Кана в Зону отчуждения (к этому времени, кстати сказать, уже более 70 % японцев высказывались за его отставку), было наконец дано официальное распоряжение запретить людям находиться в 20-километровой зоне вокруг станции, полиция теперь смогла арестовывать таких людей и высылать за пределы зоны. Радиус рекомендованной эвакуации оставался на отметке 30 км, хотя правительство признавало, что серьезное превышение нормального уровня радиации зафиксировано в некоторых местах и в 40 км от АЭС, и даже еще дальше.

Люди тем временем продолжали жить больше месяца во временных лагерях. Несмотря на все тяготы, с этим можно было бы примириться, но в прессу все чаще и настойчивее стали просачиваться очень неприятные истории – о дискриминации и унижениях, которые терпят «атомные беженцы» от местных жителей. В свое время выжившие, но пострадавшие от радиации жители Хиросимы и Нагасаки смогли сполна почувствовать себя изгоями – в других, «здоровых» районах Японии от них отшатывались как от прокаженных, зачастую отказывали в самых простых услугах. Теперь и жители Фукусимы попали в ранг «неприкасаемых» – их отказывались принимать даже в специально созданных для них же центрах, требуя тщательных проверок на радиацию, и если результаты проверок были неоднозначными, беженцам мгновенно указывали на дверь. То же самое происходило в больницах, где отказывались иметь дело с пациентами, узнав, что они из Фукусимы. Некоторые автозаправочные станции отказывались обслуживать машины с номерами префектуры Фукусима, не пускали их и на стоянки торговых центров.

Широкий резонанс получила история школьника, ставшего объектом издевательств сверстников прямо на улице города Тиба. Местные дети окружили его и громко обзывали «радиоактивным» и «заразным», смеясь над ним и требуя, чтобы он немедленно покинул их город. Подобные случаи происходили и в других местах, в одном из них был даже замешан учитель средней школы, присоединившийся к оскорблявшим – как ни пытались учителя и воспитатели объяснить ученикам, что их сверстники из Фукусимы не представляют для них опасности и, наоборот, нуждаются в дружбе и подбадривании. Как известно, дети часто все понимают по-своему, и совсем не так, как того хочется взрослым…

На психологическое состояние беженцев помимо некомфортной жизни, унижений и отсутствия информации о пропавших без вести близких оказывали влияние и случавшиеся почти каждый день новые сильные землетрясения, некоторые из которых наносили ущерб уже их новому местожительству и вызывали настоящую панику среди отчаявшихся людей. «Мы так больше не можем, – сказал журналистам один из беженцев после очередного сильного толчка, – это слишком. Если нас отсюда не вывезут, то вместо мертвых им придется иметь дело с сумасшедшими».

Пока продолжается ликвидация последствий аварии на станции, судьба эвакуированных людей остается неясной – радиационный фон в Зоне отчуждения еще очень высок, и возвращаться туда нельзя. Даже тем, кто жил достаточно далеко от станции и рано или поздно сможет вернуться в свои родные места (но вряд ли в свой дом, потому что землетрясение мало что оставило от поселений в Зоне отчуждения), придется провести многие месяцы в подвешенном состоянии и постоянном нервном напряжении, что может обернуться психологическими травмами на всю жизнь, подорванным здоровьем и прерванной карьерой. Но в непосредственной близости от станции уровень радиации столь велик, что жить там нельзя будет многие годы – а значит, многим людям, потерявшим в катастрофе все, придется начинать новую жизнь с чистого листа в чужих городах, не имея никакого шанса вернуться домой.